His Darkest Devotion

— Я пытался. Пытался, но не смог его найти. Альбус ненавидел жалкий звук собственного голоса, который сорвался на последних словах. Он глубоко вздохнул и заставил свой разум вернуться в спокойное состояние, которое он обычно использовал для медитации. Он должен был сосредоточиться. Голубой феникс не поможет ему, если он не сможет привести веские доводы в пользу этого. Вероятно, слишком много прямых действий тот сочтёт неприемлемым. Но Альбус искал Геллерта почти неделю с момента объявления о том, что Том и Гарри намерены обрести бессмертие, и не нашёл ни следа. Магия, которую дал ему Фоукс, позволила ему полностью исчезнуть. Даже когда Альбус приближался к тому месту, куда вела их эмоциональная связь, или казалось, что вела, там не было ничего, кроме покрытой листвой вытоптанной поляны в лесу Дин. — Пожалуйста, — тихо произнёс Альбус, садясь посреди поляны и глядя в ту точку неба, где при желании мог появиться голубой феникс. — Дай мне силы и своей благосклонности, чтобы найти его. Инструмент, подобный камертону, который ты мне дал. Или знак, что укажет мне путь. Это не имеет значения. Я должен найти его. Альбус просидел неподвижно так долго, что уже не ожидал получить ответ. Но затем воздух немного выше и левее дерева начал светиться. Альбус сдержал всхлип облегчения, сжал руки и склонил голову. Если молитва фениксу помогла ему, то его не волновало, насколько отчаявшимся или сломленным он мог из-за этого выглядеть. Голубая точка превратилась в жгучее пламя, а затем устремилась к Альбусу и приземлилась на землю рядом с ним. Феникс вытянул шею, чтобы посмотреть на него, неподвижные языки пламени на его шее напоминали гирлянду из ножей. — Тебе доставляет удовольствие просить меня о помощи? Альбус склонил голову. — Нет. — И всё же, ты позволил своему партнёру снова ускользнуть от тебя, а вместе с ним и шансу на спасение мира. Альбус почувствовал, как от ужаса у него перехватило горло. — Уже слишком поздно? Я ничего не могу сделать? — Нет, если я не помогу тебе. Он слишком хорошо спрятался от тебя. — Феникс повернул голову, его жёсткие сапфировые глаза на мгновение окинули взглядом пространство вокруг. — Я не думал, что кто-то из моего вида встанет на другую сторону в этой битве. Альбус мрачно кивнул. — Я полагаю, Фоукс по началу думал, что я буду служить его целям, поэтому он так долго был моим компаньоном. Но стало ясно, что он верил в искажённое представление о судьбе и, возможно, даже хотел, чтобы сбылось пророчество, которое провозглашает победу Реддла и Гарри. — Оно не сбудется, если ты сможешь проникнуть в убежище, которое создала для себя твоя родственная душа. Альбусу потребовалось некоторое время, чтобы понять, на что намекает феникс. Затем его спина напряглась. — Он... он украл магию, которую я использовал вместе с Орденом Феникса, чтобы создать убежище, подобное тому, что было у нас? — Можно и так сказать. — Феникс взъерошил перья, излучая вокруг себя что-то вроде холодного веселья, хотя Альбус и не понимал почему. С другой стороны, феникс был высшим созданием, и он, вероятно, никогда не сможет его понять. — Огонь, который он забрал у моего врага, оберегает его в пределах убежища. Я дам тебе огонь, который поможет найти путь внутрь. — Благодарю тебя, Великий. Феникс не ответил, но повернулся и вырвал из своего бока сапфировое перо. Он подбросил его высоко в воздух, и Альбус наблюдал, как оно плывёт к нему, окутанное белым пламенем, каким-то образом понимая, что ему до последнего момента не следует протягивать руку, чтобы поймать его. Перо коснулось его запястья и вспыхнуло огнём. Альбус инстинктивно