RED 2.0

Лазурные воды Чжэньхай взрезала серая полоса трассы – Bugatti Centodieci мчал к огороженному дистрикту Чжоушань на двухстах. Отделенный от большой земли, непримечательный остров был хорош как в плане убежища — в том числе ядерного — так и места для отдыха. У ворот скрытого в горном лесу поместья докоммунистических лет Вэнь Кэсин вытерпел досмотр с выражением стоического уныния — даже он предпочитал отправить визитера на «прохлоп», прежде чем принять в своей берлоге. Но когда охранники потянулись к прибывшей с ним девушке в багровом ханьфу, поинтересовался: — Пес дома Фанчжу настолько бессмертен, что смеет трогать женщину своего господина? — А… — охранник в растерянности отдернул руку. Девушка — на вид не старше двадцати, но собранные нефритовой шпилькой волосы насквозь седы, прикрытые глаза будто присыпаны пеплом, а шелковый блеск ханьфу померк век назад — не реагирует, протягивает ладонь в пустоту. Вэнь Кэсин берет ту, медленно проводит вглубь раскинувшегося перед поместьем сада. — Магнолии, — остановив шаг, девушка касается бутона. Голос по-старчески скрипучий и тихий. — Пахнут также, как шестьдесят лет назад. Здесь что-нибудь изменилось? — Наверное, Ло-нинлао, — Вэнь Кэсин ведет плечами, окидывает вид. Местечко словно прыгнуло из прошлого века, миновав индустриализацию. Не такого ожидаешь от дома главного комуняки современности. — Передать что-нибудь господину Фанчжу? — Нет, — покачав головой, девушка опустилась на скамью — не видела, просто помнила, где та стоит. — Я хочу, чтобы он увидел меня издалека. И не больше. Это будет то, что он заслужил. Губы растягивает сардоническая улыбка. И его-то зовут мстительным чудовищем. Проследовав за дворецким от главного входа до террасы на третьем этаже, Вэнь Кэсин опускается за низкий столик, задумчиво вертит чайную чашу. Очевидно, господин Фанчжу Сипин собрался приветствовать нового партнера чайной церемонией. Интересно, его опять попытаются отравить чаем? Не то чтобы Вэнь Кэсин не мог переварить любой яд, просто немного достало, что к нему с порога относятся, как к злодею. Оставалось надеяться, что хотя бы товарищ главком НОАК будет выше этой пошлятины. Их краткая переписка до непосредственной встречи была конструктивна. Фанчжу Сипин — полный господин лет шестидесяти, располагающее, доброе лицо в морщинах — вплывает на террасу в домашнем ханьфу, приветствует гостеприимной улыбкой: — Этот рад видеть Хозяина Долины в добром здравии. — Взаимно, господин Фанчжу, — Вэнь Кэсин возвращает улыбку. Главный комуняка современности не только живет в императорской усадьбе, но даже одежду носит того же толка. Впрочем, плевать. Фанчжу Сипин, конечно, никакой не Фанчжу Сипин и даже не «Фамилия/Имя» под которым его знает общество, но ведь и Вэнь Кэсина зовут не Вэнь Кэсин. Пока это не идет вразрез плодотворному сотрудничеству, люди имеют право на тайны. — То, насколько далеко зашел в соперничестве со мной клан господина Хэлянь, действительно вызывает опасения, — Фанчжу Сипин задумчиво губит чай — служанка в магнолиевом ханьфу красиво разлила жасминовый кипяток. — Цзянху — сильная структура. Я бы сам предпочел иметь такую под рукой, но пытаясь сладить с ее древним устройством, убью больше времени, чем получу профита. В моих интересах отстоять ее независимость. По крайней мере пока. — Люди, противостоящие заговору, могут рассчитывать на помощь господина Фанчжу? — Гм… Не явно. Мое основное требование — не вскрывать дело, это может обернуться государственным скандалом. Когда клан Лань предоставит на суд вину клана Мо, я рассужу их конфликт по чести, когда господин Вэнь возьмется за чистку своих недобросовестных партнеров и с ними связанных, не вмешаюсь. Однако ни имя господина Хэлянь, ни мое, ни большинства посещавших королевскую битву не должны всплыть. Это внутренние дела правительства. — Ясно, — Вэнь Кэсин делает пометки в голове, отпивает тоже. Хм. Во-первых, вкусно, во-вторых, не отравлено. — Значит, мое дело — проконтролировать, чтобы устроенный стороной Хэлянь пожар был потушен и тихо, ваше дело — организовать мне протекторат. Разумеется, не гласно, а через кучу пойманных вами лудоманов при чинах. За то, что спас