Метки
Описание
Спустя чуть более чем два года, после окончания великой войны, Сирены напали. Резким ударом они парализовали морские коммуникации, прибрежные города в опасности, а правительства и военные отчаянно ищут способ борьбы с доселе неизвестным врагом. В этом новом мире, СССР должен противостоять вызовам, которые угрожают ему.
Позвольте представить вам историю первой войны с Сиренами, которая обрушилась на мир в конце сороковых, и то как СССР, его люди и Кансен сражались в этой войне.
Падение северного поста. Глава 4.
09 февраля 2025, 04:00
Ночь продолжалась. Последних культистов, высадившихся на ледокол, перебили без какой-либо жалости. Те, кто оставался под палубой, были пойманы и расстреляны, или зарублены, те же, кому как-то удалось выбраться на верхнюю палубу, обнаруживали, что на многие километры вокруг них раскинулась нескончаемая белая пустошь. Далее их судьба была незавидной — разъярённые солдаты и гражданские во главе с Малиным и Красин буквально скидывали их за борт. Орлин всё же оставался в стороне, обеспечивая, тем не менее постоянную защиту, коей выступала тройка автоматчиков, которые не спускали мушек с культистов.
Как только зачистка завершилась, начался гораздо более тяжёлый этап, который предстояло пройти пассажирам ледокола — помощь раненым и подсчёт мёртвых.
******
— Товарищ Красин, — устало воскликнула медсестра, вытирая руки от крови, после чего продолжила, — прошу, проходите сюда, — сказала она, уже явно усталым голосом, указывая на кушетку позади себя. — Благодарю вас, — кивнула Кансен, проходя вглубь импровизированного медицинского кабинета, одного из тех, которые обустроили на её борту. Красин с некоторым неудовольствием заняла своё место, попутно сбросив свою тяжёлую куртку, на которой просматривался заметный прорез слева, чуть ниже подмышки. Она не хотела сюда идти, считая, что её ранение, каким бы серьёзным оно не было, не являлось той причиной, чтобы отвлекать врачей. Однако Орлин и Малин, которые в один голос твердили, что лучше провериться, всё же заставили её пойти. — Ого! — воскликнула медсестра, как только освободила рану Кансен от марли, которой она была замотана. — Никогда такого не видела! Рана выглядела поистине отвратительно. Достаточно большой и тонкий разрез с подтёками крови, которые стекали вниз и так и застыли, был почти полностью скрыт за закопчённой плотью, которая появилась из-за действий уже самой Красин. Вокруг всего этого расположилась большая бледно-синяя гематома. Но самым удивительным для медсестры было то, что столь серьёзная рана постепенно заживала. Мёртвая кожа сама собой понемногу отслаивалась, и под ней рану закрывала новая ярко-розовая плоть. — Так … давайте посмотрим, — проговорила медсестра, натягивая на руки перчатки. Её руки медленно, осторожно провели по краям раны, примерно обозначая её размер. — Тс-с! — от резкой боли Красин прикусила губу. Медсестра тут же одёрнула руку, подняв глаза на Кансен, и продолжила осмотр с большей осторожностью — Не понимаю, как вы с такой-то раной ещё и ходили? — изумлённо пробормотала женщина в белом халате. — С такой раной обычный человек был бы прикован к кровати минимум на месяц, а то и больше!.. — Что там? — вздохнула Красин, когда медсестра отвернулась, чтобы взять какие-то инструменты. — Вам очень повезло, на самом деле. Как я могу судить, по первичному осмотру, то у вас раздроблены два, а может три ребра, а вот с внутренними органами всё в порядке. Как я слышала, вас проткнули клинком, а потом вы ещё и прижгли рану, верно? — спросила медсестра, держа в руках новую вату и какую-то банку. — Верно, — кивнула Красин. — Лезвие угодило вам в рёбра и прошло в нескольких миллиметрах под диафрагмой, и столько же, не дойдя до почек, — сказала медсестра, нагибаясь к ране Кансен, принявшись осторожно обрабатывать её. — И правда, повезло, — сухо сказала Красин, смотря куда-то в пустоту, продолжая немного морщиться от лёгкой боли. Вообще, само существо Кансен было настолько же поразительным, насколько и странным. Выживая под выстрелами снарядов мощнейших орудий, снаряды которых способных уничтожать целые дома и проламывать метры стали, но в то же время им могло навредить что-то простое, вроде обыкновенного битого стекла. Так и боль. Несмотря на огромный болевой порог, они чувствовали её пусть, даже из самых незначительных источников. — Как думаете, сколько времени понадобиться, чтобы она зажила? — спросила Красин, когда медсестра снова отстранилась от раны. — Честно говоря, не знаю, — ответила она, вновь смачивая вату какой-то жидкостью, и продолжила. — Я… никогда раньше не работала с Кансен, и честно не знаю, как у вас заживают такие раны. Если бы это был обычный человек, я бы сказала, что восстановление займёт минимум месяц, — она замолчала, ещё