отпрянул, но затем понял, что не чувствует никакого жара. Белое сияние спиралью поднялось с его руки и очертило в воздухе дверной проём. — Удачи. Не предавай моих взглядов. — Эхо слов синего феникса задержалось позади него, когда он снова взлетел в воздух. Альбус склонил голову ему вслед, глубоко вздохнул и шагнул в дверной проём, когда птица достигла высоты. * — Так вы уверены, что ваш перевод ритуала точен? — Я уверена, что он точен настолько, насколько я знаю, как это делается. Заявление Пандоры прозвучало менее обнадёживающе, чем хотелось бы Гарри. С другой стороны, он знал, что хоть Тому не терпелось приступить к ритуалу, который превратил бы Гарри в Змееуста, он верил, что его родственная душа не допустит, чтобы с ним что-нибудь случилось. Если бы Том не был уверен в переводе Пандоры, он бы настоял на том, чтобы подождать. Они стояли в саду за домом Лавгудов, недалеко от мастерской Луны. Она пришла посмотреть на него в действительности и рассматривала круг, который они использовали, своими затуманенными голубыми глазами. Гарри улыбнулся ей, она кивнула в ответ и снова принялась наблюдать за Томом, очевидно, потому что считала его самым интересным человеком из присутствующих. Основание круга было выложено различными змеиными шкурами, а вокруг расположились руны из белых камней и деревянных палок. Гарри пришлось признать, что он не знал ни одной из них. Древние руны были одним из тех предметов в Хогвартсе, где сдерживание себя и сокрытие наличия любых навыков, чтобы обезопасить себя от своей родственной души, также означало, что он не понимал многого, если вообще понимал хоть что-то, из более углублённых чар. С другой стороны, поскольку этот ритуал, по-видимому, не использовался на протяжении многих поколений, возможно, в его незнании не было ничего удивительного. Пандора Лавгуд, что-то напевая себе под нос, посыпала змеиные шкуры измельчёнными травами и цветами. Гарри наблюдал за происходящим, скрестив руки на груди. Воздух вокруг них начал холодеть, и он не думал, что это было связано с внезапной переменой погоды. — Гарри. Гарри повернулся лицом к Тому. Их связь была яркой и кристально чистой, а сам Том стоял, положив руку на голову Нагайны, которая свернулась калачиком рядом с ним. Её стремительный язычок коснулся руки Тома, и Гарри, вздрогнув, осознал, что он ощущает это прикосновение по всей связи так же хорошо, как если бы их тела были переплетены между собой. — Том? — прошептал он. — Я спрашиваю тебя в последний раз, действительно ли ты хочешь пройти через это, — тихо произнёс Том. — Я хочу, чтобы ты это сделал, и ты это знаешь, — их связь наполнилась желанием, густым, словно мёд, — но это может быть опасно, и я хочу, чтобы ты также знал, что я не стану думать о тебе хуже, если ты сейчас передумаешь. Гарри глубоко вздохнул. Он осознавал, что на это были причины: древность ритуала, возможная неточность перевода Пандоры, тот факт, что он уже мог понимать Парселтанг, и возможность самому говорить на нём была чем-то, чего он раньше не позволял себе представлять даже в мечтах. Но также был факт того, что Том хотел этого, и это желание хлынуло в их связь подобно приливу. И факт того, что Гарри хотел этого сам, чего он и не подозревал, что найдёт в глубине своей души. Но обстоятельства лишили его змеиной анимагической формы. До недавнего времени ему не позволяли общаться с Томом ни на каком другом уровне, кроме поверхностного. Он хотел этого. Том, казалось, понял это в тот же момент, что и Гарри, и Гарри предположил, что его решение, должно быть, просочилось через их связь. Том торжествующе улыбнулся и указал на круг. — Тогда ты готов