их шкуры от их же начальства, они должны мне до конца жизни. Однако, — не стерев с лица вежливой улыбки, Вэнь Кэсин направил рентгеновский, просвечивающий насквозь взгляд Фанчжу Сипину напрямую в душу. — Я не заключу с господином Фанчжу никаких соглашений, пока не услышу правду о том, как он относится к делу моей жизни. Фанчжу Сипин, моргнув, отставил чашу. Вздохнул. — Господин Вэнь, многие ли из людей, что стремились к властной должности в Долине, достигнув ее, оставались надолго? Подозреваю, что нет — в ВСНП ситуация схожа. Власть кажется привлекательной до момента, как не придет осознание, какую ответственность она влечет за собой. Потому найти умного человека на ответственную должность сложно — те, кто умны, предпочитают поберечься. То, что нашелся святой, решивший взяться за главную проблему Китая и действительно способный справиться с ней, есть дар небес. Если Гуаньинь вочеловечилась в этом мире, кто я, чтобы мешать ей делать ее работу? Хо. Не врет. — Однако, — взгляд Фанчжу Сипина невыразимо темнеет, когда тот оглядывается в сад. Для него это тяжелое, выматывающее испытание. — Этот все же рассчитывал, что изначально обойдется без шантажа. — Я тут ни при чем, она сама пришла, — Вэнь Кэсин честно заверил и, не сдержавшись, прыснул в кулак. — Что такое, господин Фанчжу? Это всего лишь ваша невеста. — Мрачнеет. — Неужели у вас за все годы полученной благодаря ее жертве власти даже пары слов благодарности не набралось? Я все понимаю — нация важнее, чем какая-то преступница, но хотя бы оцените, как она сохранила для вас свою юность. Так боялась, что тридцать-сорок-пятьдесят лет спустя, как вы ее оставили, все же вернетесь за ней и не узнаете из-за морщин. Кстати, ради такого чуда она уничтожила свой боевой потенциал. А Фанчжу Сипин все смотрит на девушку. Тьму ломает непонятная тоска. — Вам необязательно мне верить, — берет слово, — но я правда способен сопереживать людям. И сочувствую вашей ситуации с господином Чжоу. Если я пообещал помощь, я ее окажу. Поднявшись из-за стола, Фанчжу Сипин спускается к выходу, дав охране указание не сопровождать себя. Заинтересованный Вэнь Кэсин следует за ним до сада — пока оба не останавливаются перед седой девушкой. — Фумэн, — Фанчжу Сипин зовет. Девушка поднимает глаза. Выражение лица будто не меняется, но давление вокруг ощутимо сгущается. И удивлена и разгневана тем, что этому человеку хватило смелости предстать перед ней. — Ты обещал. Но так и не вернулся. — Да, — Фанчжу Сипин подтверждает. — Ты врал? Ты никогда не любил меня? — Любил. Но женитьба на тебе усложнила бы мое продвижение. Я не планировал бросать тебя с самого начала, решился уже после того, как ты уничтожила моих конкурентов и у следствия возникли подозрения. Я решил, что карьера дороже. Ло Фумэн поджимает губы. Вытягивает из прически нефритовую шпильку. И вонзает острый конец себе в горло. Медленно, по сантиметру — и все то время не сводит слепого, уничтожающего взгляда с Фанчжу Сипина. До самой последней секунды — пока из глаз не исчезает осмысленность и обмякшее тело не валится со скамьи. Фанчжу Сипин успевает поймать его прежде. Вздохнув, Вэнь Кэсин складывает ладони в молитве. Ло Фумэн долго трудилась во благо Долины, так что он уважает ее желание отомстить, даже если придется подбирать под господина Фанчжу новый ключик… — В Долине есть регламент, как проводить похороны? Способ? Место? — Фанчжу Сипин спрашивает сипло. Аккуратно и нерешительно отводит прядь с лица Ло Фумэн. — Хм? Нет, — Вэнь Кэсин откликается, удивленный вопросом. — Тогда я возьму ответственность на себя, — уложив Ло Фумэн себе на колени, Фанчжу Сипин потерянно оглядывается вокруг. — Она любила этот сад. — И, уничтоженный, но не сломавшийся, бросает твердый взгляд в глаза Вэнь Кэсину. — Давайте обойдемся без уловок. Мы, два разумных человека, понимаем, что хорошо для мира и можем договориться лишь на основании этого. Разве нет? Вэнь Кэсин осмысляет. О. Нет, не так. О. Фанчжу Сипин в легком смятении наблюдает, как потянувший его ладонь Вэнь Кэсин целует костяшки. Жест не поклонения, а уважения. — Разочарован вашей силой, господин Фанчжу. Но вы один из немногих, кто ее имеет.

