Дурная кровь

День медленно угасал, солнце, некогда яркое, уже исчезло за горизонтом, оставив на небосводе тёплый оранжевый след. В хижине царила глубокая тишина, ее нарушал лишь мягкий треск огня в камине. Мерцающие языки пламени отражались в глазах Эстелы, но её взгляд был пуст — словно мир, который вот-вот исчезнет вместе с её воспоминаниями. Утопая в своих мыслях и наблюдая за огненным танцем, она сидела в старом кресле. Вместе с Ивонной они тщательно обсудили все нюансы присоединения к Фейтам и каждую деталь того, что за чем должно было последовать. Теперь остался лишь последний рывок — стирание памяти. Всё, что случилось раньше, сегодня должно было исчезнуть, раствориться в тумане забвения. А пока Эстела позволила себе пережить вновь каждую деталь этого утра, вернувшись к тому лугу и озеру. Перед её мысленным взором всплыла фигура Аро, возвышавшаяся на берегу. Она чувствовала, как холод пробирался к коже, пока она, обнажённая, находилась в воде. Но тело пылало под его взглядом, который прожигал до самой сути. Это был взгляд, в котором не было ни стыда, ни смущения — только нескрываемое восхищение и глубокий, жадный интерес, словно она была не просто объектом его внимания, а произведением искусства, которым он мог бесконечно любоваться. И их начавшийся с формальностей разговор под натиском нахлынувших эмоций, словно разорвавшаяся тонкая нить, неожиданно перешёл границы дозволенного. Её тело дрожало от этой близости, от мягкой, но неотступной власти его рук, скользивших по спине. Губы всё ещё покалывало от воспоминаний. Их жгло от ощущения прикосновений его губ и властных, умелых движений. Обращение в вампира вдохнуло в неё новую жизнь, новую силу, а с ним и вернулось физическое желание, первым которое пробудил Аро. Впервые Эстела почувствовала, как внутри неё вспыхнуло томимое пламя, родив внизу живота сладострастные ощущения, которые ей доныне не доводилось испытывать. Она готова была пойти дальше, отдавшись этому порыву полностью, но они предпочли не испытывать судьбу. Вместо блаженства нахлынула волна утраченной нежности, которая вызвала ноющее разочарование. Оно же оставило после себя чувство неполноты, которое не покидало её. Однако Эстела не могла не признать, что это было единственным правильным решением: она стояла на пороге важного события — вступления в чужой клан. Слишком тесное сближение могло бы нарушить её мыслительный покой, который требовался для очищения, проводимого Ивонной. Да и лес был не тем местом, где следовало бы отдавать себя подобным порывам, хотя бы в её первый раз. А стоило вспомнить, что её ждали в хижине, как пыл мгновенно остудился. Ивонна и так была очень обеспокоена её судьбой: если бы она узнала, кто именно увлёк Эстелу, — её возмущение было бы свирепым. Вот-вот всё это утратит значение: будь то поцелуй или пребывание в Вольтерре, и даже её прежняя жизнь — многое канет в лету. Ивонна за день накопила силы и уже была готова подвергнуть её память заморозке, и это осознание давило на Эстелу. Она знала, что её жизнь изменится навсегда, и все воспоминания, которые так были важны для неё сейчас, скоро исчезнут, оставив лишь пустоту. Даже эти чувства — огонь, вспыхнувший внутри неё, страсть, что затронула её душу — прожили в ней лишь кратчайшее мгновение. Огонь в камине тихо потрескивал, отблески языков пламени играли на стенах. Ивонна подошла и опустилась в кресло подле Эстелы. — Я часто думаю о ней, — вдруг прошептала Ивонна, взглянув на огонь. Эстела подняла взгляд, отвлекшись от собственных раздумий. — О ком? — О твоей бабушке… о моей матери, — ответила Ивонна, и лёгкая грустная улыбка скользнула по её губам. — Интересно, как бы она отреагировала, если бы узнала, где мы сейчас. Эстела почувствовала, как её каменное сердце на мгновение пропустило удар. Воспоминания нахлынули, словно тёплый ветер. Запах домашнего пирога, наполнявший дом теплом, старые книги, с которых у неё зародилась любовь к чтению. Тогда дни были пронизаны безмятежностью, мир ещё был полон красок, и она могла верить в его доброту. И хотя эти воспоминания согревали её душу, они также приносили осознание, что этот уютный, защищённый мир остался позади. Теперь ей оставалось только беречь те крупицы тепла, что остались от прошлого, и прятать их глубоко внутри, как последнее напоминание о том, что когда-то жизнь была другой. — Она была бы рада, что мы вместе, — тихо сказала Эстела. Да, они с Ивонной были вместе, но в каком мире, среди какой тьмы? Ивонна опустила взгляд, её лицо омрачилось. — Когда я выбралась к вам, — начала она, её голос был глух, будто с трудом преодолевал внутреннюю боль, — я думала, что застану вас обеих. Но я опоздала на полгода. Разлучиться навсегда, и так не успеть увидеться с нею… Это было жестоко. Очень жестоко со стороны судьбы. — Она никогда не винила тебя, — вырвалось у Эстелы. Её голос был едва слышен. — Мы знали, что с тобой что-то случилось. Ивонна кивнула, её губы сжались, будто она пыталась удержать боль, которую не хотела выпускать наружу. Эстела же продолжала вспоминать. В тот период в её жизни вновь появился отец — Томаш. Тот, кто бросил её, ещё когда даже Ивонна была человеком, в самые ранние годы, и вернулся только тогда, когда ему это стало удобно. — А вот Томаша она осуждала. Ты же помнишь его? Формулировка вопроса вызвала слабую усмешку у Ивонны, хотя атмосфера к тому не располагала. — Как же не помнить своего бывшего человеческого мужа… — проговорила она, словно коснулась далёкого призрака прошлого. — В свете всех этих событий