Занимайся своим делом!

Жизнь — одна сплошная реклама. Словно еще не родившись, мы получаем чуть ли не каждодневную рекламу этой самой жизни. «Ты будешь самым счастливым, у тебя будет любящая мама и заботливый папа» — так и возникает чувство интриги, первый раз в жизни. Конечно, это все смешно, но человек всю жизнь живет с пропагандой чего-то. Все хотят донести нам свою идею, товар, услугу, и чтобы мы обязательно это поняли. Для того, чтобы это понимали как можно больше людей, существует такая профессия — маркетолог. «— Продайте мне эту ручку. — Ян в своей голове получает на руки ничем не примечательный предмет и осматривается. В отдалении от него опечаленные молодые люди — их этот трюк сбил с тропы. Они начинали задвигать стандартное «была бы ручка — смогли бы записать» — но чтобы провернуть такое, да в принципе быть успешным в маркетинге, надо иметь недюжинную харизму. Предыдущие провалились, и директор смотрел на Розмановского с придурковатой ухмылкой, ударяясь в неведомое чувство превосходства. Яну стоило подумать головой. Покрутив ручку в руке несколько раз, Ян дернулся в ответ на многозначительное мигание глазами спереди. Его молчание весьма умоляет весь его потенциал. Чтобы совсем не казаться недалеким, Розмановский огрел кадровика улыбкой, снова выставил ручку и примкнул свое внимание к ней. Тонкий, изящный стержень, корпус, вдоль и поперек перетроганный предыдущими кандидатами, мог запросто в сию же секунду вернуться в руки самодовольного директора под уничижительное "следующий". А еще он идеально входил под рукав рубашки, что отклонился от бледной руки Яна и незаметно болтался. Игриво вытягивая максимально сдержанное и уверенное выражение лица, Розмановский протянул ноту загадочно и спросил: — Здесь разве есть ручка? — и эффектно отпустил её, она упала под рукав, и юноша быстро опустил руку. Физиономию кастинг директора стоило представлять. Непомерно наглое воровство или хитрый просчет? В любом случае в другом месте Ян бы моментально получил по первое число, но здесь его мимолетная идея оказалась удивительно выигрышной. Несмотря на то, что на первый взгляд затея кажется провальной с мыслью о том, что человек уйдет, позабыв и о менеджере с его талантом к фокусам, и о злосчастной ручке, в конечном итоге все равно, рано или поздно закралась бы дилемма: «А отдаст ли он все-таки ручку?». Технически, этот прием подошел бы только в ситуации, где продавец пытается впихнуть потенциальному покупателю его собственную ручку. Мол, они сроднились, она дорога ему, как родственник, а значит он готов на все, чтобы заполучить её обратно. Эта стратегия предоставляла почву для размышления в ключе «Что значит быть родным по-настоящему?», но Ян в такие жуткие философские трущобы влезать не желал». Когда вокруг много людей, сложно сконцентрироваться на мысли, хотя бы на одной. А если у тебя их как минимум сотня в голове? Они все вертятся, не дают покоя, ты даже бесишься от них, но однажды, когда наступает та самая, вроде как, желанная тишина ,ты моментально стремишься вернуть все на круги своя. Но одно дело, когда для тебя это обычный порядок действий, но другое, когда тебя бесит штука пострашнее — СДВГ, например. Рекламная компания с кучей звезд, расположилась в самом центре Нью-Йорка с окнами на проезд Таймс-сквер. Подсвеченные красным и синим уголки комнат, постоянное жужжание, визг камер и лязг фужеров — все это в реальности сводило с ума. Быть приглашенной и относительно знаменитостью на подобном мероприятии — затея весьма энергозатратная. Но многие, кто знаком с данной сферой, не рыскают в поисках своих печалей, а просто погружаются в работу. Ян же, имея опыта в подобном примерно полтора процента, варился в этом с больной головой. Аня еще в самом начале сказала, что не сможет, как мама, ходить с ним рядом. Юноша был расстроен, даже подал вид, на что Высоцкая ласково поправила его накрахмаленный зачес с нежной улыбкой и обнадеживающе хлопнула по плечу. Этот ритуал от неё вносил хоть мнимое успокоение. Ян не думал ни о чем. Вокруг журналисты и масса незнакомых людей, что улыбаются так, точно ты крестил их родных детей. Розмановскому даже поначалу было стыдно, что он почти не знает собравшийся здесь сегодня контингент, но за последние три часа ему стало все равно. Мероприятие приятно впечатлило его масштабом и роскошью. Та самая дорогая американская мечта из фильмов, когда вокруг все горит праздничными огнями, брызгает шампанское, богато смеются миллиардеры и звенят бриллиантами их жены. Глядя на подобное в детстве по телевизору, сидя в маленьком зале, пока сзади выдергивают друг другу волосы младшие, а старшие революционными мотивами захватывают квадратные сантиметры общей комнаты, можно было в правду подумать, что такое существует только в кино. Теперь Ян озирался по сторонам, сам при деньгах, с большой акриловой серьгой в ухе, и чувствовал себя весьма и весьма лишним.  