***

Беспомощность. Впервые Чжоу Цзышу ощутил ее вкус, когда, кое-как прорвавшись через оцепление, нашел умирающего отца с расколотым черепом. Это было похоже на пробуждение от счастливого сна: спросонья думаешь, где твое долго и счастливо, а потом вспоминаешь, что живешь в реальном мире. Ты не наивный, знал, что «реальный мир» существует и он то еще дерьмо, но до того, как разлепились веки, все равно надеялся: случится чудо и пробуждения не произойдет. — Цзышу? — Чжоу Ханьчжэн слепо нащупывает руку сына. Глаза целы, поврежден участок мозга, отвечающий за зрение. — Да! Отец, я… Потерпите, я вынесу вас… — Чжоу Цзышу частит тем отчаяннее, чем четче становится осознание — ничего уже не поделать. В голове метутся невозможные факты. Бай-шу их предал. Тянь Чуан, оплот защиты КНР, заражен изнутри. Чжоу Ханьчжен, сильнейший тактик и боец, всеобъемлющий идеал Чжоу Цзышу, лежит на земле, как сломанная кукла. Чжоу Ханьчжэн крепче сжимает руку сына, заставляет прекратить возню. — Человек, который сделал это со мной. Найди его. — Конечно! Я обязательно отомщу… — Нет. Если победил меня, он по-настоящему силен. Искать полезные кадры и оборачивать их на службу государства — это то, как должен действовать лидер Тянь Чуан. Будь рационален. Найди его. И поставь его силу на наше дело. Сделай своими товарищем. Это были последние слова, что услышал Чжоу Цзышу перед тем, как его мир рухнул. Бай Шен управлял Тянь Чуан не долго — до момента, как на одном из созывов Чжоу Цзышу не кинулся, попытавшись убить. Концовка была и предсказуема, и невероятна — подкошенный самой жизнью «племяшка» вырубился на несколько недель с сотрясением мозга. А очнувшись, получил весть — прошлый глава Тянь Чуан сбежал в Долину и теперь все проблемы организации предстоит решать единолично Чжоу Цзышу. Только это была уже совершенно иная организация. С иным списком людей на важных должностях и связанными руками. Кто конкретно ответственен за это, Чжоу Цзышу узнал, когда подслушал переговоры кузена с одним невероятно важным гостем. — Хозяин Долины должен осознавать, что Тянь Чуан все еще является правоохранительной организацией. Я скомпрометирую ее, если заставлю потакать вашим интересам. — Господин Хэлянь вчера родился и не знает, как проводить простейшие бумажные махинации? — Чжоу Цзышу прошибает холодным потом. Он уже слышал этот голос. — Все, что я прошу — подрядить Тянь Чуан, чтобы тихо почистить «историю ДТП» всем моим партнерам. Вычислять и убивать их у них мозгов хватало, на это хватит тоже. После смерти старикана-Чжоу больше некому прикрывать ваше грязное белье. Только представьте, какой шум поднимется, если я опубликую хотя бы половину того, что накопал, — усмешка. — И потом, не прошу же я вас о том, чтобы работать на меня? Только не мешать. И… ха-хах, ну ладно. Помогать иногда. Волна неприятия, отвращения, беспомощности сгустилась изнутри, ударила накопленным в единый миг. Чжоу Цзышу сомнамбулически добрел до туалета, уставился в зеркало — на серую кожу, черные круги под глазами, запавшие щеки. Он не помнит, сколько времени провел над унитазом, выблевывая желчь. Хэлянь И ничего не мог поделать. Чжоу Цзышу тоже. На карту было поставлено существование Тянь Чуан, как организации. И она выполняла слишком много полезных функций, чтобы этим можно было рисковать. Дни слились в серое марево. Чжоу Цзышу не мог спать, не мог есть, не мог смотреть пережившим «чистку кадров» в глаза, ходил роботом и пытался корректно выполнять свою работу. Больше всего сил прилагал, чтобы не включать мозг. Не вспоминать, что был недостаточно силен, чтобы спасти отца, недостаточно умен, чтобы вовремя помочь Бай-шу, не думать о том, что работает на тварь, убившую все хорошее, что построили поколения людей, создавших сегодняшнюю Тянь Чуан. Тянь Чуан — организация с жесткими методами, но в основе всего лежит цель, перевешивающая жертвы. Обеспечивать безопасность людей. Чжоу Цзышу мыслил ее, как «добро с кулаками», как непризнанного героя, как свой дом. А теперь Тянь Чуан покрывает наркоторговцев, оружейных контрабандистов и сутенеров. Сделать товарищем тварь, уничтожившую его жизнь. Как, мать вашу? Все, что он хочет — это убить. Медленно, мучительно, заставив испытать всю боль, что причинили его семье… Эй. А разве обязательно делать человека своим товарищем, чтобы поставить его силу на службу себе? Идея обуздать тварь выглядела нереалистично. Чжоу Цзышу только встал на ноги, он еще слаб, а тварь сильна. Но у него есть, ради чего действовать. Он будет упорен и терпелив. Чистку «новых кадров» он начал максимально тихо. Половину скосил «несчастный случай», половина провинилась перед Долиной сама, и все это время на задворках происходили отвлекающие мелочи, не позволяющие твари вовремя понять, что что-то не так. В собственной схеме Чжоу Цзышу стал самой таинственной фигурой — почти никому не показывается на глаза, прилежно выполняет время от времени поступающие задачи и делегирует обязанности так, что постороннему он представляется коллективной фальсификацией. Все для того, чтобы никто не узнал его слабых сторон до того, как их скроет броня. Тварь не знала, что Чжоу Цзышу стал ее