наши дни вместе с ним уже не кажутся такими невыносимыми. Эстела внимательно всматривалась в лицо матери, словно пыталась прочесть её мысли. Тема Томаша всегда была болезненной скорее для неё самой, чем для Ивонны, но сейчас, в этом спокойном вечернем обсуждении, разговор казался непринуждённым, почти исцеляющим. — Понимаю, — тихо ответила она. — Томаш — очень странный человек. Он уходил, потом возвращался, но… он всё-таки был рядом в то тяжёлое время. Я злилась на него за всё: за его холодность, за его разгулы, за то, что он хотел остановить лечение, как будто надеялся, что меня не станет, а ему всё достанется. Но сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что он был прав. Он догадывался, что я не болела и пытался посмотреть на мою проблему иначе. Слова звучали так, словно Эстела открыла для себя это только сейчас, но, на самом деле, осознание поселилось ещё с момента, как она очнулась здоровой. Из-за всей суеты с восстановлением и галереей, а затем обращением, Эстела изредка бросала взгляды на телефон, думая, так ли он на самом деле жестоко с ней хотел поступить, не интересуясь её исчезновением? — Его образ жизни застилал всё, — продолжила она, её голос дрогнул. — Но он чувствовал, что что-то не так. Почему же он не стал меня искать, когда я ушла? Почему не позвонил? Ивонна задумалась, задержав взгляд на огне. — Он столкнулся с тем же, с чем и ты, — наконец, произнесла она. — Его оставили. Желал он этого или нет, но теперь он проходит тот же путь, что и ты. Ему страшно узнать, что с тобой случилось, потому что в глубине души знает, что ответа только два, — сама знаешь, какие. Огонь в камине тёплыми, играющими всполохами освещал хижину, бросая на стены дрожащие тени. Эстела смотрела на танцующие языки огня, чувствуя, как в её груди медленно разливается невидимая тяжесть. Точно такими же словами она разразилась в их последнем разговоре с Томашем. Она оставила его с тем вечным вопросом, который разрывал его разум: жива ли она? Он не знал и никогда не узнает, что с ней на самом деле произошло. — Ответ куда прост: я просто больше не буду собой, — задумчиво произнесла она. — Но это лучше, чем те дни, когда я находилась под воздействием яда. Воспоминания о тех мучительных днях снова нахлынули, словно едкий дым, исходивший от сгоравшей древесины. Ивонна, сидевшая рядом, молчала. Лицо её было спокойно, но глаза — внимательны. — Фредерик был рад избавить тебя от яда, — тихо проговорила Ивонна, её голос обрел такую мягкость, что Эстела невольно взглянула на неё с удивлением. — Ему было тяжело увидеть тебя впервые. Возможно, это отчасти потому, что он видел и мои страдания. — Повезло нам, что он полюбил именно тебя. — Таковы законы в нашем роду. Никогда не знаешь, кто окажется твоим избранником. Но без Фредерика, — её голос стал чуть серьёзнее, — многие мои планы по твоему спасению не сбылись бы. Эстела вновь посмотрела на Ивонну. Её всегда волновала история Фредерика, но они никогда по-настоящему не обсуждали его. Всё, что она знала, касалось их встречи, его помощи Ивонне. Однако его история, то, каким он был человеком до обращения, были загадкой. — А какое у него было прошлое? — тут же спросила Эстела. Ивонна не сразу ответила. Её лицо помрачнело — тяжёлые воспоминания снова вырвались на поверхность. — Фредерик жил своей обычной, счастливой жизнью в Северной Европе, — начала она. Её взгляд был прикован к огню, словно там она могла разглядеть те далёкие дни. — У него, как и у многих из нас, была своя семья. Но незадолго до его обращения случилось нечто ужасное: вся семья погибла. Пожар уничтожил их дом, а жена и дочь не смогли спастись. До сих пор неизвестно, что произошло. Эстела почувствовала, как дыхание перехватило, её тело напряглось. Эти слова ударили её, словно молот по наковальне. Она вспомнила, как Аро говорил ей, что некоторые вампиры, пережившие трагедии в своей человеческой жизни, обрели сильные и разрушительные дары — как Джейн и Алек. — Вы же понимаете, что Артур мог специально подстроить это, вызвав появление у него дара? — сразу напрямую спросила она, даже не подумав поразмыслить над этом позже. Ивонна замерла на мгновение, её взгляд стал ещё более мрачным, и от её слов в комнате будто стало холоднее, несмотря на тепло огня. — Мы давно об этом думали, — сказала она. — Если Артур знает, как добывать одарённых вампиров, применяя факторно-стимулирующую селекцию, миру от этого станет только хуже. Он будет провоцировать ситуации, выискивая людей с определёнными предрасположенностями, чтобы создать себе сильнейшую армию. Фредерик ждёт момента, когда Аро взглянет на прошлое Артура, чтобы подтвердить это. И тогда… каждый из нас будет по очереди отрывать с него кусок плоти, чтобы его смерть была мучительной и долгой. Слова прозвучали с тихой, но яростной уверенностью, от которой Эстела невольно поёжилась. В глазах матери вспыхнула ярость. Эта сторона Ивонны, неукротимая и решительная, одновременно поражала и восхищала её. Она почувствовала, как невидимая рука сжала сердце в железных тисках. Пришло осознание, что они все были глубоко втянуты в этот запутанный клубок интриг и смертельных игр, которые не оставляли выхода. Игра, в которую они были вовлечены, — зловеща и масштабна. — Я теперь тоже с вами, — прошептала Эстела, её голос был едва слышен, но в нём звучала решимость. — Только вот я всё ещё не понимаю, какой у меня дар. Ивонна посмотрела на дочь с заботой, но в её взгляде прятались оттенки грусти и тоски — она до последнего хотела не вовлекать её в это