занять своё место. Гарри кивнул, и затем кивнул ещё раз, более твёрдо. Он взглянул на Луну, когда вошёл в круг. Если бы она сказала, что это опасно, он бы отступил. И он был убеждён, что она сделала бы это, если бы действительно так думала, независимо от того, понадобится ли ему Парселтанг, чтобы отыскать её родственную душу. Но она только улыбнулась ему, поэтому Гарри встал в центр круга и наблюдал, как Пандора ходит по его периметру, разбрасывая всё больше и больше цветов вокруг. Их запах начал действовать на Гарри. Он обнаружил, что закрывает глаза, не осознавая, что делает это, а затем снова открывает их. Его дыхание участилось, и он на секунду схватился за голову, чтобы убедиться, что стоит прямо. — Гарри? — Мысленный голос Тома был напряжённым и резким. — Я в порядке, — ответил Гарри, но ему уже начинало казаться, что он плывёт во времени и пространстве. В какой-то момент Том сказал что-то о том, что это являлось частью ритуала, и Гарри постарался расслабиться. Он поймал себя на разглядывании Нагайны, которая медленно скользила по внешней стороне круга. Её шипение было тихим и, казалось, соотносилось с завитками невидимого дыма, плывущего в мозгу Гарри. — Расслабься, дитя солнца... Расслабься, дитя феникса... Рука Гарри задумчиво потянулась к запястью, когда он вспомнил, что частью его фантомной метки души был феникс. Метка Тома была настоящей, но люди, которые его ненавидели, выжгли её. Это была одна из причин, из-за чего Дамблдор боялся Тома и утверждал, что Гарри не может быть его родственной душой. Потому что Том убивал людей, а Гарри не мог быть родственной душой убийцы, так как сам он был хорошим человеком, как и его родители. Но феникс — это нечто гораздо большее, чем просто доброта и свет, не так ли? Гарри обнаружил, что его шаги теперь совпадали с направлением движения Нагини; он танцевал в кругу, а она — за его пределами. И это было странно, разве нет? Ведь змеи не умеют танцевать, потому что у них нет ног. Но у них получалось, когда играла правильная музыка.… Гарри глубоко вздохнул и почувствовал, как сон проникает в его лёгкие. Он лежал на земле, хотя и не помнил, чтобы садился. Или падал? Нет, ему казалось, что он всё-таки сел. Он поднял глаза и обнаружил, что перед ним находится змея. На мгновение ему показалось, что это Нагайна каким-то образом отразилась в зеркале. Он вспомнил, что зеркала были частью приготовления, про которое говорила Пандора. Но эта змея была меньше, и её чешуя была бледно-белой с зелёной каймой, а не тёмно-зелёной, как у Нагайны. Гарри обнаружил, что протягивает к ней руку, не подозревая что собирается сделать это. Змея укусила его. От яда у Гарри прояснилось в голове, и он с криком сел. Внезапно его ладонь начала пульсировать, и укол боли пронзил всю его руку. Гарри не хотел узнавать, что произойдёт, когда она достигнет плеча. Он потянулся вперёд, не зная, то ли схватиться за рану, то ли попытаться сдавить змею до смерти. — Гарри! Гарри замедлился, тяжело дыша. Том был здесь, напомнил он себе. Том никогда бы не согласился на этот ритуал, если бы думал, что это лишит его родственной души. Он хотел видеть Гарри живым больше, нежели Змееустом. — Совершенно верно, дорогой. — Голос Тома был чистым и резким, словно закалённая сталь, и прояснил разум Гарри даже лучше, чем яд. — Не двигайся. Ты не умрёшь. Гарри дышал, превозмогая боль, глаза его были почти закрыты. Сначала ему казалось, что змея была по-прежнему там; затем он подумал, что она исчезла и, возможно, вообще никогда не была настоящей змеёй, лишь игрой света и тени. Он задохнулся, когда яд достиг его плеча, и затем что-то, казалось, растеклось