Рай для ситха, или вселенское зло?

      Чувство того, что её выдавливает из темноты на свет завершилось ощущением свободы. Её больше ничего не сковывало, сквозь прикрытые веки, ощущался свет, который имел красновато-телесный оттенок. Она медлила открывать глаза, прислушиваясь к тому, что происходило вокруг. Освещение сменило интенсивность, выдавая, что кто-то тихонько подошёл, загораживая свет. Она чувствовала взгляд направленный на неё. От человека исходили волны заинтересованности, и они не несли отрицательной энергии. Интерес не был рожден, например: потребностью хищника в добыче. Молчаливая пауза затягивалась, и, притворяться, что она не понимает, что кто-то находится рядом было уже невежливо.       Немного встревоженно, Рей открыла глаза. Перед ней стоял мальчик лет двенадцати, и его лицо от чего-то казалось очень знакомым. Сказанное с застенчивой улыбкой:       — Привет мам! — заставило её глаза с испугом, удивлением, и одновременно с надеждой расшириться. Она вгляделась в его черты, одновременно сливаясь с ощущением того, что это правда. Вместо ответа она протянула руку, касаясь лица мальчика, окончательно убеждаясь, что это реально. Принять это стало легче, после прибывания на Терре, на которой осталось два малыша, — испуг видения о летящем на машину грузовозе, сменилось вспышкой облегчения от воспоминания, о том, что обернувшись, она увидела их живыми и невредимыми. Её грудь наполнило тепло, от того, что такой уже большой мальчик зовёт её матерью, хотя она ровным счётом ничего не сделала, чтобы заслужить такой статус. И он явно обращается именно к ней, ни с кем не путая.       — Как тебя зовут, малыш? — вышла она из заминки, понимая нелепость того, что она не знает имени сына.       — Фред, — представился он, встревоженно глядя на неё.       — Фред, ты расскажешь мне о том, что с тобой произошло, а-то я всё пропустила? — она не оправдывалась, приводя нелепые доводы о том, что она ничего не знала о сыне. Рей действительно не знала, но интуиция подсказывала ей, что он мог появиться на свет, а существование других измерений и парадоксов во времени, позволяло этому воплотиться.       Зрачки мальчика, на секунду расширились, затем сузились, словно визуально впитывая отношение к первым секундам их встречи. Вспомнив как она сама ждала встречи с родителями, в рабском сиротстве на пустынной свалке планеты Джакку, она встала, отметая неуместное смущение и сомнения, и крепко обняла Фреда, понимая, что первые мгновения общения закладывают фундамент отношений.       Фред мягко улыбался, но того трепета, который предвкушал она от встречи со своими родителями, от мальчика не исходило, он воспринимал всё как должное. И ещё Рей ощущала, как он ее считывал. Рассказ о его жизни, поступил в её сознание плавным потоком видений. Сын очень деликатно подавал события своей жизни, но Рей всё же сумела уловить мятежные нотки его бытия в убежище Сильных и нежелание жить по шаблону. Одно её радовало, что Фреду не пришлось испытать тех же лишений, что испытала сама. Ей стало понятно, что он до недавнего времени просто не знал таких понятий как мать и отец, и потому просто не мог испытывать тех же чувств к своим родителям. Всё его воспитание сводилось к служению, но он оказался достаточно дерзок, чтобы искать свой путь.       Она чувствовала, что Фред обрадован увиденным в её сознании, и испытывала благодарность судьбе за родство душ, сопровождающее это знакомо. Он не ждал, от встречи больше, чем она несла. Его взрослая выдержанность поражала. Волна головокружения заставила Рей на мгновение прикрыть глаза. Накатившая безотчётно тревога, стальными пальцами сжала сердце, и сожаление о том, что встреча несёт роковой смысл, и воссоединение их семьи снова служит для того, чтобы восстановить равновесие вселенной. Эта мысль тяжестью легла на сердце, словно скорое расставание было допущением её воли. Рей отмела, эту вероятность, как до этого в другом измерении отшвырнула грузовик с пути автомобиля в котором парадоксальным образом сидели её же дети.

***

      Роуз смущённо закусывала губу, извиняясь:       — От меня, пахнет бактой.       — Все военные так или иначе проходили исцеление бактой, так что это запах жизни, — развеял он её неуверенность, прикрывая её губы своими. Меньше всего ему хотелось обращать внимание на всякую ерунду, особенно теперь, убедившись, что он является полем боя тех сил, которые презирал в начале своей военной карьеры. С усилием погружая язык сквозь ее плотно сведённые губы, преодолевая сопротивление, он достиг её плотно сжатых зубов. Пройдя по белым жемчужинкам, он убрал язык и отстранился, вопросительно глядя Роуз в глаза.       — Ты не хочешь? — спросил он.       — Я так долго этого ждала, — безыскусно произнесла она. — Так много всего надумала...       — Что например? — вздохнул он, предположив направление её мыслей.       — Я боюсь, что мной может овладеть дух монстра, когда мы будем делать это.       — Ты знаешь, мной тоже может овладеть кто-то, честно говоря я бы предпочел, чтобы это была ты, здесь и сейчас, — он сел, подогнув одну ногу и опершись на неё. Топчан на терассе их дома скрипнул. Звёзды, сквозь ветви кустарника влажно подмигнули. Армитаж почувствовал, как она обняла его со стороны спины. Он подался назад, прижимаясь сильнее к её телу. Бакта действительно распространяла запах прокисшего мёда варактис.       — Я устала ждать и бояться, — пожаловалась Роуз. Он развернулся к ней и снова закрыл рот поцелуем. На этот раз она не сопротивлялась, и, его язык наткнулся на юркую змейку её мокрого язычка, которая, помедлив, точно передала её настрой исключающий долгие прелюдии. Армитаж поднял её на руки и понес в дом, так как начало холодать. Роуз, часто властная, а подчас грубая, по отношению к нему, притихнув прильнула к его груди.       Нащупав одной рукой покрывало, он сдёрнул его на пол, освобождая кровать, которая, впервые за эти несколько лет, приобрела статус супружеской. Положив в дорожку лунного света, и, освободив её и себя от излишка одежды, Армитаж пристально уставился на нее. Роуз, смотрела на него как притихшая мышь на лот-кота. Это было немного забавно, так как он знал какой она могла быть въедливой занозой. Мгновение определения границ дозволенного, видимо слегка затянувшись, было прервано появлением кошки Милли, которая прыгнув на кровать, толкнула его в сторону Роуз, и, сделав выговор на свой кошачий манер, оставив на ноге пару отметин когтями, удалилась из комнаты.       — Вот зараза, — в сердцах прошептал он, ощущая как под ним содрогается от смеха Роуз, и одновременно расслабляется достоинство, а с ним и чувство власти.       — Прости, но это было так смешно, — услышал он похрюкивание жены.       Сев на край кровати, он обиженно ощутил как член, превратившись в удильное приспособление, опустился что-то ловить под кроватью.       — Всё хорошо, — услышал он.       Роуз гладила его плечи, живот. Ему было щекотно от её немного суетливых движений, которыми она старалась загладить впечатление от своих смешков. В конечном итоге, горячие губы на его достоинстве переключили стрелку на компасе с юга на север, показывая, что Роуз неожиданно хорошо в этом смыслит. Чувствуя, что подобная реанимация может принести скорый эффект, он поднял её, затем опуская себе на колени. Член вошёл в Роуз с лёгким сопротивлением, оставляя ему болезненный вопрос, как при таком виртуозном владении ртом она смогла остаться девственницей? Все дальнейшие вопросы потонули в активном скольжении в плотном кольце пульсирующей и сжимающейся мускулатуры. Влага, взбитая его членом, увлажняя его просак и яички, на которых давило словно сто атмосфер, струились по внутренней стороне бёдер. В воздухе витал аромат Роуз смешанный с запахом бакты. Застонав, он взорвался внутри неё фейерверком жизни.       — Проклятая бакта, — прошептала Роуз, — как тебя только не стошнило?       — Ты лекарство, — обессиленно прошептал он, — мой эликсир.