тенью, пока она ходила себе спокойно, творя ад на земле. Это было обучение — понять сложного противника, выучить его силу и слабость. И чем дальше, тем лучше Чжоу Цзышу справлялся с эмоциями, что вызывала тварь, но было два момента, холодивших ему душу до последнего. Первое. Тварь слишком хорошо знала человеческие души. Стравливать меж собой любящих людей, не давать запутавшимся опомниться, обращать до обидного мелкие конфликты в трагедии — это доставляло ей самое искреннее удовольствие. Даже не в плане садизма — тварь наслаждалась тем, что она права. Тварь говорила, что люди слабы. И каждый раз, когда ей удавалось доказать это — кому? себе? небесам? — лицо ее выражало настоящее торжество. При том, тварь не считала себя злом ни на йоту — по ее собственным словам, она разоблачала лицемеров. А тех, кто пережил «разоблачение» и сломался настолько, что считал тварь правой, брала себе под крыло. «Как милостивая Гуаньинь». Второе вскрылось, когда Чжоу Цзышу схватил одного «разоблаченного» и попытался выбить больше информации о твари. Стандартный пул пыток не помог, а время поджимало. Чжоу Цзышу судорожно вспоминал, что еще может повлиять на этого человека — и вспомнил. Тварь. Он наблюдал за ней достаточно, чтобы повторить пару манипуляций. К концу вечера информация была на руках, а «разоблаченный» мертв — не выдержав неосторожной психологической пытки от новичка, отгрыз себе язык. Растворяя тело в гидроксиде калия, Чжоу Цзышу смотрел на собственное отражение в розовеющей глади. И видел тварь. Он не сможет победить ее, оставшись тем, кто он есть. Он должен стать еще более сильной тварью. Прорыв случился, когда Чжоу Цзышу обнаружил, что тварь одинока. Единственным человеком, кого та впустила себе в душу, была маленькая подручная в сиреневом — Гу Сян. Их связь было не распознать без особой наблюдательности — сам Чжоу Цзышу осознал лишь случайно, поймав их за тренировкой. — Ловчее, — тварь требовательно прицыкнула, когда пропустившая удар девчонка отлетела метров на пять. — Или хочешь помереть, как та другая? Та другая? Если раньше создавалось впечатление, что тварь плевала на человеческие жизни, то теперь Чжоу Цзышу понял — она умеет привязываться, раз все еще помнит «ту другую» после ее смерти. И, похоже, боится потерять ее замену, раз не раскрывает своей привязанности никому, в том числе ей. Пока ворчащая Гу Сян уверена, что к ней просто придираются, Чжоу Цзышу вспоминает, что кроме нее тварь не тренирует никого — боится создать угрозу себе. Дополнительное открытие — тварь склонна к саморазрушению. Если любовь к травматичному сексу можно было списать на мазохизм, то проявляемую порой неосторожность в бою лишь на противоестественное желание получить увечье. Откуда растут корни этого, Чжоу Цзышу предположить так и не смог — теорию, что тварь может испытывать чувство вины, он отверг как невозможную. Так, сложив две слабости твари, Чжоу Цзышу понял, в кого должен обратиться. Из служки стать деловым партнером и окрутить тварь было несложно — сложно было при удобном случае не скрутить ей башку. А удобных случаев было много. Чжоу Цзышу научился справляться с искушением, перекладывая порывы на «дрессировку». Все же отец завещал использовать полезный ресурс, а не уничтожать из злости. Чжоу Цзышу знал, что делать со своей ненавистью. Но не знал, что делать с пониманием. Они с тварью оказались слишком похожи по-человечески. Открывшись ему, тварь с обезоруживающей прямотой ворчала о своих рабочих проблемах, с обезоруживающей честностью перематывала при нем полученные на работе раны, в особо плохие вечера выплакивала Чжоу Цзышу в жилетку накипевшее. И он, сбитый с толку, находил в этом слишком много параллелей со своей собственной жизнью. Настолько, что его тянуло… посочувствовать? Страх, что тварь может подобраться к нему слишком близко, заставил Чжоу Цзышу сократить их «свидания» до тупого секса и рабочих встреч. И стать еще жестче. За ничтожно малое время он изменился до неузнаваемости, сжег в себе все человеческое, потерял понимание, какая из носимых масок настоящий он — все это не для того, чтобы тварь взяла, да пробралась ему в душу, соскочив с крючка. Он слишком многим пожертвовал, чтобы дать ей уйти.

***

Чжоу Цзышу флегматично губил остатки кофе, когда маленькая полицейская делегация во главе с Мо Лаоху соизволила подойти. — Этот Мо рад приветствовать господина Чжоу! — отодвинув стул так, что ножки скрипнули на весь номер, тот вольготно уселся, смерив молчаливого собеседника победным взглядом. — Господин Чжоу не пришел бы просить о помощи этого старого тигра, существуй иной вариант. Итак? Чем этот может помочь? Чжоу Цзышу только бровь поднял. У самонадеянных память короткая, но чтобы настолько? Трех недель не прошло с поры, как парализованный ужасом Мо Лаоху выдавал ему имена своих партнеров. Впрочем, в одном он прав — не будь причина веской, Чжоу Цзышу бы не связался с Мо. — Этот узнал о трюке, что вы с господином Цзюнь провернули за моей спиной. — Трюке? Ха-хах! — Мо Лаоху рассмеялся так, что зазвенели на столе чашки. — Господин Чжоу просто оставил нам на усмотрение некоторые детали, а мы просто истолковали их по-своему. Не