всё. — Он явно связан с тем, как ты выдерживаешь внешние нагрузки, — задумчиво произнесла она. — Но под забвением твой дар не сможет напрямую проявляться. Чувствительность снизится. Мы сможем изучить его, когда вернётся память. — Надеюсь, мы доберёмся до этого момента. Ты сотрёшь мне абсолютно всё? — Я оставлю тебе только часть безопасных воспоминаний, чтобы у Шинейд не возникли подозрения, если она ничего не увидит и решит, что перед ней непроницаемый щит, — ответила она. — Твоё сознание не будет полностью утрачено. Вспоминать будешь частями. Прямых воспоминаний о Вольтури и Италии у тебя, естественно, не останется, но ты будешь знать, что твоя первостепенная задача — помогать им, как вы и договаривались. Эстела кивнула. Мысли метались, но внутри сохранялось странное спокойствие. Она понимала, что прошла через многое, но её не покидало ощущение, что её путь только начинался, и впереди было куда больше испытаний, тайн и открытий, чем раньше. — Пора, — мягко произнесла Ивонна, её голос прозвучал как последний зов, пронизанный нежностью и печалью. — Дай мне минуту, — тихо попросила она едва слышным голосом, словно она говорила сама себе. — Мне нужно немного подготовиться… и попрощаться. — Конечно, — вкрадчиво ответила Ивонна и тихо вышла из комнаты, оставив её наедине с мыслями. Эстела осталась одна перед трепещущим пламенем камина. Огонь, будто живой, отбрасывал тени на стены, которые, казалось, танцевали в унисон с её тревожными мыслями. Она думала, каково это будет — жить без воспоминаний и прошлого. Быть существом, заточённым в пределах инструкций и указаний, словно пластинка, на которой записали определённые песни, не оставив места для импровизаций. Эти размышления шли бок о бок с размышлениями об Аро. Многое, через что она проходила, шло от его воли и неумолимых приказов, которые привели к такому исходу: правила и устои Вольтури стали для неё непреложной истиной, путём, по которому она вынуждена была идти. Его присутствие всегда вызывало в ней бурю противоречивых эмоций, как неспокойное море, то бушующее, то затихающее под его взглядом. В нём было что-то необъяснимое — смесь властности и небезразличия, которые притягивали, как магнит. Доверие к его силе и мудрости сочеталось с любопытством, словно теперь хотелось постичь, каким он был. Сегодня частично это любопытство было удовлетворено, но вместо облегчения пришло ощущение неразрешённой загадки, которая с каждой минутой всё больше завладевала её сознанием. Но происходящее уже не вызывало прежней дрожи или страха. Всё уже случилось, и в сердце царила безмятежная, почти холодная тишина. Будущее, столь неопределённое и туманное, теперь словно потеряло свою власть над ней. Она приняла его — не как наказание, не как угрожающую тьму, а как неизбежность, которая являлась её частью. Разве что перед забвением ей хотелось сделать одно. Эстела медленно достала телефон из кармана, взглянув на его тусклый экран. На мгновение она замерла, обдумывая, что именно написать Томашу. Он был частью её прошлого, тем, кто никогда с ней не был близок, но долгое время находился рядом. Сообщение вышло полным невысказанных эмоций, но это было единственное, что она могла ему рассказать: «Со мной всё в порядке. Но вряд ли я скоро вернусь». Прекратить общение с ним на том телефонном разговоре было равнозначно тому, как оставили когда-то её. Пусть он и не интересовался ею так, как она ожидала этого всю жизнь, но перед забвением и туманным будущим, где она отчасти за себя не ручалась, опираться на безжалостность ей не хотелось. И к тому же ей наверняка было известно одно: возвращаться она точно не собиралась. Лёгкая, но решительная поступь Ивонны зазвучала рядом. Она посмотрела на дочь с сожалением, понимая, что уже ничего нельзя было изменить. Этот путь был предопределён, и сейчас пора было сделать последний шаг. — Готова? — спросила она. Эстела посмотрела на неё и кивнула, в её глазах читалась безмятежность — та самая безмятежность, что приходила перед великими переменами. — Да. Ивонна выдохнула. Её рука опустилась на её плечо, и она прошептала: — Я всегда буду рядом, даже если ты многое забудешь, — сказала она, её голос был мягким, но решительным. — Буду присматривать за тобой, — последнее, что Эстела услышала, прежде чем погрузиться в тягучую пустоту. В какой-то мере это ощущение напоминало ту ночь, когда ей было около пятнадцати, а Ивонна впервые явилась к ней во сне. Происходящее навсегда осталось в памяти как сон, но позже от неё же узнала, что это было явью и в ту ночь ей ввели яд, после которого началась вся эта история. Сейчас же всё происходило иначе. Ощущения были более пугающими и глубокими. Вокруг темнело, как будто сознание медленно погружалось в вязкую тьму. Теперь Эстела ощущала, как это и остальные воспоминания постепенно уплывали, словно она сама уплывала на лодке по реке времени, оставляя за собой всё, что когда-то было важным. Тишина. Тьма. Последние образы прошлого вспыхивали перед её глазами, исчезая один за другим. Она уже не помнила, чем была, и не знала, кем станет.

