Моя кровь

      Какого же было удивление Джеюна, когда ото сна его разбудило тепло! Он мог поклясться, что на улице до сих пор стояли холода, и что Поместье никогда не чувствовало уюта печи или любого другого обогревателя, помимо ламп да свечей. И все-таки пустое сновидение прервалось, чтобы перед собой Джеюн различил удивленные глаза, полные сомнений и некоторого непонимания. В нос ударил запах горячего песка, — все той же нагретой пыли, — и пришлось проморгаться хорошенько, чтобы он смог узнать в призрачном, неуловимом видении Хисына.       Джеюна не будили со времен далекого детства, от чего и заныло безутешное, холодное сердце вампира, и он даже улыбнулся, позабыв о маске, которую вынужден был за собою носить в Поместье Соломона, играя иную судьбу. Улыбка, впрочем, Хисына не напугала, напротив: старший улыбнулся и сам, чуть отходя от постели. Тепло развеялось странным туманом, медленно, но верно, Джеюн возвращался из сладостных грез в привычную реальность, которую так и не смог отнести ни к пониманию «хорошего», ни «плохого». Он приподнялся на локтях.       — Доброе утро, — приветливо-мягкий спросонья голос Хисына вновь омыл душу теплом. — Ты все еще хочешь с нами?       — Конечно, — закивал Джеюн, проводя пятерней по растрепанным от сна волосам. Он слишком отвык от нужды во сне, еще больше отвык от того, что по утрам у него есть возможность с кем-либо поговорить. Он опять попал в ситуацию, где с трудом понимал, что ему нужно сказать.       Уж точно не благодарить — звучало глупо в перспективе, как например, «спасибо, что не игнорируешь» или «спасибо, что разрешаешь пойти с вами», хотя, казалось бы, Джеюн всегда волен был сам решить, идти ему куда-то или нет. Да в целом благодарность прозвучала бы не к месту. Спросить, как спалось? Тоже странно — они не так близки, чтобы Хисын мог ответить развернуто, а скупое «плохо-хорошо», и, в худшем случае, «нормально», погоды не сделает. Тогда… о чем они говорили вчера? Стоило ли продолжить то, на чем они остановились?       — Я подожду внизу, — огласил Хисын, пока Джеюн выуживал из шкафа одежду. — Не торопись. Сону до сих пор спит.       И-и-и так Джеюн пропустил шанс поговорить. Может, говорить и правда не стоило. Наверное, что стоило, так это поучиться вести диалоги заново без страха быть раскрытым.       Стоило Джеюну спустя каких-то пять минут отворить дверь, ведущую на их обширный задний двор, как встречен он был прилетевшим в лицо мячом. Вернее сказать, почти прилетевшим — инстинкты позволили словить его незадолго «до». Вампир сам не особо понял, как мяч остановил, и с удивленным лицом опустил его, чтобы разглядеть улыбающегося Чонсона, явно гордого своим поступком. Хисын рядом с ним не напряженно наблюдал, явно уверенный, что никакого вреда их молчун получить не сможет. Джеюн слегка улыбнулся.       — Отлично! — огласил голос справа так громко, что Джеюн отшатнулся, во все глаза уставившись на их широко улыбающегося садовника. — Вот мы и нашли нам ловца!       Кай стоял, сложив руки в карманы широких, слегка поношенных от садовой работы брюк. У него был добрый взгляд, да добрый до того, что Джеюн на долю секунды усомнился в том, точно ли все в этом Поместье — вампиры, и не мог ли среди них случайно затеряться простой души человек. Кучерявые локоны чуть подпрыгнули, когда Кай наклонил голову в бок, разглядывая растерявшегося Джеюна.       — Сонхун, да? Хисын говорил про тебя, — пояснил садовник. Точно, они ведь и не знакомились толком. — Меня зовут Кай. Рад знакомству. Ты боишься, что-ли? Я не кусаюсь, вернее, не пью кровь вампиров, зуб даю!       Джеюн для приличия усмехнулся и даже смог выдать что-то вроде «взаимно». Он мельком глянул на Хисына, который, оказывается, про него говорил, что в целом было в порядке вещей: наверняка Хисын рассказал бы Каю про кого угодно другого, если бы этот кто-то, как и Джеюн, не желал выходить на контакт лично. И все-таки Джеюна эта фраза порадовала. Его, в конце концов, не успели забыть за несколько месяцев железного молчания.       