раз посмотрев на Красин, — у вас же… я даже не знаю. С такой раной обычно не ходят, не то, что не воюют, а вы, вон, даже целым кораблём управляете. — Да, — вздохнула Красин, пока медсестра обматывала рану новым слоем марли, — понимаю. — Поэтому у вас… я бы сказала, что она, наверное, заживёт дней через пять — семь. Так что можете не переживать насчёт этого. — Ясно, — кивнула Красин, вновь надевая свой наряд и скрывая рану под одеждой. — Берегите себя, — ответила медсестра вслед уходящей девушке, прежде чем вернуться к пересчёту и сортировке лекарств, в ожидании новых посетителей, которые, как она знала, ещё будут. Ночка действительно выдалась безумной. — Спасибо, — кивнула Красин, заворачивая за угол.******
Красин медленно побрела по коридорам своего корпуса, не зная, куда идти. Усталость говорила ей дойти до своей каюты и плюхнуться на койку. Голова же говорила, что нужно подняться на верхнюю палубу, на вахту, но там Орлин поставил своих людей в караул. Пока она проходила между одного поперечного коридора, она краем глаза что-то заметила. Её шаги остановились, и она медленно подошла туда. Маленькая девочка, Вера, которую она видела в столовой, и которую она запомнила из-за её весёлого, любопытного характера, сидела на полу, укутавшись в меховую куртку и обмотавшись длинным шерстяным шарфом. Буквально в паре метров от неё, Красин увидела закрытый отсек, который, как она знала, был переоборудован в операционную. Медленно подойдя, она села рядом с девочкой. — Доброй ночи, — с аккуратной улыбкой на лице сказала она, глядя на то, как девочка поднимает свою маленькую голову, устремляя глаза на неё, и в ту же секунду её сердце ёкает, а улыбка тут же сходит с лица. Глаза девочки были красными от слёз, а по щекам, подобно горным ручьям, тянулись борозды от слёз. — Что случилось?! — не столько сказала, сколько прошептала Красин, приглушённым голосом. — П-Папа!.. О-Он!.. Т-Т-Там … — с жуткими всхлипами, едва выговаривая слова, сказала Вера, пытаясь всячески отвести глаза, — Й-Й-Его р-ранили, а п-потом заб-забрал-ли … — в этот момент что-то, казалось, надломилось в девочке и она, заливаясь слезами, буквально рухнула вперёд. Красин едва успела подхватить её, обняв за плечи, но вот как успокоить девочку, она не знала. За все те годы, что она уже жила, ей так и не довелось особенно много проводить времени с детьми. — Тише, тише … — смогла только тихим голосом сказать Красин, начав гладить её по спине, пытаясь хоть как-то успокоить девочку. Движения Кансен были осторожными — будучи сильней обычного человека, она двигала руками плавно, чтобы не покалечить Веру. Через миг она вздрогнула, когда слёзы коснулись её шеи. Они были тёплыми, но почему-то ощущались словно давно застывший лёд. Руки Веры инстинктивно попытались обнять Красин, но не смогли обхватить ту полностью. Каждый новый всхлип заставлял сердце Кансен пропускать удар, и сжиматься всё сильнее и сильнее. Постепенно, плач девочки становился всё тише и тише, а дыхание медленно, но уверенно восстанавливалось. Осторожно Красин отодвинула Веру от себя, продолжая чуть обнимать её. — Ну что ты разревелась? — спросила она с нежной, едва заметной улыбкой, смотря на зарёванное лицо девочки. — Давай вытрем слёзки, — неуверенно сказала она, аккуратно смахивая слёзы с её покрасневшего лица. Вера громко шмыгнула, поднеся руку к лицу, стирая слёзы и сопли с лица, после чего заговорила, чуть более спокойным голосом: — Я … я боюсь, — сказала она, опустив голову. Красин, смотревшая на её лицо, но тут её взгляд упал на её руки. Те буквально тряслись. Кансен видела подобное ранее, но тогда это было у взрослых мужчин, что голодали долгое время, и продрогли на морозе. Но чтобы маленькая девочка вела себя так же, как знаменитые выжившие Красной палатки. Она ощутила болезненный укол под горлом, и её руки тут же легли на плечи девочки: — Вера, успокойся … — сказала она, прижимая ребёнка к себе, так, что её руки остались сложены около груди. Постепенно дрожь стала утихать, а после и вовсе утихла, — чш-ш-ш … — тихо добавила Красин, продолжала медленно поглаживать девочку по голове, в надежде, чтобы та успокоиться. Понемногу девочка стала приходить в себя, но в этот момент, с протяжным, томным скрипом, открылась дверь. Медленным шагом в коридор вышел человек, в белом, врачебном халате, но не смотря на всю его чистоту и белизну — она меркла по сравнению с пятнами крови на нём. Его руки точно так же были в крови, которая осталась на них после того, как он снимал перчатки, и которую он пытался стереть довольно изношенным платком. Наконец, он убрал платок в один из карманов, и осторожно потянулся, чтобы снять монокль. Его утомлённые старческие глаза пару мгновений побродили по коридору, прежде чем остановиться на сидящей на полу паре. — Виктор Альбертович, — поприветствовала кивком головы Красин, старого врача, который каким-то образом оказался среди жителей метеопоста на Новой земле, а после добавила, неожиданно тихим голосом, — какие новости? Доктор открыл рот, но почти тут же закрыл его, не проронив ни звука. Его глаза стали метаться по сторонам, куда угодно, лишь бы не на девочку, которая повернула голову в его сторону, ожидая что он скажет. Видя реакцию доктора, Красин бросила в холодную дрожь. И словно в довершении всего вновь раздался тоненький, чуть неровный голосок Веры: — Дяденька … а что с папой? — спросила она, смотря своими красными, заплаканными глазами на врача. У Виктора Альбертовича пересохло во рту. Он несколько раз попытался смочить губы, но сделать это ему не удалось. Тяжело вздохнув, он присел на одно колено, чтобы быть с Верой и Красин на одном уровне. На миг всё затихло. Слова всё никак не подступали к губам старого врача. Тихим, приглушённым голосом он, наконец, заговорил: — Твой папа … он умер, — сказал он, зажмурив глаза, не желая смотреть в глаза его дочери, которые стали наливаться слезами, — мы не смогли спасти его. Прости. Он тяжело поднялся на ноги, будто бы его ноги были налиты свинцом, и направился обратно. — Давайте следующего, — прохрипел он, бросая краткий взгляд за спину, на Веру, которая вновь стала дрожать. Последнее что он услышал перед тем, как вернуться в палату, был пронзительный детский крик. Плач маленькой девочки эхом разносился по коридорам корабля: — П-П-Папа!.. У-Уэ-эа! Сердце Красин наливалось кровью каждый раз, когда девочка произносила слова. Она с неожиданной силой прижала её к груди, в отчаянной, бессмысленной попытке успокоить Веру. — Тише … тише, — повторяла Кансен, прекрасно понимая, что это бессмысленно. Продолжая крепко держать девочку на руках, Красин поднялась на ноги, и побрела в единственное место где могла найти для себя опору — в свою каюту. Она стала медленно удаляться от операционной, когда Вера чуть было не вырвалась. Девочка задёргалась, выставив руку вперёд, будто бы пытаясь схватиться: — Папа! Папа, нет! Пусти меня! — кричала она, пытаясь вырваться из крепкой хватки Красин, но этого у неё так и не получилось. Когда Кансен завернула за угол, операционная пропала из виду, и в этот же момент силы словно покинули тело девочки. Крики прекратились, а она сама обмякла, упав на плечо Красин. Она уже не пыталась вырваться, не пыталась бороться, не пыталась смотреть. Единственное, что делала девочка, находясь в полубессознательном состоянии — плакать и тихо причитать: — Папа! Вскоре, Красин всё же добралась до своей каюты, продолжая нести Веру на руках. Всего на миг в её разуме проскочила мысль: — «Почему я не отнесла её к каютам?..» — спросила она саму себя, тут же поняв, насколько это бессмысленный вопрос. Она просто не могла позволить себе бросить этого ребёнка. Всё, что происходит на её борту — это её юрисдикция. Тут она царь и бог, всё, что происходит тут на её совести. Его смерть — на её совести. Поэтому Кансен осторожно положила девочку на свою кровать. Вера уже спала. Все потрясения за последние несколько часов произошло слишком много всего, слишком много для одной восьмилетней девочки. Она продолжала плакать даже во сне, тихо всхлипывая. Как только она оказалась на кровати, под одеялом, то тут же свернулась калачиком, уткнувшись в стену, продолжая тихо что-то причитать. Красин глубоко и грустно вздохнула, нежно проведя рукой по голове Веры, из-за чего та немного вздрогнула. — Мир жесток … — усталым голосом сказала она, почувствовав, как собственные глаза стали слипаться. Наконец, усталость дала о себе знать. Медленно она легла рядом с Верой, очень быстро погрузившись в сон.******
— Скольких мы потеряли? — голос Красин сухо прозвучав в ходовой рубке, в которой уже собрались Орлин и Малин. — Мы нашли на борту шестьдесят одно тело, из них тридцать четыре — абордажники, — сказал старый полярник, закрыв глаза рукой. — Двадцать семь, значит, — разочарованно произнесла Красин и уставилась перед собой. — О боже! — Тридцать, — бросил Орлин. Красин подняла глаза на капитана в непонимании. Увидев это, он сказал, — Трёх моих на верхней палубе не считали. Они в стороне лежали, так что до них просто не дошли. — Тридцать человек …- вздохнула Красин, вновь уставившись в пол. Вчерашняя ситуация повлияла на неё сильнее, чем она думала. Вид плачущей девочки, которая потеряла отца и которую она оставила в своей каюте, вызывал у неё ноющую боль в груди, стоило ей об этом задуматься. Она подняла глаза на двух мужчин и подавленным тоном заговорила: — У меня на борту нет места, чтобы перевезти столько погибших. — Нету? — осторожно поинтересовался Малин. — И что ты тогда предлагаешь? Орлин, как сухопутный человек, непонимающе переводил взгляд с Красин на Малина. — Поскольку они погибли в море, защищая людей на борту и сам корабль, — Красин говорила осторожно, буквально через силу, — я предлагаю захоронить их в море, со всеми почестями. — Что?! — от злости взревел Григорий. — Скинуть тела моих бойцов, как дохлых собак, в море?! — А что ты предлагаешь? — с гортанным рыком спросила Красин, вскочив на ноги. — Как солдаты СССР, погибшие на службе, они должны быть преданы земле! — огрызнулся капитан и ударил кулаком о стену корабля. — Я не могу довезти их всех до большой земли! — крикнула Красин. — У нас тридцать трупов и ещё сто живых людей, выживание которых — моя первостепенная задача! И ваша тоже! — сказала она, ткнув пальцев в грудь капитана. — У меня вообще-то на борту максимум сотня человек вмещается, а я взяла сто тридцать… Ты думаешь, что если бы была хоть малейшая возможность сделать это, я бы не попыталась?! — За бортом серьёзный мороз. Чтобы с ними ничего не случилось, можно разместить их на палубе, — пророкотал Орлин, но в этот же момент заговорил Малин, который до этого молчал, наблюдая за перепалкой. — Капитан, боюсь, но в данном случае я вынужден согласиться с госпожой Красин. То, что вы предлагаете, нельзя делать, как минимум из гуманистических соображений. К тому же, скажите, вы как бы повели себя, если бы каждый день… видели своего мёртвого отца, брата или друга? — сказал он и добавил. — Да и тут полно морских птиц… Так что не довезём мы их так. Капитан остановился, уставившись куда-то между Красин и Малиным. Было видно, как мысли проносились в его голове. Глубоко вздохнув, он всё же заговорил: — Значит так… делайте что считаете нужным, — сказал он, явно пересиливая себя, — а что тогда делать с трупами абордажников? — Не переживайте, капитан, я позабочусь о них, — сказала Красин, со злобной улыбкой на лице. Через почти час пути винты корабля замедлились, и могучий ледокол остановился во льдах. Трап был спущен почти тут же, и почти сразу же те солдаты, кто стоял на ногах после ночного боя, принялись сгружать с палубы уже окоченевшие трупы налётчиков, служивших Сиренам. Медленно на льду появлялась мерзко пахнущая куча невнятной формы. — Забирайтесь обратно! — окрикнула солдат Красин, призывая их вернуться, после чего повернулась к Орлину, который стоял тут же, наблюдая за процессом. — Всё. Очень скоро птицы и медведи полакомятся этим. — Большего они и не заслуживают, — сказал Орлин, отводя взгляд от груды трупов. — Вы нашли, что я просила? — неожиданно спросила Красин. — Да, мои люди уже подготавливают наших к захоронению. — Хорошо, — кивнула Красин, став медленно удаляться. Неожиданно она остановилась и обернулась, — как только выйдем на чистую воду, то сделаем. И ещё… собери всех, кто захочет попрощаться. — Хорошо, — кивнул Орлин, так же уходя. Более смотреть на остатки предателей ему не хотелось. Ледокол двинулся с места, набирая скорость и проламываясь сквозь лёд.******
Вера пришла в себя очень поздно. Несмотря на долгий сон она не чувствовала себя свежей. Напротив, всё тело было словно налито свинцом — тяжёлым и медлительным. Болело всё — живот, голова, руки, ноги, казалось, даже кости болели. Она медленно поднялась на кровати и в этот момент воспоминания последних часов обрушились на неё подобно лавине. Дыхание снова сбилось, а глаза налились слезами. — Малышка, ты чего?! — воскликнула Красин, которая спустилась в свою каюту за несколькими вещами. Она бросилась к Вере, подхватывая девочку, которая вновь грозилась упасть. Ей это удалось, и в этот же момент слёзы стали литься на её плечо. — П-поче-почему вы делаете это? — тихим, едва слышимым голосом, спросила Вера, уткнувшись в плечо Красин. — У в-вас же есть ещё дела … делаете? Почему? На миг, Красин словно провалилась, будто бы кто-то ударил её, выбив весь воздух из лёгких. Она не ожидала такого вопроса, поэтому растерялась, не зная, что ответить. — Потому, что эта моя вина, что он погиб. Моя вина, что погибли все они, — грустно сказала Красин, глубоко вздохнув, — Мне больно знать, что такой хороший человек, как твой отец погиб. мне больно знать, что я ничем не смогла помочь ему и кому-либо ещё тогда, а сейчас… единственное, как я могу помочь ему, это позаботится о тебе. Красин отпустила Веру и, встав, направилась к дальнему концу своей каюты, где был размещён офицерский гардероб. Девочка со спины наблюдала, как Кансен сняла куртку и надела какую-то другую верхнюю одежду. Она с изумлением наблюдала за ней, продолжая вытирать слёзы с глаз. Наконец, Красин повернулась. Её одежда изменилась кардинально, так, что её было почти не узнать. Всё её тело теперь закрывала длинная и свободная чёрная ряса, за которой почти не просматривались её очертания — даже обуви на ногах. На шее, на достаточно толстой цепочке, висел золотой крестик. На голове, словно бы в противовес черноте рясы, был белоснежный куколь, чьи концы ниспадали подобно волосам по груди, а на самой верхушке был небольшой золотой крестик. В руках место ледоруба и копья заняло старенькое, позолоченное кадило. Несколько секунд, Красин смотрела на саму себя, словно оценивая свой внешний вид, после чего повернулась к Вере, которая завороженно смотрела на неё. — Вы … зачем вы так оделись? — изумлённо спросила девочка. В её голосе уже почти не слышались нотки плача, но именно это и нервировало Кансен. — Зови меня на «ты» … — медленно сказала Красин, после чего продолжила, — одевайся. — Куда? — спросила она, слезая с кровати. — Попрощаться с отцом, — мрачным тоном сказала Красин, протягивая ей её куртку. Как только Вера услышала слова Красин, воспоминания снова стали пролетать перед её глазами. — По — … прощаться … — прошептала она, когда её взгляд неожиданно вновь остекленел. Красин медленно подошла к ней, сев на одно колено, и положив руку на плечо, прежде чем заговорила: — Верно, — прошептала она, осторожно, рукой поднимая голову девочки, чтобы посмотреть той в глаза, — ситуация сейчас не самая приятная, так что я… мы не можем доставить его и остальных до большой земли, поэтому последний покой мы дадим им тут… в море. Девочка тихо всхлипнула, и почти сразу же уголки её глаз налились блестящими, словно бриллианты, слезами. — Да. Да, хочу. Пойдём, — быстро закивала она, смахивая с глаз слёзы, и принялась накидывать на себя куртку. Красин медленно поднялась на ноги и, перед тем как выйти, взяла Веру за руку. Медленно они побрели на палубу, где уже завершались последние приготовления. Подчинённые Орлина собирали тела своих товарищей, которым повезло меньше, чем им и, вместе с врачами, готовили их к путешествию в последний путь.******
Гробов в таком количестве на борту у ледокола попросту не было, поэтому в ход шло почти всё, но несмотря на спешку и откровенную нехватку материалов, все были в равных условиях. Корабль вновь остановился, но теперь вокруг не было ледового панциря, лишь чистая, холодная вода. Солнце уже клонилось к закату, впрочем, в это время года он был очень ранним, но его уходящие лучи, словно театральный прожектор, подсвечивал палубу ледокола. На широкой кормовой палубе в несколько рядов лежали импровизированные гробы с падшими защитниками корабля, а вокруг них толпились люди: солдаты, медсёстры, метеорологи и члены их семей — все, кто мог и хотел прийти пришли сюда. Нескольким тяжелораненым помогли подняться на палубу, чтобы они могли проводить своих товарищей в последний путь. Но всё же детей было немного, они остались в каютах. Ибо похороны близкого слишком тяжёлое событие для большинства детей. Малин и Орлин стояли чуть в стороне, подавленно смотря на картину, что разворачивалась перед ними. — Н-да, — протянул Малин, — сколько лет живу, так никогда не привыкну к этому. — Многих хоронить пришлось? — устало спросил Орлин. — Приходилось… Кого во время гражданки, кого вот в прошлую войну, кого просто во время экспедиций, а кто-то… просто от старости, — ответил Малин, — но, чтобы столько и сразу… не приходилось. Орлин едва заметно кивнул, после чего заговорил: — При мне было такое, но тогда мы были на фронте. И это проходило без родственников, а тут их вон сколько! Наверное, из-за этого как-то тяжелее, — он вздохнул. — Где там Красин? Уже заждались мы её! — А это там не Красин? — спросил Малин, указывая рукой в сторону кормы. Капитан проследил взглядом за рукой полярника, и на миг растерялся, когда всё же нашёл взглядом ту, на кого он указывал. Малин оказался прав — это и вправду была Красин, вот только её внешний вид разительно отличался от того, к чему он привык в последние дни. Рядом с ней ходила девочка, которую он уже несколько раз видел до этого. В один момент они остановились у одного из гробов, задержавшись у него, и в этот момент Орлин увидел, как на лице девочки блеснули слёзы. Вскоре, Красин отвела девочку куда-то в сторону и подошла к Малину и Орлину. — Извините, что немного задержалась, товарищи, — кратко поприветствовала она их лёгким кивком головы. — Ты … почему ты так одета? — спросил Орлин, оценивая Кансен взглядом. — Я же сказала, что со всеми почестями, — вздохнула Красин, смотря в сторону кормы, — вот, пришлось вспомнить прошлое. — Прошлое? — приподнял бровь Малин. — Ну, я же родилась для царского флота, а там к каждому кораблю приписывался корабельный священник. Мы же, Кансен, обучались в основном военному делу, ведь это для нас главное. Ну ещё навигация и прочее, но некоторые из нас изучали что-то постороннее. Я вот обучалась у священников… так что я могу провести все необходимые процедуры. — Кхм, — кашлянул Орлин в кулак, — буду знать. Ближайшие минут двадцать они стояли, продолжая переговариваться и давая остальным время в полной мере проститься с теми, кто не пережил прошедшую ночь. После этого по приказу Орлина, все отошли, чтобы позволить Красин провести ритуальную службу. Тихий язычок пламени вспыхнул, и почти тут же был брошен в небольшую топку кадила. Красин сделала шаг вперёд, моментально приковав к себе все взгляды. Как только это произошло, она сложила пальцы троеперстие и медленно перекрестилась, после чего заговорила: — Непобедимый, непостижимый и крепкий во бранях Господи Боже наш! Ты, по неисповедимым судьбам Твоим, овому посылаешь Ангела, — её слова прорезали болезненно холодный, тяжёлый воздух, который подобно свинцу давил на всех. Красин медленно ходила между рядами тел, окрапливая их водой и размахивая кадилом, продолжая зачитывать молитву. Все смотрели только на неё. Кто-то крестился, некоторые женщины тихо плакали, закрыв свои лица ладонями. Другие просто молча смотрели, словно бы им было всё равно, но одинокие слёзы блестели в уголках их глаз. — Водвори их в сонме славных страстотерпцев, добропобедных мучеников, праведных и всех святых Твоих. Аминь, — закончила молитву Красин, подойдя к последнему телу, у которого она на миг остановилась, смотря на белую марлю, которой заменили саван, скрывавшую его фигуру. Она повернула голову и кратко кивнула Орлину. Тот увидел это, после чего начался сам процесс захоронения. Грузовые краны, которые в обычное время разгружали грузы, теперь осторожно перемещали тела за борт, опуская их в холодную воду, где они тут же шли ко дну. Последним аккордом стал пушечный залп с главного калибра. Пятьдесят два снаряда было выпущено из кормовой пушки — за тех, кто умер сейчас и тех, кто дал им шанс выйти в море. Как только гром от последнего выстрела затих, винты ледокола вновь стали раскручиваться, толкая его вперёд.******
Вера не помнила, как она добралась обратно до каюты. Похороны оказались настолько выматывающими, что она вновь едва не провалилась в собственные воспоминания. Вид её отца, лежащего там, вновь бросил её в дрожь, и только слова Красин заставили её прийти в себя. А потом она смотрела на то, как её отец скрывался за чёрными волнами Северного Ледовитого океана, сразу после этого всё было словно в тумане. Она даже не помнила, как заснула. Проснулась она уже поздней ночью. Было тихо. Единственный видимый ей иллюминатор светился тёмным, лунным светом. Внезапно что-то блеснуло, что-то необъяснимое и завораживающее. Вера быстро вскочила с кровати и подбежала к иллюминатору, пытаясь заглянуть туда — понять, что это такое. Она буквально прижалась к двойному стеклу, пытаясь заглянуть за него, но это ей не удалось. Вера отошла от иллюминатора, быстро окидывая взглядом каюту. Как только её глаза остановились на куртке, она тут же подхватила её, выбежав из каюты, побежав на верхнюю палубу, попутно накидывая на себя куртку. Каюта Красин, в которой она спала, была достаточно близко к трапу на палубу, поэтому она уже очень скоро оказалась подле тяжёлой металлической двери, на которой виднелись следы от пуль, ведущей на палубу. Вера напряглась, отталкивая дверь от себя, выходя на воздух. Холодный морской воздух тут ударил в лицо, заставив её на миг затрястись от озноба. Преодолев себя, девочка пошла дальше, подняв голову к небу и завороженно смотря на него. — Боже! — воскликнула она. От вида ночного неба едва заметная грустная улыбка показалась на её лице. Чёрное ночное небо, освещённое лишь звёздами, которые были подобны алмазам на свод пещеры, неожиданно вспыхнуло цветами, настолько завораживающими, насколько и невозможными. Оно переливалось зелёным цветом, который внезапно переходил в синий, и почти тут же становился красным. За все то время, что она была на севере, Вере так ни разу и не довелось увидеть это явление — полярное сияние, захватывающее, удивительно зрелище, которое тут же приковывало к себе взор. Вера стояла там, завороженно смотря в небо, когда её тихо окликнул голос со спины: — Зачем ты ушла? — восьмилетняя девочка, с некоторой опаской, быстро повернулась, чуть подпрыгнув от неожиданности, и увидела Красин, стоящую в своей обычной форме — тяжёлой куртке и без шапки. — Я … я. Простите меня, товарищ Краси… — договорить она не успела. — Стоп, — остановила её Красин, вытянув руку перед ней, — во-первых, я же просила, называть меня по-простому, без всех этих званий. Второе — я не ругаю тебя, — сказала она, подойдя к ней и, положив руку на плечо девочке, так же подняла голову к небу. — Красиво? — Да, — кивнула Вера, заворожено наблюдая за полярным сиянием. — Сколько не вижу, всё никак не могу перестать восхищаться этим. Несколько минут они завороженно наблюдали за разворачивающимся световым представлением, которое, казалось, могли видеть только они. — Знаешь, — тихо начала Красин, не отрывая взгляда от неба, — у некоторых северных народов есть поверие, что когда небо вспыхивает разноцветным огнём — это души ушедших спускаются с небес, чтобы проведать живых… — Папа!.. — вздохнула Вера, опустив голову, вспомнив отца. — Да. И он тоже, — кивнула Красин, опустив взгляд на девочку. — И он тоже… — Папа! Папа! — закричала Вера, махая свободной рукой. — Смотри! Со мной всё в порядке! Я тут! Папа!.. — словно бы в ответ ей небо, буквально на миг, вспыхнуло завораживающим фиолетовым светом, после чего вернулось к прежнему калейдоскопу красок. — Он видел, — с нежной улыбкой на лице сказала Красин. — Он… правда видел?.. — спросила Вера, подняв глаза на Красин. Та на миг замешкалась. Часть её хотела сказать девочке что это правда, что её отец видел её, но другая часть её разума боролась с этим. Однако ввиду своего воспитания она верила несколько в другое, чем то что, как говорили северяне, души мёртвых спускаются к земле. — Да, он видел тебя, — улыбнулась Красин, вновь поднимая голову к небу. Вера повторила за ней. Так они и стояли, пока девочка не стала валиться с ног от усталости. Тогда Красин подхватила её на руки и отнесла обратно в каюту.******
Вплоть до рассвета обстановка была совершенно безмятежной. Ледокол пробирался сквозь морскую гладь и ледяные поля, что вставали на его пути. Вахтенные «офицеры» и вперёдсмотрящие сменяли друг друга каждые два часа, чтобы не допустить переохлаждения, которое в этих широтах, а в особенности в море, было крайне опасным. Раненные ютились в тёплых палатах, где за ними неустанно наблюдали врачи и медсёстры. Женщины и дети сидели, в основном, по своим каютам, также не пылая желанием выходить из них, хотя некоторых детей можно было увидеть и на верхней палубе. Всё будто бы вернулось на круги своя, но тягучая, тяжёлая атмосфера, подобно свинцовому саркофагу, опоясывала всех. Память о нападении была свежа, а поэтому, когда за полчаса до полудня по левому борту от ледокола из-под воыд показалось неизвестное судно, Орлин, который был с проверкой у вахтенных, тут же поднял боевую тревогу. Женщины и дети вновь забились по каютам, а часть солдат забаррикадировались под палубой, ощетинившись оружием. Остальные по приказу капитана, похватав всё: от пистолетов-пулемётов и винтовок до крупнокалиберных пулемётов и даже охотничьих ружей, выбежали на палубу, столпившись на левом борту, целясь в показавшуюся на воде подводную лодку. Красин так же сообщили об обнаружении потенциального противника. Оставив Веру в каюте, она присоединилась к остальным, поднявшись на палубе, и подоспела очень вовремя. Примерно в миле от её корпуса, по левому борту, над водой показался силуэт невысокого корабля с острым, хищным профилем корпуса. — Что тут у вас? — спросила Красин, поднявшись на верхнюю наблюдательную площадку, где стоял Орлин с несколькими помощниками, внимательно рассматривая корабль. — Да вот, смотри, — сказал он, протягивая ей свой бинокль. Красин взяла его и тут же подняла его, направив на потенциальную угрозу. Новая подводная лодка имела достаточно странные обводы. Нос был высоко приподнят, словно полубак у эсминца. Он плавно переходил в главную палубу и упирался в, довольно крупный, орудийный барбет с одним единственным орудием. К нему примыкала маленькая ходовая рубка округлой формы, за которой палуба словно бы разделялась на три пути, два из которых обрывались почти сразу же, а третий, центральный, скатывался в воду. Постепенно стали вырисовываться детали, которые было трудно разглядеть на расстоянии. Мачта, две антенны, силуэт на рубке и два сигнальные флаги. — Флаг «Он», — пробормотала Красин, смотря на флажные сигналы, — она просит разрешить следование. — Товарищ, только скажите и мы откроем огонь, — сказал Орлин, повернувшись к своим подчинённым, проверяя их готовность. Тем временем подводная лодка медленно приближалась, поравнявшись почти параллельно с ледоколом, и повернула орудие прямо по курсу, показывая, что атаковать не намерена. С такого расстояния было можно было увидеть уже без бинокля флаг Северного флота Советского Союза, поднятый над рубкой. Рядом с ними реяли какой-то странный, возможно личный флаг, а также флаг подразделения. На рубке было написано «В-5». — Не стрелять! — крикнула Красин, попутно спускаясь с наблюдательной площадки на главную палубу. Лодка была теперь в нескольких десятках метрах от борта Красин. Солдаты чуть разошлись, продолжая, тем не менее, крепко сжимать оружие, направляя его на то место, где сейчас находилась Красин. Через миг, рядом ней появилась новая фигура. Укутанная в белую накидку, из-под которой проглядывался красный мундир, девушка стояла рядом Красин, будучи ростом чуть ниже её. Голова незнакомки была обмотана бинтами, скрывавшими её левый глаз. — М-да … правду говорят: «some things only Krasin and crazy», — с улыбкой сказала девушка, обведя присутствующих взглядом и остановившись на Красин, — ну привет, что ли. — Опустить оружие, — скомандовала советская Кансен, — она друг. — Друг? — недоверчиво спросил Орлин, показательно положив руку на кобуру Нагана. Английская речь хлёстко ударила его, подобно плети. — Она ж англичанка! — Она не совсем англичанка, — протянула Красин, после чего, быстро окинув всех взглядом, добавила, — давайте вернёмся обратно наверх, тут слишком уж много любопытных, — сказала она, прежде чем развернуться и пойти к траппу, ведшему на верхний наблюдательный пост. В-5, или, как она себя называла, Трезубец, и Орлин побрели за ней. — Почему ты оказалась здесь? — спросила Красин, облокотившись на ограждение, когда они добрались до наблюдательного поста. — Мне казалось, что в этих широтах вы не патрулируете. — Верно, — согласно, с лёгкой улыбкой на лице, подтвердила Трезубец, — просто я получила твоё сообщение, и, как только смогла помчалась к тебе на помощь. — Когда ты получила сообщение? — Примерно тридцать два часа назад, — вновь ответила подводная лодка. — Я выступила ретранслятором, так что на Большой земле о тебе уже знают. — Угу, — промычала Красин, медленно кивая головой, приложив руку к подбородку, — это хорошо. — Что у вас вообще случилось? — неожиданно громким тоном спросила Трезубец, быстро переводя взгляд с капитана на Красин и обратно. — Два дня назад, ночью, на нас напала английская подводная лодка, — начал Орлин, умолчав, что нападавший принадлежал к МЕТА, — мы кое-как отбились, но потеряли тридцать человек при абордаже. — Эй-эй-эй! Не надо на меня перекладывать вину! Я хоть и родилась на королевских территориях, душой и телом предана Союзу! — рокочущим голосом возразила Трезубец. — А я и не перекладываю, — спокойным голосом возразил капитан, тем не менее ухватившись за рукоять нагана, — просто забавно получается, что мы встретили две подводные лодки, и обе британки. Как это возможно? — Так! Орлин! — крикнула Красин, потирая лоб. — Давай не будем, она и вправду друг. — Тогда, когда ты сказала «не совсем англичанка», что ты имела ввиду? Не объяснишь ли? И вообще, что англичанка делает в нашем флоте? — Ну, тут, на самом деле, Красин не объяснит в полной мере, — осторожно подняла руку Трезубец, привлекая к себе внимание, — так что, позвольте я объясню это. — Ну, давай, — вызывающе сказал Орлин. — Ну, тогда давайте … так, с чего начать?.. — спросила она сама себя, нахмурив брови. — Ну вот, в июне прошлого, сорок восьмого года, на Средиземном море произошла небольшая ссора, если это так можно назвать, между американцами и греками. Вдаваться в подробности я не буду, но спор был насчёт двух девушек — Лемнос и Килкис. Это два американских броненосца, которые были куплены греками ещё до первой мировой. Их попросили вернуть назад. — К чему ты это говоришь? — подозрительно спросил Орлин. — Сейчас поймёшь, — сказала Трезубец, продолжая говорить. — В итоге они что-то там нахимичили и с помощью механизма призыва … ну, нас … смогли, помимо Лемноса и Килкиса, призвать ещё и Миссисипи и Айдахо — по сути их же, но на Американской службе. Потом этой технологией поделились с Великобританией и уже они довели её почти до совершенства, — Трезубец вздохнула, продолжая, — В качестве испытания они сделали несколько пробных призывов, так у них во флоте вновь подняла флаг Роял Соверен, пара крейсеров, эсминцев и прочее, и прочее… а ещё тогда призвали меня, мою сестру Тигр и ещё три подлодки S-класса: Осётр, Морской лев и Морской волк, — она закрыла глаз, тихо посмеявшись. — Сказать, что там были удивлены… это было забавно. Ну, а потом правительство Англии пыталось направить нас сюда, в Союз. В итоге они там как-то договорились, и вот, мы тут. Орлин подозрительно посмотрел на Красин, ожидая от неё подтверждения, та заметила это. — Я не знала половины из этого, но то, что знала — совпало всё, — сказала она, пожав плечами. — Ладно, — хмуро сказал Григорий, наконец убирая руку от кобуры нагана. Но спокойствие его было короткоживущим. — Корабль справа по борту! — крик одного из смотрящих пронёсся по палубе. Красин и Орлин быстро подняли свои бинокли, ища новую цель на горизонте. Трезубец также достала подзорную трубу из-под своей одежды. Удалённый силуэт подводной лодки с двумя орудийными башнями, одна из которых была разрушена, медленно плыл, разрезая волны. — Это та, кто напала на вас? — спросила Трезубец, опустив бинокль, покосившись на Красин. Та опустила бинокль на уровень груди. Незаметно для других, её руки немного тряслись, а во рту пересохло. Красин процедила сквозь зубы: — Да, та самая тварь. — Все к бою! — прокричал Орлин.