понравился наш вариант «королевской битвы»? Ну так уточнили бы, какую конкретно вы хотели! В некоторой степени бесстрашие Мо Лаоху было даже обосновано — теперь, когда у его с Цзюнь У проекта появились влиятельные защитники, а сами участвующие кланы сплотились вновь, у него имеется если не защита, то пушечное мясо, которое он сможет кинуть Тянь Чуан, вырвав себе время на побег. — Все выжившие кланы определили свою сторону. Следующий бой должен произойти между командами непосредственно от вас и Сяньлэ. Мое требование — подстроить гибель как можно большего числа зрителей проекта от имени отряда Сяньлэ во главе с господином Се и ликвидировать перечисленных в последнем бою. Тянь Чуан окажет помощь в деле, но лишь в бюрократическом плане — при разбирательстве моего имени всплыть не должно. Мо Лаоху сперва не понимает, а потом, хмыкнув, мерит Чжоу Цзышу задумчивым взглядом. — Боишься, что твоя девка перебежит к новому папику и решил подпилить ей каблучки? Нижнее веко легонько дергает. Как понял Чжоу Цзышу, инициатором аферы изначально являлся Се Лянь — именно он помешал уточнить правила битвы. Сложить его партнерство с Вэнь Кэсином, недавний конфликт с НОАК, приведший к тому, что последний получил шанс на протекторат от высшей персоны в стране и вывод сложится сам. Чжоу Цзышу так и не смог понять, дело в личных симпатиях Се Ляня или какой-то выгоде. Как бы то ни было, Чжоу Цзышу должен продемонстрировать господину Фанчжу некомпетентность Вэнь Кэсина и уничтожить его защиту. Он не позволит твари уйти. — Хорошо, этот старый тигр удружит! — посмеиваясь, Мо Лаоху хлопнул по столу. — Но при условии. Господин Чжоу не только сохранит за моим кланом занимаемое положение, но также поможет мне распространить свое влияние на Аньхой и другие регионы. Старикашка Лань бушует, а ведь это в ваших интересах, чтобы дела в полиции не вываливались на свет? Что скажете, господин Чжоу? Поможем друг другу? Чжоу Цзышу моргает. — Господин Мо просит хранителя правопорядка помочь основать монопольную мафиозную сеть? — «Мафиозную», — Мо Лаоху сплевывает. — Будто сам святой. Коррупцией все занимаются, а я, в отличии от остальных бездарей, хотя бы реально силен, другие только госбюджет проедают и отсчетики пишут. Короче говоря, господин Чжоу слышал мои условия. Забесплатно работать не буду. Чжоу Цзышу опускает чашку. Вздохнув, переводит взгляд на эскорт Мо — напряженный мальчишка в боевом и, прямо за плечом Мо, куча высокомерных громил в полицейской форме. Он не показывает каких-то экстраординарных приемов — просто выходит из-за стола, как можно было подумать, с намерением уйти. Когда он не спеша, в размеренном темпе стискивает лицо громилы, что ближе всех — тот даже успел немного отступить — никто все еще ничего не понимает. Настороженность граничит с удивлением до момента, пока кости не хрустят и не раздается первый, захлебывающийся крик. — Ты… какого черта? — кости хрустят-хрустят-хрустят, а Мо Лаоху с остальными даже не пытаются вмешаться — парализовала обыденность и нелогичность происходящего. — Зачем?! — Захотелось, — Чжоу Цзышу ответил просто. Немного потянуть — и у визжащего громилы становится на одну руку меньше. — Я… Я сообщу об этом и… — Кому? Моему кузену? Единственное, что он сделает — расстроится, что я не позвал его на представление, — Чжоу Цзышу методично доламывает тело в своих руках. — Господин Мо, я влиятельнее и сильнее вас. По вашим же понятиям я могу потребовать с вас что угодно, а если откажетесь сотрудничать, убить и поставить на ваше место более сговорчивого человека. Но так вышло, что помощь мне нужна прямо сейчас и именно от вас. Потому я даю вам шанс — выслужитесь передо мной и я сохраню вам жизнь, — бросив тело на пол, Чжоу Цзышу давит голову ступней. Та лопается с влажным хрустом гнилого ореха. — Иными словами. Делайте, как я сказал. После, когда в номере остаются лишь Мо Лаоху с поредевшей на одного кучей громил и Сяо Цю, последний решается подать голос. — Глава. Это рискованно. Даже если глава Тянь Чуан дал обещание, нет никаких гарантий, что он его сдержит. Или не кинет нас прямо в процессе… Сяо Цю не волновала судьба Мо Лаоху. И нет, его не волновало, что придется убить предателя-наставника. Не волновало, он сказал. Но будет волновать сентиментальных тупиц онэ с Шэнь Лэем… Додумать мысль он не успевает — разряд тока прошивает все существо от пят до кончиков волос. Метущийся взгляд нашаривает в руке у Мо Лаоху пульт. Он все еще держит эту штуку при себе? Даже теперь? — Сделаешь, как я скажу, — багровый от гнева Мо Лаоху рычит сквозь зубы. — …В Cata Comb? — Ага. После «аварии» Мо оставили его за собой и подлатали. Идеальная конструкция, чтобы устроить потоп, — Сяо Цю подтвердил, рисуя для Тарантулов схемку на листе. — Потоп? — Шэнь Лэй поднимает бровь. — Планируешь вывести из себя младшенького Цзюнь? Будет сложно, когда за его боеспособность отвечает сам наставник. — Наоборот. Это ключ, — хмыкнув, Сяо Цю подрисовывает несколько фигурок и стрелочки. — Выгода, которую ищет наставник — деньги и положение. Он сам это показал. А мелочь Цзюнь — тот еще зависимый папочкин сынок. Такой больше всего должен опасаться, что