
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Хун-эр жмурится, под бинтом горит красный огонек – а вокруг, освещая ночь сказочным светом, порхает многотысячный сонм белых бабочек. Се Лянь увидел чудо. Чудо, которое пытаются пристрелить, чтобы выкачать его спинномозговую жидкость/ Се Лянь спасает из лаборатории странного ребенка, который ведет себя слишком по-взрослому и умеет управлять бабочками.
Примечания
Из серии «вырасти себе мужа»
Ностальгия
24 ноября 2024, 06:32
Сяо Цю взмылен, как загнанная лошадь, дышит сипло — километры бежал без передышки. Глядит на местами обгоревшего формой Ци Жуна со смесью облегчения и неопознанных давящих, горюче-колючих эмоций, в ответ получает аналогичное выражение.
— Порядок? — выдавить из себя больше не получается.
— Угу, — Ци Жун отводит взгляд.
— Ци-гэ, — уцепившаяся Ци Жуну за рукав девчонка спрашивает, робко переводя взгляд со спасителя на Сяо Цю, одетого в такую же форму. — Это кто? Твой друг?
Младший замглавы Чжао поспешно дергает ту в кучку выживших у Ци Жуна за спиной, заслоняет, выставляя бокен. Они все еще на скале. Уставшие и неспособные спуститься с опасного места, последние часы смотрели на то, как за оврагом огонь уничтожает их родовое поместье. В компании людей, которые, по правилам, вообще-то должны были их убить, но почему-то до сих пор не. Теперь, когда на помощь их убийцам прибыла нелояльная подмога, ситуация могла измениться. Напряжение клубится дымом, травит кровь адреналином.
Сяо Цю обводит взглядом Чжао, хрупкие стыки скалы. Черт. Опасное местечко, но Янь Ван знает, сколько у них осталось времени. Надо действовать быстро.
— Ага. Друг, — зубчатая катана выходит из крепления с металлическим шелестом, глаз выбирает эффективную точку для атаки. — Ци-онэ, отойди-ка.
Лязг.
Сяо Цю понимает, что авто-бокен Ци Жуна сломан, когда тот парирует собственными силами. Получив ударный импульс в живот, давится, но стиснув зубы, заканчивает маневр отбрасывающей контратакой. Чуть не убитая девчонка первую секунду не понимает, что произошло — а потом на лице появляются эмоции. Одни на обоих Тарантулов.
— Онэ? — Сяо Цю ломит бровь.
— Они помогли мне выбраться из горящей Диюевой задницы, — Ци Жун загораживает Чжао. Сводит брови в мрачной решимости.
Тишина, воздух стоит студнем от напряжения. Сяо Цю цыкает. Твою мать. Завидев издали горелые руины он молился непонятно кому, чтобы пронесло, а потом, насчитав слишком много фигурок на скале, молился разрешить все быстро — чтобы к петушиным боям они с Ци-онэ перешли после того, как отряд одержит техническую победу. Если и размышлять о добре и зле, то только после того, как спасутся. Разве это не единственный выход в их нынешней ситуации?
— Онэ, или они, или мы. По-твоему, если пожалеть их сейчас, достанется тебе одному?
— Да мне уже досталось от тебя так, что сам-знаешь-какой-мудак облез бы! — Ци Жун взрывается. — «У мелкого проблем не было»! «Все будет нормально»! Мелочь нестабилен и хрен знает где! А я боец гребаной поддержки! Не хватило мозгов сложить, что если наворотить кучу всего, что может пойти не так, что-то может, мать твою, взять, да пойти не так?! Эти чудилы обошлись со мной так, будто это они мои братья, а не ты, — свирепо оскалившись, Ци Жун встает в стойку. — Хрена с два ты их убьешь.
Сяо Цю глядит в упор на направленный в него бокен.
— Ци-онэ, ты соображаешь, на кого оружие поднимаешь? — спрашивает будто бы спокойно. — Тебе одной семейной поножовщины не хватило?
— Извини, Цю-эр, — вперед Ци Жуна, положив тому руку на плечо, внезапно выходит Шэнь Лэй. Выражение сложное, но твердое. — Но эти ребята серьезно спасли нам жизнь. Я их убивать не стану.
Смятение внутри нарастает, секунды идут на убыль. В голове строятся фантасмагорические сценарии выхода из положения — попробовать обойти своих? Ранить и доделать дело, пока не отойдут…?
Звонок окончания поединка разнесся эхом прежде чем Сяо Цю решился сделать что-то из этого.
— …Объяснись.
Се Лянь поднимает вопросительный взгляд от дымящейся чаши. Цзюнь У сканирует в ответ пристальным, вострым прищуром. В выделенном для главы Сяньлэ гостевом номере Соншу они сидят в метре друг от друга. Се Ляня выдернули из госпиталя спустя час с момента, когда в чаще Усонкоу его с двумя бессознательными телами наперевес забрал служебный бронеавтомобиль. Как и думал, после боя уже приведенному в порядок штатом слуг Цзюнь У требовался отвар и немного заботы. Однако после Се Ляня не только не прогнали — после они завтракали и пили чай за одним столом. Как равные. Без чужого присутствия.
В принципе, глупо удивляться эффекту, которого сам добивался, но не слишком ли резкий скачок?
— О чем вы, глава?
— О твоем поведении во время атаки на крепость Кэ.
Какой атаки? События в голове мешались в непереваримый кисель. Основной ресурс мозга вообще шел на смещение фокуса с факта недавнего убийства Се Лянем невинной женщины на происходящее в этот конкретный момент.
Легкое замешательство на чужом лице заставляет Цзюнь У раздраженно цыкнуть.
— После того, как вода испарилась.
Се Лянь моргает. А, тот момент. Стоп, что именно в нем примечательно? Да, то, что Цзюнь У едва не раздавила стая бабочек, должно было подтвердить наличие в битве псионика со стороны, но раз никто не бьет тревогу… Ой. Кажется, в тот момент был эпизод, когда, защищаясь, Се Лянь заодно спас Цзюнь У жизнь.
— Не надо, — расценив смену выражений, Цзюнь У массирует большим и указательным складку меж бровей. Повременив, допивает последнее, глядя глаза в глаза, стирает большим пальцем с губы влагу опия. — А это?
Се Лянь сперва клонит голову, не понимая, потом до него, во-первых, доходит; во-вторых — пф-х. На губы сама собой наползает кривоватая улыбка, которую Се Лянь маскирует под вежливую. Ничто в образе Цзюнь У не намекало на то, что он будет настолько смущаться даже разговоров о чувствах. Хотя, принимая во внимание прошлое, понятно, почему он строит между собой и окружающими стену.
— Рука.
Наступает очередь Цзюнь У не понимать.
— Рука?
— У меня была повреждена рука, — Се Лянь помахивает суррогатом с до тупого невинным выражением, — а вы нуждались в лекарстве. В той позиции это был самый быстрый способ.
Хорошо, что так быстро кончил с чаем — Се Лянь понимает, когда остатки на дне тихонько идут пузырями.
— Скотина.
Се Лянь вежливо посмеивается в кулак.
