Actum, ajunt, ne agas

Эта ночь далась Сигме тяжело. Он практически не мог сомкнуть глаз, лишь смотрел в одну точку на потолке и прислушивался к шуму ветра, играющего свою песню за незакрытым окном на улице. Новое знакомство всё никак не выходили из его головы, а последние слова Дазая… Сигма не знал, что и думать об этом. Может он должен был что-то сказать в тот момент? Но что? Одеяло в одно мгновение уже перестало греть тело, а подушка начала казаться настолько жёсткой, что юноша, ворочаясь из стороны в сторону, вдруг резко подрывается со своего места и, как загипнотизированный, движется в сторону небольшого окна, расположеного в другом конце комнаты. На улице стоит полнейший мрак, но отчего то сейчас он не пугает, наоборот удивляет своей притяжательностью и загадочным молчанием. Сигма внимательно рассматривает то колышущиеся на ветру деревья, то мимо пролетающих птиц, то огромные яркие звезды на небе, и от этого вновь ловит одну непокидающую его на протяжении нескольких лет мысль: почему до сих пор не сбежал? Он мог без проблем собрать свои вещи, украсть воду и еду из столовой, а после, дождавшись, когда все взрослые будут спать, перелезть через окно и в один миг покончить со всеми своими страданиями. Но даже сейчас его мозг активно начинает противиться этой идеи: а что потом он будет делать? У него даже нет документов, подтверждающих его личность, что уж говорить о нулевой информации об его образовании. Неужели побег из этого места закончить тем, что он просто останется жить на улице и подхватит воспаление лёгких одним зимним утром? А что тогда будет с детьми? От одной только мысли на душе становилось плохо: Сигма не сомневался, что его роль рано или поздно заменит такой же любопытный ребёнок, а среди старших детей у них оставалась девочка двенадцати лет. А если директор будет вести такую же извращенную игру, как с ним? Сигма закрывает лицо ладонями, словно добровольно лишая себя возможности смотреть на маленькую беззаботную луну, так ярко освещающую ночное небо. — Всё ради дома, — шепчет юноша, сдерживая внезапный порыв вытянуть руку вперед и закричать что есть мощи: «Почему же ты так далёка, луна, если я каждый день вижу тебя, разглядывая средь облаков и тёмных туч?»

°°°

Сидя в столовой, Сигма понимал, что в горло ему не лезет ни один кусок еды, из-за чего он просто молча наблюдает за тем, как дети что-то очень увлечённо рассказывают друг другу за соседним столиком. И вроде всё как обычно: тёплое спокойное утро, весёлые крики ребят, недовольное лицо поварихи и скрипящий под ногами пол. Но никто даже не догадывается о том, что там внизу, за недоступной в дневное время суток дверью, находится молодой парень, чьё состояние для Сигмы всё ещё оставалось неизвестным. Нормально ли он перенёс взятие крови? Как его раны? Спит ли сейчас? Переведя свой взор на практически заполненную пищей тарелку, юноша вдруг задаётся не типичным для себя вопросом: а принёс ли кто-то Дазаю поесть? Сигма отлично знал, что донорам крови следует соблюдать диету, исключающую принятие жирных, молочных, жаренных, копчённых продуктов. Но будут ли это учитывать взрослые? Юноша не понимал, что нужно делать в такой ситуации, он впервые в своей жизни задумался о том, как следует питаться привезенным им жертвам. И если раньше он мог сохранять ровный тон и не подавать виду, что его волнует нахождение посторонних лиц в подвале, то сейчас любое упоминание находящегося в сознание парня будоражило душу. Всё разворачивалось так странно и, как казалось Сигме, неправильно. Знает ли директор о смерти старшего Дазая? Определённо знает. Так у кого он будет требовать выкуп? Неужели у Осаму были ещё родственники? Внезапно, как будто прочитав мысли Сигмы, в дверном проеме появляется директор собственной персоной, и его явно чем-то возмущенное выражение лица, которое казалось темнее туч, не внушало и доли надежды на какой-то спокойный надвигающийся разговор. В столовой сразу повисла тишина, ещё сильнее добавляя напряжения. — Сигма, — мужчина сделал шаг вперед, встал на месте и обвел взглядом всех присутствующих в комнате, заставляя детей поопускать головы вниз, устремив взор на тарелки. Остановив свой взгляд на Сигме, мужчина кратко продолжил: — Выйди на пару слов, — а после он удалился из комнаты. Парень, понятное дело, ничего говорить в ответ не стал, быстро встаёт со своего места и движется следом за пропавшим в стенах коридора директором, оставляя на столе практически не тронутую тарелку с едой. Мужчина стоял недалеко от двери около стены. Его ровная и прямая спина, руки, скрещённые на груди, и флегматичный сдержанный взгляд не давали и секунды мысли, что у этого человека вообще могло что-то случиться. Но Сигма знал: мужчина никогда просто так не будет его вызывать, особенно в дневное время суток на глазах десятка детей. Что-то произошло, и юноша был уверен, что дело касалось Дазая Осаму. Завидев Сигму, директор, не сказав и слова, тут же начинает движение вдоль коридора, заставляя юношу беспрекословно двинуться за ним. Они шли молча. Мужчина словно забыл, что сзади него идёт Сигма и что он вообще позвал его на разговор, ведь с каждой минутой шаг его становился всё быстрее и быстрее, а сам Сигма уже начал надумывать себе невесть что. Однако, когда впереди появился нужный кабинет, директор проходит мимо него, неожиданно держа курс в сторону огромного окна в конце коридора. Оказавшись около желанной цели, мужчина резко останавливается. Он смотрит на открывшийся лесной пейзаж, одновременно с этим залаживая руки за спину. — Наши цели кардинально меняются, — сказал он хладнокровно после долгого молчание, заставляя Сигму удивлённо посмотреть на него. — Почему? — говорить о том, что он вышел на разговор с Дазаем Осаму, юноша не стал, прекрасно понимая, каковы могут быть последствия. — Поэтому мальчишка задержится у нас ещё примерно на неделю, — на вопрос Сигмы мужчина не ответил, при этом продолжая рассматривать действительно очень красивый зеленый наряд деревьев. Юноша тут же отводит голову в сторону, осознавая, что его снова не вводят в курс дела. — Твоей задачей будет после десяти спускаться в хирургическую комнату и кормить его, проверять самочувствие и каждые два дня брать кровь. Отсчёт начинаем с сегодняшнего дня. — Но в таком состоянии не желательно брать кровь! — Я слышу пререкания? — мужчина медленно поворачивает голову в сторону Сигмы, и от его пронзительных глаз тот ощущает, как начали предательски дрожать ноги. — Нет, я всё понял… — Сигма хочет сказать ещё что-то в ответ, но сзади него будто появляется невидимая для всех фигура, одним крепким рывком закрывающая ему рот — она велит молчать, и кажется, что насмехается над ним, обволакивая ледяным холодом. Мужчина сверлит взглядом Сигму, однако потом всё же говорит: — Больше не буду тебя отвлекать, продолжай дальше выполнять свою работу. — Постойте! — всё же решает попытаться вырваться из крепкой хватки Сигма, делая при этом решительный шаг вперед. — Вы же видели, в каком положении приехал Дазай Осаму! Не стоит ли тогда его выводить на водные процедуры через день? Что уж говорить о хотя бы пяти походов в уборную комнату. Он находится в сознании, значит нуждается как минимум в удовлетворение своих биологических потребностей! Это вам не животное, в конце то концов! И снова в глазах визави загорелся опасный огонек. Мужчина испытующе начал вглядываться в лицо Сигмы, а сам юноша ощущает, как по его шее скатываются горячие капли пота. Директор, словно огромная каменная фигура, возвышается над ним, заблагорассудив себя всевышним Богом, перед которым все должны поклоняться. — Я думал, что ты избавился от этого глупого сочувствия. Сигма хмуриться, обречённо отведя голову в сторону. — Это не сочувствие… — а может и сочувствие? — А что тогда? — появившаяся на чужом лице ухмылка заставляла сомневаться даже в своём существовании. — Это банальное уважение к человеку, чьи родственники спасли нашу планету об массового вымирания! — как-то слишком громко для себя отвечает Сигма, даже позволив себе сделать ещё один шаг вперед. Директор на мгновение замолчал, лишь на пару секунд впав в замешательство. — Да и если бы не они, — юноша в самый последний момент осознал, что начал переходить границу дозволенного, — вы бы даже не были… — поэтому он тут же застыл с раскрытым ртом, так и не закончив фразу. — Я бы что? — в один миг лицо мужчины сменилось на нечто угрожающе-пугающее, он оказывается вплотную около Сигмы, а тот даже не успевает среагировать, как чужие холодные пальцы обхватывают его и так легко поддающиеся от страха плечи и прижимают к недалеко стоящей стене. — Боюсь, что я стал позволять тебе слишком много вольностей. И тут Сигма начинает паниковать. Они находятся в самом дальнем крыле здания, а, так как здесь расположен кабинет директора, в этом месте практически никто не ходит. В голову сразу ударили противные воспоминания, как он, будучи ребёнком, пытался убежать от приследовавших его взрослых, после того, как по глупости решил влезть в открытый подвал. Как они всей толпой окружили его около стенки, начали нести какую-то несусветную чушь, а потом подошёл директор — его статная фигура в ту переломную ночь запомнилась Сигме надолго — и стал рассматривать как новую картину, привезеную в свой кабинет. Этот роковой день до сих пор мог не выходить из его головы, хоть прошло более четырех лет. И сейчас Сигма испытал те же самые эмоции, как и в тот раз, только теперь тревога была куда сильнее, ведь юноша прекрасно осознает, на что способен человек, стоящий напротив него. Парень старается держаться ровно, не поддаваться явно провоцирующим чужим действиям, но тело будто отказывалось его слушать, он дрожит, как маленькая загнанная в угол зверушка, и не может вымолвить и слова. Мужчина молча наблюдает за реакцией визави, рука тянется к чужому лицу, однако Сигма отворачивается, прикрывает глаза. — Мне всё ясно… Пожалуйста, мне надо идти к детям… — единственное, что он смог сказать. Директор усмехнулся, однако всё же отпускает парня, после этого демонстративно поправляя свой чёрный пиджак. — Надеюсь на твоё благоразумие, Сигма, — он молча наблюдает за тем, как юноша обессиленно, опираясь спиной о стенку, скатываться на пол. — Не забудь принести мальчишке поесть. Сигма изнурённо смотрит на то, как мужчина разворачивается к нему спиной и начинает движение в сторону своего кабинета. Спина его также ровна, походка спокойна и невозмутима, а каждый шаг отдаёт громким эхом в ушах. Парень ощущает, как начинает гореть у него в груди. Одной рукой он сжимает ткань на своей футболке, а другой закрывает глаза. А ведь мужчина даже ничего ему и не сказал, но Сигма уже готов был сжаться в комочек и провалиться сквозь землю, лишь бы не видеть этого человека, его противную улыбку и ощущать касания, которые так напоминали игру змеи, постепенно сжимающая шею жертвы в кольцах своего тела…

°°°

— Как ты себя чувствуешь, Дазай? — Сигма осторожно подходит к клетке, держа в руках тарелку с гречкой и кусочком хлеба. Осаму сидел, оперевшись спиной о прутья. Его глаза были закрыты, а руки скрещены на груди. Очевидно, что он услышал, как открылась дверь, однако разомкнул очи только в тот момент, когда услышал голос Сигмы. — Сколько сейчас времени? — они встретились взглядами, и Дазай отметил, что Сигма выглядел куда более уставшим, чем в их прошлую встречу. — Примерно пол первого ночи, — он плавно поставил тарелку в клетку, а после встаёт со своего места, держа курс в сторону уборной. — Ты не ложился спать? Парень удивлённо застыл на месте, совершенно не ожидая такого вопроса. Он с недоумением посмотрел через плечо на Дазая. — Нет, я только закончил с уборкой на кухне, да и поесть тебе готовил. Осаму промолчал, а Сигма продолжил свой путь. И вот он вновь стоит около знакомого зеркала. К удивлению, одну из его просьб всё-таки учли: как узнал Сигма у крайне болтливой поварихи, когда он вышел на прогулку с детьми, Дазая, повязав в руках, вывели из клетки и отвели в уборную. После этого, освободив его от веревок, посадили обратно, но нацепили на ногу достаточно тяжёлую гирю. Да и сам юноша посчитал это достаточно мудрым решением, потому что если руки находятся в одной единственной позе, — а у Осаму она была не особо удобной — то это могло привести к отёку, что впоследствии создало бы проблемы со взятием крови. Хотя Сигма с другой стороны был бы рад отказаться от проведения данной процедуры: Дазай стал выглядеть значительно бледнее. Выйдя из маленького помещения в медицинском халате и шапочке зелёного цвета, парень замечает, как Осаму отстранённо смотрит куда-то в сторону, держа на весу вилку, так и не прикоснувшись к еде. Сигма тяжело вздыхает, подходя к клетке. — Советую тебе поесть, — он присаживается рядом, внимательно глядя на парня. — Так как ты себя чувствуешь? Бинты, которые накладывал Сигма на лоб Дазая, были сняты, открывая вид на уже постепенно заживающие синяки и ссадины на коже. Руки же его были всё также перебинтованы, но в этих ровных и точных оборотах вокруг запястья юноша без проблем опознал профессиональную работу — неужели сам директор сюда приходил? Воспоминания сегодняшнего утра в одно мгновение в красках появились перед глазами Сигмы, он нервно вздрогнул, сжав пальцы. Осаму тут же обратил на это внимание, склонив голову на бок. — Небольшая головная боль, — всё-таки отвечает он. Сигма кивает головой, стараясь избавиться от неприятных мыслей. — Такое обычно бывает после взятия крови, я потом поищу тебе таблеток. — После того, как снова возьмёшь её? — Осаму слегка улыбнулся, а в его тоне появились ироничные ноты. Сигма ничего не ответил, при этом продолжая поражаться спокойствию этого парня. Как он это вообще делает? Даже шутить успевает. — Я попробую решить этот нюанс, потому что ты выглядишь действительно очень плохо… Однако в ответ Дазай покачал головой. — Не стоит, — а после он задумчиво осмотрел Сигму с ног до головы, вызывая у того вопросительный взгляд. Казалось, что Осаму уже обо всем догадывается, начиная от того, в какое место он попал, заканчивая грязными секретами директора. Это очень удивляло, а его загадочное молчание вызывало странный трепет в груди. Сигма переключает свой взгляд на огромный стол, где были расположены все необходимые приборы для переливания крови. Почему-то сейчас смотреть на них категорически не хотелось, словно, коснувшись той же самой иглы, ты пересечешь невидимую границу здравого смысла, вновь поддаваясь этому жалкому чувству — страху. Почему же сейчас страх стал жалким в понимании Сигмы? — А что это? — внезапно тишину нарушает вопрос Дазая. Сигма резко разворачивается лицом к Осаму, глядя на то, как он показывает вилкой на содержимое тарелки. — Это гречка. Вы разве такое не едите? — Гречка… — задумчиво протянул Дазай, осторожно подхватывая немного содержимого из тарелки и ложа себе в рот. После недолгого пережёвывания, парень отвечает: — В таком виде не едим, мы используем муку из этой крупы для приготовления собы. — Собы? — Что-то наподобие длинных макарон — лапша, только она сделала из гречневой муки. — Ого! Звучит очень интересно, — Сигма, как и в прошлый раз, подсаживается чуть ближе к клетке, и Осаму снова уловил в его глазах настолько яркий и чистый огонёк, что даже лёгкую улыбку удержать не вышло: люди, которые не бояться показывать свои эмоции — это поистине любопытные личности, однако Дазай осознает, какое количество чувств подавляет в себе Сигма. — А правда, что вы используюте вместо вилок палочки? — продолжил юноша. — Во время приёма большинства традиционных блюд, да. — А какие они, традиционные блюда? Осаму отложил вилку в сторону, уйдя в размышления. — Если говорить о японской кухне, то могу назвать суши. В ваших ресторанах их тоже готовят. Сигма неловко похлопал глазами. — Я никогда не был в ресторанах. — От слова совсем? — Да… Но про суши я слышал. Рыба, обернутая в рис? Дазай издал тихий смешок. — Можно сказать и так. — А ты во многих странах бывал? — Сигма и сам не понял, как завязал разговор, позабыв о том, что сидит в хирургической комнате и что должен забрать кровь у Дазая — он так давно не вёл с кем-то обычной беседы, что сейчас был готов уйти в неё с головой. Не надо ни перед кем строить улыбку, врать, глядя в глаза, говорить, что всё будет в порядке — ты просто можешь говорить с человеком, не боясь сказать чего-то лишнего. Это грело душу. Но вот понять, что испытывает Дазай было сложно. Его лицо, кроме нескольких улыбок, как таковых эмоций и не выражало. Но, видимо, против диалога он ничего против не имел. — Во многих, количество точное тебе не скажу. — Значит и во Франции с Италией был? И Эйфелевую башню видел? — Видел, видел, — Осаму встречается с поистине детским удивлением на лице Сигмы, и сразу приходит к достаточно неприятной мысли — значит держат этого парня здесь как минимум большую часть его осознанной жизни. — Я практически объехал всю Западную Европу. — Прям всю? Хотя не удивительно. Наверное ты помогал отцу в решении каких-то его вопросов с иностранными союзниками? И тут они оба замолчали. Сигма и не сразу понял, как затронул вопрос, не давший ему спать всю эту ночь: что же произошло во время похищения Дазая? Однако посмотрев на Осаму, который лишь на пару секунд поробел и опустил голову, юноша видит, как он вновь слегка улыбнулся, отодвигая тарелку в сторону. — Иногда и помогал, но я занимаюсь куда более серьёзными вещами. Сигма внимательно проследил за движением руки визави. Он понимает, что тянуть этот вопрос, как тугую резину, глупо, да и Дазай всё прекрасно осознает, поэтому, остановив взгляд на тарелке, юноша спросил уже более серьёзным тоном: — Как они его убили? Но в ответ всё такая же отстранённая улыбка. Дазай слегка сщурил глаза, и в этот момент в нем пропала вся его юношеская безобидность, с которой в начале он предстал перед Сигмой: черты лица стали казаться куда острее и чётче, а в глазах словно начал пылать огонь — ослепительный, живой. Этот огонь был другим, ни как у директора, который напоминал огромный лесной пожар, чьи языки пламени поглащают всё на своём пути. Они не дают и шанса пробраться наружу, забирают кислород, заставляют хвататься за грудь и нервно кашлять. А во взгляде Дазая читалось нечто иное, недоступное, но не отторгающее. Что-то поистине таинственное хранит он в своём сердце, и Сигма готов поклясться, что невиданные силы захватили его тело, веля неотрывно смотреть на визави. — Если я скажу — ты окажешься втянут в ещё большую тьму, Сигма-сан, — тон парня стал похож на взрослый, осознанный, самостоятельный, и появилось ощущение, что в клетке сидит не он, а сам Сигма. Юноша не знает, что сказать в ответ. Как чувствует себя сын, потерявший собственного отца? Что нужно говорить в таком случае? Сигма не помнит лиц ни отца, ни матери, он впервые сомневается в своих же словах. — Извини, я понимаю, что не должен лезть не в свое дело, — он протягивает руку за решётку, а потом бережно пододвигает тарелку с едой обратно к Дазаю. — Директор редко просвещает меня в свои планы, поэтому я так чрезмерно любопытен. Иногда я чувствую себя таким глупым человеком… — Ты не глуп, — Дазай нехотя берет в руку вилку, немного приподняв краешки губ. — А не рассказывает он тебе о своих планах просто потому, что боится того, что в один момент его застанут врасплох. — Но я для него лишь помощник, которым он… — парень поджал губы, не решаясь продолжить мысль — его пугала возможная реакция Дазая. Но тот, будто снова прочитав чужие мысли, совершенно спокойно спросил: — Почему позволяешь пользоваться собой? — Потому что нет другого выбора, — достаточно быстро отвечает Сигма, но посмотрев, с каким внимательным лицом смотрит на него Осаму, уже более тихо добавил: — В прошлом я совершил серьёзную ошибку, которая, кажись навсегда, заперла меня в этой комнате, — Сигма слабо улыбнулся, отведя взгляд в сторону. — Получается, что мы оба находимся в клетке. Таковы обстоятельства… Повисло молчание, которое заставило юношу вновь устремить взор на Осаму. Тот будто переваривает слова Сигмы, водя вилкой из стороны в сторону по освободившейся области на тарелке. — Знаешь, Сигма-сан, — голос его стал заметнее ниже. — Есть одна японская мудрость: «Бывает, что лист тонет, а камень плывет». Сигма в недоумении посмотрел на парня, а тот неторопливо поясняет: — Не забывай, что в жизни всё может кардинально измениться, все установленные вещи не вечны, а правда всегда вскрыется в самый неожиданный момент. Слово «правда» эхом отразилась в голове Сигмы. Забавно, но он уже давно забыл его значение, ведь для него правда заключалась лишь в одном — полное осознание своих поступков и действий. Глупо врать самому себе, что помощь в нелегальной деятельности не его выбор. Почему тогда, когда они всей толпой выбираются на прогулку в столицу, он не бежит просить помощи у здравоохранительных органов? Что мешает ему это сделать? Почему боится? Почему прячет глаза, когда встречается с серьёзным лицом человека в мундире? Неужели настолько страшно упасть на ровном месте, так ничего и не достигнув? А вдруг его не воспримут всерьёз? Не помогут? Но Сигма старается как можно скорее выбросить из головы эти мысли, он хочет забыть, отключить, не думать о них, лишь бы вновь не начать сомневаться в себе. Но сомнения уже пустили свои корни в его сердце. — Японская мудрость, говоришь… Похоже на наше выражение: «Раз в год и палка стреляет». — Интересные у вас палки. — Как и ваши камни. К удивлению, Дазай тихо усмехнулся, а Сигма не смог в ответ удержать улыбки, при этом он всё же решил не сохранять зрительного контакта, переключая взгляд на стену. Он чувствует усталость, однако впервые за всё это время уходить из этой пугающей комнаты не хочет. Обычно, когда он ступает за порог этого помещения, то в один миг теряет все свои человеческие чувства и качества, но теперь он ощущает, как в эту полностью пропитанную ложью комнату возвращается утраченное спокойствие и гармония. Сигма не знал, в какой момент это место стало хирургическим помещением, но когда-то, может года два назад, он невзначай услышал от библиотекарши, что раньше здесь хранилось множество музыкальных инструментов. И хоть раньше пол был деревнным и штукатурка в большом количестве сыпалась с стен, что-то безумно красивое и величественное потеряла эта маленькая комнатка. Сигма поджимает ноги к груди, а после опускает на них голову. Дазай продолжает трапезу, но не вырывает юношу из своих размышлений, он даёт ему возможность обдумать всё, не нарушая его покоя. Однако Сигма поворачивает голову на бок и смотрит уже более расслабленным взглядом на Осаму. — Я проведу переливание крови через пятнадцать минут после окончания приёма пищи, поэтому можешь что-нибудь рассказать? — Что-нибудь? — Да. О вашей культуре и жизни, о других странах. Просто говори, — Сигма замолчал, однако после встрепенулся и спросил: — Я ведь не утруждаю тебя? — Утруждаю? Сначала юноша и не понял вопроса Дазая, но заметив, с каким одновременно недопонимание и любопытством смотрит на него Осаму, тот легонько улыбнулся. — Я в виду имею, что не трудно ли тебе что-нибудь рассказать. Всё что угодно. Парень положительно кивает головой. — Ты спрашивал что-то про суффиксы. — Да! Про это хочется узнать в первую очередь. Это как наши отчества? — То есть второе имя? — То есть что? И теперь они вновь озадаченно смотрят друг на друга, но эти переглядки уже не смущают, как в первый раз. Так они и провели время: сначала Сигма рассказал Дазаю про отчество и про несколько особенностей их языка, а потом Осаму поведал про многие японские традиции и обычаи его народа. К теме, касающейся убийства старшего Дазая, они не возвращались. Сигма был уверен, что прошло куда больше времени, чем пятнадцать минут, но уйдя в разговор, он не обратил на это никакого внимания. Ему нравилось вести диалог, даже такой бессвязный, перепрыгивающий с темы на тему, и на мгновение позабыв, что Дазай сидит в клетке и что является пленником, Сигма захотел показать ему их лес. Возможно, они не могли похвастаться красиво цветущей сакурой или характерными для Японии субтропическими лесами, но Сигма искренне желал прогуляться с парнем по узким дорожкам и насладиться тишиной и пением птиц. Но время шло дальше, и юноша и сам не заметил, как глаза начали слипаться и как усталость начала брать власть над его телом, да и постепенно голос Дазая становился всё тише-тише, поэтому Сигма, нехотя, провел переливание крови. Однако теперь его интересовала не алая жидкость в трубке, а уже практически заснувший собеседник. Впервые за все эти несколько лет Сигма шёл в свою комнату с приятным и сладким, как нежный свежий бисквит, чувством в груди — спокойствием.

°°°

К удивлению, ближайшие три дня выдались достаточно тихими и, если такое слово можно использовать в ситуации, когда в подвале у вас находится парень в клетке, умиротворенными. Сигма ни разу за это время не встретился с директором, хотя обычно за день он как минимум два раза сталкивался с ним в коридоре. Это крайне настораживало, хоть Сигма и не горел желанием видеться с этим человеком лицом к лицу. Зато теперь хождение в хирургическую комнату стали вызывать у парня куда более положительные эмоции, чем это когда-либо было. Несмотря на то, что у него и появились небольшие проблемы со сном, он старался как можно больше времени проводить в компании нового знакомого. Это было…необычно. Дазай казался живой книгой, которая рассказывала так много интересной и захватывающей информации: про путешествия и чужие народы, про японских писателей и учёных, про легенды и загадочные преступления. Но одновременно с этим он очень бегло и поверхностно упоминал свою личную жизнь, семью, друзей, а про то, в чем помогал своему отцу, Дазай не сказал ни слова. А от темы черного рынка Осаму вообще очень грамотно уворачивался, не давая даже возможности продолжить развить разговор в этом русле. Сигма за это его не упрекал, относился с пониманием, хотя это иногда вызывало неприятную обиду из-за того, что он не может узнать хотя бы капельку информации о том, кто такие эти торговцы кровью и что из себя представляет их организация. И организация ли? Насколько их много в мире? Где они находятся? Известны ли личностью хотя бы одного? Неосознанно Сигма стал проводить параллели между Дазаем и директором: оба хранят серьёзную тайну и не позволяют ни на шаг подступится к ней, однако, в отличие от злобного взгляда, с которым встречается Сигма, когда не подавляет свое любопытство, Осаму, явно изучив предпочтения юноши, начинает рассказывать другие, не менее интересные для Сигмы вещи. Да и сам парень старается, в силу своих знаний русской культуры, просветить Дазая в их историю. Иногда Осаму невольно произносил какие-то слова и предложения на японском, и это вызывало у Сигмы настолько огромный шок, что они даже могли уделять чуть ли не пол часа на усвоение на слух базавого японского алфавита. Но вопросы, касательно темы убийства отца Дазая, не выходили из головы юноши. Что же всё-таки случилось в тот день? Как произошло похищение? Кто в этом участвовал? Очевидно, что люди эти имели связи с директором, но насколько глубоки их корни? Но больше всего поразила одна ситуация, когда их диалог свелся ко всеми нелюбимым пятикровникам. Дазай затронул тему медицины в Японии. А Сигма знал, что за последние двадцать лет в этой стране она была на высоте. Основываясь на вакцине от Vinum15, начались активные попытки в нахождении лекарства от рака, однако в этот период стали происходить внезапные массовые терроры лабораторных заведений, которые заканчивались пропажей множества исследовательских бумаг и экземпляров. Кем являлись эти люди и каковы были последствия данных преступлений, Дазай умолчал. А Сигма нашёл эти ситуации схожими с бунтами пятикровников, про которые иной раз могли упоминать взрослые. — Скажи, — Сигма осторожно обрабатывал уже постепенно заживающие раны Осаму хлоргексидином, — ты веришь в то, что существует пятая группа крови? Реакция Дазая была неоднозначной: лицо его не изменилось, но Сигма, который водил ватным шариком по запястью парня, уловил небольшое напряжение, появившееся в его руках. — Научно было доказано, что её не может существовать. Другога ответа юноша и не ожидал, но его всё равно не оставлял в покое один вопрос: — Тогда почему эти организации вообще существовали? И ведь, насколько я знаю, входили в неё далеко не глупые люди: учёные, политики, даже президент был, да? Дазай вновь улыбнулся, словно Сигма задал ему крайне детский и наивный вопрос. — В самом начале их движение не было настолько плохим. Общество, которое потеряло любой свет и надежду, действительно нуждалось в обретение хоть какой-то веры в спокойное будущее. Пятая группа крови и стала их спасением. Однако сейчас это движение превратилось в нечто безумное и считается ложной идеологией. — Ложная идеология… — тихо повторил Сигма. Его взгляд застыл на руке Дазая — на бледной коже чётко просматривались различного рода шрамы и синяки, какие-то из них были свежими, им можно было дать недели две, а какие-то уже затянулись, и лишь белые рубцы указывали на когда-то приченненую боль. Что-то в них не понравилось Сигме, но он не мог понять что, но почувствовав, с какой ответной внимательностью стал смотреть на него Осаму, юноша быстро отпустил его руку. — Мне всегда казалась, что идеология — это что-то сходнее с религией, — Сигма быстро посмотрел на Дазая, убеждаясь, что тот понимает его слова. — И там, и там присутствуют свои ценности, правила, нормы, они воздействуют на мировоззрение людей, могут так легко сломать устоявшиеся принципы и слепить из уже сформировавшегося человека совершенно иную личность, что появляется вопрос: религия — это и есть идеология? Но в религии есть бог, а идеология формируется на основе истинных фактов и утверждениях. Тогда выходить, что идеи пятикровников — это религия? Хотя у них и нет бога… Сигма никогда ни с кем прежде не обсуждал этот вопрос, особенно он не знал, какая последует реакция от Дазая, ведь, как оказалось, некоторые ценности их народов отличаются друг от друга. Но Осаму лишь прикрыл глаза и спокойно ответил: — Если бы у них был ещё и бог, тогда бы они стали сектой. Интересно, кем бы являлся этот бог? Шезму? Весьма лаконично, учитывая, что он олицетворение божества крови и вина. А Vinum по одной из интерпретаций переводится как «вино». Сигма, немного разбираясь в древнеегипетской мифологии (это были единственные доступные для него книги в их маленькой библиотеке), оценил шутку, посмеявшись в ответ. Он был благодарен парню за то, что тот выслушал его. Не перебивал, не пытался навязать свое мнение. Это показалось настолько нетипичным, что поверить в существование этого разговора стало трудно. А Дазай продолжил: — Смотря в какой ты вырос идеологии, на другие ты будешь смотреть с совершенно иного угла. К примеру, японское общество придерживается государственного национализма… Осаму, как хитрый лис, перевёл тему в совершенно другую сторону, так ловко опуская разговор о пятикровниках. Но понял Сигма это уже тогда, когда возвращался к себе обратно в комнату. Не было сомнений, что эта организация вызывает у парня не самые приятные эмоции. Но почему так? Неужели Дазай встречался с кем-то из них?

