Истории Глассенрайха: Эхо Величия

6 мая 1996 года

Понедельник, 7:00

Город Глассеоград, район Лассенгар

      Холодное для начала мая, дождливое, туманное утро — хотя, всяко лучше, чем снежное или вовсе штормовое. На часах 7 утра, будильник прозвенел свою убивающую сон мелодию, но тут же столкнулся с Вальхаллой механических машин, упав с дряхлой и пыльной тумбочки, на которой, помимо него, была небольшая лампа и ни разу не использованная пепельница, до сих пор лежащая тут в упаковке...       Обычное утро для недавно начавшейся «тёплой» части весны, наконец-то освободившей город из плена кучи снега и того чёрного неприметного месива, что украшало все пешеходные улицы. Впрочем, для человека, только что отправившего собственный будильник на свалку, это хорошее начало недели: как минимум потому, что он встал рано, как максимум — потому что это начало его официального двухмесячного отпуска, выписанного начальством за «крайне хорошие результаты по работе» и повышение.       Гражданин неопрятной ильтенийской внешности — собственно, владелец данной захолустной квартирки и герой этой истории, — знатно побледневший за годы обитания далеко от солнечных южных берегов, встаёт с кровати, расправляет свои плечи, словно атлант или Колосс и довольный идёт к стулу, на котором висит домашний серый халат. За окном ничего особо интересного, разве что осознание того факта, что пробки на улицах города сегодня будут куда более непреодолимые, чем обычно, бьёт по голове и желанию выбираться хоть куда-то на улицу.       Зовут мужчину Антон Костров. Удивительно, не так ли? Хотя чего греха таить, он бы и рад зваться своим настоящим именем — да только ни один здравомыслящий человек и в жизни не запомнит, со скольким количеством букв С и Т писать «Россетти»; к тому же, «Антонио» звучит как-то неловко, неудобно, да и так по жизни зовут разве что людей со странными наклонностями, точно уж не служителей закона великой страны. Говоря о службе… В шкафу в этот момент, кажется, кто-то явно очень желает проесть плешь в элегантной тёмно-синей с белым форме полицейского. — Очередное утро… Но такое долгожданное, — хмыкает Костров, наконец надевая халат.       План на сегодня банально прост: посмотреть телевизор, поиграть во что-нибудь на когда-то новомодной 16-битной приставке, которую года полтора никто не запускал, поесть да попить чего-нибудь вкусного. Может быть ещё заняться физической подготовкой на турнике, который стал отличным прибежищем для сохнущей одежды… А может и просто забить на всё и просто сверлить взглядом потолок без особой на то причины. Собственно, на большее это не особо просторное жилище и не годится: маленький санузел, такая же маленькая кухня, одна комната да прихожая. Впрочем, а нужно ли ему, постоянно пропадающему на работе, больше?       Кухня. Холодильник. Внутри повесилась на собственном хвосте мышь — к счастью, метафорическая, но от вида пустых полок живот предательски заурчал, будто гражданин не ел не всего лишь одну ночь, а целую неделю. Хлебница также пустует, в ней пробежался вполне себе настоящий, хотя и маленький таракан. В других шкафчиках, где обычно хранился стратегический запас печенек, самодельных сухарей ну или хотя бы чего-то съедобного, тоже пусто. Вывод — о еде придётся либо забыть, либо поднимать себя на подвиг и идти в этот туман в магазин. Ну или тратить деньги в кафе, благо рядом оно есть.       За неимением желания тащить тяжеленную сумку с едой в такую погодку, Костров собирается в кафе — хорошо, что там его знают, а значит цены хоть на чуток, но снизят. Так как место это общественное, одеться придётся прилично, а значит из шкафа нужно вытащить: белую рубашку, брюки, галстук, может быть даже жилетку, шарф, туфли, федору и пальто, и всё, желательно, погладить.       Посмотрев на себя в зеркало, правда, мужчина понимает, что стоит начать далеко не с одежды, а с себя самого… Никто явно не захочет общаться или обслуживать заросшего, заспанного и дурно пахнущего пылью гражданина иностранной (хотя уже слабо заметной) наружности. С другой стороны, прибрав себя, голубые глаза, ровные волосы цвета шатен, убранные в хвост, и острый, словно бритва взгляд подчёркивают в нём черты хорошего и приятного человека, коим внутри он и является.       Надеть всё чётко по инструкции, взять мусор, взять ключи, взять кейс-портфель, закрыть дверь, вынести мусор, пойти на завтрак. Что может пойти не так? Да всё! Натура редкостного местами растяпы берёт верх: ключи неизвестно где, мусор не рассортирован, в кейс-портфеле теперь вообще всё не на своём месте из-за поиска ключей, а без этих пунктов дальнейшее времяпровождение просто невозможно к выполнению! — Да твою дивизию… — мычит он недовольно, перерыскивая абсолютно всё и всюду. И вот наконец она, в самом очевидном месте — на крючке у входной двери, где всегда и висела, — связка 4 ключей с забавной красной ленточкой, подаренной давней, ныне крайне занятой подругой. Мусор отсортирован путём долгого перебора, и, наконец, можно выйти.       Туман немного спал, отчего видимость теперь куда больше. Дождь перестал идти, что плюс. К сожалению без минусов не обошлось, ведь подул сильный ветер. Впрочем, так всегда — стоит чему-то закончится, как начнётся что-то другое — в городе Глассеограде, столице одноименной страны, по другому просто не бывает!       Идя мимо забавных исторических зданий в относительном центре города, Костров вспоминает былые деньки… Юношество, учёба в творческой академии на архитектора, потом поступление в жандармерию, многочисленные обыски, погони… С другой стороны, пройдёт два месяца, и он вновь вернётся в уже привычный режим, когда придется ежедневно пробегать до 20 километров, ещё столько же ездить на велосипеде или такси, пройти сотни и тысячи ступеней и поймать не один десяток преступников… «Так, не думай об этом. У тебя отпуск. Надо отдохнуть от дел, хотя бы на время!»— кряхтит про себя как-то довольно полицейский на отпуске, после чего доходит сначала до мусорки, где избавляется от лишнего груза, а затем и до кафе.

***

Кафе «Тупичок Нахтештерн»

7:34

      Атмосферное место, чем-то напоминающее то ли аутентичный гараж, то ли лофт-бар, недалеко от набережной крупной, но всегда грязной столичной речки Лассен. Здесь редко когда бывает полная посадка, да и вообще когда-то это место существовало лишь для отмыва незаконно заработанных денежных сумм; благо, с развитием технологий и окончанием некоторых недавно сотрясавших весь мир событий, за местом закрепился хороший и честный руководитель, по совместительству — подруга Россетти, Янга Нахтештерн. За свою зубодробительную фамилию, отсылающую то ли к мистическому культу древности имени Ночного Светила, то ли просто к тому, что её род происходит откуда-то из земель далёкой провинции Илриния, что в соседнем к Глассеограду государству, Плауманде, получила от близких друзей кличку «Звезда» или «Квазар», многими всё равно сокращённая до простого блэтуорроуского«Кью».       Готовят тут вкусно и дёшево, а адрес «Тупик Эволюционный, 133/7» явно надолго отпечатается в сознании каждого посетителя. Излюбленное место для тех, кому лень готовить, но нужно хорошо поесть — точь в точь как наш сонный служитель закона утром в понедельник. — Официант! — позвал хоть кого-то Костров, на что к нему пришла сама владелица — Янга. — О, вы поглядите, кто это к нам явился! Неужто сам недавно повышенный комиссар Первого отдела жандармерии Глассеограда? — ухмыляется дама лет 30, ставшая напротив него в забавном костюме какой-то милой бабушки, —Поздравляю с повышением по службе и уходом на отпуск, Антон! — Спасибо, Кью. Мне как обычно. — О как… Неразговорчивый сегодня? Ну ладно-ладно, — наигранно дуется она, — Сейчас всё будет.       Янга — экстраверт до мозга костей, и видеть своего знакомого интроверта здесь не в элегантной форме с погонами — подобно явлению ангела на Землю. С другой стороны, а стал бы он изменять своей привычке питаться тут почти каждое утро?.. Тридцатилетняя владелица точки общепита, когда-то известный художник и юрист-консультант жандармерии, помощник в сопровождении работы судебной системы за сторону обвинения в лице прокуратуры Глассеограда… Да, послужной список Нахтештерн, озвученный залпом, мог бы стать неплохой скороговоркой или текстом для рэпа, спетого кем-то из андеграундной группы. С другой стороны, столь резкие смены деятельности показывают, насколько она уникальный человек. Забавно, ведь по её внешнему виду и не скажешь, что она пережила ВСЯКОЕ: обычная не самая длинная причёска, еле заправленная в пучок с свисающими по бокам локонами золотистого цвета, серовато-голубые глаза, всегда немного прищуренные, простое, но оттого приятное лицо… «Ой, кажется не туда меня опять понесло…»— вновь задумался Костров, всматриваясь в подругу. И ведь не скажешь, что сердце к ней горит — так, чисто давние знакомые. Скорее всего, это уже профессиональная привычка — детально всматриваться даже в таких людей, как она.       Ещё минут 10 ожидания, и стол накрыт: картофель с яичницей, стакан крепкого чёрного кьёминьского высокогорного чая, немного мяса какой-то птахи и забавной формы салат. Вкусно, а главное комплексно и сытно. — Ешь пока тёплое. Нечего засматриваться на меня, — в шутку выкинула она, сев напротив него с какой-то записной книжкой. — Ты чего? А другие гости? — спросил он. — Ну я же тут не одна работаю, ха-ха-ха. Да и тем более в такую рань никого, кроме тебя да пары других знакомых нет — могу себе позволить… А то вставать в 6 утра каждый раз так ле-е-ень. — Прекрасно понимаю, — Костров пьёт чай, чувствуя, как тёплая его эссенция постепенно приводит полицейского в норму, — Газета есть свежая? А то я забыл взять по дороге. — Во-первых, она живёт прямо над этим кафе, а во-вторых — на, держи, — раздался голос сзади от мужчины в лёгкой спортивной кофте и забавными волосами чёрного цвета, отливавшим чем-то зелёным. — О, помяни чёрта. А ты чего подорвался в такую, да Млин? — Вольдемар да Млин тогда уж, госпожа Нахтештерн, — с ухмылкой поправил её спортивный товарищ, —Бегал. По форме, думаю, понятно.       Вольдемар да Млин, прозвище «Пельмень». Получил его за… мастерское умение делать этот шедевр народной кухни народов Востока. Правда, почти все зовут его Вован просто потому что так проще, а особо бесстрашные вовсе зовут его Володька, за что нередко получают кое-что похуже, чем просто товарищескую оплеуху. Атлетичного телосложения молодой человек, гладко выбритый, с малость суровой, но доброй физиономией, в забавной широкополой шляпе с вырезами по краям. Владелец книжного ларька «Читайкин» недалеко отсюда и писатель. В своё время учился с Костровым в творческом университете, где они и познакомились. — Так, то есть ты хочешь сказать, что у неё дом прямо НАД своим местом работы?! — Костров посмотрел на потолок. — Так, ты вообще-то там даже был! — недовольно буркнула Янга, — И вообще, это я только год там! До этого я мотала чуть ли не с окраины города. — И ПОСТОЯННО пользовалась мной как такси, — дополнил её Пельмень. — Эй, я тебе за это платила вообще-то! — По 50 глассенмарок за одну поездку! На эти деньги я максимум, что куплю — банку дешманского пива, нефильтрованного, которого потом хочется после каждой такой поездки, чтобы забыть о всех твоих возгласах и недовольствах в машине! — Ну не виновата я, что ты тормозишь как хрен знает кто!       Костров уже выпал из реальности и перестал слушать их двоих. Они двое часто собачатся, даже несмотря на то, что крайне близки. О подробностях он знать особо не желает, потому, просто воспринимает их как лающих собачонок в такие моменты… Наконец-то еда съедена, чай выпит и сумма в 400 марок выложена на стол. Ещё 100 марок он даёт на чай; пусть порадуется с утра. — Я пойду, — промямлил лишь Костров, после чего покинул кафе. У него ещё обширные планы на сего-...

*Пилик-пилик*

      Уведомление на пейджер. Очень вовремя. «Приходи к парку у участка. Есть работа»— от неизвестного номера. — И ты думаешь я куплюсь, мошенник?..       Уведомление было проигнорировано с полным энтузиазмом. Но когда оно пришло ещё раз, и ещё, а затем с новым текстом:«ДА ТВОЮ ЖИЗНЬ, ТОХА, ТЫ СЛОМАЛ ВЕСЬ СЮРПРИЗ!»— уже было сложно не понять, что пишет кто-то знакомый, хотя и с незнакомого номера. Проблема в том, что «Тохой» его зовёт не такое большое количество людей в жизни, оттого хотя и не самый быстрый в мире по скорости обработки информации, но всё ещё ничего Костров понял, что единственным, кто мог так жестоко поступить — коллега по полицейскому участку, товарищ Иван Романович Калашников, который, в силу особенностей своего происхождения, записан в паспорте как «КАЛАШЪНИКОВЪ Иванъ Романъович»… Великий, могучий паранскийязык…       Будь Костров навигатором, он бы точно сказал что-то вроде«Маршрут перестроен», ведь встать прямо посреди пешеходного тротуара, загораживая тем самым его полностью, с полным безразличием к ситуации перейти улицу, на которой образовалась пробка, несмотря на то, что переход еле-еле видно на горизонте видимости… Это не просто смело. Это ужасно смело.

***

Парк «Лассен»

Главный вход

      Парк. Сложно описать нечто всеми знакомое и почти везде одинаковое — деревья разных видов, тропинки, дорожки, трава шелестит на лёгком ветру. Учитывая погоду и время, сейчас тут можно встретить разве что владельцев собачонок, питомцам которых надо потрясти своими лапками после ночи, да бегунов, которые то резко появляются из тумана, то также резко в нём пропадают. Хотя, нет. Есть всё-таки одна вещь, которая выделяет «Лассен» на фоне многих других зелёных массивов — арка на входе, когда-то бывшая входной группой огромного особняка, стоявшего здесь 11 лет назад. Почему же сейчас тут зелено? Всё просто — война никогда не меняется.       Всего чуть больше декады лет назад, в 1985, город Глассеоград был на грани военного поражения. Гражданская война на осколках некогда ещё более величественной Глайгардской империи унесла не только сотни тысяч, а то и миллионы людей в забытье, но и перекроила все её земли… И коснулось это в том числе архитектурных шедевров, в том числе и таких, казалось бы, сакральных мест...       Раньше на месте парка находился штаб сначала имперской, а затем и народной армии, защищавшей свою столицу от кровожадных врагов по ту сторону границы… Но всего пара авиабомб снесла этот шедевр двухсотлетней давности к чертям собачьим.       У Кострова с этим местом очень давние ассоциации. И воспоминания, причём далеко не радужные. Как никак, в те годы, будучи только-только ставшим совершеннолетним, он с рвением помогал опытным военным с анализом данных и разработкой тактики — старая, детская любовь игры в «солдат» очень помогла, а связи с главами штаба обеспечила ему право голоса. И в тот момент, когда здание взлетело на воздух, он был внутри.       Одни лишь боги уберегли его от травм, которые понесли многие другие в тот день.       Потому, вновь зайти сюда, зная историю этого места, комиссар 1-го отдела просто не желал. Никогда не желал. Товарищ же его, видать, решил эту привычку нарушить. Кстати, говоря о нём…       Вот и он, у тропинки, сидит на корточках. Как всегда в своём «пролетарском» репертуаре: моноклинная шляпа неопрятно надета на широкий лоб, закрывая своим козырьком пол лица, длинные чёрные волосы не особо ухожены и просто свисают вниз, образуя тем что-то похожее на каре, только раза в два длиннее и менее выразительное, лицо не побрито, на теле — синяя рубашка с подтяжками, джинсы, высокие кожаные ботинки и забавный то ли серый, то ли фиолетовый тренч с клетчатыми отворотами воротника. Дайте ему сигарету в руки, чётки и штаны посвободнее, и перед вами будет настоящий работяга портового города со страниц книжек, написанных «на основе реальных событий», или с постеров сериалов про бандито-гангстерито. — Потрогать траву… Как всё-таки прекрасна жизнь… — мямлит он, смотря на мокрую от погоды землю. «М-да… Без комментариев…»— лишь пронеслось у Кострова в сознании, после чего он решил немного покряхтеть, дабы привлечь внимание товарища. Со слухом у него не всё в порядке — контузия сказалась — но такое услышит всегда. — З-з-здравия желаю, товарищ офицер! С-старший оперативник 2-го отдела, Иванъ Романъович Калашъниковъ!.. — резко встав по стойке смирно, отчеканил Иванъ, но тут же понял, с кем имеет дело, — А, блин, это всё-таки ТЫ. Твою мою, не заставляй меня позориться так! — Но и ты не вынуждай меня требовать от тебя субординации, Калаш, — усмехается Антон. Эти двое — давние товарищи. Кажется, ещё тогда, на войне, они уже были не разлей вода… Так что неудивительно, что после 4 лет обучения Кострова в творческой академии, когда у юного иностранца появилось стойкое желание вновь отдать долг родине и защищать её, всю свою осознанную жизнь служивший собрат по оружию любезно пригласил его в новую жизнь, полную экстрима и… Заполнения бумажек под постоянно гнетущие атмосферу крики начальства. Странно, что ильтениец так быстро поднялся выше самого Иванъа Романъовича — Калашъниковъ отдал службе все 10 лет существования страны в своей современной форме плюс примерно 4 года службы военным предыдущему режиму, и всё равно он по званию ниже на две позиции, чем его бывший протеже. Но самого старшего оперативника это не сильно волнует — как бы то ни было, Тоха действительно хороший сотрудник, а значит так и должно быть. — Зачем траву трогаешь? — раздался закономерный вопрос гражданина в шляпе-федоре. — Так надо, Тох. Знаешь, в этом новомодном Интернете ходят «мемы» про то, как люди сидят в своих офисах и вообще не выходят гулять. Ну вот. Хочу доказать, что хоть раз в столетие, но я могу размять ноги. — Мемы?.. М-да… Лучше бы ты документы заполнял с таким рвением, чем сидел в этой сети, — Россетти приложил ладонь к лицу, выражая своё негодование. — Эй! Это вообще-то тоже МЕМ! Ах ты бес, меня, значит, отчитываешь, а сам-то лазаешь своими шаловливыми ручками за компом!.. Дай угадаю, ты ещё и на сайты для взрослых заходишь, пока никого нет, да?! — Чего?.. Калаш, напомню, мне 29 лет, не 15 и даже не 19, — Костров посмотрел на паранца с негодованием и удивлением, —Тем более, к чему мне это? По-моему проще девушку завести — хоть интереснее, и кроме как заниматься с ней всяким непотребным, с ней можно банально поговорить по душам. — Вымирающий вид — человек разумный и романтичный. Чё-то я в тебе этого никогда не замечал, — ухмыляется, будто дурак, Иванъ. — Кхм-кхм, — Костров посмотрел на него с явным желанием дать подзатыльник, — Чего звал? — А. Это самое, да. Сегодня приходи на станцию «Площадь Ивато», к 15 часам. У нас тут работка намечается, начальство попросило собраться в месте, где не будет прослушки и прочего. Ехать долго, поэтому за час до сбора собраться стоит. — Площадь Ивато? А… ты про метро. Я, честно говоря, всё время забываю, что оно у нас с недавних пор всё-таки есть, — ромей проверяет свои часы на руке, —Но меня пугает то, что у нас там«работка». Напомню, я в отпуске, на два месяца, по распоряжению начальства. — Это же начальство выписало тебе и мне предписание явиться сегодня в определённую неформальную локацию для обсуждения некоторых вопросов, — Калаш выдал Кострову бумажку с подписью, —Ты же знаешь фон Абена — его мнение иногда меняется по сотне раз в секунду, и всё ради «эффективности»! — Иногда я поражаюсь, как такой человек в принципе дослужился до старшего комиссара и является кандидатом в младшие советники…       Разговор иссяк за неимением в данный момент ни желания, ни тем для беседы. Иванъ Романъович продолжил пялиться в землю, покуда Костров изучал рукописный текст. И, к сожалению, это подлинник, и чёрными чернилами по белому листу написано «ЯВИТЬСЯ БЕЗ ОПОЗДАНИЙ», что означает прощай отпуск… в первый же его день. Ещё и с вычурным штампом морхемского князя… — И что мне с этим делать? Я только наметил себе планы, и тут на тебе… — Выкинь эту шнягу, будто тебе плевать, не знаю. А если серьёзно, то ничего, кроме как смириться. А ещё лучше — поискать себе новый костюм, чтобы не идти на встречу как старомодное нечто. Выглядишь как пацанчик из шестидесятых. — Ты вообще чёртов пролетарий двадцатых годов! Не тебе мне указывать, Калаш!.. — Мне можно! У меня денег нет, на то, чтобы круто одеваться! Да и за мной уже стиль закрепился. А ты вечно в этой форме! — Калашъниковъ наконец-то встаёт и протирает ботинки от мокрой земли, — Напомню, что ты комиссар, а значит у тебя должно быть публичное лицо. Без него тебя дальше наверх не пустят. Народ должен знать, что у них хорошие чуваки в жандармерии, в том числе красивые и статные. — Откуда это знает СТАРШИЙ ОПЕРАТИВНИК, которого на это звание поставили меньше полугода назад?! — Во-первых, этот старший оперативник имеет имя, фамилию и даже отчество, а во-вторых — я этой стране 14 лет служу! Как ты думаешь, откуда я это знаю?! Да я всё видел своими глазами! — Ладно-ладно, всё, убедил…       Оба замолкли. Убедить-то Иванъ Романъович убедил, но только как исправить возникшую проблему? Легко. Магазин одежды, желательно — не обычный, а премиальный. Благо относительно недалеко отсюда такой тут есть. Калаш, указав большим пальцем на выход из парка, будто без слов говорит комиссару«Пошли давай, парень, поможем тебе», а, потому, Антон радостно последовал за своим старым товарищем.       Пока теперь уже двое шли мимо разных домов, гражданин с хвостиком вспомнил о своём недавнем приобретении — новомодном музыкальном плеере, который тут же решил включить, чтобы послушать хоть что-то. Хорошо, что сейчас технологии развиваются, и послушать музыку можно не только на концертах и в кино, но и просто гуляя… — Что хоть слушаешь, Тоха? — Да диско какое-то… Не знаю даже, что за группа и что за песня. — Тоже в музыке особо не разбираешься? — Мягко говоря. Да. С другой стороны, а надо ли нам, жандармам, в этом разбираться? — ильтениец посмотрел на Калаша с небольшой задумчивостью в лице. — Тоже верно… Хотя блин, не только же о работе думать, ёмоё.

***

Магазин одежды «Прайм»

14:23

— ШЕСТЬ. ЧАСОВ. ШЕСТЬ, ТВОЮ МАТЬ! — Я ПО-ТВОЕМУ ВИНОВАТ, ЧТО ТЫ ТАКОЙ ТОЩИЙ, ТОХА, И ЧТО НА ТЕБЯ НЕТ НИ ОДНОГО НОРМАЛЬНОГО КОСТЮМА?!       Двое провели в магазине огромное количество времени и всё без толку — изначальный план о «приключении на двадцать минут» разрушился ровно в ту секунду, когда двое взрослых самостоятельных мужчин узнали, что далеко не каждый элемент одежды подходит именно для их телосложения, а также — что существуют такие штуки, как «размеры одежды».       Учитывая, что они двое идут на достаточно официальное мероприятие — ибо начальство далеко не каждый день просит своих работников собраться где-то за пределами жандармского участка — нормальный вид просто необходим. Но проблема в том, что ильтениец либо идут брюки, но пиджак выдаётся на редкость узким (спасибо широким плечам), либо же пиджак выдаётся на славу, но к нему в штаны можно запихнуть ещё одного такого же Кострова (спасибо достаточно узкой талии) — и тут даже ремень не помогает. — Короче, гражданин хвостик, — объявил ему Калашъниковъ, — Если ты будешь ещё полчаса тупить, то мы опоздаем и получим классную лекцию о том, какие мы распи-... Пардон, растяпы. Так что либо бери пиджак, а штаны выкинешь, либо СТРАДАЙ, СИДЯ В ЭТОМ НЕЧТО ПОД УКОРИЗНЕННЫЙ ВЗГЛЯД НАЧАЛЬНИКА. — Ты угараешь, гражданин паранец?! Я конечно побогаче тебя, но НЕ настолько, чтобы одеждой разбрасываться налево и направо! — возмутился Тоха, — Подлючий случай… С другой стороны, будто у меня выбор есть. Ладно, хрен с ним. Беру нормальный пиджак…       На глаза как раз попался один хороший, белый, с полоской серебряного цвета на краю лацканов. Штаны, конечно же, мимо — но придётся раскошелиться. — Хм… А неплох, — впервые за долгое время Иванъ не орал и не стонал от муки в лице адской скуки, —Но он стоит 10 тысяч марок. — Мой плеер стоил дешевле… Всевидящее око мне на голову… Я так разорюсь.       Касса, кошелёк, две синие купюры номиналом по 5 тысяч оказываются на стойке, за которой стоит продавец в элегантном смокинге, после чего товар в красивом пакете отдают новому владельцу. Лишь только выйдя за пределы магазина Костров тут же выбрасывает в первую попавшуюся мусорку и пакет, и длиннющий бумажный чек, и штаны — а пиджак тут же оказывается на плечах. — Надень его нормально, дебил. — Во-первых, у меня 110 IQ, а это значит, что я даже не олигофрен, Иванъ Романъович Калашъниковъ, а во-вторых — иди ка ты с такими предложениями! Жарко на улице! Не буду я париться в этом!       Да, после того, как утренний туман рассеялся, а дождь кончился, солнце вдруг резко взялось за прожарку всего и вся. Настолько резко это началось, что оба товарища поснимали и свои головные уборы, и пальто/тренчи. — Во блин… Реально… Распогодилось…       Скрасить обыкновенную, всем (особенно этим двоим) наскучившую ходьбу помогли быстро сменяющиеся виды широкого проспекта Единства, его жителями прозванного «Кишкой Единства» за его по ощущениям неимоверную длину и монотонность. По правую руку — старые, местами ветхие и выцветшие здания с пострадавшими от ненастий и обстрелов одиннадцатилетней давности крышами, заставшие ещё юность последнего императора, свергнутого пятнадцать лет тому назад, ныне же подлежащие долговременной и тщательной реставрации; по левую — однотипные не особо цветастые, «квадратные» новостройки, безбожно повторяющие архитектурный стиль «соседей», отличаясь лишь количеством во многом непристойных граффити на хозяйственных этажах и отсутствием красочных витрин, битком забитых разнообразным товаром.       Учитывая, что время — середина рабочего дня, когда увидеть хоть кого-то на улицах бывает проблематично, нет ощущения полной «пустоты» на тротуарах, и хоть какое-то движение да заметно: то торговцы заносят в свои магазины новые коробки с чем-то, то зеваки в костюмах мигрируют из одного кафе в другое, иногда заворачивают в арки в домах, ведущие в глубь дворов… Машин же, в отличие от пешеходов, достаточно много — центр столицы, как никак; тут вам и геометричные легковушки, и элегантные авто представительского класса, и грузовики… И даже эвакуатор, на прицепе которого стоит… Полицейское авто, откуда отчетливо доносилась ругань на незнакомом простому обывателю языке, что была слышна даже на другом конце проспекта. Внутри даже кто-то виднеется, тагарской внешности, в тёмном костюме с полосатым синим галстуком и солнцезащитными очками.. Не самый опрятный вид для представителя жандармерии, но зато крайне узнаваемый, особенно у подчинённых этого индивида, попавшего в столь непростую ситуацию. — Так… М-минутку… Это ещё что за?! Неужто хан Тайгонскийсобственной персоной! — лицо Иванъа вмиг преобразилось из спокойного в удивлённое и даже испуганное, — Твою дивизию, Тоха, давай быстрее… Я уже заколебался на него смотреть, сдерживая свой внутренний революционный порыв. — Какой-какой порыв? — Н-неважно! Давай ПРОСТО ускоримся!       За неимением желания рушить славный день своему товарищу в погонах, Тоха ускорил свой чёткий шаг, желая как можно быстрее уйти из поля зрения начальства; как бы то ни было, но не стоит быть на виду, когда ты в отпуске — мало ли к какой работе на гражданке обяжут.       Пройдя где-то сотню шагов от магазина одежды и миновав скрытую угрозу в лице взбешенного ругающегося тайгонца, людей стало чуть больше. Как минимум появились миловидные гражданки в выходных платьях — хотя чего удивляться, буквально за углом находится какой-то клуб, — а также товарищи разного социального положения: и школьники со студентами, уже грезящие о скорых каникулах, и деловые товарищи в дорогих одеждах и с новомодными импортными кнопочными телефонами, и какие-то представители разных субкультур… Ну и всё это социальное разнообразие подчёркивает самая абсурдная картина — некто в ярком красновато-малиновом, но достаточно тёмном костюме, с записной книжкой в руках, говорит с бездомным… — Скажите, стало ли сейчас лучше, чем во времена империи? Увеличилось ли пособие для безработных? Как сложно теперь найти работу? — вопросы лились, будто горная река, текущая с почти отвесных склонов, а гражданин категории БОМЖ даже не успевал и слова сказать, как товарищ с книжечкой что-то да записывал. — О, смотри, репортёр. Видишь повязку на руке? — Калаш указал рукой на репортёра со странной чёрно-жёлтой штукой на руке, — Классная тема, думал начальству предложить как элемент одежды. «Армбант» зовётся. — И в чём её смысл? Будто формы и значка нам не хватает… — раздражённо бурчит Костров. — Напомнить, как в последнее время увеличилось количество преступлений, связанных с мошенниками, которые представляются законниками? А эту штуку просто так не получить, — начал объяснять паранец, однако тут же осознал ещё кое-что забавное, — Минуту… А ОН-то почему этим занимается?! И почему с бомжом-то? — с этими словами Калаш было направился к репортеру, дабы из вежливости поприветствовать, да поинтересоваться, но твердая рука товарища опустилась ему на плечо, остановив того от совершения страшной ошибки. — Оставь их. Если ОН нас заметит, то мы так вообще никогда до цели не доберемся. Так что пускай уж товарищ-бездомный его задержит… Эта великая жертва забыта не будет, — полушепотом сообщил другу Костров. — Какая такая жертва? — ехидный голос за спиной заставил друзей остановиться и нервно переглянуться, — Иванъ Романъович Калашъниковъ и Антон Костров собственными персонами. Напомню вам, голубчики-жандармы, вы мне материальчик для статьи задолжали…       Собственно, источник этих крайне ехидных слов — местная легенда, гроза зазевавшихся прохожих и опустившихся маргиналов, автор самых абсурдных, но с тем и самых читаемых статей в столичной газете, репортёр со стажем в почти десятилетие, освещавший события от местной стачки алкоголиков на берегах грязнущей речки Лассен и заплывах в ней, до открытия подпольного бойцовского клуба, в котором «сражались» мужчины, одетые в детские подгузники. «Лорд над жёлтой прессой», «Осветитель неосвещенного», «Охотник за сенсацией» и многие другие глупые, но запоминающиеся титулы — все их получил Егор Братскин, земляк Иванъа Романъовича, невольный друг детства последнего, ведь получить себе в друзья человека, который сначала делает, а потом думает — это страшно. К тому же, что ему не скажи — об этом узнают ВСЕ вокруг. Типичный глашатай, мастерски подходит к своему ремеслу, к глубочайшему разочарованию окружающих. — Так… Тоха, у меня есть САМЫЙ надёжный план, который ты когда-либо в своей жизни слышал. — У тебя три секунды! — БЫСТРЫЕ НОГИ ПИЗДЫ НЕ БОЯТСЯ!

***

Метро «Площадь Ивато»

14:54

      С трудом оторвавшись от крайне назойливого репортёра, двое очутились у сквера, расположенного прямо у станции метро, где они и должны были оказаться в 3 часа дня. Пунктуальность у жандармов на высоком уровне — как бы то ни было, но получить выговор или лишение премии за опоздание НИКТО не хочет.       С благополучными мыслями, двое, абсолютно спокойно и молча, направились ко входу в метро. Новодел, если можно так сказать — первое во всей стране, всего 13 станций, но уже доказавшее свою эффективность по сравнению с трамваями и иным общественным транспортом — разгружать огромное количество работающих вне улиц города куда затратнее, но проще в долгосрочной перспективе. — Аж поверить сложно, что после войны всего десять лет прошло, а у нас уже это чудо инженерной мысли появилось… Я о таком слышал разве что в столицах заморских империй… — признался Калашъниковъ, удивлённо посмотрев на синюю букву «М» над входом.       Но спокойствие сегодня, видимо, можно не ждать. Костров не успел и шагу ступить в сторону входа, как понял, что лишился кое-чего важного на своих плечах. — Да ну Всевидящее Око… ПОЧЕМУ ПИДЖАК-ТО?!       К счастью, вор быстро дал себя обнаружить благодаря крайне редкому белому цвету этого дорогого элемента одежды. А, потому, вновь набрав полную грудь воздуха, комиссар со свистом устремился в сторону довольного вора. — СТОЯТЬ, РАБОТАЕТ ЖАНДАРМЕРИЯ! НИ С МЕСТА, ВОР, МАТЬ ТВОЮ! Калаш, который услышал ярый возглас товарища, тоже перестал стоять на месте и ринулся в сторону вора. Бежать до него далеко, да и сам преступник далеко не самый медленный, но имея в виду тот факт, что за это тряпьё было отдано целых 10 тысяч кровью и потом выстраданных марок, оба бравых стража порядка не собирались сдаваться так просто!       Довольно продолжительная погоня наконец завела двоих жандармов в узенький, провонявший нечистотами переулок, заканчивающийся на их счастье тупиком. Вор, озираясь по сторонам, не находя ничего кроме изувеченных при помощи граффити стен, грязных мусорных баков, старых картонных коробок, рваного тряпья и сохнущей на верёвках одежды, медленно повернулся лицом к запыхавшимся, но крайне недовольным служителям закона. — Именем… з-закона! Стоять… Н-на месте, п-петушара! — с трудом переводя дыхание пропыхтел Калашъниковъ, медленно приближаясь к нарушителю с крайне недобрыми намерениями, с наручниками в левой руке, правую же сжав во внушительных размеров кулак. — Стою-стою, товарищи-мусора, да смело повинуюсь, — злобно ухмыльнулся уголовник, вытащив из-за спины перочинный нож. Костров уже было приготовился к проблемам, встав в стойку, но тут его взгляд упал на друга. Лицо Калашъа исказилось в иступлённой злобе. — ЧЁ ТЫ СКАЗАЛ, ПЕТУШАРА?! МУСОРА?! — кулак паранца устремился к лицу правонарушителя, с характерным хрустом впечатавшись в него. Кровавые брызги, непродолжительный полет, и вор, словно мешок картошки, свалился на асфальт, так и не сумев воспользоваться своим оружием. Однако Калаш на этом не остановился, продолжая избивать лежащего на земле вора, не способного сопротивляться своему противнику, превосходящего в силе и комплекции. Лицо, рёбра, живот — все точки подвергались тяжёлым, но техничным ударам руками и ногами. Костров лишь оставалось в состоянии шока смотреть на это проявление невероятной свирепости и жестокости сильного по отношению к слабому. Вскоре Калаш остановился, заметив, что его противник уже давно отключился, потому молотить его более не имело смысла. — Ладно бы «ментами» обозвал, но чтобы так… — пробубнил Иванъ Романъович, вытерев кулаки об одежду вора, как тут заметил своего товарища, широко выпученные глаза и упавшая челюсть которого чётко передавали всю ту палитру эмоций, которую испытал ильтениец. — Т-ты его избил, — отрешённым голосом сказал Костров, смотря то куда-то в пустоту, то на тело вроде как всё ещё живого преступника, — В м-м-мясо размолотил… — Иногда кулаком и злым словечком можно добиться гораздо большего, чем просто злым словечком, — встав в горделивую позу, с умным видом произнес Калашъниковъ, испытывая крайнее удовлетворение от восстановленной справедливости. Затем он посмотрел на избитого вора, ухмыльнувшись, — Так-с, а это уже вооруженное нападение. Попал ты, конечно, малой. — Н-но ведь это же превышение полномочий… Ты ж его прям до крови… Тебя ж так с насиженного места пинками… — начал было Костров, но Калаш ловко заткнул ильтенийца, приставив палец к его губам. — Ой, Тох, ну чё ж ты нудеть то начинаешь из-за такой мелочи? Спишем всё это на вооруженное нападение на сотрудника при исполнении, необходимую самооборону и так далее по тексту. К тому же свидетель есть, в виде тебя, — с излишней самоуверенностью сказал Иванъ Романъович, а затем добавил, покосившись на находящегося в отключке вора, — Такому подонку полезно десяток лет отсидеть на нарах с умными мужиками. Может хоть чего-то да наберётся. — Ага… Десятку точно на нарах проведёт, да только уже не вот эта воровайка, а я, если буду тебя каждый раз покрывать, — серьёзно выдал Костров, смотря другу в глаза, — Напомнить, за что тебя из прошлого отдела выперли?       Калаш ничего не отвечал, понурив голову и сверля глазами асфальт. — Сейчас уже не то время. Правила изменились с военных пор. Добрее быть надо, гуманнее. Мы ж не хотим, чтобы это снова повторило-... — Да как добрее-то быть, в рот тебя етить комиссар Костров, коль даже такие отбросы день ото дня наглеют?! — с досадой и раздражением спросил друга Калашъниковъ, — Ладно деньги, ладно брюлики, но уже одежду повадились тырить у работяг! Я уж молчу про шишек покрупнее и поопаснее, коих тоже немало. Развелось тут, понимаешь, швали, а мы с ней возимся, в «добрячков» играем! Им всем почему-то глубоко фиолетово!       С этими словами Калашъниковъ достал сигарету вместе с зажигалкой из кармана и закурил. — Я ж видел, как это всё на самом деле. Как приходит с горящими глазами молодняк, с академии ещё только. Поработают пару лет, и всё, кирдык. Проще ж договориться, встать на ту же сторону, что и эти уроды, чем порядок наводить… А нас ещё и сверху жмут. Этого не делай, того не делай, ибо это же ж «не по заветам гуманистов»… — Закон суров, но это закон… — Херовый значит это закон, коли он его хранителей ограничивает от вполне логичных действий! Да пойми ж хоть ты, Тоха, нельзя с ними по-другому! Они ведь годик посидят, да снова за старое. Наглеть начинают от безнаказанности, да за делишки покрупнее берутся. А нам руки вяжут, будто мы не жандармерия, а шизофреники в палате…       Кострову нечего было ответить на данное высказывание. Он ни раз уже видел, как его друг, порой, перебарщивает, превышает свои полномочия. И хоть с моральной точки зрения его поступки худо-бедно оправданы, с точки зрения закона за такое следует суровое наказание. А жандармы должны быть гарантом исполнения этого наказания, как бы им этого не хотелось… Калаш тем временем взял в руки белый пиджак, уже успевший испачкаться в какой-то смердящей субстанции, происхождение которой мало кто захотел бы узнавать, и протянул его товарищу. — А вот и источник всех бед, провонял всеми нечистотами, которые можно только вспомнить… И в нём мне на официальное мероприятие… Где будут начальники… М-даа-а-а… — Да обожди ты пока с мероприятием, друже. У нас тут так-то будущий уголовничек, которого надобно проводить в надлежащее место. Ну-ка, помогай! — с этими словами Иванъ Романъович схватил отключившегося вора за руку и закинул её себе на плечо, таким образом приподняв его. Костров в ту же секунду к нему присоединился, за неимением альтернатив успев накинуть на себя испачканный пиджак, что спровоцировало гримасу отвращения на его лице.       Минут через двадцать, успешно передав вора в руки своих коллег, двое товарищей поскорей, дабы избежать ненужных расспросов о состоянии правонарушителя, вновь отправились в сторону метро с четким осознанием того, что на мероприятие они уже точно опоздали, и что простым выговором от начальства и лишением премиальных им уже никак не отделаться…

***

Клуб «Мунлайт»,

район Централ

16:34

Пустой ночной клуб в самом центре города, хотя и в середине дня — достаточно редкое явление…. Хотя чего греха таить — начальство силовых и правоохранительных структур, если того требует случай, вполне может даже в здании президиума встречу устроить и НЕ уведомить об этом глав государства. След, правда, от подобного подбора локации никуда и ни у кого не делся. — Мне одному интересно, а какого это фига у нас встреча в КЛУБЕ?! Тем более в «Мунлайте», куда ВИП-билет стоит до полумиллиона?! — с трудом сдерживая накопившееся негодование прошипел Костров. — Поверь, Тоха, за свои 14 лет на службе, это — самая странная локация для сбора. Может тут не только начальники? Фон Абен конечно буржуй, но НЕ настолько. —Настолько, — раздался откуда-то сзади монотонный голос человека в чёрном плаще.       Знакомьтесь, кошмар всех представителей правоохранительной системы столицы, обладатель характерной угрожающей и давящей ауры от его присутствия, «Рыцарь в чёрном плаще», князь Морхемский, старший комиссар 1-го отдела жандармерии Эммерих Вальтер фон Абен, многими сокращаемый до «Абис». 180 сантиметров чистого, убийственного занудства, недоверия к подчинённым, кладезь официальных формулировок на все случаи жизни, словарь цепляющих ругательств, а также неиссякаемый источник моральных и прочих «пинков», которые ВЫНУЖДАЮТ служителей закона выполнять всё настолько дотошно, как это возможно. За глаза его зовут «Плантатором», но не дай боги он услышит это — и вам обеспечена восьмичасовая лекция на тему о том, что из себя представляет рабовладельческий режим, а также субординация и много-много других несвязных тем, которые этот поистине странный и страшный человек умудряется соединить воедино. Кстати говоря о страшном — это действительно так, ведь далеко не каждый день увидишь человека в абсолютно ВСЁМ чёрном, с чёрными волосами, отдающими сединой и чем-то фиолетовым, но главное — с адски нетрадиционным для местных краёв зализом волос. Однако это не мешает чёлке скрывать примерно половину его лица от посторонних глаз, выделяя самую его очевидную черту — не особо приятный на вид, кривой крестообразный шрам на всё лицо. Одни видят в этом что-то загадочное и мистическое, другие считают этот шрам «украшением» для мужчины, однако сам Абис лично прожигает недовольным взглядом каждого, кто отмечает наличие этого уродства, в том числе и себя. — БВАХ! — подпрыгнул от неожиданности Калаш и тут же спрятался за спину комиссара Кострова, обладающего несколько меньшей комплекцией, отчего вся эта сцена выглядела нелепо со стороны. — И вам того же, товарищ старший оперативник, — монотонно и крайне безэмоционально проговорил фон Абен, после чего обратил свой взор на своего прямого подопечного, — Вам повезло, что мы не начали сбор раньше. Но учтите, товарищ Костров, по возвращению вас из отпуска, вас ждёт дисциплинарное взыскание за нарушение пунктуальности. С другой стороны, мне никто не мешает сделать ЭТО прямо сейчас… Ибо вы заставили ждать двух КРАЙНЕ занятых гостей тратить кучу времени в этой дыре. — Двух гостей?.. Вы хотите сказать, что пока мы ехали сюда, пройдя до этого половину чёртового района Лассенгар, встретив представителей абсолютно ВСЕХ социальных групп, после задержания ОСОБО опасного преступника, который хотел украсть мой пиджак, ВЫ ждали тут, в ЛУЧШЕМ НОЧНОМ, МАТЬ ЕГО, КЛУБЕ СТРАНЫ, А ТО И ВСЕЙ БЫВШЕЙ ГЛАЙГАРДСКОЙ ИМПЕРИИ, и называете это времяпровождение«тратой времени в этой ДЫРЕ»?! Сударь, вы, по-моему, малость охуели от жизни, — чуть ли не крича в лицо собеседнику говорил Костров. Старший комиссар, честно говоря, малость опешил от такого резкого и дерзкого выпада в свою сторону, но тут же начал гнуть свою линию. — Сударь, во-первых, не смейте повышать на меня голос, во-вторых, по-моему именно ВЫ имеете смелость употреблять нецензурную брань и выражения в отношении к собеседнику, в-третьих, да, я считаю это место дырой, а нахождение здесь — тратой времени впустую, в-четвёртых… — тут фон Абен немного согнулся и своими серыми, как сталь, глазами, посмотрел будто прямо в душу комиссара, — Я уважаю ваше мнение, но НЕ забывайте, что вы говорите со СТАРШИМ по званию. И мне глубоко плевать, что сейчас вы в отпуске и являетесь временно гражданским. Я ЯСНО излагаю?! — Т-товарищ насяника… — подал голос Калашъниковъ, все ещё боясь выглянуть из-за спины товарища, — А м-можно мы просто пойдем и начнём эту встр-речу?.. — Напомню, господин Калашъниковъ, что я не ваш непосредственный начальник уже как 2 с половиной года, а, потому, вы можете меня так сильно не бояться. Говоря о начальстве, вы не видели товарища Дуна по дороге сюда?       Говоря о неком Дуне, господин в чёрном плаще имел в виду индивида на полицейском авто, которое пару часов назад увезли на штрафстоянку. Кстати о жертве революционных порывов Иванъа Романъовича… Вот, собственно, и он — тайгонец, весь морально измотанный постоянными криками, с осипшим, но всё ещё злым голосом, постоянно шёпотом проклинающий сотрудников 7-го, дорожного отдела жандармерии, с расстёгнутой рубашкой коричневого цвета и до сих пор неснятым сине-голубым галстуком в полосочку. — Прошу прощения за опоздание и неважный вид, — холодно пробубнил опоздавший, явно не желая не то, что говорить, а просто жить, — Автодорожники, чтоб их хараал побрал! Мигрантом нелегальным посчитали, а паспорт забыл, как на зло!       Ханн Дун, истинный тайгонец и душой, и телом, хотя малость кьёминьской крови в нём тоже ощущается. Начальник Иванъа Романъовича, также старший комиссар, но 2-го отдела, коллега фон Абена и крайне экстраординарная личность, которой ОЧЕНЬ повезло с датой дня рождения: в свой 39-й праздник он попал сначала в допросную для выявления особо ужасающих обстоятельств его относительно нового дела, после прокатился по всему городу в душном авто, затем выписал тысячу и одну бумагу о том, что и в жизни не знает ни о каких картелях, занятых нелегальным распределением работяг с Востока в уютных столичных новостройках, и лишь спустя полсуток на ногах заявился и сюда. — О. Помяни чёрта, — спокойное лицо фон Абена на миг исказила довольная ухмылка, а в руках будто бы из ниоткуда материализовался подарок в лице бутылки какого-то алкоголя, — С 39-м оборотом вокруг солнца. — Это хоть и не зарплата, но тоже тема, которую я хотел бы избежать в обсуждении с такими, как ты, Абис, — буркнул устало Дун, однако заметив присутствие бутылки в подарочной ленте взял её, устало протянул: «В подарке пиво!», — после чего опёрся на стену.       Все четверо замолкли. Казалось бы, надо идти, но сил и желания ни у кого не было. Впрочем, а есть ли у них выбор, учитывая, что уже их ВСЕХ ждали какие-то важные, но до сих пор неизвестные гости? — Кста, а чё за дело-то? И почему тут так пусто? Неужто что-то из категории «Сверхсекретное»? — без толики иронии произнёс Калашъниковъ, чем тут же вызвал презрительные взгляды каждого из его окружавших товарищей. — Наверное мы узнаем об этом когда мы ПОЙДЁМ туда? — у комиссара Кострова было острое желание прибить своего товарища впервые с времён выбора пиджака (который, кстати, до сих пор пах чем-то ужасным), но, вспомнив о том, как эффектно этот паранский амбал разобрался с вором, желание резко поубавилось. — Да, граждане, проходим, не задерживаемся, — у морхемского князя уже медленно иссякало терпение. Кажется ЗРЯ он рекомендовал их двух…       Пройдя обитый бархатом и чем-то мягким коридор (повезло, что цвет был не белый, ибо, кажется, в дурдом всей этой компании билет заказан), группа вышла в большой зал, в котором играла громкая музыка, диско-шар прямо под потолком вращался с неимоверной скоростью, а где-то вдали поблескивали силуэты, слабо освещённые цветами всей чёртовой радуги (спасибо современным технологиям). На одном из танцполов в почти полном, гордом одиночестве виднелся мужчина лет сорока пяти, в фиолетовом костюме, с белой рубашкой, найхонскиммужским чёрным бантом, в туфлях с металлическим носком — кажется, не редкий гость подобных тусовок, учитывая то, с каким усердием и проворством он выводил движения, такие резкие, но и не дёрганые, умудряясь идеально попадать в видимо знакомый ритм. Вопрос только в том, что здесь, в такой ответственный час, забыл посторонний? И действительно ли это посторонний? — О! Наконец-то припёрлись. Я уж думал мы тут ещё часа два ждать вас будем, — как-то по-доброму сказал мужчина, закончив свой перфоманс крайне эффектно — проехавшись своими коленями по гладкому полу, — и выйдя к людям.       Лишь вблизи стало понятно, кто есть этот товарищ… Конечно, спутать мужчину с повязкой на глазу, с такой странной прической в виде пучка, с характерной бородкой и крайне ярко выраженными дармийскимичертами лица невозможно в принципе, особенно когда это лицо ежедневно показывается в телевизоре и газетах, а его достаточно дружелюбный голос слышен из каждого утюга. Левый председатель президиума Глассеограда, ответственный за внешнюю политику и в принципе достаточно популярный в народе представитель своего государства — Ороти Маэба. — Здравия желаю, товарищ Левый председатель 3-го Президиума Глассеограда! Старший комиссар 1-го отдела жандармерии по г. Глассеограду и член 1-го отдела ГРКИОП, Эммерих Вальтер фон Абен, по вашему распоряжению прибыл вместе с кандидатами! — отчеканил фон Абен, встав по стойке смирно и отдав воинское приветствие наивысшему чину в армии и госструктурах страны. Было бы странно, если бы столь культурный и крайне субординированный товарищ не сделал бы такой ход. Дармиец немного поперхнулся воздухом от столь чёткого, будто подготовленного на протяжении всей жизни приветствия, отчего даже немного расстегнул свою рубашку и снял бант. — Ой, да ладно тебе, Абис, к чему такие формальности? — наконец ухмыльнулся Маэба, — Спокуха, пока рядом нет злыдни, можно спокойно общаться, — и даже собрав их всех в кучу шёпотом проговорил, — И даже посылать её куда подальше. Заслужила. — Так, м-минутку. Т-то есть те самые теории с 11-го канала о том, что нас уже 4 года кормят видеозаписями, а вы все на самом деле трупы — это херня собачья?! Маэба-сан, так вы чё, РЕАЛЬНО живой?! — без всякого стеснения поинтересовался было Калаш, как тут… — Калашъниковъ Иванъ Романъович! — гавкнул вдруг Ханн Дун, — Ты хоть понимаешь, КТО перед тобой стоит, дурная ты башка?! Сдерживайся хоть ЧУТЬ-ЧУТЬ! А то лишу премии к чертям тагарским! — А я прочитаю лекцию о том, как вести себя со старшими по званию, — монотонно продолжил мысль тайгонца морхемский князь. — Да хватит вам его муштровать! Я его столько лет знаю! Ветеран службы и многократный орденоносец, защитник столицы, ещё и мой товарищ! Может себе позволить, — Маэба махнул рукой, будто это какой-то пустяк (на деле он сам хотел дать Калашу товарищескую оплеуху, но почему-то рука не поднялась на это благое дело), — Лучше скажите, почему тут так пахнет? Неужто сюда в меню что-то новое добавили?.. Ибо, честно говоря, воняет отвратно…       Тоха, до этого стоявший смирно с чуть не выпавшей челюстью и глазами навыкате от сцены, что развернулась перед ним, начал становиться все краснее и краснее и медленно, но верно стекать, как жидкость, по стенке, желая как можно скорее развоплотиться из этой реальности и никогда более в ней не появляться. — Костров, чё за дела? Не рад меня видеть, приятель? — Так и ОН ваш знакомый, господин Левый председатель? — удивился фон Абен, поправляя свои перчатки. — Что-то типа того. С другой стороны, это уже личное. Лучше давайте пойдем и уже утрясём всё. Как минимум, нужно ввести вас в курс дела, — тут Маэба резко преобразился в характере, его голос стал спокойный, даже деловой, — Кста, Абис, есть новая информация по делу инцидента в здании МОБ? Бюро хоть что-нибудь нарыло? — ГРКИОП? Бюро? Здание МОБ? Инцидент? Э-э-э, не сочтите за грубость, товарищ Маэба, но…Чё? — Калаш посмотрел на одноглазого с нескрываемым, отчасти детским удивлением.       От такого вполне себе ожидаемого вопроса председатель чуть не упал на пол, покуда комиссары уже начали сверлить в амбале несколько дыр. Один лишь Костров стоял на месте, всё также желая раствориться в ничем и забыть о том, что он служивый, которого отправили на важное задание — всего лишь пройти 20 шагов на выход, послать всех куда подальше и пойти ОТДЫХАТЬ СВОИ законные 2 месяца. — Пресвятое Око, фон Абен… Как… Почему?!. — надорванным голосом пытался подобрать слова Ханн Дун, пребывавший в состоянии искреннего, глубочайшего непонимания того, как его угораздило оказаться среди этих недалеких и безответственных людей, — Ну неужели ты не додумался написать?!. И ты, твою мою… Ну Калаш, ну пожалуйста… Не тупи хоть секунду своей жизни… Ну пожалей ты старика… — Приказ сверху был «собрать», а не «объяснять абсолютно все детали, которые нужны для их быстрого принятия в коллектив», Дун. И я его безукоризненно выполнил. Самодеятельностью заниматься не в моих правилах, — окончательно добил тайгонца своей нерушимой логикой морхемский князь. — Ох, етижи-пасатижи… — потёр виски Ханн, пытаясь успокоиться, — Фон Абен, как же с тобой сложно… Не пойму я никак, то ли тебе удовольствие доставляет людям важную информацию недоговаривать, то ли ты просто бестолковый идио-…       Вдруг в воздухе возникло липкое, неприятное, давящее, спирающее горло и мешающее ровно дышать чувство, заставившее Ханна Дуна осечься на полуслове. Маэба, стоявший на небольшом отдалении от группы, нервно, медленно, но верно обернулся и увидел то, что не должен был. Гнев, запечатлённый на лице, будто высеченном из чёрного гранита, недовольство, что видно у тех, кто часами стоял в какой-нибудь очереди и в итоге не дождался своего места, всё это вперемешку с неимоверно пронзительным взглядом, который не то, что душу видит насквозь, а способен делать рентгеновские снимки, причём далеко не одного человека одномоментно… Сверкающие в свете диско-шара очки усугубляли ситуацию и будто предостерегали мир от явления Медузы Горгоны народу… — К-к-кстати г-говоря о гостях… — Маэба нервно сглотнул, — З-з-знакомьт-тесь… П-правый председатель 3-го Президиума Г-г-глассеограда… — З-зед Нивилау… — очень тихим и болезненным голосом продолжил фон Абен. — Известная также как «Железная леди»... — закончил представление тайгонец, поклонившись в страхе.       Калашъниковъ и Костров до сих пор стояли в полном оцепенении. Перед ними была та, кого в жандармерии не без оснований прозвали «Диктаторшей». Им было настолько страшно, что даже движение электронов по атомным орбиталям в их телах на миг остановилось полностью, не говоря о дыхании, сердцебиении, моргании глаз и прочих особенностях живого организма… — Рада вас видеть, — сквозь зубы произнесла она, окинув убийственным взглядом всех. — З-зед, пожалуйста… Хотя бы на секунду… п-подумай… Не надо… — НАДО. Как вы там говорили, Маэба-сан? Заслужила?.. Ну вот, собственно, вы тоже. ВСЕ…

***

      Многие боятся экзекуции. Страшно боятся… Но, кажется, их пятерых ждёт кое-что хуже. Полное унижение, растаптывание в грязь и пыль, смешение со всеми существующими помоями и омерзительными субстанциями, отмена их общечеловеческих прав, лишение их абсолютно всех материальных и морально-духовных ценностей… И лишь после — долгожданная смерть. — Так-с, с кого бы мне начать?.. — она оголяет одну из своих рук от перчатки и пальцем начинает указывать на каждого, приговаривая, — …Но идут солдаты мимо, на клубешник не глядят. Отчего же так? Вестимо, шли солдаты на парад. Костров Антон! Два шага вперёд. «Спасите, ради всего святого…» — читалось в его взгляде, но стоило только Нивилау увидеть, что ильтениец с мольбой смотрит на своих товарищей, она тут же ледяным голосом, словно вода в проруби зимой, начала командовать. — Костров, я НЕ разрешала смотреть на других. Их тоже ждут дисциплинарное и прочие взыскания. Смотри мне прямо в глаза. И изволь УБРАТЬ с своего лица столь наигранную трусливую физиономию.       Не повиноваться у него не было абсолютно никакого права. Если бы он попробовал сделать хоть что-то, противоречащее её словам, кажется, его бы тут же расстреляли… Правда кто? Однако размышлять об этом приказа не поступало. Но вдруг, к абсолютному удивлению каждого, она даже не начала крыть его всеми возможными оскорблениями и ругательствами, а лишь тихонько обняла. — Давно не виделись, друг…       Кажется, от предыдущего гнетущего чувства не осталось ничего, но стоило Кострову на миг расслабиться, как вдруг его с силой сжали, да так, что дышать стало просто невозможно, а в ухе он услышал ледяной, могильный шёпот. — Но это не означает, что мой список претензий к тебе не состоит из нуля пунктов!       Быстрое движение, кратковременный полёт, и Костров отправился целовать пол, будучи с медвежьей силой брошенным на него. Нивилау же грозно стояла над ним, тяжело дыша — бросок через себя дался ей не так просто, как когда-то было в детстве… Все остальные стояли абсолютно поражённые происходящим. Но противиться или открывать рот никто не стал — это, хотя бы, не с ними происходит. «Прав ты, Тоха… Эта великая жертва забыта не будет…» — отметил про себя Калашъниковъ. — Во-первых, ты видел, в какой одежде ты заявился на ОФИЦИАЛЬНЫЙ ПРИЁМ с ГЛАВАМИ ГОСУДАРСТВА?! Почему от тебя несёт чем-то омерзительным?! Ты что, устроился водителем дерьмовоза?! Во-вторых, какого дьявола ты выглядишь как пропитый алкаш с тридцатилетним стажем?! У тебя отпуск начался СЕГОДНЯ! КОГДА ты успел нажраться?! В-третьих, какого чёрта ты, собака сутулая, опоздал на 43 минуты, 38 секунд и 618 миллисекунд?! Ты знаешь, какие члены Президиума занятые люди?! ТЫ ЗНАЕШЬ! И ВСЁ РАВНО ОПОЗДАЛ! В-четвёртых, какого хрена ты не уведомил меня о том, что у тебя отпуск?! Я бы его к чёрту аннулировала за то, какой ты безалаберный работник! В-пятых… — тут она посмотрела на него со всем возможным недовольством, будто бы он был виноват во всех бедах мира, — С какого перепугу это ТЫ стал комиссаром?! Что ж ты такого сделал, что тебя сам фон Абен рекомендовал на наше серьёзное дело ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВАЖНОСТИ?!       Со стороны пола раздались какие-то жалостливые звуки, похожие на речь. —Я-я… мог-гу… Кх-х… Всё объяснить… — МОЛЧАТЬ! С тобой разговаривает старший по званию! В-шестых!.. — Госпожа Нивилау, — окликнул её фон Абен, — Попрошу прекратить ваш акт насилия по отношению к подчинённому. В вашем взыскании более нет смысла. Вы не имеете права так позорно смешивать его с грязью.       Она лишь злобно покосилась на него, затем её взгляд снова упал на Кострова, пребывающего в до смехотворного жалком и униженном состоянии, напоминая маленького зашуганного зверька. Такая картина немного остудила пыл Зед, потому та подала комиссару руку и позволила ему встать на ноги. — Д-да… Прошу прощения… На меня что-то нашло…       Собственно, Зед Нивилау. Личность, которая, если пожелает, помножит на ноль кого угодно, даже своего собственного коллегу по Президиуму. Одета в чёрный костюм с длинным пиджаком, её волнистые волосы, несмотря на свою мнимую опрятность, выглядят нелепо, а на лице раз в секунду может проскочить абсолютно случайная эмоция. За таким странным фасадом же скрывается крайне принципиальный и умный человек, хорошо разбирающийся в своём деле… но явно не имеющий никаких навыков в НОРМАЛЬНОМ общении хоть с кем-то — ведь в этом случае её бы так не боялись подчинённые. — С-с-с каждым… Ух… Б-бывает… — сквозь боль пропыхтел ильтениец в федоре. — Ладно, дальнейшая экзекуция, так уж и быть, пока подождет, — легонько ухмыльнулась Зед, а затем быстро продолжила уже более официальным, присущим главе крупного государства, тоном — Полагаю, вам уже должно быть известно, зачем вас всех здесь собрали. — Э-э-э… Т-товарищ Старшой Начальника, а можно… — робко, словно школьник, начал Калашъниковъ. — Не можно! — резко перебила его Нивилау, — Я приемлю только «товарищ Правый Председатель» в качестве обращения, Иванъ Романъович, остальные формы оставьте при себе. «Чего вам надобно, старче», — так говорят в вашей глубинке? — Т-товарищ Правый Председатель, а таки… А зачем вы нас собрали-то?.. — с деревенской простотой задал вопрос Калаш. — В смысле «зачем»?! Вам что, не сообщили? — с ноткой нарастающего раздражения в голосе спросила Нивилау, злобно уставившись на разномастную ораву позади паранца.       Сам же Калашъниковъ с опаской покосился на фон Абена, стоящего позади. Примеру ветерана гражданской войны последовали и остальные, как по команде медленно повернувшие свои головы в сторону товарища в длинном черном плаще. Сам же Эммерих Вальтер изо всех своих сил старался поддерживать максимально стоическое выражение лица, таким образом показывая свою непричастность к случившемуся недопониманию. — Товарищ фон Абен… Когда-нибудь ваши финансы будут петь вам романсы. Запомните мои слова.       От такого крайне дерзкого заявления сохранять маску полного безразличия было просто невозможно, потому лицо итак небогато живущего «князя», до этих пор успешно сохраняющего спокойствие, на долю секунды скривилось в смеси ужаса и гнева, но тут же приняло прежнее состояние, будто говоря «Нет, нет, не сейчас». Но как бы старший комиссар не старался держаться и скрывать своё негодование, унять дёргающийся правый глаз он так и не сумел. Эта маленькая деталь не ускользнула от взора одноглазого председателя. — Причина тряски? — с наигранной серьёзностью, сдерживая желание засмеяться, как конь, спросил у фон Абена Маэба.       И если раньше остальные трое страдальцев своим взглядом коллективно хоронили морхемара, то теперь их взор сместился уже на Левого Председателя, сохранив все прежние эмоции, как будто бы говоря: «Извини, мужик, дальше ты сам». Ехидное — сравнимое с мордой голодной гиены, уставившейся на кусок падали, — выражение лица Нивилау, готовой вновь карать и наказывать, оправдывая своё негласное прозвище, озарило весь зал, дабы каждый присутствующий винтик системы понял, что происходит с теми, кто попусту тратит драгоценное время. И только было она захотела открыть свой рот, чтобы как следует окатить помоями своего коллегу, как тут до её ушей донесся ровный голос со стороны стоящего поодаль от группы «иностранного специалиста» в федоре. — Напомню, мы тут собрались по делу, а не лясы точить, Правый Председатель. — Костров, твое мнение меня интересует в последнюю очередь сейчас. Дисциплинарное взыскание про… — не успела предъявить закономерную претензию девушка, как её вновь перебил тот же, но ставший ниже голос, прозвучавший ещё серьёзнее. — По делу. — Товарищ комиссар, вы что, Уголовный кодекс давно не читали? Оскорбление членов действующе-... — ПО. ДЕЛУ. ТОВАРИЩ. ПРАВЫЙ. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, — непоколебимо, абсолютно спокойно, громко и чётко, как будто для огромной публики, произнёс ильтениец.       По началу Зед захотела сгоряча наорать на слишком многое себе позволяющего комиссара, но его слова, на удивление, подействовали как холодный, отрезвляющий душ. Физиономия Правого Председателя, ставшая вновь утончённым и спокойным лицом, приняла деловое выражение. «Ну ничего… Я это запомню, Костров…»— лишь пронеслось в голове Зед, пока её рабоче-профессиональный фасад говорил как по бумажке. — Впервые ты сказал что-то вразумительное, хвалю… Так вот. Раз ужкое-ктоне удосужился нормально объяснить, почему вас всех тут, собственно, собрали, проведу маленький ликбез. Прошу за стол, товарищи. А вы, Ороти-сан, метнитесь в подсобку, там важные вещички для гостей. — В смысле «метнитесь»?! Для чего мы, по-твоему, позвали Дуна и фон Абе-... —В прямом! Документы сами себя не принесут. ИДИ. — Й-йес, мэм… — протянул с досадой Маэба, однако перечить не стал: сил на ещё один скандал уже не хватит.       Пока Левый Председатель нехотя отправился выполнять работу прислуги, компания отправилась к одному из столиков, что пошире да побольше на фоне других. Зед решила не терять более времени, потому когда все уселись на свои места, сразу же начала свою кратенькую вводную: — Позвали вас по одной простой причине. Вы рекомендованы самим Всевидящим Оком, слэш мной, к вступлению вГосударственную Расследовательскую Комиссию Инцидента «Организации ПАНТер»— сокращённо ГРКИОП. Как вы видите из названия комиссии, мы расследуем дело, непосредственно связанное с одной очень когда-то печально известной организацией…       Организация ПАНТер… «Подпольный Антиимпериалистический Народный ТЕРроризм», если расшифровать. Организация, в военное время наводившая страх во всех уголках бывшей Глайгардской Империи: от солнечных шоргинийских холмов и уютных долин Илринии до суровых тайгонских лесов и резе-бэтэгских топей, от ледяных пиков высоченных северных гор Гьёрнланда и Хтаргыра до южных морей Эсда и Дугарна, в огромных мегаполисах Сент-Блатвора и Гёзума и даже в самых далёких глубинках, где, кажется, уже сотнями лет нет ни одной живой души. В своё время достаточно многочисленная группировка, представлявшая собой силу, сравнимую с настоящей армией, с которой вынуждены были считаться и крупные на тот момент политические течения, и которую неистово боялись мелкие объединения. Про простой народ и говорить нечего — вечная угроза сильно подкосила не одну сотню, если не тысячу мирных жителей страны, не желавших участвовать в массовом кровопролитии.       Ныне же идёт десятая годовщина их ухода в подполье — после окончания войны, истощённые, они не желали быть искоренёнными. Как иронично, что именно на этот круглый юбилей выпал самый беспрецедентный и ужасающий по своей наглости теракт, о котором среди народа, несмотря на попытки официальных властей замять это происшествие государственного масштаба, до сих ходит молва как о«Кровавом Провале Режима Нивилау». Забавно и то, что звучит это как одноимённый заголовок статьи под авторством Егора Братскина, единственного журналиста, публично осветившего данный инцидент в своей статье, ставшей заключительной в его официальной карьере… — Ошибок такого масштаба не терпит никто. И наша задача — найти их всех, — завершила свой монолог мадам Нивилау, элегантно присев на кожаный диванчик в изголовье стола, и, закинув ногу на ногу, стала поглядывать в сторону входа в подсобку, скривив недовольную физиономию. Оттуда пока слышались тихие звуки возни вперемешку с ворчанием и кряхтением, вскоре резко прервавшиеся громким звуком удара чего-то тяжелого и железного об пол и не менее громким ругательством на дармийском.       Из дверного проема показался раздраженный Ороти, одной рукой держащий светлый металлический кейс, и сразу же направился к столу. — Ну и хрен ли ты так долго, Ороти-сан? — Табуретку не нашёл… — ссадина на скуле дала об этом знать. — Крыть бы тебя матом, да, к сожалению, не могу прилюдно… — А раньше почему-то тебе это не меша-… — Завались! — прикрикнула на коллегу Нивилау, после чего, мгновенно успокоившись, обернулась к своим подчинённым, Кострову и Калашу, и спокойно продолжила, — По этой причине вас двоих, как хорошо проявивших себя на своих постах, начальство рекомендовало к вступлению в эту комиссию… — А также снабдило вас необходимой аммуницией, — дополнил Маэба, достав из своего саквояжа две кобуры с новым табельным оружием, — В случае вашего согласия, вы подтверждаете, что вся ваша деятельность становится секретной, а также вы полностью завершаете свою деятельность по другим сферам. — Так это что получается… Мы, типа, сверхсекретные агенты? — довольно спросил Иванъ Романъович, гордо улыбаясь. — Если тебе так проще, Калаш, то да. Нам нужны хорошие следователи. Вы — лучшие, кто есть в Глассеограде, и точно свободные от важных дел. Один и вовсе в отпуске… не так ли? — ухмылка дармийца наконец-то разрядила обстановку. — Прошу, не напоминайте… — скрывая внутреннюю боль пробубнел Костров. — Так что, вы за? — спросил после небольшой паузы одноглазый политик, протягивая им обоим свою жилистую руку в перчатке. Правда осознав свою не элегантность, он тут же её снял. «Всё равно выбора у них нет, в гостайну уже посвятили…»— подумал фон Абен, а его губы скривила довольная улыбка. — Будто у нас выбор есть, — пробубнил Тоха, словно прочитавший мысли своего начальника, после чего встал со своего места, — Я согласен, за паранца ничего не говорю. — Я в деле только если Кострову дадут звезды за его извечное занудство, — попытался подколоть друга Калашъ. — Ну то есть согласны… — ухмыльнулась впервые за день как-то по-доброму Нивилау, — Добро пожаловать на борт номер 1 по борьбе с криминалом! Фон Абен, ваша речь? — Да зачем этот лишний пафос, итак всё было сказано. С завтрашнего дня вы двое освобождены от всех обязанностей, ваши дела будут переданы вашим коллегам и так далее и тому подо-… — уже хотел было всё закончить Ханн Дун, но твердая рука морхемского князя, крепко вцепившись в плечо тайгонца, заставила того резко осечься. — Конкретно — 7-го мая в 00:00 дела комиссара А. Кострова будут переданы во второй отдел, под юрисдикцию старшему оперативнику Х. Бэйчолу в качестве его дисциплинарного взыскания… Ровно как и дело старшего оперативника И. Р. Калашъниковъа о краже тонны пельменей из точки общепита «Тупичок Нахтештерн» на тупике Эволюционном. С полуночи 7-го мая вы также будете обязаны следить за всеми информационными сводками, которые вам будут поступать различными способами — в основном через почтовую рассылку или по заранее установленному закрытому каналу радиосвязи. За сим всё. Можете быть свободными. А вас, товарищ Левый Председатель и товарищ Дун, я попрошу остаться дабы обсудить кое-какие насущные вопросы, НЕ требующие присутствия старшего оперативника Калашъниковъа и комиссара Кострова, а также Правого Председателя. — Минуточку, а я это почему присутствовать не должна? Имейте совесть! — фитиль пороховой бочки по имени Зед Нивилау начал стремительно уменьшаться в длине.       Костров и Калаш, которые всей душой не желали участвовать в дальнейшем скандале, решили, что надо незамедлительно действовать. Они тихонько встали со своих мест с максимально уставшим видом, затем аккуратно, словно санитары психиатрической лечебницы, взяли кипящую от гнева Нивилау под руки и стали её неспешно выводить. — ДА ВЫ У МЕНЯ СЕЙЧАС ВСЕ БАЛАНДУ ЖРАТЬ БУДЕТЕ, ЧЕРТИ ОКАЯННЫЕ!!! — брыкалась и извергала потоки ругательств в адрес всех присутствующих Правый Председатель, однако тренированные жандармы свое дело делали, пусть и с большим трудом пересиливая взбешенную девушку. Крики, визги и угрозы пожизненным вскоре стихли, и в клубе наступила наконец долгожданная тишина, которую терпеливо ждали трое оставшихся из всей компании. — Полагаю, мы теперь можем начинать, старший комиссар Эммерих Вальтер фон Абен? — спросил Ороти Маэба серьёзным тоном у морхемского князя, пока тот неспеша перебирал документы, оставшиеся с прошедшего заседания. — Именно, товарищ Левый Председатель. Или всё же можно просто Маэба-сан? — малость усмехнулся гражданин в плаще, после чего обратился к своему коллеге-тайгонцу, — Все досье раздобыл? — К сожалению или к счастью — да. Вытащить их из архива было, конечно крайне проблематично… Но дело сделано. Ох знал бы ты, как мне не, правда, нравится вся эта дурная идея, — протянул Ханн Дун, шурша рукой под столом. Вскоре послышался тихий щелчок, и у края стола открылась небольшая секция, в которой лежала стопка документов. Личные дела, пронумерованные от руки.Фон Абен вытащил их из потайного отсека в столе, начав их перебирать. — Хм… Действительно все. И так… Кто у нас тут? Герой Гражданской войны, судмедэксперт из 9-го отдела… Неплохо. Разыскиваемый уникум, гений по «матчасти», по совместительству не дурной боец… Хорош, но не тот, кто нужен прямо сейчас… Эти двое акробатов нам вообще сейчас не сдались… — искал нужную пометку морхемар, как вдруг радостно пробубнил, — О. Оно нам надо… —Цель А? Ты угараешь, плешивый? — Маэба недоумённо вскинул бровь, — Во-первых, зачем, во-вторых — нахуя? — Кх-кх-кх… Уровень дискуссии в западном Глассенрайхе прекрасен… Стоило уйти этой шальной эстрогенной затычке, как язык самопроизвольно развязался у каждого собеседника, — съязвил Ханн, тут же серьёзно продолжив, — Но вообще-то да. С тебя объяснение, князёк…

***

На выходе из клуба «Мунлайт»

18:23

— Успокоилась? — спросил наконец Костров у Нивилау, дав ей право шевелить своими конечностями добровольно. — И учтите, госпожа Нивила-... — Товарищ Правый Председатель, Калаш, — поправил его гражданин в грязном белом пиджаке. — Кхм. Товарищ Правпредседатель. У нас есть полномочия в случае угрозы применить силу, даже по отношению к вам, — продолжил паранский амбал, смотря на уставшего политика свысока.       Та лишь закономерно молчала. Было слишком много мыслей, которые в голове выглядели как настоящий ураган. Одним видом всё было прекрасно сказано. — До встречи, — холодно ответила она, напоследок недовольно зыркнув в сторону Кострова, — Надеюсь в следующий раз она пройдёт в более позитивном ключе.       Правый Председатель ушла в сторону парковки, где её терпеливо ожидал кортеж. Со стороны широкой улицы, на которой расположен клуб, уже собралась толпа ожидающих открытия танцплощадки. Но радостный свист, ровно как и куча включённых фонариков в руках людей, явно адресованных ей, вселили в неё мысль об удачном завершении дня. Может, всё и не так уж и плохо… — И-и-и… она свалила. Слава Оку! Никогда бы не подумал, что ПРАВЫЙ председатель может быть НАСТОЛЬКО занозой в заднице! — был откровенен как никогда товарищ в моноклинке. — И не говори… — вздохнул Россетти. — Зато заметь как люди радуются её появлению, — Иванъ Романъович вновь принялся за курево, — Может быть, так она старается с ума не сойти от всей этой ответственности? Всё ж, она первая ба-... Кхм, женщина на посту Президиума.       Россетти следовало бы что-то ответить, но слов не нашлось. Молчание вызвало непонимание у паранца, потому он предложил сигарету и ильтенийцу: — Говняк, конечно, но зато забористый. — Откажусь. В детстве уже надышался этой дрянью…       Теперь точно все слова были сказаны. Нет больше необходимости находиться здесь сегодня. — Ну и ладушки. Давай тогда, одинокий волк! Ауф! — попытался на прощание рассмешить Кострова Иванъ, но вновь мимо, ибо след комиссара уже простыл, затерявшись где-то в толпе, — М-да. Начальник из тебя может и будет хороший, но скрывать ты явно ничего не умеешь…       Уже хотел было и старший оперативник двинуться в сторону дома, как услышал знакомый ехидный возглас. — Так-так-так, голубчик-с… Напомню, ты мне всё ещё статью должен, тварь дрожащая.       От неожиданности жандарм выронил сигарету изо рта, уставившись на источник шума. Лицо Калаша видоизменилось в испуганную гримасу, его рот промямлил что-то вроде: «Ну… Мне пора, пока!» — а затем паранец не просто дернулся, а пулей убежал от входа клуба, будто с места преступления, прямо в закат по широкому бульвару имени Александра Праудмура, подальше от мчавшегося следом назойливого журналиста…

То был холодный май 1996-го года… До дня Истины оставалось 303 дня.