Истории Глассенрайха: Эхо Величия

      Стук каблуков чётче, чем у гвардейцев, марширующих по плацу. Шорох длинного чёрного плаща за спиной, символ моего рода, за который как меня только не окликали... Все также ноющий от каждого движения мускул шрам на лице, словно метка проклятого, «подарок» на память от давнего товарища...       Скрипящий после тяжёлого рабочего дня паркет коридора, который ведёт в три самое сакральное место в государстве… Тёплый, убаюкивающий свет люстр, что сменяют одна другую через каждые 32 фута… А на стенах — картины, плакаты, флаги, карты…       Да… Я давно уже не был здесь — в залах, что самолично начертил ушедший десяток лет назад вождь трудового народа бывшей Глайгардской империи. Но вот он, всё также неизменный со временем и сменяющимися главами трещащей по швам страны — центр всего, где когда-то в огромном помещении стоял трон и был торжественный зал, а в настоящее время за массивными дверьми, в ходе настоящих интеллектуальных сражений, решается судьба государства… Последний этаж величественного высотного здания Президиума Глассенрайха. Выше — только шпиль с штандартом… И птицы.       На удивление, но лишь 10 лет спустя с окончания войны, политические мотивы полотен и плакатов стали разбавлять вкраплениями художественности… Те же птицы. Чёрный ворон, плывущий по небу под облаками, держащий в своём клюве окровавленную плоть… Да уж, даже красота символична.       Чётко описывает верха и то, что происходит за этими стенами, за которыми побывало не так уж и много лиц. Удивительно, что ГРКИОП в принципе дали право являться сюда… В годы юного Праудмура за такое бы могли бы вызвать на дуэль, если не просто застрелить или заколоть за нарушение всех норм святости и уважения… Всё-таки это здание бывшей Имперской резиденции, где восседал монарх — настолько сакральная фигура, что перед ним в лучшие времена склонялись все и всё, даже, как говорили сказки, сам Дьявол.       Подхожу к широкой дубовой двери, потемневшей от времени… Складывается стойкое ощущение чего-то домашнего… Впрочем, неудивительно — они нередко и ночуют здесь, поэтому лучше поддерживать уютную атмосферу… Это, конечно, контрастирует с их деятельностью, но если им так удобнее — то почему бы и нет? В конце концов, именно от их, как меня научил Иванъ Романъович, «хотелок» зависит наше будущее.       И, кажется, оно сейчас так же расплывчато, как и в начале существования Конфедерации…       За дверью раздавались голоса. Явно два, очевидно чьи. Третьего, старческого, сегодня не слышно — старик ван Бартуэйн, собственно, владелец кабинета, куда мне и приказали прибыть, ныне лежит в больнице. Да, такого фурора я не припомню уже со времён грызни за власть между лагерями конфедератов… — Была сегодня на кладбище в Традобане… Всё как всегда. Жаль это признавать, но, видимо, на него всем действительно плевать в этот день… — Да. Не повезло Праудмуру-доно отъехать в такой праздник. Так и не кажется, что что-то плохое произошло — ну, День армии. Вроде как гордость за страну, за воинов… А на деле, он ведь один из сотен тысяч, кто погиб в этой резне брат на брата… — Отъехать… Как мерзко, но точно это звучит… — раздосадованным шёпотом сказала Нивилау, — Складывается ощущение, что для людей он больше не ведущий в будущее бессмертный борец за светлое будущее, падший, защищая своих граждан… А лишь рухлядь, ненужная память… И это он-то, основатель страны… Что ж будет с нами-то? Нами, которых все уже прозвали «худшими», «уродами», «недостойными»?.. Как НАМ управлять этой страной?.. — Руками и своими мозгами, как ещё, — попытался усмехнуться одноглазый, но тут же перевёл тему, — А вообще, делай то, что знаешь. Я не эксперт в твоих сферах, как и ты в моих. — И проблема в том… Что, видимо, я всё ещё ничего не знаю. Что, видимо, я слишком глупа… Слишком чёрства… Но… А как иначе? Я ведь пыталась быть… Нормальной. Но меня никто не слушал. Никто не исполнял то, что было поставлено… Никого не волновало… — на её глазах явно появились слёзы, — К-как?!. Как так можно?!. М-мы ведь все… Все боремся за одну и ту же идею… Так почему же?!. Как можно управлять страной, где тебя уже в открытую кем только не зовут?! — Праудмур же смог после поднятого мятежа в 84-м году удержаться и страну отстоять? Смог, —сурово отрезал он, видимо, указав на портрет основателя государства, висящий в кабинете,— У тебя хотя бы ещё не война, и даже не мятеж. Так что не ной раньше времени. Сама выбрала этот путь, так пройди его с достоинством. Сказал бы я «будь мужиком», но ты всё-таки женщина. — … Может ты и прав… Но… Сил уже нет, —тут она явно что-то начала пить - по всей видимости чай,— Стараешься делать всё лучше, чтобы страна не рухнула… Вроде даже выходит… Но в перспективе всё ужасно, будто от наших действий и решений вообще ничего не зависит… —она умолкла, после чего, кажется, села в кресло и сняла пиджак,— Почему?.. Ну не можем же мы быть такими ужасными руководителями?.. — Ой, Око пресвятое… Ну опять ты за своё, да?.. Скок раз уже обсуждали? —Зная Маэбу,в этот момент он бы закатил глаз в своей манере. — Много. И всё же мы топчемся по кругу… Мне не на кого положиться. Я абсолютно без понятия, что делать. Народ уже меня ненавидит… Закрутить гайки я не могу и не имею права… Что… Что мне делать, Маэба-сан?!.       Она явно встала, ожидая хоть какого-то утешения от своего коллеги, однако получила лишь злобный выкрик дармийца,— Нет, ты серьёзно, блядь, да?! ТЫ думаешь, что, поныв и найдя себе ебучие оправдания своей криворукости, что-то да исправится в этом гадюшнике?! Тебе точно почти тридцатник, а?! Засунь своё нытьё куда поглубже в жопу и РАБОТАЙ, как сама всех заставляешь, когда напяливаешь на себя эту ебучую маску диктатора! Тоже мне, блядь, нашлась...       Кажется, настал идеальный момент, чтобы вмешаться. Уж чего-чего, а вражды между Председателями эта страна точно не выдержит. Не во второй раз.       Интеллигентный стук в дверь; не дожидаясь ответа вхожу. Кабинет, конечно, сильно преображается в такой гнетуще-агрессивной атмосфере, напоминая какой-то карцер, где каждая вещица следит за тобой и будто приговаривает «Ты ничтожество!», но что поделать, если иногда этих двух просто НЕОБХОДИМО останавливать от совершения крайне опасный поступков? — Товарищ Левый Председатель, —поклонился я,— Товарищ Правый председатель… — Фон Абен, ты КРАЙНЕ не вовремя, —отрезал Маэба, повернувшись ко мне с достаточно недовольным лицом,— Тут сейчас решаются вопросы государственной важности, грёбаные расследования могут и подожда-... — Не могут, товарищ Левый председатель. Иначе бы здесь, помимо вас двоих, сидел бы и товарищ Секретарь ван Бартуэйн. К тому же, сейчас ровно 23:00, время, в которое мне было приказано явиться с результатами расследования непосредственно Правым Председателем.       Ороти непонимающе вскинул бровь, а затем перевёл взгляд на Нивилау. Та, видимо, совсем не в настроении была отвечать, потому ожидающе молчала. Дармиец же снова посмотрел на меня, причём с таким видом, будто бы я всю его родню к стенке приставил без права на помилование. — Эх, плакали мои 6 часов сна… —удручённо вздохнул гражданин в фиолетовом пиджаке, видимо, с чётким осознанием того, что уже вторую ночь подряд ему предстоит провести в этом офисе. — Докладывайте, старший комиссар, —молвила Правый Председатель, сев за стол и опершись на него локтями, сложив руки в замок, в миг сменив волну с «желающей спокойствия и утешения» на «госпожа Лорд-Главный экзекутор».       Да было бы о чём докладывать… За весь день места преступлений были осмотрены по пять раз каждое, изучены вдоль и поперёк абсолютно всеми — от зелёных студентов-практикантов до таких, как Калашъниковъ и Костров — они хотя и малость инфантильны, но своё дело исполняют достойно… Не сегодня. Ни одной улики, ни одного отпечатка или хотя бы намёка на личность стрелка. Словно в Секретаря Бартуэйна стрелял не человек, а дух неупокоенный, воплотившийся и в тот же миг исчезнувший… Но сообщить в лицо двум Председателям Президиума Глассенрайха разом о том, что столичная жандармерия, лучшая во всей стране, попросту бессильна против одного просто крайне хитрого выродка?.. Непростительная некомпетентность, окончательный провал системы государственного правопорядка, за который придётся мне расплачиваться своей же головой… — Докладывайте, старший комиссар… —вновь повторила Зед, со злобой начавшая смотреть на свой стол и на документы, что ей ещё необходимо подписать. — Есть докладывать, Товарищ Правый Председатель! Только, прежде чем я начну, прошу, взгляните на материалы дела.       О да-а-а, эта папка… Столько времени её сегодня с Дуном оформлял… Уж никогда бы не подумал, что такой уровень дотошности к оформлению вообще возможен… Признаться честно, я думал, что моя любовь получать точную и детальную информацию от подопечных — это верх… А нет… Весь бюрократический и юридический отделы сегодня поседели от такого задания. Впрочем, как и вся жандармерия. Токидо-сан ещё повезло, что с него лишь сорвали погоны, а не привели высшую меру наказания сиюминутно… — М-да, кажется сегодня не одни мы такие задумчивые, —буркнул Маэба, присев на массивный деревянный стол, держа в руках… пачку заварной лапши. — Сколько раз я просила не есть в кабинетах? —абсолютно безэмоционально раздалось из кресла, —У нас для этого столовая есть. — Может и есть, да времени на неё нет. Да и сама знаешь, что ничего от одной пачки но-найхонской лапши не сделается, —попытался усмехнуться одноглазый, но, поняв, что это бесполезно, перевёл взгляд на меня,— Ну а если кратко, то что по расследованию? Есть подвижки? Или может вы, жандармики, уже всё знаете?.. — Точных данных на данный момент нет. Имеются предположения — стреляли из винтовки ГМ-33 «Вингант» с высотных зданий корпорации Esdesmant на улице маршала Мэйерса. Зданий, так как было обнаружено два идентичных места преступления — следы присутствия человека с оружием. Анализ данных с камеры наблюдений дал нам основание для составления фоторобота — лицо с достаточно большим шрамом через всё лицо, достаточно грубым лицом… По всей видимости тайгонец или тайгонец резе-бэтега. Стрелял дважды, вероятно, чтобы отвлечь внимание. — И это всё, что вы узнали за целых 12 часов?.. Ни одного факта, а лишь куча теорий?.. М-да, Зед, кажись ты была права по поводу работы нашей жандармерии… —разочарованно буркнул одноглазый, отложив лапшу на стол, прямо на какие-то важные документы,— Ты ведь понимаешь, старший комиссар, что нам нужно вычислить преступника и предать его суду КАК МОЖНО скорее?.. Не хватало, чтобы он ещё кого застрелил. И, раз уж нет преступника — найдите хоть КОГО-ТО похожего…       Так, минуточку… В смысле «найти хоть кого-то», Уюм-Тюргай вас подери?! Товарищ Левый Председатель, а это вообще законно?! Нет, я понимаю, что есть необходимость показать, что жандармерия столицы работает оперативно, но ведь... — Товарищ Председатель Маэба дело говорит. Завтра утром у меня должно быть досье на лицо, которое будет казнено в ближайшее время, товарищ старком. И не дай Око вы это не сделаете — сами прекрасно знаете, что в таком случае вам придётся сделать.       Моё лицо на мгновение озарил шок. Оказывается, я ошибался, думая, что меня ничем больше нельзя удивить… Костров, снимаю шляпу, твоя безалаберность ещё не настолько ужасна… Да, пришлось сохранять спокойствие и отчеканить«Принято к исполнению»и выйти из кабинета… Но… Это уже слишком. Всему должны быть рамки, даже наверху. Разбрасываться жизнями просто так, надеясь на лучший исход? И потом вы ещё удивляетесь, почему народ вам не доверяет?..       Но, когда я уходил восвояси, я, полностью разочарованный таким поведением от руководства, услышал слова, ставшие последним гвоздем в крышку гроба нашей омерзительной ситуации… — Esdesmant, ха?.. Маэба-сан, как думаешь… Может нам её попросить помощи?..

