Сомния

      Юра проснулся оттого, что свет залил уже всю комнату. Некоторые кровати уже пустовали, но на его спальном месте было даже теснее, чем должно быть. Он был абсолютно точно не один, это его немного смущало. Он выбрался из-под пледа, и что-то под этим пледом зашевелилось.       — Ты наконец проснулся, — сиплым голосом сказал лежавший рядом с ним паренёк, — идём на веранду, нам необходимо опохмелиться.       Юра ахнул и отпрянул от него. Разум наконец прояснился, и он стал вспоминать, что было ночью. Полностью восстановить воспоминания он не мог, но всего того, что он вспомнил, было достаточно, чтобы понять: он попал. И ещё было непонятно, как именно он попал. Но история, к сожалению, случилась весьма неприятная. Только вот в какую сторону она будет неприятной, неизвестно.       В памяти Юры возникали образы, как он обнимал кого-то светловолосого и милого, как они шептались, и этот человек его целовал. И ему казалось, что это Слава, но сейчас он понял, что сильно ошибся. Перед ним был Ваня. Волосы его правда были похожи на волосы Славы, только вот в остальном они были абсолютно разные. Юра глядел на Ваню, всё больше заливаясь краской и не зная, перед кем ему сейчас стыднее: перед собой, Ваней или Славой.       — Чего ты? — спросил Ваня. — идём, у меня горло слипается.       Они вместе зашагали на веранду, где сидели почти все проснувшиеся. Многие были вялыми и сонными, по всей видимости, страдая от того же недуга, что и вошедшие. Юра внимательно вглядывался в лица окружающих, пытаясь понять, не изменилось ли к нему отношение после этой ночи. За большим столом сидел Родион, оккупировавший полупустую бутылку водки, и пытался лечиться её содержимым и соленьями из погреба. Юра тут же подорвался к нему.       — Родь, ты как? — спросил с тревогой в голосе Юра, наклонившись к нему.       — Получше, — выдавил из себя Родион, — что-то я не подумал, перепил…       — Можно ненадолго взять водку? — спросил Юра. — Нам с Ваней срочно нужно ликвидировать похмелье.       Родион посмотрел больным взглядом на Ваню, подошедшего к ним уже со стаканами и подал им водку. Юра боязливо посмотрел на Ваню, который глядел на него с каким-то ехидством и будто бы вызовом. Только вот что это был за вызов? Юра не мог разглядеть его природу, а оттого ему было ещё страшнее. Юра налил немного водки в стаканы и отставил бутылку к Родиону. Ваня продолжал на него странно смотреть.       — Выпьем на брудершафт? — Ваня улыбался как-то хитро и загадочно. — За начало нашей хорошей и приятной дружбы!       — Выпьем, — робко произнёс Юра, сглотнув от страха.       Перед тем, как выпить, Юра мельком успел осмотреть людей на веранде. Многим из них было откровенно всё равно: они были с головой погружены в решение проблемы похмелья. Но Родион, хоть и как все остальные хотел скорее вылечиться, глядел на Юру так, что по его глазам стало понятно: Юра совершает глобальную ошибку. Его больной взгляд выражал такое отчаяние, которое может быть у человека, не сумевшего спасти другого от какой-то страшной участи. Но Юра не мог отказать Ване с самого начала: во-первых, они связаны историей, о которой никто не должен знать, во-вторых, было бы невежливо отказать человеку, который предлагает выпить за дружбу. Это что же — Юра, новоприбывший в компанию человек, не хочет общаться с людьми из этой компании? Это совсем нехорошо. Поэтому Юра терпел.       Они скрестили руки со стаканами, выпили вместе. И Юра отстранился, подумав, что на этом они закончили. Но Ваня всё тянулся к его лицу губами, закрыв глаза. Это значило только то, что Ваня хотел выпить на брудершафт, соблюдая все правила. Юра медлил всего мгновенье, а после наклонился к Ване, чтобы его поцеловать. Когда молодые люди расцеловали друг друга в щёки, и Юра уже медленно разгибался, Ваня успел чмокнуть его прямо в губы. Это произошло так неожиданно, что Юра даже не понял, что вообще случилось. Он разогнулся и захлопал глазами. Сердце его забилось так быстро, как билось только тогда, когда его растлили. Нехорошее чувство поселилось в его сердце и стремительно разрасталось в нём. Юре почему-то захотелось плакать, и его глаза даже чуть намокли, но он не хотел, чтобы кто-либо из присутствующих видел его в таком состоянии. Он огляделся, не поворачивая головы. Никто ничего вроде не видел. Родион сидел в раздумиях, закрыв рот рукой. Пустой взгляд его не говорил ничего и одновременно выражал всё. Случилось что-то, выходящее из ряда вон.       Ваня улыбался очень озорно. Будто всё, что произошло, было для него забавной игрой. Юра стоял в недоумении и разглядывал его. Нормальный бы человек ударил его так сильно, чтоб он упал, стал бы бить ногами, чтобы не замараться об него, и говорить оскорбления. Юра не понимал таких нормальных людей. Да, Ваня нехорошо поступил, но как можно обидеть такого хрупкого молодого человека? Юра не смел ни словом, ни делом обидеть его.       Вдруг Юру хлопнули по плечу, он вздрогнул и повернулся. Хлопнула его Настя, видимо, только что проснувшаяся. Вид был у неё такой, что сразу становилось понятно, что на драму Юры ей глубоко всё равно, потому что у неё и так проблем хватает.       — У тебя руки трясутся? — спросила Настя.       — Нет, — ответил Юра испуганно.       — Бошка соображает?       — Вроде да, — неуверенно сказал он.       — Поедешь за едой, значит, — Настя взяла руку Юры и вложила в неё деньги, — алкашка у нас ещё имеется, возьми поесть на всех. Велик я тебе сейчас выдам.       — Я с Юрой пойду! — вызвался Ваня. — Думаю, помощь ему понадобится.       Юра повернулся к Ване, а тот будто и не замечал его смятения. Тем временем Настя решительно направилась на улицу, чтобы выкатить велосипед из сарая. Проблема была в том, что велосипед на даче был один, и Ваня прекрасно был об этом осведомлён. Даже Настя всё не могла понять, как Ваня хочет помочь Юре. Но много думать она не хотела, поэтому просто вытащила велосипед и позвала молодых людей. Она очень рекомендовала им поторопиться: хоть магазин ещё не открылся, но вскоре возле его дверей соберётся всё садоводство. Люди раскупят всё очень быстро, а кормить целую толпу людей как-то надо. Юра с Ваней выслушали все советы и поехали на одном велосипеде.       Они ехали на красном «Орлёнке» в весьма неудобном положении. Дело в том, что к багажнику велосипеда проволокой была примотана металлическая продуктовая корзинка. Поэтому Юра крутил педали, чтобы ехать как можно быстрее, а Ваня сидел на перекладине. Было неудобно всем: Юре было, хоть и немного, но тяжелее ехать, а Ваня устал сидеть на раме.       — Давай на перекур! — предложил Ваня. — Времени до открытия ещё много, а мы устали.       Юра крутанул педали назад, и велосипед резко остановился. Они встали в тень чьёй-то яблони, чтобы солнце их совсем не сожгло. Ваня достал сигареты, спички и начал курить. Юра молча наблюдал за ним. Ему вроде и хотелось разузнать, что и как вчера произошло, но мешала неловкость, которая преследовала его с утра. Ваня, видимо, почувствовавший, что на него пристально смотрят, повернулся к глядящему.       — Поделиться сигаретой? — спросил Ваня, потянувшись за пачкой.       — Не курю, — коротко ответил Юра.       И снова молчание. Томительная тишина, которая заставляет страдать похлеще жары и похмелья. Никто не мог начать разговор. Юре было плохо: они были плохо знакомы, а столько всего между ними произошло слишком близкого. Юре было очень неловко, но его долгом было прояснить ситуацию.       — Вань, я был вчера очень пьян, — начал быстро Юра, но после этой фразы осёкся, потому что его собеседник повернулся к нему, — ты прости, я перепутал…       Юра глядел виноватыми глазами на Ваню и не мог ничего говорить. Слёзы наворачивались от обиды на себя за свои действия. Ему хотелось разрыдаться, обнять Ваню и просить прощения до тех пор, пока не потеряет голос. Он прекрасно знал, как это до боли неприятно. Он не мог простить себя за то, что поступил так, как не должно ни при каких обстоятельствах поступать.       — То есть, всё вчера было не по-настоящему? — с нескрываемым разочарованием спросил Ваня. — Это всё предназначалось не мне? — он опустил голову.       — Да… Прости… — Юра громко выдохнул и потупил взгляд. Он хотел ещё что-то сказать, но подумал, что слова в этой ситуации излишни.       — Хоть кто она расскажи, — обиженно произнёс Ваня, пнув яблоню, под которой они стояли.       — Я могу тебе довериться? — осторожно спросил Юра, озираясь по сторонам, будто кто-то на пустой дороге мог их услышать.       — Не переживай, я понимаю, как важно хранить секреты, — Ваня всё глядел вниз. От его несерьёзности и ребячества не осталось и следа, — только тогда и ты мой не рассказывай.       — Хорошо. — Юра вздохнул. — Это не она, а он… — Ваня ахнул и посмотрел в глаза собеседнику. — Я вчера принял тебя за Славу Солнцева… Только, прошу, не говори никому! То, что было ночью, никогда не повторится, поверь. Это была… — Юра замялся, щёки его покраснели. — Пьяная слабость… Я сам ненавижу такое, только вот… Попал…       — Ты любишь Славу? — удивлённо спросил Ваня, выпучив глаза. — Но он же… Я абсолютно точно уверен… Не любит мужчин.       — Но почему же? — воскликнул Юра, уже не стесняясь никого. — Он мне звонил! Пригласил меня сюда, и он очень мило со мной всегда общается!       — Потому что ты его друг, — спокойно ответил Ваня, — такой же друг, как и Валя. Ты видел, как он смотрел на наших девушек, как он их обсуждал? Он определённо интересуется только женщинами…       — Да… — на выдохе произнёс Юра, вспоминая, как Слава вчера общался с Светой. — Но сердцу, увы, не прикажешь.       — Люби меня. — просто ответил Ваня. — Ты мне в целом нравишься, ты красивый и вроде хороший, а ещё здорово говоришь.       — Я не могу так, — сказал Юра, — не могу просто разлюбить человека и снова влюбиться в другого. А даже если и могу, то это будет нечестно по отношению к тебе.       — А ты правда хороший, — Ваня улыбнулся. — Я в любви не привередлив, так что если тебе вдруг станет одиноко, то я готов скрасить твоё одиночество. Ведь всем нужен человек, который будет любить… И если хочешь, я могу любить тебя.       Юра улыбнулся как-то грустно и взял велосипед. Какая-то странная тревога поселилась в его сердце. Он почему-то чувствовал, что Ваня от него просто так не отстанет, и это очень не нравилось Юре. Не нужны были ему воздыхатели, поклонники и любовники — всем, чего он хотел, были верные друзья и любовь Славы.       Ваня докурил и сел на раму, и они отправились в магазин. Путь по дороге, которую знал Юра, предстоял неблизкий, а утреннее солнце всё распалялось. Ваня, оказывается, был в этом посёлке не один раз, а потому знал короткую дорогу по теньку. Ваня указал дорогу, Юра послушно повернул на узкую тропинку, по две стороны которой росли деревья и кусты. После непродолжительной поездки под деревьями они оказались возле ручейка, весело журчащего во рве, который разделял дачные участки и лес. Юре нравилось прислушиваться к звукам, которые исходили из леса: птицы напевали разные мотивы, листва шелестела от малейшего дуновения горячего ветра, где-то вдалеке хрустели ветки под чьим-то весом. Нос обжигал горячий воздух, но всё ещё можно было учуять запах смолы из леса. Эта атмосфера немного рассеяла грустные мысли Юры. Он вспомнил, как проводил детство у бабушки в деревне. Только вместо леса в деревне были бескрайние поля, засеянные рожью, овсом, гречей и кукурузой, и зелёные луга, где паслись гуси и прочий скот. Иногда, конечно, в его деревне встречались небольшие лесополосы, что укрывали деревенские дома от постоянно палящего солнца. От тех деревьев не пахло смолой, но всё-таки нынешняя атмосфера навевала приятные воспоминания. Юра вспоминал, как был маленьким, и его не заботили никакие проблемы. Все его любили, страшных секретов у него не было, и волноваться ни за что не надо было. Не то, что сейчас…       Когда они приехали, возле магазина уже толпилось огромное количество народа. Множество стариков, охало, стонало и чуть в обморок не падало от жары, но никто не собирался уступать своё место в очереди. Юра и Ваня переглянулись. Им не надо было слов, чтобы понять, что купить продуктов на то количество человек, что в данный момент находится на их даче, у них не получится, а, следовательно, от Насти они получат очень сильно. Им ничего не оставалось делать, кроме как ждать: нехорошо распихивать пенсионеров только потому, что юные пьяницы и тунеядцы страдают не только от похмелья, но ещё и от голода.       Ждать надо было долго, и молодые люди снова никак не могли завести разговор. Молчание снова давило, и постоянные причитания стариков не спасали от неловкости. Надо было о чём-то говорить, хотя бы для того, чтобы скоротать время в очереди. И тут Юру осенило: они друг о друге ничего не знают, но после того, что между ними было, как-то нехорошо. Юра — порядочный человек, ему хотелось узнать про человека, с которым он имел неосторожность иметь, хоть и достаточно невинную, но всё-таки связь, получше.       — Ты вообще откуда будешь? — спросил Юра, вглядываясь в начало очереди, чтобы понять, сколько примерно им ещё вести этот светский разговор.       — Я на Проспекте Славы живу, — ответил Ваня, теперь пристально глядя на Юру, — недалеко от пустыря. Его хотят под парк переделать, храм что-то построили… Ты там был?       — Нет, — Юра всё ещё не смотрел на Ваню.       — Значит, надо тебе его показать, — Ваня подвинулся к Юре ещё, — новый район. Там человейников много, но это ничего, занятий там ещё больше!       — Надо Роде сказать, поедем, — тихо проговорил Юра, как бы делая для себя заметку.       — Да зачем тебе этот Родя? — возмутился Ваня. — Поехали со мной! Приедем с дачи и на следующий день пойдём гулять!       — Родя обещал показать мне тут всё… — сказал Юра.       — Всё он тебе покажет, но за южные окраины в ответе буду я! — продолжал настойчиво Ваня.       — Посмотрим, когда ближе к делу будет, — Юра вздохнул тяжело: одно дело спорить с человеком, которого ты видишь в первый раз, но которого уже успел возненавидеть, совсем другое — спорить с новым знакомым, который ничего плохого не сделал.       — Ладно, — Ваня секунду пребывал в спокойствии, — А ты откуда? Говорили, ты приезжий.       — Я из Воронежа, приехал сюда, чтобы учиться, — сухо ответил Юра. Он не знал, что дальше говорить.       — Понятно, — ответил Ваня, потупившись.       И снова молчание. Нечего было говорить, но и молчать трудно было. Молодые люди не смотрели на друг друга из-за неловкости. Помимо молчания на них давили ещё невыносимая жара и гул очереди.       — А ты какую музыку слушаешь? — вдруг спросил Ваня.       — Да я разное люблю, разное играю… — Юра замялся. — И русский рок, и зарубежные…       — А Queen любишь? — перебил его Ваня, заискивающе глядя в лицо Юры.       — Да, люблю… — растерянно произнёс Юра, не зная, куда деться от пристального взгдяда Вани.       — А у меня дома пластинки есть со всеми альбомами, — сказал Ваня, его глаза загорелись, — давай как-нибудь послушаем вместе?       — Давай, — Юра отвёл взгляд и скрестил пальцы за спиной, как бы освобождая себя от бремени этого обещания. Он надеялся, что скоро Ваня к нему охладеет и забудет про это предложение.       Дальше нечего было говорить. Юре этот диалог не нравился: он слишком смущался, когда Ваня с ним говорил. Да и молчание его тоже не устраивало. Компания Вани, может, и была бы ему по душе, если бы их не связывали непристойные события, произошедшие с ними. Юра всё винил себя в происходящем, мрачные мысли съедали его, и ни приятный запах леса, ни пение птиц, ни гул очереди не могли отвлечь его.       Не известно, сколько они стояли под палящим солнцем, пока магазин не открылся: никто из них не додумался взять с собой часы. Благо Юра и Ваня надели какие-то панамки перед выходом, иначе продовольствия бы их компания так и не увидела бы. Через какое-то время двери небольшого бетонного здания с деревянной крышей отворились, и в это же время небольшая часть очереди исчезла за ними. Не было бы в этом магазине прилавков, холодильников и касс, то туда бы зашло ещё больше народу, потому что места было бы больше. С другой стороны, если бы продуктов в этом магазине не было, то, получается, и идти туда не было бы смысла. И не было бы огромной очереди, и не заходили бы туда люди толпой. Юра размышлял об этом, глядя на то, как с виду слабые старики расталкивают друг друга из-за места в очереди и чуть ли не дерутся. В начале очереди уже во всю разгорался скандал, какие-то старушки спорили между собой на повышенных тонах. Атмосфера накалялась, а Юра уже думал о двух вещах: откуда в садоводстве столько людей, если рабочая неделя всё ещё идёт, и почему люди в возрасте, которым плохо в жару, дождь, холод, вдруг так энергично себя ведут в очереди, несмотря на погодные условия. Он всё глядел на очередь перед ними, хмурился, пытаясь найти ответы на свои вопросы, но так ничего разумного и не придумал. Оставалось только ждать.       Самые прыткие из стариков уже возвращались из магазина. Кто был с полными авоськами еды, кто радовался, что ему хватило хотя бы на какие-то продукты, но всех их объединяло одно: они пережили эту очередь. А Юре и Ване совсем нескоро можно было переступить порог магазина. Они уже думали, как Настя, да и все остальные, будут недовольны тем, что у них не получилось набрать столько еды, чтобы все наелись вдоволь. Недовольны — это ещё мягко сказано. Их самих Настя убьёт и съест.       Мимо них проходила маленькая старушка с двумя авоськами, полными продуктов. Её было сложно не заметить: она постоянно охала, пыхтела, то и дело с шумом опускала авоськи, которые весили, наверное, примерно столько же, сколько и она. Ваня опустил взгляд на неё, ахнул и тут же подорвался к ней.       — Баб Люб, Вы чего такие тяжести и одна таскаете? — он наклонился к ней и держал её за плечи.       — Ванечка! — воскликнула она. — Ты снова у Настёны гостишь?       — Естественно! — ответил Ваня. — Вы подождите чуток, мы тут с товарищем очередь отстоим и поможем Вам донести всё.       — Ох ты ж мой касатик! — старушка по-доброму улыбнулась. — А вы далеко от входа-то стоите?       — Неблизко… — Ваня взглянул в сторону магазина и почесал затылок. — Вы посидите где-нибудь в тенёчке, а мы постараемся побыстрее…       — Ой, да подойди к бабе Маше, она почти у дверей стоит, — баба Люба указала на начало очереди, — она тебя пропустит, а потом вы нам поможете сумки донести.       Ваня кивнул, широко улыбаясь, и помчался к Юре, который всё это время наблюдал за ним. Он рассказал, как обстоят дела, и они вместе отправились в начало очереди, перед этим оставив велосипед бабе Любе. Когда Ваня наконец высмотрел бабу Машу, то взял Юру за руку и втиснулся в очередь. Люди завозмущались, но пока никто ничего не говорил.       — Здравствуйте, баб Мань, — Ваня заулыбался, — а можно с Вами постоять? Мы вам с баб Любой поможем.       Полноватая старушка с полностью седыми волосами выглядела очень доброй, но когда она заулыбалась от предложения Вани, Юре показалось, что на её добром выражении лица до сих пор держится свет.       — Конечно вставайте! — сказала она. — Не перевелись ещё настоящие молодчики!       — А Вы чего это всех подряд пропускаете? — строго спросила сухая длинная старуха. которая стояла позади. — Может Вы ещё всю очередь вперёд себя пропустите? Ишь тут молодчики нашлись! Пускай постоят с конца! Не убудет от них!       — Мы сюда не за просто так встали, а чтобы женщине помочь, — спокойно объяснил Юра. Колко отвечать сил у него не было. — И не всю же очередь она перед собой пропустила, а только нас. От Вас не убудет.       — А что вообще молодые люди тут делают? — продолжала старуха. — День рабочий, а они тут! Тунеядствуем что ли, товарищи?       Юра хотел уже ответить этой женщине как-то и даже набрал воздуха в грудь для ответа, только вот Баба Маша его опередила.       — Молчи, гадюка, — лицо бабы Маши изменилось, теперь совсем не осталось в нём доброты, — если тебя уже мужчины не любят, то это не значит, что ты должна мне завидовать.       Злая старуха ахнула на это. Она не знала, что ответить и просто смотрела на бабу Машу с открытым ртом. Спустя полминуты она звонко заверещала что-то в ответ. Начался скандал, и конец его наступил только тогда, когда все участники конфликта переступили порог магазина. Не сказать, что продуктов в нём было очень много, но лучше было купить хоть что-то, чем есть одни соленья и противный «Завтрак туриста». Взгляд молодых людей приковали остатки докторской колбасы. Юра пытался не поддаться соблазну, но Ваня взял его за руку и потянул к прилавку с колбасой. Юра особо не сопротивлялся: обычно такую колбасу в его семье они покупали по праздникам, но на этой даче вся жизнь ощущалась так торжественно, что он возомнил, будто все, кто находится у Насти в гостях — богема, аристократия, которая может себе позволить купить и колбасу, и вкусные рыбные консервы, и горошек консервированный, и много-много мяса, и огромное количество пепси-колы. Они попросили взвесить колбасы и мяса на определённую сумму, взяли консервированные горошек и кукурузу, потом Ваня пошёл за пепси-колой, которая пользовалась спросом в основном только на выходных из-за того, что к старикам приезжали внуки. Ещё Ваня нашёл «Havana Club» и не смог пройти мимо: вытребовал у продавщицы две бутылки, хотя прекрасно знал, что алкоголя у них, в отличие от еды, очень много. Юра додумался купить остатки макарон, перловки и других круп из того, что не успели ещё раскупить пенсионеры, а на большее у них денег не хватило.       Наконец они вышли из магазина вместе с бабой Машей и тут вдруг поняли, что купили-то они на целую толпу людей очень мало чего-то, чего хватит, чтобы кормить целую толпу людей хотя бы день. Молодые люди переглянулись и молча согласились друг с другом в том, что получат нагоняй от Насти. Синхронно вздохнув, они поплелись к бабе Любе.       Старушка сидела в тени дикой вишни на бетонном ограждении возле пруда. Заметив Юру в компании Вани и её подруги, баба Люба широко распахнула глаза и ахнула. Она прижала ладони к груди и глядела на друга Вани так, будто он на её глазах умер, а теперь воскрес. Молодые люди повесили все сумки на велосипед и медленно покатили его до участков старушек.       — Кто ты такой, касатик? — спросила баба Люба, обращаясь к Юре.       — Я Юра Зимов, — ответил он, — я недавно тут, из Воронежа приехал, знакомлюсь с местностью, так сказать.       — Какой молодец! — баба Люба улыбнулась. — А чего приехал?       — Да учиться, — просто ответил Юра, — у меня сестра тут живёт, не жалуется, так что родители меня сюда и отправили.       — Это правильно, учиться нужно… — сказала баба Люба.       Ваня всё это время думал о том, что они потратили примерно половину месячной зарплаты инженера за один поход в магазин. И купили они не то, чтобы самые необходимые и нужные в их ситуации продукты. Представив в очередной раз, как Настя будет ругаться на него и Юру, Ваня тяжело вздохнул. Тогда баба Люба повернулась к нему.       — Чего ты нос повесил, Ванюш? — спросила она.       — Да мы купили не того… — грустно ответил Ваня. — Настя ругаться будет… Нас просто много на даче, а мы мяса купили, колбасы…       — Ну ничего страшного! — сказала баба Люба. — Мы же соседи с вами, мы вас покормим!       — Правда? — воодушевлённо спросил Ваня.       — Правда, — повторила баба Люба, — дед Саша сейчас на рыбалке, мы уху с Настей сварим, на всех хватит!       — Ну баб Люб… — Ваня улыбнулся и облегчённо выдохнул. — ну Вы голова!       — Тогда сейчас меня проводите и идите к Настёне вместе, — вмешалась в разговор баба Маша, — на тебя-то, Любка, она не будет ругаться.       Так они и сделали. Довезя продукты бабы Маши до её участка, они отправились со второй старушкой к Насте. И вот они подошли к открытой калитке. Всё внутри Юры трепетало от тревоги. И уже не оттого, что случилось ночью, а от осознания бездарной траты денег. Он взглянул на поникшего Ваню и понял, что не один волнуется насчёт похода в магазин. Настя сидела в тени крыльца и скучающе глядела куда-то вдаль. Услышав возню возле калитки, девушка повернулась на звук и увидела, что вернулись спасители, а с ними и её соседка — баба Люба, которую Настя знала всю свою жизнь. Она вышла к пришедшим и мило поздоровалась со старушкой.       — Что купили? — Настя строго взглянула в сторону молодых людей, те замялись, стали прятать взгляды, а вместо слов из их ртов выходили только вздохи сожалений.       — Настюш, я тут подумала… — начала баба Люба. — Мальчишки твои… — она посмотрела на Юру. — Помогли мне здорово, так что давай веди всех своих ко мне. Дед Саша наверное уже с рыбалки вернулся, уху сварим, вместе все поедим… Нам, старикам, в радость, а вам, молодёжи, попроще будет!       — Ладно, — пробормотала Настя и посмотрела на Юру с Ваней с прищуром, — что-то вы учудили, но баб Люба вас спасла, будьте благодарны ей… Идём!       Юра с Ваней вздохнули с облегчением, а Настя пошла за голодными бедолагами, которые отсиживались в доме, чтобы они помогали в готовке. Все, кому было более менее хорошо, стали потихоньку выползать из дома, жмурясь от солнечного света. Родион тоже был в числе людей, которые немного оправились после попойки. Проходя мимо Юры с Ваней, он взглянул с сочувствием на Юру и поплёлся к соседке. Самым свежим и бодрым был Слава. Он пил немного и был окрылён нежным трепетом от знакомства со Светой. Слава успел даже найти её после того, как проснулся, но девушка всё ещё спала в комнате, где в основном отдыхали остальные дамы. Узнав, что нужно готовить, Слава решил, что будет так стараться, как ни старался никогда в жизни. И всё это ради Светы, чтобы она проснулась, вкусно поела и поняла, какой Слава хороший.       Юра и Ваня стали раскладывать купленные продукты под строгим надзором Насти. И много времени девушке не понадобилось, чтобы понять, что такого натворили мальчики. Когда она вблизи увидела авоську, из которой торчала бутылка рома, она злобно зыркнула на парней, те лишь жалобно заглядывали в её глаза в надежде на прощение. Но чем больше Настя всматривалась в содержимое авоськи, тем злее она становилась.       — Мы значит все собирали деньги, насобирали на еду, чтобы никто не голодал, а вы, значит, решили напокупать дорогой херни? — возмутилась Настя. — А баб Люба с дедом Сашей нас, оболтусов, корми!       — Настён… — Ваня вздохнул грустно и опустил взгляд. — Ну надо же себя побаловать! И мы на всех это купили, чтобы всем было хорошо… — попытался оправдаться юноша.       — Побаловать… — Настя раздражённо выдохнула, скрестив руки на груди. — Ну теперь будете баловать бабу Любу с дедом Сашей! А то они что, за просто так нас будут кормить?       — Справедливо, справедливо, — Юра попытался успокоить Настю, — конечно мы поделимся, иначе как… Иначе неправильно будет…       — Вот! — протянула Настя. — Несите тогда всё к ним! И ром тоже! Дед Саша будет рад!       Ваня вздохнул: не хотел он делиться дорогим заграничным ромом, но, к сожалению, придётся. Благо, старики пепси-колу не пьют, и ему достанется чуть больше, чем ничего. Они понесли всё купленное на соседний участок, чтобы готовить уже, судя по времени, обед.       За воротами стоял старенький голубой «Москвич», на котором приезжали на дачу старики. Юре даже захотелось попросить покататься на нём: дед Юры учил его ездить на машине, и он неплохо освоил навыки езды. Дом у стариков был не самым большим, но выглядел опрятно. В самом дальнем углу участка стояла бревенчатая тёмная баня. Молодые люди прошли на крыльцо и увидели ведро с рыбой. Воды в ведре было не очень много, и рыбы в нём почти не шевелились. Наверное это даже и к лучшему: в ведре были и небольшие щучки, и окуни. Было бы неприятно, если бы щучки поели окуней. Есть окуней тут можно только дачникам. Здесь же сушились и рыболовные снасти.       На кухне за столом сидел коренастый старик в тельняшке в чёрную полоску. Лицо у него было румяное, сам он сильно загорел на солнце. Он был полностью седым, на макушке волос у него не осталось, но редкие волосы, что остались, он, видимо не стриг. Зато было видно, что за своей редкой козлиной бородой и усами, закручивающимися вверх, он ухаживает. Он улыбался чему-то очень весело, а, завидев Юру, посерьёзнел и стал глядеть на него исподлобья.       — Это вы, касатики, старухе моей помогли? — спросил он.       — Ну а как не помочь? — ответил Юра. — Нам несложно, вам в радость!       — Ну какие молодцы! — старик хихикнул и встал из-за стола. — Меня дед Саша звать! — он протянул руку Юре.       — А я — Юра Зимов! — парень пожал руку старика.       — Юрка… — дед Саша усмехнулся как-то тоскливо. — Ну ладно, касатики, девок зовите, пусть моей Любке помогут приготовить на всю ораву… А я спать… — старик вдруг взглянул на Юру, вспомнив что-то. — Юрка! Разбуди меня, когда обед будет готов.       — Разбужу, — Юра усмехнулся и в шутку отдал честь, прикрыв непокрытую голову рукой.       Дед Саша вздохнул и отправился, видимо, в единственную комнату, помимо кухни-зала. Тут пришли и остальные помощники: они помогали набрать воды и теперь шли с огромными вёдрами в дом.       И тут на кухне стало тесно. Все чем-то занимались, несмотря на то что баба Люба не хотела, чтобы парни готовили. Молодые люди сами упрямились уходить с кухни: нехорошо как-то, что старуха их приняла тут, а они ничем ей не отплатят. Правда, нескольких выдворить всё-таки удалось: они чистили овощи во дворе, чтобы сильно не мешаться. С подготовкой ингредиентов управились быстро: слишком много человек этим занимались, чтобы медленно готовить. Когда же дело оставалось лишь за тем, чтобы варить уху, молодые люди начали сервировать стол. Кто-то пошёл за стульями, чтобы все уместились, кто-то принёс посуду, кто-то даже принёс старый стол из сарая на участке Насти, чтобы все уместились. Девушки занялись мясом, чтобы парни его пожарили. Чтобы задобрить деда Сашу, был принесён весь алкоголь, который у молодых людей был. Девушки готовили оливье с горохом и небольшим количеством колбасы и остатков вчерашнего шашлыка, парни — тонко резали колбасу, чтобы каждый смог насладиться деликатесом. Они голодными глазами смотрели на еду, пускали слюни, но никто не смел съесть даже кусочек до тех пор, пока все не сядут за стол. Это было бы не по-товарищески.       И вот наконец всё было готово. Юра, как и обещал, разбудил к столу деда Сашу. Увидев, чем они сегодня будут обедать, старик ахнул.       — Вот это вы, конечно, поляну накрыли! — восхитился дед Саша и сел во главе стола. Подле него оказались его жена и Юра.       Пожелав друг другу приятного аппетита, все принялись трапезничать. Ну и славный вышел обед, надо сказать! Уха была то, что надо, колбаса была невозможно вкусной, салат тоже вышел прекрасным, а алкоголь! Такие блюда даже в самых престижных ресторанах, наверное, не подают! Наевшись, компания разбрелась: кто пошёл готовить шашлык и запекать на углях картошку, кто остался пить, а Юру снова попросили затопить баню. Юра тогда вышел из-за стола в полной готовности выполнить просьбу.       — Юрка, — тепло позвал его дед Саша, — давай я тебе помогу!       — Дед Саш, отдыхайте! — ответил Юра. — Я сам справлюсь!       — И всё же давай помогу, — это больше звучало не как предложение, а, скорее, как просьба, мольба.       И Юра согласился. Они вдвоём пошли к настиной бане. Проходя мимо жарящих шашлыки, Юра заметил, как Слава снова общается со Светой. Неприятный ком, мешающий дышать нормально, подступил к горлу, а на глазах норовили выступить слёзы. Юра держался: нельзя, чтобы хоть кто-нибудь узнал его секрет. Нельзя, чтобы дед Саша увидел его слёзы. Он знал, что чувства всегда надо держать при себе, чтобы не стать объектом насмешек.       Они ещё чуть-чуть накололи дров и стали разводить огонь. Всё время они почти не говорили и обменивались только фразами «по делу». И когда надо было следить за печкой, они молчали. Только дед Саша всё время будто хотел что-то сказать. Он время от времени силился начать разговор, но слов не находил.       — Юрка, а ты откуда будешь? — спросил вдруг старик.       — Из Воронежа, — ответил Юра, — приехал учиться, живу со старшей сестрой, — предупредил остальные вопросы он.       — А я смотрю, ходишь ты в в тельняшке и в штанах армейских… Служил? — спросил дед, грустно улыбаясь.       — Да, — ответил Юра с некоторой гордостью. Всё старшее поколение уважало его за то, что он служил, а оттого он этим гордился.       — Вижу, пограничником был, — дед Саша усмехнулся, глядя на оливковые полосы тельняшки.       — Да, служил на границе с Румынией, — сказал Юра.       — И нравилось служить-то? — спросил дед Саша.       — Нравилось, не нравилось — долг Родине надо было отдать, — торжественно произнёс Юра.       — Это правильно… — с тоской сказал дед Саша и встал. — Ну, вроде горит и греет… Пошли, Юрка, к остальным… — его голос дрогнул.       Пока баня растапливалась, продолжалось веселье. Первая партия мяса уже была на подходе, и все ждали, когда можно будет его съесть, будто бы некоторое время назад никто из них ни уплетал уху и оливье за обе щёки. Во время ожидания все пили, не боясь, что другим не останется: алкоголя было в избытке. Всем было весело и хорошо: они сыты, пьяны и беззаботны. Даже Юра отвлёкся от мрачных мыслей: он не думал ни про Славу со Светой, ни про случай с Ваней. Ему было хорошо. Он не замечал странных взглядов бабы Любы и деда Саши, которые глядели на него так с момента их знакомства.       — Юрка! — дед Саша вдруг схватил дрожащей рукой руку юноши. — Юрка, знаешь… Как там в армии?       — Строго, — коротко ответил Юра, — строго, но справедливо.       Все старые люди, которых Юра встречал, любили, когда хвалили армию. Все они восхищались советской армией: эта армия и власть свергла, и фашистов победила, и другим странам помогала. В общем, все старики считали, что через армию должен пройти каждый мужчина, а жаловаться на армию нельзя. Юра был немного другого мнения: он любил всех и вся. Ему несложно было держать дисциплину, обучился он солдатскому делу легко. Только он всё думал: он теперь может назваться солдатом, он умеет собирать и разбирать автомат, умеет обращаться с гранатой, знает, что нужно делать во время боевых действий. Он солдат, его научили, как можно убивать людей. Он солдат, его учили также примерно, как обучают солдатов в других странах. И обучают чему? Не тому, что в здоровом теле — здоровый дух, не тому, как можно выжить в полевых условиях если что — учат в первую очередь воевать. А когда воюешь, за правое дело или нет — надо убивать. Это удручало Юру, который любил всех людей. Но он не мог это сказать. Он говорил так, как будет приятно ушам спрашивающего.       — А я считаю, что не справедливо, — чуть не задыхаясь, проговорил дед Саша, — знаешь, Юрка, был у меня внук… Олежей звали… На тебя был похож очень сильно… Он единственный у меня был… От единственного сына… Пошёл служить, а его в Афганистан отправили… Мы думали, он на границе будет, но нет… Убили его там… — Старик вздыхал рвано, а по щекам его катились слёзы. — Несправедливо, что молодых парней вот так увозят… У них ведь вся жизнь впереди… Мы-то воевали, чтобы дети, чтобы внуки не знали, что такое оружие… А получается…       Юра взглянул на старика безумными глазами, часто задышал и тоже не сумел сдержать слёзы. Юра знал, что это и его вина, что этот Олежа умер: родители его договорились, чтобы Юру отправили на границу подальше от войны, потому что тот в это время был в раздрае из-за случившегося с Типом. Отец тогда его ещё пристыдил за это: «Ты понимаешь, что я сделал для тебя?» — грозно спрашивал отец. — «Это не честно по отношению к другим: твоим друзьям, знакомым и мальчишкам твоего возраста. Но я вижу, что тебе плохо. Не знаю почему, но плохо. Поэтому служи хорошо, не пререкайся ни с кем, не возникай, как ты зачастил делать. Не опозорь меня». И если бы ни это, может, Олежа был бы жив. Или кто-то другой сейчас ходил бы и радовался жизни.       — Простите… — горько произнёс Юра и, захватив с собой стакан и первую попавшуюся бутылку, ушёл на веранду к Насте.       На веранде было пусто. Юра сел за стол и принялся пить в одиночестве. Через время к нему подошли Родион, Ваня и Слава. Они заметили, что он мимо них проходил не в настроении, поэтому они решили спросить, что случилось. Сначала Юра стеснялся, смущался, убеждал друзей, что всё хорошо, старался не плакать, но всё-таки сдался. Разревелся. Поведал историю деда Саши. Рассказал, что винит в этом себя.       — Да ты не виноват, — Ваня гладил его по спине и шептал это почти на ухо, закрыв глаза, — не ты же всё это затеял с армией и войной.       — Вот именно блять! — поддержал Родион, глотнув из бутылки. — Пидоры знаешь, кто? все, кто участвует в войне! Точнее, те, кто решает: вступать в войну или нет! Мне похуй, кто всё это заварил: американцы ли, афганцы или наши. Пидоры наверху сидят, а вместо них гибнут такие, как Олежа! Все пидоры!       — Но он же долг отдавал, должен был готов быть к такому исходу, — успокаивающим тоном сказал Слава, — а ты, может, и не совсем правильно поступил, что целенаправленно не уехал, но тоже долг Родине отдал. Это хорошо, это статусно…       Все на него повернулись.       — В смысле? — переспросил Родион. — Все мы, конечно, умрём, но намеренно друг друга убивать это как-то не по-человечески. А если других на смерть отправлять и заставлять убивать, так это вообще…       — Но это же так надо… — возразил Слава. — Иначе американцы всё себе подчинят. Без этого никак…       — И американцы дураки! — сказал Родион. — Они-то тоже своих на войну посылают! Все дураки, кто любят любую войну!       — Почему ты всех ненавидишь? — спросил Слава, заглянув в глаза Родиону.       — Я оттого всех ненавижу, что всех люблю! — ответил Родион. — Мне все люди нравятся, но тупых и злых, которых очень много, я на дух не переношу!       — Но если выхода нет, то надо же драться, — стоял на своём Слава, — и наши ребята воюют, чтобы был везде мир.       — Да ты дебил ёбаный или что, я не понимаю! — прикрикнул Родион.       — Родя, заканчивай, — сказал тихо Юра.       — Юра! — Родион зашипел от досады. — Ну ты же понимаешь, что это всё ересь какая-то!       — Мнение у каждого своё…       Юра не хотел споров. Он не хотел ни участвовать в этой дискуссии, ни слушать её. Но как же ему было досадно оттого, что человек, которого он считал идеальным, человек, который выглядел в его глазах самым добрым, миролюбивым и дружелюбным, говорил подобные вещи. Юра на войне не был. На службе он помогал менять электростолбы, учился взаимодействовать с пограничными собаками. Он слышал истории о том, как кто-то из его сослуживцев измывался над более слабыми людьми, как кто-то пытался самоубиться, пару раз Юра даже разгонял драки. Он видел военную технику, получал от «дедов», научился обращаться с оружием и драться. Но войны он не видел. И не хотел видеть. Он с детства знал, что человек плохой, если первый бьёт другого человека. И оправдания плохому человеку в этом случае нет. А Слава, который очень мило себя вёл, который выглядел, как самый светлый солнечный лучик, считал, что это всё правильно. Юра не хотел разочаровываться в нём, но в душе теперь будто сидела неприятная заноза.       Они все успокоились, сели за стол и стали пить. Через некоторое время другие ребята подтянулись на веранду. Они расспрашивали Юру, когда уже можно будет париться, но тот был уже изрядно пьян, поэтому вместо него стал отвечать за баню Слава. Кто-то остался сидеть с Юрой на веранде. Родион и Ваня не оставили друга, потому что тот до сих пор был в расстроенных чувствах, хотя отказывался это признавать.       — Пацаны, а кто из вас служил? — спросил после ухода Славы Юра. Несколько человек ответили ему, не очень понимая, к чему был этот вопрос. — Я же отслужил недавно, а зачем это всё, понять не могу… Я же вроде не военный… А так… Просто… А у меня теперь и статус какой-то есть… — Юра нервно усмехнулся. — Хороший… А чего хороший-то? — воскликнул он, подняв голову. — Отчего хороший-то? Я же не сделал ничего! Я в армейку пошёл только потому что надо! Почему статус-то? — кричал он. — Не хочу со статусом быть! Никем быть не хочу!       Его собутыльники стали пытаться его успокоить, а Юра разревелся со страшной силой. Ему было стыдно перед друзьями за свои чувства, но он не мог остановиться рыдать. Юра никогда не чувствовал себя таким одиноким, хотя вокруг него было много людей. Но с ними он был плохо знаком, он никого хорошо не знал на этой даче. Даже Родион казался ему каким-то чужим. Рядом не было ни родителей, ни хороших друзей из Воронежа, ни сестры, ни Типа. Был только он один со своими проблемами. Ему было очень обидно из-за того, что Слава теперь нашёл себе подружку, что этот добрый человек выдаёт какие-то страшные идеи. Он злился и винил себя в том, что умер внук деда Саши. Но ни с кем на веранде он не мог поделиться своими переживаниями. Он плакал, страшно выл и постоянно извинялся, пока остальные пытались его успокоить.       — Юра, ты чего раскис? — тепло и по-доброму обратился к нему Витя. — Скоро девчонки придут, а ты тут плачешь… Несолидно как-то…       — Юрцу плохо, не видишь? — сказал Булат, ближе подходя к плачущему Юре. — Надо его наоборот увести куда-нибудь, чтобы никто его не увидел. — Он жестом попросил подвинуться Ваню, наклонился к Юре и приподнял его. — Ну, Юрец, давай куда-нибудь пойдём…       Весь состав «Булки хлеба» и Ваня потащили Юру в небольшую комнатку, где как раз обосновались Родион, Витя и Булат. Они усадили Юру на тахту, тот продолжал плакать теперь ещё и от сильного стыда. Держать своё туловище он не мог, поэтому облокотился на свои колени. Ваня сел рядом с ним, стал гладить его по спине, надеясь, что это поможет Юре успокоиться. Витя сел на кресло, на котором спал в прошлую ночь, тяжко вздохнул и ошарашенно глядел на Юру. Родион с Булатом стояли возле пепельницы и курили.       Комната, надо сказать, отделялась только шторкой. Это был своеобразный будуар, где обычно отдыхала Настя, когда у неё не было гостей. Но в данный момент здесь спали три молодых человека, а этой ночью, скорее всего, здесь будут умещаться целых четыре человека.       Дверь с веранды открылась, и в доме послышалась возня. Были слышны женские голоса, их перебивали мужские. В будуар заглянули несколько молодых людей.       — Ребят, девчонки баню освободили, — сказал один из парней, — пошлите париться.       Родион, Булат и Витя переглянулись, пытаясь сообразить, что делать. Им вроде и хотелось попариться, но оставить Юру одного они боялись: мало ли, что он мог учудить. Да и нехорошо это — оставлять друга в беде.       — Вы идите, а я с ним посижу, — сказал Ваня, — я не хочу в баню.       Теперь между собой переглядывались все в будуаре. О Ване ходили недобрые слухи о том, что он педик, поэтому за Юру они ещё больше запереживали. Но оставить Юру с Ваней было лучше, чем оставить его одного, поэтому все согласились с предложением Вани. Они подумали, что Юра если что сможет отбиться от Вани, поэтому были спокойны.       — Юрка, — Родион подошёл к нему перед тем, как покинуть будуар, — я чуток попарюсь и к тебе приду, ты главное не чуди.       — Не буду, — произнёс Юра, не глядя на друга.       — Ну хорошо, — Родион вздохнул тяжко и мельком взглянул на Ваню, будто пытаясь понять, что у него в мыслях.       Родион ушёл, а Юра завалился на плечо Ване, тот применил некоторые усилия, чтобы выдержать вес Юры. Он тихонько всхлипывал, потому что сил рыдать уже не оставалось. Ваня гладил его по спине, иногда целовал в висок. Юра никак не реагировал ни на что. Так они и сидели в тишине, прерываемой всхлипами.       — Меня, наверное, после этого никто любить не будет, — тихо вдруг сказал Юра, глядя куда-то в пустоту, — скорее засмеют…       — Нет, всё будет нормально, — ответил ему Ваня, закрывая глаза и целуя его, — у всех бывает такое…       — И Слава меня не любит… — Юра вздохнул и упал на колени к Ване. — Никогда не будет…       Вдруг дверь из комнаты скрипнула, и послышались шаги. Ваня выглянул из-за штор, чтобы посмотреть, кто вышел из комнаты. Вынося прямые ноги вперёд и, каждый раз наступая на ногу, пошатываясь, из комнаты выходил Валентин, а вместе с ним и появился запах травы. Увидев, что за ним наблюдают, Валя поставил ноги вместе и повернулся так, как обычно поворачиваются солдаты в строю, и подошёл к шторке. Он заулыбался и начал покачиваться на месте.       — Ну чего вы, голубки, — Валя затянулся, — голубитесь? — он усмехнулся.       — Иди ты! — огрызнулся Ваня. — Лучше бы покурить дал!       — Ну ладно, — Валя дал косяк Ване так, чтобы не касаться его руки, — по кому страдаем? — Валя нагнулся к Юре.       — Валя, — позвал его Юра, — а Слава меня любит?       Ваня ахнул от этого вопроса. Юра сам утром его просил ни за что не раскрывать его секрет, а сейчас задал такой вопрос, что его секрет так и норовил стать явным. Ваня перевёл ошарашенный взгляд на Валю, лицо которого не выражало никаких эмоций. На его лице застыла такая улыбка, которая могла бы быть и на лице у человека, потерявшего вмиг всё, и у человека, вмиг получившего всё желаемое.       — Да, наверное, — ответил Валя, — я не знаю… Ну он с тобой дружит, наверное любит… Но не больше, чем меня… Я его лучший друг!       — А Свету он любит? — спросил Юра.       — Не знаю… — Валя взял косяк у Вани и затянулся. — Наверное… Но меня он всё равно больше любит!       — Значит, ещё не всё потеряно, — Юра улыбнулся, поудобнее разложившись на коленях у Вани.       — Юра, ты чего? — зароптал Ваня. — Валя…       — Я вмазан так, что вряд ли вспомню об этом разговоре, — ответил Валя, — я может вообще завтра не проснусь… Так что педерасты Non mi interessa       — А это смешно… — Юра захихикал. — А это что и на каком?       — Итальянский это… — ответил Валя. — Всё равно мне на вас.       Ваня вздохнул и попросил ещё затянуться. Валя дал ему косяк, а после ушёл. Ваня через некоторое время захотел спать, поэтому переложил Юру и лёг подле него. И их уже не волновал ни вскоре возникший шум из-за возвращения людей из бани, ни то, что их пытались растолкать обитатели этой комнаты, ни внезапное стеснение пространства из-за того, что на бедную тахту легло ещё два человека.       Поздним утром Юре стало легче дышать. Многие уже проснулись и пошли на веранду, где-то слышалась возня. Но Юре не хотелось вставать после вчерашнего позора: он, к сожалению, всё помнил. В какой-то момент он услышал, как в комнату вошёл кто-то, и почувствовал, как этот человек сел на тахту. Потом он почувствовал, нак его трясут, и он развернулся и приоткрыл глаза. Перед собой он увидел озорно улыбающегося Родиона. Юра захотел что-то спросить, но из его рта вырвался только стон.       — Юра, я песню написал, — торжественно произнёс Родион, — Показать?       — Ага, — растерянно произнёс Юра.       Родион усмехнулся и начал бить по гитарным струнам. Мелодия из простых аккордов не сильно тревожила похмельную голову. Через несколько повторений Родион начал петь:

