На счет три – не смотри

Глава 11

«Переутомление»

Пробуждение было отвратительным. Еще до того, как открыть глаза, Малфой почувствовал дикую усталость. Веки налились свинцом, а каждая клеточка тела ныла так, словно Драко последние несколько лет в ежедневном режиме готовился к чемпионату по квиддичу. Однако сознание сохраняло ясность, что позволяло восстановить в голове цепочку событий.  Драко лежал с закрытыми глазами и мрачно размышлял о происходящих за пределами его тела событиях. Он прекрасно знал, что обморок был последствием использования эффекта качелей. Где-то далеко-далеко, на краю сознания, билась отчаянная мысль: может, Поттер проснулся?  Эту мысль следовало бы немедленно отогнать, но она навязчиво прилипала вагончиком к любым сторонним размышлениям. Такая простая конструкция “раз мне стало хуже, ему должно стать лучше” раздражала. Раздражала не своей формулировкой, а чувствами, которые она вызывала. Надеждой. Она отвратительным трепетом отзывалась в грудной клетке, вынуждая чувствовать нетерпение и это гадкое чувство, когда у тебя перехватывает дыхание от одного вида другого человека.  Даже после всего пережитого, после отвратительной истории в Париже и еще более паршивых ее последствий, после двух лет отчаянного побега от прошлого, Драко все еще его… Само слово в голове Драко звучало излишне напыщенно и до абсурда нелепо. Это чувство и было неуместно, не нужно, однако так всепоглощающе, что выворачивало наизнанку и лишало способности здраво мыслить. И оно все еще было так же сильно, как и два года назад.   Признать это, значит расписаться в том, что последние годы так ничего и не изменили. Малфой лежал, ощущая каждой клеточкой невыносимую боль и с обреченностью приговоренного к смерти понимал, что, случись у него под рукой маховик времени, он поступил бы точно так же. Нахамил Марсо, предложил ему сделку, использовал метод Бенье – сделал бы все, что от него зависит, лишь бы не дать этому идиоту умереть.  Малфой не ощущал себя драматическим героем романов, которыми на пятом и шестом курсе зачитывалась Панси. Он знал, что спасение Поттера не вписывалось в его стратегию по нормализации собственной жизни. А оттого готовность бросить свое будущее в топку ради аврора, о котором он еще несколько дней назад и слышать не хотел, делала Драко в собственных глазах идиотом.  Наверняка отец бы согласился с таким определением, если бы Малфой-младший решил с ним это обсуждать. Как славно, что они в письмах не обсуждали ничего важнее карьерных устремлений Драко.  – Извини, но я имею полное право находиться здесь! – зазвучал знакомый голос где-то совсем близко.  – И какое же? Единственное твое право – находиться по ту сторону ширмы. И сиди там. Каждый раз когда кто-то из вас попадает сюда, это заканчивается катастрофой.  – Что, прости?.. – Что слышала! Я не вхожу в фан-клуб Золотого Трио, так что нежничать не буду. Держись от моего друга как можно дальше.  Драко даже не нужно было открывать глаза, чтобы сообразить, что это Ребекка. Ребекка пытается выгнать кого-то.  – Я думала, в больнице Святого Мунго работают профессионалы! Гермиона. Разумеется, это Гермиона.  – Как профессионал тебе сообщаю: проваливай. Сейчас неприемное время, запишись у привет-ведьмы, если хочешь повидать кого-то из пациентов. – Так резко Ребекка никогда и ни с кем не разговаривала.  Перепалка рисковала превратиться в скандал. Шумно выдохнув, Драко заставил себя сесть в кровати. Каждая клеточка тела отозвалась болью в ответ на такое бесцеремонное отношение к собственному телу. – А можно потише? Тут люди пытаются спать, – морщась от боли, пробормотал Драко. Ребекка и Гермиона стояли около его кровати лицом к лицу друг к другу. Они одновременно уставились на него и почти хором выпалили: – Драко! – О Мерлин! Драко!  Две пары рук рванули к нему, но Малфой инстинктивно отпрянул.  