***

Утренний воздух был свеж, город пробуждался, наполняясь жизнью. Высокие здания окружали Эстелу, отбрасывая длинные тени на узкие тротуары, по которым она шла. В голове царила пустота, словно её мысли были заморожены под тяжёлым слоем льда. Чувствовала она себя отрешённо, словно наблюдала за всем со стороны, но её тело, ведомое мнимой волей, двигалось по привычке. Рядом с ней шла приятной наружности женщина — она совершенно не имела понятия, кем та ей приходилась, но Эстела инстинктивно ощущала, что ей можно доверять. Было что-то в её спокойном голосе и мягкой, но в то же время уверенной поступи то, что рождало в ней странное чувство защищённости. На улице мелькали люди: они спешили по своим делам, не замечая, как среди этой толпы Эстела вела тихую борьбу с новой неожиданной напастью — инстинктом, который моментально пробудился, стоило ей оказаться среди людей. Шум города вдруг стал громче, мир ожил для неё, но уже в другом свете — в свете крови. Она почувствовала, как её острое обоняние улавливало запахи людской плоти, как уши начали чутко реагировать на ритм чужого пульса. Кровь. Этот древний зов пробудился в ней неожиданно резко. Её тело инстинктивно остановилось, ноги приросли к земле, и Эстела невольно обернулась назад, следуя за невидимым импульсом, направленным к одному из прохожих. В ушах звенело — она слышала, как кровь бурлила в его венах и пульсировала под кожей. Жажда накрыла её, несмотря на то, что сравнительно недавно отведала свою первую порцию крови. Однако вряд ли запечатанная в пластиковых пакетах донорская кровь сравнится со свежей и тёплой кровью прямо из живого человека. Тепло, исходившее от прохожих, заполняло нутро пламенем желания, растапливая хрупкий лёд внутри неё. Ладонь непроизвольно сжала горло, а губы приоткрылись, как будто собираясь крикнуть или прошептать что-то. Она была на грани срыва. — Потерпи, — внезапно раздался рядом мягкий голос, который вывел её из этого состояния. Ивонна, заметив её напряжение, легонько погладила по плечу и затем крепко взяла под локоть. — Сейчас тебя накормят. Эстела встретилась взглядом с ней и сразу же ощутила странное успокоение. Отблески солнечного света заливали её волосы медно-русым цветом. Эта женщина точно знала, что делать. Она кивнула, сдерживая накативший инстинкт, хотя её горло всё ещё было будто ободрано наждачной бумагой. Они продолжили путь, и с каждым шагом к их цели Эстела старалась не обращать внимания на окружающих людей, сдерживая животную жажду. Когда они подошли к современному высотному зданию, в котором располагался штаб Фейтов, Эстела непроизвольно замерла. Выглядело оно величественно: стеклянные стены отражали свет утреннего солнца, а каждый его этаж говорил о могуществе тех, кто здесь обитал. Это место было воплощением власти. Даже без воспоминаний она знала, что владелец этой постройки был не просто влиятельным — он управлял судьбами. Они вошли в штаб через вращающиеся двери, и их сразу окутала сдержанная, почти стерильная роскошь: белый мраморный пол, стеклянные стены и яркий свет. Внутри царила неуловимо странная атмосфера: она заставляла чувствовать себя частью чего-то значительного, но в то же время нутро этого безупречно спроектированного великолепия было пугающе искажённым. Вместо обычных людей здесь находились такие, как она, — вампиры. Никакой пульсации — от окружающих веяло безжизненностью, несмотря на то, что они были одеты, как обычные люди, и так же себя вели. Один из вампиров подошёл к ним. Увидев Ивонну, он вежливо склонил голову и жестом пригласил их следовать за ним. — Шинейд ждёт вас, — произнёс он. — Как твои дела, Рем? — поинтересовалась Ивонна. — Много бумаг заполнять, но куда деваться? — пожал он плечами, загадочно улыбнувшись. — Иначе кто-то по-настоящему заинтересуется делами «Фейт Энтерпрайзис» и выяснит, что мы не просто дистрибьютер лекарств. — Да уж, мало кому понравится то, чем мы тут занимаемся, — машинально согласилась она. По диалогу Ивонны и вампира-клерка Эстела вновь убедилась, что сооружённое здание и посещавшие его вампиры были лишь голимыми декорациями, тем временем как в кулуарах совершались дела, не предназначенные для человеческих глаз. Они прошли через просторный холл и направились к лифту, который мгновенно распахнулся перед ними. Эстела шагнула внутрь и замерла, увидев своё отражение в прозрачных стенах лифта: собственная зеркальная копия глядела на неё холодными, пустыми глазами. Зрелище вселяло тревогу: как будто та, кем она была прежде, испарилась, растворилась в этом новом существе, стоявшем перед ней. Воспоминания и связанные с ними эмоции, некогда волновавшие её сердце, казались далекими и недостижимыми, словно запертыми за толстым стеклянным барьером, подобным этому лифту. Когда двери открылись, их встретил уходивший вдаль коридор, освещённый мягким светом. Вампир повёл их к кабинету Шинейд. Эстела чувствовала, как с каждым шагом её холодная отрешённость лишь усиливалась, и всё, что осталось в её сознании, — это не привлекать лишнего внимания и делать то, что от неё потребуют. Шинейд сидела в своём кабинете, окружённая холодной утончённостью. Комната была обставлена в минималистичном стиле, но каждая деталь — от упрочнённого стекла до стальных акцентов — подчёркивала статус той, кто держал всё под контролем. Белокурые волосы, уложенные аккуратными волнами, придавали ей изысканную строгость, а тонкие перчатки на руках, которые она никогда не снимала, завершали её образ таинственной и контролирующей хозяйки, правой руки Фейта. Она беседовала с мужчиной, который, судя по его напряжённой позе, был очередным подчинённым. Он внимательно слушал, иногда кивал, не смея перебить. В этот момент двери кабинета мягко открылись, и в зал вошли Ивонна и Эстела. Ивонна выглядела спокойно, хотя ей постоянно казалось, что что-то в её поведении всё равно выдавало скрытую тревогу. Однако она знала, что сейчас всё внимание будет устремлено на её дочь, которая держалась куда более спокойно и даже