— Водке всегда говорим мы «да» —

Такие здесь царят правила.

Трезвости мы говорим «нет» —

Это наш универсальный ответ.

Курение вредит нашему здоровью:

Мы свою жизнь сокращаем потихоньку.

Но никто не говорит по улице не ходить,

Хотя там тебя может машина сбить.

Сексом до брака заниматься нельзя,

Ведь это настоящий срам и разврат.

А я вообще жениться не хочу!

Сдохну неёбанным и всё тут!

Мы сидим компанией и пьём водку,

Так на самогон мы перейдём потихоньку.

Что же поделать водка вкусная

И даёт она повод дискуссиям!

Мы с друзьями курим на крыльце,

Веселимся и кайфуем тепло на сердце.

Сигарета тоже мой хороший друг:

С ней приятно проводить свой досуг.

Девочки и мальчики хотят уединяться:

Им стыдно на публике сексом заниматься.

Они ходят по домам, милуются в кустах:

Природа такова, увы и ах!

      Своё выступление он закончил тремя агрессивными и громкими ударами по струнам, а после взглянул На Юру, который к тому времени уже окончательно проснулся.       — Ну как тебе? — спросил Родион наконец.       — Здорово, как «Зоопарк», — сиплым голосом сказал Юра, — Родь, — позвал он друга, — а вчера…       — Бывает, — просто ответил Родион, — не бойся, всем всё равно, — он потрепал Юру по голове.       — Non mi interessa? — спросил Юра, улыбнувшись.       — Это что? — удивился Родион.       — Валя вчера сказал, когда мы с Ваней были, — ответил Юра, — это означает что-то вроде «Всё равно» на итальянском… Забавно было…       — Тебе нравится, когда говорят на других языках? — усмехнулся Родион.       — Я люблю так узнавать новые слова из других языков, — ответил Юра, — гладишь, выучу так что-то, кроме русского и немецкого.       — Хочешь тогда я так буду обучать тебя английскому? — предложил Родион. — Будет прикольно!       — Договорились! — Юра протянул руку, а Родион её пожал.       Они пошли на веранду за чаем, потому что на еду сил не было: на улице стояла такая страшная жара, какой не было ещё этим летом. Люди на веранде обмахивались тем, чем нашли: кто старыми газетами и журналами, кто руками, кто веерами, оставшимися чуть ли не с дореволюционных времён. Булат следил за чайником и постоянно подливал кипяток в чашки, приговаривая, что когда-то один из его прадедов был казаком, и он всегда пил чай, когда в степи была страшная жара.       — Пейте, — говорил Булат, — это как с баней! Жар костей не будет ломить!       Целый день вся компания провела дома, потому что на улицу было опасно выходить. Все лежали, иногда выползали на веранду попить чая. Юра залёг в дальний угол мансарды, желая обдумать всё то, что с ним произошло, в одиночестве. Он любил находиться в компании, но в последнее время было слишком много новых тесных знакомств. Он лежал, глядел в потолок и размышлял о том, какая жизнь ждёт его в этом городе. Хоть он и был человеком участливым, был замечен и в октябрятах, и в пионерах, и в комсомольцах, и в различных состязаниях, не забывал ни про вылазки с друзьями, ни про свидания с «типом», ни про ансамбль, но за почти двадцать лет жизни в Воронеже не происходило с ним столько событий, сколько прошло за две недели жизни в Ленинграде. Несмотря на страшную духоту наверху, Юра не желал перемещаться вниз: там много народу, а некоторым людям ему было стыдно в глаза смотреть. Да и устал он от всего. Юре даже стало страшно на мгновенье: это он ещё не учится, что же его ждёт, когда он пойдёт в университет. А как только Юра подумал про университет, то ему вспомнилось ещё и то, что нужно сдать вступительные экзамены. А он вместо подготовки находится тут. Теперь Юра переживал насчёт экзаменов. Ступени заскрипели под весом того, кто поднимался по ним. Юра встрепенулся: ему не хотелось, чтобы его тревожный покой был нарушен. Рассохшееся дерево страшно скрипело от каждого движения. Вскоре Юра увидел качающуюся белобрысую макушку и тут же понял, кто к нему идёт. Его догадки подтвердились: к нему пришёл Ваня, изрядно пьяный. Видимо, с чая они перешли на что-то покрепче. Прошатавшись до кровати, Ваня завалился к Юре.       — Ты чего? — спросил Юра, удивившись.       — Ты чего не пьёшь? — спросил Ваня с лёгким возмущением. — Все пьют, а ты чего? — он навис над Юрой, отчего у того на мгновение перехватило дыхание от неожиданности.       — Не хочу я! — Юра прикрикнул раздражённо и отпихнул от себя Ваню. — Мне вчерашнего хватило… — виновато добавил он.       — Вредный ты! — Ваня сел на край кровати и отвернулся.       — А ты пьяный! — Юра вздохнул. — Я думаю вообще-то…       — О чём? — настроение Вани вмиг переменилось, и он вновь повернулся к Юре.       — Об учёбе… — ответил Юра. — Мне поступить надо…       — Да об этом и думать не надо! — Ваня рассмеялся. — Занёс чего-нибудь кому надо, и всё тут! Поспрашивай тут людей, я думаю, они знают, к кому обратиться.       — Нельзя же так! — воскликнул Юра. — Знания нужны! Они-то у меня есть, но, думаю, люди в университеты поступают неглупые…       — Неглупые, поэтому выбивают себе места, поверь мне, — сказал Ваня, — был у меня опыт…       — Какой опыт? — удивился Юра.       — Такой вот! — Ваня посерьёзнел настолько, насколько мог. — Не взяли меня в переводчики в университет, потому что все поступают либо по знакомству, либо платят! Теперь вот уже который год учусь не на переводчика, а тем, кем пристроили!       — Учишься? — Юра ахнул.       — Да, бухгалтером, — Ваня поник, — да ещё и в техникуме…       — А тебе лет-то сколько? — спросил Юра.       — Уже двадцать два, — как-то уж очень горько сказал Ваня, а потом повернулся к Юре и как-то по-тёплому ему улыбнулся. За время их знакомства Ваня ещё никогда так искренне не улыбался, — я же, считай, как ты: отслужил, чтобы маменьке с папенькой было, чем перед соседями хвастаться. Правда, был писарем, но, главное, служил… Потом захотел в университет на переводчика, родители, правда, не очень хотели мне эту профессию, всё убеждали, что лучше на бухучёт выучиться… Не получилось, зато родители довольны… Теперь подружку ждут… — Ваня вздохнул грустно. — Всю жизнь во всём потакал родителям, жил не свою жизнь, а теперь придётся родителей разочаровать… Не хочу жениться, не хочу, чтобы была в мире такая несчастная женщина…       — А ты не говорил, что был в армии… — заметил Юра.       — Да не служил я, так, отсиживался, — впервые за всё время Юре нравилось смотреть на грустную кривую улыбку Вани. Наконец она выглядела настоящей, хотя причина улыбки была не самой приятной, — не считаю я это службой… Вот ты служил хотя бы… Нормально служил пограничником, а я два года просто потерял…       — Да я тоже не сказать, что служил, — Юра вздохнул и, желая приободрить друга, положил руку ему на плечо, — скорее, отслуживался… Тоже только потому, что надо…       — Советую тебе на всякий случай деньги припасти всё-таки, — сказал Ваня, — ты парень умный, тебе только к таким умным в ВУЗ… Иначе тоже будешь жить не так, как хочешь, а я тебе такого не желаю…       Ваня снова заулыбался как-то хитро, фальшиво и упал на Юру. Он обнял Юру и тут же заснул. Юру это удивило: несмотря на страшную духоту, в которую не то, что одежду — кожу хочется снять, Ваня предпочёл быть к Юре настолько близко, насколько позволяло его тело. Баню сегодня не надо было топить, достаточно было забраться на мансарду. Юра не стал перекладывать Ваню: тот ему не мешал, а тревожить человека он не хотел. И снова он ударился в размышления о том, что происходит в его жизни. Сердце его теперь билось неровно и каждый раз начинало биться быстрее, когда Ваня во сне слишком шумно выдыхал. Откровения Вани, его наставления заставили вспомнить Юру о том, как о нём заботился Тип. Какое-то тепло возникло у него в душе по отношению к Ване. Может, он бы даже влюбился в Ваню, если бы тот перестал как-то странно с ним кокетничать. Но всё-таки Юра решил, что любит Славу. Как только в мыслях Юры возникал Слава, в душе у него появлялся трепет волнения. Такое же волнение у него появлялось, когда он ходил на свидания с Типом. А потому Юра и любил Славу. Поэтому Юре нравилось тешить себя надеждой на то, что они могут ходить на свидания со Славой и нежиться где-то в тайне ото всех. Мысль о том, что у него и Славы может быть такая интимная общая тайна, будоражила всё нутро Юры.       Юра не вёл счёт времени, он не знал, сколько лежал на мансарде с Ваней, да и особого желания считать проведённое с новым другом время он не имел. Да и к тому же не видел в этом надобности. Но в какой-то момент он всё-таки соблазнился весёлыми звуками, доносящимися с веранды. Уже давно стало понятно, что с чая они перешли на что-то более крепкое. Юра думал не пить хотя бы в этот день, но запах алкоголя и крепкий мирный сон рядом лежащего Вани так и манили уйти в весёлое небытие, чтобы вмиг стать таким же. Юра осторожно подвинул Ваню, тот слабо возмутился во сне, но и не подумал просыпаться, а всё ещё трезвый Юра стал продвигаться к месту, где разливают алкоголь.       На веранде было намного свежее, чем на мансарде и на первом этаже. Не удивительно, что все собрались именно здесь. Юра вошёл, половица под ним скрипнула, и все рядом стоящие повернулись к нему. Через мгновенье рядом с Юрой оказался поддатый Родион. Он был весьма рад сошествию Юры с мансарды, а потому стал обнимать его.       — Юрка! — воскликнул Родион. — Тут дед Саша тебе самогону оставил! Пошли пить!       — Пошли! — с некоторым восторгом произнёс Юра.       — Сейчас, только спички найду, — Родион окинул взглядом веранду.       — А мы что… — не успел закончить вопрос Юра.       — Да, гулять! — воскликнул Родион. — А то я заебался в этой духоте сидеть! I can't take it anymore!       Юра улыбнулся этим урокам английского от своего друга: даже в нетрезвом виде он не забыл об их договорённости. Он заметил у входа целый коробок спичек, протиснулся через людей и показал Родиону свою находку. Как только они вышли на улицу, Родион заключил в объятия Юру, тот вздрогнул от неожиданности, но сразу успокоился: к этому он за дни, проведённые на даче, привык. А объятия Родиона даже были ему приятны. Они были роднее ласк Вани, да и он заскучал по дружеским прикосновениям без всякого подтекста. С Родионом Юре не нужно было думать, и его это радовало: слишком много мыслей посетило его голову на даче, он устал от раздумий.       — Юрка! Наконец мы вместе! Без этого… — воскликнул Родион и тут же одёрнулся от Юры. — Sorry about that… Я знаю, что ты такое не любишь…       — Сорри эбаут… Что? — сдался Юра. Он что-то знал по-английски, даже с плохим акцентом мог говорить, но его словарный запас был весьма мал. Он открыл бутылку с самогоном и отпил из неё, потому что тут без градуса тут было сложно разобраться.       — Я тебя обнимаю, а тебе это не нравится, — объяснил Родион, пьяно улыбаясь прямо в лицо Юре, — хотя от нашего педераста ты всё это терпел, что странно! — Родион рассмеялся и пихнул Юру.       — Пошли уже! — сказал Юра, махнув рукой.       — Пошли куда-нибудь далеко! — согласился Родион. — А то тут душно! Как в коммуналке! Людей много!       — Соглашусь, — Юра кивнул и подал Родиону руку.       — Товарищ, а вы весьма любезны! — Родион захохотал и взял Юру за руку.       — Наебнёшься иначе! — Юра хихикнул. — Лестница впереди.       — Точно! — Родион хлопнул себя по лбу.       Ни Родион, ни тем более Юра не знали хорошо эту местность. Но они шли. Цели у них не было цели, лишь путь и самогон с сигаретами. По пути они пытались говорить на английском, Родион усердно пытался обучить Юру языку, поправлял его и подсказывал. Они не заметили, как вышли на поле, которое с трёх сторон окружал лес. Почти на горизонте начинались дачные дома. В этом поле ничто не нарушало покоя, потому что людей вокруг не было. Наконец тишина! Наконец Юра спустя долгое время мог вздохнуть полной грудью! Наконец он чувствовал свободу и лёгкость!       — Oh! This place is magical! — пьяно восторгался Родион, размахивая руками.       — Ес… — согласился Юра. — Ис вери вери… Блять! Kann ich nicht зис восторг… — удручённо закончил он.       — Юрка! — Родион звонко рассмеялся. — Юрка, да ты полиглот! — он зашатался от смеха и упал в траву.       — Сложно это! — Юра лёг рядом с ним. — Всё! На сегодня уроки английского предлагаю закончить и просто пить!       — Согласен, — Родион повернулся к нему, — учиться мы ещё успеем!       — А ты как-то готовился к поступлению? — вдруг встревоженно спросил Юра. — Ваня говорил, что это непросто…       — И что, обещал всё уладить, если ты трахнешься с ним? — усмехнулся Родион. — Я готов… Хоть сейчас готов! А постоянно готовиться я не вижу смысла… Перед смертью не надышишься же!       — И то верно, — Юра почесал затылок и хлебнул самогона, — но с чего ты решил, что Ваня — педик? Нормальный он вроде, такой же, как ты…       — Такой же, как я? — возмутился Родион. — Извините меня, но я, может, и выгляжу странно, может я и люблю украшения и модные вещи, может я и ношу длинные волосы, но я мужиков за причинные места не трогаю и в дёсна с ними не долблюсь!       — А Ваня из-за этого плохой? — Юра вдруг стал серьёзным.       — Да мне похуй было бы, с кем он там ебётся, если бы он ко всем не приставал! — ответил Родион. — Только новый человек в компании с им заговорит по глупости, так он сразу начинает это! — Родион поёжился. — Мерзость!       Юра ахнул: в самом деле это звучало мерзко. Он прекрасно знал и помнил, каково это — быть совращённым. И ему было горько оттого, что Ваня по-настоящему его не любил. Хотя этого стоило ожидать. И всё равно горечь заполнила его сердце, и на глазах Юры проступили слёзы.       — Чего ты? — спросил Родион.       — Ничего… — Юра смотрел на него со смертельной болью в глазах, он весь сжался, будто его только что проткнули ножом.       — Да по тебе не скажешь, что ничего, — неловко произнёс Родион. — ты сейчас как будто последние свои вдохи делаешь…       — Родя, не могу я тебе сказать, Родя! — как заговорённый повторял Юра, захлёбываясь вдохом. — Рассказал бы, да ты не поймёшь! — он безумными глазами глядел будто бы в душу Родиона. Всё его тело было напряжено так, будто он в любой момент готов был сорваться с места и побежать куда-то.       — Да я-то и не понять? — возмутился Родион и вмиг помрачнел. — Ты меня-то видел? Я всё могу понять, потому что ты мой друг! Надо сказать, один из немногих!       — Меня в четырнадцать растлили… — чуть помедлив, неловко признался Юра и отвёл взгляд. — Он меня трогал… Там, где трогать нельзя! — Юра скривил лицо и заплакал, точно маленький ребёнок, чувствующий вину перед взрослыми.       — Юрец… — Родион сочувствующе вздохнул. — Теперь понятно, почему ты так не любишь, когда тебя трогают…       Родион как мог успокаивал Юру, тот тихо хныкал и добавлял подробности того, что с ним случилось в четырнадцать лет. Родиону было немного неловко и страшно от слёз Юры, но он ничего не говорил против, осторожно гладил его и пытался помочь словом. Они лежали так достаточно долго, но никого это не тревожило.       — Прости, я не знаю, чем помочь… — сказал Родион, подвигаясь к Юре ближе. — Могу только обнять…       — Родя! — Юра заглянул в глаза ему и схватил за плечи. — Родя, я тебя люблю! Можно я тебя поцелую?       Не дождавшись ответа, Юра потянулся к губам опешевшего друга. Он поцеловал Родиона в губы со звонким чмоком, а после улыбнулся, отстранившись. Юра глядел на Родиона, который сначала, похоже, не понял, что произошло. А через мгновенье, всё-таки осознав произошедшее, заплакал. Родион смотрел на Юру и не мог поверить, что это с ним произошло. Его впервые поцеловали, впервые ему сказали, что его любят. Родион не верил, что это был не сон. Тогда Юра его прижал к себе и начал его жалеть.       — Родька, прости, что обидел… — говорил Юра. — Я сейчас пьяный и глупый, не ведаю, что творю…       — Нет, ты не виноват… — Родион всхлипнул и задрожал всем телом. — Это я…! Я! Я почему-то дрожу, и у меня сердце… Трепыхается… Что это такое?       — Не знаю… — пространно ответил Юра, глядя куда-то вдаль. — Но иногда такое бывает…              Вернулись они уже к тому времени, как солнце стало клониться в сторону запада. Пришли на участок они уже весёлые. И никто на даче не знал о том, что случилось на поле. Да они наверное и не знали о существовании этого поля. И хорошо, и не надо никому ни о чём знать. Родион почти всю дорогу просил Юру ни в коем случае никому не рассказывать о том, как он плакал. А главное, из-за чего он расчувствовался. Юра на это лишь улыбался и говорил, что ни в коем случае не расскажет о произошедшем.       Юра после поля значительно повеселел. На душе у него стало легко, и он готов был предаться празднованиям на даче. Что они праздновали — ему было не важно. Он просто хотел веселиться. Юра готов был отмечать хоть Новый год, говорить любые тосты и признаваться в любви всем обитателям дачи. Да, свежий воздух, приятные неназойливые звуки природы и правильная компания творят чудеса!       Только вот в доме всё было не так празднично: назревал какой-то конфликт, и постепенно дело двигалось к драке. Как только Юра с Родионом открыли дверь, они стали участниками какого-то спора. Они не успели перейти через порог, как на них грозно уставились несколько их пьяных товарищей. Они сидели вокруг Булата, который выглядел каким-то уж очень растрёпанным. В угол веранды вжался Витя, он встревоженно глядел на новоприбывших.              — А вы что, педерасты? — уж очень грубо спросил один из парней.       — Нет, — быстро ответил Родион, но его голос дрогнул. Его испугал такой вопрос. Ему показалось, что все узнали о том, что произошло на поле.       — А что вы тогда с Ваньком водитесь? — спросил, внимательно глядя на них, пьяный товарищ. — Юрец, ты же вроде нормальный парень, а с Ваней больше всех ходишь…       Юра ахнул. Что-то внутри него сжалось от страха, и он уже представлял, что больше его не позовут в эту компанию, и он лишится новообретённых друзей. Но тут Родион, что все эти дни проводил в основном в компании своей группы, много не разговаривал, вышел вперёд, прикрывая Юру.       — Да пошли вы на хуй, — сказал он, криво улыбаясь, — мы вообще-то, блять, в культурном обществе! А не в тюряге, чтобы выяснять, кто вафлёр, кто дырявый, а кто помазок.       — А чего, люди на зоне — не люди? — прикрикнул один из оппонентов. — По таким петухам как раз зона плачет.       — А мне что, на феню перейти, чтобы с тобой объясняться? — звонко завизжал Родион. Он выглядел очень несолидно, когда повышал голос, но в данный момент ему было всё равно. — А то котелок вообще не варит у тебя походу! Мы не гопота какая-нибудь во дворе, которая только и знает понятия! Так что shut up, если understand и не выёбывайся в цивилизованном обществе! Если мы на этой даче, то должны дружить друг с другом, кто бы кем ни был!       — Ты чего, подраться хочешь? — спросил один из них, глядя как-то безумно на Родиона.       — Так, драться тут не надо! — громогласно произнёс Юра, встав между Родионом и его оппонентами. — Мы не мушкетёры, Д’Артаньянов тут не наблюдается! И это не кабак, а веранда! Успокойтесь уже!       Пьяные и злые молодые люди что-то пробурчали обиженно и пошли дальше пить. Видимо, они поняли, что против Юры и начавшего разминаться Булата будет сложно устоять, а потому решили разойтись мирно. Воздух на веранде был спёртым, пахло в помещении табаком и перегаром, Юру оттого быстро разморило, он сел за стол со всеми и продолжил пить. Его как-то по-особенному обступили все и уж очень настойчиво просили рассказать об армии.       — А вот вы дайте мне закурить, тогда и расскажу! — Юра усмехнулся.       — Ты же не куришь, — Родион удивился, но достал сигарету для друга и вручил её ему.       — Да надоело просто дымом дышать, хочу затянуться, — объяснил Юра и поднёс сигарету к подожжённой спичке.       Юра затянулся и закашлялся. Но вскоре стал весело рассказывать про житейские случаи из армейской жизни. Рассказывал, как сгущёнку рожал для дедов, как с этими дедами говорил, и они не знали, к чему прицепиться, как столбы на границе таскали. Он рассказал и про собаку, которая была умнее людей, сдерживал слёзы, когда говорил, как она умерла. Так с собаки перешёл на своё детство. Говорил он интересно, так что все слушали до самого позднего вечера его истории. Потом он лёг спать вместе с «Булкой Хлеба», и наконец в хорошем настроении. Завтра будет новый день, а значит, новые заботы, о которых думать сейчас — дурной тон. А потому надо быть спокойным и умиротворённым.       Настя всех разбудила спозаранку. Только петухи начали кукарекать на всю округу, Настя тут же подскочила и стала будить обитателей дома. Петухи с какой-то дачи, судя по звуку, дача находилась где-то ближе к выезду из садоводства, будто помогали Насте. Потому что если после истеричных криков о том, что надо срочно вставать, некоторым снова хотелось провалиться в сон, то после оглушительного кукареканья сон как рукой снимало. Естественно, никому не понравилось, что их подняли так резко и так рано. И если кто-то поднялся, но не проснулся, а потому тихонечко одевался в полудрёме, то кто-то проснулся и стал возмущаться: их разбудили, будто пожар случился, но гарью не пахло, дым не валил, да и языков пламени не было. И поэтому Настя успела разбудить только людей в гостиной на первом этаже. Потому что остальные проснулись от ругани.       — Ты чего орёшь, дура? — раздражённо воскликнул Валя, вскочив с кровати. Слава в это время пытался «доспать», быстро моргая, и никак не мог понять, почему Валя так молниеносно вырвался из его объятий.       — А что мне не орать? Всё хорошо что ли? — в ответ начала кричать Настя громче прежнего. — У меня родители сегодня приезжают, а дом, во-первых, не дом, а цыганский табор, а, во-вторых, везде бардак! Фиг вам, а не дача потом, если не уберём, и вы не уберётесь!       — Какие родители, дура? — продолжал Валя. — Мозги пропила и прокурила? Витя нам говорил, что они только завтра приедут!       — А ты кого слушаешь? Арапчонка какого-то или хозяйку дачи? — вступился за Настю кто-то из молодых людей.       — Витя! — громко взвизгнула Настя и затопала в будуар. — Ты русский до сих пор не выучил что ли? Я сказала не через четыре дня, а у нас есть четыре дня!       — Да что я-то? — Витя уже сидел на краю кровати и протирал глаза. — Как понял, так и понял! Не виноват я!       — А что на меня Валя орёт из-за того, что ты сказал, ты тоже не виноват? — Настя продолжила визжать, а на ругать начали сходиться люди с мансарды. Все, кто находились в будуаре, пытались понять, почему Витя и Настя ругаются.       — А он за этого психического не отвечает! — встрял в спор Родион. — Валя у нас особо нервный из-за того, что принимает всякую дрянь, поэтому и орёт!       — Ах ты гад! — Настя теперь кричала на Родиона. — Валю оскорбляешь? Да ты не знаешь, через что он прошёл и почему он такой!       — Через детство в ФРГ и штанишки импортные он прошёл? — спросил Родион. — Да чтоб я так мучался!       — Гадёныш, ты ничего не знаешь! — кричала, что есть силы, Настя. — Ты с ним в музыкалку не ходил, ничего не видел!       — Да ты его защищаешь, потому что ты такая же! — выпалил Родион, после чего Настя ему влепила звонкую пощёчину.       — Так, давайте без рукоприкладств! — тихо сказал Булат, держа за плечо Родиона, который порывался ударить Настю в ответ. — Молодцы, всех перебудили! А что нам теперь делать? — он вопросительно посмотрел на Настю.       — Видишь? — она провела рукой, привлекая внимание к атмосфере в доме. В целом, всё было вполне чисто, если не считать разбросанных вещей, валяющихся бутылок и переполненных пепельниц. — К вечеру такого быть не должно! А ещё надо дрова наколоть и положить их, крышу на бане перебрать и грядки прополоть! И приготовить что-нибудь!       — Я могу рубить дрова, — Юра зевнул.       — Я тогда их складывать буду… — пробубнил Родион.       — Делайте что хотите, только занимайтесь! — злобно бросила Настя и вышла из будуара.       После завтрака чаем и консервами, каждый обязан был найти себе занятие по душе на выбор. Пить и петь, к сожалению, было нельзя, поэтому люди, скрепя сердце, были вынуждены выбрать что-то, что им было по силам. Девушки в основном занимались домом: убирали и готовили. Настя, правда, оставила дом на подруг, а сама полола грядки с Витей и Булатом. Слава с Ваней перебирали крышу, а Валя с Родионом укладывали дрова, которые рубил Юра.       Валя как-то презрительнее обычного смотрел на Родиона. Они особо не дружили, но компанию друг друга вполне терпели, но в этот день Валя выглядел так, будто вот-вот набросится на Родиона. Они старались обходить друг друга и бросали злобные взгляды.       Вот Юра решил отдохнуть от монотонной работы топором и подошёл к бане. У Родиона и Вали было достаточного работы и без него: складывать дрова так, чтобы они не упали, оказывается, было кропотливой работой. Они таскали всё, что успел наколоть Юра. А тем временем их товарищ смотрел снизу вверх на то, как Слава работал на крыше, и улыбался так, будто наблюдал за самым желанным в жизни счастьем. Они с Ваней складно, хоть и немного неумело работали. Ваня ему что-то подсказывал, а Слава внимал его словам и делал так, как он говорил. Удивительно, но в отличие от многих обитателей дачи, Слава не брезговал общаться с Ваней. И Юре нравилось это. Он думал, что он такой же, как он и Ваня. В нём теплилась надежда, что вс у них получится, и они будут вместе не только как друзья.       — Слав, тебе помощь нужна? — спросил Юра весело.       — Юра! — воскликнул Слава и повернулся в его сторону, на мгновенье потеряв равновесие. Юра в тот момент напрягся, и всё в нём перевернулось от волнения. — А у тебя работы, что ли, нет? — он улыбнулся очень дружелюбно и искренне.       — Да там… — Юра замялся и почесал затылок. — От работы устал, думал вам помочь.       — Вот это ты отдыхаешь! — Ваня рассмеялся.       Они так громко разговаривали, что слышали все обитатели дачи. Только вот практически всем было всё равно: не хотелось отвлекаться от работы. Вот только Родион и Валя отвлеклись от складывания дров, взглянули в сторону разговаривающих как-то грустно и синхронно печально вздохнули.       — Ты чего? — взвизгнул Валя, повернувшись на Родиона.       — А ты чего? — Родион тоже весьма удивился. — Дрова таскай давай, а не гляди куда попало!       — А ты что смотришь? — Валя уложил дрова и скрестил руки на груди.       — Не твоё дело, нарик! — грозно проговорил Родион.       — А тебе какое дело, нарик я или нет? — спросил Валя, приблизившись достаточно для того, чтобы начать драку. — Не будешь лезть ко мне, не буду лезть к тебе, понял?       — А к тебе и не надо лезть, чтобы про тебя всё знать! — Родион, предупреждая атаку, толкнул Валю. — По тебе всё и так видно!       — А тебе видно, что ты педик! — Валя хотел толкнуть его в ответ, но подумал, что человека, которого называешь педерастом, не стоит касаться. — И что? Я же об этом не ору!       — Потому что я не педик! — со злобой процедил Родион, сжав кулак. — Я не такой, как вон тот, на крыше. — он показал в сторону бани.       — Ты про Славку что ли? — подозрительно и злобно прошептал Валя. — Слушай, если он работает с Ваньком, но это не значит, что он такой. Ты про славку ничего не говори…       — Я не про Славу… — тихо и раздражённо сказал Родион. — Я про второго… Это же мерзость, как он выглядит и как себя ведёт…       — Так ты так же выглядишь… — Валя усмехнулся.       — Я не так выгляжу! — Родион перешёл на крик. — Я не такой!       — А что же ты тогда на Юрочку заглядываешься? — хихикнув, спросил Валя.       — А ты почему на Славочку? — в такой же манере ответил Родион и усмехнулся.       До полудня они работали, а потом наступило время обеда. Впервые за время, проведённое на даче, на столе не оказалось алкоголя. Настя дала команду скорее управиться с делами и уезжать. Почти вся приехавшая последней компания закончила, только Слава был занят. Юра стал помогать ему, а остальные собирали вещи. Чехол Родиона заметно полегчал, ведь вся выпивка из него была уничтожена безжалостно. И только к часам четырём они управились общими силами с крышей бани. Попрощавшись с оставшимися на даче, они отправились в путь.       — Юрка! — прозвучал голос деда Саши. — Юр! Подожди!       Юра обернулся и удивлённо посмотрел на деда Сашу. Тот подошёл к нему с каким-то кульком и вручил его молодому человеку.       — Это вам в дорогу. — объяснил дед Саша. — А то ехать вам долго, а вы не ели… Умаялись, небось…       В кульке лежали молодые огурцы только с грядки. Юра благодарно посмотрел на деда Сашу, тот тепло улыбнулся. Но в улыбке его читалась печаль. Наверняка он хотел давать в дорогу эти огурцы своему внуку, только вот у судьбы были другие планы.       — Спасибо, дед Саш, — с огромной благодарностью в голосе сказал Юра, также тепло улыбнувшись.       — Это бабка вам в дорогу собрала… — сказал дед Саша немного неловко и стал шариться по карманам своих штанов. — А это от меня… — он протянул бутылку самогона Юре.       — Дед Саш, ну… — Юра не мог не обнять старика за такой приятный презент.       — Помяни Олежу при случае… — прошептал дед Саша дрожащим голосом. — Хороший ты человек… Живи счастливо, внучек…       — Спасибо, дед Саша… — с трепетом произнёс Юра и пошёл к своим.       Денег у молодых людей не осталось, а потому поехали они зайцами. Благо, бегать от контролёров не пришлось, им повезло. Уставшие, Юра и Родион завалились домой и разбрелись по комнатам. Эля была дома, но куда-то собиралась. По ней было заметно, что она волновалась. Она подводила глаза, мазала их тенями, красила губы, румянила щёки. Эля надела белую блузку и длинную коричневую юбку, надела какое-то красивое ожерелье, доставшееся ей от матери. Она будто не замечала Юру, всё бегала по небольшой комнате, иногда выходя в коридор.       — Куда ты на ночь глядя? — спросил Юра, наблюдая, как Эля собирает сумку.       — В ресторан, — почти отрапортовала Эля, — Вернусь поздно, я с молодым человеком. Расскажешь потом, как на даче побыл.       Она захлопнула дверь, забыв даже попрощаться. Юра растянулся на кровати и всё думал о дачных приключениях. «Молодой человек… Молодой человек…» — всё размышлял Юра. — «Эх, Элька, завидую я тебе белой завистью… Здорово было бы тоже с молодым человеком в ресторан сходить…»

«Двадцать лет — как бред, двадцать лет — один ответ:

Хочется курить, но не осталось папирос.

Я боюсь жить, наверно я трус.

Денег нет, зато есть пригородный блюз»

Зоопарк «Пригородный блюз»