его бросят. — И? Предлагаешь сказать что-то вроде «хэй, наставник, мы тут подумали и вспомнили, что мы твои ученики, не мог бы ты забыть, как мы пытались тебя убить и пообжиматься с нами на глазах своего ревнивого начальника»? — Да плевал он на нас! — Сяо Цю огрызнулся зло и, подавив раздражение, продолжил. — Решающее слово за тем, кто в Сяньлэ занимает какое место, решают инвесторы, а именно фамилия Хань. Сейчас что наставник, что Цзюнь У приносят им поровну пользы. Догадываешься, что будет, если случится резкий перекос? — Перекос? Следующий бой последний. У нас нет возможности срежессировать фальсификацию… — Есть. Мо Лаобай. У его с Цзюнь У способностей одна общая черта — жар. Плюс — помнишь потоп у особняка в Долине? Это должно было убедить Хань, что Цзюнь У — та еще истеричка. Сейчас верхушка Сяньлэ обустраивается в Cata Comb. Перед последним боем у нас есть время организовать подставу. И финальный штрих — навести Цзюнь У на мысль, что все это организовал наставник. — Погоди — ты же сам сказал, что наставнику мы чужие. — Не важно, что я сказал, важно, как оно выглядит. Когда был потоп, наставник помог нам и… Сяо Цю сбивается. Воцарившаяся тишина слишком выразительна. — Как бы там ни было. После налета НОАК организаторы серьезно постарались над тем, чтобы обеспечить важным шишкам безопасность. Ци-онэ, твоя роль — перекрыть выходы. Со своими авто-бокенами ты можешь сделать все быстро и так, чтобы это походило на аварию. Не хотелось бы, чтобы нас обвинили и четвертовали по ходу разбирательств… — Зачем? Сяо Цю оборачивается на безразличный вопрос. Ци Жун — весь инструктаж прослушал, свернувшись устрицей в уголке, мерит младшего невыразительным взглядом. Весь тусклый, как выцветшее изображение на фотопленке, тяжелит атмосферу так, что становится не по себе. — Что «зачем»? — Зачем все это тебе? Что ты с этого получишь? Мало тусовки Мо, еще и в Тянь Чуан решил пихнуть свою задницу? — Онэ, ты оглох? — возмущение подстегивают непонятные, противоречивые эмоции. — Я полчаса объяснял, что или так, или мы все умрем — — Тогда как на счет видоизменить план? Скажем, в суматохе вместо нашего дерьмо-наставника прибить ублюдка-Мо? По-моему, охренительная идея. Или все то, что ты тут излагал, нихрена не предложение, а готовый сценарий, который тебе велел передать нам ублюдок-Мо и вносить изменения тебе карьерный план не позволяет? — хмыкнув, Ци Жун опускает насмешливый тон. Глядит серьезно и тяжело. — Что если я откажусь? — Ты… — Сяо Цю матерится про себя, пытается сориентироваться. У него нет времени на капризы онэ. И нет времени что-то опровергать. Да и нечего ему опровергать. — Просто заткнись и делай, как я сказал! Что-то, что до сих пор горело в Ци Жуне слабым огоньком, кажется, окончательно гаснет. А Сяо Цю настигает пугающее ощущение, будто он что-то сломал. …Се Лянь торопливо лавирует в толпе, занятой обсуждением предстоящего боя. Со времен налета НОАК та поредела, но несильно — последний бой в цепочке не только должен окончиться масштабной казнью проигравших, но и оформлен в разы торжественнее остальных. Нижнюю, самую зрелищную часть этажей Cata Comb отремонтировали на совесть, что, однако, не освободило Се Ляня от неприятных воспоминаний — так и не приведенные в порядок верхние этажи закрыли зеркалами. А недавний инцидент лишь усилил впечатление. — Господин Цзюнь осознает, что на кону судьба проекта и наша в частности? Вы принимали стабилизаторы? — то, как отсчитывают Цзюнь У, Се Лянь услышал еще за дверью номера. — Да, принимал. Прошу прощения, на мне негативно сказались предстоящие волнения… — Цзюнь У пытается сохранять официоз, но слишком явно чувствуется напряжение в голосе. Се Лянь дожидается за углом, когда господа Хань со свитой покинут номер и после, незамеченный, проскальзывает к Цзюнь У. — Это был не я, — только заметив Се Ляня, тот позволяет эмоциям вырваться. — Резервуары лопнули от температуры, а не… я не давал приказа! — Верю, — Се Лянь успокаивает, порывшись в столешнице близ, споро заваривает чай. — Хорошо, что вы последовали совету — ваши отрицания могли лишь подогреть смуту. — Но кто и зачем мог…? — мрачнея, Цзюнь У размышляет про себя. Переводит неожиданно тяжелый и долгий взгляд на Се Ляня. Чай, командный сбор, последнее обсуждение тактики боя — всю дорогу Се Ляню давит на плечи чужое подозрение. Поделать ему нечего — не выдавать же давно им раскрытых интриганов. Их действия — закономерный итог открытых Чжоу Цзышу истин. Зная это, Се Лянь был в принципе готов к тому, что Сяо Цю в толпе подаст ему знак, который на деле ничего не значит, но Цзюнь У может быть истолкован как угодно. И раз терять ему все равно уже нечего… — Эй! — не ожидавший, что его схватят за шкирку и отволокут в пустой закуток Сяо Цю враждебно щерится, принимает оборонительную стойку. — Какого черта?! — Просто хотел спросить. Тебе нравится твоя нынешняя жизнь? Это — то, к чему ты стремился? Тебе нравится, кем ты являешься теперь? А твои братья? Тебе нравится то, что происходит с ними? То, к чему вы идете? — Опять Конфуцианская дребедень? — Сяо Цю ухмыльнулся зло. — Наставник, а у тебя нет сомнений, что сделав все, что сделал, ты все еще имеешь право тыкать нам ею? Напомнить, что ты сейчас такой богатый и известный благодаря тому, что откручивал людям бошки? — Я задал вопрос, только и всего. И даже если твой наставник — худший человек на планете, мои проступки не нивелируют ваши, — уходя, Се Лянь оставляет напутствие. — Я говорил, что упав, человек может подняться вновь. Но чем дальше падаешь, тем труднее будет подняться. Не только тебе — остальным тоже. На входе в хрустальный «купол» под потолком — починен с прошлого раза, висит над дном Cata Comb, как громадный, восходящий ввысь к надземью сталактит — Се Лянь подает Цзюнь У руку. Тот переводит настороженный взгляд с нее в глаза владельцу. — Подставу с водой организовал не я. Даже не участвовал в процессе. Проверьте мою правдивость по пульсу, мастер вашего уровня должен уметь. — Зачем тебе доказывать это? Я даже не высказал подозрения, — Цзюнь У недоверчиво касается чужого запястья. — Затем, чтобы вы понимали: все ваши подозрения касательно меня отражают не реальность, а желаемую вами картину. Если вы хотите видеть меня предателем, то задайте себе вопрос, зачем. В «куполе» пространство для маневра минимально — привлекать аудиторию трюкачеством больше не надо. Просто гранд-финал, где зрители могут последний раз понаблюдать смертельные искусства во всей не скрытой помехами камер красе. Се Ляню это немного напоминает контактный зоопарк — красивый, дорогой и с людьми вместо животных. Их спускают в «купол» с верхних этажей Cata Comb– грузовой лифт жужжит, выпуская бойцов на хрустальный «ринг». Пока не дан старт, Се Лянь скользит взглядом по ложам внизу, украдкой сверяет время по часам. Три недели прошло. Ложа Цзюнь Е Хуа пуста. Как будто бы все идет, как надо. По прикидкам он должен появиться спустя час-полтора… Построение Мао Минцзина. Се Лянь видел его тогда, в поместье Чжао и, уверенный, что до этого этапа даже не дойдет, прозевал сейчас. Его отрезали от Цзюнь У, но не так, будто, собирались убить, а как… своего? Черт…! — Ловко придумано, — блок бокеном — Чжао Минъи отвел удар от Цзюнь У. Смахнув со лба слишком обильный пот, обернулся с просьбой, — глава Цзюнь. Пожалуйста, сбавьте обороты? Еще немного и сварите заживо собственный отряд. Се Лянь сделал вид, что тоже вспотел, смахнул воображаемый пот. Значит, Цзюнь У уже почти на грани? Пока в Тарантульих рядах разобщенность и перегруппировка, Чжао Минъи окликает Се Ляня: — Мы действительно можем помереть здесь? Настоящее сражение — часть плана? — Да, — Се Лянь заставляет себя признать. Лучшее, что он может в этой ситуации — хотя бы быть честным. Чжао Минъи вздыхает, кривя лицом, как будто ему… неловко? Се Лянь ожидал любой реакции — но не того, что перед ним опустятся на колено. — Я никогда не прощу тебя за смерть Инчжу, — Чжао Минъи молвит ровно. — А ты никогда не простишь меня за то, что я предал Сяньлэ. Мы всегда будем ненавидеть друг друга за это. Но ты давно не заинтересован в мести, а я пообещал Инчжу, что буду расти. Прежде всего, ради самого себя. Как бы я к тебе не относился, твой опыт все еще велик и из всего объема я изучил лишь малую часть. Потому прошу тебя вновь принять меня в ученики, пока мы еще живы. Тарантулы косятся рассеянно. Зрители косятся рассеянно. Се Лянь косится рассеянно. И улыбается заговорщицки. — Хорошо, если будешь обращаться ко мне не иначе, чем "наставник" и всегда использовать уважительное наклонение. — Хорошо, наставник, этот уважит ваш комплекс неполноценности, — Чжао Минъи очень уважительно кивнул. Тарантулы понемногу переваривают произошедшее. — Хэй! — Сяо Цю сам не понял, почему его так пробрало. — Ты серьезно?! Его «опыт» — это твой угробленный клан и им же угробленная школа! Да твоя любимая сестра в гробу бы перевернулась, узнай, что ты пошел за этим ублюдком! Хочешь стать таким же, как он?! — Я сказал, что хочу учиться у него, а не «стать таким, как он», — Чжао Минъи фыркнул, глянув на Сяо Цю, как на неразумное дите. — Какой опыт брать, а какой нет, личный выбор каждого человека. Если вы решили скопировать все худшее, то тут вопросы к вам. Или своей головы на плечах нет? — Тц! К черту, — Сяо Цю возвел катану для новой атаки — дал знак своим. — Онэ, начинай. — Ага. Треск. Се Лянь заметил, что что-то не так, но броситься и защитить не успел. Не ожидавшие Тарантулы тоже. Сяо Цю глядит на насквозь прошившее плечо неоново-зеленое лезвие и моргает непонимающе. Онэ промахнулся…? — Эй, мелочь. Помнишь, я спрашивал, кто ты, мать твою, такой, чтобы что-то мне приказывать? Я подумал и решил, что все же никто, — спокойно выдернув лезвие — накануне модифицировал авто-бокен — Ци Жун пинает пошатнувшегося Сяо Цю так, что тот отлетает на пару метров. — Да и вы все тоже, — холодно усмехнувшись, делает пас — на прянувших Тарантулов. И Цзюнь У. — Плясали под его дудку и пользовались мной, будто я не могу просто взять и сделать вот-так! Прежде чем авто-бокен успевает навредить Цзюнь У, тот инстинктивно призывает воду. Зал спроектирован так, что она не может просочиться конструктивно, но — «резервуары лопнули от температуры». Хватило импульса, чтобы потоп случился сам собой. Организаторы слишком торопились с проведением финальной битвы, чтобы озаботиться свежей поломкой. В начавшейся неразберихе всем становится все равно на то, что бой идет не так, как планировалось — первым делом вода пробилась в «купол», следующими должны стать зрительские ложи. А Ци Жун действовал быстро — вскружившиеся воронкой авто-бокены раскидывали собственных владельцев, как кегли в боулинге. Быстро теряя кровь, Сяо Цю не мог драться — только неловко уклоняться от атак по бедро в воде. Последнюю он пропустил и оказался пригвожден неоновым лезвием к хрусталю — прямо за свежую рану. — Назови мне теперь причину, почему мне не убить тебя, если я могу и вообще, ты меня задолбал? — Ци Жун склонился, глядя прямо в бегающие от ужаса глаза. Страшила не столько рана, не столько угроза смерти, сколько крушение непреложной истины, делающей мир Сяо Цю устойчивым. У него есть семья. Которая его любит. — Вот и я ее не нахожу, — Ци Жун усмехнулся. — Но знаешь? Я подумал и… достало. Убью тебя, а потом найдется какой-то дурень, который будет бегать за мной из-за тебя. А потом пристукнет меня и уже за ним будет бегать какой-то дурень, которому взбредет за меня отомстить. Так что я ухожу. Воронка авто-бокенов смыкается — и, запрыгнув в центр, Ци Жун взвивается ввысь — на метры, на этажи, к поверхности земли. Неоны распускаются в спираль. Прыжок-прыжок — Ци Жун перемещается с одного на другой по нисходящей, чем ближе потолок и — по Cata Comb прокатывается сверлящий импульс. Под светом луны вниз опускается хрустальная пыль. — И у меня есть целый час, чтобы отпилить Мо Лаоху башку, пока он занят бегством от толпы уродов, которые хотят его четвертовать! — насмешливый крик с высоты — Ци Жун оттягивает ворот, демонстрируя электрический ошейник. — Это было так сложно, да?! Внизу суета, «купол» наполняется водой. Колотимый дрожью Сяо Цю глотает воздух, не способный плыть, утягиваемый ранами на глубину. Сражаться не может уже никто, остается лишь ждать спасения, но сам он, наверное, его и не дождется — потому, что утонет. Однако его подхватывают руки. — Вот что имел в виду отличник, когда сказал, что у нас есть выбор, — Шэнь Лэй комментирует, задумчиво созерцая прорубленное старшим окно в небеса. …В лаборатории Е Цзинхуа содержались не только бабочки, но и множество животных видов — больше всего собаки и обезьяны. Какие-то шли на эксперименты, какие-то использовались для испытания новых псиоников. С последними дело шло плохо — большинство субъектов умирало в первые три месяца после операции, часть теряла разум, часть отказывалась сотрудничать и обращалась в механические нервы. Потому RED 2.0 был настоящей надеждой проекта — ребенок мало того, что смог справиться с собственными способностями, но и в силу возраста обладал достаточно гибкой психикой, чтобы, подчинившись ученым, принять их волю за свою. Однако никто из них просто не думал, что ребенок может оказаться умнее них. По чистым, флуоресцентно-белым коридорам тут-там порхают бабочки. Бронебойные двери отделяют мирный, флуоресцентно-белый перешеек от другого — того, где визжит сигнализация и мигает красный свет. Там все еще идет стрельба — бело-халатный профессорат прячется за спинами отстреливающихся от зверья боевиков в черной форме. «Мирная» сторона уже зачищена — по углам коридоров валяются обгладываемые собаками тела. Живые люди остались только в операционной, и то лишь трое. — Не повреди мозг, — Хун-эр инструктирует без эмоций, со стороны наблюдая за работой лаборанта, делает незаметный пас рукой. В углу операционной захлебывающийся крик — два лабрадора с бабочками в ушах активнее рвут еще живого боевика. Лаборант, увидев это, холодеет сильнее, чем уже и ускоряет движения скальпелем. Цзюнь Е Хуа был первым, кого Хун-эр застал врасплох своей техникой управления животными. Пришлось притвориться, что его план сработал и от Хун-эра осталась лишь сломанная, потерявшая собственную волю оболочка, но это стоило того. Стоило того, чтобы теперь наблюдать, как его прикованному к креслу ремнями мучителю вскрывают череп, обнажая мозг. Если для того, чтобы подчинить собаку, у Хун-эра уходило три-четыре бабочки, то для человека понадобилось три десятка. Белые, они облепили мозг Цзюнь Е Хуа как живая шапка. Минута, чтобы каждая успела вонзить лапки в серую плоть и вот Хун-эр ощущает подобие контроля над чужой волей. Сила Цзюнь Е Хуа работает при переносе молекул его тела на объект — на пробу Хун-эр велит одной бабочке слететь с руки под ремнем и сесть на… голову дожираемого псами боевика. Испуганный взрывом лаборант падает на пол — а потом, распахнув глаза, обнаруживает, что ему на колени отлетело чужое ухо. — Отлично, — Хун-эр резюмирует, удовлетворенный эффектом. И еще пас рукой — собакам. Лаборант ему больше не нужен. Созывая бабочек, чтобы подорвать потолок, слышит сиплое: — Малыш RED… действительно поразителен… превзошел… все ожидания… Цыкнув, Хун-эр прибавляет к тридцати бабочкам еще десяток. Он не должен потерять способность взрывать, если хочет сегодня убить всех, кого решил. Где-то в зеленых зарослях Хоутоувань происходит взрыв — из подземной лаборатории вырывается, устремляясь в Шанхай, устрашающий бабочковый сонм.