Война Сирен 1947-1954. Истории Северного Парламента

      … Февраль … 1949 год …       … Новая земля …       … Метеорологическая станция СССР …       Небольшая керосиновая лампа слабо освещала крохотное пространство тёмной землянки своим тусклым огоньком. Её едва хватало для того, чтобы освещать стол, на котором несколько карт лежали друг на друге, вперемешку. Одна — явно военного образца, словно только что вырвана с офицерского планшета. Вторая — куда более странная, со множеством точек и чёрточек, которые простой человек не мог бы разобрать, по крайней мере в первые секунды. Третья была выцветшей. Во многих местах из-под чернил проступила бумага из-за частого складывания карты в несколько раз. На её краях были едва заметные, особенно в полумраке землянки, надписи карандашом, выполненные довольно красивым, хоть и неряшливым почерком.       Над картами, склонившись над столом, стояло три человека, двое мужчин и одна женщина. Настроение у них всех было крайне скверным. Наступившую тишину прервал сухой, чуть хриплый голос:       — Товарищ капитан, что вы можете сказать нам? — говорившим был мужчина, которому уже стукнул пятый десяток. Его заветренное, морщинистое лицо было чуть красным из-за холода, а из-под густой, седой, аккуратно подстриженной борода, которая закрывала большую часть его лица, по левой щеке тянулись продолговатые шрамы от когтей какого-то крупного зверя. Его волосы всё ещё имели свой родной, каштановый цвет. Глаза были голубыми, но их почти не было видно за большими тёмными кругами, возникшими то ли от старости, то ли от ветра, а, может, и из-за усталости.       Он обеспокоенно посмотрел на второго мужчину в комнате, ожидая его ответа. Тот негромко заскрежетал зубами и сжал кулаки.       — Что я могу сказать, товарищ Малин … ситуация очень тяжёлая. Мои солдаты продолжают держать второй и третий форты, на которые враг обрушил основной удар, но их куда больше, чем нас …       — Сколько ваши люди ещё могут продержаться? — спросил Фёдор Малин, тот самый седой человек, который первый задал вопрос, изучив карты, однако, прошло несколько секунд, а ответа не последовало. — Капитан?       — Что «Капитан?»! — огрызнулся мужчина, на вид лет тридцати, со светло-русыми волосами и серовато-зелёными глазами. Он был облачён в довольно изношенную военную форму, и на статус его указывали лишь уцелевшие погоны на плечах. Лицо его было гладко выбрито, а губы сжаты от напряжения.       Поджав губы, капитан продолжил:        — У меня было всего две сотни человек, когда всё это началось. Сейчас лишь семь десятков, из который два десятка раненых, а этих тварей там не меньше полутысячи! Мы продолжаем держать оборону только из-за того, что у них нет артиллерии, а единственная дорога к нам — это ущелье, которое можно перекрыть тремя пулемётами …       — Григорий Петрович, сколько вы ещё сможете сдерживать врага? — женский голос прервал тираду капитана.       Девушка чуть ближе нагнулась, и теперь керосиновая лампа освещала её лицо.       Она была достаточно красива, с кожей, чуть смуглого, сероватого оттенка и тускло-фиолетовыми. Её бледноватые, тёмно-каштановые волосы были собраны на макушке в две пряди, которые сперва поднимались вверх, а потом ниспадали вниз, на плечи.       Капитан, Григорий Петрович Орлин, поднял глаза на девушку.       — Если ничего экстраординарного не случится, то ещё дней десять, — сказал он, чуть помявшись на месте, после чего добавил, — Фёдор Артемиевич, скажите… что у вас там?       — Мои люди продолжают собирать информацию с погодных зондов, но теперь им это делать … скажем так, затруднительно. — сказал он, отведя взгляд в сторону.       — Десять дней, да? — буркнув себе под нос, сказала девушка, пытаясь не привлекать к себе внимание остальных. — Десять дней, а потом что? — спросила она, уже посмотрев на капитана Орлина. — Потом вы позволите всем тут умереть?       Неожиданный вопрос ошеломил всех. Орлин молча стоял, несколько раз попытавшись что-то сказать, открывая рот, но звук всё никак не срывался с его уст. Наконец, он заговорил:       — У меня приказ от командования, мы должны защищать этот пост, и будем это делать до получения команды об отступлении, — недовольно заявил капитан и, оперевшись руками на стол, опустил голову вниз.       — Кхм … товарищ, — прокашлявшись в кулак, начал Малин, — Мы не получали новой радиограммы на протяжении уже … когда там Сибиряков навещала нас? Чуть меньше месяца назад.       В ту же секунду, когда старый полярник и метеоролог сказал это, глаза девушки словно вспыхнули.       — Месяц?! — прокричала она, переводя округлившийся взгляд с одного мужчины на другого. — Вы уже целый месяц не получаете никаких передач с земли?! А почему тогда мы … о нет.       — Товарищ Красин, что-то не так? — чуть дрожащим голосом спросил Малин, переведя свой взгляд на Кансен-ледокол.       — Мы стабильно получали сообщения от вас, — сказала удивлённая Красина, — поэтому никто и не пытался что-то предпринять.       Она облизнула губы, после чего схватила со стола карандаш и склонилась над картой.       — Вот тут, примерно отсюда до сюда аномалии, которые командование называет «Зеркальными морями»       Карандаш очерчивал удручающую картину. Печорское море было почти полностью забито Зеркальными морями, а возле острова Колгуев они уходили на север, выстроив вокруг Новой земли дугу.       Красин продолжила:       — Эти «моря», — сказала она с явной издёвкой в голосе, — они перерезали сообщение с Новой землёй для обычных кораблей и Кансен, поэтому уже полгода вас снабжаем мы, ледокольный флот, но мы думали, что у вас всё нормально, — она подняла взгляд от карт на остальных присутствующих. — Раньше связь не глушили, но теперь … это другое дело. Нужно эвакуировать город.       — Что?! — воскликнул Орлин. — Да как ты?!.. — он осёкся, понимая, что Красин имеет более высокое звание, нежели он, — вы предлагаете трусливо бежать? Нарушить приказ и отдать этот пост врагу? Этим предателям?       — А вы предлагаете дать всем умереть, когда ваша оборона рухнет? — спросил Малин, за что был удостоен пронзительного взгляда капитана. — Извольте, товарищ, но, когда противник только показался, тут было почти три с половиной сотни человек, вместе с майором Арфеевым и его пилотами, — он вздохнул. — Сейчас осталось, как вы и сказали, семьдесят ваших солдат, три пилота, при этом самолётов у них нет, и вместе с ними шестеро механиков. А ещё есть семьдесят гражданских, из которых почти половина женщины и дети, а другие вместе со мной — учёные, метеорологи и прочее… Да и то, они вместе с вашими людьми сейчас на передовой, — старый полярник поднял глаза на капитана. — Извините, но я не хочу жертвовать жизнями всех этих людей.       — Ты предлагаешь сдать врагу, этим тварям, пост? — огрызнулся Орлин. — Старый дурак!       — Я тоже за то, чтобы вывести людей, — спокойно добавила Красин, прерывая капитана. — Нельзя рисковать жизнями тех, кто остался — и так уже полегло слишком много тут.       — У нас приказ держать этот пост, — возразил капитан, — мы не можем покинуть эту территорию.       — Какой приказ? — удивилась Красин, вопросительно подняв бровь. — Ты говоришь про 227? Так ведь его отменили ещё лет пять назад.       — Мне не дали приказ на отступления, товарищ Красин! — рявкнул Григорий Петрович.       — Какой, мать вашу, приказ?! У вас связи с большой землёй уже как месяц не было! — прокричала она, ударив кулаками по столу. — Или ты думаешь, что, положив тут ещё сотню человек что-то изменится, капитан?!       Орлин остановился на миг, явно поражённый внезапной яростной речью Красин, и о чём-то задумался. После нескольких мгновений тишины, он заговорил:       — Хорошо, я понял вас, — сказал он, тяжело вздохнув и достав из-под пазухи портсигар. Капитан извлёк из него предпоследнюю сигарету и затяжно закурил. Выдохнув облако дыма, Григорий Петрович произнёс:        — Ну, и как будем проводить эвакуацию?       Несколько раз моргнув и уставившись на него, Красин заговорила:       — Да, верно, — сказала она, прежде чем повернуть голову к Малину. — Фёдор Артёмович, сколько нам может понадобится времени для того, чтобы перетащить на мой борт всё ваше оборудование и записи? — спросила она.       