***

      Вот уж никогда бы не подумал, что мне, потомственному дворянину, князю целой Морхемии, придётся звонить кому-то по уличному таксофону. Повезло, что такой хотя бы был недалеко, всего в 20 минутах пешком от здания Президиума.       Стеклянный купол, накрывающий устройство и спасающий от потенциального дождя, снега и ветра, куча мелких листовок с рекламой, от парикмахерских, оформления свадебных альбомов до похоронного бюро и какого-то подозрительного сайта с«работой 1000 глассенмарок в час». Вот это я пожалуй сфотографирую… Уж больно подозрительно так в открытую распространять сведения о распространении какой-то дури, да ещё и за такие маленькие деньги.       Сумка через плечо, и вот оно, моё чудо, — фотоаппарат, полученный от старого друга ещё около тринадцати лет назад. Удивительно, что несмотря на возраст, он работает лучше всех современных моделей, которыми вооружили столичных жандармов в последние пару лет. Тихий щелчок, затерявшийся в какофонии ночных звуков, и память моего тринадцатилетнего фотоаппарата стала на пару десятков килобайт меньше. Букв и цифр на фотографии почти не разобрать, конечно, но вариантов лучше на данный момент у меня не имеется. Все равно потом можно гоблинов из отдела запрячь, пускай возятся, раскрываемость повышают.       Однако под купол я забрался не за этим. Монета в 10 марок опустились в приёмник, после чего на экранчике появилась надпись «Оставшееся время разговора - 2 минуты». Затем набор выученного наизусть номера одного хорошего знакомого, и вот с той стороны телефонной линии раздался явно недовольный голос женщины лет тридцати. — Муамор-Ватсон у аппарата. — Старший комиссар 1-го отде-... — Фон Абен, —раздался её раздражённый вздох,— Только два типа людей во всей стране будут звонить в 11 ночи, представляясь старшим комиссаром. Матостегского акцента я таки не слышу… — Давай без шуток, —как-то чересчур резко пробубнил я,— Надо встретиться. Срочно. Дело особой важности, —я инстинктивно начал наматывать провод телефона себе на палец,— «Тупичок Нахтештерн» в Тупике Эволюционном 133/7, к полуночи. С меня еда, с тебя твои мозги. — Сомнительно, что это возможно, тем более в такое время. Ты в курсе, что общепит редко работает до 11, не говоря уже о полуночи? — Она живёт буквально над своим кафе — ничего, потерпит.       Молчание. Вот Око, за что я платил эти чёртовы 5 марок?.. Давай же, соглашайся… Не отказывай старшему по зва-... — Не уверена. Спать охота. Давай завтра утром… — уже она хотела сбросить трубку, но на меня вдруг что-то нашло. — Гражданка, напомню, но ты в курсе происходящего в этом чёртовом городе и того, что за игрища тут устраивают аспиды из подполья! Ты тем более в курсе, что сегодня произошло утром, в кого попала пуля и что это означает! «Нет» не принимается за ответ. Не в этот раз. У нас мало времени на действие. Крайне. Мало.       Опять молчание. Нет, это издевательство. Специально тянуть время? Возмутительно. Грязно и крайне возмутительно. Я был о тебе более высокого мнения, женщина. — Нас?! С какого это перепугу ты уже меня вписал в свою шальную компашку детективов и следаков без мозгов?! — ЭММА! Я тебе абсолютно серьёзно говорю, ЭТО ВАЖНО! Пожалуйста, Творца ради, ПРОСТИ ПРИДИ!       В трубке раздались гудки. Ответ «нет». Что ж… Ну раз так, то я выхожу на «охоту». Ты сама меня вынудила.

***

Тупик Эволюционный 133/7

Подъезд 4, у квартиры 69

23:54

      Пропахший всеми смердящими субстанциями от курева какой-то экзотической травы и дешёвого, самостоятельно выделенного умельцами-алкоголиками спирта до ароматов прямиком из канализационного ада, подъезд гражданки Нахтештерн вовсе не напоминал место обитания достаточно интеллигентных и цивильных людей в относительном центре одного из самых благоприятных районов столицы. Мерзость…       Пять этажей, всего 20 квартир, достаточно маленьких, но Око, почему в полночь вообще себе кто-то позволяет спать и не отвечать на уже четырнадцатый звонок в дверь?! Какой здравый человек ложится в такую рань?!       Терпение уже сходило на нет, лицо начало малость дёргаться от казавшегося вечным ожидания. Нет, это, чёрт подери, просто возмутительно! Чтобы я, старший комиссар столичной жандармерии, родовитый дворянин, так унижался и был мальчиком на побегушках у лохматой безродной бабищи в кресле Правого Председателя?! Вечно суёт свой длинный нос не в свои дела. Да кем она себя возомнила?! — МОЖЕТ ПРЕКРАТИШЬ ЗВОНИТЬ УЖЕ, ЭММЕРИХ ВАЛЬТЕР, МАТЬ ТВОЮ, ФОН АБЕН, МНЕ В ДВЕРЬ?! —разъярённый голос и полное негодования лицо девушки, стоящей на пороге открытой двери, привели меня в чувство,— ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЗВОНКОВ! ЧЕТЫРНАДЦАТЬ! Я ОТКРЫЛА НА ПЯТЫЙ, А ТЫ ВСЕ РАВНО ЗВОНИШЬ! Больной ублюдок! — Надо было открывать на первый, Янга Нахтенштерн. Дело срочное, гос-..., —прорычал раздраженно я, одной ногой желая переступить порог, но тут же почувствовал, что проход заблокирован. — НЕ ПОВЕРИШЬ, ЛЮДИ ИНОГДА БЫВАЮТ ЗАНЯТЫ. В ДВЕНАДЦАТЬ-ТО НОЧИ! — крикнула она со злобой, перекрывая мне путь рукой, — Домой не пускаю после девяти вечера. Что надо? — Открой кафе. — Нет, это уже какое-то насмехательство, господин-товарищ старком, — с удивлённым лицом она уставилась прямо на меня, — Заявиться к даме в полночь и просить её работать ЕЩЁ, после полностью отпаханной смены?! Я устала, если ты не понимаешь! «Гоблинов» своих так будешь запрягать, а со мной это не прокатит! Уйди с глаз долой! — Янга, я понимаю, что это тяжело, но мне НУЖНО, иначе город лишиться старших комиссаров от двух до пяти отделов! —нервы сдавали; кажется, я начал неосознанно повышать голос. Так, спокойно, фон Абен, у тебя ещё 8 часов на всё… Всего-то треть суток… — Да хоть пусть всю жандармерию расформируют! Я! Закончила! ИСЧЕЗНИ!       Нет, ну ты в край обнаглела. Если нас расформируют, первым делом сделаю всё, чтобы предыдущий владелец твоего чёртового кафе вышел из-за решётки и провёл тебе пару просветительских бесед. Честное слово, хуже неудовлетворённой бабы может быть только упёртая неудовлетворенная баба. Интересно, сделают ли несколько внезапных ночных проверок на технику пожарной безопасности её сговорчивее?.. Нет, на такой перфоманс времени много нужно, а его в обрез. Что же, раз кнута волей судьбы я был лишён, придётся воспользоваться пряником… — Хорошо. Быть может, госпожа Нахтештерн, вы как следует подумаете, прежде чем выставлять меня за порог, —с этими словами я вытащил из сумки толстый конверт, показав его уже готовой было захлопнуть перед моим лицом дверь Янге.       40 000 глассенмарок. Сумма немаленькая, коей я хотел отблагодарить Муамор-Ватсон за все оказанные ранее услуги… Но, похоже, и в этот раз ей придётся обойтись человеческим «спасибо». Зная Нахтештерн и её любовь скандалить на денежной почве, этой суммы должно хватить, чтобы не тратить время на торги и обеспечить себе молчаливую покладистую… Как это модно сейчас… «горничную» на время.       Резкий взгляд Нахтештерн как будто стал куда мягче, а лицо расплылось в довольной ухмылке. Корыстная вы дама, да делать нечего. — Вот значит как… Взятку предлагаешь, а? — Не взятку, а оплачиваю твои переработки, —спокойно ответил я ей, после чего опёрся на стену, которая ещё и оказалось недавно окрашенной,— Поверь, дело действительно важное. Новости читала про Секретаря? Считай с этим связано.       Её смягчившееся лицо озарило удивление и по-моему даже шок. Не каждый день услышишь о подобном от старшего комиссара. В двенадцать-то ночи… — Сразу бы сказал. Заходи внутрь. Мне надо 10 минут.       Уже хотел я зайти внутрь, как вдруг услышал шуршание и звон закрывающейся металлической двери и лязганье ключей. Подозрительно… Кто бы стал добровольно выходить ночью на улицу?       Однако, к моему удивлению, с последнего, пятого этажа, вышла… Та, которую я и звал сегодня к полуночи.       Удивительным образом, но каждый раз, видя её, замечаешь как что-то да изменилось… Но основа её образа уже с десяток лет не меняется — однотонная водолазка не то коричневых, не то тёмно-бурых оттенков, черная офисная юбка, такого же цвета колготки и туфли. Ничего примечательного. Однако на сей раз прическа кажется новой — более короткой, чем-то напоминающей каре длиной до середины шеи, с характерной челкой, полностью закрывающей правый глаз. В дополнение к такому формальному образу она нацепила очки, по форме своей абсолютно не примечательные, не вычурные и не цветастые, как сейчас модно, скрывая за ними, вероятно, круги под глазами и усталый и недовольный взгляд, направленный, естественно, в мою сторону. — Ч-чего?.. Фон Абен? Мои глаза меня не подводят? —достаточно сонная Муамор-Ватсон, полностью показавшая своё заспанное лицо после того, как она сняла очки, уставилась сначала на меня, а затем и на появившуюся сзади меня Нахтештерн, уже готовую идти работать, — Твою медь… Я опоздала? — О, Эмма! А ты чего так подорвалась?.. Ладно этот… взяточник. Но ты?       Жандармка с немым конфузом посмотрела на конверт в руках Янги, после чего раздражённо вздохнула и продолжила, — Этот «взяточник» не одну тебя сегодня ночью заставит пахать… Не обращай внимания… — Т-ты реально живёшь в одном с ней доме?.. О Око…

***

      Мои финансы обещали петь мне романсы. Такого поистине невероятного развода на деньги я не видел уже… Если вообще видел в своей жизни, помимо бульварных романов. Ну серьёзно… 40 тысяч марок… Вся моя премия авансом за участие в организации защиты теперь уже вчерашнего мероприятия… Кажется, кому-то пора научиться финансовой грамотности. — И как же так вышло, что вы оба работаете над таким важным делом? Неужто ты, Эмма, наконец-таки нашла себе достойного спутника жизни? —достаточно игриво сказала она, осмотрев меня с ног до головы, будто я не человек, а эдакая экзотическая зверушка в зоопарке, — Богатый, именитый, хотя и твердолобый и горделивый… Ну чем не жених? — Каждый чёртов раз, Янги… Пожалуйста, хватит, ради всего святого... Он просто позвал меня работать, никто флиртовать под покровом ночи тут не собирается… Уж не я с ним-то точно… — Ой, да вы все так говорите, а потом-... — Гражданка Нахтенштерн, я вам за что 40 тысяч заплатил?! Чтобы вы молчали, а не понижали IQ всего здания своими заметками и колкостями! Принесите пожрать, да не отвлекайте жандармов при исполнении! —гаркнул я, устремив свой взгляд прямо на Янгу, которая сначала потрясла головой, а затем удалилась на кухню. — С какого дубу рухнул, чтобы так говорить, гентлеман морхемский?! Давно этикету разучился?! — уже привстала с места Эмма, явно желая ударить меня по лицу ладонью, как я схватил её руку. — На кону кое-что важнее, чем одна недовольная сребролюбивая простолюдинка! И попрошу произношение своё эварфальдское оставить у себя на малой родине! — после этого я отпустил её и позволил ей снова сесть, — Однако ближе к делу. Нужна твоя помощь. Расследование по делу нападения на Секретаря стоит на месте, из улик — одни записи с камер видеонаблюдения да факт, что позиций стрельбы было две. И то, как эта система работает мы так и не знаем. — Ну круто. От меня-то ты что хочешь? Видеозаписи и твои подопечные из отдела осмотреть могут, получше моего справятся, — с этими словами Эмма демонстративно поправила очки. — Необходимо, чтобы ты полностью провела расследование, от начала и до конца. Нормально провела, а не через срамное место, как мои имбецилы и инвалиды из отдела Дуна. Чтобы ТЫ собрала улики, провела экспертизы. Пропуском я тебя обеспечу, мои люди покажут, где и что расположено. Результаты должны быть готовы к шести утра. Придется поработать, однако взамен Родина будет тобой гордится.       Взгляд Муамор-Ватсон было просто невозможно адекватно описать. Эдакая непередаваемая смесь из усталости, непонимания, явного раздражения и еле сдерживаемой злобы, приправленной щепоткой презрения. Странная она все-таки. Старший по званию отдает приказ — так иди выполняй, а недовольство свое надлежит оставлять при себе. — Ха… Родина, да гордиться? Мне кажется, что тебе иногда пора выходить и трогать траву на улице, а не вечно сидеть в своём драном кресле и подписывать бумажки об урезании премий, Абис… —она разочарованно вздохнула и встала из-за стола,— Я пас. Работать столько за бесплатно у меня нет ни сил, ни желания, ни возможности. Ищи других помощников себе. — Эмма Иллиновна Муамор-Ватсон! — крикнул я, встав из-за стола и ударив кулаком по нему, — НЕТ больше помощников! НЕТ и ТОЧКА! Все либо исчезли, либо сидят на нарах, либо вообще мертвы как с десяток лет! Ты единственная, на кого сейчас можно положиться! Даже твой хрен засморский, и тот сейчас фиг знает, где болтается. НЕКОГО ПРОСИТЬ БОЛЬШЕ! А если мы до утра не управимся — погибнет невинный человек! И нет, это не я, такая эгоистичная мразь, решил так сделать, а два идиота с верхов с псевдоидиллией в башках!       Лицо гражданки явно исказилось, как я начал срываться. На достаточно равнодушном лице сначала проскочила злоба, затем удивление, а наконец… Страх. Ей предстал мой лик. Лик, который выражал лишь боль, страдания, а мои выпученные глаза, покрытые красными нитями капилляров, сверлили её взглядом как никогда сильно. Мышцы одного века начали сильно и непроизвольно дёргаться — да, кажется, сегодня я дал слабину своей материальной оболочке. Выглядит это жалко. Ненавижу. А впрочем… кажется, на неё это подействовало. — … Полагаю, выбора у меня как всегда нет? — вздохнув и поправив очки отметила девушка, — Диктуй адрес.       У любого человека есть слабые места, нужно лишь правильно надавить. У кого-то это семья и родные, у кого-то — дело всей жизни. Но когда у человека за спиной нет ни того, ни другого, ценностью для него останутся лишь принципы. На моей памяти таких людей было немного, и Эмма — одна из них. Кого бы она из себя не строила, но я точно знаю, на что нужно давить, чтобы та подчинилась.       Пока я пытался унять дёргающийся глаз, Муамор-Ватсон вытащила небольшой блокнот и начала что-то туда записывать. Учитывая то, что адрес я ещё не назвал, быть может, она пыталась прикинуть, за сколько часов ей нужно все успеть, чтобы ещё и поспать. Либо просто обливала меня помоями в письменной форме… Знает же, что ничего поделать не может, согласилась ведь уже. — Пиши: Улица маршала Мэйерса. Дом 62. 42 этаж. Мои люди тебя встретят. И да, проверь наличие удостоверения. А то работает там один обезьяноподобный индивид…       Эмма ничего не ответила, продолжая записывать. Более того, она строчила в блокноте даже после того, как я закончил диктовать. Нет, ну точно помоями поливает втихую. По лицу же видно. Недовольная, но смиренная мина, что радует. Правда, я заметил лёгкую ухмылку, возникшую на долю секунды. О её причине я узнал совсем скоро, как только она вырвала листок и протянула его мне. И причина сия, признаюсь, меня окончательно добила… — 50 тысяч глассенмарок. Раз уж я работаю сверхурочно, за это полагается оплата, исходя из нашего законодательства, плюс различные задолженности за пару лет работы на тебя. Впрочем, Абис, ты итак это прекрасно знаешь. Оплату жду до 6 утра, ровно до окончания моей ночной смены.       За всю историю всех языков, что в ходу на территории нашей великой и необъятной, не нашлось бы такого бранного слова, способного выразить в полной мере всю ту клокочущую внутри ярость, готовую в любую секунду вырваться наружу и разметать все, подобно морскому шторму. Никогда бы не подумал, что мятый листок выцветшей дешёвой бумаги с грубо нацарапанным числом может так вывести из себя человека. Глаз, как назло, снова начал дёргаться, с каждой секундой всё интенсивнее и интенсивнее, а руки начали дрожать от негодования. Но только было я поднял глаза, чтобы хотя бы попытаться испепелить наглую эварфальдку взглядом, как не увидел перед собой никого. Вот же свинство… Какая неприкрытая наглость… Непростительно и крайне, Дьявол покарай, возмутительно. От гнева вперемешку с досадой я смял листок в кулаке, сжав его, быть может, чересчур сильно, до крови своих ладоней, редкими капельками стекавшей прямо на пол. Звук шагов за спиной спровоцировал меня резко обернуться, а вскрикнувшая от неожиданности Янга Нахтештерн, умудрившаяся отправить на пол заказанную мной еду и кофейник стала последним мазком в картине этого дня, как самого унизительного и провального во всей моей жизни. Уюм-Тюргай, забери к себе в Тёмный удел тех, кто проклял этот день…

***

Жандармский участок района Лассенгар

Отдел 9, следственный. Общий зал

2:04

      Единственное, чего сейчас хотела Муамор-Ватсон — это спать. Бросить всё и очутиться в тёплой и мягкой постели. Не бродить по тёмным и промозглым столичным улицам, на которых даже в столь позднее время суток кипит жизнь. Не тратить остатки своих сил на унылое прочёсывание каждого сантиметра места преступления, чувствуя себя при этом единственным специалистом на весь город, способным на столь тривиальные манипуляции. Не сидеть в душном, как и всегда, кабинете, перебирая документы, фотографии и теории с идеями.       Старший оперативник Муамор-Ватсон, конечно, слышала о падении качества работы от своего начальника, старшего комиссара Дарега, но чтобы всё было настолько бесповоротно ужасно? Казалось бы, и учебные заведения надлежащие есть, и преподаватели старой закалки, способные ещё вбить необходимые знания в голову, не все разъехались, и прогресс, несмотря на тяжёлые времена, существенно облегчает работу рядового жандарма. А показатели все равно падают… Вот она — разруха. «... Но только не в клозетах, а в головах», — вспомнила девушка цитату своего отца, Иллина Эрдовича, в дни Конфедерации бывшего профессионалом-криминалистом. Как кстати эти слова пришли ей в голову и как точно описывали весь масштаб трагедии государственных институтов, в том числе и правопорядка.       Впрочем, а ей ли об этом судить? Прежде чем сетовать на разруху снаружи, стоит разобраться с разрухой внутри. И этот вопрос, к сожалению, не так то просто решить, как девушке этого бы хотелось. Ведь всё чаще и чаще Муамор-Ватсон ловила себя на мысли, что не так уж и плохо иногда работать сверхурочно… Лишний раз не придётся наблюдать одни и те же голые стены дома и кошмары по ночам, просыпаться после них в холодном поту в окружении тёмной пустоты снятой ею квартиры.       На часах уже под два ночи, а одинокая детектив всё никак не могла успокоиться и продолжала искать хоть что-то. Улик на крышах действительно не было — еле-еле заметный след от ботинок уж слишком большого, 52-го размера, несвойственный даже достаточно крупным тайгонцам, да факт, что стреляли почти одновременно с двух мест. И то, как и фон Абен, Эмма задавалась вопросом «Как?» — нет, действительно, как один человек может за пару секунд выстрелить с двух разных мест стрельбы, расположенных на крышах двух отдельно стоящих башен? — Сообщник? Маловероятно. Дистанционное управление? Возможно, но, опять же, как? Для настройки такой системы нужно хорошее техническое образование ну или навыки — нельзя быть одновременно и первоклассным киллером и гением инженерии, чтобы настроить на месте это чудо-юдо за меньше, чем 10 минут.       Как показали камеры, предполагаемый виновник вошёл в первую башню за час до стрельбы. Там он установил оружие. Затем, 20 минут спустя, вышел и направился во вторую башню чуть позже, прикинувшись работником клининговой компании, форму которой забрал у одного из работников последней. Притом парень этот так и не проснулся — как его вырубили в 10 с небольшим часов, так он и лежит до сих пор в больнице без сознания.       Откинувшись в кресле в размышлениях, девушка в уже шестнадцатый раз запустила записи камер, а точнее необходимые выбранные куски этой записи, на которых и запечатлён преступник. Фоторобот, лежащий на столе, достаточно точно описывает всё то, что можно глазами различить на этом маленьком экранчике, так ещё и с плохим качеством самой записи. Повезло хоть, что это не настолько старая камера, на записях которых периодически «бегают полосы». — Подозрительно большие ботинки у него были. Явно знал, что по ним достаточно легко всё отследить. Да и кинологи ничего не обнаружили… Вот почему у других отделов нет такого? Все как сыр в масле, а 1-му, 2-му и 9-му всё расхлёбывай за этим утопающим в криминальных помоях городе. Снова и снова Эмма рассматривала записи с камер, приближая чуть ли не каждый пиксель, тщетно стараясь увидеть ещё хоть какие нибудь отличительные черты, по которым можно было бы определить личность стрелка. — Ну фантом какой-то… Честное слово, на что я подписалась за эти несчастные 25 тысяч?.. Не.. Пойду хоть ноги разомну.       Выйдя за пределы уже родных кабинетов в общий коридор здания, по обе стены которого располагаются такие же металлические двери с магнитными замками, Муамор-Ватсон направилась на последний, самый верхний этаж. Там располагался вендинговый автомат с кофе и разными снэками, ею именуемые «вкусностями», полными глюкозы и прочих быстрых углеводов — ну, или по крайней мере, в это мы верим благодаря надписям на этикетке, — то, что надо для сонной гражданки-жандармки. — К-к-комбо… Кофе нет, батончик — один единственный, ещё и за сотню. Грабёж, блин… — буркнула мадам, узревшая своими глазами проявление вселенской несправедливости по отношению к защитникам закона. Впрочем, это взаимно.       Только Эмма приготовилась вскрыть упаковку и съесть её содержимое, как вдруг услышала оглушительный грохот с дальнего конца коридора, сквозь который доносились ругательства на знакомом, хотя и не полностью, ей языке. По крайней мере отчетливый корень «ЧМАР», вместе с нужным окончанием, с переводом на общий глайгардский, означающий крайнюю степень неудовлетворения ситуацией, она услышала и прекрасно поняла. —«Минутку… Свой что ли?»— удивилась она, после чего осторожно направилась к самой массивной, после входной, двери в здании, ведущей в тайное, ну или вернее забытое для многих уважающих свою личную жизнь работников место — архив. Что-ж, видимо ночной гость был явно не из таких…       Открыв дверь, она на секунду задумалась, а не кофеин ли ей так в голову ударил? Увидеть руку, торчащую из-под груды коробок, бумаг, папок, книг и прочих документов в столь поздний час, да услышать такой отборный мат на паранском языке не ожидаешь даже в самых худших кошмарах. Эта картина слишком сюрреалистично выглядит для такого спокойного и умиротворённого места.       Медленно подойдя к месту происшествия, Эмма увидела, что помимо книг упал ещё и один из стеллажей. Ладно, может быть, мат был в самую меру. Но ради своей безопасности, старший оперативник 9-го отдела схватилась за свою тяжёлую сумку, надеясь, в случае чего, ею отбиваться. — Э-э… А вы, простите, что здесь забыли?       Со стороны кучи раздалось сначала недовольное мычание, а затем из неё вылез широкоплечий, почти двухметровый, с длиннющими патлами и козлиной бородкой, а также крайне убитым лицом амбал в костюме пролетария 20-х годов… со значком жандарма. — Ыа-а?! Стоп, а вы чё тут забыли, мадамочка? Это ж закрытое помещение, сюда гражданским не положено! Как вы вообще попали сюда в… — 9-й отдел, — чуть ли не в лицо паранцу ткнула значком Эмма, — Старший оперативник Муамор-Ватсон. А ты-то кем будешь? Ещё и на паранском разговариваешь, земляк блин. — Токмо я ж этот, Иванъ Романъыч собсной персоной! Меня вся жандармерия города знает! — удивлённо воскликнул амбал, полностью выбравшись из кучи документов, гордо выкатив грудь и уперев руки в боки, — Местная легенда! Товарищ правая лапа прямого начальника Дуна! — Дун? «Гандон» что ли? Я думала у него только «гоблины» остались, да его собачка ручная, тоже тайгонская, — осмотрев с ног до головы вставшего во весь рост Калашъниковъа сказала Эмма, — И боюсь тебя разочаровать, земляк, но не вся жандармерия о тебе слышала. Что ты зд-... — КАК-КАК вы начальника назвали?! Сравнили с резиновым изделием номер два?! — ошарашенно воскликнул Калашъ, злобно уставившись на Муамор-Ватсон. — И ещё у него в отделе правой рукой считаешься… Его за спиной так даже фон Абен зовёт. И повторюсь уже во второй раз, что ты здесь забыл? Ночь на дворе. Спать бы шёл. — Дык как тут уснёшь, когда!.. А, вам же нельзя. Дело государственной важности. Простите, но я не имею права разглашать подробности! Приказ, знаете ли.       Эмма с удивлением взглянула на него, а затем вспомнила слова фон Абена про «его людей, что встретят её»... Неужели это создание может ужиться в одном отряде с таким лицом, как князь Морхемский? — Секретарь ван Бартуэйн, я полагаю? Ну, тогда боюсь тебя разочаровать, но я в курсе обо всём происходящем. Старший комиссар фон Абен поручил мне расследование, потому что вы, идиоты, ничего не нашли за полдня, — она разочарованно вздохнула, с трудом поставив на место стеллаж, — Как так вообще можно работать? Хоть кинологов додумались привлечь. А следы? А идеи о дистанционном управлении стрельбой? Думать в академии отучили? Что вы вообще найти умудрились, позвольте спросить? — Э-э-э… н-ну… Камера?.. — Камера вам бы светила, если бы у нас за некомпетентность сажали. А, пардон, я это вслух сказала…       Калаш в очередной раз за эту неделю потупил взгляд в пол, не имея ничего вразумительного на уме, чтобы ответить. Однако движение рукой в карман и отчетливый страх на лице Калашъниковъа мгновенно прервали молчание с его стороны. — ГДЕ?! — неожиданно вскрикнул паранец, переводя свой взгляд с одной кучи разбросанных бумаг на другую — КУДА ДЕЛАСЬ, ШАЛЬНАЯ?! — Кто?.. — Н-не важно! Если вы пришли сюда мне мозг компос… компоссировать, то вы очень вовремя! Уйдите, пожалуйста. — «Компостировать», раз уж на то пошло. Что ищите-то, гражданин-земляк? Может помочь?.. — НЕТ! Н-ни в коем случае! — дрожащим голосом отрезал сидящий и судорожно перебирающий кучи бумаг Калашъ, — Сам всё сделаю! Ш-шуруйте отседова, Муамар-Каквастам, в-выполняйте, чё вам там приказали. А мне работать надо!       Забавная картина: широкоплечий паранский амбал, сгорбившись в три погибели, чуть ли не стоя на четвереньках, чтобы уместиться в узком проёме между итак близко расположенных стеллажами, дрожащими руками перебирал то одну, то другую кучу документов, судорожно отбрасывая мешающую ему макулатуру в сторону, видимо, совсем не думая о том, что это все потом предстоит обратно собирать и рассортировывать по полочкам. Вот одно неловкое движение локтем, и раздаётся гулкий удар о ножку стеллажа, сопровождаемый шипением и крепким словцом. Действительно, забавно… Эмма даже усмехнулась, смотря на сие действо со стороны. — Работать, по-твоему, это пыль под стеллажами руками собирать? М-да, неужели теперь «легенда» жандармерии выполняет функции обычной метлы? — с легким задором в голосе метнула колкость Муамор-Ватсон, получив от этого лёгкое… наслаждение?..       В ответ девушка ничего не услышала, однако заметила, что опустившийся уже на четвереньки Калашъниковъ задрожал сильнее обычного, то ли от страха потери чего-то, видимо, важного для него, то ли от злобы и гнева.       Вдруг взгляд Эммы, во многом благодаря очкам, зацепил нечто, выбивающееся из общей картины раскиданных документов и разбросанных папок. Небольшое и слабо блестящее на свету, продолговатой формы, сужаясь к одному концу. Заинтересованная Эмма нагнулась, чтобы поднять и осмотреть находку, которую, по всей видимости, так отчаянно искал паранец, попутно, по профессиональной привычке, натянув резиновые перчатки на руки. «7,62 мм. Похоже на вингантовскую»,— задумчиво рассматривала объект то с одной, то с другой стороны Муамор-Ватсон.       Небольшой, покрытый легким слоем ржавчины, оттого частично утративший характерный металлический блеск патрон. Поверхность ровной не назовешь — даже сквозь резину перчаток чувствовались пара вмятин и мелкие царапины. Нормальные боеприпасы, предназначенные для стрельбы, должны находиться в идеальном состоянии, их поверхность гладкая и ровная, потому Эмма из полученных данных предположила: «Трофей, наверное.. Или талисман, быть может…»— подумала девушка, смотря на все еще роющегося в макулатуре паранца —«Понятно теперь, чего он так спохватился. Помнится, тоже такой дарили. Удачу, мол, приносит. А она бы мне сейчас не помешала…»       Вдруг Эмма кое-что заметила, вглядываясь в поверхность находки. Вероятно, это сонный разум с ней играет в свои игры, но в работе жандармом лучше несколько раз проверять и перепроверять каждую деталь. Царапины. До этого момента казавшиеся чем-то незначительным, но с каждой секундой всматривания эта мелочь обретала смысл. Слишком глубокие для обычных, бытовых царапин. И слишком уж отчетливо складывающиеся в то-ли фигуру, то ли символ какой. «Инициалы, быть может? Язык только странный… Не местной лингвистической группы. Не похоже на общий или даже паранский… Не может ли это быть...» — не успела закончить мысль девушка, как услышала голос откуда-то издали снизу. — Отдайте… — Прошу прощения? — посмотрела на источник шума Муамор-Ватсон, увидев перед собой медленно поднимающегося на ноги Калаша, не отводящего подозрительно маниакальный взгляд от объекта в её руках. — Прошу… верните…       Его мощные руки медленно, но верно потянулись в сторону девушки, а вернее — в сторону гильзы, на данный момент самого важного предмета в его жизни. Сказать, что Муамор-Ватсон удивилась, если не куда сильнее, увидев это — ничего не сказать. Но затем, в тот же миг, сонный разум осенила одна единственная мысль, затесавшаяся в её голове лет ещё так 10-11 назад… И всё прояснилось. «Не верь никому. Ты сама знаешь, что происходит с теми, кому доверилась полностью».       В голове созрела уже требующая удовлетворения идея о подозрительности присутствия паранского амбала в помещении архива жандармерии. А этот странный акт лишь укрепил её. Да и… говоря честно, она испугалась. За себя и свою жизнь — такая груда мышц может кого угодно уработать!       Недолго думая, Эмма резко сократила дистанцию, затем с силой наступила каблуком прямо на носок одного из ботинок паранца, отчего тот съёжился от боли, после чего схватила одну из его рук и начала заламывать её в районе лучезапястного сустава. Технически грамотно исполненный болевой, не похожий ни на один из тех приемов, которым учат в академии, при этом чертовски эффективный и, о Око, такой болезненный… Калашъниковъ, такого быстрого манёвра от казалось бы безобидной, хотя и до непозволительного язвительной гражданки-коллеги, не ожидавший, мягко говоря выпал в осадок и начал истошно скулить: — АЙ! Д-ДА ЧТО С ВАМИ В-ВСЕМИ, С-СУКА, НЕ ТАК, ВЕЛЕДАН ВАС ПОРВИ?! — А теперь настала пора отвечать на вопросы, Иванъ Романъович Калашъниковъ! — жандармка резко выгнула кисть паранца по направлению от себя, усилив итак жгучее чувство боли, волнами раскатывающееся от кисти по всему телу, — Что это всё значит?! Патрон, ты в архиве в два часа ночи, твои рысканья в бумагах?! Неужто думаешь, что следы сможешь за своего дружка подчистить?! АААА?! — К-какой, блядь, д-дружок?! Ты сдурела что ли?! — прошипел от боли Калаш, — П-пей колёса, твою дивизию!.. Это… — положение кисти относительно предплечья начало становиться неестественным, — А-А-А-АЙ! С-собака дикая!.. Не зн-наю я никаких дружков! — НЕ ВРИ МНЕ! НЕ ВРИ ВЕТЕРАНУ! — она пристально посмотрела в его испуганные, но в тоже время злые глаза, будто ища в них ответы на свои вопросы, — ЧТО. ТЫ. ТУТ. ЗАБЫЛ?! — А-А-А!.. МОЖ-... — но Эмме такой ответ не понравился, потому в ход пошли пальцы ладоней паранца, — НЕТ-НЕТ-НЕТ! ТОЛЬКО НЕ… А-А-А-А!!! За хрустом большого пальца паранца последовал его истошный крик. — ОТ-. ВЕ-. ТЫ! ЖИВО!!! — ОТПУСТИ РУКУ, БЛЯДЬ, НЕНОРМАЛЬНАЯ! Я ВСЁ СКАЖУ! — уже сквозь зубы вопил Калашъниковъ, не имея сил сдерживаться…       И вот тут-то голова Муамор-Ватсон начала мыслительную деятельность… А точнее анализ того, что она только что натворила. Истошные крики отпечатались в сознании, как когда-то в нём же отпечатался звук батарейных залпов, пролетающих над головой пуль, криков своих сослуживцев и… мирных людей, молящих пощады.       Кошмары начали преследовать её не только во снах, но и наяву. Она быстро отпустила руку паранца, в свою очередь же схватившись за голову, поняв окончательно, что только что сильно покалечила человека, с которым её, так-то, поставили работать на «благо Родины». — О… О Око… — еле-еле прошептала она, — Т-ты живой?..       Но Калаш не отвечал, а лишь с силой оттолкнул её, повалив с ног и попутно вырвав патрон, оставив девушку лежать на груде бумаг. Злоба переполняла Иванъа Романъовича, а желание сломать обидчице что-нибудь в ответ было чудовищно сильно… Но так уж исторически сложилось, что поднимать руку на женщин, даже тех, кто только что сделали тебя частично недееспособным, нельзя ни по правилам морали, ни по иным другим общепринятым нормам, которым следовал старший оперативник второго отдела… По крайней мере, пытался.

***

Отдел 2, особо тяжких преступлений

Кабинет Х. Дуна

3:00

      Иметь дубликат ключей от рабочего помещения своего непосредственного начальника — не самое морально оправданное действие, особенно когда дело касается жандармерии, но сейчас любые методы хороши.       С теперь уже перевязанной рукой, несмотря на адскую боль, пролетарий уселся за кожаное кресло своего начальника, прямо напротив нового, по совместительству лучшего компьютера во всём участке, и… начал пялить в его чёрный экран.       Сесть-то он конечно сел, но без должных знаний об устройстве этих чудо-машин, которые всегда запускают до прихода основной массы членов жандармерии, ибо это те ещё танцы с бубном, свой план ему не выполнить. Потому, свою боязнь к новомодной технике ему придётся побороть. «Та-а-ак… Ну наверное его запускать так же, как и мою коробку… Пара кнопок и всё…» — руки Калашъниковъа направились к наименее коробковидному экрану ПК в этом здании, а точнее к группам кнопок, расположенных под ним. Нажав их, он, ожидавший увидеть загоревшиеся лампочки, лицезрел лишь ничего. Выражаясь его родным, паранским языком — фигу. — Ну дело так не пойдёт, — буркнул он, посмотрев на свою травмированную руку, после чего нырнул под стол к блоку питания и начал нажимать на все кнопки, надеясь, что хоть одна да запустит устройство. Но когда вместо этого он услышал сначала какой-то подозрительный электронный писк, затем увидел выезжающий из ПК дисковод с тонким круглым носителем, после ещё и увидел открывшуюся панель, ведущую вглубь машины, Иванъ понял, что дело пахнет керосином.       Задумавшись о всевозможных методах решения возникшей проблемы, амбала посетила гениальная мысль… Трубка телефона, учтиво находящаяся рядом с клавиатурой, так и манила набрать номер одного гражданина в шляпе, чтобы спросить у того, как работать. «Так и сделаю…» — ехидно улыбнулся Калашъ, после чего набрал номер домашнего телефона Кострова и позвонил ему, со всей серьёзностью и наигранным акцентом заявил в трубку следующее, — Са-ы-ну, гражданин Костров. Вас глава второй отдел жандармерии район Ласеэнгар по город Гласеэоград беспокоит. — Блядь, Калаш, тайгонцы так не разговаривают… Уж точно не в 3 ночи… И уж точно не Ханн Дун, — раздражённое ворчание донеслось с той стороны трубки. — Так, блин, не рушь мне спектакль! У меня тут, между прочим, важное дело. Как комп товарища прямого начальника запустить? — Твою мать, Романъыч… Какой спектакль?.. Какой прямой начальник?.. Ты, блин, бредишь?.. Какой комп? Я за пределы своего кабинета выхожу раз в год… Не звони мне больше никогда.       Гудки. Впрочем, иного ожидать было бессмысленно. Зато побесил отрока зелёного — тоже надо иногда.       Не успев в очередной раз нырнуть под стол к блоку питания, дверь в кабинет, тихо скрипнув, открылась, и в проходе появился силуэт гражданки с каре, которая несколько минут назад стала виновником травмы паранца. Калашъниковъ вовремя сообразил, что лучшей тактикой будет скрыться под столом — не дай Око она опять взбесилась и готова дальше ломать пальцы. — П-предупреждаю, я вооружен и о-очень опасен! — донеслось с легкой дрожью в голосе из-под стола, — Если пришла д-дело свое доделывать, то… то я за себя не ручаюсь! Я Ж ТЕБЯ Щ-ЩАС УШАТАЮ! — Спокойно, — на удивление миролюбивым голосом попыталась сказать Эмма, приподняв руки вверх в знак мира, — Да, я наворотила делов, прости… — ДЕЛОВ?! ТЫ МНЕ!.. ПАЛЕЦ! БОЛЬШОЙ! Сломала, сука неблагодарная! — Честно говорю, не хотела я!.. На меня… Что-то нашло. — Ой-ой, не хотела она! Какие мы все беленькие и пушистые, блин! А палец что?! Орфемаур Содд сломал что ли?! Или какие ещё злые, неупокоенные духи?! — Калаш, — пытаясь втереться к нему в доверие начала Эмма, — Я помочь пришла! Выслушай, пожалуйста! — Да какая от тебя может быть помощь?! Ты мне всё, к Уюм-Тюргаю треклятому, решила испортить, появившись в этом дряном архиве! Нахера?! — ФОН АБЕН! — раздражённо выкрикнула фамилию Эмма, — Он вынудил меня работать, иначе на плаху пойдёт невиновный человек! — А ещё каких сказок ты мне тут наплести хочешь?! Еще и товарища бывшего начальника впутываешь. Тц… Тоже мне. О невиновных она печётся! А когда руку мне ломала, где твоя «честность» то была, а?!       После коллективного перекидывания не самыми приятными словечками, двое замолчали, смотря друг на друга. Как будто проскользнула мысль, единственная адекватная, что всё-таки стоит помолчать и принять помощь друг друга. Если уж сам товарищ начальника фон Абен решил к делу приобщить человека, то явно не потому, что этот человек тупой как пробка и бесполезный для расследования.       Калаш нервно выдохнул, пытаясь успокоиться, после чего почти спокойным, хотя и не до конца голосом заговорил. — Ладно, хрен с тобой, полоумная. Ток давай без рукоприкладства на этот раз, а то… — Да, да, «ушатаешь», помню, — с легкой ноткой сарказма в голосе продолжила за паранца Эмма.       Двое подошли к друг другу и протянули руки в знак дружбы. Как назло, но Калашъниковъ был вынужден протянуть именно ту, где был сломан палец. — Ты токмо эт самое, на больное не дави, — предупредил Эмму Калаш, настороженно пожимая ей руку. К счастью для него, в этот раз обошлось без происшествий. — Ну-с, товарищ-земляк. Показывай, с чем тебе там помощь нужна? Может у тебя ещё в запасе какие-нибудь «улики» найдутся? — с уверенностью в голосе спросила Муамор-Ватсон. — Э-э-э… Как бы вам, мадамочка, помягче сказать… Компьютер не работает, запусти, а? Ты вроде в очках, умная значит, знаешь, как эта штукенция работает — заявил Калаш, абсолютно уверенный в том, что очки всегда коррелируют с повышенным интеллектом человека.       От такого сравнения, а тем более просьбы, Эмма слегка опешила. — С-серьёзно?.. Ладно, экспертизу провести не способны, это я ещё могу понять, — недовольно пробурчала детектив, — Но раз даже компьютер запустить не в состоянии… Гидроцефалы, блядь… Ой… опять вслух сказала.       Муамор-Ватсон, благо умеющая работать с этими грудами вычислительных мощностей, ловкими движениями рук и одним пинком своей ноги по корпусу этой железяки смогла запустить махину, после чего чёрный экран сначала сменился на бирюзовый с каким-то логотипом, а затем и вовсе появился рабочий стол, ничем особо не выделяющийся от других. — О-о-о!.. А это уже мне нравится! Мы явно споёмся, мадамочка! — в шутку сказал Калашъниковъ, отчего получил лёгкий толчок локтём в бок, — Да ладно блин! Шучу я! — В каждой шутке есть доля утки. Давай, чего ты там хотел делать. — А… Дак это! Камеры посмотреть! А то я весь день на ногах, всё посмотреть никак не мог нормально! Да и у меня монитор пора на мусорку уже — совсем ничего не показывает. — А что там смотреть?.. Лицо идентично фотороботу… В базе такого индивида нет, я проверила. — Дамочка, извольте, но я хочу посмотреть! САМ.       Удивлённо зыркнув на паранца, Эмма позволила Калашъниковъу посмотреть на записи. Увидев знакомый ракурс, Иванъ воскликнул «Эврика!», после чего ткнул в монитор пальцем: — А я знал, что это пригодится! Эта камера — с трещиной! Никакого шрама у этого чубрика нет — это дефект! Вот, даже отчёт составил! — Калашъниковъ взял со стола бумаги, адресованные Ханну Дуну, но на нужной странице не обнаружил ничего про камеры видеонаблюдения, а точнее об их присутствии, — Так, минуточку блин… А где?.. — после этого он сунул руку в карман и нашёл скомканный листок бумаги, на котором чётко было написано о повреждённой камере, ведущей на участок, где сегодня днём Братскин брал интервью у какой-то богачихи в фиолетовом, — Мою ж медь, я что, не записал это в отчёт?.. — Поздравляю, Иванъ Романъович, вы вырыли своему профессионализму глубокую яму… Сначала бумага, потом патрон… Кстати о нем. А откуда? И зачем?       Калаш вопросительно посмотрел на эварфальдку, но потом понял, о чём она. — А… Это… В общем… Я нашёл его на месте преступления. Хотел доложить об этом лично товарищу Дуну, но тот был занят с бумагомарательством, — тут Иванъ Романъович тяжело вздохнул, видимо, обдумывая, стоит ли дальше вести диалог, вскоре продолжив, — Знаешь… Такое ощущение ведь было, что она мне прям все двери к высоким должностям откроет… Спустя 14 лет верной службы хоть какое то существенное продвижение бы было. Заслужил ведь… Так окрыляло… «Ва-а-ау, Иванъ Ромаъныч, да ты герой!» — а на деле я лишь всех подвёл. Как и Тоху пару дней назад. Как и всех, кого знал. Капец. — Тоху?.. Кострова которого?.. — Эмма отстранилась от стола и подошла к окну, которое решила открыть, ибо воздуха тут уже не хватало, — Ну, раз уж так, то не ты один такой «герой». Ты хотя бы смог понять, что не прав… А многие… многие до сих пор верят, что правы, даже зная, что это не так. — М? Это ещё к чему?.. — Да так… Бредни одной больной «ветеранши», видевшей, как резали людей где-то далеко на Востоке. Не бери в голову, — она малость ухмыльнулась, смотря на растущую луну, — Ладно. У меня к тебе сделка. Всё это остаётся между нами. Я закрываю глаза на то, что ты скрыл улики и без спроса проник в кабинет твоего непосредственного начальника, а также помогу тебе с делом… Тебе же в свою очередь придётся закрыть глаза на, — тут она указала на бинты, — это… Сам понимаешь, никому лишние проблемы не нужны. Не сейчас определенно. — … Звучит разумно, хотя и не очень приятно. Даже больше, мне это вообще ни капли не нравится. Но… Я согласен, — Калашъниковъ встал из кресла и отдал ей пулю, — Разберись, кто этот ублюдок, что в ван Бартуэйна стрелял, а дальше я уж сам с гадом потолкую… . А, и это… — тут он затих, смотря на улицу, — Ты случаем не знаешь, где здесь ближайший круглосуточный травмпункт?.. А то это… Палец малость бо-бо. До сих пор.

***

Несколько часов спустя…

Всё тот же кабинет Х. Дуна

— И что же это, позвольте спросить, такое, Иванъ Романъович?       Суровый взгляд опирающегося локтями на стол и держащего пальцы замком Ханна Дуна, заспанного и от того злого, впивался в покачивающегося, но все ещё стоявшего по стойке смирно сонного паранца, словно филин острыми когтями в мелкую зверушку. — Отчёт, товарищ нач… Т-то есть товарищ старший комиссар, — с возможной в его состоянии чёткостью и лаконичностью ответил на вопрос Калашъ, пытаясь скрыть накатывающееся волнение. — Чудно. Я вижу, что это отчёт… — с нарастающим раздражением в голосе проговорил Дун, взяв в руки папку, лежавшую прямо перед ним на столе.       Открыв её, тайгонец стал внимательно изучать её содержимое. Медленно и вдумчиво, он водил глазами по каждой строчке текста, изложенного в документах, будто нехотя, через силу, перелистывал страницы, вглядывался в приложенные фотографии так, будто бы надеялся взглядом прожечь в них дыру, желательно вместе с этим спалив этот несчастный документ.       Сие действо продолжалось на протяжении пяти минут, однако для Калаша эти пять минут оказались самым тихим, но при этом самым напряжённым временем в его жизни. Даже утреннее пение птиц и шум автомобилей за окном, казалось, не могли прервать повисшее в кабинете гробовое молчание и как-то разбавить давящее напряжение. Это неудивительно: отчёт о проделанной за ночь работе, впопыхах составленный Иванъом Романъовичем, несмотря на возможную для его уровня подробность, был неполон. И как назло, не хватало ключевой его части — данных, которые должна была предоставить Муамор-Ватсон, по договору с паранцем забравшая патрон в лабораторию на экспертизу. Данных, благодаря которым уже была бы официально известна личность стрелка, и благодаря которым столичная жандармерия была бы спасена от незавидной участи быть расформированной, а двое старших комиссаров, ответственных за расследование, сохранили бы за собой свои места вместе с головами на своих плечах. — Итак, судя по изложенному в отчёте, вы, Иванъ Романъович, обнаружили в имеющейся ключевой улике дефект, ведь так? — задал вопрос Ханн Дун с намёком на его риторическую природу. — Так точно, товарищ старший комиссар, — уже на автомате ляпнул Калашъниковъ, продолжив, — Камера, установленная внутри здания, была повреждена, поэтому…       Паранец подпрыгнул от резкого и оглушительного удар папкой о стол, вмиг избавившись от мучившей сонливости. — ПОЭТОМУ МОЛЧАТЬ, ПОЛУДУРОК НЕДОБИТЫЙ!!! — взревел Ханн Дун, на сей раз куда громче, чем обычно, — ТЫ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО ТЫ ТОЛЬКО ЧТО СВОИМИ КЛЕШНЯМИ ВМЕСТО РУК СДЕЛАЛ?!!       Калаш, уже осознавший, к чему всё идет, лишь стоически молчал. — Вот и правильно делаешь, что молчишь, — на удивление тихо произнес Ханн Дун, встав из-за ствола и направившись к Калашъниковъу, в очередной раз поражённому скоростью перепада настроения у своего начальника, — Хоть чему-то тебя жизнь да научила за все эти годы…       После этого Дун достал из ящика своего стола портсигар и взял одну из лежавших там сигарет, привезённых откуда-то из колоний у экватора. Калашъниковъ, инстинктивно, поднёс к сигарете зажигалку и поджёг её, отчего тайгонец сначала сконфуженно посмотрел на паранца, а затем, удовлетворительно качнув головой, пригласил своего подчинённого за стол. — Так, ладно… Допустим камера с трещиной. Это означает, что наш фоторобот неверен. И это значит, что его необходимо обновить и убрать этот шрам… Хм-м… — На это нет времени, товарищ старший комиссар, — в дверях появился коллега тайгонца в плаще, державший у себя в руках промокший от слабого дождя и росы зонт. — Тебя, князёк, здесь ещё не хватало… У меня дисциплинарная беседа с этим об-... — Знаю. Проблема в том, что через час мне нужно доложить Президиуму о расследовании. А значит товарищ Калашъниковъ с его проблемами может подождать, — монотонно парировал морхемец, кладя на стол Дуна свой кожаный портфель с бумагами, — Ах да, Иванъ Романъович, от коллег других отделов вам просили передать, что вы, цитата, «Паранская мразь, не имеющая хоть долю мозга и абсолютно не знающая правила работы в архиве», и что вам теперь туда доступ закрыт, так как вы испортили кое-какие важные бумаги… — Мало того, он ещё и палец себе сломать умудрился, — буркнул Ханн Дун, укладывая только что дополненный отчёт в сумку фон Абена. Там же тайгонец краем глаза заметил подозрительно хорошо оформленный отчёт в том же стиле, что были у документов-досье на лица, что являются прямыми объектами интереса ГРКИОП, но высказывать по этому поводу ничего не стал, так как недовольная мысль была быстрее, — А в итоге… А что в итоге? В итоге вот этот… Справедливец, блядь, — тайгонец устремил палец в сторону сидящего на стуле Калаша, который аж подпрыгнул на месте от доселе не слышанного им ругательства в свой адрес, — Вот он своими ночными похождениями сломал вообще к хренам хаараловым всё. У нас была ОДНА единственная улика, и та оказалась недействительна… а значит и все дальнейшие выводы — куда поглубже в прямую кишку залезли.       Дун от накала собственной злобы начал краснеть, однако тут же издал несвойственным почти сорокалетнему мужчине старческий, болезненный крёхт и плюхнулся в кресло. — И вот ты, князёк… Вот тебе перед Президиумом выступать, да? Ты-то оправдаешься, заступнички у тебя найдутся… А я чё? Грёбаный тайгонский гастарбайтер. Куда мне? Что со мной прикажете делать-то?!       С этими словами Дун схватился за голову, опёршись на локти. В этот момент он представлял из себя весьма жалкое зрелище, не свойственное начальнику, которого принято ставить «в пример» остальным служивым людям. Впервые за долгие годы службы фон Абен и Калашъниковъ видели вечно боевого тайгонца в таком депрессивном состоянии. Тот же в свою очередь молча размышлял, прикидывал, какая именно незавидная участь ему, как ответственному за провальное расследование, грозит. Молчание то и дело сменялось отчетливо слышным нервным бормотанием, причем самыми частыми словами, которые можно было уловить из всего этого потока звуков, были «зона», «к стенке», «ссылка», «депортация». — На зону, чтоб меня там сразу в петухи определили?.. Как будто бы и застрелиться не так страшно… А что, как вариант… Выглаженный китель, наградные медали на всю грудь, коих, блядь, две штуки всего, да револьвер… — с этими словами Дун тяжело вздохнул, усмехнувшись, — Поэтично, сука. Прям как долбаный офицер времён плаумандских походов, етить его.       Вскоре Ханн сменил позу, на этот раз взявшись рукой за переносицу и периодически потирая её, затем продолжив свою речь: — Ебучие пироги с олениной, и так каждый сраный раз. Стоит этим… — тут тайгонец выдержал паузу, видимо, пытаясь подобрать подходящее слово, — ТВАРЯМ… Сидят там у себя наверху, хоть слово с их стороны — и всё, все на ковер, все виноваты и всем плетью по сраке! И плевать, что в срок физически уложиться невозможно, и плевать, что так мы выставляем себя ещё большими клоунами, что мы итак есть! — он ударил по столу кулаком, будто надеясь его сломать, а затем уставился злыми, чуть ли не звериными от злобы глазами в сторону Князя Морхемского, — КАК ТАК МОЖНО-ТО?! За что МЫ с тобой, сука, фон Абен, все эти годы спины рвали?! Чтобы из-за какой-то… ШАВКИ лохматой в кабинете Президиума, не ёбаной, наши головы полетели с плахи?!       Затем Дун перевел взгляд на своего подчиненного, сидевшего в этот момент с опущенной вниз головой, потому не заметившего смещения фокуса к его персоне. — И ты ещё… Ох, Иванъ-мать-твою-Романъыч… — раздражённо протянул Дун, впиваясь взглядом в крупную фигуру паранца, до этого момента будто бы не замечающего тайгонца. Калаш, услышав обращение начальника в свой адрес, уже по привычке встал по стойке смирно, покорно готовясь выслушать очередную порцию дерьма в свой адрес… — Так точно, това… — Точно — соси сочно! Вот… — пытался выдавить из себя что-нибудь эдакое в адрес своего подчиненного тайгонец, чтобы это и в полной мере его негодование выразило, и чтобы Калашъниковъ понял, — Ты сейчас-то понял, что натворил своей самодеятельностью? Ты понимаешь, что угробил одну, сука, единственную улику на все это дело. Теперь у нас даже фоторобота, считай, нет… БУМ! И он испарился!.. Потому что кое-кто решил тут в героя поиграть, отдел вытащить на горбу своём, дебил блядь. Хоть когда-нибудь ты способен своей кашицей вместо мозга думать, хоть какие-то мыслительные процессы в твоей черепной коробке происходят? — Не могу знать, товарищ старший комиссар! — ТАК ПРЕДПОЛОЖИ! — Есть предположить, товарищ старший комиссар, — лицо Калашъниковъа начало искривляться в недовольстве, но приказ есть приказ, — Предполагаю: в соответствии с федеральным законом ФЗ-1986-144 об оперативно-розыскной деятельности, главе второй, статье 11-... — ДА ЁБ ТВОЮ ПАРАНСКУЮ БАБКУ, НЕ НУЖНЫ МНЕ ТВОИ СТАТЬИ ЩАС! ЗАТ-КНИСЬ!       Фон Абен, всё это время стоявший в дверях, впервые за долгое, долгое время с сочувствием посмотрел на коллегу. Однако, не имея ничего иного на уме, кроме как цели, князь сумел выдавить лишь простое «Прости» и повернулся в сторону коридора, желая покинуть помещение, поняв, что, кажется, сегодня, да и в дальнейшем, их пути уже никогда не пересекутся. — Тебя подбросить? Мне всё равно надо в ту сторону. В последний-то, сука, раз, — с долей смеха над собой сказал Дун, встав из кресла. — Буду не против, — с неожиданной улыбкой ответил князь.       Калашъниковъ, всё это время сидевший понурый, начал внутри кипеть от злобы. Эта девка, Муамор-Ватсон, обманула его. Уже дважды за день! Это непростительно даже для неё — «ветеранши» и девушки! Да и Дун уж слишком палку начал перегибать… Может, конечно, расследование и выявило, что улика недействительна, но так зато есть результат! Но нет, его за это мешают с помоями… Его, Иванъа Романъовича Калашъникова, лучшего оперативника отдела, на котором он, по сути, и держится. Как грубо… Мерзко и грубо. Причем за то, что он выполнял свою прямую обязанность, как жандарма, служителя закона. А как же «справедливость»? А как же «священный долг»? А «благородная служба Отечеству»? «Наверняка уже все обо всем договорились… И вы туда же, товарищи начальники» — думал в этот момент паранец, сжав кулаки от негодования. — Товарищ фон Абен, — вдруг не свойственным для себя басом сказал Калаш уходящему князю, — Передайте своей коллеге-эварфальдке, что ей отныне нет прощения.       Морхемар, услышавший от младшего по званию такое, с удивлением повернулся на пятках своих сапогов и, удивившись реакции амбала, переспросил: — Мне точно не послышалось? «Нет прощения»? У вас, словеланцев, это означает… — Что означает — то и означает, — Иванъ встал со стула и вышел раньше других, перед этим учтиво, хотя и со злобной и раздражённой миной, поклонившись двум старшим комиссарам чуть ли не в пояс.       Оба переглянулись. Такое было впервые. — А, и да, товарищ старший комиссар, — обратился он к смотрящему ему в след Ханну, — Следили бы вы за языком своим. Гандон тайгонский, блядь.       Последние слова Иванъ Романъович произнес сквозь зубы, но при этом с достаточной громкостью, так, чтобы Дун его точно услышал. Тот, мягко говоря, опешил от услышанного, громко ахнув, выпучив глаза и широко раскрыв рот. И только осознание того, как его подчиненный только что о своем начальнике высказался, словно молотом по наковальне, ударило тайгонцу в голову, как до его ушей донесся грохот хлопнувшей двери, свидетельствующий об уходе паранца.

***

Здание Президиума Глассенрайха

Первый этаж. Холл

      Моему взору, равно как и вчера вечером, предстал знакомый холл бывшего царского дворца. Плитка, уложенная в шахматном порядке, стены, отделанные, в отличие от тех самых коридоров наверху, белым мрамором, люстра и, конечно же, целая масса флагов и… Огромная бронзовая, уже изрядно покрывшаяся зелёным цветом, статуя основателя государства, Александра Праудмура, поставленная здесь пятнадцать лет назад.       Этот зал — точка невозврата. Идя дальше, мне не останется большего, чем признаться самому себе и верхам, что жандармерия столицы — сборище недееспособных дилетантов, что Дуна выгонят с его места, а то и чего хуже, что Калашъниковъ, который никогда не подводил как работник, работал зазря, а мой кошелёк опустел на 40 и опустеет ещё на 25 тысяч без весомой на то причины.       Посмотрев прямо в глаза статуи, что возвела свою правую руку в жесте, означающем «Вперёд к светлому будущему!», я случайно проговорил вслух: — И вот я здесь. Снова перед Вами. И снова не знаю, что делать.       Единственное место, где я задерживаюсь надолго — глубины собственного сознания. Здесь проще попытаться воспроизвести все возможные ситуации в голове, чтобы быть готовым к встрече с этими двумя. Без присутствующего Секретаря ван Бартуэйна, общение с Президиумом явно выльется в нечто из разряда«Нас били, а мы и рады». Но проблема в том, что из-за одного конкретного создания все мои мыслительные процессы попросту не имеют смысла: бестию в чёрном не понять, за фасадом её официозности скрывается настоящий непредсказуемый дьявол во плоти. Что ей не скажи — всегда окажешься виноват. И ведь не оспоришь — за голову свою боятся все, не только один тайгонец с полосатым галстуком.       Делать только всё равно нечего. Ступенька за ступенькой, тяжёлые от постоянной ходьбы ноги поднимают меня к лифту. Кнопка. К удивлению, дверь тут же открывается — обычно его кабина находится либо на последнем, либо на предпоследнем этаже. Но не успел он уже отправится наверх, как в маленьком проёме появилась женская нога в ботинке, а затем рука, не самая ухоженная — мало того, ещё и с папкой. Автоматика отработала штатно, и дверь снова открылась. А за ней неожиданный гость — эварфальдка с отчётом. — А ты-то чего здесь забыла?.. — Я думала… О-ох… Я не успею. Слава… Оку… — Эмма Иллиновна вошла внутрь и нажала на кнопку закрытия дверей, — Я так-то не с пустыми руками. Нашла виновника торжества. Иванъ Романъович… Ну, тот самый… Он на месте преступления нашёл вещь, которая принадлежала убийце. На ней была масса отпечатков… И я смогла установить, кто он.       С искренним удивлением и недоумением, я тут же выхватил папку из её рук и распаковал конверт. Лист за листом, строчка за строчкой, прочитал сначала о самом предмете — боевом патроне с выцарапанными на языке тагарскойгруппы, а затем заключительная страница… о личности преступника. И тут уже моя челюсть чуть не упала… — Минуту… Кому-КОМУ?! — Сама в шоке. — Да тебе-то что? А меня, за такие улики, сейчас там за плащ подвесят, как летучую мышь, да освежуют! Поверить не могу. ОН. ОН БЫЛ с нами в одной комнате… В тот момент, когда Токидо рассказывал всем план. ОН БЫЛ чёртовым охранником Секретаря… И теперь главный вопрос всей нашей программы — а где он теперь?.. — С вероятностью 100% или смотался, или залёг на дно. Жаль что не речки Лассен.       Приехав на место, я стремительно вышел из лифта, стиснув в руках папку, в которую опять вложил бумаги. Она же осталась внутри. — Да ладно. Даже не хочешь посмотреть на экзекуцию твоего «много любимого» начальника-ирода? Вот это неожиданность, — несмотря на тяжесть и гнетущую атмосферу, язык мой так и требовал выкинуть хоть какую-то колкость. — С каких пор ты мой начальник, а не товари-?.. — С таких, что именно я тебе выписываю премии за раскрытые дела. Из своего кармана. Напомню, у меня не такая большая зарплата, по сравнению с другими старкомами, —я уже хотел достать свои карманные часы, чтобы сверить время, как вдруг монотонно добавил, — Хотя знаешь… Нет. Обойдешься в этот раз. Надо было себя вести спокойнее — а то был велик шанс, что и тебе в архив доступ закрыли бы, миледи.       Эмма лишь косо на него посмотрела и уже хотела что-то возразить, но из дверей в конце коридора вышел один из председателей, хорошо, что не Правый. Он дружелюбно, насколько это позволяла ситуация, окликнул меня, покуда эварфальдка исчезла… кажется, с позором. — Здравия желаю, товарищ Ле-... — Ороти Маэба. Или просто Маэба. Или просто Ороти. Чё ты, уже даж результаты припёр? —дармиец вошёл в дверь и придержал её для меня. Спасибо. — Пришлось. Госпожи Правого Председателя нет? — Отправилась на важное мероприятие в Санкт-Александрштадт. Ближайшие пару дней её не будет в городе. Так что можем выяснить абсолютно всё и она об этом даже не узнает, —на удивление радостно сказал Маэба, что крайне удивительно на фоне его вчерашней агрессии и злобы. — Поздравляю вас с высыпанием, —понял я, после чего продолжил,— Д-да… В общем, жандармерия смогла определить преступника, — в этот миг я вручил из своей сумки ту самую папку, которую, как мне кажется, сегодня утром заметил Дун. Слава Оку, что он не спросил, что это…       При всём уважении к закону и справедливости, но я не могу поверить в то, что жандарм, старший оперативник, один из лучших во всей стране, служивший с десяток лет этому режиму, знающий жандармерию вдоль и поперёк, мог просто так взять и напасть на Секретаря Президиума, да ещё и остаться при этом почти незаметным… но оставить на месте преступления ОЧЕВИДНЕЙШУЮ улику против себя… В голове просто не укладывается.       Это противоестественно. А раз так… Уж пусть лучше показание понесёт лицо, его давно заслуживающее: какой-то бездомный маньяк и насильник, уже несколько лет терроризировавший районы Юкалар и Традобан, что на юге столицы. Тоже тайгонец, тоже грузный… И даже шрам ему «сделали», хотя и не самым хорошим методом… Но что поделать… Собаке — собачья смерть. — Вот как. Ну шо ж, посмотрим, чё вежливые дяди в погонах смогли надыбать… —хмыкнул одноглазый, после чего уселся за кресло.       Лишь сейчас заметил, что мы не в кабинете Секретаря, а в собственном помещении Левого Председателя. На это явно намекала огромная карта мира, на которой титаническим трудом географов, картографов и исследователей были нанесены абсолютно все страны, от гигантов вроде относительно соседнего нам королевства Ун-Минь-Кьё и Его Величества империи Лангретона, до таких незаметных образований как княжество Виц-Аустерлинд-Ваййс где-то на равнинах королевства Эмерхории, окружённое ещё тысячью и одним таким же территориальным образованием.       Помимо карты, здесь в разы больше было книг, от трудов имперских пор до таких древних трактатов, как «Искусство войны разумов» философов Дугарната… Но самое удивительное — церемониальная подставка, искусно вырезанная из почти полностью белой древесины какого-то редкого сорта вишни… видимо, единственного растущего вида деревьев в Дармии. — О как. Душегуб? — удивлённо протянул Маэба, прочитывая весь список указанных мною преступлений, совершённых этим бессовестным кровопийцей, — Хм-м-м… Убийство, массовое убийство… Насилие… Торговля детьми… Каннибализм?!. Фу-у блин… Ну и мерзость… — тут его малость покоробило, — Кража тонны пельменей?! Чего, бляха муха?! — Его долго не могли поймать из-за того, что он умело скрывался в «подполье» среди бездомных. В такую помойку что первый, что второй отделы зачастую просто даже не доходили в ходе своих расследований… Так что вопросы к службе контроля мигрантов и бездомных из 6-го отдела… И к товарищам из 4-го по вопросам не отслеживания выполнения административного законодательства.       Ороти достаточно уверенно кивнул, тем самым будто согласившись с тем, что половине жандармерии явно требуется внеплановая проверка. Но затем, перейдя к концу списка, одноглазый повернул свой взор в сторону старшего комиссара, подозрительно прищурился и спросил: — А ты точно уверен, что это он? Человек даже в армии не служил. Откуда он может знать, как стрелять из винтовки, да тем более с оптикой? — Абсолютно. Вы мне не доверяете, товарищ Левый Председатель? — Как раз-таки тебе я доверяю. А вот составителям этого отчёта — не очень. Уж больно он каким-то бесноватым выходит… Мужику всего сорокет, а у него преступлений больше, чем у многих военных преступников со времен гражданки. Подозрительно, не так ли? — На каждое из указанных преступлений имеются улики. И да, они прошли проверку на подлинность, так что это действительно он, —в этот миг я вытащил из сумки ещё одну папку бумаг, на этот раз с экспертизами улик по главным «статьям» этого выродка.       Председатель любезно взял и их, но пролистав всего два документа понял, что лишний раз подтверждения эти бумаги не требуют. — Вот же ж хренов сборщик макулатуры, фон Абен. Мог бы и на электронную почту выслать, благо хоть в связи с работой по ГРКИОП наконец-таки её себе завёл.       Будь бы здесь Токидо-сан или госпожа Мэй Ланфен Дун, здесь явно бы зародился спор о крайне низком уровне безопасности протоколов связи по электронной почте, но, зная, что с первыми лицами спорить лишний раз не стоит, я лишь интеллигентно промолчал и выложил все бумаги на стол. — Это всё. Сегодня к полудню он будет доставлен в СИЗО живьем… если сдастся по-хорошему. — Такое возможно? — Это редкость. В голову таких лиц нередко встревает мысль о собственном бессмертии…       Сказав это с уверенностью в голосе (к счастью или к сожалению я за свои годы работы уже не раз видел подтверждение моим словам), я повернулся на каблуках своих сапогов и направился к выходу из кабинета, как вдруг Маэба окликнул меня: — Только это самое, фон Абен. Я понимаю, что он ранил Старого. Но… не превращай поимку этого урода в самосуд. Его должны судить по закону. Несмотря на то, что он натворил. Усёк?       И услышав это, я не смог ничего ответить, потому, лишь легонько кивнул и удалился восвояси. А закрыв дверь, я достал пейджер. Звонок оператору, сообщение:

«Свяжись с Бэйчолом как можно скорее».

Адресат: Иванъ Романъович Калашъниковъ.