— Глава, этому не понятны причины вашего гнева. Я ясно сказал, что пока получаю то, что мне нужно, буду вам верен, но когда кроме слов пытался доказать то действием, вы указывали, что мое поведение недозволительно для моего статуса.
— Выход через десять минут, — леденя пространство аурой, Цзюнь У покидает стол, уходит за дверь. А Се Лянь пустеет взглядом, улыбку с губ смывает, как присохшую грязь. Постыло.
Рывок, хвать — пойманная в клеть пальцев бабочка трепещет. Секунду назад спокойно сидевший Се Лянь схватил за долю мгновения, как хищник добычу. Крылышки испуганно молотят, в маленьком насекомом существе вскипают эмоции —
— Прости, Хун-эр, — выцветший голос, блеклый взгляд — Се Лянь обращается. Шагнув к окну, опускается на колени, устало упирается лбом в подоконник, руку с бабочкой свешивает из окна. — Можно я побуду вот-так ненадолго? Я немного устал.
Бабочка притихает, но все еще настороже, чувствуется, что разомкни пальцы, и улетит. А Се Лянь пользуется маленьким благословением, возможностью немного побыть вместе в тишине. После того, как подверг Хун-эра той атаке Цзюнь У, Се Лянь едва ли имеет право на это, но… хочется. Их раннее сожительство стало ему подспорьем и проклятием. Он привык, что не один. Ткнись носом в пушистую макушку и жить после всего сотворенного станет полегче. Потому что, как бы то ни было, на что-то хорошее его чудовищная сила пошла — вот оно, спасенное им, рядом, жмется. Помогает Се Ляню чувствовать себя полноценным. А теперь нет. Ни подбадривающих потрясаний кулачками, ни бенто, ни живого, человеческого тепла футонных обнимашек, топящих лед холодного, пустого сна. Табак, вещества, алкоголь — ни одна из этих жажд не драла Се Ляня так сильно, как эта конкретная. Ему мало Хун-эра. Хочется обнять. Сильно и надолго.
Се Лянь, наверное, болен. Одни человек не должен испытывать такую аддикцию по отношению к другому. Но, как и с сидящей внутри зверюгой, это можно лишь принять и контролировать.
Потому Се Лянь выпускает бабочку прежде, чем подрагивающие пальцы сжимаются слишком сильно.
— …Морды поувереннее, — менеджер от Мо наставляет ровным голосом, когда они уже вышли в «свет». — Если после проигрыша даже хорошую мину состроить не сможете, фирме клиентов не видать. На фарш пущу.
Тарантулы вяло переглядываются, но по приказу следуют. Получается откровенно хреново. Совсем недавно чуть не передохли всем отрядом, поубивали кучу черт знает, виновных ли людей, слишком устали от таимого страха нарастающего чувства отторжения под кожей. А еще, после одного конкретного эпизода, стало дискомфортно еще и смотреть друг другу в глаза.
— О, — губы Шэнь Лэя тянет непроизвольная, вялая улыбка. — Гляньте, наставник.
Се Ляня с Цзюнь У за плечом обступают, как знаменитость. Кто-то в толпе состоятельных дам и господ все же опасается подходить к человеку, на экранах разорвавшему женщине горло крюком, но большинство справедливо чувствует себя в безопасности за золотым щитом. Это же не маргинал из Пханьина, а родовитая персона, интеллигент, элитный боец. Сияй в бою и твое сияние подсветит золото благодарных зрителей.
— Прямо как в Paradise Hunt, да? — Тарантулы тоскливо переглядываются. Ностальгия. Сяо Цю невесело хмыкает и ловит взгляд Ци Жуна. Который выглядит так, будто друг всадил ему в брюхо каленую кочергу.
Сяо Цю, осознав, чувствует, как окатывает холодом.
Тогда Ци Жун один понимал, какой кошмар происходит на самом деле, само собой к происходящему сейчас не питает ничего кроме отвращения. Тарантулы поняли позже — когда лежали выпотрошенными рыбками, дрожа от остаточной экзоскелетной агонии, а организаторы, обнаружив их состояние, были больше всего обеспокоены тем, что некого отправить на ринг, когда зрительские ставки уже собраны. Наставничья наука пережила даже предательство — когда Мо отскребали с пола товарища, чтобы опять вшить металлическую отраву и отправить на отработку, за того было страшнее, чем за себя. А сейчас, при виде славы и богатства, купленных той же самой ценой, они испытывают ностальгию.
Сяо Цю отступает на шаг. Он подверг Ци-онэ смертельной опасности дважды. И, судя по ощущениям, именно ради того, что сейчас пожинает наставник-предатель. Но если Сяо Цю готов поступать также, как он и ради того же, что он, то чем он лучше?
Он же решился на эту резню в основном ради ребят. Да?
— Сяо Цю, — заметивший его состояние, Шао Яньфу обеспокоенно трогает за плечо. — Все в порядке?
— Лучше некуда, — Сяо Цю агрессивнее, чем следует скидывает руку, давит развивающуюся мысль. Это не то, это не правда, он не…
— …Господам Хань всего лишь надо было представить это, как благородный поединок. Откровенная резня могла оттолкнуть и показаться скучной. У этого есть несколько предложений для импровизации в этом направлении, — облокотившись о барную стойку, Се Лянь качает вино в бокале, дарит обоим Хань располагающую улыбку.
— Не подозревал, что господин Се способен так хорошо читать аудиторию. При вашем прошлом мне казалось, что вы человек однобокого мышления, — старший Хань мягчит пристальный, оценивающий взгляд, признавая авторитет, легонько тюкает их бокалы, отпивает. — Надо было раньше попросить господина Цзюнь представить вас. Итак, ваши мысли?
— Прежде всего, — Се Лянь задумчиво потирает край бокала, — интегрировать младшего господина Вэнь в отряд Сяньлэ. С точки зрения правил это нарушение, но первый бой вышел довольно… нелицеприятным. Смертельные схватки между профессионалами разжигают аудиторию, но то же между вынужденными спасаться женщинами и детьми вызывает скорее жалость и негатив к организаторам. Да, у какой-то части появятся вопросы к правилам, но большинство оценит мое самоуправство за благородство, а поддержав меня, автоматически снимет с себя статус людоеда.
— Хм, — подумав, старший Хань благосклонно кивает, — мне нравится идея. Сейчас, когда публика в сборе, отличный момент, чтобы разыграть представление. Господин Цзюнь…
— Отказываюсь.
Хани и Се Лянь оборачиваются. Цзюнь У аурой морозит воздух. Все обсуждение ему не было случая вставить слово — Се Лянь заворожил враждебных Хань. Но заворожил сильнее, чем нужно, если первым делом за решением обращались к нему, а не к Цзюнь У. И вообще, он познакомил их по просьбе Се Ляня. Где благодарность? Ублюдок ведет себя чересчур уверенно.
— Господин Цзюнь… — Се Лянь тянется ближе, готовит доводы мягким голосом, но его с силой сжимают за запястье, не позволяя коснуться.
— Если примемся тасовать правила, бои затянутся. У нас мало времени. Забыл, ради чего все это было начато…?