******

      То, что Орлин называл «Фортами», на деле являлись лишь несколькими полевыми укреплениями, которые они смогли в спешке возвести вокруг небольшого города. Всего успели построить пять опорных пунктов, которые опоясывали посёлок полукольцом, защищая его со всех сторон, и упирались в холодные воды океана.       Самыми укреплёнными были второй и третий форты. Они располагались дальше всего от берега и прикрывали собой единственный нормальный проход, который шёл из скального ущелья — единственного прохода, соединяющего побережье с внутренней частью острова. Именно оттуда и произошли последние три наступления.       Оба форта были достаточно близко друг к другу, благодаря чему они обеспечивали перекрёстный огонь. Благодаря этому выход из ущелья был усеян множеством пятен, которые, если подойти или приглядеться через бинокль, оказывались трупами атакующих.       На постах всегда было несколько человек, стоящих на постоянной вахте, ведь помимо врага были и другие проблемы — белые медведи, которые сошлись с округи на запах мяса.       — О, — протянул мужчина, смотря в бинокль, — вот они, — сказал он, убирая бинокль с глаз. — Гош, смотри, снова медведи пришли, похоже, есть они хотят очень сильно, раз не убегают даже от пули.       — Да что я там уже не видел? — с усмешкой в голосе спросил уже не молодой солдат с чеховской бородой, которую он поддерживал в очень хорошем состоянии, невзирая на окружающие условия. — Тут только на них и можно смотреть, а я уже насмотрелся, — кислым тоном сказал он, прежде чем добавить, — Угх … вот бы уже пересменка была … что там сейчас моя Верочка делает?.. — с улыбкой на лице спросил он, смотря в пустоту.       — Снова ты о своей дочке, — закатив глаза, вздохнул его сослуживец, Никита Руллев, — да всё нормально с ней. Она сейчас там с моей Аней и Ромкой сидит. Наверняка уже ждут нас дома.       — Никит … прав ты, — улыбнувшись согласился тот, — но не могу я не скучать по ней.       — Да понимаю я тебя, Гоша, даже представить не можешь, как понимаю, — с улыбкой сказал Руллев.       В этот момент другой дозорный, стоящий в паре десятке шагов от них, громко прокричал.       — Противник! Снова лезут через ущелье! — громко прокричал он, тут же схватившись за лежащую подле него винтовку.       Сообщение было моментально передано на тыловые позиции, и солдаты из них уже стали прибывать на передовые позиции, тут же открывая огонь.       Вражеские бойцы, облачённые в белые маскировочные халаты, находились примерно в километре от второго форта. Чтобы подойти к позициям обороняющихся, им требовалось преодолеть ущелье, после чего они оказывались на небольшом пригорке. Оттуда им приходилось спускаться вниз под непрерывным ружейным огнём.       — Никит, давай! — крикнул Георгий, плюхнувшись на колени за укрытие и схватившись руками в перчатках за две деревянные ручки.       Руллев подскочил тут же с огромным коробом, из которого торчал холщовый тканевый пояс. За несколько секунд он направил полоску ткани в механизм и, через секунду, коротко кивнул:       — Давай! — сказал он хриплым, чуть запыхавшимся голосом.       «Максим» застрекотал, мгновенно разрывая воздух сотней пуль. Снежные столпы от попадания пуль стали один за другим вздыматься у вершины холма, а следом, посыпались тела. Через пару секунд огонь открыли ещё три пулемёта — два по левое плечо и один справа.       Тела врагов стали падать, на снег и медленно скатываться вниз по склону.       — Так им! — прокричал кто-то из солдат, продолжая вести огонь из своего карабина Симонова.       Ликование пронеслось по позициям обороняющихся, пока они продолжали вести огонь. Но оно очень быстро прошло, когда холодный воздух Новой Земли пронзил резкий, словно удар кнутом, грохот. Одинокий фонтан из земли, льда и дыма вздыбился на позициях солдат Орлина.       — Олега накрыло! — прокричал кто-то со стороны.       — Пушка на горе! — отозвался второй, переводя свой прицел на новую угрозу.       Светло-серый противоосколочный щиток пушки, в чьих очертаниях читался дизайн советской пушки ЗИС-3, показался из-за пригорка. После первого выстрела почти весь ружейный огонь был направлен на пушку. Пули бились о шит орудия, высекая искры, но тот упорно выполнял свою работу, продолжая защищать расчёт.       