Гермиона первая осознала свою ошибку и замерла на месте. Ребекка же с присущей ей порывистостью схватила его за запястье. Драко показалось, что сама кожа вспыхнула на его руке. Его лицо исказилось гримасой боли, которую он даже не пытался скрыть. – Эстли, прекрати, – зашипел Драко. – Ты мне нервные окончания сейчас оборвешь с концами. – Ой, ой! Прости! Прости! – Ребекка подняла руки вверх, демонстрируя жест “сдаюсь”. И хотя она уже отпустила его запястье, боль продолжала пульсировать, не становясь слабее. Приглушенный свет в палате и занавешенные шторы могли значить только одно – ночь еще не закончилась. А значит, он провалялся без сознания не так долго. Это было хорошим знаком. – Все в порядке, Эстли. Просто если в следующий раз захочешь кого-то потрогать, позови Бена. Ребекка хотела возмущенно что-то ответить, она сделала глубокий вдох, но тут заговорила Гермиона: – Как ты себя чувствуешь? – А как я выгляжу? – усмехнулся Драко. – Словно тебя пропустили через мясорубку, – честно ответила Ребекка, явно решившая поквитаться за шпильку в сторону ее и Бена.  – Вот и чувствую себя так же, – глубоко вздохнул Малфой. Вдруг мысль молнией пронзила его сознание. – Маккинен здесь? Он в курсе? Ребекка поджала губы и нехотя ответила:  –  Нет, но я уже отправила ему сову. После того случая пару дней назад он попросил приглядывать за тобой и сообщать, если будет о чем сообщить. А это, – она выразительно махнула рукой на Малфоя на больничной койке, – явно что-то.  Драко со стоном откинулся спиной на подушку. Блеск. Маккинен теперь ни за что не позволит ему вернуться к практике. Он до последнего надеялся, что наставника удасться уговорить, но теперь надежда рассыпалась в прах. – Какого случая пару дней назад? – удивленно приподняла бровь Гермиона. – У тебя уже случалось подобное? Теперь уже Ребекка уставилась на нее с немалым недоумением и, не скрывая торжества, ответила: – Хреновые вы друзья, раз ты даже этого не знаешь! Или ты наврала мне и напала на Драко? Скажи, это твоих рук дело? Малфой, пытаясь понять, что вообще происходит между двумя незнакомыми друг с другом ведьмами, закрыл лицо руками. В его голове смешался разговор о Марсо, теория о его мести экс-Пожирателям, Поттер, борющийся со смертельным проклятьем, и он сам, сражающийся со своими чувствами. Выяснять, что между собой не поделили эти двое, было бы чересчур для его бедного разума.  – Я этого не говорила, Драко, честно не говорила! Мы бывшие друзья, просто это случилось само, – залепетала Гермиона, она выглядела напуганной. – Он просто упал, попытался встать с кресла и упал.  – Ну разумеется, – закатила глаза Ребекка. – Не удивлюсь, что и тут ты выйдешь сухой из воды.  – Ради всего святого, Эстли, у меня просто утомление, – устало выдавил из себя Драко. – Она говорит правду, и ты знаешь это. У нас по протоколу первым делом идет проверка на подверженность проклятью.  Ребекка обиженно сложила руки на груди и надула губы. Она явно не ожидала, что Драко встанет на сторону Грейнджер, которую, по мнению Ребекки, презирал не меньше ее самой.  Гермиона села на стул рядом с кроватью Драко и изо всех сдерживалась, чтобы не ответить наглой девице. Она сохраняла невозмутимость на лице, но ее руки были сжаты в кулаки.  – Это не может быть переутомление, – буркнула Ребекка. – Она точно тебя прокляла.  –  Да Мерлин милосердный!.. – взвился Малфой.  – Доброй ночи, уважаемые дамы, – тихий мягкий голос из-за ширмы заставил всех троих вздрогнуть. Маккинен зашел в палату так тихо, что никто из них его не заметил. – Драко, как самочувствие? От этого вкрадчивого тона в горле встал ком. Старик очень хорошо понимает, что происходит. Куда больше, чем Гермиона и Ребекка, а оттого каждое его слово было судьбоносным.  – Все в порядке, профессор. Небольшая слабость, а в остальном все хорошо.  Глаза Маккинена опасно сверкнули из-под очков. Он намеренно медленно прошагал до стены и кивнул.  – Уважаемые дамы, уже поздно. Эстли, твоя смена закончилась два часа назад, если мне не изменяет память. Возвращайся домой, больнице ты нужна отдохнувшей. А вас, мисс Грейнджер, благодарю, что доставили моего ученика в больницу, но приемные часы начинаются в девять. Прошу вас, возвращайтесь домой и хорошенько отдохните. Я присмотрю за Драко.  Обе волшебницы хотели возразить, однако слова Маккинена, даже сказанные так мягко и тихо, звучали безапелляционно.  – Профессор, при всем уважении, это не может быть переутомление, – начала Ребекка. – Позвольте мне разобраться, в конце концов, это я его нашла в прошлый раз. Я уже могу начать писать историю болезни! – Мисс Эстли, помните ли вы о такой вещи, как врачебная тайна? – вкрадчиво поинтересовался Маккинен.  Ребекка рассеянно кивнула, явно сбитая с толку. Между ее бровями наметилась едва заметная морщина.  – Тогда я не могу с вами обсуждать диагноз Драко, пока он сам не примет решение пригласить вас как своего врача. Вы же знаете процедуру, пациент сам должен принять решение. Однако здесь я вас опередил, простите мне мое старческое стремление самостоятельно позаботиться об ученике.  Ребекка огорченно кивнула. Спорить с Маккиненом на одном поле – ей явно не хватало профессионального веса. В конце концов, очень сложно аргументировать выбор первокурсницы-аспирантки и начальника целого отделения с сотней лет стажа.  Драко молча наблюдал за тем, как ловко старик избавился от свидетеля. Старый хитрец выкрутил все так, что даже у Ребекки не возникло сомнений, что выпроваживают ее исключительно по причинам медицинским. Иногда Маккинен казался просто колдомедиком, помешаным на своей работе, но именно в такие моменты становилось понятно, почему вот уже сорок лет никто не сместил на посту и не отправил на почетную должность в научный совет.  – Да, конечно, – потупив глаза, ответила Ребекка и, крепко прижав к груди планшет с историей болезни, зашагала к выходу.  Напоследок она споткнулась о ножку ширмы, едва не упала, но удержала равновесие и, сгорая от стыда, почти бегом рванула к выходу. Когда хлопок двери оповестил, что Эстли покинула палату, Гермиона встала и с тревогой взглянула на Малфоя.  – Я вернусь в приемные часы и мы поговорим, – мягко сказала она. – А Панси? – Отправила ее домой, когда мы привезли тебя сюда. Напиши ей хотя бы записку, как почувствуешь себя лучше. Боюсь, она перенервничала и…– Гермиона замялась, словно не знала, продолжать говорить или нет. – И мне кажется, она винит себя, что не заметила, как тебе стало плохо.  Панси Паркинсон не отличалась излишним тактом и внимательностью к окружающим. Если Грейнджер решила, что Панси накрыло чувство вины, значит, произошло что-то из ряда вон выходящее. Малфой кивнул и действительно захотел чиркнуть пару строк этой истеричке. Часть его мстительно отметила, что за это бесцеремонное рукоприкладство можно не спешить с письмом. Пусть помучается немного, может, случится чудо, и у Панси Паркинсон родится совесть. В конце концов, раз метод Бенье сработал, вдруг чудо случится еще раз.  Гермиона покинула палату так тихо, что Драко, погруженный в свои мысли о сладкой мести Паркинсон, даже не заметил. Он поднял глаза и с удивлением заметил, что остался наедине с наставником. Старик задумчиво перебирал в руках черновики первой главы диссертации. Заколдованные свечи левитировали над столом, освещая только часть комнаты. Теплый свет делал лицо Маккинена еще старше, чем он был на самом деле. Брови сошлись на переносице, образуя глубокую складку. Он был поглощен чтением, глаза стремительно бегали от строчки к строчке.  – В этом нет больше смысла, – подал голос Малфой. Он старался звучать как можно безразличнее, но вышло скверно. – Он закрыл исследование. Марсо закрыл его.  Маккинен медленно поднял на него глаза и строго сказал: – Этого следовало ожидать, Драко. Как только мы получили хоть сколь-нибудь важные результаты, Аврорат захочет сохранить эти заклинания для себя. Это вопрос международной политики, думал, уж ты-то должен понимать. Малфой обиженно замолк. Когда он выбирал эту тему, когда решил впервые на практике применить метод Бенье, он меньше всего думал о международных амбициях Аврората. Если говорить откровенно, сейчас ему тоже было глубоко плевать. Однако, как говорил отец, как только ты перестаешь интересоваться политикой, политика начинает интересоваться тобой. Драко пытался убежать от всей этой жизни за крепкие двери больницы Святого Мунго. И теперь она догнала его с прагматичным замечанием наставника.  Драко чувствовал себя преданным. Он искренне надеялся, что Маккинен разозлится, будет ругаться, угрожать скандалом Аврорату и Марсо лично. Но этот спокойный и строгий взгляд взрослого говорил об одном: Маккинен не просто догадывался, что так будет. Он ожидал такого решения. Ожидал и даже не предупредил. Чертов старик.  – Драко, я думал, ты знаешь, как устроен этот мир. – Я знаю, – сквозь зубы процедил Малфой. – Я просто надеялся, что мир научной колдомедицины хоть немного похож на нормальный.  – Я думаю, мистер Поттер сегодня был очень близок к тому, чтобы выйти из комы.  У Драко перехватило дыхание. Он вскинул голову на Маккинена, моментально забыв о собственной злости на несправедливость судьбы. Наставник заметил этот взгляд и разочарованно покачал головой.  – Я госпитализирую тебя, Драко. Ты больше не покинешь стены больницы, пока не закончится наш маленький эксперимент. И надеюсь, тебе хватит благоразумия не приводить лишних свидетелей. И не привлекать внимание тех, кто излишне любопытен, – намек на Ребекку был более чем понятен. – Я не могу запретить посетителям навещать тебя, это привлекло бы ненужное внимание. Но постарайся уменьшить градус интереса к твоей персоне. Непреложный обет действует вне зависимости от того, помнишь ли ты о нем.  Как будто об этом можно забыть, хотел было ответить Драко. Но слова так и не сорвались с губ. Маккинен запер его в палате, Марсо закрыл перед ним дверь в большую науку.  Он растерянно уставился на свои руки, пытаясь понять, почему ничего не чувствует. Пустота заполнила его грудную клетку и засасывала любые эмоции.  Наставник внимательно смотрел на Малфоя, ожидая хоть какого-нибудь ответа, но его не было. Маккинен нахмурился и наклонился к своему ученику так близко, что Драко мог сосчитать каждую морщинку на лбу старика.  – Надеюсь, ты понимаешь, почему я так действую? – спросил он уже гораздо мягче.  Драко кивнул. Он понимал. Маккинен хочет защитить их обоих, пытается вытащить своего ученика из трясины, в которую он добровольно сиганул. Даже продемонстрировал хладнокровное спокойствие, узнав, что их проект не станет научным прорывом и будет засекречен. Если метод Бенье будет официально признан, об этом будут знать они двое и сотрудники Аврората. Возможно, еще невыразимцы.  Однако говорить ничего не хотелось. Больше всего хотелось уснуть и проспать часов десять без сновидений. Хоть на мгновение перестать думать о чертовом Марсо, об уничтоженных мечтах, о Гермионе с Панси и о собственном будущем.  Словно прочитав его мысли, наставник вздохнул и протянул Малфою кружку с зельем, пахнущим шалфеем. Драко даже не нужно было пробовать, чтобы понять – перед ним напиток без сновидений.  – Сколько капель сиропа церемицы? – деловито поинтересовался Малфой.  – Пять.  – Двадцать часов, профессор? – Ты мой пациент, Драко. И я решил, что тебе нужно как следует отдохнуть. Пей и давай без лишних пререканий. Напоминаю тебе, что из-за твоей выходки я был вынужден встать из теплой постели в немыслимые почти пять утра. Выходки.   У Драко попросту не было сил, чтобы хоть что-то почувствовать по этому поводу. Он залпом выпил пурпурное зелье, поставил пустую кружку на прикроватную тумбочку и закрыл глаза.  Дальше проживать этот день он категорически отказывался.  

* * *

Пробуждение было настолько приятное, что Малфой решил, что он-таки умер. Что игры с методом Бенье зашли слишком далеко, его тело не выдержало и теперь он проснулся не на больничной койке, а где-то неподалеку от обители архангела Михаила. Впервые за последние десять дней ничего не болело, даже нудящая боль в пояснице и тяжесть в голове от недосыпов, вечные спутники аспирантов, прошли. Драко был готов признаться, что впервые за много лет он чувствовал себя хорошо. Это было так безумно странно, что даже проснувшись, он лежал с закрытыми глазами и наслаждался этим невероятным чувством легкости и покоя.  Тело словно погрузилось в изумительно-теплую ванну с ароматной пеной. Чувство облегчения словно сбросило с плеч тяжелый груз тревоги и страха, окончательно унося сознание куда-то в небеса. Каждый вдох давался легче. Драко осознавал, что находится в больнице, но даже сухой воздух, который искусственно очищался заклинаниями, казался таким сладким. Воистину Маккинен был гением, способным воскресить даже уставшего аспиранта, попавшего в ловушку собственных амбиций.  Хотелось лежать так целую вечность. Ну, или хотя бы несколько дней. Притвориться, что тебе совсем плохо и никак, ну никак невозможно встать. Драко справедливо рассудил, что раз его не устраивает внешний мир, этот мир может катиться к черту. С закрытыми глазами гораздо проще сделать вид, что существует только это прекрасное чувство спокойствия и умиротворенности, в которой ты плывешь, как космический корабль в бескрайнем космосе.  Прекрасное ощущение безбрежного покоя было прервано странным звуком. Драко прислушался, не открывая глаз. Он совершенно точно не планировал контактировать с внешним миром, однако было важно понимать, что происходит за пределами его тела. Звук был негромкий, но достаточно четкий. Казалось, кто-то одновременно пытался вдохнуть воздух носом и пускал пузыри в воду. Парадоксальность этих двух действий приводила в недоумение, но Драко было абсолютно плевать. Он не планировал открывать глаза и становиться частью этой странной и неприятной “наружи”. В конце концов, этот звук может быть частью его воображения. Даже если его издает кто-то из пациентов, рано или поздно это надоест. Таинственный звук не прекращался. Он то затихал, то становился громче. Если бы не правило больницы Святого Мунго, которое запрещало появление любых привидений на своей территории, Малфой бы решил, что это один из неупокоенных духов. Однако в день, когда заложили фундамент старинной больницы был проведен специальный обряд, отпугивающий привидений. Драко очень хорошо запомнил эту историю. В день, когда Маккинен рассказал на лекции об этом курсу Бена, эта информация так сильно потрясла юного колдомедика, что тот приставал ко всем сотрудникам больницы, пытаясь выяснить, чем же привидения помешали. Ответ казался всем настолько очевидным, что никто не отвечал Бену всерьез, отделываясь шутками разного уровня забавности. Жирную точку в этих нескончаемых расспросах поставила Ребекка, появившаяся в больнице спустя год после злополучной лекции. Она недоуменно приподняла бровь и в свою первую же неделю в Мунго заявила: “Работа и так – сдохнуть хочется. Эти еще воют так соблазнительно, хоть в петлю лезь, чтобы присоединиться и ныть без последствий”. Драко находил этот ответ совершенно тупым и гениальным одновременно.  Размышления о призраках привели его к воспоминаниям о хрупкой дружбе с Миртл – привидением, жившем в туалете Хогвартса. Она издавала точно такие же звуки когда… плакала. Это был плач! Этот странный звук, это определенно был плач! “Может, я действительно умер и теперь Панси или Ребекка оплакивают мою безвременную кончину?” Мысль о смерти не казалась такой пугающей как два года назад. Он зажмурился, выбрасывая те ужасающие дни из головы.  Чей-то плач над его кроватью, хотя он определенно не умер и чувствует себя великолепно… Стоп. Если он чувствует себя хорошо, значит, проклятье перестало на него воздействовать, а значит!..  Порыв мыслей едва не подбросил Малфоя над кроватью. Осознание ножом ударило прямо в грудь. При использовании метода Бенье действие проклятья перестает ощущаться в двух случаях: при полном исцелении обоих волшебников или если пациент умрет. Драко резко сел в кровати, распахнув глаза. Он хотел вскочить на ноги, но встретился взглядом с сидящей на стуле у его кровати Гермионой. Глаза девушки были припухшими, сверху на них виднелась красноватая полоска, которая окантовывала веки, как стрелки, которые рисовала себе Панси. Губы дрожат, волосы, выбившиеся из обычно идеальной прически прилипли к щекам.  Она с изумлением уставилась на Драко и даже перестала плакать. Затем вновь поджала губы и рукой зажала себе рот, не в силах сдерживать рыдания. Слезы катились по щекам, соединяя выбившиеся пряди кудрявых волос к скулам.  Леденящий кровь ужас наполнил вены. Она плакала так, словно все было кончено. – Поттер! – хриплым со сна голосом выпалил Драко. – Что с ним?!