бесстрастно, что очень успокаивало. Шинейд их заметила краем глаза, но лишь на секунду задержала взгляд, не придав особого значения их появлению. Она быстро вернулась к разговору с мужчиной, спокойно закончив фразу. После того, как их диалог подошёл к концу, она медленно повернула голову в их сторону. — Ивонна, — поприветствовала её Шинейд, — Артур не сможет участвовать в ближайшее время в оценивании, — сказала она, легко скользнув взглядом по ней. — Поэтому я передам ему результаты. Она встала из-за своего стола и обошла его, Шинейд жестом указала Эстеле выйти вперёд. — Подойди. Эстела, не проявив никаких эмоций, спокойно сделала шаг и встала напротив Шинейд. Во взгляде не было ни страха, ни волнения — лишь отрешённость, порожденная отсутствием воспоминаний. Она стояла прямо, равнодушно глядя прямо в её глаза, на что Шинейд изогнула бровь. Она слегка подняла руку, не касаясь Эстелы, приблизила к голове, что воздух, казалось, между ними завибрировал. Её глаза на мгновение закрылись, когда та начала погружаться в прошлое. Где-то Эстела уже это видела… — Хм… — Шинейд прищурилась, её тонкие брови слегка нахмурились. — Как интересно. Прошлую жизнь увидела, но её часть будто утрачена. Она напряглась, углубившись в воспоминания Эстелы, но вместо непрерывной ленты событий ей попадались лишь обрывки — детства, юности. Ничего подозрительного, никаких знакомых лиц, хотя её прошлое нельзя было назвать радужным, учитывая, какие потери и потрясения ей пришлось пережить. Но обрывки этих эпизодов всё равно выглядели как выжженные страницы в дневнике. А вот воспоминания, связанные с её работой и страстью, были яркими. Такими яркими, что вырвались на передний план с огромной силой. — Воспоминания последних дней… пронзительны, — медленно произнесла Шинейд задумчивым голосом. — Занималась своим делом. Видно, как сильно ты этим жила… Как любишь искусство. Впервые за всё это время её замершее сердце пропустило слабый удар. Эстела стала понемногу вспоминать то, чего ей дано было вспомнить. В памяти всплыли моменты, как она каждый день ходила в галерею, которую снаружи украшали величественные колонны с барельефами; как она обрабатывала багеты и за ней постоянно ходил тот странный парень — Коул. В последний вечер ей пришлось неожиданно быстро уйти, и, вероятно, она уже там пару дней, как не являлась. Настигло лёгкое волнение: как же она объяснит там своё резкое исчезновение? Шинейд убрала руку, вернувшись к своему столу, где лежали её документы. Она молча пролистала их, её лицо оставалось спокойным, но в глазах мелькала тень сомнений. Перед ней была ничем не примечательная жительница города, обычная девушка, которую посчитали полезной и сделали вампиром — она была не первой и не последней. Но опыт подсказывал, что утрата памяти произошла неспроста. Ивонна, почувствовав, что ситуация становилась напряжённой, сделала шаг вперёд и попыталась мягко вмешаться. — Наверное, часть воспоминаний утеряна из-за шока, — ровно произнесла она, стараясь не выдавать тревогу в своём голосе. — Люди часто забывают многое, когда находятся в страхе или перед лицом опасности. Но Шинейд не ответила. Её молчание повисло в воздухе, как тяжёлый груз, и это заставило Ивонну напрячься ещё больше. Шинейд изучала Эстелу взглядом, словно пытаясь проникнуть сквозь этот ледяной барьер, скрывавший её прошлое и её возможности. Ивонна, несмотря на свой опыт и стойкость, не могла избавиться от лёгкого волнения, которое с каждым мгновением нарастало. В голове крутились мысли, что Шинейд могла что-то заподозрить. Эстела, однако же, продолжала стоять неподвижно. Частично лишённая памяти, само собой была лишена эмоций, поэтому её не волновало, что происходило вокруг. Очень медленно она собирала по крупицам моменты прошлого, которые были доступны. Она знала, что у неё есть цели, и они были непростые, связаны с тем, где она находилась. Ей хорошо было известно, что оставила родной дом далеко позади; и хотя были стёрты некоторые детали, воспоминания о доме всё же были ярче, чем воспоминания о её вынужденном переезде. Молчание, прерываемое лишь тиканьем стальных часов, казалось, длилось вечно, пока Шинейд, наконец, не заговорила. — Ты, должно быть, осознаёшь, что находишься в безвыходной ситуации, — констатировала она, не оторвав внимательного взгляда от неё. — На тебя напали. Тебя обратили. Эти слова отразились в воздухе тяжёлым эхом. Эстела, стоявшая до этого словно в вакууме, почувствовала, как её тело слегка напряглось, но в её душе не возникло ни протеста, ни страха. Всё, что она могла ощутить, — лёгкое, почти безразличное признание факта. Эта новая реальность уже не оставляла ей выбора. — Теперь твоя жизнь уже никогда не будет такой, как раньше, — продолжила Шинейд, её голос был мягок, но в нём сквозила скрытая угроза. — И ты это уже почувствовала. Каково тебе было сейчас идти по улице, полной людей? — она сделала паузу, позволив вспомнить те ощущения. — Или «особей», как мы их здесь называем. Сладкий запах крови, исходивший от толпы, там захлестнул её. Горло вновь загорело, стоило переключиться на этот эпизод, и он вновь спровоцировал голод. — Тебе было тяжело, не так ли? — продолжала Шинейд почти шёпотом, но каждая её фраза точно попадала в цель. — Это только начало. С каждым днём будет становиться хуже. — И что же теперь делать? — глухо спросила Эстела, пытаясь игнорировать спровоцированную жажду, которой Шинейд намеренно так легко игралась. — Ты уже не такая, как эти особи. Ты — больше. Сильнее. Могущественнее, — констатировала