— Небеса, наследный принц Се! Этот не имел сомнений, что вы одержите победу! — восторженный возглас сбивает разговор — а мигом позже самого Цзюнь У бесцеремонно сбивает порхнувший к Се Ляню незнакомый мужчина в белоснежном ханьфу.
Цзюнь У в смятении. Замолкшие Хани в смятении. Се Лянь в смятении. Только по иной причине. В отличии от остальных, он знаком с мужчиной.
— А. Эм. Благодарю, — пожимая протянутую руку, Се Лянь наскоро пытается вернуть утерянное самообладание. — Ваше пожелание удачи не пропало даром. Господин Мэй.
— Ох, — смущенно моргнув — веера длинных ресниц бросают тени — тот прикрывает лицо рукавом. — Наследный принц помнит меня по имени?
Ну. Да, помнит. Подростком Се Лянь мониторил и скупал билеты на каждую оперу Мэй Чансина, когда тот только начинал карьеру. А потом смотрел все дорамы. По нескольку раз. Нет-нет, не поймите неправильно, он не был фанатом или что-то в этом роде, ха-ха. Просто изящество и идеальное равновесие плавно-резких движений в танце господина Мэй поражало воображение даже именитых мастеров, воспроизвести то же в бою было-бы достижением. Поэтому Се Лянь следил за ним некоторое время. Да. Именно поэтому.
Потом случилось Царство Небес, Се Ляню стало не до того и ныне он благополучно забыл о явлении Мэй Чансина. До момента, пока перед началом бойни тот — все такой же до болезненного хрупкий, изящный и свежий, как лилия на ветру — не пожелал ему удачи в Соншу. Чем немного разбил ему детство.
Се Лянь давно не ощущал такого уровня неловкости при разговоре с другим человеком.
— Да он, судя по виду, и размер ноги твой помнит, — веселый громила в годах — сопровождает Мэй Чансина за плечом, по виду телохранитель — комментирует, понятливо хмыкнув. Се Ляню кажется, или он его уже где-то видел?
— Не помнит. Такие, как он, уважают приличия, — хмурое опровержение. Се Лянь опускает глаза и — черт. Школьнице — настоящей, в форме, очки скрывают пристальный мрак — едва можно дать шестнадцать. Хрупкая, нелюдимо городится от золотого окружения, украдкой цепляется за рукав Мэй Чансина.
— Мелкая, в медийке они все приличные. Тебя знакомство со своим идолом вообще ничему не научило? — громила осведомляется, сплюнув по-стариковски. Школьница простреливает того ледяным взглядом.
— Он взял его за руку, но не крепко и отстранился, как только это перестало расцениваться за грубость. Будь он из тех фанатов, что знают «размер ноги», жал бы руку и глядел стеклянными глазами, пока не попросят отпустить.
— Вы двое… — Мэй Чансин укоризненно качает головой. И вдруг оживляется. — Погоди, — широко распахнутые глаза вперяются в Се Ляня, — наследный принц мой фанат?
Се Лянь должен что-то ответить, но в горле пустыня. Неловко-неловко-неловко-
— Ха-хах, кто бы мог подумать! — Мэй Чансин заливается певучим смехом. — Пока я брал опыт у мастера, мастер брал опыт у меня! Мир действительно тесен.
— Этот просит прощения, — со стороны Цюнь У холодит, — но у нас остался разговор по делам к господину Се.
Обернувшись, Мэй Чансин хмыкает, нежную улыбку острит.
— Ничего страшного, у меня тоже.
Когда Се Ляня в дружеской манере приобнимают за плечо, до него наконец доходит, что движения Мэй Чансина не просто изящны, но еще и сильны. Слишком, как для простого актера.
— Кто вы такой? — спрашивает тихо.
— Тот, кем вы привыкли меня считать, — Мэй Чансин невзначай прокручивает меж пальцев монетку с квадратной дырой и выбитым рядом цифр. Внезапно темнеет лицом. — Признаться, до недавнего времени я относился к вам, как к человеческому мусору, коим вы и являлись, но изменил мнение, увидев, что вы научились ценить прекрасное, — тьма сменяется теплой, искренней улыбкой. — Этот благодарен наследному принцу за то, что вы помогли человеку, который мне дорог. Видя ваше затруднительное положение, я обязан вернуть добро.
Обернувшись к Хань, Мэй Чансин провозглашает:
— Господа, этот Мэй хотел бы переговорить с ответственными лицами, чтобы от имени Хозяина Долины Призраков установить условия следующей битвы.
— …Господин Мэй хочет сказать, что один из кланов Долины также стал участником нашей схемы? — Цзюнь Е Хуа осведомляется из своей ложи, морщит бровь.
— Не совсем, — под обстрелом настороженных, враждебных взглядов Мэй Чансин непринужденно качает головой. — На самом деле речь даже не о клане, а о всего одном человеке. Мы заслали в схему лазутчика и когда была объявлена королевская битва, он сам пожелал участвовать.
Заявление звучало откровенно мутно. Во-первых: кто и зачем пошел на добровольное самоубийство, когда мог просто спрятаться под протекторатом великих хозяев, что сами же и заслали его в схему? Во-вторых: зачем засылать еще одного лазутчика, когда у Вэнь Кэсина уже был Се Лянь? В-третьих: зачем Долине в принципе рассекречивать себя?
— Полагаю, не имеет значения, сколько ваш лазутчик успел узнать, раз вы засылаете его в предприятие, которого он может не пережить, — морщась от головной боли, Цзюнь Е Хуа массирует висок. Дипломатично умалчивает возмущения и вопросы — учитывая, сколько он украл, не ему взывать к честности. — И все же. Какой интерес Долине ввязываться в наши дела?
Мрачные подозрения Цзюнь Е Хуа понятны — учитывая связь Хозяина Долины с главой Тянь Чуан, при худшем сценарии ответственным лицам следовало немедленно рвать когти из страны.
Мэй Чансин читает лица и с коротким «п-ф-ф» разражается смехом, примирительно машет ладонью.
— Не переживайте вы так, Хозяин Долины верен своему слову. Продолжайте что начали и, возможно, вам даже удастся провернуть свою дикую аферу и выжить. Однако, — персиковый взгляд острит, — Долина не обязана разглашать свои интересы. Вы можете принять наш сценарий, либо быть предоставлены главе Тянь Чуан.
Что ж. Выбор не велик.
— Следующий оппонент… — Цзюнь Е Хуа оглядывается на организаторский кружок.
— Сле… эм, — заминка. Сложные выражения на лицах. — Господин Цзюнь, дело в том, что мы как раз планировали обсудить этот случай. Во-первых, — тяжелый вздох, — они называют себя Ван.
«Ван». Цзюнь Е Хуа понятливо закатывает глаза. Половина Китая носит фамилию Ван.
— Во-вторых, в личных данных у них указано примерно то же, что у Кэ. То есть Вэнь. Но после объявления о королевской битве и внесении в реестр они словно сквозь землю провалились…
— Точно, прямиком к нам, — Мэй Чансин втесался в разговор. — Скрываются в закрытом секторе близ Пханьина, — отпивает чаю из пиалы, удивляется. — Что за странные взгляды? Разыскиваемые люди часто прячутся на частных территориях, неподконтрольных той же полиции, это не прецедент.