по его коже. На нём была мантия из чешуи. Он лежал на животе на земле. Гарри содрогнулся от чего-то, что не было ни отвращением, ни восторгом. Он попытался повернуть голову и обнаружил, что она стала тяжелее, чем должна была быть, а его язык двигался сам по себе. Внезапно он понял, как змея может танцевать без ног. Ритм пульсировал у него в животе, и Гарри повернул своё тяжёлое, новое, змееподобное тело, следуя ему. Перед ним тянулась тропинка. Гарри видел мелькающие камни, деревья, грязь и множество мест, где побывали другие змеи. Казалось, он внезапно узнал о пути, который существовал всю его жизнь, но по какой-то необъяснимой причине он никогда не удосуживался туда отправиться. Он устремился вперёд, и пространство вокруг него поднялось вверх и объяло его. Звуки оживали в его голове, пульсировали на языке, как и ритм, пульсирующий в его теле, и Гарри обнаружил, что… Что он мог шипеть, и это шипение также называлось речью, и слова имели смысл, и он мог сказать… * — Том. Имя прозвучало с такой нежностью, на которую прежде была способна только Нагайна. В изумлении, тяжело дыша, Том уставился на Гарри, всё существо которого на долгое мгновение превратилось в сверкающие точки света. Но их связь оставалась такой же живой и невредимой, как и прежде, так что Том не запаниковал. И теперь Гарри повернулся к нему и произнёс его имя на змеином языке. Том шагнул вперёд и протянул руку. Гарри принял её и потянул его к себе внутрь круга. Том услышал, как Пандора резко ахнула, и подумал, не нарушили ли они этим ритуал, сами того не желая. Но когда он взглянул на неё, она улыбнулась и кивнула головой. — Поздравляю, Министр. Теперь ваша родственная душа владеет Парселтангом, и это дар, который гарантирует, что вас больше никогда не смогут разлучить. Том хотел спросить у неё, что это значит, но, честно говоря, он, скорее всего, услышал бы только ту тарабарщину, которой она славилась. Он притянул Гарри к себе, и Гарри вздохнул и положил голову ему на плечо. — Дорогой? — Прошептал Том, чувствуя, как Нагайна восхищённо покачивается рядом с ними от того, что это был разговор, который она могла понять. — Да, дорогой? — Спросил Гарри в ответ, поднимая голову и улыбаясь Тому, который наклонился и поцеловал его. Гарри застыл в его объятиях, и мгновение спустя Том вспомнил, что Луна и Пандора Лавгуд находятся с ними в одном саду. Но потом он расслабился, и Том погладил его по затылку. — Теперь он будет проводить со мной больше времени? — взволнованно прошептала Нагайна, на что Том ответил своим тихим, успокаивающим шипением. Гарри медленно отстранился, положив одну руку на грудь Тома, и сам ответил Нагайне. — Я позабочусь о том, чтобы мы оба смогли проводить с тобой больше времени. Нагини высунула язык за мгновение до того, как бросилась к ногам Гарри, который в ответ на это не подпрыгнул и не закричал, как предполагал Том. Вместо этого он наклонился и нежно коснулся чешуи Нагайны в тех самых местах, прикосновения к которым, как знал Том, она любила. Нагайна обвила собой ноги Гарри и удовлетворённо зашипела. — Ты мой брат, — сказала Нагайна. — Если я фамильяр Тома, а ты его родственная душа, то мы родные брат и сестра. Гарри выпрямился, улыбаясь. Он начал говорить что-то ещё, то ли по-английски, то ли на Парселтанге, Том не был уверен, но вдруг кто-то прочистил горло, на что Гарри вздрогнул и обернулся. Луна Лавгуд положила руку на своё плечо, где, по предположению Тома, вероятно, находилась метка её души, хотя она и была скрыта футболкой. — Ты проведёшь ритуал, который поможет мне найти мою родственную душу? — спросила она. — Теперь, когда ты стал