Кай между тем приблизился и протянул руку. Джеюн вручил садовнику мяч и проследил, как он отошел ближе к остальным двум вампирам, и прошел следом. Утро стояло по-мартовски прохладное, приятное. Медленно, но верно, природа просыпалась вместе в первыми слабыми листочками и зеленой, свежей травой. Кай сильно пах влажной землей и чем-то сложным, вроде кухонной заморской приправы.       — Чонсон, пас хороший, — между тем похвалил садовник с наставнической интонацией. Он вел себя так, словно был их общим тренером, но никак не тем, кто отвечал за качество цветов в саду. — Сону и Ники скоро выйдут?       А это уже было направлено к Хисыну, который промолчал, своими спокойно-скучающими глазами глядя на Кая. Джеюн с интересом всмотрелся в лицо вампира, но так и не смог опознать эмоции: Хисын просто молчал, будто вопрос ему задан и не был, а их садовник существовал здесь просто как декорация. Может, с его стороны это было не слишком уважительно, но разве Джеюн мог знать, какой у Хисына был характер? Кай в любом случае не отреагировал и передал Чонсону мяч, как если он ничего не спрашивал.       — Придут остальные — позовите. Я пока разберусь с удобрениями, а вы объясните нашему новому кадету, что к чему, — и подмигнул, прежде чем удалиться.       Да, Кай был чертовски неловким для восприятия, но еще и кошмарно честным в своей этой провоцируемой у окружающих неловкости.       Чонсон кивнул и проводил взглядом удаляющегося к грядкам Кая.       — Доброе утро, — прочистив горло, поприветствовал Джеюн. Некоторая тревожность не оставляла его, засев где-то под горлом. Одно дело притворяться не проявляющим желания к общению человеком, другое — оказываться в ситуации, где говорить приходилось. — Значит, мяч?       — Именно, — Чонсон подбросил мячик в руках. Он отличался от тех мячей, которые Джеюн успел повидать в школе. Продолговатый и немного заостренный на концах, он был создан для прекрасной аэродинамики. Под правильным углом он полетит быстрее, чем обычный, округлый мяч; при ошибке же ветер создаст сопротивление. Какой-то диковинный спорт. — Вижу, ты вдохновлен.       — Я… ага. Да, верно, — Джеюн кивнул достаточно сильно, разгоняя лишние мысли. Почему так чертовски сложно?! — Люблю спортивные игры.       — По тебе и не скажешь, — усмехнулся Чонсон. — Ладно, давай покажу, как бросать.       — Пойду проведаю Ники, — между тем сказал Хисын. Джеюн совсем расстроился: он с одним только Хисыном ели как научился разговаривать, и его молчаливое присутствие давало Джеюну хоть какую-то надежду на успешное прохождение его миссии «провести-время-с-другими-и-не-впасть-в-отчаяние.» И вот, Хисын решил уйти. Просто прекрасно.       — Давай.       Джеюн вздохнул. Что ж…       Оказалось, с мячом управляться не так уж и сложно было, как показалось на первый взгляд. Чонсон был не плохим учителем, да и разговор «вне темы» лишний раз не провоцировал, а только направлял Джеюна, корректируя броски с разной высоты. Он быстро понял, что вампиру тоже было несколько неловко: Чонсон хорошо скрывал смущение, но изредка его взгляд бегал куда-то в ноги Джеюну, не касаясь глаз. Это Джеюна устроило. В конце концов, спешить в их общении не было смысла. Они в Поместье Соломона все заключены как минимум на расплывчатое «долго» или «до появления Сухи», значит, и времени, чтобы привыкнуть к сосуществованию в нем было предостаточно.       То и дело Джеюн оглядывался на Поместье, в котором скрылся Хисын. Пропал он надолго, и причины Джеюн не знал, что немного беспокоило. Без всякой адекватной идеи в сомнениях, в целом, потому что Хисын был волен вовсе не возвращаться, если того не желал; может, он пошел не за Ники, а проведать Вон-и, с которым они просидели прошлой ночью добрые несколько часов. От воспоминаний об их беседе Джеюну снова стало странно. Разговор между ними шел плавно и беспечно еще вчера, а сегодня Хисын уже на всякого рода болтовню не соглашался, и даже не только с Джеюном, ведь на Кая Хисын также благополучно внимания не обратил. Должно ли это было вообще Джеюна беспокоить?       