Гробовое молчание. Цзюнь Е Хуа долго массирует переносицу.
— То есть, — суммирует, — господин Мэй предоставляет нам право провести эпизод королевской битвы в Долине, при том, что один боец будет от нее же, а отряд других — скрывающиеся беглецы по фамилии «Ван». Которых вы по какой-то причине не уничтожили сами, хотя они нарушили запрет на пересечение суверенной территории.
— Повторюсь, вы свободны в выборе, принимать сотрудничество или нет.
Что ж. Пересилив себя, Цзюнь Е Хуа вздыхает с почти благодушным выражением.
— Хорошо. Тогда сегодняшним вечером…
— Сегодняшним вечером…?! — у Цзюнь У вырывается. Се Ляня тоже тянет высказаться. У всех участников ночного боя до сих пор косит ноги, зачем такая спешка? Меж тем Цзюнь У силой смеряет себя, продолжает. — Если в помощь своей стороне господин Мэй собирался нанять Сяньлэ, этот вынужден отказать. Численный перевес не на нашей стороне. Если ваш боец окажется слабаком…
Свист — Цзюнь У успевает совершить рывок в сторону, пуля пролетает мимо, врезается куда-то в стену. А потом уклон еще раз, прежде чем с потолка падает, придавливая, хрустальная двухъярусная люстра. Предположить, с чего вдруг, никто не успевает — Цзюнь У на плечо приземляется тяжелая рука.
— Выражения выбирай, молодняк, — телохранитель Мэй Чансина рекомендует буднично. — Все же со старшим разговариваешь.
Дезориентированный предыдущими атаками Цзюнь У банально не успел бы предпринять защитных мер, но — его отпускают так.
— Это с ним мне драться? — разочарованный, спрашивает Мэй Чансина. — Скука.
— Бай-эр, не спеши с выводами, — Мэй Чансин примирительно машет рукавом. — В конце концов он не глава отряда, а… хм… — озадаченно огладив подбородок, спрашивает с невинным выражением, — кстати, а зачем вы в отряде, если ваш стиль не дополняет Сяньлэ? Учитывая плачевное положение вашей организации, не рискну предположить, что вы тактик.
— Господин Мэй хочет ссоры? — Цзюнь У вопрошает холодно. Смятение перекипает в гнев.
— Ха-хах, нет. Просто… ваша слабость пробудила во мне интерес. В мире боевых искусств повелось, что клан силен настолько, насколько силен его глава. Мой Хозяин проявил великую милость, позволив вам прожить дольше отведенного главой Тянь Чуан времени. Разумеется, я бы хотел, чтобы вы отплатили ему по чести — если не остатками своего трупа, то доброй службой. Но будет ли таковой служба от человека, что зауряден во всех аспектах, куда ни ткни? — задумчивая улыбка. — Как бы то ни было, я могу ошибаться и, возможно, вы стоите больше, чем показывали до сих пор. Бай-эр.
Атмосфера — тонкий лед, кинь иголку и проломится. У Цзюнь У на скулах играют желваки. Не восстановился с предыдущего боя, прошло слишком мало времени. Не прими он вызов, подтвердит уязвимость, развяжет оппоненту руки. А выйди на поединок в своем состоянии — небеса знают, что от него останется. Но что еще ему остается…?
— Господин Мэй, пожалуйста, не шутите так.
Бай, называемый эр, хлопает глазами на вставшего меж ним и Цзюнь У Се Ляня — тот спокойно парировал первый удар, держит кулак в захвате.
— Если глава Цзюнь заурядность, как он смог обеспечить верность такого бойца, как я? И кстати, когда именно Сяньлэ успела стать сателлитом Долины, что вы просто так навязываете ее главе поединок со своим слугой, даже не предложив ничего взамен? Давайте так договоримся, — Се Лянь шлет Мэй Чансину милую улыбку, — если за три минуты ваш боец не сможет победить этого слугу заурядного человека, вы возьмете свои слова обратно и на поединке обеспечите Сяньлэ фору.
— Хм? — Мэй Чансин заинтригованно поднимает бровь. — А что получу я в случае вашего проигрыша?
— Глава, мне проиграть? — Се Лянь спрашивает обыденно. Будто действительно невозможен неудачный исход — только если прикажут, тогда ладно.
Звуки ударов, блеск пота под лампадами на столиках с гнутыми ножками — даже ринга нет, только кружок из зрительских стульев, как на негритянских боях в девятнадцатом веке. Цзюнь У невольно стиснул пальцами подлокотник — напряжен не меньше тихонько просчитывающих исход организаторов, но по иной причине. Пройдя, что прошел, Се Лянь все еще может сражаться. Он силен. По-настоящему. Но к силе также прилагается человек. Имеет ли Цзюнь У достаточно власти над этим человеком? Месяцем раньше он бы ответил не сомневаясь, но теперь. У этого Се Ляня в бою востро блестят глаза, а случайные обстоятельства подстраиваются слишком удобным образом. Цзюнь У мучают подозрения, где-то в глубине души давно растет не признаваемый мозгом страх. И человека и, что он точно никогда не признает, предательства. Ради собственной безопасности давно стоило отстраниться, но… не хочется. Именно потому, что Се Лянь так силен. Цзюнь У почти всю жизнь пытался дистанцироваться от опустошающего чувства беспомощности, бесправия. Даже при всех своих свершениях он оставался пешкой при отце — добровольной от того, что недостойной. А потом Се Лянь взял все то, что давило на Цзюнь У и просто сказал — прикажите и я выброшу это в окно. И это не слова. Се Лянь действительно может.
Цзюнь У сильнее сжимает подлокотник. Чувство, что твое беззвучное для мира слово наконец-то что-то решает… Слишком сладко, чтобы отказаться.
Меж тем Се Лянь понимает — в данном конкретном бою его хотят не победить, а проверить. Сила ударов нарастает со временем и чем больше паррируется, тем азартнее наступает оппонент. В последний момент — зажать Се Ляня ногами, опершись руками о пол, бешеная крутка корпусом — треск! Се Лянь судорожно выдыхает — его едва не воткнули лицом в битый хрусталь люстры. Так, хорошо. Он немного понял стиль. Подхватив люстру за каркас, Се Лянь отталкивается от пола, сцепленный с оппонентом, меняет центр тяжести. Почти попадает люстрой по чужой голове, но в молоко — противник успел откатиться рывком.
— Зачем Хозяину Долины засылать в разведку своего телохранителя? Кстати, добрый день, — Се Лянь тихо кивает оппоненту, — Бай-Бай-эр.
— И ты здравствуй, «так себе», — тот также тихо салютует. — Мне почем знать, я человек подневольный. Кстати, Бай Шен. Еще не знаю, достаточно ли ты хорош, чтоб меня «эр»-кать.