она. — Но вместе с этим новым могуществом приходит и ответственность, — продолжала Шинейд, чуть отстранившись и сделав шаг к столу, в запертом ящике которого лежало множество компактно упакованных пробирок. Она достала одну из них и преподнесла ей. Внутри неё содержалась тёмно-алая жидкость, похожая на кровь, которая тихо переливалась от колебаний. — Это — наше сокровище. То, благодаря чему мы до сих пор ведём стабильно адекватное существование. Ингибитор поможет тебе обуздать свои инстинкты, — сказала она, протянув ампулу Эстеле. — Раствора хватит на неделю. После этого ты должна будешь вернуться сюда за новой порцией. Эстела молча взяла ампулу, вглядываясь: похоже было на запечатанную пробирку — обычно в таких забирают венозную кровь. Увиденное вызвало сомнение: одна пробирка — слишком мало даже для хрупкой вампирши. Крепкому вампиру понадобится и то и больше. Но она никак не возразила, потому что знала: ей следовало прислушаться. Шинейд же, слегка улыбнувшись, продолжила. — Без него твои инстинкты быстро возьмут верх, и ты привлечёшь нежелательное внимание. Придётся уйти в лес, стать дикаркой и вылезать ночью на охоту. Без эссенции ты не сможешь выжить в социуме и прекратишь быть частью общества. Шантаж был явным, но таким тонким, что Эстела, несмотря на свою отстранённость, ощутила, как Шинейд умело оказывала давление. Она знала, как заставить её почувствовать опасность и беспомощность перед новыми условиями. Шинейд подошла ближе, её глаза заблестели хитрым огоньком: — Приняв ингибитор, ты примешь нашу сторону и покровительство. Ты не только сможешь жить среди людей, но и получишь большее. Особи инстинктивно чувствуют нашу природу, силу и привлекательность. Они будут тянуться к тебе, восхищаться тобой без осознания причины. И они будут готовы дать тебе всё, что ты пожелаешь. В будущем ты сможешь взять от них гораздо больше. Мир станет твоим, если ты научишься правильно пользоваться своим превосходством. Слыша это, Ивонна едва сдерживалась, чтобы не закатить глаза. Она знала эту игру в совершенстве: Шинейд и другие привлекали новых членов, обещая им силу и место в «прекрасном новом мире». Фейты, безусловно, были мастерами манипуляций. Они искусно разработали свою процедуру вербовки, сочетавшую в себе угрозы и обещания, навязывая чувство страха и надежды. Это было их фирменным стилем — сломить волю новорождённых вампиров, заставив их поверить, что они обречены без поддержки клана. Но наблюдать это представление сегодня было особенно невыносимо, потому что сейчас на месте того самого новорожденного была её дочь. — Что ещё? — внезапно спросила Эстела холодным и отчуждённым тоном. — Только присоединиться к вам, и я смогу вернуться к нормальной жизни? Шинейд удовлетворённо улыбнулась, её тонкие губы растянулись в лёгкую, почти победную улыбку. — Вот мы и добрались до сути, — произнесла она. — Да, Эстела. Всё, что тебе нужно сделать, — это присоединиться к нам. И тогда ты получишь свою новую жизнь. Шинейд присела обратно за свой скромно обставленный стол. Она достала ещё одну пробирку с тёмно-алым содержимым и положила её перед собой, как символ начала новой главы. — Позволь мне рассказать тебе, — начала она ровным мелодичным тоном, хотя за ним слышались нотки гордости. — О нашем клане. Мы называемся Фейты, в честь нашего предводителя — Артура Фейта. Он — основоположник всего этого великолепия. Мы стремимся к созданию нового, прекрасного мира, где вампиры могли бы жить рядом с людьми в комфорте, — она слегка улыбнулась, её ладони в перчатках мягко скользнули по поверхности стола и сложились в замок. — И не скрываться. Эстела внимательно слушала. Услышав знакомое имя, по её спине прошлась дрожь. Всё, что говорила Шинейд, её сознание конвертировало в противоположном значении, потому что так подсказывали остатки её памяти: Артур Фейт был основоположником мирового зла, а не этого великолепия, и именно из-за него она здесь оказалась. Шинейд же продолжила, её глаза заблестели хищным светом. — Представь себе мир, где люди преклоняются перед вампирами, как перед высшими существами. Где мы можем жить в их обществе, не скрываясь, не притворяясь. — Она сделала паузу, её голос стал чуть более тихим, интимным. — И где они — всего лишь еда. Мы не будем нуждаться, как сейчас, в тайных охотах и находиться в страхе разоблачения. Мы будем свободны. Но для этого необходимо убрать тех, кто стоит у нас на пути. Эстела слегка нахмурилась, её глаза оставались пустыми, но что-то в словах Шинейд заставило её задуматься. — А кто стоит у вас на пути? Шинейд кивнула, ожидая этот вопрос. — Вольтури. Старая, наскучившая кучка аристократов, которые только и делают, что восседают на своих тронах, раздавая приказы своим «собачкам». Они патрулируют наш мир, преследуют нарушителей и казнят их без колебаний. Никаких инноваций, никаких стремлений к развитию, только контроль и пафосное величие. Они считают, что их власть нерушима. Но они ошибаются. Теперь окаменевшее сердце пропустило второй удар. Она знала, что и это высказывание подсознание требовало трактовать в диаметрально противоположном значении, потому что это было далеко не так. Ей казалось, что Вольтури физически находились очень далеко отсюда. Вспомнить, как они выглядели и что её связывало с ними, память не давала, но прислушиваться к Шинейд она точно не собиралась. Глаза той вспыхнули злобным огоньком, и Эстела почувствовала, как в комнате стало немного холоднее. — Разве твой образ жизни не звучит сомнительно для них? — сурово спросила Шинейд. — Скоро ты увидишь, как, работая в галерее, сама станешь одной из экспонатов, перетянув всё внимание на себя. Думаешь, Вольтури это одобрят? Они сочтут это угрозой и тобой займутся, чтобы быстрее убрать, хотя ты даже не нанесла никому вреда. Эстела слушала молча, услышанное никак в ней не отзывалось, а только вызывало возмущение и в то же время признание. Логика, заключённая в речи, казалась безупречной. Фейты успешно с первых дней вбивали в головы новорожденных, кто их враг. Но Шинейд сама же случайно только что дала последнюю подсказку: с Вольтури её как раз связывало искусство и эта галерея. Пазл, наконец, собрался. — Мы должны разгромить Вольтури, — продолжала Шинейд. «Нужно содействовать Вольтури». — Либо, по крайней мере, нанести им значительный урон. «Либо, по крайней мере, помочь им нанести вам урон». — Только так мы сможем реализовать наши планы и создать общество, где вампиры правят, а люди лишь подчиняются. «Этого не произойдёт, потому что я против такого общества. Своими амбициями вы принесли мне много страданий. И чувствую, далеко не только мне». Шинейд встала, её фигура выглядела величественно на фоне огромных окон кабинета, из которых открывался вид на раскинувшийся внизу город. — Если хочешь знать, в мире есть и другие вампиры, — сказала она, взглянув Эстеле в глаза. — Они вынуждены вести скрытый образ жизни. Боятся быть пойманными, боятся Вольтури. Кто-то из них питается людьми, кто-то даже животными. Но имей в виду, животная кровь сделает тебя слабой. Ты начнёшь терять рассудок и, возможно, сойдёшь с ума. Или… Она замолчала, предложив Эстеле закончить фразу самой. И через несколько секунд, выдержав паузу, добавила: — …ты примешь наш ингибитор. Мы будем снабжать тебя им каждую неделю, и ты сможешь оставаться сильной, разумной, контролировать свои инстинкты. Это твой единственный способ жить среди людей. Эстела молчала, потому что не могла смотреть на Шинейд, её безукоризненную улыбку. Взгляд скользнул по пробирке с тёмно-алой жидкостью — жажда вновь начала тихо подкрадываться. — Выпей, — тихо, но властно произнесла Шинейд. Эстела знала, что у неё нет выбора и никогда его не было. Недолго думая, она сорвала маленькую крышку, и резкий запах ударил ей в нос: это был запах крови, перемешанной с чем-то чужеродным. Она поднесла ампулу к губам и медленно сделала первый глоток. Жидкость текла тягуче и густо, как мёд, но её вкус был далёк от сладости. Кровь, которая составляла часть содержимого, быстро растворилась, оставив горькое послевкусие. С какими химикатами её перемешали — неизвестно. Эстела поморщилась, ощутив, как этот странный раствор обволакивал горло, слизистую носа, опалив ткани, отчего возникло неприятное жжение, а рецепторы потеряли чувствительность. Шинейд улыбнулась, довольная тем, как легко и быстро складывалось с этой очередной недалёкой новообращённой. — Горько, правда? — едва уловимо усмехнулась она. — Этот элемент специально добавлен, чтобы ты могла обуздать свои инстинкты. Он делает тебя нечувствительной к человеческим запахам, к голоду… На время. Эстела не могла сказать и слова. Она чувствовала, как ингибитор внутри неё тоже начал действовать, делая стенки гортани невосприимчивыми. Горло всё ещё жгло, но теперь это жжение сменилось лёгким онемением. Нос перестал улавливать запахи. Теперь Эстела по-настоящему ощутила себя чуждой к собственному телу, несмотря на неуязвимость: ей не были подвластны ни запахи, ни рефлексы, ни даже собственные эмоции и воспоминания. — На этой неделе тебе нужно привыкнуть к своему новому состоянию, — точно в ход мыслей вставила Шинейд. — Обрати внимание, как ты будешь чувствовать себя рядом с людьми, и как они будут реагировать на тебя. Ты заметишь разницу. Эстела кивнула, но не сказала ни слова. В её взгляде не было ничего — ни страха, ни восхищения, ни благодарности. Всё, что оставалось, — это холодное, пустое принятие новой реальности. Шинейд наклонилась чуть ближе, её глаза были полны самодовольства. — Теперь ты одна из нас, Эстела, — сказала она низким голосом. — Можешь идти по своим делам. Питайся, охоться. Время приспосабливаться к новому миру уже началось. Эстела, не говоря ни слова, направилась к выходу. Ей хотелось скорее испытать на улице свойства этого ингибитора. К тому же сейчас, несмотря на отрешённость и равнодушие, она знала, куда ей следовало идти, и ей, на самом деле, не терпелось попасть обратно в галерею. Признаться, единственное, чему ей хотелось поверить из того, что сказала Шинейд, это как по-другому на неё будут реагировать люди. Задумалась она об этом, потому что ещё не придумала объяснение своему резкому исчезновению. Мельком она взглянула на Ивонну. Их глаза встретились лишь на мгновение, но в этом взгляде Эстела не увидела ничего, кроме слабого отголоска чего-то, что когда-то было связано с теплотой и защитой. Ивонна тоже внешне держалась бесстрастно, хотя переживала она сильнее, но ничего не сказала, позволив дочери уйти. Для неё она — лишь очередная пойманная новорожденная, которая принесёт пользу в реализации планов Фейтов. Как только Эстела закрыла за собой дверь, в кабинете повисла тишина. Шинейд, вернувшись за свой стол, молча разглядывала бумаги на нём, словно обдумывала недавний разговор. Ивонна, стоявшая неподалёку, всё же не спешила уходить. Её взгляд был настороженным, и в груди копилась тревога, которую она отчаянно пыталась подавить. — И что ты думаешь? — наконец, спросила Ивонна, стараясь, чтобы её голос звучал как можно более спокойно. Она надеялась, что всё сложится