Попадая в объектив, спустя долгие часы продолжающегося пиршества, уже не было желания натягивать улыбку. От нее уже болело лицо. На втором часу постоянного фотографирования, Ян придумал гениальную по истине схему — стоять к фотографу боком и делать вид, что его не замечаешь. Позируй, не позируй — фото все равно получится сносным. Однако, очень скоро и эта практика стала надоедать.  Сама структура мероприятия не представляла из себя ничего. По стандартному сценарию презентация чего бы то ни было имеет под собой официально-представительную часть, где все важные давят из себя все свое самомнение, и так называемую афтепати, где каждый сам за себя. Сегодняшнее собрание будто все целиком состояло из последнего. Не было ни сцены, ни ведущего. Были представители бренда, только и всего. В остальном все строилось на рекламе лицами известных людей. Ян с трудом осознавал, что он одно из таких. Действительно показушные кадры с момента, когда представитель увлеченно рассказывал о новой продукции ему и другой милейшей девушке. Повезло, что Яна припахали на это, когда он был еще морально трезв и мог наиграть равноценно увлеченное выражение лица. Играть человека, которому совсем не фиолетово. В остальное время он просто скитался по длинным комнатам, забитыми людьми и красными огнями, погружаясь в основном в себя.  Так его очень скоро настигла непомерная тоска. Вечер идет больше четырех часов. Те богатеи, вызванные посветить физиономией, уже с дергающимися глазами ошалело поглядывали на часы и молили Богов, чтобы те завершили их мучения. Дамы в платьях по дресс-коду заняли редкие диваны и, обмахиваясь буклетами, обсуждали всякое. Возможно, и усталость от затянувшегося перформанса, но это все же было неизвестно. Ян проходил мимо. Люди разбредались, толпы рассасывались, в некоторых павильонах включался верхний свет, Ян же прошел в главную комнату, где на свое счастье заметил Анну, с которой последний раз виделся полтора часа назад.  — Ты как, дорогой? — спросила Аня, отпив немного из тонкого фужера, и оторвалась от группки беседующих молодых людей.  Уставший Ян стоял ко всем боком, плечи опущены. Перед ним же прекрасная девушка, что никак не демонстрировала, что хоть капельку утомилась. Розмановский приблизился к ней и негромко на ухо спросил: — А кто это?  Анна, усмехнувшись весело, ответила: — Не знаю. Прикольные ребята. Обсуждали политику президента и выборы, а один хотел сам баллотироваться, да штат не поддержал. Веселые парни.  — Как ты не устаешь от такого количества людей? — удивлялся Ян, — Ты весь вечер с кем-то, у тебя не появляется, там, раздражительности или не хочется отвлечься? — Розмановский следил за реакцией менеджера, но она была неизменно спокойна. — Я не принимаю большинство близко к сердцу. Я не знаю, насколько должен быть близок мне человек, чтобы я вкладывала в простую коммуникацию столько энергии, чтобы искать обходные пути или в дальнейшем испытывать дискомфорт от её нехватки. — пояснила Анна и отставила фужер на стол.  Ян шутливо хмыкнул: — Что насчет меня? — Не ожидая ответа, он лениво засмеялся. Высоцкая поддержала и заботливо поправила его сережку, — Слушай, а я могу уйти?  Аня задумалась на мгновение и обернулась вокруг: — В принципе, мероприятие подходит к концу, уже много, кто ушел. Я удивлена, что ты еще здесь. Ты утомился так сильно, может, болит что-то?  — Твоя забота сама по себе лекарство, — улыбнулся Ян, — я хочу пройтись, а то душно. — Анна согласилась, обмолвившись, что может быть успеет присоединиться к нему. Розмановский, кивнув, направился к выходу.  Ночные улицы центра выглядели так, будто на дневные просто наложили черный фильтр. Все та же живость присутствовала на авеню, горели вывески и подсветка тротуаров, играла бликами вода в лужах от фонарей и окон. Через дорогу в просвете домов мигали билборды Таймс-сквер, но Ян был слишком утомлен мерцанием, потому принял решение удалиться от навязчивых огней. Томительно долго осмотревшись по сторонам, он перешел узкий проезд и завернул в маленькую улочку. Света тут сияло не меньше к сожалению, были люди, что Розмановского мало смутило, он прошел к стенам домов, где помимо незнакомцев заметил нарочно знакомого человека — Адриана. Тот, подняв взгляд от телефона, с доброй улыбкой поприветствовал Яна.  — Я тебя на показе не видел, — сказал между делом Розмановский, пожав приятелю руку.  Лисовец, спрятав руки в карманы, ответил: — Я там был. Просто торчать в сборище богатых придурков свыше трех часов — это непосильная для меня задача. У меня с детства на них аллергия.  Странно было слышать это от собственной персоны богатого человека, но все же, втянувшись в диалог, который на удивление Яна совсем не грузил, а даже наоборот, параллельно он оценивал обстановку и людей вокруг. Адриану он почему-то доверял, а поэтому смотрел на происходящее отдаленно. Но он видел, что в руках у собравшейся позади группы что-то весело мигает.  — А это что у них? — интересовался Ян, кивая на компанию через плечо. Адриан смотрел на тех оценивающим взглядом, поворачивался к Розмановскому и пояснял: — Это у них, как народное творчество, фольклор, — Ян недоумевающе нахмурился, — Переходит из уст в уста. — Парни залились смехом.  Вдруг сзади раздался писклявый женский голос, и пышноволосая брюнетка в юбке-мини, сидевшая на подоконнике, окликнула Адриана, как знакомая, и с веселым смехом возмутилась: — Это наше дело! — мужчина рядом с ней затянул свист, — А вы веселитесь, мальчики. — И снова опустилась к товарищам. — А если серьезно? — переспросил теперь еще более озадаченный Ян, но Адриан просто позволил ему получше рассмотреть характер движений компании. Тогда Розмановский сам пояснил удивленно: — Они курят?  — Да, траву, — неохотно добавил Адриан, от чего у Яна дернулись брови, — постоянно балуются, им закон не писан, да и один вроде как из Нидерландов, ему-то в принципе без проблем. Остальные так, приелись.  Ян, как ребенок, ошарашенно глядел по всему и мигал глазами. В один миг он спросил: — То есть, это реально? — Адриан вопросительно кивнул в недоумении, — Ну, трава эта? — Розмановский искренне был в замешательстве, что всеми силами отражал на своем выражении, — Я думал, это как... конспиративная кличка веществам. — Адриан, поджав губы, отрицательно помотал головой. Ян почувствовал себя скверно. В первую очередь потому, что оказался в моменте полной невежей.  — Я не могу говорить за всех, но это первая ступень после зависимостей от курения и алкоголя. — начал Адриан и, запустив руку во внутренний карман пиджака, вытащил имитированный портсигар с выдвижной крышкой, прошел дальше, к импровизированной скамейке у стены и оперся на нее, — Многие видят в этом (он мотнул головой в сторону компании) только образ получения удовольствия или крутость. Забывают изучать, интересоваться, а пока образование не наказуемо. — Он открыл крышку портсигара, и Ян увидел тонкие, продолговатые трубки из бумаги и вопросительно оглянулся на Адриана. Лисовец, вытащив из кармана зажигалку, продолжал: — Не интересуются как правильно, что нужно, в каком количестве, чтобы не навредить. Все проблемы от импульсивности действий. Иногда стоит задуматься надо ли оно, а во-вторых, надо иметь полную осведомленность о своих решениях.  Ян с зачумленным сознанием слушал Адриана, параллельно чувствуя себя невероятно просветленным. Однако, сомнение томило его и не давало сдвинуться с места. Призрачные моральные терзания не были на руку, а потому Ян старался от них отойти. Любопытство перевешивало, хоть Розмановский и старался оценивать ситуацию трезво, пока на фоне троица снова раздавалась в придурковатом смехе. Адриан же вытащил одну сигарету, поднес ко рту и аккуратно подпалил огнем. Ян закусил губу. — И насколько это риск? —  спросил Розмановский осторожно.  Лисовец молчал десять секунд, не двигаясь. От подпаленного края нес слабый дым и сладковатый аромат. Ян уловил его и почувствовал на языке незнакомую вязь. Адриан тем временем выпустил дым и ответил: — Практически нулевой, в этом нет никотина, дурманных всяких примесей. Оно, как успокоительное, как валерьянка, например, от головной боли спасает. И привыкания не вызывает. Эти хотели меня на что-то сильнее, но я со своим хотя бы в рехаб не попаду.  — Наркозависимость — это страшно. — сказал Ян, — Я видел эти анимации трипов, это ужасно. И людям это нравится? Как можно не понимать, что один прием — это билет в один конец?  — Хороший вопрос, — подхватил Адриан, — но людям иногда настолько плевать на себя, что их не волнуют последствия. — Видя отчаяние приятеля, он смутился, — Тебя должен заботить только ты. Я понимаю, может, есть некоторое убеждение, и все, что с ним в расход, это тяжело принять, но попытайся жить с мыслью, что никто не будет беспокоиться за тебя, кроме тебя самого. И решай, что нужно именно тебе. Ян был по правде огорчен. Сколько людей глупо лишают себя удовольствий здоровой жизни, действительно теряя контроль над собой в поисках, как им кажется, простого решения проблем. Для таких людей нет ручника, нельзя отмотать все назад, чтобы никогда в это не влезть. Обидно за несвершившиеся ожидания, мечты, близких. Что руководит такими людьми? Даже если это их дело. Все-таки, Яну вредило его шибко глобальное мышление. Голова снова забивалась проклятыми мыслями.  — Я этим увлекся не по чьему-то примеру, сам, — рассказывал Адриан, затягиваясь снова, — это, мне кажется, во всяком случае лучше. Возможно, я прозвучу, как типичный зависимый, но зависимости у меня нет. Пять лет эта коробка стоит у меня в прихожей и раз пять в год я до нее дотрагиваюсь. В последнее время да, потребности участились, но это действеннее, чем анальгин.  — То есть, это как лекарство? — с надеждой переспросил Ян, и Лисовец кивнул на его слова.  — Как парацетамол, может боль головную снять, усталость, опять же, как успокоительное, — Адриан наклонился к Розмановскому и снова обратился к компании, — Вот они курят дурь, потому им так весело. Осуждаю, кстати. — Посмеялся Адриан, на что снова выступила девушка.  — Зато ты, как девочка, по-серьезному не можешь. — болтала она отвлеченно, пока её товарищи спорили о своем.  Лисовец, не меняясь в лице, уверенно начал: — В чем ваша серьезность? На миллиграмм ошибиться и сдохнуть в тридцать? Нет уж, слишком непрезентабельно для меня. Мне уже двадцать девять. — Ян поддерживающе усмехнулся, и Адриан продолжил: — На меня, как очень слабое седативное действует, даже руки не трясутся, позволяет терпеть происходящее на работе, люди-то всякие бывают. Бывает, бесят, но за долгие годы работы в дипломатической среде привыкаешь и перестаешь так интенсивно реагировать.  На словах о действии, Ян снова задумался, и уже в ключе, что может быть с ним. Авантюристичная идея сработала бы, но оставалась только притягательной фантазией, которую воплотить в реальность стоило одним предложением, которое Розмановский неудобно озвучил: — А со мной что может быть?  Адриан без всякой задней мысли уловил его интонацию и подвел: — Ты курил когда-нибудь обычные сигареты? — Ян пояснил, что пробовал в детстве, и технику знает, но на ощущения процесс не помнит, — Ты можешь попробовать, главное, чтобы это была исключительно твоя уверенность.  — Ты же сам сказал, что оно не вызывает привыкания. — напомнил Розмановский. Лисовец, приняв уточнение, предложил приятелю портсигар.   Яна внезапно накрыл мандраж, как в ситуации, что ему в правду предлагают что-то запрещенное, и было верно. Адриан же, открыв телефон, вкратце рассказал о составе, предоставил сведения о содержимом, и на своей почти закончившейся сигарете продемонстрировал, что картинка с источника и реальное содержимое внешне идентично. Не чувствуя своих неутомимых признаков подозрения, Ян все же взял сигарету и слабо прокрутил ее между пальцев. Адриан предложил зажигалку, что в несколько движений подпалила кончик.  — Лучше сядь, или хотя бы об стену обопрись. — посоветовал Адриан, — В первый раз никто не знает, как отреагирует твой организм. — И совет этот был очень кстати.  Поднеся противоположный край к губам, Ян почувствовал запах жженой бумаги и клумбы, усмехнулся, сделал затяжку. Резким хлопком в ушах его покачнуло, и от греха подальше Розмановский прислонился к стене рядом со внимательно следившим Адрианом. Во рту мгновенно старая вязь превратилась во весь спектр остроты и сомнительного жжения. В нос дало словно горячим паром. На секунду моргнув от переполняющих эмоций, Ян выпустил затяжку и затянул наоборот холодного воздуха улицы, чтобы отойти. Первостепенная реакция, по словам Адриана, прошла.  Через несколько секунд Ян решился на вторую затяжку. Теперь все физические ощущения были известны. Верх головы слегка немел, на долю секунды, в глазах появлялись разводы, руки мгновенно леденели. Почувствовав слишком сильное движение назад, Ян быстро выдохнул, и от этого повело еще сильнее. Тем не менее, удивительным образом, Розмановский не ощущал себя в страдании, а скорее... пьяным?  — Что с ним? — спрашивала девушка, поправляя свою черную гриву. Адриан стоял над скамьей, где уже порядка десяти минут сидел Ян с прикрытыми глазами, подперев голову рукой, пялившись в одну точку. Лисовец недовольно переспрашивал: — Что ты хочешь, Лиз?  Лиз продолжала, очевидно указывая на Розмановского, вращающего на пальце свою акриловую серьгу: — Ему плохо.  Адриан, оперевшись на перила, посредником переспрашивал у певца: — Тебе плохо? — На что Ян отвечал медленно, с большими паузами между словами: — Мне нормально. — Лисовец выпрямлялся и отгонял любопытную подругу. Те с товарищами ушли, что было во многом на руку. — Который час? — неохотно поднимая голову и смотря куда угодно вверх, только не на Адриана, вопрошал Ян. — Пол-одиннадцатого. — говорил Лисовец, Розмановский драматично вздыхал и начинал бубнить что-то про Аню, отель, кроватку, чем вызывал в товарище только умиление, — Одного я тебя не отпущу, пошли в отель. — Ян бы посопротивлялся, как поступают обычно пьяные люди, но сил на это попросту не хватило. Адриан подцепил парня за руку и подтолкнул, чтобы тот начал движение.  Путь лег в самом красивом месте, как думал Ян, мира — около площади с сотней экранов, где глаза разбегаются не от их количества, а скорее от величия тех масштабов. В обычном своем состоянии Розмановский был бы в незыблемом восторге, что уж говорить про момент, когда его мозг горит и чуть ли не плавится от необузданных восторгов разных степеней. Он остановился в самом углу и с приоткрытым от изумления ртом, принялся глядеть вокруг.  — Часто тут бываешь? — житейски спросил он у Адриана.  — Приходилось иногда по работе. — улыбнулся парень в ответ и, осмотревшись, внезапно уточнил: — А это не про тебя случаем? — Ян с запозданием удивленно покосился на Адриана и сразу на билборд. В самой гуще экранов сияли переменные кадры, где мелким, но ярким шрифтом, в самом сердце Нью-Йорка, оказалось его имя. Не своими силами, чувствуя интуицией, этот безумный мотив накручивал в и так замутненном сознании новые эмоции. И Ян, осознавая, что все это происходит наяву, позволил себе немного сентиментальности.  — Ян! — послышалось сзади женским голосом, и Розмановский, шмыгая носом, обратился на знакомый зов менеджера, — Господи, что с тобой? — Он тут же уткнулся ей в плечо, продолжая ленивую истерику, Анна представилась Адриану, а он с радушием ей.  Яна гложило по полной. Он не мог найти объяснений своим внезапным слезам в словесном эквиваленте, они прокатывались по щекам, в них отражались мерцания билбордов, а Аня все обеспокоенно смотрела на него в надежде на хоть какое-то пояснение. Розмановский молча указывал на стенды, и снова начиналась безудержная истерика.  — Я люблю их, Ань. — сквозь свист и неровное дыхание выдал Ян, — Это ж мои крохи сделали. — Высоцкая глядела на тот же экран и, с материнской заботой прижимая ревущего подопечного к себе, пояснила на миг удивленному Адриану: — Это он своих поклонников так называет. — Лисовец на это по-доброму посмеялся.  Ян ощущал себя вне этого мира, где-то вдалеке, отвлеченно понимая происходящее. Его чувства играли скорее ситуативный характер, но после, уже утром, ловя отходняк в виде длительного расфокуса и утыкания в потолок, Ян ощущал приятное тепло в груди при мысли, что не все его старания напрасны. То, чем он живет, совершенно не пустой звук. Скоро, вернувшись в Варшаву, он снова вернется в пучину бытовых проблем, от которых бежал сюда, но никогда не пройдет это прекрасное воспоминание, что однажды, в этом Раю на Земле, он стал чем-то вроде его части. Сложно описать это чувство, но Ян в дальнейшем будет очень стараться.