Под ногой у Се Ляня ломается половица. Прежде, чем он успевает выбраться, на него налетают — теперь уже не сдерживаясь, с воистину бешеным запалом. Ладно, хорошо, ничего он не понял, — признав, Се Лянь уходит в глухую оборону. Стиль Бай Шена напоминает лоскутное одеяло — если сначала он показывал абсолютно стандартную базу, то теперь чередует муай с хапкидо и чем-то, что Се Лянь вовсе не может расшифровать. Такая «техника» не могла бы работать в принципе, не обладай Бай Шен возрастным опытом и телосложением, позволяющим глазом не вести на попадания по слабым точкам. Кроме этого присутствует какая-то странность на периферии, но задуматься о ней Се Ляню не оставляют времени.
Времени… скорость… А.
Чуткий уворот, схватить за ворот, контратака коленом в диафрагму. Бай Шен отступает, а заметив, что все то Се Лянь провернул с закрытыми глазами, впечатленно хмыкает. Достойно. Значит, можно по серьезному?
Се Лянь успевает заметить, как Бай Шен выглядывает что-то на потолке и стенах, когда — звон — время кончается. Ха? Зачем он…
Раздосадованный невозможностью продолжить Бай Шен цыкает, а потом ухмыляется.
— Мне нравится, — указывает на Се Ляня. — Дерусь против этого.
— …Теперь в глазах господ Хань вы не только хороший боец, но и условия выгодные выбивать умеете. Достойный повод предоставить вам управление вожжами, когда дело касается отряда. Да и господин Цзюнь после того, как вы спасли его репутацию, не может не пойти вам на уступку, так? — когда все решено, Мэй Чансин украдкой улыбается из-за рукава. — Мы квиты, господин Се.
— Благодарю, — Се Лянь отвечает также тихо. Ускользнув, в холле они переговариваются, пока школьница, морща брови в сложном раздумье, наблюдает повтор трансляции по экранам. — Возможно, мой вопрос неуместен, скажите, если это так. Мне просто любопытно. Многие Призраки в Долине любят Вэнь Кэсина также, как вы?
— Гм… — Мэй Чансин тянет задумчиво. — Нет. В разных слоях к Хозяину относятся по-разному. Низы восхищаются и боятся, средняя прослойка недовольна его «занудством», но довольна грамотным распределением ресурсов, правящий состав… без козней не обходится, но в основном все понимают, что не станет Хозяина — не станет их.
— Тогда почему вы любите его?
Мэй Чансин уходит в себя на некоторое время, под ресницами мелькает.
— Так получилось, что я люблю прекрасное. Как во внешних, так и во внутренних проявлениях. Я попал в Долину в сознательном возрасте, тогда ею еще управлял предшественник Хозяина. Во-первых: если нынешняя Долина кажется вам отстойником, то вы бы изменили мнение, увидев ее в тот период. Это была клоака мироздания. Во-вторых: я изменился ей под стать. Не скажу, что особо страдал от отвращения к себе — Долина достаточно скоро стерла мою мораль. Но было постыло от того, что все вокруг, включая меня, такое уродливое. Когда Хозяин только появился в Долине, я думал, что кто-то такой быстро сломается. И когда Хозяин завоевал Долину, мне показалось, что так и вышло. Он взялся за весь правящий состав и достаточно жестоким способом перехватил власть над нашими умами. Ему бы хватило слова, чтобы мы сами покончили с собой. Однако своему эго Хозяин предпочел рационализм. Он оставил ценные кадры и занялся тем, что сделал Долину лучше, — на дне персиковых глаз возгорают серебристые искорки. Мэй Чансин словно наблюдает сияние маленькой звезды в черноте небосвода. — Хозяин сделал то, что не смог никто из нас — попав в Долину и забравшись так высоко, он сохранил в себе свет. И распространил его. Хозяин — самое прекрасное, что есть в этом мире, — улыбка Мэй Чансина темнеет. — Думаю теперь вам ясно, почему я ненавижу главу Тянь Чуан настолько, что решил считать вас меньшим злом.
— Понятно, — Се Лянь кивает. Что ж. Ему есть, о чем поразмыслить. А еще, судя по срокам, Мэй Чансин минимум на двадцать лет старше, чем выглядит и говорит в СМИ. И еще. — Кстати… почему школьница?
— Прошу прощения? — Мэй Чансин поднимает бровь.
— Я имею в виду… — Се Лянь массирует висок — ладно, он уже догадался, какое звание в Долине носит бывший кумир и его детство разбилось дважды, но. — Почему не вечернее платье? Это выглядело бы гораздо уместнее, чем … форма? Зачем акцентировать, что она… вы поняли.
Лицо Мэй Чансина становится постным.
— Она отказывается принимать что-то, на что не заработала сама. Даже в подарок.
Се Лянь моргает. Разве смысл этого не в том, чтобы…
— Сам удивляюсь такой гордости, — Мэй Чансин разводит руками. — Впрочем, за то она мне и нравится. Люблю зрелых людей.
— …О! Вы… Ты проснулся? — робкий юношеский голос сквозь забвенческое марево. Болезненно прохрипев, Чжао Минъи приподнимается с кушетки. Это… лазарет в Соншу? А мельтешащий юнец в халате…?
— Господин Се велел не показываться тебе на глаза, но следующий бой назначили слишком скоро. У тебя перегреты мышцы, но к вечеру будешь в порядке, если сделать компресс сейчас. Не волнуйся, у себя в клане… в смысле не в великом Вэнь, а в нашем с цзэ-цзэ по части боевой медицины я был вторым.
Чжао Минъи заторможено моргает. Щиплет себя за щеку. Не, не спит. Черт. Обнаружив на прикроватной тумбочке зеркало, напарывается на отражение. Вроде ничего не поменялось. Хотя нет, даже два года назад, куря по полторы пачки в день и выпивая по три бутылки, выглядел живее. Впрочем, пофиг.
— Чем кончилось?
Вэнь Нин притормаживает мельтешь с медикаментами. Говорить становится тяжело — то есть тяжелее, чем уже было — но он должен через это пройти. Они должны.
— Победил клан Чжао. Большую часть ваших людей удалось спасти. Они уже приняты в состав Сяньлэ. Господин Се заключил контракт с цзэ-цзэ, что спасет меня. Теперь я тоже часть его отряда.
— Хо, — Чжао Минъи тянет хрипло. Тишина. Вэнь Нин не слышал, но увидел тень от лампы — позади него остановились. И близко. Постояв некоторое время, откладывает пакет сухого льда.
— На самом деле… На самом деле я давно был готов к тому, что умру рано, — Вэнь Нин немного запинается, пытаясь преобразовать душевный сумбур в понятную речь. — Я начал думать об этом когда мы еще только отделились от Вэнь. Почти все мои соплеменники были сильнее меня, а в начале нас было еще и на треть больше, чем когда объявили битву… Со временем я смирился. Когда цзэ-цзэ пыталась спрятать меня, я хотел, чтобы мы поменялись. Она была намного лучше во всем и я решил, что это мое предназначение — помочь ей… так. Но цзэ-цзэ разозлилась и… ты, наверное, понимаешь, — проглотив горечь, крепит голос, заставляет себя продолжить. — Я все еще считаю, что было бы лучше, выживи цзэ-цзэ вместо меня. Но она подарила мне этот шанс. Потому я не потрачу его так просто!
Рывок — схватив Чжао Минъи за локоть, Вэнь Нин делает крутку. Прижав к столешнице, наставляет в лицо выхваченный из-за пояса пистолет.
— Ты сильнейший в отряде после господина Се. Если умрешь, ослабнут все, если убьешь меня, потеряете возможность выжить после ран. Пока мы вынуждены держаться вместе, нам нельзя ссориться. Если согласен, я буду твоим товарищем. Если нет, — по ободу дула пробегает блик, — я не позволю себя убить. Но я правда не ненавижу тебя, потому прошу, — Вэнь Нин сводит брови, — просто дай мне вылечить твои мышцы.
До странного спокойный Чжао Минъи с пол минуты сверлит дуло нечитаемым взглядом.
— Ты предохранитель не снял.
— Э…Ха? Разве? — в растерянности Вэнь Нин проверяет. Пауза и непонимание. — Нет, правда снял. Почему ты…
Рывок — перекинув через плечо, Чжао Минъи останавливает Вэнь Нина за миллиметр до столкновения о пол макушкой. Цыкает с досадой — а после ставит на землю ногами. Как ни в чем не бывало садится на кушетку.
— Реакция хорошая, но тебя слишком легко сбить с толку. Не высовывайся на передовую, если не получится, не вступай в бой, — рекомендует. Вопросительно поднимает бровь на так и натянутого струной Вэнь Нина, шевелит плечом — ты, вроде, лечить собирался? Подумав с минуту, тот все же оттаивает — осторожно приближается, подобрав пакеты сухого льда.
— …Цянь-ди, — оправив маску, девушка в пурпурном спрыгивает парапета на балкон полуобрушившегося особняка. Вот-вот отзвенит начало боя и давно пора уходить, но она должна попытаться еще раз. — Все уже решено. Тебе бесполезно в этом участвовать. Давай уйдем?
— Ты принесла? — подросток лет четырнадцати осведомляется, проигнорировав прошение.
Этот упрямый малолетний придурок! Девушка кривится и из принципа прячет пару зубчатых лезвий подальше.
— Цянь-ди, ты что, не понимаешь?! Это битва на выбывание! Когда Бай шу-шу умрет, тебя казнят тоже просто потому, что ты вписался в команду! А тебе в отличии от нас есть, куда возвращаться! Тебя не волнует, что будет чувствовать твоя семья, когда узнает, что с тобой произошло? Доброта в Долине стоит дорого, не игнорируй, когда я пытаюсь ее тебе вернуть!
— Мелкота, лучше послушай Сян-эр, — опершийся о некогда величественную мраморную колонну Бай Шен рекомендует буднично. — Тебе ведь не настолько нравится драться, чтоб хотелось помереть в бою?
Подросток закатывает глаза — а потом, оттолкнувшись от носка, приземляется девушке за спину, подкидывает за лодыжку так, что та едва не совершает в воздухе полное сальто. Пурпурная юбка взметается — зубчатые лезвия оказываются в руках подростка, а девушка на земле.
— Много чести руководствоваться заботой человека, который не в состоянии позаботиться о себе, — отвешивает холодно, заправив лезвия крест на крест за спиной. — Если доброту следует возвращать, то по твоей же логике я должен участвовать. Кто казнит меня, если я убью всех, кто способен?
— Мелкота, я ж тебе не от чистого сердца, а за деньги помог, — Бай Шен сплевывает по-стариковски. — К слову, ты ведь понимаешь, что Чжэн-эр пакостил много кому, Хозяину тоже? Если ты считаешь, что он принял заказ из уважения твоего святого права на месть, то ошибаешься — ты просто удобно вписался в готовое дело. И потом, ты ж не только ради мести в Долину пошел — живым Чжэн-эр бы дорезал тех, кто у тебя еще остался, так? Чего к ним не вернешься?
— Того, что он чертов малолетний придурок, насмотревшийся боевиков про Борна, — мрачно прошипев, девушка рванула вперед — прежде, чем не ожидавший подросток успел среагировать, схватила его за шкирку и, оторвав от земли, как кутенка, подняла на уровень глаз. — Думает, что если чуть талантливее рядового мяса, можно не париться и он всегда будет побеждать! Только мы в гребаной Долине! — выпустив, злая топает прочь. — Жди меня кто-то за ее пределами, давно бы сбежала!
Проводив ее взглядом, подросток отворачивается. Меж бровей прорезается болезненная складка.
— Будто кто-то за пределами Долины смог бы принять нас после нее, — бормочет неслышно.
— …Хе, — оказавшись на месте следующего боя, Шэнь Лэй неопределенно хмыкает. — Навевает ностальгию, а?
Тарантулы подавленно косятся на развалины особняка времен Мао. Часть здания выглядит относительно целой, вторая — наполовину ушедший в провал подземных уровней многоярусный строй-скелет. Наставник постарался на славу в прошлый раз, когда Тарантулы дрались вместе с ним, а не против него. Чтоб его, они действительно чувствуют это. Гребаная сентиментальная ностальгия.
— Как оно? — Ци Жун беспокойно следит, как в тени покосившейся крыши беседки Шао Яньфу работает острым краем шпильки над раскроенным запястьем Сяо Цю. Вместо ответа манит рукой. Ци Жуну на такое и обычно смотреть тошно, но когда в мясе кроме кости чужеродное железо, тошно вдвойне. Отвращение усиливает непроизвольный передерг видимых в разрезе мышц.
— Управление экзоскелетом сбоит из-за отторжения механических нервов. Во-первых, он носил их слишком долго, во-вторых, внешний стресс негативно влияет на нервную систему в целом.
— И? Как это исправить? — Сяо Цю тяжелеет взглядом.
— Если говорить про приостановку негативных эффектов на организм, то просто снять всю систему. Ты еще растешь, твоей природной регенерации хватит. Если хочешь продолжать носить экзоскелет, то придется принимать больше стимуляторов. Но чем дальше, тем быстрее вырабатывается толерантность — счет пойдет на дни. На дольший срок могла бы помочь усиленная формула, но во-первых, у меня недостаточно знаний, чтобы ее изготовить; во-вторых, это приостановит, но не отменит сбой.
— Хах! — отобрав руку у Шао Яньфу, Сяо Цю подбирает бинт и, зажав край зубами, сам заматывает запястье, удаляется. — Понятно. Пойду скажу Мо, что его бизнес вреден моему здоровью и я больше не хочу в нем участвовать. Спасибо за консультацию, Фу-нии…!
Шао Яньфу задерживает его за плечо.
— Надо зашить, — в профессионально-отстраненном тоне чуть слышная трещина. — Это быстро.
Когда дело кончено, Ци Жун спрашивает с тихой досадой:
— Про то дерьмо с экзоскелетом — почему ты сказал это так, будто у нас есть выбор?
— Потому, что он есть, — Шао Яньфу откликается, а затем, покачнувшись, едва не обрушается на пол — Ци Жун успел удержать.
— Эй! Какого хрена?!
— Я потерял много крови в Paradise Hunt, — морщась, Шао Яньфу стирает пот с висков. — На ослабший организм побочные эффекты экзоскелета действуют быстрее.
Страх, отчаяние и прочее дерьмо, что Ци Жун кое-как игнорировал прежде, рвутся из-под крышки.
— Тц! Лежи тут и ни шагу! — уложив Шао Яньфу на землю, он яростно перерывает его арсенал. — Я, мать твою, сам вырежу из тебя эту дрянь!
Шао Яньфу тихо посмеивается. Приподнявшись на локте, легонько треплет Ци Жуна по лохматой макушке. И отстраняет за плечо, в напоминание погладив большим пальцем электрический ошейник.
— Спасибо, Ци-гэ, — что-то в Ци Жуне стынет, от обращения. Даже при наставнике обозначать их связь имел привычку лишь Сяо Цю, и то скорее в шутку. — Но я не могу не участвовать. Не только из-за Мо.
Когда к собравшимся Тарантулам с балкона планирует маленькая фигурка в черной толстовке, звучит сигнал оповещения.
— Мальчик, ты кто? — Сяо Цю с выставленной в обороне катаной интересуется дружелюбно.
— Новый участник. Имя Цянь, фамилия Чэн, второй член отряда от Долины, — тот бросает, скользнув по Тарантулам незаинтересованным взглядом.
— О! А я Сяо, зовут Цю! — воссияв улыбкой, убирает катану, крутится вокруг Чэн Цяня. — Вао! — выдает восторженно. — Он на сантиметр ниже меня! Я больше не самый низкий в отряде!
— Наши противники знают, что мы ориентируемся в Долине, потому попытаются удрать наружу через…
— Погранпункт на востоке! — Сяо Цю заканчивает вместо Чэн Цяня. С плеча его слетает белая бабочка. — У нас есть информатор.
— Ясно, — не впечатленный Чэн Цянь кивает. — Вырежьте их отряд и не высовывайтесь, пока я разбираюсь с Сяньлэ. Если будете мешаться у меня под ногами, прирежу вместе с остальным мусором, — и, вынув из-за спины зубчатые лезвия, удаляется к особняку.
Улыбка Сяо Цю подергивается.
— Он мне больше не нравится, убью его, — вынув катану, бросается следом.
— Цю-эр, он наш союзник! — Шэнь Лэй призывает к здравому смыслу, пытаясь удержать Сяо Цю с десятком Тарантулов.
— К черту, он меня бесит.
— Цю-эр…!
— …Этот понимает, что рассчитывать на честность там, где мы находимся, глупо, — дуло QSZ-92 глядит Се Ляню в упор, — но спрошу, полагаясь на добрую славу о ваших добродетелях. Наследный принц Се друг или враг нам?
Се Лянь дает отряду Чжао знак рукой — не стрелять. Они пересеклись на пустыре перед развалиной рыболовного дока, до восточной границы Долины еще несколько километров. Можно понять, почему беглецы устремились туда — на границе с Желтым морем функционируют доки, принимающие поставки с островов Шенси, граница там должна быть самой дырявой. По прошлому опыту Се Лянь ожидал, что «Ван» окажутся беглецами из собственного клана, иначе зачем скрываться и как бы в принципе удалось закрепить за собой место в Цзянху. Ожидания почти стыковались с реальностью — мужчина перед Се Лянем обладал хорошим сложением и боевой выправкой, в манерах прослеживался свойственный древним кланам этикет. Гипотезу рушило то, что для представителя Цзянху приветствовать оппонента дулом пистолета считается грубейшим оскорблением собственной клановой техники.
— Ответ этого зависит от того, кем является уважаемый господин, — Се Лянь откликается.
Мужчина думает с полминуты. Не сводя прицела, выуживает из нагрудного кармана чернокожаную книжечку, бросает Се Ляню. Поймав, тот передает оказавшемуся ближе всего — Вэнь Нину. Открыв, тот пробегается глазами и в растерянности поднимает брови.
— А… Эм. Генера…
— Генерал Лань, уходите, я прикрою! — Прежде чем кто-то успевает что-то сообразить, Се Ляня кубарем прокатывает в кучу вместе с неизвестно откуда взявшимся «снарядом». Сильный, он с наскоку пережимает легкие, вцепившись репеем, душит ногами. Опомнившиеся Чжао бросаются на помощь, но тех останавливает гневный окрик:
— Сюаньюй, это подмога! Отпусти его немедленно!
— Э? — растерявшись, «репей» останавливает удушение. — Прости, Яо-гэ…
— Господа, произошло недоразумение, — меж ними с Чжао, примирительно подняв руки, вклинивается взмыленный Цзинь Яо. — Прошу, выслушайте наше объяснение.
— Итак, — расположившись во тьме дока по противоположным углам, две группки настороженно сканируют друг друга. — Как так получилось, что в деле экзоскелетов оказалась замешана полиция Гусу Лань и какой интерес помогать ей имеют представители Цзинь?
Лань. Многие века фамилия входила в Цзянху, родовая техника тяжелых ударов стояла на вершине топов. По взглядам и принципам Лань почти полностью сходились с Сяньлэ, за исключением, что «верность слову» довлела над остальными Конфуцианскими добродетелями. Так триста пятнадцать лет назад клан доказал участие альянса в подковерной игре при императорском дворе и хлопнул дверью. Из Шанхая — тогда еще Чуньшэня — Лани переместились в Аньхой, где обустроили поместье в районе Гусу на стыке Хэфэя и гор Дабиэ. Триста лет они возглавляли оборонительные службы Аньхоя, ныне полицию, продолжали практиковать клановые техники, но из принципа не соприкасались с заклеймленным Цзянху. Что изменилось теперь?
— Думаю, господину Се будет знакома моя история, — тяжело вздохнув, генерал Лань берет слово. — Имя этого Сичэнь, фамилия Лань, я племянник нынешнего генерал-полковника полиции Хэфэй, Лань Цижэня. До тысяча девятьсот сорок девятого года Аньхой был тихой провинцией — для Лань это было основной причиной миграции туда, но после обновления дренажных схем Хэфэй стал достаточно прибыльной торговой точкой. Примерно два года назад фамилия Мо пыталась наладить с нами сотрудничество… в определенном ключе. Мы отказались, и до недавнего времени думали, что тем дело кончится. Однако с поры, как Сяньлэ оказалась поглощена Царством Небес, Мо расширяли свою власть на окрестности. Недавно на сотрудников Лань начались покушения, — Лань Сичэнь невесело улыбнулся. — Сличив подчерк, мы поняли, что к чему, но оказалось слишком поздно. Дядя все еще занимает свой пост благодаря лояльности правящих лиц Аньхой, однако если в ближайшее время мы не разоблачим Мо, фамилия Лань будет уничтожена.
— Хо, — Се Лянь переваривает услышанное. — Вы внедрились в схему, чтобы достать компромат, но потом получили сообщение о начале королевской битвы, пытаясь избежать участия, спрятались в Долине, но были обнаружены и решили, что примкнув к Сяньлэ, получите шанс закончить дело против Мо.
— Верно, — Лань Сичэнь кивнул.
— Тогда господин Цзинь…?
— Мы хотим сбежать из Цзинь! — воскликнул Цзинь Сюаньюй.
— По некоторым причинам я решил, что хочу уйти с занимаемого в клане поста, — поморщившись, Цзинь Яо затыкает брата, пока тот не наговорил лишнего. — Но в моем положении это не так просто. Ища выход, я дважды заключил договор с главой Лань: первый раз я должен был зарегистрировать отряд молодого господина Лань, как клан Цзянху, теперь я должен вывести его из западни, взамен получу от полиции помощь с юридическими формальностями. Я немного знаю Долину, воспринимайте меня, как проводника.
Се Лянь мерит того тяжелым взглядом исподлобья. Юридические формальности — это затирание косяков за хозяином квартала красных фонарей и устроителем нелегальных боев? Что ж, понятно, почему уйти «не так просто» — слишком много знает. И понятно, почему именно полиция — кто еще после всего сможет обелить ему «историю ДТП». Непонятно только, что за «некоторые причины» — у главы Цзинь отвратительный характер, но ведь если Цзинь Яо потерпит еще, сможет претендовать на место наследника клана? Так или иначе.
— Что ж, у этого есть идея, как распределить силы. Господа Цзинь движутся к восточным докам в поисках выхода и в качестве приманки для отряда Мо, в качестве опорной силы их сопровождает мой отряд под предводительством господина Чжао, тем временем мы с господами Лань разыскиваем и ликвидируем господина Бай.
Во время сборов Лань Сичэнь украдкой утягивает Се Ляня подальше в угол.
— В плане Господина Се есть пара непонятных моментов. Если вы хотите прорвать оборону противника, не проще ли вам пойти на него со своим отрядом? Мы не знаем друг друга и не сможем также хорошо координироваться в бою.
Се Лянь бросает короткий взгляд на Чжао. Тихие и злые, они, тем не мене, не похожи на людей, падших духом. У пары за пояс даже заправлен бокен. На фоне них Чжао Минъи выделяется. Исполненная непринужденной уверенности в собственной силе стойка слишком явственно контрастировала со страшными ожогами и аурой существа, похожего на живое, но на самом деле не. Припорошенный черными тенями выцветший янтарь глаз не выражает ни следа злобы, лишь спокойный, вдумчивый мрак. Похожим образом выглядят люди, решившие дойти к цели до того, как угаснут тлеющие остатки их жизни.
Неожиданно, но ребята Чжао порадовали Се Ляня. Да, после боя в поместье их страх в отношении него сменился враждебностью, но грехов с себя никто не перевешивал — вся рефлексия Чжао была направлена на них самих. Однако с Чжао Минъи иная ситуация. Если остальные соклановцы предали Сяньлэ следом, то он инициировал решение. Проследить последующую цепочку событий и получится, что оно в финале и привело к смерти Чжао Инчжу. Добавить, что Чжао Минъи ненамеренно, но нанес фатальный удар своими руками. Се Лянь по собственному опыту мог предположить, что он чувствует в данный момент. Справедливо опасаться, что Чжао Минъи может запороть план ради его убийства. В ближайшее время им лучше держаться как можно дальше друг от друга.
Об этом господину Лань рассказывать необязательно, потому Се Лянь просто позволит себе немного правосудия.
— Господин Лань, этот имел дело с Цзинь Яо. Не могу ручаться за его навыки, как проводника, но полагаться на него, как на человека — стрелять себе в ногу.
Оглянувшись на Цзинь Яо, Лань Сичэнь хмурится.
— Господин Цзинь не подводил меня до сих пор. Верить ему у меня столько же оснований, как господину Се.
— То верно, — Се Лянь кивает. — Потому рекомендую вам не доверять нам в одинаковой степени. Выбор лучше делать по преодолении патовой ситуации. Но в вашем положении я бы не доверял даже себе.
…Разлегшись на ввалившейся крыше самого мелкого буддистского храма в старом комплексе при особняке, Бай Шен лениво вяжет бантики-обереги из того, что раннее было металлической трубой. Те выходят кривые — местами железо лопается. Завидев на последней ступеньке перед храмом Се Ляня, оживленно салютует.
— Твою ж, наконец-то! — поднявшись, прыгает вниз. По земле проходится импульс, старая плитка идет трещинами. — Думал, что ты меня переиграл — еще минута этой «королевской битвы» и я б скопытился, но от скуки.
— Господин Бай осознает, что мы деремся насмерть? — Се Лянь осведомляется, давая Ланям за спиной знак — окружаем.
— Это не образовательная дуэль один на один. Что за охота у вас участвовать? Почему конкретно против меня?
— Да потому, что ты — гребаная легенда гребаного Цзянху! — Бай Шен показательно воздевает руки, в глазах взгорают дикие огоньки. Полицейских игнорирует, будто не видит вовсе. — Кроме Хозяина всех побил, а с Хозяином драться нехорошо, потому что я ему должен. Подрался бы с племяшкой, но его трогать бессердечно как-то. Просто представь — тренировался, пока кровь вместо пота не пошла, а теперь мучайся от скуки смертной. Только Чжэн-эра зазря убил.
— Сожалею, что не смогу удовлетворить вашу страсть, — Се Лянь поморщился — не понял половины контекста болтовни. — Бой и убийство — это разные вещи.
За долю секунды, как в Бай Шена летят пули, Се Лянь успевает заметить у него на лице разочарование. Стариковский цык. И головой чуть влево.
Попавшая в хлипкую балку под крышей храма пуля заставляет прийти в движение всю конструкцию. Обрушившаяся крыша одного храма задевает другую, та следующую — и так, пока страшный грохот разрушения не охватывает весь комплекс. Спасаясь, Лани бросаются от обломков. Се Ляню под ноги падает поваленный ствол старой пихты, но звук заглушает тишь ушного звона. Шестеренки начали тихонько крутиться — и лучше б они того не делали, потому, что пропасть прострации разрастается. Он видит и не может не то, что понять, как. Не может поверить в увиденное. Такие случайности не происходят в жизни — только если в фильмах ужасов. Следовательно, это — дело рук человека. И явно не Ланя, просто пустившего пулю в голову цели.
Это адское домино запустил Бай Шен?
— Слышь, — миг — Бай Шен возникает перед Се Лянем. Постное, раздраженное выражение. — Я еле от мелкоты удрал, чтоб подраться с тобой один на один, а ты выставляешь вперед себя сраных копов?
Се Лянь выставляет блок прежде, чем следует удар. Однако все равно секунду спустя обнаруживает себя у основания лестницы. Били сразу в полную силу. А затем — свист! — двумя пальцами, как собаке.
Тихий шелест, скрип. Рычание. Собаки большие, лохматые, дворняжье-свирепые, рычат и скалятся. Много, несколько десятков. Выбираются из-за деревьев, окружают. Собравшиеся Лани настороженно оглядываются и — им кажется, или…
Не кажется — Се Лянь осознает с остаточным шоком. В зарослях меха приподнятых торчком ушей тихонько трепещут кончики крылышек. Миг — собаки бросаются.
— Не знаю, что за дворняги, — Бай Шен уже в полуметре от Се Ляня. — Странные, меня не трогали, а вас издали высматривали. А, к Янь Вану их, — зловещий оскал предвкушения. — Погнали.