так, как советовал Аро: чтобы Эстелу направили в какое-нибудь незначительное подразделение, где её существование быстро стало бы незаметным, и о ней могли бы забыть. — Всё будет зависеть от решения Артура, — отозвалась она, её голос был ровным и почти отстранённым. — Вначале я была заинтригована твоим выбором, искусство, как способ выйти на людей, — действительно потрясающая идея. Оно может стать важным оружием, особенно если учитывать, как сильно Вольтури его почитают. Мы можем этим воспользоваться, чтобы подорвать их позиции. Но её прошлое… — Что там? — искренне поинтересовалась Ивонна, потому что ответ Шинейд раскрыл бы результаты её работы подробнее. Шинейд, задумавшись, чуть нахмурилась: — Непонятно, в каком квартале она росла. Я таких букв на вывесках в городе не видела. Прошлое вроде бы разглядела, а чего-то не хватает. Это не похоже на отголоски дара. Может, ты права. Подсознание блокирует травмирующие события, но я понаблюдаю за ней ещё. Если что-то подозрительное всплывёт — или, точнее, если я чего-то не увижу, — придётся провести повторную проверку. К тому сроку Артур уже будет здесь. Ему будет интересно рассмотреть потенциально одарённую, — заключила она с лёгкой усмешкой. Ивонна внутренне выдохнула с облечением. Пока всё складывалось благополучно. Остальное было делом времени. — А так, куда бы её поместили? Шинейд задумалась, её взгляд снова стал строгим, её лицо приобрело сосредоточенное выражение. — Лично я с радостью поместила бы её в изолятор с новорождёнными, как мы делали раньше. Держать их под контролем, подкармливая, пока они не будут готовы. А потом натравить на Вольтури. Это решило бы сразу несколько проблем. Ивонна невольно приподняла бровь, услышанное звучало цинично, но это было именно то, чего она и добивалась. Такой вариант был бы для Эстелы безопаснее. — Ты же видела, как она себя ведёт? — Шинейд наклонилась чуть ближе, её голос стал чуть тише. — Эта холодность, отстранённость… она кажется умственно отсталой. Ни страха, ни паники, как у многих новообращённых. Стоит себе, как мёртвая кукла. Очень странно для той, кто недавно пережил обращение. Бестактные высказывания о дочери неприятно отзывались в ней, но в этой ситуации Ивонна была рада, что Шинейд мыслила в таком ключе. — Эх, пыталась помочь вам, — наигранно пожала плечами она. Шинейд окинула её взглядом, в котором промелькнул холодный блеск, что не сулило ничего хорошего. — Не переживай, последнее слово за шефом. Он может передумать и сделать её ключевым звеном, если всё-таки решит подключить искусство. Ивонна внутренне содрогнулась, но сдержала гнев. Это значило, что Эстелу втянут в политические игры, она окажется в центре внимания, будет постоянно под прицелом и вампиров, и людей. Но возражать вслух Шинейд она, естественно, не стала. У Ивонны не было права на ошибку, и в этом случае огораживать дочь слишком настойчиво будет опрометчивым решением. — Ясно, — коротко ответила Ивонна, изо всех сил стараясь сохранить равнодушие в голосе. Она чувствовала, как внутри всё сжалось от напряжения. — Понаблюдаю за ней. Шинейд удовлетворённо кивнула, позволив себе улыбку победы. Для неё всё складывалось идеально. Ивонна быстрым шагом покинула кабинет и сам штаб, направившись по следам дочери. Высокие стеклянные двери штаб-квартиры Фейтов мягко закрылись за её спиной, и утренний шум города снова окутал её. Толпа людей сновала туда-сюда, но Ивонна не сразу заметила Эстелу. Она ощущала внутреннюю тревогу, но знала, что сейчас не время изводить себя лишними переживаниями. Последнее слово всё равно останется за Артуром, и проблемы будут решаться по мере их поступления. А пока ей нужно было срочно сделать одну вещь. Через несколько минут она заметила Эстелу, которая шла по оживлённой улице, словно по течению. Выглядела она чужой в этом потоке — холодной тенью среди людей, которые не подозревали, что шли рядом с вампиром. — Эстела, — тихо позвала её Ивонна, наконец догнав и осторожно коснувшись плеча. Та остановилась и медленно обернулась, встретив взгляд матери. Её глаза оставались стеклянными и пустыми. Во взгляде не было ни узнавания, ни эмоций, словно перед ней стояла незнакомка, но, несмотря на это, готова была её выслушать. — Возьми это, — тихо сказала Ивонна, положив ей в ладонь ещё одну пробирку, на этот раз не дожидаясь ответа. Она знала, что Эстела не будет задавать лишних вопросов. — Принимай двойную дозу. Ты долгое время жила бок о бок с ядом, поэтому частично невосприимчива к ингибитору, — пробормотала она, потому что это было бесполезно говорить — та ничего поймёт. Эстела бросила беглый взгляд на ампулу, но её лицо оставалось непроницаемым. Она сунула её в карман, не проявив ни тени эмоций, и посмотрела на проходивших мимо людей. — Только не здесь, — бросила она, прежде чем снова развернуться и пойти дальше. Ивонна осталась стоять на месте, неподвижно наблюдая, как её дочь удалялась вдоль улицы, растворяясь в шумном потоке города. Эстела шла уверенно, без оглядки и сомнений. У неё не было прошлого — лишь холодное настоящее и таинственное будущее, над которым Ивонна не могла иметь полного контроля. Но, несмотря на все сомнения, одно давало ей небольшое утешение. Добыть ингибитор не составит для неё труда. А её собственный дар, который позволял манипулировать памятью, уже послужил ей сейчас, когда она, коснувшись её плеча, стёрла произошедший момент из её сознания. Шинейд не будет ни о чём подозревать, а Эстела продолжит принимать двойную дозу, оставаясь под защитой, хоть и не осознавая этого.