Змееустом? — Я могу сделать это, если ты этого хочешь, — сказал Гарри. Луна закрыла глаза и медленно кивнула, потирая своё предплечье, словно метка причиняла ей физическую боль. — Да, — прошептала она. — Пожалуйста. Гарри взглянул на Тома, в уголке сознания которого запела их связь. — Готов приступить к другому ритуалу, который, возможно, будет ещё более древним и более трудным для понимания, чем этот? У Тома не было другого выбора, кроме как поцеловать его снова. * — Я… я не знаю, что сказать, приятель. Что Снейп где-то удерживает Ремуса, и это причина, по которой он не вернулся к тебе... Лили увидела, как затуманились глаза Сириуса, и пожелала, чтобы Джеймс прекратил напоминать тому о его невезении. Конечно, Сириус заслуживал утешения и заботы после того, как испытал такое разочарование, но они с Джеймсом обычно справлялись с этим, напиваясь вместе и разыгрывая шалости. Беспрестанные размышления на эту тему, когда Сириус даже не притронулся к Огневиски, бутылка которого стояла перед ним, ничем не помогали, и это действовало Лили на нервы. — Да уж. — Сириус глубоко вздохнул и, наконец, отхлебнул из кружки, затем со стуком поставил её на кухонный стол и наклонился вперёд. — Я тут подумал, мне кажется, что Ремус никогда бы не вернулся, если бы старина Снейп не удерживал его под угрозой Живой Смерти. Джеймс моргнул. Лили тоже. Она почувствовала, как часть их связи на мгновение вспыхнула от изумления, словно фейерверк, и успокоила его, не задумываясь об этом и не отрывая глаз от Сириуса. Именно этого они избегали весь вечер, подумала она. Сириус собирался с духом, чтобы сказать что-то серьёзное, а Джеймс просто думал, что он хочет поговорить о том, каким ужасным был Снейп. Лили лишь немного думала о Северусе после того, как узнала, что это он был тем, кто ударил Сириуса ножом. Не было никакого способа думать о нём, что не причинял бы боли. — Почему нет? — спросил Джеймс. — Я знаю, что это он отверг вашу связь, но прошло уже тридцать лет. У него было время смириться с… — Я был идиотом, Джеймс. Я пытался использовать свою родственную душу как оружие. Он… был прав, отвергнув меня. За столом повисла звенящая тишина. Лили уставилась на Сириуса и задумалась, слышала ли она когда-нибудь от него нечто настолько искреннее. Сириус крепко зажмурился, словно не хотел видеть реакцию Джеймса, и, поднеся кружку ко рту, сделал ещё один большой глоток о Огневиски. Он не засмеялся после сказанного, и Лили была уверена, что тот не шутил. — Ну, да, — сказал Джеймс минуту спустя. Он колебался, связь между ним и Лили была крепкой и наполненной помехами, и Лили потянулась и взяла его за руку. Его палец на секунду огладил костяшки её пальцев, прежде чем Джемс глубоко вздохнул и продолжил: — Ты был идиотом, но в пятнадцать лет все так или иначе становятся идиотами. Он должен это понять и найти в себе силы простить тебя. — Откуда мне знать, был ли у него такой шанс? — Устало спросил Сириус. — Откуда мне знать, как долго он находился под действием Живой смерти? Может быть, Снейп дал ему дозу в ту самую минуту, когда Ремус связался с ним. Я не могу знать, Джеймс. Конечно, мы попытаемся найти Снейпа и заставить его заплатить за содеянное, но это не вернёт Ремуса и то время, которое мы потеряли. — Он проглотил ещё огневиски и переплёл пальцы. — И теперь я точно понимаю, какими идиотами мы были намного позже наших пятнадцати лет. — О чём ты говоришь? — О нашем идиотском решении держать Гарри подальше от его родственной души. Я произнёс то дурацкое заклинание, которое смогло разрушить их эмоциональную связь. И ты держал его подальше от Реддла из-за смутных страхов по