°°°

Сегодня гармонию теплого летнего дня нарушил крайне сильный дождь. Тёмные грозовые тучи закрыли яркое солнце, не пропуская не единого маленького лучика наружу. Сигма сидел в комнате детей, ожидая их прихода из столовой. Он молча уселся на стуле, положив голову на подоконник. От окна веяло холодом, а с улицы, не глядя на закрытые ставни, отчётливо доносился запах петрикора. Под давлением сильного ветра, ветви деревьев то опускались вниз, то резко поднимались вверх, при этом теряя с себя несколько огромных зелёных листьев, которые в этот же момент подхватывал игривый ветер и уносил в пляс. Было что-то чарующее в этой серости, спрятавшей все пестрые краски лета, и хоть при такой погоде дом их ходил худоном, чувствовалась в этом особая красота. Интересно, как там Дазай? Сигма закрывает глаза, стараясь избавиться от всех навязчивых мыслей. За эти четыре дня график его сна пошёл под откос. Каждую ночь он всё дольше задерживался за разговорами с новым знакомым, и, хоть спать стал он на три часа меньше, такой исход событий ни капли не печалил. — Сигма, ты спишь? — неожиданно раздался тихий детский голос в дверном проёме. Юноша вздрогнул и удивлённо повернул голову в сторону. Он выпрямляет спину, смотря на проходящую внутрь комнату Катю. — А ты чего так рано вышла? Девочка останавливается на месте и как-то виновато опускает голову вниз. — Не хочу кушать… Но Сигма почувствовал, какое напряжение исходило от Кати: она нервно смижала ткань на своём белом льняном платье, отводила взгляд в сторону и казалось, что вот-вот сядет на кровать и расплачется. Поэтому Сигма тут же старается как можно мягче улыбнуться ей, протягивая руку. — Иди сюда, не бойся. Девочка быстро кивает головой, а после подходит к Сигме. Тот встаёт со стула, уступая место. В этот же момент юноша быстро подходит к недалеко стоящей кровати Екатерины, находит там расчёску и пару миниатюрных розовых заколок и возвращается к девочке, которая всё также с опечаленным выражением лица смотрела куда-то в сторону. — Директор, — внезапно нарушила странную тишину Катя, — он вызывал меня к себе… Сигма шокированно замер на месте, чуть не выронив расчёску с заколками. Он, не веря собственным ушам, чуть ли не подбегает к девочке, начиная неосознанно рассматривать её сверху вниз. Не мог же он что-то сделать маленькому ребёнку? — Всё в порядке? — парень присаживается рядом, внимательно глядя в глаза глубокого синего цвета. Сейчас они напоминали бушующий океан, который встретился со злым штормом. — Он говорил что-то про документы, — ответила Катя, — а потом спросил: считаешь ли ты себя особенной? — Особенной? Девочка кивнула, а после, словно начиная вспоминать, замолчала. Сигма ощущает, как беспокойство начинает овладевать его телом. Он терпеливо ждёт продолжения, стараясь как можно меньше давить своим серьёзным взглядом — любая встреча с директором не кончалась чем-то хорошим. Да и когда в последний раз тот вообще обращал какое-то внимание на детей? Сигма был уверен, что с Катей на прямой разговор он выходил лишь тогда, когда её привезли в их детский дом. Да и масло в огонь подливал тот факт, что и сам Сигма на как таковой контакт с директором практически четыре дня не выходил. Что-то здесь явно было не так… — Он сказал, что у меня особенное сердце, — к удивлению, в силу своего детского и юного возраста, Катя промолвила это очень чётко и громко. Парень почувствовал, как по спине пробежались мурашки. Никогда раньше он не слышал, чтобы директор обсуждал с кем-то такую тему. Сердце… Зачем вообще понадобилось вести разговор с ребёнком об этом? Но ответ пришёл достаточно быстро: — «Сердце прокачивает по организму кровь», — это он так сказал, — по явно недопонимающему взгляду девочки было видно, что она не до конца осознает, какие слова только что зацитировала, но вот Сигму словно током прожгло. — И больше ничего тебе не говорил? — голос его слегка поддрагивал. Девочка отрицательно покачала головой. Парень опускает голову вниз, не зная, как правильно это прокомментировать. — И тебя он особенным назвал… — Катя, явно пытаясь понять значение этих слов, с любопытством посмотрела на Сигму, надеясь, что он сможет ей что-то объяснить. И если она смогла немного расслабиться и успокоиться, то Сигма сейчас еле как сдерживал нервную улыбку. — Вот оно как… Он тебя сильно напугал? — Он смотрел на меня такими глазами, будто был готов съесть… — теперь и её голос заметно дрожал. Юноша тяжело вздыхает, понимая, что сейчас нельзя давать волю эмоциям. — Думаю, — Сигма постарался улыбнуться как можно мягче, — что он напугать тебя совершенно не хотел. Что там было с твоими документами, не помнишь? Никаких болезней не наблюдалось? В ответ всё такое отрицательное покачивание. Безумие — вот так просто взять и ввести в состояние страха маленького ребёнка, а после отпустить его как ни в чём ни бывало, делая вид, что ничего не произошло. Это злило. — Сигма, всё ведь в порядке? — глядя на странную реакцию визави, Катя ощутила небольшое волнение. — Конечно, всё хорошо, — а после парень осторожно поднимается на ноги, нежно приобнимая девочку за плечи. В этот момент показалось, что дождь на улице стал в разы сильнее, капли начали с бешеной скоростью бится о железное основание водостока, словно сама погода кричала о своей боли, которая, как яд, начала заполонять мысли Сигмы. В этот жест парень вложил всю свою заботу и любовь, стараясь помочь маленькому, ещё не знающему все страхи мира ребёнку. Катя тут же ответила на объятия, обхватив юношу за спину. Сигма не знал, какие цели нес тот странный разговор, но он пообещал себе, что не позволит случится чему-то плохому. Лишь бы не тронули тех, кто не виновен… Внезапно за незакрытой дверью послышались чьи-то громкие шаги. А после ещё и ещё — это возвращались дети. Сигма отстраняется от девочки, а после вновь улыбается, похлопав её легонько по макушке. — Иди к остальным ребятам, уже совсем скоро будем собираться ложиться спать. Катя вначале молчит, будто почувствовав смятение Сигмы, но услышав, как из коридора начало доносится её имя, она прыжком спускается со стула, пытаясь натянуть улыбку. — Сигма, ты ведь ничего не боишься? — внезапно спросила девочка, стоя в дверном проёме. — Каждый человек чего-то боится, Катя. Но главное уметь противостоять своему страху и давать ему возможности завладеть тобой. — Тогда я буду такой же смелой, как ты! Сигма промолчал, при этом широко раскрыв глаза, а Катя тихо хихикнула, переступая дверной порог и пропадая в длинном коридоре. Юноша провожает её удивлённым взглядом, чувствуя болезненную печаль в сердце. А этот момент на улице что-то громыхнуло. Сигма обеспокоенно закрывает лицо руками, а в голове его словно начали работать шестеренки. Сразу перед очами предстали документы, с которыми разрешил ему ознакомиться директор, когда им привезли новую сожительницу, и теперь не покидает его одна единственная картинка: огромная справка, на которой большими буквами и цифрами было написано: «Группа крови: Ⅳ Ph+».

°°°

— Почему такой задумчивый, Сигма-сан? Юноша и сам не заметил, как застыл на одном месте около стола, при этом держа на весу пачку таблеток. Он перевёл взгляд на Дазая, который совершенно спокойно сидел в позе лотоса, наблюдая за Сигмой. — Ох, я задумался, извини. Вечерний разговор с Катей всё никак не выходил из его головы, вдобавок усталость, которая появилась в результате нарушенного сна, также начала давать о себе знать: Сигма ощущал, как плохо начинает фокусироваться его взгляд. Но уходить он не хотел. — Вот, прими после сдачи крови одну одну таблетку копацила, — он присаживается около клетки и кладёт на железный пол одну пластинку с капсулами. Дазай в это время оканчивает трапезу. На этот раз Сигма сумел достать ему и кусочки овощей (огурца и морковки), и небольшую шоколадку. Поэтому насчёт питания Осаму юноша не волновался и был рад, что тот не устраивает саботажи, отказываясь есть. Но большие круги под глазами всё равно говорили о нехватке витаминов в молодом, нуждающемся в движении теле. Однако, безусловно, огромную роль здесь играло и ежедневное переливание крови. Из-за этого Сигма даже не мог дать ему более сильное лекарство, чтобы помочь избавиться от боли — анальгетики, к примеру, парацетамол, были не желательны в принятии донорам крови. К сожалению, здесь возможности Сигмы были бессильны. — Ты сейчас уснёшь на ровном месте, — заметил достаточно серьёзным тоном Осаму, не отрывая взгляда от Сигмы, который уже по привычке опирается спиной о решётку, прижамая ноги к груди и кладя на них голову. — Я в порядке, не обращай внимание, — он пытается натянуть на лицо улыбку, но выходит она крайне вялой и уставшей. — Ты, вроде, хотел рассказать мне что-то про того древнего императора — Камму. Дазай кивает головой, всё же переключаю вгляд на свою практически пустую тарелку. Сигма благодарен, что парень не начинает читать нотации о том, что он должен заботится о своём здоровье. Дазай слишком наблюдателен, чтобы не понять одной маленькой банальной истины — Сигма готов жертвовать здоровьем, лишь бы находиться здесь подольше. Теперь это место напоминает юноше какой-то странный многогранной уголок, за спиной которого хранится множество трупов, они бледны и исхудалы, и кажется, что их глазные яблоки выпадают из глазниц и прячутся где-то по углам, а потом наблюдают, внимательно наблюдают, они следят за всеми, кто когда-либо заходил в эту комнату. Но сейчас их нет. Нет ничего, кроме огромной клетки, в которой сидит такой же исхудалый, но живой парень. Дазай начинает рассказывать Сигме историю о одном из самых великих правителей Японии, а сам юноша чувствует, как его начинает убаюкивать спокойный и равномерный голос Осаму. Он позволяет себе прикрыть глаза, но Дазая слушает с интересом, не поддаваясь усталости. — Таким образом, он сыграл огромную роль в продвижении буддизма в Японии… Сигма повернул голову набок, заключая: — И всё вновь сводится к религии. Дазай улыбнулся. — Не зря говорят: «Религия расценивается обычными людьми как правда, умными — как ложь, а правителями — как полезность». — Удивительно… Теперь наступило безмолвие. Каждый задумался о чем-то своем, а Сигма ощущает, что молчание в компании нового знакомого уже не так сильно смущает его, наоборот кажется, что в этой тишине появилась какая-то своя особенная притягательность. Сигма слегка приоткрывает глаза, смотрит куда-то в пустоту, стараясь собрать все накопившиеся мысли воедино. Он медленно переводит взгляд на Дазая: его очи также закрыты, грудь медленно поднимается вниз-вверх, и спокойствие, которое исходит от него, снова поражает Сигму: бывало, что он совершенно забывал о том, что Осаму находится фактически у них в плену. — Дазай… — к своему удивлению, неожиданно вдруг начал Сигма. Под ярким белым светом блеснули карие темные глаза. — Да? — Скажи, я ведь не надоедаю тебе? И вновь тишина. Сигма от чего-то слабо улыбается, даже не надеявшись на ответ. Но вопрос этот его действительно волновал: что сам Дазай думает о его походах и разговорах? Но ответ пришёл: — С тобой интересно, Сигма-сан. Встретившись мы в иной ситуации и обстановке, я бы украл тебя на чашечку кофе. Юноша посмеялся. Тихо, практически не слышно, но искренне. Сигма знает — это не возможно. Дазай — их пленник, а он — жалкий трусливый помощник похитителя. Он и представить себе не может, кто и когда заберёт Осаму, но Сигма уверен, что это лишь вопрос времени. В конечном итоге, в одну из таких обычных ночей, к их дому подъедет огромный грузовой автомобиль. Директор, опять ни о чем не предупредив Сигму, войдёт в его комнату и велит идти на помощь остальным взрослым в подготовке Дазая к перевозке. Клетка опустеет, её уберут куда-то в другое помещение, и в старой знакомой хирургической комнате вновь станет пусто. Противные глаза снова начнут выглядывать из-за углов, и, как кажется Сигме, теперь они станут смеяться над ним, говоря: «Глупый ты, Сигма, глупый!». Юноша прижимает ноги ближе к груди, а после сильно жмурит глаза. Страшно, стало безумно страшно. Юноша не знает, смотрит ли на него сейчас Дазай или нет, с каким выражением лица он в который раз не отрывает своего анализирующего взгляда, но что-то до противности больное начало говорить Сигме: оно уже близко… Время продолжало идти дальше, и парень даже не успел понять, как неожиданно провалился в загадочный мир Морфея. Это было странное состояние. Сигма ощущает боль в спине, его руки затекли, но по всему телу расползлась приятная теплота. Он сжался в комочек, всеми силами стараясь сохранить это необычное чувство — умиротворение. Но внезапно его сон прерывает чья-то усердная тряска. Сквозь полусон, юноша вяло поднимает голову, смотрит на объект нарушения его личного пространства и, к своей неожиданности, встречается с полностью серьёзным взглядом Дазая. — Сигма-сан, вставай и иди к столу, — сказал он настолько громко, что сон как рукой сняло. — Что? — голова не до конца соображала, а тело, которое уже ныло от нехватки энергии, пыталось вернуться состояние блаженного спокойствия, не давая возможности даже нормально встать. Сигма, сначала расстерявшись от резкого пробуждения, не понял, где находится. Повертев головой из стороны в сторону, он встречается с кучей столов, на которых тут же опознал приборы для переливания крови. Он уснул прямо в хирургической комнате! Резкое смятение и недопонимание от ситуации, а также выразительный взгляд Дазая ставили ещё в больший тупик. Но он решил выполнить просьбу нового знакомого, вставая на ноги. Противная боль, как электрический ток, прошлась по телу. Перед глазами всё поплыло, но всё же парень кое-как доходит до стола, остановишь и в недоумении посмотрев на Осаму. — Что произошло? И тут на лестнице послышались шаги сразу нескольких человек, а парень, теперь оказавшись в ещё большой растерянности, быстро берет в руку первый попавшийся жгут и иголку, прислушиваясь к появившимся голосам. Их было не много, по ощущениям человек пятеро, и все чуть ли не бежали по каменной лесенке, оставляя за собой слабое эхо. Юноша перевёл взгляд на Дазая, а Осаму в этот же момент поворачивает голову на Сигму: оба не понимают, что происходит. Но ждать пришлось недолго. Дверь в основную комнату с грохотом открылась, и в помещение вошло сразу несколько человек: уже знакомая библиотекарша и кухарка, трое мужчин, которые, как было изначально запланировано, являлись охранниками (каждую ночь они сладко отсыпались в своих кроватях или играли в карты, просматривая один единственный телевизор с тремя доступными каналами, где транслировали русские сериалы), а замыкал эту своеобразную компанию самый нежеланный во встрече человек — директор. Сигма тут же ощущает, как по спине словно прошёлся мороз, а попытавшись сделать вид, что он увлечён процессом взятия крови, он привлекает внимание сразу шести пар глаз. — Почему ты до сих пор не в своей комнате, Сигма? — начал хладнокровно директор, делая шаг вперёд. Под светом яркой белой лампы его силуэт начал казаться в разы больше и массивнее. — Я… — юноша чувствует, как предательски слипаются у него глаза, поэтому он тут же опускает голову вниз, смотря на резиновый жгут в своей руке. — Я почти закончил с переливанием крови. — Долго. Что ты делал здесь все эти два часа? — кинув быстрый взгляд на Дазая, он начинает двигаться в сторону Сигмы. — Я пришёл всего пол часа назад, — Сигма решается посмотреть на подошедшего к нему мужчине, но встретившись со строгим взглядом, он сразу же об этом жалеет. — Вы же знаете, что между приёмом пищи и изъятием крови должен быть хотя бы небольшой промежуток времени, — он сказал это как банальную истину, надеясь хотя бы избавиться от давящего внимания со стороны компании взрослых, которые просто стоят около двери, наблюдая за происходящим. Директор же остановился в двух шагах от Сигмы. Взор у него наполнен огромным цинизмом и недовольством, и Сигма был готов поклясться, что видел, как мужчина в самый последний момент опустил свою руку — явно собирался схватить его за подбородок и внимательно вглядеться в глаза. Но удержался. То ли на людях не хотел показывать своего отношения к Сигме (хотя все о всем прекрасно знали), то ли просто не хотел надолго задерживать своего внимания на мальчишке. Однако он тут же сказал: — Врешь. Одно слово вызвало настолько сильную дрожь по всему телу, что Сигма из последних сил старался не впасть в панику. Он делает плавный вдох и выход, а после, выпрямив спину, с наигранным недоумением смотрит на директора. — Не понимаю, о чем вы… Я уже почти заканчивал со своими обязанностями. — За вранье последует наказание, понимаешь это? — молчание. — Мы вернёмся к этому вопросу чуть позже, — а после, к неожиданности, он начинает движение в сторону клетки. Сигма удивлённо смотрит ему в спину, а тот резко присаживается около клетки. — Где она? — спрашивает мужчина, глядя на Дазая. В помещении повисла тишина, и, как показалось Сигме, всё поняли, о чем идёт речь, кроме него самого. Что вообще происходит? Что директор требует от Дазая? Осаму же молча смотрит на визави, и во взгляде не видно и доли страха, настолько флегматичен был его вид. Мужчина ещё несколько секунд неотрывно вглядывался в темные глаза парня, а после встаёт на ноги и начинает обходить клетку с обратной стороны. Дазай не отводит взгляда, из-за чего появилось ощущение, что ему безразлично нахождение директора и пришедших вместе с ним людей. Сигма смотрит на Осаму, а тот кидает на него быстрый взор, при этом замечая, как мужчина присаживается сзади клетки и начинает что-то искать. Движения его спокойны и равномерны, и казалось, что он уверен в том, что сможет что-то найти. Водя рукой то по плитке, то по железную основанию клетки, выражение лица мужчины ни на секунду не менялось, оставалось таким же сосредоточенным, будто то, что он прямо сейчас делал, могло изменить всю судьбу мира. Дазай же, демонстративно зевая, прикрывает глаза, вызывая у стоящих взрослых недовольные возгласы, мол, что он вообще себе позволяет? Сигма сильнее сжимает жгут в своей руке. Директор, закончив осматривать пол и клетку, как-то странно хмурится, уже собирается встать, но внезапно взгляд его привлекает одиноко стоящая гиря в углу комнаты. Он внимательно смотрит на неё, потом медленно поворачивает голову на прутья. Выражение лица Осаму остаётся неизменнимым. Мужчина поднимается на ноги, осматривает всех присутствующих в комнате, поправляет свой слабо висящий галстук, а после подходит к гире, присаживается, обхватывает ее двумя руками и осторожно двигает в сторону. Гиря была достаточно тяжелой, поэтому отодвинуть её вышло только на пару сантиметров. Однако перед глазами открылся вид на плинтус: он был почти незаметного серого цвета и практически не бросался в глаза. Директор проводит пальцами вдоль деревяшки — безрезультатно. Посмотрев сначала на гирю, потом на пол, а после на Осаму, он собирается вновь вставать, но что-то внезапно заставляет его снова опустить голову. Между деревянной поверхностью и полом он заметил неприметное, на первый взгляд, расстояние. Мужчина прощупавает эту область в первый раз — ничего, — а вот на второй почувствовал между пальцами что-то отдалённо напоминающее железку, и не прогадал — была найдена маленькая и тоненькая неведимка. — Это было умно, — директор реагирует не так эмоционально, как ожидалось: не гордливо улыбается, не начинает злиться, просто констатирует факт. Сигма озадаченно расширяет глаза, не веря, что всё это время здесь находилась эта маленькая железка. Он смотрит на Дазая, но и на его лице не отражается особое удивление или страх. Мужчина подходит к клетке, вглядывается в глаза Осаму, а тот спокоен, как рыба в воде. — Расскажешь, как выкрал и спрятал её? Или обойдёмся скромным разговором? — тут то директор и улыбнулся — хитро, но не надменно, с любопытством. Но Дазай молчит, делая вид, что нахождение невидимки не его рук дела. А ещё, как понял Сигма, он больше ни с кем на разговор не выходил. И это явно не нравилось директору, который, кажись, догадывался о том, что их ненаглядный пленник владеет куда большими знаниями, чем думалось изначально. Мужчина переводит свой взгляд в сторону, а всё ещё находящиеся около двери взрослые нервно переглянулись. — Сигма, неси сюда нож. — Что? — спохватился юноша. — Я сказал — нож, Сигма. В этот момент, Сигма, всё также не до конца понимая происходящее, снова посмотрел на Дазая: тот не отрывает взгляда от директора, но сказать то, что он волнуется или его застали врасплох, было сложно. Что-то явно пошло не по плану Осаму, но он держится настолько уверенно, что даже мысль проскочила, что нахождение невидимки действительно оказалась здесь не по его вине. Однако выполнить просьбу директора пришлось. Юноша берет первый попавшийся под руку скальпель и подходит к клетке. В груди неприятно начинает биться сердце, рука, держащая хирургический предмет, начала слегка дрожать, но уже через несколько секунд скальпель оказался в пальцах директора. — Даю тебе последний шанс, Дазай Осаму. Но Дазай продолжает молчать, при этом он пытается незаметно отползти назад, однако цепи, удерживающие его ногу с помощью гири, помешали ему это сделать. Директор усмехается, а после просовывает свободную руку между прутьями и, как это было в самую первую их встречу, хватает Осаму за голову и максимально близко старается прижать к решётке. Скальпель оказывается вплотную около уха парня. — Я знаю, что товар не должен терять своей изначальной красоты, но если ты продолжишь показывать свой характер, то мне придётся пойти на крайнее меры, — он плавно начинает поднимать скальпель вверх, но Дазай неизменним в лице. — Начнём с уха — менее нарушающий твой внешний вид орган. Я сделаю всё осторожно, что ты даже впоследствии продолжишь им слышать. Сигма стоит в двух шагах от клетки и чувствует, как внутри него начили бороться два чувства: чем-то попробовать помочь Дазаю или молча вернуться к столу. Эти противоречия, которые подавлял в себе Сигма на протяжении всех этих дней, словно скопились в один огромный ком, который так и норовит вырваться наружу и показать всё свое могущество. Но глядя на высокую статную фигуру директора, ком этот удавалось удержать, и он будто начал падать обратно вниз, вызывая болезненную дрожь в теле. Если бы Дазай сказал об этой невидимке раньше, то, возможно, они попробовали что-то придумать. Но не означало ли это, что Сигма станет его сообщиником? Эта мысль настолько поразила, что юноша застыл на месте как вкопанный. Никогда раньше он не задавался таким вопросом, а осознание того факта, что он был готов покрывать их пленника, заставили Сигму нервно закусить губу. Это смятение привлекло внимание директора. — Что-то не нравится, Сигма? — голос мужчины был холоден, как студёный мороз в середине января. — Всё нормально… — парень, наконец-то выйдя из оцепенения, совершает нерешительный шаг назад — его пугают собственные мысли. Директор, с непривычным для него недоверием, осмотрел Сигму с ног до головы. — Ты знал, что он украл её? — этот вопрос прозвучал куда громче обычного, и, как показалось, раздался эхом по всей комнате. Толпа взрослых продолжала молчать, даже не пытаясь как-то вмешаться в разговор. — Нет, не знал, — Сигма в этот момент разозлился сам на себя, ведь почувствовал заметный страх в своём голосе. Мимо директора это, безусловно, не прошло. — Мы продолжаем играть в загадки? — Нет. — Тогда я всё также надеюсь на твоё благоразумие. — Я говорю вам чистейшую правду. Мужчина ещё несколько секунд хранит молчание, даже ослабляет хватку, но предубеждение в его взгляде не пропало, даже показалось, что оно стало сильнее. — Тогда и твоё тридцатиминутное нахождение тоже является правдой? Сигма отводит взор в сторону, понимая, что чем больше он будет врать, тем глубже закапает себя в могилу. И директор этим осознанием прекрасно пользуется. — Не знаю, насколько долго здесь нахожусь, но я на некоторое время уснул… — Превосходно, — мужчина насмешливо протянул слоги, заставляя тем самым Сигму почувствовать неприятное ощущение стыда, словно сон приравнивался с непростительным грехом, наподобие убийства. — Какие ещё тайны хочешь раскрыть? — а потом он медленно перевёл взгляд с Сигмы на Осаму, так и говоря: «Я всё знаю». Юноша почувствовал, как в один момент в груди начало не хватать кислорода, а теперь и послышались какие-то тихие перешёптывания среди взрослых. Мужчина резко поворачивает взгляд на них и смотрит злобно, как ястреб, увидивший среди зелёных кустов маленького толстого кролика. — Если не будете следить за своими вещами — начну принимать меры, — сказал он, не ясно кому, но всё тут же примокли. Мужчина возвращает взор к Дазаю, а тот уже со скучающим видом смотрит куда-то в пустоту — и не сказать ведь, что он здесь жертва, даже в какой-то степени казалось, что парень наслаждается этим балаганом, вызванным его же оплошностью. — А вот касательно мер, — мужчина неожиданно отпускает Осаму, вновь привлекая к себе внимание парня, — будем разговаривать по-другому. Сигма, ты ведь знаешь, как проходят наши разговоры, не так ли? А Сигма в этот момент чуть ли не превратить в мел, который в любой момент был готов рассыпатся на маленькие белые пылинки. Он, впав в ещё большую панику, подходит к ближайшему столу и обхватывает его основание рукой — появилось чувство, что он теряет опору. Здесь роль сыграла и его никуда не ушедшая усталость, и появившийся страх за Осаму. Страх. Опять страх. Везде страх. В этих стенах, в этих людях, в этих тёмных глазах директора. Его корни давно проросли в сердце Сигмы, и теперь поверх них начали рости и корни сомнения, поначалу такие маленькие и слабые, но отчего то с каждой секундой увеличивающие свои силы. Юноша решается посмотреть на Дазая, думая, что тот то ли нахмурился, то ли с какой-то осторожностью стал смотреть в сторону, но внезапно замечает, что всё внимание Осаму были приковано к нему. Что-то спокойное и такое необычное начало просматриваться в ещё слишком молодом лице, и сам Сигма не успел заметить, как стал отвечать таким же задумчивым взглядом. Получив ответную реакцию, Дазай слабо, еле заметно, улыбается, а после переводит взор на директора, и Сигма чуть не по губам читает: «Всё хорошо. Делай, что говорят». И юноша вдруг в один момент почувствовал такую незнакомую лёгкость в груди, будто эти слова сняли с него все болезненные кандалы и пустили в высь. В такое тихое и безмолвное небо, где летают белые птицы, они свободны, и Сигма был готов двинуться следом за ними, но тут же появившийся здравый голос велет направить уже не страдающую от противной боли голову на директора. — Наши разговоры обычно никогда не переходили на игры с ножом. Я не думаю, что Дазай Осаму оценит вашу любезность, — Сигма сказал это максимально непринуждённо, а недалеко стоящие повариха и библиотекарша как-то странно переглянулись. А вот директор улыбнулся, и в его широко растянутых губах появился хитрый и манящий азарт. Дазай же позволил себе лишь слабый смешок. Сигма старается держаться ровно, но он всеми фибрами души чувствует, какие противные идеи зарождаются в гадком сгнившем мозгу директора. — Тогда неси верёвки, Сигма, — сказал мужчина, опуская пальцы в правый карман своих брюк — он достаёт ключ, — а после, наконец-таки, обращается к скромно образовавшейся компании около двери. — Трое ко мне — будете помогать держать парня, остальные — наверх, следите за вторым этажом. Слова директора были исполнены ежесекундно — женщины, в очередной раз переглянувшись, двинулась на выход из комнаты, а мужчины подходят к клетке. Сигма, сдерживая недовольный оскал, нехотя повинуется, уходя в уборную комнату. И снова зеркало, и снова этот взгляд. Как давно не видел его Сигма. Наверное, с того момента, как смирился со своей участью и больше не пытался повлиять на судьбу лежащих у него на столе тел. А сейчас он вновь ощущает давно забытое чувство — желание сопротивляться. Но оно было слишком долго подавленно, чтобы в один момент вырваться с бешеной силой и начать крушить всё вокруг себя. Сигма вглядывается в увеличенные за время синяки под глазами, вспоминает, что похожие видел у Дазая (всё из-за частого переливания крови), и тяжело вздыхает. Как же он хочет, чтобы эта ночь подошла к концу. Лишь бы избавиться от непрошенных мыслей… Найдя верёвки, юноша возвращается в основную комнату, замечая, что клетка Дазая уже открыта и сразу трое человек удерживают его по рукам. Директор стоит рядом, и, хоть на фоне этих троих мужчин он казался в разы меньше, его строгий взгляд пугал куда сильнее огромных полноватых охранников. Ничего не сказав, Сигма отдаёт верёвки, а после наблюдает за тем, как их завязывают в толстый узел на запястьях Осаму. Небольшая толпа начинаем движение в сторону выхода из комнаты. Заметив, какими зазывающими глазами смотрит на него директор, Сигма растерянно начинает двигаться за ними. — Куда мы идём? — всё решается поинтересоваться он. — В твою комнату, конечно же.

°°°

Сигме никогда не нравилось находиться в незнание. Он уже давно смирился с тем, что большинство информации остаётся для него недоступной. На данный момент, находясь уже на пороге совершеннолетия, парень научился контролировать все свои негативные чувства, зачастую просто притупляя их, но вспоминая свой подростковый период, юноша готов со стыдом признать глупость и неразумность, которые он проявлял в частых бунтах и необдуманных попытках сопротивления. И в ситуации, в которой сейчас оказался Сигма, он невольно вспоминает все свои яркие и подавленные эмоции: злоба, недовольство, недопонимание. Ничего не объяснили, зачем-то ведут в его же комнату, при этом директор идёт с таким флегматичным выражением лица, будто они собираются распивать чай, а Дазай также соответствует состоянию мужчины: не нервничает, просто идёт вперёд, даже не осматривая коридор. А сам Сигма движется следом, скрестив руки на груди. Молчание решает нарушить уж слишком чрезмерно разговорливый директор, чья активность в данный момент говорила лишь об одном — в хорошем он настроении. Но вот Сигма знал, что было это не к добру, особенно если они ведут с непонятной целью Дазая в его комнату. — Слышали ли вы когда-нибудь о испытание водой? — какой замечательный вопрос, учитывая, что Сигма даже не знает, что они прямо сейчас собираются делать! Он, от удивления, чуть ли не замер на месте, но, спохватившись, тут же ускоряет шаг. — Это то, которое использовали для определения принадлежности к ведьмам? — стараясь сохранить ровный тон, поинтересовался Сигма, кратко глянув на Осаму. Директор имел странную тягу к пыткам, оттого Сигма имел достаточно неплохие знания в этой теме. — Ведьмы… Да, занятное это было время. Бросают в воду, если всплываешь — ведьма или чернокнижник, если тонешь — то и не маг, но и не живой человек. А есть ещё пытка водой, которую используют в психиатрических больницах. Тоже очень интересный метод наказания. То ли все боялись сказать что-то в ответ странно-возбужденному мужчине, то ли просто не знали, что следует говорить в таком случае, но последовало до глубины пугающее молчание, которое прерывалось лишь громкими шаркающими звуками ног о деревянный пол. Сигма ещё раз смотрит на Осаму, но тот словно ушёл в свои размышления. Тогда юноша переводит взгляд на темный коридор впереди, ощущая, как всё меньше и меньше начинает нравиться ему эта ситуация. Хотя она с самого начала не нравилась ему. Комнату свою Сигма старается всегда держать в чистоте, хоть он появляется в ней лишь по ночам, чтобы поспать. Небольшая кровать около стены, такого же скромного размера шкаф для одежды, пустой стол, над которым была расположена полка для книг (самих книг было всего от силы пять — старые, потертые, ещё советского качества, но, как говорит директор, очень насыщенны действительно нужной информацией), и прикроватный столик, на котором стояла наполовину пустая бутылка воды. Сигма никогда бы не подумал, что будет принимать в своей комнате «гостей», поэтому он впал в растерянность, когда директор остановился в посередине комнаты и стал осматриваться. Видимо, Дазая тоже заинтересовали апартаменты Сигмы, что он аж оживился и стал вертеть головой из стороны в сторону, оглядываясь. Однако осмотр комнаты продлился недолго, и внезапно директор начинает движение в сторону ещё одной двери — эта была ванная комната. Сигма, недоверчиво проследил, как мужчина совершенно спокойно опускает ручку двери и проходит внутрь маленького помещения. — Что вы собираетесь делать? — решает вновь спросить юноша, надеясь, что в этот раз ему хотя бы смогут дать полноценный ответ. И он пришёл, только в достаточно неоднозначном вопросе: — Насколько я помню, несколько дней назад ты затрагивал вопрос о водных процедурах для Осаму Дазая? — Что? Что вы задумали? Но мужчина безобидно разводит плечами, показывая рукой держащим мужчинам, чтобы они вели Дазая в это помещение. Сигма ещё несколько секунд стоит на месте, пытаясь понять, что вообще взбрело в голову этому человеку, но внезапно вспомнив про недавние слова о наказаниях и непонятном поведение в хирургической комнате, шестеренки забегали в мозгу. Парень тут же, чуть ли не бегом, залетает в комнату, удивлённо глядя на то, как с Осаму снимают верёвки. — Будешь пытаться сбежать, накачаю тебя такими веществами, что мыслить здраво не сможешь, — сказал в одночасье директор, глядя на то, как Дазай уже скрещивает руки на груди. «Почему не сделали этого с самого начала?» — тут же пробежалось в мыслях Сигмы. Осаму тут же хитро улыбнулся, состроив самую невинную гримасу, какую только мог видеть за все это время Сигма. Мужчина глянул на охранников, кинув им головой. Видимо, те отлично знали значение этого жеста, ведь они мгновенно покинули комнату, оставляя за собой до дрожи жуткое напряжение. Юноша посмотрел на Осаму, а тот, как было в хирургической комнате, глянул на него. Такие своеобразные переглядки даже начали нравится Сигме. В каком-то смысле, они оба находились в равном положении, хотя юноша не сомневался, что Дазай понимает в этой ситуации куда больше. — Ну что же, Сигма, теперь будь добр помоги избавиться своему новому «другу», — последнее слово он протянул с заметным увеличением тона, — от одежды. Сигма в недопонимание уставился на директора. — Мне кажется, что он вполне может сам это сделать, — достаточно быстро отвечает он, демонстративно отворачиваясь и делая шаг назад, собираясь прислониться спиной к стене — он бы с радостью покинул эту комнату, если бы директор не стоял здесь как режиссёр, собирающийся смотреть свой новый фильм в первых рядах. — Ну что же, раз так, то хорошо. Я же не насильник какой-то, пусть делает, как душе угодно, — сколько же сарказма почувствовал в этом невинном тоне Сигма, что аж еле как удержал недовольный оскал. Дазай с насмешкой приподнял бровь вверх — он явно не планировал проводить водные процедуры под пристальным извращенным взглядом. Хотя выбора ему не оставляли, но такого рода безвыходные ситуации всегда забавляли парня — есть в этом свой шарм. Отец тоже любил разбираться с проблемами, которые казались уже полностью упали на дно. Отец… Осаму лишь на секунду переменился в лице, посмотрев каким-то суровым взглядом на директора — тот слегка нахмурился, но вида не подал. Дазай тоже вернул прежнюю улыбку. Он глянул на Сигму, который просто стоял около стенки и смотрел куда-то вниз. Парень ненадолго задержал на нем взгляд, а после начинает движение в сторону зеркала, расположенного около раковины. Осмотрев сначала свои волосы, потом лицо, Дазай совершенно спокойно начинает снимать с себя верхнюю часть одежды, а после нижнюю. Удивительно, но в его действиях не чувствовалось ни грамма смущения, лишь любопытство, которое он особо и не скрывал. Когда Осаму двинулся в сторону душа, Сигма краем глаза решается посмотреть на директора. Он стоял поодаль от него и не спускал взгляда с Дазая, так сильно напоминая дикое животное, сидящее в засаде и ожидающее, когда его маленькая жертва потеряет бдительность. Но Дазай явно не был лёгкой добычей. И Сигма снова задался вопросом: что произошло в тот день похищения? Что пошло не по плану? Да и эта ситуация с невидимкой начала казаться абсурдной. В это же время Дазай совершенно невозмутимо рассматривает переключатель воды, который, по мнению Сигмы, не меняли где-то более двадцати лет. Юноша исподлобья посмотрел на Осаму и тут же удивлённо встрепенулся. В данной ситуации его не смущало оголенное тело визави — за всё это время он повидал множество голых тел как женщин, так и мужчин, и хоть сейчас Дазай находился немного в ином положение, Сигма действительно изначально спокойно отреагировал на сложившуюся перед ним картину, но чуть ближе рассмотрев тело Осаму, он ощутил огромный шок: большая часть его груди и руки были исписаны различного рода шрамами, синяками и ссадинами. Безумие! Чем же таким он занимался? Но больше всего Сигме не понравилось то, что, благодаря тому, что у него раскрылся полноценный вид на руки Дазая, он смог увидеть в совершенно небольших порезах ровные линии. Это испугало ещё больше, а взглянув на директора, он увидел, с каким усиленным интересом тот стал оценивать стоящего в трех метрах от него парня. И да, именно оценивать! Для него Дазай стал одним из самых особенных заказов за последние несколько лет, и Сигма даже не сомневался с этим. А в это время Дазай продолжал свои пытки разобраться с переключателя воды — он стал осторожно прощупывать ручки, отвечающие за подачу то горячей, то холодной воды. Директор усмехнулся, вдруг неожиданно посмотрев на Сигму. — Не окажешь ему помощь? Юноша перевёл взгляд на Дазая, при этом прищурив глаза. Пришлось подойти. — Сначала лучше включить горячую воду, а после по желанию настраивать холодную, — начал он, подойдя к Осаму. Сигма, указав пальцем на ручку с горячей водой, включил небольшую струю, после потихоньку опустил с холодной. Взглянув на Дазая, чтобы убедиться, что он его понял, юноша встречается с достаточно весёлой улыбкой. Неужели Дазая совершенно всё устраивает? Ладно уж стыда не испытывает, но чтобы так спокойно облакачиваться о стену и смотреть пытливым взглядом — удивительно. Сигма тяжело вздыхает, позволяя себе оглядеть визави: как и предполагалось, Дазай был достаточно развит физически, о чем говорило его подтянутое и в меру накаченное тело. Осаму не выглядел как человек, постоянно находящийся в движение, однако он, безусловно, держал себя в форме. Сигма редко видел спортивные тела, потому что, как кажется, таких людей в разы сложнее похитить и усыпить. Но всё же болезненные синяки, хоть уже практически побледневшие, а также знакомые рубцы вызывали крайне неоднозначные эмоции. А вот шрамы… Сигма постарался не думать о них. Не его дело. Не сейчас. Не под этим противным взглядом директора. Сигма отводит взгляд в сторону, не желая смущать — а может он вообще не пробиваемый? — Дазая, и уже собирается возвращаться на свое место, но внезапно его опережает грозный голос директора. — Оставайся на месте, Сигма. — Что? — он действительно застыл, как статуя, в недоумении глядя на мужчину. — Показал, где холодная вода? Молодец. Теперь включай её на полную мощность и пусть он, — директор указал пальцем на Дазая, — заходит в кабину. — Что?! — Сигма, уже даже не успевающий реагировать на происходящие события, делает неуверенный шаг вперед, надеясь, что он неправильно расслышал слова директора. Но тот, явно не испытывая удовольствия от повторения ранее сказаного, лишь сильнее хмуриться. — Тратить препараты на то, чтобы угомонить только-только вышедшего из-под надзора отца, — мужчина хрипло усмехнулся, а Сигма спиной почувствовал, как на долю секунды изменилось выражение лица Осаму, — я не собираюсь. Применим менее радикальные методы. — Это ведь наоборот опасно! — Сигма. Кому ты здесь собираешься показывать свой характер? Парень молчит, в очередной раз ощущая, насколько беспомощен и слаб в этой ситуации. Где-то в глубине души его это злило, сильно злило, с ним обращаются как с жалкой собакой, которая, веляя хвостиком, должна беспрекословно выполнять поручение хозяина, чтобы впоследствии получить несчастный кусочек дешёвой варёной колбасы. Но всё это уже давно начало выходить за рамки. Сигма хочет сказать что-то в ответ, но в самый последний момент, действительно как животное, поджимает уши и поворачивает голову на Дазая. А тот, хоть явно не обрадовался авантюре принять холодный душ, продолжает улыбаться. И Сигма вновь видит в этой улыбке такое банальное, но желанное спокойствие. Но неожиданно Осаму переводит свой беспечный взгляд на директора, при этом говоря на чистом японском: — Гордыня вас погубит. Директор, очевидно не ожидая, что Дазай заговорит, да ещё и на японском, изменился в лице, от удивления сразу впав в какие-то размышления. А Сигма стоит с широко раскрытыми глазами, глядя на то, как после этих слов Дазай бесстрашно заходит в душевую кабину. — Строя из себя мудреца, не забывай смотреть и себе под ноги. — ответил спустя несколько секунд мужчина, на всё таком же японском языке. Сигма впал в заметное смятение. Дазай явно сказал директору что-то не доброе, а грубая и надменная интонация мужчины лишь подтвердила данные предположения. Юноша сдерживает дрожь в руках, поворачиваясь всем телом к Осаму. Нет смысла сопротивляться, не так ли? Но это и в самом деле может быть опасно. — Лить надо не ледяную воду, а холодную, Сигма, холодную, — он сказал это так, словно это в корень меняло ситуацию. Парень, пересилив своё желание вступить в словесный дебат, подходит к душевой кабине и смотрит уже опечаленными глазами на Дазая. Ему придётся сделать это собственными руками. Но почему Осаму так спокоен и не нервничает? Не мог же этого добиваться? Было бы глупо. Сигма через силу обхватывает железное основание ручки, но опустить её всё никак не решается. А вдруг Дазай заболеет? Вдруг не правильно перенесёт его и так ослабший организм резкую смену температуры? Ещё и сразу весь удар пойдёт на голову. А что будет, если отказаться? Будет ли больно? Сигма, сам того не ожидая, вдруг расплывается в нервном оскале, чувствуя, как готов сесть на колени и закрыть лицо руками. Он уже давно ощущает бешеную пульсацию в руке, как его щеки горят от волнения, по спине ручьем течёт пот. Он ведь этого не хочет. Никогда не хотел помогать этим людям. Им своими же руками забирает их последние силы, а после наутро строит милую невинную улыбку. Тогда получается, что самым ужасным человеком был здесь именно он? Сигма, сильно зажмурив глаза, пытается снова опустить ручку вниз, но чувствует, как корни сомнения начали ломать оболочку его сердца, причиняя безумную боль. И этот внутренний самосаботаж продолжался бы и дальше, если бы парень не почувствовал слабые удары кулаком по его груди. Удивлённо раскрыв глаза, он видит всё такую же весёлую улыбку Дазая и его приподнятую руку в паре сантиметров от Сигмы. Зачем успокаиваешь? Почему не боишься? Ты ведь жертва! Ты ведь пленник! Разве нет? Тогда, кто же, черт возьми, такой? И хватит улыбаться… Сигма опускает ручку вниз, ощущая, как пара капель попадает ему на лицо. Дазай, как бы сильно сейчас не контролировал свое поведение и реакцию, тут же вздрогнул, чуть ли не автоматически съёжившись, обхватывая плечи руками. Уже через несколько секунд Сигма замечает, как его тело слегка начало поддрагивать. Осаму, к удивлению не теряя прежней улыбки, присаживается на ноги, явно пытаясь защитить тело и сохранить тепло. Сигма, желая как можно скорее закончит это издевательство, поворачивает голову в сторону директора, надеясь получить от него жест, подтверждающий окончание процедуры. Но мужчина лишь посматривает на Дазая хладнокровным взглядом, словно желая увидеть, как долго тот продержится. Сигма знал: резкое погружение в холодную воду может привести к холодовому шоку, а также вызвать сердечный приступ из-за спазма сосудов. Менее приятными могли быть судороги. Понимает ли директор последствия этого поступока? Определённо да. Он бывший врач с несколькими образованиями, он просто не мог не знать, что может произойти с телом Дазая. И даже нельзя сказать, что было бы лучше: остаться без уха или, не дай бог, заработать пневмонию. Секунды тянулись как минуты, давили на грудь, а звуки воды эхом отражались в сознание Сигмы, словно под этим холодным пленом находился не Осаму, а он сам. Как же хотелось со всем прекратить, проснутся в хирургической комнате и понять, что это был лишь кошмар. Директор часто вламывался в его сны. Сигма привык. — Перекрывай воду, — о, как же были прекрасны эти слова! Сигма тут же поднимает ручку, при этом поглядывая на Осаму. Тот хранил молчание, а грудь его медленно поднималось то вверх, то вниз, дыхание было сбитым, порывистым, громким, и, хоть лица Дазая не было видно, Сигма предположил, что он закрыл глаза. — Прости… — вырвалось не то тихое извинение, не то молящее желание вновь увидеть эту слабую улыбку. Сигма тут же отходит в сторону, начиная глазами искать полотенце, которое он благополучно хотел отдать Дазаю. Но его действия лишь одним взглядом прерывает директор. — Через тридцать секунд снова включаешь воду. Эти слова, наподобие стальной кувалды, ударили по голове парня и он, в очередной раз за эту ночь, застыл на месте и стал смотреть на директора округленными глазами. — Вы ведь осознаете последствия? Мужчина посмеялся, да так нахально, что захотелось просто исчезнуть из этой комнаты, вообще убежать из дома, чтобы не видеть и не слышать этого голоса. — Чем быстрее начнёшь, тем быстрее закончишь, не так ли? И Сигме пришлось согласиться. Совсем скоро переключатель холодной воды вновь опустился вниз.

°°°

— Как это всё понимать?! — Сигма был как на иголках и еле как мог сдерживать все накопившиеся за день эмоции. Мало того, что Дазай на протяжении пяти минут — с передышками в тридцать секунд — находился под холодной водой, так ему, Сигме, даже не дали возможности посмотреть на него, убедиться, в каком он находится состоянии, в порядке ли. Директор сразу же позвал трех бестолковых охранников, а самого Сигму потащил в свой кабинет, не проронив ни слова. И вот сейчас парень вновь находится в этом давящем со всех сторон месте, чувствует одновременно и злобу, и панику, и эти проклятые чувства не получается удержать, они так и норовят выпрыгнуть из груди. А кому они смогут противостоять? Директору? Уж не смешно ли это? А сам директор всё это время хранил молчание, смотрел неотрывно на Сигму, словно мать, выжидающая, когда успокоится её громкое чадо, чтобы после отчитать его, как малое дите. Сигма старается взять себя в руки, но образ его собственной ванной и оголенного обессиленного парня всё никак не может покинуть и так разбушевавшийся разум. Почему же всё развернулось вот так?.. А между тем, мужчина скрещивает пальцы рук в замок, образуя своеобразную опору, на которую он положил свой подбородок. — Закончил? — этот вопрос ещё сильнее вывел из себя Сигму. Он чувствует, как раскраснелись его щеки, но, понимая, какие и так его ждут последствия, парень лишь отводит взгляд в сторону, сжимая пальцы в кулак. Ещё несколько секунд вглядываясь в лицо Сигмы, директор всё-таки начал: — То, что я заставил тебя сделать, было платой за вранье. Но вот то, что ты стал чаще давать волю своим эмоциям, говорит лишь об одном — новая компания пошла не на пользу. Сигма не знает, что ответить. За эти дни у него ни разу и мысли не возникло, что общество Дазая тянет его дно или делает хуже. Наоборот, оно казалось чем-то новым и свежим, как изначально неизвестное блюдо, распробав которое тебе хочется взять ещё ложку, а потом ещё и ещё. — И ты даже не опровергнешь тот факт, что ты эти дни проводил за разговорами с мальчишкой? — Я не вижу смысла этого отрицать, — Сигма всеми силами старается скрыть свое волнение. Не получилось. Директор улыбнулся, а парень остаётся с одним единственным вопросом: как же он всё понял? — Что же, тогда тем лучше — меньше будет лишней болтовни. Рассказывай всё, что успел узнать у этого человека. Сигма в недоумении (сколько раз за этот день он успел впасть в это состояние?) смотрит на мужчину. — Извините, что рассказать? — Сигма, не задавай глупых вопросов. — Но… Мужчина резко встаёт, а скрип отодвинутого стула вызвал огромный ряд мурашек по всему телу. — Всё, что узнал о семье, о работе отца, о его собственной деятельности. — Я ничего не узнал, — Сигма действительно сказал это крайне спокойно. Мужчина тут же замолчал, начал вглядываться в опущенное лицо Сигмы, а после он плавными шагами приближается к нему. Ещё раз смотрит на парня, а после обхватывает его подбородок рукой, поднимая голову вверх. Сигма, хоть и находится в достаточно расшатанном состоянии, паники не чувствует, лишь замешательство. Неужели это и было истинным планом директора? Свести его и Дазая в ежедневном, точнее, если правильно сказать, в еженочном разговоре, чтобы он, Сигма, под видом дружеского диалога смог получить какую-то личную информацию о семействе Дазай? Поэтому он и не накачивал его снотворным, держа в сознании? Но разве это было не глупо? — Если вы хотели, чтобы я что-то узнал, то не нужно ли было мне сказать об этом заранее? — теперь не удивительно, что Дазай ничего ему не рассказывал — знал ведь, что может последовать за такой милой беседой. Но свои опасения он оставил при себе. Не доверял? Скорее всего, да… Чувствуя максимальный дискомфорт от касания мужчины, Сигма делает шаг назад, надеясь, что директор отпустит его, но, как оказалось, тот разозлился ещё сильнее. — Твоя заметная настороженность явно привлекла внимание парня. Такие, как он, очень опасны в прямом разговоре. — Тогда я не понимаю вашего недовольства… — Сигма также старается сохранить ровный тон, но чувствует, как теряется под крепкой хваткой мужчины. — Неужели ты настолько бестолков, что не задал ни одного вопроса касательно его жизни? — Если бы вы не ограничивали мои познания об окружающем меня обществе, то, возможно, я бы действительно поинтересовался некоторыми нюансами его жизни, — в каком-то смысле, Сигма сказал это с нотой правды, хоть и пытался прикрыть себя этими единственными пришедшими в голову словами. — Да и не забывайте, — юноша тут вздрогнул, понимая, что озвучил мысль вслух, но всё-таки продолжил: — Он — пленник, а я — правая рука похитителя. Разве не так? — Сигма понимал — он ходит по острому основанию ножа, однако выбора как такового у него не оставалось. И тут в голову пришла странная мысль: а могла ли быть та сумбурная ситуация с невидимкой планом директора? Но и Дазай не глуп, чтобы, увидев её на полу, — или где он там нашёл эту железку? — сразу схватить и спрятать где-то недалеко от себя. Да и как была обнаружена её пропажа? Чья она была? А может это был как раз-таки план Дазая? — Вот как мы заговорили, да, Сигма? — холодный тон директора возвращает в чувство, заставляя устремить на него взгляд. Парень уже открывает рот, чтобы что-то сказать в ответ, но в последний момент просто застывает как каменная статуя, навсегда запечатлившая волнение и страх в глазах. — Хорошо, — мужчина усмехается, даже, наконец-то, отпускает Сигму, а после подходит к столу, глядя на какие-то незаполненные бумаги. Юноша, потерая подбородок, уже искренне желает покинуть этот кабинет, чтобы просто упасть на кровать и уйти в размышления. Обдумать предстояло многое, а переварить ещё больше. — До того момента, как парень не будет вывезен из подвала, я запрещаю тебе заходить в хирургическую комнату, — слова эти прозвучали как резкий раскат грома в яркий солнечный день. Сигма поражёно смотрит на мужчину, не веря собственным ушам. Неужели он действительно заставлял посещать эту комнату, лишь чтобы получить какую-то информацию о семье Дазая? Но зачем это было нужно? Чем она могла бы помочь? Парень сдерживает себя, чтобы не задать вопроса, ведь ответ был бы таким же размытым, непонятным, да и зачем уже пытаться что-то изменить. Печаль, как острая стрела, пронзила сердце Сигмы, но не показывает этого, чтобы лишний раз не заставить ликовать мерзотнейшее эго директора. — Но кормление и взятие крови… — юноша уже предполагал, каков будет ответ. — Этим займётся другой человек, — мужчина снова посмотрел на Сигму, — менее разговорчивый. Юноша отворачивается, не зная, как правильно выразить свои эмоции. Неужели теперь он никогда не увидит Дазая? Вот и всё? Вот он — конец? Осаму появился так внезапно и также внезапно ушёл, оставляя за собой тропу какой-то давно подавленной боли. Эта непонятная, но такая приятная душе улыбка вдруг начала меркнуть, теряться среди всего нахлынувшего на душу смятения. И даже понимая то, что их разговорам скоро придёт конец, Сигма хотел до последнего наслаждаться настолько непривычной компанией, открывая для себя множество забытых чувств. Уже сейчас парень твёрдо был уверен в одном: он упал на самом старте, а директор, решив вдруг подтолкнуть его вперед, вместо помощи откинул его в сторону, внушая лишь видимое ощущение свободы и чувства того, что он владеет собственной головой. Сигма, в отличие от Дазая, находился в совсем иной клетке, ключ от которой уже давно затерялся во тьме. Впервые за долгое время Сигма ощущает влагу на глазах, он закрывает лицо предплечьем руки, уже осознавая, что директор это заметил. Все ещё хотелось верить, что это сон, что он до сих пор спит в хирургической комнате, что там под боком находится мальчишка-японец, который за несколько дней сумел внести краски в его серую и однотипную жизнь. Уж не было ли это издевательством от директора? Неужели дух хотел сломить? Ублюдок. У него это получилось лучше некуда. Сигма, не сказав ни слова, тут же начинает движение в сторону выхода из комнаты. В голове царит ураган, он сносит всё на своём пути, одновременно с этим подхватывая и унося в безумный круговорот ещё оставшиеся в голове здравые мысли. Но, уже собираясь открыть дверь, его прерывает громкий голос мужчины: — Нет, Сигма, ты сегодня остаёшься здесь. — Я что? — юноша резко поворачивает голову на директора, всё ещё надеясь услышать, что его подводит слух. Но нет. Мужчина стоит лицом к нему, скрестив руки на груди и смотрит настолько пронзительным взглядом, что и думать не надо — не ослышался. Однако такую авантюру не оценил Сигма, тут же, назло уже максимально обнаглевшему директору, открывая дверь. — У нас был уговор: заставляете делать меня, всё, что угодно: хоть работать с телами или трупами, забирать у них кровь, допоздна сидеть с детьми, вместо уборщиц заниматься мытьем посуды и полов. Но, без согласия, моё тело не трогать. — Ты облажался, Сигма, - ответил безразлично директор, будто считая это весомым аргументом. — Облажался? Да в чем я мог облажаться, если вы меня ни о чем не предупредили?! Что я должен был сделать?! Почему изначально не попросили кого-то из взрослых, почему именно я?! — всё же в одном с директором Сигме пришлось согласиться — он действительно стал часто давать волю эмоциям. Из-за того, что он так долго притуплял их, даже любой намек на возможность выразить их заканчивался огромным взрывом, который парень уже никак не мог контролировать. Может он и в самом деле облажался? Облажался в тот момент, когда вдруг решил попробовать выйти на контакт с парнем в клетке? — Знаешь, Сигма, сейчас я вижу перед собой того же самого мальчишку, который стоял передо мной несколько лет назад, — мужчина улыбнулся, но улыбка вышла угрожающей, пугающей, отчего Сигме тут же замер, ощущая, как с небольшого дверного проёма повеяло холодом. — Тогда здесь не было моей любимой огромной картины, стол заполняла не настолько большая стопка листов, а стоящий около двери парень не был такого высокого роста. Но вот глаза его… Такие глаза мне никогда не нравились. Собираешь вновь устроить мне забастовку? Саботаж? — У меня даже мысли… — Молчать. Сигма вздрогнул, когда мужчина в один миг оказался в одном шаге от него. На секунду юноша был уверен, что если бы директор не имел на него какие-либо планы, то он бы запросто прямо сейчас накинулся и задушил его голыми руками. Эта мысль испугала, будто парализовала тело, не давая возможности даже двинуться под возрастающим гнётом мужчины. — Ты ведёшь себя как маленький ребёнок, у которого в один момент украли любимую игрушку. Однако твоё поведение никак не вяжется с тем, что я вижу: созрелый и самостоятельный юноша. Ты уже взрослый парень, значит должен полностью нести ответственность за свои поступки. Не так ли? — Что вы хотите этим сказать? — голос начал дрожать, а придать ему серьёзности и спокойствия в данной ситуации больше не получалось. — То, что с этого момента ты будешь исполнять любое мое желание. Сигма не успел и глазом моргнуть, как чувствует, как его схватили за запястье и грубо потянули вперёд. Чуть не потеряв равновесие, юноша тут же подавляет болезненный стон, ощутив, как мужчина схватил его за волосы (а они у него были длинными) и начал достаточно резко закручивать вокруг своей ладони, вызывая отвратительную муку. — Знаешь, а ведь некоторым девочкам совсем скоро исполниться столько же лет, сколько было тебе в ту чудесную ночь, — а вот здесь голос мужчины стал надменным, точно насмехался над ним. — Не смейте даже говорить об этом! — ох, как сильно пожелал об этих словах Сигма, да удержать себя он никак не смог: он не позволит тронуть кого-то из детей. — Я, насколько помню, сказал молчать, — мужчина в мгновение ока закрывает рот парня ладонью, вызывая у того пораженный подавленный возглас. Сигма пытается сопротивляться, хотя он уже не понимал, что вообще делает. Всё в один момент начало сливаться в один цвет, перед глазами начали размываться краски, а он словно превратился в лёгкую пушинку, которую без проблем можно обхватить одной рукой и кинуть куда-то в стенку. Крики его никто не слышал, да и не было ли окружающим людям на него всё равно? Руки директора в этот момент казались настолько сильными, что появилось ощущение, что он в тайне, вместо заполнения бумаг, занимается спортом. Ведь как тогда объяснять то, как спокойно он затащил Сигму в свою комнату, так легко повалив на кровать. Перед глазами всё начало плыть. Сигма старается отключиться, закрывает глаза, представляет себя в другом месте, но противные холодные руки, так дико снимающие с него одежду, просто не дают возможности переключиться. Как же в этот момент стало страшно. Будто грани начали стераться в край, словно их вообще и не было. Сигма ненавидит себя за слабость, за то, как без усилий позволил взять над собой вверх. И самое главное, он до сих пор не мог простить себе того, что позволил страдать невинновному человеку. В порядке ли Дазай? Спит ли сейчас? В эту ночь удалось не брать кровь, может ему стало полегче? Холодно. Стало безумно холодно, словно закрыли в холодильнике. Директор куда-то удалился, но совсем скоро сел обратно на кровать, а Сигма, из-за кружащейся головы, слабо различал происходящее у него под носом события. Захотелось стать той самой невидимкой, пропасть из этой комнаты и уйти куда-то далеко-далеко. Появилось неприятное ощущение рвоты, парень еле как подавил его, а тело так и не вернуло возможности двигаться. Он будто загипнотизировало само себя то ли спасая хозяина, то ли просто боясь сделать что-то не то. Дышит парень хоть и равномерно, но при каждом касание замирает, опасаясь, как бы в руке мужчины не очутился нож. А между тем руки мужчины медленно начали спускаться к паховой области. Темнота…