А потом мяч все-таки угодил Джеюну в лицо, и понял это он только потому, что щеку обожгло, а Чонсон несдержанно прыснул.       — Прости, — извиняюще улыбнулся Чонсон. — Все хорошо?       — Да, прости, я… Гм. Задумался, — Джеюн слабо пнул ногой мяч, грустно валяющийся теперь в едва проросшей траве.       — Перерыв?       Кивок. Чонсон пожал плечами и сам взглянул на Поместье, пока Джеюн осторожно тер ушибленную щеку. Заживет за какие-то несколько минут, переживать было правда не о чем.       — Могу поинтересоваться?       — Да? — Джеюн обернулся к Чонсону. Вампир чуть свел брови, легко хмурясь, но не выглядя осуждающе или недовольно.       — Что ты думаешь о Хисыне?       Джеюн так и замер. О Хисыне? Что он думал о Хисыне? Нет, вопрос поставлен должен быть не так: что Сонхун мог бы думать о Хисыне? Да и с чего вдруг такие вопросы? Чонсон уж точно не выглядел как любитель сплетен, хотя, если по обложке книгу судить принято не было… Ну уж нет. Если на обложке книги написано «Отверженные» авторства Виктора Гюго, то никакой человек, хоть отчасти образованный, не примет ее за сказку или поэму. Так и с Чонсоном, который не выглядел и не говорил, как кто-то, кто желать мог услышать какие-то невероятно потаенные тайны их общего соратника.       Чонсон прочел чужое замешательство и дернул губами в вынужденной успокаивающей улыбке, примиряющей слишком громкий поток мыслей Джеюна.       — Ты очень напряжен, — пояснил он. — Я подумал, что из-за Хисына.       — Нет, — ответил Джеюн. — Просто давно не играл в мяч.       Чонсон кивнул, но, очевидно, не поверил. Джеюн выдохнул: что он мог поделать, если лгать умел паршиво?       — Хисын классный. Он правда похож на кого-то, кто в прошлой жизни был Хели. Я бы очень хотел узнать его получше, но здесь все, похоже, скрывают слишком много, — Чонсон усмехнулся. — Я понимаю причины. И все-таки, раз избежать судьбы мы не можем, было бы здорово узнать друг друга поближе.       Джеюн подавил желание спросить, зачем Чонсон ему это говорил вообще; наверняка старший пытался разбавить неловкость между ними. Джеюн, впрочем, абсолютно с Чонсоном был согласен: для места, предназначенного для сближения некогда братьев, Поместье Соломона грешило молчаливостью и отстраненностью, с которыми ладить было изрядно сложно, особенно когда каждый из них приезжал сюда перепуганным и мало чего понимавшим, даже со всеми теми стараниями, что принимал Чхве Субин по успокоению нервных систем маленьких вампиров.       Однако Джеюн не был готов к серьезным разговорам и честным мнениям, а потому решил отшутиться:       — Я бы не сказал, что Сону пытается многое скрывать.       — О, нет, Сону пытается снизить таинственность к минимуму, — простонал Чонсон с такой страдальческой миной, что Джеюн прыснул со смеху. — Не в обиду, но если я еще раз услышу, как ему здесь не нравятся душевые, и какой в них пол холодный, я залезу на крышу Поместья и буду сидеть там до скончания времен.       — Думаю, камердинер Чхве это оценит.       Чонсон вздохнул и пожал плечами, дескать, что взять, раз так оно и было? Неподалеку раздалось чиканье ножницами, и Джеюн заметил, что их тренер-садовод принялся срезать заранее решившие явиться свету сорняки. Кай легко порхал от одного растения к другому, совсем не обеспокоенный скучным и однотипным трудом. Чонсон тоже поймал джеюнов взгляд и улыбнулся.       — С Каем можешь «на ты», он не многим старше нас, поэтому и хочет проводить с нами время. Остальные в Поместье не такие, — Чонсон посмеялся. — Честно — от госпожи Хаказоно у меня мурашки по коже.       — Ты это говоришь, потому что?.. — о, нет. Джеюн не совсем так резко желал это сказать; он вообще не хотел задавать вопроса. Чонсон, благо, не обиделся, и только грустно улыбнулся.       — Как я и сказал: хотелось бы сблизиться. Я не пытаюсь оскорбить кого-то в Поместье, просто ты явно не хочешь разговаривать, вот я и несу всякую хрень, — он отмахнулся. — Прости. Мы можем посидеть и в тишине.       — Нет! Все хорошо, я просто плох в общении. В первую нашу встречу Сону сказал, что у меня репутация того, кто «не разговаривает», так что… Не обращай внимания, говори. Я понимаю.       — Ты забавный, — беззлобно отметил подросток. Окей, личность Сонхуна определенно приобрела еще одну черту: «забавный». Стоило предписать карандашом в писаниях сказки. — Не удивлюсь, если ты правда нравишься Хисыну. Вы похожи. Хорошо — продолжим игру?       — Да, давай…       Разговор с Чонсоном кончился так же быстро и легко, как и начался. Наверняка до поселения в Поместье Чонсон вел себя также непринужденно в беседах с окружающими. Даже Джеюна, напряженного как бы изначально и на постоянной основе, он умудрился не спугнуть и слишком не напрягать, существуя рядом и периодически о чем-то бытовом говоря. Благо, что о бытовом; Джеюн бы не выдержал разговорах о целях или, к примеру, бесед об их же судьбе, потому что переварил в голове все эти табу-заголовки слишком много раз, чтобы быть готовым выслушать их еще от кого-то. День медленно разгорался, солнце разгоняло вокруг себя хмурые утренние тучки, красило землю в приятные теплые цвета.       Вскоре из Поместья вышли сразу трое: сначала Хисын, совсем не изменившийся в лице, за ним — Сону, за руку ведущий к остальным малыша Ники. Джеюн заострил на японце взгляд. Этого было сложно не сделать: ребенок был умилительный, похожий на утенка, с пухлыми губами и черными глазками, взгляд которых, несмотря на робость нрава, глядел вверх, на окружающих, и блестел легким интересом новорожденного олененка, постигающего мир с первого неуверенного шага.       — До-о-оброе утро, — пропел Сону каким-то популярным, но точно не знакомым Джеюну мотивом. — Разминка с утра полезна для фигуры. Чонсон-хен, вижу, хмурости на твоем личике никакая спортивная зарядка не поможет. Ах, до чего печально…       — Доброе… утро, — кивнул Ники, глядя сначала на Чонсона, а потом, — очень-очень коротко, — на Джеюна. Его ладошка крепче сжала фарфоровую ладонь Сону, и мальчик чуть отступил за старшего. Ну точно мама-утка и ее желтенький утенок. — Он теперь будет с нами?       — Hai, да, — покивал Сону. — Хисын так сказал. А Хисына стоит слушаться! Не так, как меня, конечно, но стоит-стоит.       Ники посмотрел на Хисына, но лицо последнего привычно никак не отреагировало. Джеюн не знал, понимал ли Хисын японский, но списал игнорирование как раз на знание. Он не выглядел удивленным, хотя услышал свое имя в чужой речи; не выглядел и слишком понимающим. Хисына в целом читать было сложнее, чем любую книгу.       — Вот все и собрались! — издалека закричал Кай. Он нелепо отряхнул руки о серую рубашку, и без того покрытую земельными пятнами, и снова широко улыбнулся. Оптимизма этого человека, — вампира, — не могла затмить никакая грязь или не первого класса ухоженность. — Чонсон, со мной, значит, можно «на ты»?       Он подмигнул, а Чонсон усмехнулся и пожал плечами. Как все было просто! Без волнения, без глупого отыгрыша и сплошных переживаний. Джеюн бы хотел тоже просто улыбнуться, сказать какую-нибудь глупость из разряда «так точно, Кай-хен», или что-то подобное, но вынужден был молчать. Он поглядывал на Хисына, который, благо, тоже молчал и все так же ни на кого сильного внимания не обращал. У него стоило поучиться. Не зря Чонсон сказал, что с Джеюном они похожи.       Кай быстро всех построил в ряд и начал объяснять правила игры с придурковатым мячом. Было не сложно — импровизированные ворота в формате двух деревьев стояли по бокам от «поля»; мальчишек Кай поделит на две команды, задача — добросать мяч до этих самых ворот, не позволив вражеской команде им завладеть. Было еще какое-то количество условий-построений, но Джеюн так и не смог вслушаться. Спорт он, в отличие от того же Чонсона, не слишком любил, но возможность подвигаться уже радовала. За время жизни в Поместье кости просто окоченели в неподвижности и статике, и хоть какое-то перемещение, тем более бег, могло посопутствовать восстановлению физической подготовки.       — Насчет команд, — Кай поджал губы, с некоторым критицизмом, — все еще достаточно мягким и дружелюбным, — разглядывая вампиров. — М-м-м… Хисын будет с Сонхуном, потому что Сонхун играет впервые. Чонсон, будешь на стороне Сону и Ники.       — О! Хен, с тобой мы победим, — заулыбался Сону своей фирменной улыбкой, из-за чего лицо Чонсона посерело, но вслух он ничего не сказал. — Ники-я. Помнишь правила?       — Hai… Да. Правила… помнить, — кивнул смущенно Ники, мгновенно покраснев. Утята — смешной народ.       Джеюн взглянул на Хисына с легкой утешительной улыбкой. Хисын опустил взгляд на Джеюна, и… ничего.       Интересно.       Они встали по разные стороны от стоящего в центре судьи-Кая с мячом. В это время совсем разгорелся начинающийся день, облака окончательно разбежались, скучковавшись где-то по углами небосвода. Запели весенние птицы, дышать стало легче, но Джеюн только и мог, что пытаться сконцентрироваться на услышанных правилах. Мяч… только назад и в сторону… деревья-ворота… желательно не врезаться…       — Начали!       Поток ветра от того, как сорвались с места Хисын и Чонсон, мог бы Джеюна и с места снести, если бы он так плотно не вжался подошвами в свежую траву. Им достаточно было пары слогов, чтобы оба мнимых капитана команд ринулись в бой, точно изголодавшиеся хищники. Чонсон перехватил мяч первым, увернувшись от цепкой хватки Хисына, и побежал вперед — туда, где стоял оторопевший Джеюн. Хисын помчал следом.       Джеюну пришлось предпринять немалые усилия, чтобы оторваться от чертовой земли и побежать вперед, не позволяя Чонсону подбежать к «воротам» слишком быстро. Честно сказать, Джеюн не был хорош в физкультуре в свое время, но кое-какие навыки все-таки оттуда изъял. Во всяком случае, он умел бегать и не боялся карабкаться по канату… Каната тут, правда, не было, а вот уверенно бегущий вперед Чонсон, готовый Джеюна с места снести, да еще и с таким отважным взглядом — да. Джеюна бросило в холод. Полчаса назад Чонсон выглядел таким дружелюбным, а сейчас уже смотрел на Джеюна, как на потенциального врага.       Шаг, два, Чонсон менее, чем в метре от него, и… Он бросил мяч за спину. Раздалась неразборчивая фраза на японском, звонкое «да!» Сону, и Джеюн склонил голову вбок. Теперь нападение вел их младший, спешно перебрасывающий мяч Сону, но в полете перехваченный Хисыном. Джеюн побежал за старшим. Мозг не поспевал от слова совсем, но недолгого, выразительно-намекающего взгляда Хисына было достаточно, чтобы отдать команду «двигаться». Как и зачем, Джеюн разберется позже.       Они пересекли черту поля, приблизившись к вражеским воротам. Сердце билось быстро-быстро, как у зайца, когда Джеюн пытался обогнуть Чонсона. Чонсон был крепче их всех, хорошо сложенный и сильный, чем и выделялся из кучки худощавых подростков и одного маленького ребенка.       — Сонхун! Не отставать! — скомандовал Кай. Вампира это сбило, потому что пришлось обернуться на голос «тренера». — Не на меня смотри, а по сторо…       Джеюн споткнулся, кувыркнувшись в странном маневре, в итоге усевшись с раскинутыми ногами на земле. От переворота мира перед глазами все ненадолго помутилось.       — …нам, — едва ли закончил Кай и прыснул, а после и тихо захихикал.       Вампир не успел даже покраснеть — его вновь вразумил взгляд Хисына, вертящегося между тремя соперниками. Никто не собирался останавливать игру из-за простого падения, тем более никакого физического урона Джеюну не нанесшего; пришлось подавить стыд и подняться, к тому же забыть про грязную одежду и застрявшую в волосах палку. Джеюн побежал к сокоманднику.       Хисын кивнул совсем легонько, прежде чем повернуться боком и бросить мяч. Он легко пролетел над головой Ники, который даже подпрыгнув не смог бы мяч достать, и оказался в руках у Джеюна. Подушечки пальцев обожгло, вампир замешкался, когда в его сторону снова двинулся Чонсон. О, нет, этого он хотел в последнюю очередь. Кое-как собрав волю в кулак, Джеюн снова побежал, прижимая мяч к груди так сильно, как будто бы кто-то собирался его вот-вот отнять. Он даже смог обогнуть Сону, который что-то снова выкрикнул, — так подумать, Сону вечно что-то пытался выдать во время игры, но оно заглушалось за шумом ветра в ушах, — и вот, перед глазами уже оказалось деревце, а за спиной шмякала трава под подошвой ботинок Чонсона.       Была не была?       Джеюн замахнулся, и только в момент, когда мяч оторвался от пальцев, услышал крик:       — Не те ворота! Сонхун!       У Джеюна глаза на лоб полезли. И правда, он бросал мяч в правые… «ворота»…       Овал мяча стукнулся об ветку и отскочил, упав в корнях бедного деревца. Джеюн глупо смотрел, как он катился по земле, и думал о том, что он определенно не был создан для спорта. Ни он, ни Сонхун. Пожалуй. Он на это надеялся.       — Штанга! — выкрикнул Кай. — Мяч на середину поля.       А. Так Джеюн даже не попал.       О том, было это поражением или победой, судить было сложно. Тем не менее, Сону взорвался хохотом, который подхватил даже Чонсон, утирающий выступивший на лбу пот краем рукава рубашки.       — Ну ты и… Кошмар, Сонхун-хен! — смеялся Сону, подходя к своему месту у центра — напротив Джеюна. — А я думал, что я полный ноль…       Джеюн неловко почесал затылок, чувствуя, как сильно, несмотря на холодную кровь, краснеет. Не то, чтобы у него была цель «повыделываться», но уж хотя бы «не подвести». Он уткнулся взглядом в пол, пока Сону с трудом переводил дыхание.       — У каждого есть сильные и слабые стороны, — вроде как, Чонсон говорил примиряюще, но Джеюн услышал в его голосе слабые нотки усмешки и совсем расстроился.       Его слабо похлопали по спине. Джеюн разобрал рядом с собой силуэт Хисына, у которого на губах нашлась слабая улыбка, одних только губ и коснувшаяся. Джеюн так и выдохнул. Хотя бы его сокомандник на него не злился, казалось, напротив: Хисын выглядел по-своему одухотворенным.       — Попробуй еще раз. В целом, ты делал все правильно, — просто произнес он. — Будем внимательнее на этот раз, хорошо?       «Будем». Вот теперь Джеюн не знал, хотел он провалиться под землю или пискнуть от радости. Два в одном? Не слишком приятной представлялась перспектива, но духом он воспрянул точно, готовый и вправду «попробовать еще раз», теперь уж кое-как отличая правое от левого. Кай снова встал по центру, гордо оглядев взглядом своих учеников.       — Второй раунд! Счет ноль-ноль. И… начали!       Теперь дело пошло лучше.       Падал ли Джеюн? Ну, примерно раз… шесть? Семь? Справедливости ради, Чонсон тоже шлепнулся пару раз, а Сону уже после первого начал жаловаться, что команда-соперник играла нечестно. Ники и Хисын оказались подозрительно на поле устойчивы — наверняка от осторожного стиля игры, в котором избегали столкновений или прямого контакта с соперниками. Джеюн научился «слушать» Хисына, просто за старшим наблюдая. Оказалось, что его удивленный-скучающий взгляд мог говорить о многом, например, указывать направление, намекать на следующие маневры, или красноречиво выказывать недовольство, когда брови слегка сдвигались к переносице, а рот напрягался, так ничего вслух и не произнося. Хисын почти не говорил во время игры, и их с Джеюном команда в этом сильно выделялась от им противоположной, где Чонсон и Сону успели раза два поссориться, и еще один раз о чем-то переговорить с Ники.       Спустя два часа счет был три-три, и Каем был объявлен перерыв перед финальной игрой.       Подростки повалились на траву, поголовно тяжело дыша и улыбаясь. Время было около часа-двух дня, но Джеюну казалось, что играли они вечность. Мышцы в теле ныли, в душ хотелось до безумия, но в целом Джеюн чувствовал себя более чем замечательно. В кой-то веки он вспомнил, что был мальчишкой-подростком, и даже смог себе представить, как мог бы подружиться в иной жизни с ребятами-вампирами, с которыми играл. Они могли бы учиться в одной школе, и в классе их Хисын бы определенно был старостой, Сону — социальной бабочкой, Чонсон — главой спортивной команды, Ники — да тем же младшим братом Сону, а Джеюн… Кем-то вроде помощника учителя? Простой серой мышкой? Тоже неплохо. Лучше, чем спортсменом-неудачником.       — Я думал, ты только книги читать умеешь, — тихо усмехнулся сидящий рядом Хисын. Он взмахнул головой. Слипшееся челка чуть слетела с глаз. Даже потный и уставший Хисын не прекращал быть красивым — ему шел румянец на щеках и капли пота, бегущие по шее. Джеюн поспешил переместить взгляд на ладони Хисына, но это многим не помогло. Руки у Хисына тоже были красивые… да ну! Эти пророчества и прошлые жизни… — Я бы на твоем месте чуть сбавил обороты.       — М? — Джеюн вскинул брови. Его что, поймали с поличным на том, как он пялился только что? — Т-ты о чем?       — Книги. Ты читаешь слишком много, — пожал плечами Хисын. — Так совсем прекратишь воспринимать реальность.       Ауч. В самую точку. Хисын правда видел его насквозь? Может, у Джеюна на лбу написано было: «я хочу домой, но дома у меня нет, так что я выдумаю себе новый»? Или как? Или Хисын вообще умел читать мысли, а потому и был таким спокойным все время?       — Так ты такой же, Хисын-и, — улыбнулся присевший рядом с ними на корточки Кай. Точечно, но выражение лица Хисына изменилось — он поджал губы, чуть сощурил глаза. Не неприязнь, но и не радость, не удивление… Джеюну тоже пора было учиться читать мысли. — «В нашей собственной нехватке отражаются недостатки других»…       — Чо Чжи Хун? — вскинул брови Джеюн. Сборник поэта ему удалось прочитать не так давно и по наказу господина Чхве. Вроде как, для культурного просвещения и для понимания традиций страны, в которой Джеюн был рожден.       — А что? Садовник должен быть необразован? — играючи спросил Кай, вынудив Джеюна снова замяться: он ведь не это имел в виду. — Шучу. Или нет. Решай сам.       — Кай, — чуть строго произнес Хисын.       — Хисын-и, — кивнул утвердительно садовник. — Ладно-ладно. Хисын прав. Ты не так плох, Сонхун.       — «Не так плох» — то есть, если бы умел играть, играл бы? — пошутил Джеюн. Кай посмеялся и поднялся на ноги.       — И-мен-но! — громко и по слогам произнес садовник. Хисын сделался совсем мрачным, и Джеюн мог только задаться вопросом, почему. — Перерыв окончен! Встаем, ребятки. Вам еще предстоит отыграться.       — Не-е-ет, — проныл жалостливо Сону, на что ему вторило в противовес радостное Чонсона:       — Вперед!       Джеюн взглянул вопросительно на Хисына. Старший кивнул — надо, значит надо, — и оба поднялись на ноги. Джеюн потянулся, прохрустев спиной и подставив голову мягкому солнцу. Давно у него не было дней настолько беззаботных. Джеюн бы хотел переживать только о неудачных пасах или строгих взглядах Хисына, или о том, чтобы случайно не сбить вертящегося по полю слишком ловко утенка Ники.       Ну, и о Хисыне. Джеюна несколько удивляло общение между Каем и Хисыном, но точной причины он не мог найти, как и всегда. «Причина» и «Хисын» — понятия разные, пока правда не откроется в случае практичном, но уж точно не в коммуникативной ситуации. Хисына можно было бы и спросить, по-хорошему, но за полтора дня общения они вряд ли успели стать такими уж закадычными друзьями, чтобы Джеюну по одному «хочу» могли выдать все на свете. Спасибо уж, Хисын хоть про что-то с ним говорил, и вот, как оказалось, даже наставлял в какой-то мере. Радовало то, что мыслей о неизбежном в голове не возникало, да и сбегать Джеюн желал на порядок меньше. Его даже не волновала полностью переломанная, хрупкая рутина, за которую он так яро цеплялся и из которой выходить страшился. Играть со своими сверстниками в мяч, после сходить в душ, потом, наверное, за учебу сесть — почти как у всех подростков.       Они снова встали одна команда против другой, на этот раз сменив стороны поля. Запас сил после перерыва порядком пополнился, Джеюн и Хисын успели местами обсудить дальнейшую стратегию. В плане Хисына Джеюн сомневаться и не хотел, и не собирался, но Чонсон снова смотрел слишком хищно, Сону — слишком оскорбленно, Ники — слишком перепугано.       — