Моя кровь

      Трещина обратилась тишиной, которая обычно возникала в деревнях, пострадавших от огня войны. О таких явлениях Джеюн знал не понаслышке, особенно сейчас, когда взгляд в окно рисовал причудливый убого-черный узор на выжженной траве. Кай часами хлопотал над восстановлением сада, но пока прогресс едва ли был заметен: всего-то пропали обугленные ветки, выдраны были мертвые кусты, и прекрасный некогда сад пришел в запустение, не дождавшись осени.       Холод на улице полз под кожу. Джеюн правда пытался избавиться от него, но в итоге испытывал его на любом уровне сознания, от макушки головы и до пальцев ног, будто холодом пропитавшись; словно именно так он мог закрыть пламя на громадный замок, усадить в клетку непокорным зверем, не признавшим хозяина. Чонвон с ним не разговаривал. Теперь младший крутился сугубо вокруг Ники или Чонсона, избегая Джейка почти сильнее всех: больше остерегался он Сону, который даже после бесед с Субином выглядел несколько взвинчено и то и дело повышал голос, по поводу и без. Когда поводы закончились, наступила тишина.       Джеюн мог бы утопиться в вине и двояких чувствах, но как во снах, так и наяву с ним рядом оставался Хисын. Он не говорил Джеюну почти ничего, явным свое присутствие не делал, но каждый день псевдо-Сонхуна сопровождался мелкими жестами поддержки. То Хисын будил его пораньше, чтобы вместе спуститься вниз, то чашу крови пододвигал, то садился на занятиях рядом, словом — был рядом, и Джеюн был бесконечно ему благодарен. В своих разговорах оба не поднимали болезненных тем, и все сводилось к обсуждениям домашних работ или каких-то книг. Ночью Джеюна до сих пор никто не придушил — явный показатель гарантии безопасности на то время, что он проводил с Хисыном.       И все-таки Хисын общался и с другими, даже с Сону. Сначала последний довольно много гневался, но в итоге затих, сменив фокус гнева назад, на Чонсона. В итоге, нехотя, но Сону иногда болтал с Хисыном о каких-то театральных пьесах. Джеюн поглядывал иногда, думал, но молчал. Хисын был обязан поддерживать связь со всеми — ничего удивительного в этом не наблюдалось и наблюдаться не могло.       Единственный, у кого не проявилась способность — Ники. Как самый младший из них, он внешне боялся способностей, и понимал это даже не взаимодействовавший с ним Джеюн: каждый раз, когда старшие показывали новые навыки, он предварительно уходил куда-нибудь, прятался за стеллажами или бежал к Вонхи или Субину. Словом, из них всех, если не Джеюн, то Ники точно боялся инъекций. И страх его достиг предела, когда в одно очередное напряженно-тихое утро на столе появилась двойная, если не тройная доза таблеток.       Джеюн удивленно поднял одну из них. Новая, ярко-красная, пахнущая чем-то резким, совсем крохотная. Ее поверхность слабо блестела от россыпи мелких частиц в составе, спрессованных в тугой, твердый кругляшок, плотно ложащийся между подушечками пальцев.       — Их стало больше, — бесцветно вздохнул Чонсон. — Ради контроля?       — Некоторых из нас правда необходимо контролировать, — придирчиво высказался Сону. — Запах просто отвратный, фу! Из чего это вообще?       — Всяко лучше укола в задницу, — попытался немного разбавить обстановку Чонсон. Джеюн как раз взглянул на него в тот момент, когда старший легко забросил в рот все содержимое тарелочки. И закашлялся.       Чонсон просто подавился… На это Джеюн хотел ставить. Однако остальные мигом замерли, с беспокойством наблюдая. Сону даже соизволил наклониться и несильно постучать Чонсона по спине: совсем чуть-чуть, на него самого не глядя, пока вампир переводил дыхание и отмахивался.       — Подавился, — подтвердил он севшим голосом. — За раз сложно выпить.       — О-о-оу, у меня что, есть выбор? Так, что же я хочу первым? Это гигантское червеподобное нечто? Или, может, две прелестные чернушки? О-о-о, или новенькую безобразно пахнущую милашку? Да у меня голова кружится от таких возможностей!       — Предполагаю, что порядок может иметь значение, — высказался негромко Хисын, перебивая тираду Сону, который драматично развел на такую дерзость руками. — Нам стоит обратиться к старшим и уточнить.       — Чонвон-а-а, — позвал младшего Сону. Чонвон весь подпрыгнул, насторожившись. Он мельком взглянул на Джеюна, но отвернулся. — Сходи за Субином, что ли. А то до вечера тут гадать будем.       Чонвон мешкал. Он смотрел строго в середину стола, потом — в пол, а потом медленно слез со стула. Медленными шагами он пошел прочь. Теперь два места за столом пустовали.       Джеюн осторожно, пытаясь остаться незамеченным, прикоснулся к виску.       «Как думаешь, зачем увеличили дозу?»       Хисын даже не дрогнул. Он уперся взглядом куда-то в окно, будто бы там было что-то настолько интересное; будто не там крылась причина. Ответ себя ждать не заставил:       «Я согласен с Чонсоном. Думаю, они будут подавлять наши способности.»       «Зачем тогда вообще нашим способностям было возникать?»       «Госпожа Хаказоно рассчитывала на то, что мы не будет представлять опасности после их приобретения. Расчет шел на то, что они будут проявлять себя постепенно. То, что произошло, имело низкий процент вероятности. Теперь они хотят, чтобы мы смогли дожить до появления Сухи. Это не опасно. Вернее, количество таблеток точно не так опасно, как то, на что мы теперь способны.»       «Я надеюсь на это,» — честно признался Джеюн. В самом деле, общаться ментально ему было проще. Словно фактор того, что разговор абсолютно не доступен никому, кроме его самого и Хисына, окружал их беседы невидимой, но очень плотной стеной, за которой Джеюн больше не попадал под осуждающие взгляды Поместья Соломона. Если таблетки ограничат их способности слишком сильно, то эта стена тоже рухнет… Будущее не слишком утешающее.       «Не думай так громко,» — Хисын чуть приподнял уголки губ, взглянув на Джеюна. — «Вс…»       — Опять шифруетесь? — вслух спросил Чонсон, заглушив мысленный поток. Джеюн опустил руку резким движением, как уличенный во лжи ребенок. — Нам ведь тоже интересно.       Благо, голос Чонсона не нес в себе угрозы. Не на этот раз. В целом, Чонсон становился все спокойнее с каждым днем, вымещая весь гнев в ссорах с Сону, пускай продолжал отличаться удивительной храбростью и инициативой. Что бы они не делали, первым всегда старался выступить решительный Чонсон, даже если это был ответ на уроке или первое неумелое занятие фортепиано.       — Ужас как, — поддакнул Сону, приложив ладонь под щеку. — Хисын, ты ему доверяешь, что ли?       — Сону, Бога ради, — закатил глаза Чонсон.       — Я тут один голову включаю, а ты мне мешаешь!       — Я мешаю? Чонсон, это не «мешать» называется, а «справедливо полагать, что даже в самых крепких семьях есть крысы». И даже в Поместье Соломона, как бы тщательно Вонхи не убиралась, тоже одна завелась.       — Мы уже в трехсотый раз это обсуждаем, — Чонсон откинулся на спинку стула спиной, складывая на груди руки. — Я устал.       — Ты первый начал! — запротестовал Сону, напротив, всем телом навалившись на стол и пуская неосязаемые электрические заряды в Чонсона. — Ты сам спросил про то, о чем болтают эти двое!       — А ты первый завел шарманку про предателей и фальшивые личности!       — Давайте этим и ограничился, — со строгостью в голосе встрял в спор Хисын. — В классических детективах, кстати говоря, предатель — как правило тот, чьи догадки сильнее. Так что я бы не советовал тебе так агрессивно отстаивать свою точку зрения, Сону.       Сону открыл рот, но тут же захлопнул его, стукнув зубами и обиженно отвернувшись к Ники. Он мгновенно перешел на японский, выказывая абсолютное недовольство, означающее, что новая буря удачно прошла мимо. Джеюн и поблагодарить толком не успел — в помещение зашли Субин и Чонвон. Маленький вампир быстрым шагом направился к своему месту, как в безопасную зону. Камердинер же остановился перед столом, пока вампиры ему кланялись в знак почтения. Джеюн оглядел мужчину с головы до пояса, у которого начинался стол: новые одеяния обрамляли силуэт, мерцая перламутровыми пуговицами на рубашке. На этот раз небесно-голубые одежды, слегка тусклые, как цвет перьев сизых голубей.       Субин коротко и ясно пояснил, что порядок таблеток не имеет значения, но выпить их требуется быстрее, почти все одновременно: только так необходимый эффект будет достигнут. Комната погрузилась в долгое молчание, как перед первым приемом. Хисын принял правила легче других, не глядя подхватив сначала одну часть лекарств, затем вторую, а потом спокойно подтянул к себе чашу крови, неспешно приступив к завтраку как таковому.       «Вкуса почти нет. Пей.»       Джеюн сглотнул. Раз Хисын так сказал… он выпил, готовый ко всему. Его способность была одной из самых опасных и нестабильных, и ему, пожалуй, в первую очередь необходимы были такого рода препараты. Вкуса правда почти не было, и только смрад осел где-то в рецепторах неприятным послевкусием. Он запил лекарства кровью, пока Сону, цокнув, тоже не выпил свою положенную норму. За ним — Чонвон.       — Ну и гадость, — пожаловался Сону, высунув кончик языка. — Фе.       — Ники, — строго произнес Субин.       Обычно он был относительно мягок для своего долголетия, но сейчас взгляд его разил сталью. Джеюну стало даже не по себе, что уж говорить о малыше Ники: он вжался в стул всем телом, старательно пытаясь спрятать в плечах голову. Его глаза наполнились слезами, норовящими вот-вот скатиться по пухлым щекам.       Сону слегка толкнул сидящего рядом ребенка, указывая кивком на таблетки.       — Все выпили, и все живы. Пей, — чуть мягче субинового обратился он. Ники затряс головой, от чего первые капельки прокатились вдоль лица ребенка.       На это было больно смотреть. Джеюн хотел бы попробовать успокоить Ники, заверить, что хуже того, что сделал сам Джеюн, уж точно не будет — тем более после приема лекарств, — но в этом не было смысла. Ники слушал сугубо Сону, и сейчас, когда даже Сону потерял в его глазах авторитет, потерявшись в пучине страха, некто вроде Джеюна мог только сделать хуже. Но он не мог просто сидеть и смотреть на то, как ребенок страдает. Это выше его сил.       — Пей, Ники, — повторил камердинер Чхве. — Ты всех задерживаешь.       — Они не опасны, — поддакнул Чонсон, хмуро наблюдая за накатывающей на Ники истерикой. Малыш начал просто трястись, швыряя взгляды от одного угла комнаты в другой, поджимая губы и то и дело тряся головой.       Субин не сводил с него взгляда, от чего Ники просто попытался спрятаться за Сону, схватившись за широкие рукава рубашки старшего и доверчиво уткнувшись в плечо головой.       — Hoshikunai…       — «Не хочу»? — Сону тяжело вздохнул.       Он слабо провел по волосам ребенка. В этот раз на его лице было какое-то… другое недовольство; не то, что Сону проявлять привык. Джеюн уже приучился вдаваться в максимальные подробности мимики окружающих, и даже единичное изменение подмечал. И то, как изогнулись вниз уголки губ, то, как напряглось тело Сону, говорило только о том, что эмоцию он такую не показывал ранее. Он притемненный за челкой взгляд поднял на Субина.       — Они точно безопасны? Вы в этом уверены?       — Да. Их необходимо принять вам всем, — напомнил камердинер Чхве.       Сону медленно покивал. Снова посмотрел на Ники, на влажное пятно на рубашке…       И, не раздумывая, подхватил с тарелки младшего таблетки, легким движением закинув их к себе в рот. Проглотил.       Буря определенно не прошла мимо, потому что в этот момент тело Субина дернулось с молниеносной скоростью, а сильные руки яростно отодвинули от стола стул. Сону не вдохновленно усмехнулся, с победным вызовом глядя в глаза старшему вампиру, а потом…       …Цвет его лица потускнел столь стремительно, что Джеюн не успел даже моргнуть. Паника его глаз не коснулась серьезного лица Субина, рывком поднявшего вампира на ноги. В ушах у Джеюна зашумело, он даже с места встал, вторя подскочившему Чонсону.       Субин надавил на живот Сону, обхватив его поперек со спины, и вампира вырвало. Кровью — то ли от крови выпитой, то ли собственной. Ники закричал. Джеюн потерял равновесие, упав на стул, чувствуя, что сердце вот-вот готово из груди выскочить.       — Я приведу госпожу Хаказоно, — оповестил спокойно Чонсон, тем не менее, почти спотыкаясь убегая прочь, несмотря на внешнюю непоколебимость.       — Поторопись! — наказал громко Субин.       Тело Сону обмякло в руках камердинера Чхве безвольным куском плоти. Джеюна затошнило, комнату заполонил смердящий запах лекарств, смешавшийся с чем-то гнилым и сладким. Пальцы уцепились за спинку стула. Джеюн определенно не был близок с Сону, но вот с Шионом… Шион вызывал теплые чувства, а лицо его было точно таким же, как и лицо Сону; они были схожи и по характеру, и внешне, вот только волосы Сону были черными, как ночь, а щеки чуть более округлыми… Когда он был в сознании. Сейчас Сону был похож на мертвеца, и кровь в жилах Джеюна предательски тоже застыла. Серо-черный, как старая потертая фотография, или как рисунок в сборнике сказок. Кривые, плохо понятные линии, всегда складывающиеся в образ того, чем они были до своей вечной жизни на бумаге.       «Он жив,» — чужим голосом раздалось в голове, где-то за ушами. Руки сами накрыли их, словно спасаясь от грохота, звучащего как обычно спокойно. — «Тебе нужно успокоиться. Ты пугаешь Чонвона.»       Чонвон. За пеленой, покрывшей глаза, Джеюн увидел испуганный взгляд младшего, полный мнимой надежды: именно Джеюн должен был заверить его, будто бы все хорошо; или все таковым будет. Вампир заставил себя вдохнуть глубже, сжав губы, втягивая воздух носом. Вдох. Выдох. Сону жив. Ему помогут. Все в порядке.       Руки упали на колени, и Джеюн уже более осознанно взглянул на Чонвона, коротко кивнув. Все в порядке.       Чонвон продолжил ерзать не месте, но тоже кивнул, отвернувшись. Он все еще трясся, но не так сильно, как Ники. Он определенно не понимал, что происходит, определенно не пробовал даже пытаться, обездвиженный, статичный. Джеюн снова встал на ноги, на этот раз заставив себя стоять прямо.       Джеюн плохо помнил, что происходило тогда. Поочередно он успокаивал Ники и Чонвона, пока за ним безмолвной тенью следовал Хисын, ничего не говоря и остановившись, только чтобы помочь камердинеру Чхве уложить Сону на пол полу-сидя, подперев спину стеной. Хаос чистой воды, в котором «взрослым» приходилось становиться еще взрослее — как раз подоспели Чонсон и госпожа Хаказона, которая, не меняясь почти в лице, с решительностью и резко вколола Сону какой-то препарат в область шеи. Он проснулся почти мгновенно, и его снова стошнило — Джеюну пришлось загородить детям обзор, чтобы не пугать их по новому кругу.       Сону очнулся. Капилляры в его глазах лопнули, обратив цвет радужек рубином, и кровь, смешавшись со слюной, грязно стекала с уголка рта. Тем не менее, его дрожащие губы дернулись, а в глазах не читалось и капли страха: они слабо побагровели, будучи полу-открытыми, блестящими. С вызовом он дернул головой, но не смог ее задрать, оставив безвольно падать, будучи поддерживаемой ослабевшей шеей. Он сплюнул сгусток крови на пол.       — Так вот, как оно на самом деле, — хрипло прошептал Сону. Его губы едва двигались, а грудная клетка едва ли вздымалась. — Несколько лишних таблеток могут заставить вампира перейти на ту сторону радуги? Что же вы нам даете, а, госпожа Хаказоно?       Таблетки, что глушат способности, могут в удвоенной дозе убить вампира, если не оказать ему своевременную помощь. Джеюн рефлекторно ухватился за рукав Хисына, пытаясь заговорить с ним «привычным» методом, но не слышал ответа. Его собственный голос бился о невидимый барьер. Таблетки начали действовать. Хисын не обращал на него внимания, даже не обернувшись.       Не прошло и нескольких секунд, прежде чем Сону снова потерял сознание.       

— ◊ —

             — Ва-а-аше Высочество! — мурлыкнул Шион. Его тонкие пальцы ухватились за спинку кресла, на котором ожидал возвращения Хели наследный принц. Джино так отскочил, что мог бы и упасть. Пришлось неловко улыбнуться как всегда пребывающему в превосходном расположении духа Шиону. — Ваше Высочество, давненько спросить хотел, да могу ли?       — Конечно, можете, — кивнул Джино. — Я здесь, чтобы вы могли мне доверять.       — Как это мило и трогательно! Слышишь, Солон? Вот так выглядит вежливость!       Но Солон миновал комнату поперек, молча скрывшись за дверью. Из всех в Перекрестке он уж точно был самым молчаливым; может, после Хели, если бы Джино не удавалось так ловко его забалтывать. Он определенно слышал от Джаана, что Хели обычно так много не говорил, это просто у принца язык подвешен.       — Вот! Раз Его Высочество мне позволяет, — Шион обогнул кресло, усевшись в соседнее и больше не возвышаясь за спиной человека. Любой другой на месте Джино чувствовал бы себя в опасности в подобном положении; да и от самого факта нахождения в доме, полном вампиров. Вот только Джино за пару месяцев бок о бок с ними научился доверять даже больше, чем людям.       Убить-то его люди пытались, а не вампиры. Вампиры его спасли.       — Давно думаю, и думаю… Вы подружились с Хели из чувства долга. Так?       — Я ему благодарен, — мягко возразил принц, — но не думаю, что дело только в чувстве долга. Я хочу доверять вам. Всем, кто живет в Грислейве — когда я стану королем, я сделаю так, чтобы ваша жизнь была лучше.       Шион сначала оскалился, а затем тихо захихикал, прикрыв рот бледной, костлявой рукой.       — Жизнь вампира стала лучше… Хели был прав насчет вас, Ваше Высочество! Вы — тот, кто несет свет, — Шион убрал от лица руку. — Но знаете ли вы, Ваше Высочество, что свет для вампира вреден? Не в обиду и не в оскорбление будет сказано!       — Шион, прекращай пугать моих гостей, — в комнату зашел Хели. Он сбросил с головы капюшон, волосы под которым забавно спутались. На плечах таял снег. На улице завывала метель, разгуливая вдоль ветвистых улиц. Джино улыбнулся появлению друга, чувствуя, как с сердца камень упал, застрявши там на бесконечный срок ожидания.       Жизнь вампира — это сложно; Джино чувствовал облегчение каждый раз, когда Хели возвращался в Перекресток целым.       — Я не пугаю! Я хотел… Хочу, чтобы принц знал, что мир — такая себе штука, — Шион вздохнул, подперев щеку кулачком. — Идиот пойдет врагом к твоему другу, Хеличка. А что касаемо Его Высочества… Ваше Высочество, будьте осторожны в выражениях. Любое благое дело — это страдания. На большее замахнешься — больше потеряешь. А вампирам уже не сможет помочь никто, только если сами вампиры… Ой-ей, — Шион прикрыл рот ладонью. — Что-то заговорился я! Ах, вечерняя сонливость дает знать… Не слушайте меня, Ваше Высочество, я старше вас в тысячу раз и сошел с ума.       — Иди уж, — вздохнул Хели. Он выглядел уставшим, впрочем, как и всегда после своих таинственных вылазок. Джино не знал и вполовину, чем Хели занимался вне Перекрестка.       — Сейчас, еще одно! — Шион встал, прыгучей походкой подошел к Джино. Человек замер — чувство опасности окутало его неприятным холодом, когда Шион, пахнущий, как пахнут дорогие гости на балах, склонился к нему ближе, и ледяное дыхание вампира коснулось шепотом уха. — Глядите в оба. Вампиры — лживые, опасные твари, и им ваши мечты могут быть не столь по душе. Каждый в Грислейве сам за себя.       И отпрянул, улыбнувшись, как ни в чем не бывало. Он почтительно поклонился и, все так же чуть подпрыгивая, пошел прочь.       Джино осторожно вдохнул, поняв, что задержал ненадолго дыхание. Перед глазами застыл опасный блеск глаз вампира, сердце билось так быстро, словно он резко остановился после погони. Вдохнул еще раз, когда Хели подошел к принцу ближе, и окончательно пришел в себя, беспечно улыбнувшись другу.       — Что он тебе сказал? — хмуро спросил вампир, попутно перевешивая через руку плащ. Джино отмахнулся, поднимаясь на ноги, кажущиеся слегка ватными, невесомыми и бесполезными. Интонация вампира выбила из него весь дух, но Хели следовало знать это в последнюю очередь.       Ведь перед Хели Джино был не только другом, но и принцем, желающим вселить небезосновательную надежду в светлое будущее для вампиров.       — Ничего такого, пошутил про то, что выпьешь из меня всю кровь какой-нибудь ночью, — Джино махнул рукой. — Не думай об этом, Хели. Все нормально. Как у тебя дела?       Хели помолчал, все еще с придиркой разглядывая лицо принца. Под его взглядом и выдать все было не жалко, так пристально умели смотреть большие оленьи глаза. Вампир в итоге сдался.       — Пойдем. Поговорим наверху.       — Идем! — принц заулыбался, уже искренне. — Я как раз хотел рассказать тебе. Ты просто не поверишь! Юджин сказал, что…       И так Джино, игнорируя беспокойство, продолжил вещать, пока оба поднимались к комнате Хели. Хели нес с собой чувство защищенности, которого явно не хватало Грислейву и самому Джино иногда — в конце концов, он правда был самым слабым на ближайшие несколько десятков кварталов. С Хели же было по-другому — Джино чувствовал себя просто собой, не слабым и не сильным, и никакие пугающие пророчества Шиона не могли изменить этого.       Джеюн проснулся с улыбкой на губах, толком не осознавая, почему проснулся вообще. В комнате стояла кромешная тьма, принесенная глубокой ночью. Дневные беспокойства перемешались с беспокойством, испытываемым Джино во сне, и Джеюн приподнялся на локтях, втягивая носом ночную прохладу. В запахе критически не хватало чего-то, и случайный взгляд в сторону кровати Хисына легко дал ответ: его сосед по комнате пропал, оставив постель смятой после себя. В окно дул прохладный ветер. Джеюн поежился, усаживаясь и окончательно проснувшись.       Без Хисына комната казалась совсем пустой. Джеюн практически никогда один в ней не оставался, и полуночная пропажа отозвалась неприятным чувством в груди. Вампир спешно выбрался из-под одеяла, не ощущая настоящего стоящего в комнате холода, и подошел к окну, вглядываясь в ночные тени того, что до самого Джеюна было деревьями.       Между ними ловко передвигались еще две тени, обе долговязые, растянутые светом почти полной, рыжей луны. Джеюн, хвала зрению вампира, узнал в них Кая и Хисына.       …Любопытство? Беспокойство? Одно из двух точно стало двигателем, благодаря которому Джеюн быстро переоделся и вновь выглянул в окно. В целом… в целом, если он будет достаточно умело пользоваться данными ему природой навыками, он себе ничего не сломает. Ведь Хисын сбежал определенно точно таким же способом — почему не сможет и Джеюн? Он всего лишь выйдет ненадолго, убедится, что Кай и Хисын находятся в безопасности, а потом вернется назад… Как-то. Времени думать не было — тени спешили к лесополосе на окраине территории. Еще немного, и Джеюн окончательно потеряет их из виду. И Джеюн рискнул, открыв тяжелые ставни шире.       Не так уж и высоко, не так уж и страшно — так думал Джеюн, перебрасывая ногу за карниз. Он кое-как удержался на небольшом выступе под окном, глядя на далекую от него землю. Его ведь не увидят, верно? Хисына не увидели, значит и его… Наверное. Джеюн сглотнул. Назад пути не было — обе ноги уже за окном, осталось только правильно прыгнуть. Он закрыл глаза, глубоко вдыхая. Даже если будет больно, все заживет быстрее, чем он осознает масштаб трагедии. Он вампир, а не человек, как Джино. Просто прыгнуть, и тогда… И тогда Джеюн оступился, пальцы скользнули по оконной раме, раздираясь о покрытую щепками поверхность, и его тело за мгновение миновало расстояние между окном и сырой землей.       Боль на секунду оглушила. Адреналин сначала отдалил ее от сознания, а потом вернул так, что в голове у Джеюна зазвенело, а он выдал сдавленный стон. Ну и ну… Вампир, что кошка, должен «на четыре лапы», да хотя бы на две ноги, а у Джеюна получилось «как мешок с картошкой». Он разлепил глаза, уткнувшись взглядом в далекие звезды, которые мерцали, словно смеясь над самым непутевым вампиром из всех, каких им доводилось видеть. Джеюн проглотил позор, вспомнив, что его, кстати, и обнаружить так могли. Он поспешил встать, игнорируя далеко не самые приятные ощущения в теле, и, ковыляя, пошел следом за превратившимися в короткие линии силуэтами двух других вампиров.       Тело ныло, но Джеюн, хвала удаче, ничего себе не сломал. Он как можно тише брел в ночной темноте, и очертания его проглядывались в ней только благодаря свету яркой луны. Здесь прекрасно было видно звезды — как в Сонгори, не как в Варгре. Облака отступили, позволяя небесным светилам сиять еще ярче. Необходимо было стать максимально незаметным, ведь следовал Джеюн за Древним вампиром и вампиром опытным. Кажется, он мог слышать свой пульс в сопровождаемой лишь собственными глухими шагами тишине.       Тени привели его к ограде. Листва леса за ней все еще колыхалась, будучи задетой скрывшимися в ней тенями. Джеюн набрал в легкие больше воздуха. В прошлый раз он на этой ограде застрял; в этот придется обойтись без такого рода неудач. Тем более, он многому научился во время занятий с Каем. Найтболл давал юным вампирам не только умение удерживать мяч в руках, но и ловкость вместе с прыгучестью. Сила в их телах была выше, чем сами себе Рыцари могли представить, и Джеюн всецело этой мысли доверился, отталкиваясь от земли и исцарапанными карнизом пальцами хватаясь за верхушку забора. Руки тряслись, пока он подтягивался вверх, но на этот раз ему даже удалось приземлиться без травм и боли, на две ноги — плюс одно очко в копилку личных редких побед.       Он оказался в лесу. Более диком, чем та его часть, что забегает на территорию Поместья. Здесь он слышал далекое уханье совы, шорохи, скрытые в кривых черных стволах деревьев, тихий шаг ветра в высоте лысоватых крон.       Джеюн не знал, сколько они шли вот так. Он больше ориентировался на запах земли, исходящий от Кая, и на более яркий запах пыли и горячего песка, который пропитал кожу и одежду Хисына. Через какое-то время лес стал редеть, и взорву Джеюна открылась картина, знакомая ему из стародавней газеты. Он замер, глядя на выжженную землю и ошметки некогда домов.       Война. Таковой была первая мысль, которая возникла во внезапно воспалившимся воспоминанием разуме. Земля, влажная от ночи, холодная, усеянная случайными гнилыми досками и остатками каменных стен, изгибы которых сохранили подпаленные отметины пламени, смотрела на Джеюна глазами мертвеца, лежащего на поверхности такой же мертвой почвы. Тишина зазвенела в ушах, окрашиваясь далекими, фантомными выстрелами. Джеюн неловко ухватился за ближайшее дерево, стараясь сохранить равновесие, глядя, как Кай и Хисын скрываются в единственной уцелевшей хижине, в которой блекло горел свет, куда более тусклый, чем яркий свет катящейся к горизонту луны.       То, что вампиры прятались в Поместье Соломона, далеком от людей, не значило, что мир останавливался, а люди прекращали гибнуть. С тяжестью в груди Джеюн сглотнул, приходя в себя. Фигуры вампиров скрылись за проскрипевшей в ночной тишине дверью.       Что здесь произошло? Почему так близко к их месту жительства? Более того — что Кай и Хисын забыли здесь, в одинокой лачуге?       — Не стоило, — Кай усмехнулся. — Мы тоже не слишком правильно рассудили, оставив у себя кота незадолго до родов Леи. Мы паршивые хозяева. Так что, не бери в голову.       Семья Кая? Друзья? А может, Хисына? Джеюн нахмурился, заставляя ноги вновь прийти в движение. Все это было странно, но с каждым шагом Джеюн все ближе подходил к разгадке вопроса о странной дружбе этих двоих. Что-то происходило вне древних стен Поместья, и это что-то крылось в прошлом Хисына, покрытом мраком. Сам Хисын говорил, что не знал своих настоящих родителей, но мог ли вампир солгать, не желая делиться наболевшим с другими? Казалось, вопросов становилось все больше, чем столь желанных ответов.       Джеюн спрятался за каменной стеной остатков здания как раз тогда, когда дверь снова отворилась. Он не успел разглядеть даже очертаний человека, который выглянул из-за нее, и, задерживая дыхание, вжался спиной в холодный кирпич, бугристый от старых ударов огня. Руки слабо грелись от тягучего страха и напряжения, но Джеюн знал, что таблетки не позволят заново вызвать воспламенение в ладонях. Пальцы щипало мелкими, потихоньку затягивающимися ранками. Он ждал, ничего не слыша — даже дверь не скрипела, оставаясь открытой.       Потом он услышал шаги. Один, второй, медленно кто-то двигался к Джеюну ближе. Он зажал рот рукой, пытаясь снизить громкость дыхания, боясь, что выдать его может сейчас что угодно. Джеюн даже немного пожалел, увязавшись за Каем и Хисыном, но, впрочем, Хисыну он доверял точно, и надеялся, что сможет объяснить все старшему в случае обнаружения. Обидится ли Хисын? Черт его знает, если честно — ни Хели, ни Хисын ни разу не выказывали перед Джеюном своих явных недовольств.       В нос ударил запах леса. Свежий, яркий, в котором листва смешивалась с землей, в котором свежесть диких родников била ключом жизни, гаснущая лишь под давлением летней засухи. Джеюн хотел зажмуриться, да не успел, — рывком темный силуэт обогнул стену и, долго не мешкая, прижал кинжал к горлу вампира. Джеюн не успел убрать ладони ото рта, так и оставшись глупыми, большими глазами смотреть на светловолосую девушку, выражение лица которой так и кричало: «тебе крышка.»       А еще эти глаза были точно такими же, как глаза Кая. Значит, это кто-то из семьи их садовника?       — Подождите! — шепотом произнес Джеюн, когда острие кинжала больно пронзило кожу. — Я из Поместья Соломона… Друг… Друг Хисына, ученик Кая… Простите, я…       Таким же рывком девушка отняла от горла Джеюна оружие, позволяя ему вдохнуть полной, болящей от неконтролируемого дыхания грудью. Ее губы дрожали от того, как сильно они были сжаты, но решительность ее позы, глаз, силы в руках не оставляли почвы для сомнений в том, что при желании она отсчет вампиру голову, совсем об этом не пожалев. Джеюн сглотнул, поднимая руки вверх, на уровень головы, заставляя их силой не трястись.       — Имя? — холодно спросила девушка.       — Д… — о, черт. — Сонхун. Да. Меня зовут Сонхун. Мне жаль, что я вас потревожил. Я просто беспокоился о Хисыне — нам запрещено уходить по ночам, и я не обнаружил его в комнате, и вот. Простите.       Девушка помолчала, взвешивая свое желание ненадолго покончить с жизнью сующего свой нос в чужие дела вампира-дурака. Джеюн же оценивал свои шансы на удачное бегство.       — Кай! — позвала она. Ее голос все еще так и полнился серьезностью, но теперь, произнося знакомое имя, стал честнее. Девичий, но слегка низкий, со слабой хрипотцой, что-то вроде голоса, которым общаются люди высоких обществ. Джеюн такие голоса слышал достаточно редко.       Кай не заставил себя ждать. Он, благо, не вооруженный, спешно вышел из дома, и уставился на Джеюна удивленным взглядом. Садовник упер руки по бокам, вскидывая брови.       — Во дела… А ты сюда как попал, Сонхун-а? — он взглянул на девушку. — Ты была права, Бахи. Проблемы должны были появиться рано или поздно.       Вот как. Джеюн мог спокойно вписать себе в список различных титулов «проблема», где-то между «самозванец» и «непутевый».       — Так значит, он не солгал, — Бахи вздохнула, отправив кинжал в подвешенный на широких штанах чехол. Она потерла руку об руку, ее взгляд окончательно смягчился. — Пойдемте внутрь? Обсудим ситуацию там, пока за ним не пошел хвост.       — Я шел один, — негромко сообщил Джеюн, но никто на это не обратил особого внимания. Старшие вампиры на него даже не смотрели, негромко переговариваясь, пока Джеюн понуро шел следом.       Блеклое освещение дома показалось внутри даже каким-то теплым. Домишко был крошечный, похожий на тот, в котором когда-то жил Джеюн в Сонгори — кухня и столовая были объединены, и это первая комната, в которой гость оказывался, проходя внутрь. По ее периметру были раскиданы еще две двери и арочный проход к еще одной — помещение маленькое, практически мебели лишенное. За столом сидел Хисын, который даже встал с места, завидев за спинами Бахи и Кая Джеюна. Его лицо даже выдало крупицы удивления: брови поползли чуть вверх, глаза показались еще более большими, чем прежде.       — Сонхун? — голос прозвучал несколько резко. — Как ты сюда попал? По ночам мы не имеем права покидать Поместье.       — И от кого я это слышу? — усмехнулся Джеюн. Лицо Хисына слегка потемнело. — Прости. Я не нашел тебя в комнате, вот и пошел следом. Я честно не собирался никому ни о чем говорить.       — «Лся»? — Кай прыснул. — А теперь собираешься?       — Вовсе нет! Просто… Хотел убедиться, что все хорошо и ничего не происходит, но… Что здесь произошло?       — Чего только не происходило? Присядь пока, Сонхун-а. Я сделаю нам всем горячий чай. И говорите тише — Лея прилегла отдохнуть, и если мы ей помешаем, произойдет худшее.       — Что? — глупо переспросил Джеюн. Ответила ему Бахи, показательно обнажившая кинжал и прокрутив его в руках:       — Конец. И вам, и нам. Усек?       — Бахи-и-и-и, ну, чего ты пугаешь детей? Он уже извинился, нет?       — А ты, оппа, вообще не встревай. Ты обещал, что никто об этом не узнает. Теперь мы все под угрозой если не смерти, то уж точно переезда.       После этого в доме повисло гробовое молчание, прерываемое только возящимся с чайником Каем. Джеюн неловко сел рядом с Хисыном, напротив них заняла место продолжающая вертеть бесцельно в руках оружие Бахи. Такая себе атмосфера — проще было бы остаться тогда дома, нежели идти хвостом. Джеюн неловко взглянул в сторону Хисына, который в этот момент отвел взгляд.       «Зря ты пошел следом,» — произнесено было в голове чужим голосом. Джеюн вздрогнул. Действие таблеток за день, видимо, все-таки ослабло.       «Прости.»       «Я не тот, перед кем следует извиняться.»       — Так ты и есть тот самый Сонхун? — спросила Бахи. Кинжал в ее руках замер вместе с сердцем Джеюна. — Хисын очень много про тебя рассказывал.       — Видимо… я, — кивнул Джеюн неловко. «Очень много», и «Хисын», и «рассказывать» — все похоже на невероятную чушь.       — Бахи-нуна.       — Что, Хисын? Раз уж твой друг здесь, ничего уже не поделаешь. Рассказывай, Сонхун, правду. Что ты здесь забыл и почему так доверчиво расхаживаешь за Хисыном?       — Я правда пошел только из беспокойства, и…       — И потому, что тебе все слишком интересно, и у тебя нет грани между «можно» и «нельзя»? — Бахи саркастично вскинула брови. — Так?       — Бахи-нуна, не стоит, — снова встрял Хисын, уже более строго. — Сонхун точно не хотел ничего плохого. Теперь, когда он здесь, мы ничего не можем больше поделать.       Бахи тяжело вздохнула. Они молчали какое-то время, и даже в ментальную связь Джеюн не решался лезть. Вина медленно глотала его, выводя вперед предчувствие грядущих неприятностей. Налажал он, судя по словам старших, знатно.       — Я могу не верить ему, — заостренный кончик кинжала указал на гостя, — но я верю твоим словам и словам оппы. Если эта мелочь — просто глупая мелочь, то нам нужно просто не допустить, чтобы кто-то в Поместье не прознал про все это.       — Мы позаботимся об этом, — кивнул Хисын. Он перевел взгляд на Джеюна. — Ты уверен, что за тобой никто не шел?       — Уверен. Никто ни о чем не знает, — ответил Джеюн. — И все-таки… Почему ты здесь?       — А вот это уже точно не твое дело, — шикнула Бахи. К этому моменту Кай подал на стол чай, усевшись рядом с… вероятно, сестрой. Уж больно они были похожи.       Джеюн заметил еще одну особенность кухоньки: здесь была человеческая еда. Засушенные травы, порезанный хлеб в углу стола, мешочек, до краев заполненный крупой, и пахло мясом. Жаренным мясом. Такой запах едва ли можно найти хоть в одном жилище вампира. Кто они на самом деле? В чье логово из глупости угодил Джеюн?       — Я могу рассказать ему все, — просто сказал Кай, пожав плечами. — Если он смог сбежать из Поместья, рано или поздно сможет выведать и все, что происходит «вне».       Бахи посмотрела на Кая взглядом, в котором так и читалось: «нет, ты точно с ума сошел», по крайней мере, так показалось Джеюну. Потом этот взгляд упал на самого Джеюна, уже больше похожий на «это ты во всем виноват», и только потом она убрала опасное оружие прочь, сложив руки на столе.       — Перед тем, как мы что-то тебе расскажем, — Бахи вновь посмотрела на гостя, чуть смягчив и тон, и резкий взгляд. — Что именно тебе интересно?       — Что произошло… там? — Джеюн кивнул к окну, за которым стояли развалины. — Почему все разрушено? Из-за войны?       — Близко, но не совсем, — Кай хохотнул. — Не в человеческой войне дело.       Джеюн крепко сжал кулаки. Его руки снова заныли, как и голова, но все-таки он предположил:       — Старейшина Даль?       — Бинго! — Кай щелкнул пальцами. — Как много тебе известно о том, как вампиры относятся к Старейшине?       — Не так много? Я слышал, что не все разделяют ее взгляды, но все равно не могут выступить против Древних. А древние доверяют мнению Старейшины.       — И все-таки есть те, кто противится. Хисын, я ведь могу рассказать все Сонхуну? Тут и твое мнение должно учитываться, вроде как.       — Я расскажу сам, — негромко кивнул Хисын. Джеюн обернулся к другу, кивнув. — Господин Кан Тэхен — это вампир, который согласился стать частью эксперимента госпожи Хаказоно, и первый вампир, способность которого прижилась. Остальные либо сходили с ума, либо умирали. Господин Кан же стал идеальным сосудом. Он мог «чувствовать» тех, кого касалось пророчество, посредством сновидений и «природного чутья», при этом обладая достаточно холодным и расчетливым нравом, чтобы не сойти с ума. Так, когда я родился, об этом сразу узнали, как и о том, в каком городе это произошло. Старейшина Даль объявила, что намерена заполучить всех детей, носителей судьбы «пророчества», и что все семьи вампиров города, чей ребенок назван на букву «Х», должны прийти к Старейшине и пройти проверку. Мои родители испугались. И решили отдать меня в другую семью. Я ничего из этого не помню, конечно…       Хисын взглянул на Кая и Бахи с легким намеком. Бахи прочистила горло.       — Семья Ли были друзьями наших родителей. Так получилось, что мы были перед ними в долгу, и наша мать не могла отказать в просьбе проследить какое-то время за ребенком. Лея лучше помнит те годы, но… Да. Старейшина Даль легко обо всем узнала. Она ликвидировала тот город, где ранее жил Хисын, а позже двинулась и на нашу деревушку. Люди считали, что виновата война, и никак не думали на вампиров в городе. Но в деревне… Что ж, мы охраняли издавна эти места.       — Охраняли? — хмуро спросил Джеюн, медленно перерабатывая услышанное. — Почему вы охраняли людей? Я думал, что вампиры и люди редко перескаются.       — Потому что мы не вампиры, мой клыкастый дружок, — ответил Кай, крутя чашку в руках туда-сюда. Его добрые глаза взглянули на Джеюна. — Хюнины — это род оборотней.       Оборотни?       Джеюн открыл и закрыл рот, мгновенно растеряв все слова. Вот, почему Кай не был похож на вампира. Он им попросту не был, а лишь играл роль кровососа. С каждым моментом история становилась запутаннее, делая ветки, расходящиеся рогаткой. То есть, маленького Хисына отдали в семью оборотней, когда семья вампиров погибла за предательство Старейшины. Прямо как родители Джеюна.       — Что было потом? — голос захрипел слегка. Джеюн нервничал, боясь, куда это вообще могло привести.       — Наша мать вступила в переговоры со Старейшиной, но бестолку. В этой покинутой Богом деревушке не было вампиров, одни только мы. Легко было сложить «два плюс два» и понять, где ребенок-Рыцарь. Мать отказалась вернуть его Старейшине, сказав, мол, обещание дороже «культа идеи», — Бахи помрачнела. — Отец увел нас четверых из дома в тот день, а когда мы вернулись, деревня была сожжена. Мама… не знаю. Мы до сих пор не знаем, что случилось.       — Мне жаль…       — Оставь жалость при себе, кровосос, — шикнула Бахи, дернувшись в сторону Джеюна. Кай мягко накрыл руку сестры своей, улыбнувшись.       — Не стоит ссориться, — произнес он спокойно. — Так вот. Наш отец выбрал сдаться, потому что сильно было тяжело, знаешь ли. Но Старейшину напрягал факт того, что якобы мы, хвостатые-блохастые, можем поднять восстание теперь от горя утраты. Поэтому я просто предложил ей свою службу. Останусь в Поместье Соломона — и не будет проблем, я довольно заметен. Его тогда только возводили, так что я еще с семьей успел побыть. Вот так вот. Не жалуюсь, мне все нравится. И кормят вампиры прилично!       …Они предали родителей Хисына, обменяв одно обещание на другое. Джеюн не мог их винить: в конце концов, между дружбой и семьей порой тоже приходилось выбирать. Он не без грусти задумался о семье Пак, что так тщательно пыталась укрыть его, чтобы в итоге Джеюн сдался сам. Подвел ли он их? Подвел ли он погибших мать и отца? Пришлось упрятать эту мысль далеко назад, «на потом», чтобы не погружаться в горе в чужом доме. Чай остывал.       Не все вампиры были на стороне Старейшины Даль. Это осознание пробудило в Джеюне сомнения, которых не бывало в нем «до». Что, если весь ее план — издержка изощренности мысли, приходящая со слишком многолетним опытом? Что, если Суха никогда не появится? И что, если методы Старейшины — это и есть дикая жестокость, которой она желала вернуть свое дитя, лишая других детей их родителей? Ведь Джеюн точно далеко не первый, кто задумался об этом. Внезапно мир показался ему ограниченным, замкнутым иллюзией порядка, построенной Поместьем Соломона, а в голове прозвучали резко брошенные слова Сону:       — Несколько лишних таблеток могут заставить вампира перейти на ту сторону радуги? Что же вы нам даете, а, госпожа Хаказоно?       Вампиры — часть эксперимента в плане Старейшины Даль и госпожи Хаказоно. Семеро Рыцарей — пешки в плане, не имевшие права на свою судьбу, даже не знавшие, когда на свет появится та самая «новая Суха» — принцесса, которая каким-то образом сможет повелевать вампирами. Джеюна затошнило.       Культ личности? Идеи? Или в самом деле спасение от тихой войны, что шла столетиями? Правда скрывалась глубоко в сознании Старейшины, и лишь она сама могла распорядиться удобной ей правдой. Джеюн перевел взгляд на оставшегося спокойным Хисына, будто по ночному воздуху лилась не история расправы над его семьей, ради семьи иной, возможно лживой.       Хисын взглянул на Джеюна, приподняв уголки губ. Не улыбка. Не печаль. Банальное принятие. Джеюна словно в снег с головой засунули, оставив там на добрый десяток лет.       — Во-о-о-от, — протянул Кай. — Но мне очень хотелось смотреть на моих прелестных сестричек… Вернее, как оно изначально было: наш отец умер. От старости. И я, ну, должен был уйти, чтобы вместе с сестрами его похоронить, да сестер поддержать. И стал уходить сюда довольно часто, пока однажды за мной не увязался пучеглазый карапуз, не умеющий сидеть на заднице ровно в прекрасных условиях Поместья.       — Хисын? — уточнил Джеюн недоверчиво. Хисын сбежал вслед за Каем?       — Он пожил с нами какое-то время, и любил в детстве меня больше, чем других слуг, — гордо объяснил Кай. — Вот и улизнул как-то, я сам не понял, пока он в лесу не брякнулся и не упал, заплакав на всю округу. Я думал, это щенок какой-то выл, а это Хисын-и. Пришлось вести к Лее и успокаивать. Она мастер в этом, а мы с Бахи чайники.       — Кай… — недовольно отозвался Хисын. Кончики его ушей слабо покраснели.       — Что «Кай»? Ты меня хеном вообще-то звал раньше, а сейчас… Эти подростки, луна милостивая, слов нет! — он взмахнул руками. — Ну, да ладно. И с тех пор Хисын-и — наш приемный младший братик. До того, как у Леи появился ухажер, мы были единственными мужчинами в этом доме — та еще морока!       — Ой, больно вы помогали, — закатила глаза Бахи. — И все-таки, ты, Сонхен.       — Сонхун, — осторожно поправил Джеюн.       — Без разницы. Мы тебе рассказали это в обмен на твое молчание, понял? И даже не думай снова приходить в этот дом — я лично тебя не пущу, по частям вернув твои конечности Старейшине. С нами Хисын в безопасности не первый год, а прочее — не твоего ума дела. Понятно я выражаюсь?       — Да… Да, конечно… — Джеюн потупил взгляд. Он глубоко вздохнул. — И мне правда жаль. Я не ожидал, что Старейшина Даль… вот так… Знайте, если вам все-таки будет нужна помощь — вы можете обратиться и ко мне через Хисына. Я помогу всем, чем только смогу. В конце концов, я тоже часть той сказки, и тоже могу нести ответственность за последствия.       — Какой ты хороший! — повысил голос на пару октав Кай. — Бахи-я, может оставим? Смотри, он честно хочет помогать оборотням, и он вампир, и не Хисын даже! Мечта, не так ли? Пожалуйста? Не смотри на меня так, как будто… Убери кинжал! Я не собираюсь с тобой собачиться! Не при детях!..       …В общем, Джеюн в ту ночь понял, что оборотни, в отличие от вампиров, — весьма активные создания. Он пробыл в лачуге Хюнинов почти до самого рассвета, и тогда, когда снаружи было еще темно, но просыпались первые птицы, он и Хисын вышли на улицу первыми. Бахи, несмотря на свою осторожность, в конце даже заговорила с Джеюном пару раз, и даже не о том, как ловко умела угрожать. С оборотнями было просто и приятно, но они слишком быстро меняли темы в разговорах, а Джеюн и настроение менять не успевал, в итоге вдохнув ночную прохладу с ощущением легкой тревоги. То, что он узнал сегодня, не сравнимо ни с чем, что он узнавал «до».       Жизнь вне Поместья Соломона не могла стоять на месте. Джеюн знал это, но не догадывался, что в этой погоне за судьбой не только он один потерял семью. Взгляд скользнул вдоль улочки, остановившись на Хисыне. Вампир тоже смотрел на него, на этот раз не отвернувшись.       — У тебя остались какие-то вопросы? — спросил Хисын. Джеюн качнул отрицательно головой, и только потом задумался.       — Только один.       — Слушаю?       — Часть вампиров стоит «за» Старейшину Даль. Часть — против, — медленно произнес Джеюн. — Что насчет тебя, хен? Что ты думаешь о плане Старейшины?       Отчасти Джеюн спросил это, потому что разобраться хотел и сам; отчасти потому, что теперь его беспокойства за Хисына только возросли. То, что пережил Хисын, не стояло и близко к тому, что произошло с Джеюном, и все-таки Джеюн его слишком понимал. Вот только у Джеюна была семья Пак, а у Хисына… Оборотни? Возможно, они его и поддерживали, но не могло быть у вампира с оборотнем такой крепкой связи, как у вампира с вампиром. В конце концов, собаки и кошки редко ладили не без причины. И то, что у Хисына не стало семьи, было виной лишь человека, который ему новую семью пытался навязать.       Мысль спутанная, как клубок ниток, но Хисын был единственным, кто мог привести ее к правильному концу. Вот только Хисын просто молчал, глядя на Джеюна, не говоря ни слова, и это было самым громким их молчанием, что Джеюну доводилось слышать. В итоге на улицу вышел Кай, попрощавшийся с Бахи, и скомандовавший «держать курс к Поместью Соломона».       Ничего не поделаешь — пришлось идти, оставив очередной вопрос «на потом».       Джеюн бы не сказал, что ему стало легче. Чувство, что он влез абсолютно не в свое дело, выведав слишком личное, душило его, несмотря на достаточно простую беседу с оборотнями после. Он смотрел себе под ноги, переступая коряги, и думая лишь о том, что забыл вообще попросить хоть какое-то разрешение у Хисына, чтобы все это услышать.       Солнце еще не показалось, когда они прошли треть пути, но признаки рассвета звучали громче. В воздухе летали птицы, земля становилась теплее, и наверняка где-то первые солнечные лучи уже выбились на волю из-за ночной мглы. Кай шел чуть впереди, спокойно следуя изученным путем. Это не первый раз, когда они выбирались так с Хисыном, так что все должно было быть в порядке. Наверное.       Джеюн ухватил Хисына за рукав, повторив жест, который проворачивал в Поместье, вынуждая слегка замедлиться, но все еще не теряя Кая из виду. Уши оборотня все равно все услышат, но вампиру хотелось создать хотя бы видимость мнимой приватности между ними.       — Эй, — тихо обратился Джеюн, привлекая больше хисынового внимания. — Все в порядке?       — Что? — остававшийся безмолвным до этого Хисын слегка нахмурился.       — Я имею в виду… Я вот так влез, и узнал многое о тебе… Не знаю, хотел ли ты, чтобы я это знал. Прости меня.       Хисын слегка покачал головой. Он не выглядел расстроенным, и это слегка успокоило Джеюна, как и последующие слова друга.       — Все в порядке, — заверил Хисын. — Из всех в Поместье, тебе я доверяю с большим желанием. Я даже рад, что ты обо всем узнал. Не думай об этом слишком сильно — у меня взорвется голова.       Джеюн сначала не понял, а потом, повторив мысленно фразу, тихо засмеялся. Хисын на это улыбнулся, и остаток пути они провели в том же молчании, но уже куда более приятном. Конечно, Джеюн все еще не понимал, с какой стати Хели доверять именно Солону, но Джеюна это радовало. Теперь он был не просто вором личной информации, но вором с разрешением на кражу, то есть, даже не вором в прямом смысле этого слова. Они легко перемахнули через ограду, и Кай дал указание мальчишкам идти вперед: обычно садовник и без того вставал раньше всех, так что может в случае чего сослаться на работу над восстановлением сада. На том и распрощались.       Когда Хисын и Джеюн подошли к Поместью ближе, то обнаружили, что во многих окнах горел свет — в частности на первом этаже. Холодная тревога пробежалась по спине мурашками, пробудив позабытую от падения боль. В дверях поместья стояла Вонхи, пристально глядящая на подростков. Джеюн рефлекторно хотел ухватиться за руку Хисына, но одернул себя; тогда Хисын сам взял его ладонь, перепугав Джеюна только больше.       — Что-то происходит, — шепнул Хисын. — Не беспокойся и молчи. Я придумаю что-нибудь.       — Спасибо, — тихо ответил Джеюн, позволяя себе чуть крепче сжать неожиданно теплую кожу. Что-то происходит — значит, что-то явно пошло не так.       Вонхи не двигалась, пока Рыцари подходили к дому ближе. У входа Хисын даже сказать ничего не успел, когда непривычно себе серьезная, несколько настороженная слуга произнесла:       — Господин Кан Тэхен вернулся, — острый, как лезвие кинжала Бахи взгляд, устремился на Джеюна. — Старейшина Даль будет ожидать тебя в библиотеке. Не задерживайся. А ты, Хисын, иди в столовую к остальным. Потом все объясните насчет того, где вы были этой ночью.       — Если господин Кан вернулся, — проигнорировал указание Хисын, — то это значит, что последний Рыцарь был найден?       Джеюну казалось, что он провалится под землю. Ноги его снова не слушались, тело хотело опрокинуться куда-нибудь вниз, далеко-далеко, так, чтобы его не стало вовсе. Пальцы грозились сломать Хисыну ладонь, и Джеюн лишь краем сознания пытался контролировать пламя, чтобы исход его нервов не стал совсем плачевным.       — Верно. И это, — снова повернувшись к Джеюну, — вам совсем не понравится.       Хисын посмотрел на Джеюна странным взглядом. Не подозрение, не укор, не вопрос, а нечто чужое, непонятное, не разбираемое готовым потерять сознание вампиром.       Последний Рыцарь найден.       В библиотеке его будет ждать не только Старейшина Даль. Его будет ждать Сонхун.