Второй выстрел был куда менее результативным. Снаряд разорвался с недолётом в двадцать метров от линии укреплений, засыпав находящихся в них защитников дождём из земли и льда, однако это не сильно обрадовало всех.       — Нас так всех перебьют, — сухо процедил сквозь зубы Григорий, продолжая зажимать гашетку Максима.       Словно в подтверждение его слов пушка вновь огрызнулась, и новый снаряд поднял в воздух землю и лёд, но буквально через миг после этого откуда-то из-за спины пулемётного расчёта прозвучал приглушённый хлопок. За ним ещё и ещё.       — Тимофеев, чёрт ты рыжий, — усмехнулся Никита, на миг бросив взгляд назад.       Андрей Тимофеев был метеорологом, который жил на этом посту месте со своей женой Ириной. Когда начались нападения он был одним из первых, кто добровольно встал под ружьё, став наводчиком миномёта, а затем, после гибели в одном из боёв командира расчёта, Андрей сменил его.       Металлические болванки падали с неба подобно желудям, а на месте их приземления образовывался столп огня и снега. Наступающие солдаты попадали на снег, кто-то из-за смертельного ранения, а кто-то в попытке укрыться от осколков.       С позиций обороняющихся было почти не видно, как враги суетились возле пушки, отчаянно пытаясь навести её на миномёт Тимофеева, когда огромный огненный шар скрыл пушку. За первым взрывом последовала вторичная детонация боеприпасов, которые, похоже, лежали за холмом, рядом с ней.       Из огня выбежал человек, объятый пламенем, и через несколько шагов рухнул на снег. Выжившие враги, которые повалились на снег во время миномётного обстрела, стали подниматься, и вновь пули застрекотали по ним. Теперь они отчаянно пытались уйти с линии огня, переваливаясь через гребень холма.       — Они отступают! — прокричал радостным голосом лейтенант Мирохин, командующий вторым фортом.       У всех было огромное желание выйти из окопов и броситься в погоню за отступающим противником, чтобы добить его. Но приказ был незыблем, да и все понимали, что людей и так было слишком мало.       — Наблюдателя на восьмой пост и быстро трофейную команду туда! — прокричал Мирохин, ступив на позиции своих подчинённых. Пара бойцов стали быстро собираться, схватив непонятно откуда взявшиеся санки, Мирохин продолжил. — Вы молодцы, товарищи! — с рокочущим голосом начал он. — Я сегодня же подам рапорт товарищу Орлину, чтобы вам выдали удвоенное довольствие!       — Товарищ лейтенант, — начал кто-то из стрелков, в котором Георгий Алексеев узнал заряжающего третьего пулемётного расчёта, — эти гады приволокли сюда пушку. Раньше не было такого. Может следом они и танки сюда подтянут.       — Не мели чепухи, — резко осадил его стоящий рядом с ним стрелок того же пулемётного расчёта, — ещё накаркаешь тут.       — Да, видел я это, — задумчиво кивнул Мирохин, — и боюсь, что твои опасения могут быть не напрасны, хотя я не представляю, как бы они приволокли сюда танки … — он тяжело вздохнул, опустив взгляд в пол и тихо проговорил, — хотя с этой всей чертовщиной, с Сиренами и прочим, я уже не знаю, во что можно верить и что может произойти. В любом случае, это не повод унывать и распускать тут панику. Всем ясно?       — Так точно! — ответили хором почти все.       — Так держать, орлы! — сжав кулак перед собой, улыбнулся Мирохин.       Через пару десятков минут вернулась трофейная команда. Солдаты волокли за собой санки, которые были туго нагружены добычей, в основном оружия да боеприпасов.       Там было два ручных пулемёта разных конструкций — один ДП и один немецкий МГ, чуть больше десятка винтовок и пистолетов-пулемётов. К ним прилагалось ещё несколько сотен патронов, которые лежали в нескольких сумках, некоторые из которых были залиты кровью. Там же было несколько малых пехотных лопаток, в которых очень нуждались обороняющиеся. Ведь, как оказалось, окапывание в промёрзшей земле и многолетнем льду — не очень хорошо влияет на целостность инструментов.       Ещё там было всего понемногу — несколько консервов, которые были при себе у некоторых солдат противника, пара фляг и несколько десятков гранат всех типов.       — Сегодня у нас хорошая добыча! — ухмыльнулся руководитель трофейной команды, демонстрируя свои приобретения.       Обороняющиеся с интересом рассматривали трофеи, некоторые даже схватили некоторые, пока Мирохин не осадил их:       — Тихо все! — гаркнул он, расталкивая остальных, подходя к саням. — А что? — спросил он, подхватив на руки один из пистолетов-пулемётов и показательно одёрнув затвор. — Неплохо! Молодцы! — вновь с улыбкой добавил он, после чего положил трофей обратно. — Распределите между собой патроны, доберите до штатного комплекта, а остальное отправьте на склад и другим фортам, — бросил он, прежде чем развернуться и направиться обратно к посту.       — Есть, — донеслось ему вслед.       Мирохин уже собирался было удалиться в передовой командный пункт, спешно построенный по настоянию Орлина, для упрощения командования обороной, когда к нему подбежала девушка с интересным именем Инук.       Она была Эвенской народности и волею случая, вместе со своим мужем и двумя детьми оказалась на Новой земле, когда она оказалась отрезана от материка. Когда они впервые вышли к метеорологическому посту — их чуть не расстреляли, но с подачи майора Арфеева, ныне уже покойного, их оставили и не прогадали.        В условиях ограниченного снабжения охотничьи навыки туземцев оказались очень кстати. Аидмар был назначен в разведывательный отряд, который, правда, очень редко выполнял свои прямые обязанности, а куда больше времени проводил в охоте на тюленей и истребление белых медведей, которые представляли немалую опасность для выживших защитников поста.       — Товарищ Мирохин, — обратилась Эвенка с заметным акцентом, — капитан Орлин приказал позвать вас.       — Ну, — вздохнул лейтенант, — раз приказал, то веди.       Инук кивнула ему в ответ и, развернувшись, торопливо повела лейтенанта Мирохина в импровизированный штаб.

******

      Маленькое пространство землянки заполнило семеро человек: к Орлину, Красиной и Малину присоединились лейтенанты Мирохин и Копейников, а также старшины Бразин и Джалипакидзе — командующие более или менее спокойных первого и четвёртого фортов.       — Эвакуация, говорите? — скептично протянул Копейников, самый старший из младших командиров, и, в то же время самый опытный из своих коллег.       — Верно, — кивнул Орлин, на миг подняв глаза, после чего вновь уставился на лежавшие перед ним карты. — Как сообщила товарищ Красин, противник уже около месяца подделывает наши сообщения и отправляет их на большую землю, в виду чего там не знают о нашем положении.       После его слов наступила гнетущая тишина. Четыре лейтенанта смотрели в пол, изредка переглядываясь друг с другом, не зная, что сказать. Первым, кто пришёл в себя, был Яков Джалипакидзе.       — То есть сейчас мы всё бросим и просто сбежим? — спросил он с неподдельным удивлением.       — Нет, — подняв глаза, ответил Орлин, — просто так мы отсюда не уйдём. Вы выделите примерно по трети имеющихся у вас солдат, которые помогут Красиной и Малину с погрузкой. Мы заберём всё, что может пригодиться.       — Вы слышали капитана. На борт моего корпуса нужно перенести всё оборудования, всю возможное продовольствие и всё, что горит, — сказала Красина, нахмурив брови.       — Извините, — осторожно начал Бразин — самый молодой из собравшихся, — в каком смысле «всё что горит»?       — Топливо, — тут же ответила Кансен, — у нас только один шанс на эвакуацию. Путь нам предстоит не близкий, — она склонилась над картами и стала водить пальцем по карте, на которой раскинулся, казалось бесконечный Северно-Ледовитый океан. — Вот, смотрите, — все прильнули, склонившись над картами, — Нам предстоит идти на север, чтобы избежать Зеркальных морей. Топлива у меня ещё достаточно, хватит дней на двадцать — двадцать пять, но лишним оно не будет никогда. Всем всё ясно?       — Да, — ответили четверо подчинённых капитана хором, словно рядовые на построении.       — Раз вам понятно, тогда быстро, ноги в руки и по постам! — гаркнул Орлин.       Кивнув головами, младшие офицеры начали расходиться. Но в тот момент, когда первый из них уже схватился за дверь, чтобы открыть её — та резко распахнулась, открывая перед ними лицо запыхавшегося солдата.       — Там это… наши… наши наблюдатели заметили движение среди тел… мы языка взяли…       — Где он?! — крикнул Орлин.       

******

      Всего несколько минут потребовалось им всем, чтобы оказаться у передовых укреплений, где, прислонившись к стене, сидел их пленник. Он был облачён в белый халат, сделанный из неизвестного материала и надетый поверх меховой шубы. На голове была плотная меховая шапка, а также шарф, закрывавший рот. Правда, сейчас он был опущен, и мужчина отчаянно хватал ртом воздух.       На одной из его штанин, от бедра тянулся длинный кровавый след, который он пытался прикрыть руками.       Все собравшиеся смотрели на него с нескрываемым отвращением и презрением.       — Он сказал что-нибудь? — настойчиво поинтересовался Орлин у стоящего тут же солдата.       — Ну так, акрамя молиб о помощи, этот щорт сказав, мол, родом с Варшавы, да по своему разумению пошёл к Сиренам. И те направили его сюда, как рядового, — ответил солдат с сильным белорусским акцентом.       — Жалкий предатель, — рыкнул Джалипакидзе, оскалив зубы.       Орлин промолчал, и, сделав шаг вперёд, наклонился, желая посмотреть в глаза этому существу, которого он за человека уже считать на мог.       — Скажи мне, — начал он, едва сдерживаясь, чтобы не ударить пленного, или не оскорбить, — почему ты это сделал? Что тебе пообещали за это?       Пленный культист поднял глаза на капитана, и в его взгляде читалась ненависть. Он хотел было что-то сделать, но из-за боли не мог ничего сделать. Глубоко вдохнув, он заговорил:       — Мы … две войны. Мы пережили уже две войны — всё из-за тварей, что управляют нами и вами… — он говорил медленно, тщательно подбирая слова. Русский язык давался ему сложно, и он говорил с сильным польским акцентом. — Сирены — они прекратят всё это! Они — новый правители, что смочь остановить все войны! Боги, что спуститься к нам! — последние слова он говорил с неестественным воодушивлением.       — Ах ты, мразь, — прошипел Мирохин.       — Жалкий фанатик! — буркнул себе под нос Орлин, поднимаясь на ноги, — Они, как нацисты — с ними бесполезно о чём-то говорить. Всегда свято верят в свои убеждения.       Он развернулся, повернувшись к остальным, и сделав шаг вперёд, поравнявшись с Красин, которая стояла тут же.       — Товарищ капитан, — спросил солдат, привлекая к себе внимание, — так это… что нам с ним делать-то?       Орлин повернулся, бросив ещё один взгляд на сидящего у стены человека и обдумывая, что сказать.       Увидев это, фанатик вновь заговорил:       — Что, капитан, знаешь, что я сказать правду, что Сирены есть спасение для нас, что …       Договорить он не успел. Выхватив ледоруб, Красин за мгновение сблизилась с пленным и нанесла молниеносный удар. Раздался мерзкий хруст, а на стену, перед которой сидел фанатик, полетели розово-красные ошмётки. Вслед за этим Кансен рванула руку назад, и бездыханное тело рухнуло на снег. Из его расколотой головы обильно вытекала кровь. Солдаты в шоке смотрели на картину перед ними, а Красин тихо зарычала:       — Уберите это. Не хороните. Выбросьте это куда-нибудь. Скормите ЭТО медведям, большего оно не заслуживает, — сказала она, прежде чем повернуться лицом к остальным.       — Что встали?! — спросил Орлин, придя в себя. — Или у вас работы нет?       Когда все чуть отошли и стали расходиться по своим подразделениям, Красин окликнула их:       — Скажите тем, кого отправите, что сперва на борт нужно переместить продовольствие. Если нам придётся экстренно эвакуироваться, то еда нам будет полезнее всего.       

******

      Новость о готовящейся эвакуации разнеслась по посту, подобно лестному пожару, но никакой особой паники не было. Из оставшихся ста пятидесяти человек около сотни обороняли позиции, а оставшиеся были в большинстве своём женщинами, детьми да ранеными. Так что все понимали, что без помощи с материка, которой не предвиделось, им ничего кроме этого и не оставалось.       Небольшой пирс, который был у поста работал на пределе своих возможностей. Красин поставила свой корпус носом к берегу, что, казалось, нелогично, ведь скорость заднего хода у неё была небольшой, но на носу у неё стояло самое мощное вооружение — три зенитных орудия, которые располагались на носу и на корме, калибром семьдесят шесть миллиметров, способных вести огонь различными боеприпасами для поражения как воздушных, так и наземных или надводных целей.       Три из четырёх кранов левого борта работали практически без остановки, загружая на борт ледокола всё новые и новые грузы. Красин с пятёркой матросов принимала грузы на борту, перетаскивая их в места их будущего хранения.       Для получения дров и прочего разбирались те немногочисленные, оставшиеся дома, которые не пошли на возведение укреплений. Постепенно к ним присоединились и жилая зона, поселенцев откуда перемещали в каюты ледокола, из-за чего Красин достаточно сильно переживала. Она точно знала, что максимум она может взять на борт лишь чуть больше сотни человек — по крайней мере, так было раньше. Сейчас Кансен надеялась, что юный возраст большого количества её пассажиров будет благоприятно влиять на их размещение.       На борт к ней уже перевели из лазарета пациентов в тяжёлом состоянии, а легкораненные помогали остальным с погрузкой. К началу второго ночи на борт ледокола поднялись уже все раненные, больные, дети и почти все женщины, за исключением состоявших в медицинской службе воинской части.       Почти всё метеорологическое оборудование, все записи, отчёты, наблюдения уже были на корабле. Данные в последний раз вывозили достаточно давно, и поэтому их накопилось уже почти пять килограмм бумаги. Все они были помещены в водонепроницаемый ящик, который тут же запломбировали, а после унесли в капитанскую каюту, где обитала сама Красин.       Куски дерева, старая мебель заняли свои места в угольных баках, печки-буржуйки из разобранных домов были перемещены на склад корабля — сделано это было для того чтобы при захвате поста захватчикам достались лишь брошенные жилища.       Продовольствие перегружалось в кладовые, мясо в морозильные камеры. Запас питьевой воды пополняли с помощью льда. По расчётам Красин, что продовольствия, что пищи им бы хватило на весь маршрут до большой земли.       — Погрузка происходит по графику, — сухо сказал Малин, смотря, как лебёдка поднимает на борт очередную сеть с грузом, и как её уже принимают на палубе, — если ничего не случится, то спокойно выберемся отсюда.       — Вам ли не знать, как полярнику, товарищ Малин, что, когда всё идёт по плану, — мрачно произнесла Красин, — то что-то обязательно должно случиться.       Словно в подтверждении её слов холодный ночной воздух Новой Земли наполнился тихим, едва слышимым рокотом.       — Вот! Пожалуйста, — недовольно прошипела она, спрыгнув со своего корпуса на пирс и направившись к Орлину, который продолжал оставаться в штабе.       

******

      — Папа, а когда мы уже поплывём? — невинным, чуть сонным, звенящим голосом задала вопрос маленькая девочка.       Вера Георгиевна Алексеева, или по-простому Верочка, была необычно умной и сообразительной для своих восьми лет. Она родилась в начале сорок первого года, незадолго до войны. Её отец сразу же пошёл на фронт, и она, малышка, осталась с мамой. Они жили довольно счастливо в тихом тыловом Молотове, иногда получая весточки от отца с фронта. Но, к сожалению, её мама заболела и вскоре ушла из жизни, и девочка осталась жить у бабушки. После войны отец вернулся за ней. Однако он решил не увольняться из армии и в итоге возил дочку вместе с собой по гарнизонам.       — Скоро Верочка, скоро, — нежно похлопав её по голове, ответил Георгий, с мягкой улыбкой на лице.       — А куда дальше мы поедем? — спросила она, когда её отец накинул на неё одеяло.       — Ну, как прибудем в Мурманск — там посмотрим, — сказал он, прежде чем наклониться к ней и поцеловать её в лоб, — давай спать, завтра важный день.       Девочка кивнула, плюхнувшись на не самую удобную, но, казалось, такую мягкую подушку.       Алексеев вышел из каюты, в которую поместили их и ещё две семьи и медленно побрёл по коридорам корабля, собираясь выбраться на верхнюю палубу. В этот момент сигнальные огни красного цвета стали мигать, а в коридорах раздался громкий топот. Он тут же понял, что произошло что-то серьёзное и сам ускорился. Вместе с ним ещё десяток человек выскочили на верхнюю палубу, запахивая на ходу шубы и шинели, и настороженно уставились в небо. В нём сияли два ярко-белых огня сигнальных ракет, ярко освещавших весь пост. С возвышенности, на которой, словно на гротескном холсте, виднелись кровавые следы, на позиции третьего форта двигались три железные коробки, за которыми шла пехота.       — Чёрт побери, — выругался Малин, который стоял на одном из крыльев мостика с биноклем в руках, — всё-таки сглазил. Нужно успеть эвакуировать всё, что можем. Быть может, это последний час.       Солдаты быстро похватали винтовки и по траппу спустились на пирс, откуда бросились в поселение.

******

      Очередная атака противника была внезапной, но не неожиданной. Как только силуэты людей и техники показались из-за холма, по ним открыли шквальный огонь. Однако три стальные коробки, в которых угадывались очертания старых немецких лёгких танков — Т-2, как ни в чём ни бывало пробивались через град пуль, которые бессильно отскакивали от их брони. Чёрные громады металла неумолимо двигались к позициям обороняющихся. Они устремили свой удар на третий форт, когда в радиоэфире раздался краткий приказ капитана Орлина:       — Все! Отходим! — чуть хрипящим голосом просипел он.       Кратко переглянувшись, солдаты стали отходить глубже в поселение, откуда уже вывели всех остальных.       Отступали они с потерями. Старшина Бразин, командующий четвёртым фортом, с ещё семью солдатами остались на своих позициях, прикрывая отход своих сослуживцев с третьего и четвёртого фортов. То же было с двумя пулемётчиками со второго форта, которые продолжали отстреливаться, пока танк не смёл их огнём из автопушки.       Смяв остатки обороняющихся, противники оказались в поселении, медленно двигаясь по улицам между оставшимися домиками. Завязались уличные бои. Блеснула яркая вспышка и столб огня поглотил один из танков. В тот же миг на шедшую за ним пехоту полетели другие гранаты, кроша солдат противника.       Разгромив одну из колонн противника, Орлин поднял людей, громко приказав:       — Вперёд! Мы должны успеть на корабль! — прокричал он, продолжая вести огонь в противника из личного пистолета.       Тут же люди поднялись, принявшись медленно, но верно пробираться к пирсу, на котором шла погрузка на борт. Постоянный, ураганный огонь с обоих сторон заставлял их пригибаться, и почти тут же, в ответ по тому месту, откуда вёлся огонь, летела очередь из нескольких пистолетов-пулемётов.       — Почти… — тихо выдохнул в повязку Орлин, уже видя, как перед ними, в паре метров раскинулся пирс.       Тихий рокот мотора медленно приближаться сбоку. Он шёл параллельно им, и Орлин тихо выругался про себя, прямо перед тем, как перед ними, выскочил ещё один танк. Сперва его башня была повёрнута по курсу танка, но после стала медленно поворачиваться в их сторону.       — Все в укрытия! — крикнул Орлин, тут же хватая за шиворот солдата перед собой, который был слишком увлечён стрельбой по противнику где-то в стороне.       Очень быстро подчинённые капитану части стали отходить к берегу, но не к тому, которому им нужно было. Враг продолжал давить со стороны берега, поэтому уйти вглубь и обойти они не могли. Приблизиться к танку на дальность броска гранаты тоже — подтянулась вражеская пехота.       В итоге, даже несмотря на то, что один из танков был уничтожен, положение было по-прежнему тяжёлым — культистам удалось отрезать солдат со второго, третьего и четвёртого фортов от порта.       Их прижали к берегу в нескольких сотнях метрах от пирса, где сейчас солдаты с первого форта, которые сумели отойти к пирсу, уже эвакуировали раненых, занося по трапу несколько носилок, на массивный, едва освещённый луной, силуэт ледокола.       В этот момент протяжный гул прокатился по холодному воздуху. Он буквально проломил собой окружение.       Котлы корабля были запущены, и из двух дымовых труб стал выходить чёрный угольный дым, с мостика вспыхнули прожектора, освещая фигуры противника. С носа и левого борта застрекотал ружейный огонь. Вслед за этим два носовых орудия огрызнулись огнём. Один из танков остался на месте, поднимая вверх столб дыма от вспыхнувшего двигателя.       Орлин на миг высунулся из укрытия, чтобы оценить обстановку, когда увидел тройку вражеских солдат, освещённых светом прожектора. Он собирался направить на них винтовку, когда раздался глухой звук пистолетного выстрела — один враг тут же обмяк.       Двое других быстро повернулись к новой угрозе, и в этот же момент второго пронзил металлический стержень. Крича от боли, культист рухнул на снег, и почти одновременно с этим возле третьего появилась новая фигура. Сталь блеснула в свете прожектора, и ледоруб обрушился на голову третьему врагу. Тот рухнул замертво с хрустом расколотых костей. Его убийца прошла ещё несколько шагов, и только после этого Орлин смог опознать в ней Красину. Кансен выдернула из тела врага лом и подняла над головой окровавленный ледоруб:       — Вперёд! В атаку! — её голос прокатился по земле, когда солдаты из-за её спины пошли в атаку.