поводу Тёмных лордов, тайных сражений и... какой бы чепухи ни крутилось в голове Дамблдора. И ты хотел бы, чтобы родственной душой Гарри был кто угодно, кроме него, не так ли? Я вижу это. Ты ненавидишь его, Джеймс. — Не сына! Я никогда не ненавидел своего сына. — Я имел в виду Реддла, и ты это знаешь. — Сириус наклонился вперёд и впился в него взглядом. — Да ладно, Джеймс. Даже если ты теперь прекрасно знаешь, что он не Тёмный лорд, ты всё равно ненавидишь Реддла. Почему? Как ты думаешь, что будет дальше? — Он нехороший человек! — Вырвалось у Джеймса, и даже Лили вздрогнула от прилива ненависти и красно-белой ярости, которые захлестнули их связь. — В отличие от Гарри! Гарри следовало бы быть связанным с кем-нибудь вроде, я не знаю, Гермионы, или Луны Лавгуд, или старшей дочери Артура и Молли. Почему, чёрт возьми, его родственной душой стал кто-то вроде Реддла? Мне это не нравится, я этого не понимаю, и я его ненавижу! Сириус откинулся на спинку стула, приподняв брови в наступившей тишине. Лили прочистила горло, потому что должна была. — Я люблю тебя, Джеймс, — сказала она, — Но это один из тех случаев, когда ты ведёшь себя как идиот уже после того, как тебе исполнилось пятнадцать. Джеймс пристально посмотрел на неё. — Подумай об этом, — произнесла Лили. — Если Гарри хороший человек, а ты в этом убеждён... — Я уверен! — Разве не логичнее сделать вывод, что его родственная душа также является хорошим человеком, и мы действительно недооценили Реддла только из-за того, что говорил нам Дамблдор? — Ты просмотрела его результаты голосования, как и я, Лили. Ты видела, какие законы он поддерживал и какие речи произносил, когда кто-то собирался выступить против него! — Да, и Гарри знал об этом раньше нас и всё равно влюбился в этого человека. — Лили вздохнула. У неё было такое чувство, будто она сотню лет несла на своих плечах тяжёлую ношу. — Гарри простил нас, когда мы чуть не погубили его. Он простил Реддла за вещи, которые могли быть ещё хуже, но не повлияли бы на Гарри лично. Я думаю, мы должны признать, что Гарри, возможно, единственный человек, который мог бы быть родственной душой Реддла, но и Реддл также единственный, кто когда-либо мог бы быть у Гарри. И, очевидно, единственный, кого он хочет сам. — И что же произойдёт, когда Реддл снова облажается и разобьёт Гарри сердце? — Джеймс взмахнул руками, вырывая ту, что держала в своей Лили. — Ты собираешься сидеть здесь и впустую сотрясать воздух, когда то, что нам действительно нужно сделать — это придумать, как уберечь нашего сына от готовящегося к своему становлению Тёмного Лорда? Лили моргнула. Она не понимала причин возникновения ярости Джеймса, что было нелепо, ведь их души были связаны. Она раскрыла их связь настолько широко, насколько это было возможно, и почувствовала чужой страх. Он бушевал, словно лесной пожар, чтобы не столкнуться лицом к лицу с ещё одним страхом — страхом за Гарри, с мыслями о том, что Реддл сломает его, отвергнет их связь, сделает что-то, что будет означать, что Гарри будет ещё хуже, чем до того, как он вообще встретил Реддла. Лили снова взяла обе руки Джеймса в свои и наклонилась, чтобы поцеловать его. — Я понимаю, — прошептала она ему. — Ты так сильно любишь нашего сына, ты всё ещё убеждён, что Реддл ужасно относится к нему, и ты не знаешь, как исцелить Гарри от подобной утраты, если что-то всё-таки случится, и это пугает тебя. Но, Джеймс, ты должен избавиться от мыслей о том, что Реддл — Тёмный Лорд. — Ты видела, что он сделал со мной! Ты видела… — Я видела, как он пытался отплатить тебе за ту боль, которую ты причинил Гарри в прошлом. — Лили медленно откинулась на спинку стула, заставив Джеймса привстать и неуклюже потянуться за ней следом. Сириус уставился в свой бокал с Огневиски, и Лили краем глаза заметила на его лице застарелую горечь, но прямо сейчас ей не было до этого дела. Ей нужно было поцеловать Джеймса и сказать: — Он защищал свою родственную душу. — Ему не обязательно было делать это таким... тёмным способом. — Сомневаюсь, что Реддл знает, как действовать по-другому. — Лили глубоко вздохнула и призналась в том, чего Джеймс больше всего не хотел бы услышать. — И я думаю, что мы сыграли свою роль в том, что он стал таким, Джеймс, поскольку мы были одними из тех, кто скрывал от него его родственную душу. Возможно, он был бы спокойнее и охотнее прислушивался бы к таким людям, как мы или Альбус, если бы Гарри появился в его жизни раньше. Лицо Джеймса потемнело, как и лицо Сириуса, и он вырвал у неё свою руку, после чего поднялся с места. Когда он развернулся, чтобы выйти из комнаты, Лили просто встала и уставилась ему в спину. Джеймс повернулся обратно и угрюмо сел рядом с ней в ответ. — Мы ничего не можем сделать, чтобы это изменить, — пробормотал Джеймс. — Он что, ожидает, что мы изобретём Маховик Времени, который обратит время вспять, вернёт нас на десять лет назад и мы отдадим ему Гарри? — Я думаю, что он согласился бы на извинения или на то, что мы просто будем показывать Гарри, как он важен для нас и что мы серьёзно относимся к тому факту, что они являются родственными душами. — Да, — заговорил Сириус, заставив Лили подпрыгнуть. Она наблюдала за тенями, бегущими по лицу Джеймса, и, честно говоря, забыла о присутствии Сириуса в комнате. — Именно об этом я и говорил. Мы должны перестать вести себя так, будто то, что Гарри родился с именем Реддла на запястье, является каким-то величайшим преступлением. Возможно, этот ублюдок не начнёт тебе нравиться никогда. Чёрт возьми, мне он тоже не нравится. Но мы должны принять его и жить с этим достойно. — Это всё из-за того, что Снейп ударил тебя ножом? — Немного раздражённо спросил Джеймс. — Это всё потому, что у меня могло бы всё получиться с Ремусом, если бы я был более терпимым и понимал его лучше, вместо того, чтобы пытаться заставить его жить так, как я считал забавным, — отрезал Сириус, допил остатки Огневиски, после чего встал и направился к двери. Лили подумала о том, чтобы последовать за ним, чтобы ему не пришлось уходить в таком плохом настроении, но на лице Джеймса было написано откровение, и это чувство волной хлынуло через их связь, так что она осталась на месте и приподняла бровь, глядя на него. — О, — наконец сказал Джеймс. — То есть... если бы мы заставили Гарри попытаться уйти от Реддла, он бы сейчас чувствовал себя так же, как Сириус из-за потери Ремуса. Возможно, это был не самый глубокий и не самый полезный вывод, к которому Джеймс мог бы прийти, но, честно говоря, Лили было всё равно, если это было основой для перемен. Она кивнула и положила голову Джеймсу на плечо. — И тогда он действительно никогда бы нас не простил, — прошептал Джеймс в волосы Лили. — И у нас не было бы ни малейшего шанса убедиться, что он не пострадает из-за того, что Реддл — бастард подающего надежды Тёмного Лорда. — Да, ты можешь думать об этом и так, — пробормотала Лили. Джеймс долго гладил её по плечу, обдумывая это. Наконец он кивнул. — Я извинюсь завтра, — сказал он. Лили вздохнула, прижалась к своей родственной душе и пожелала, чтобы она однажды смогла поверить в то, что Сириус когда-нибудь снова почувствует нечто подобное. Она не могла. Но, по крайней мере, она могла верить, что Гарри испытывает что-то похожее, и радоваться этому.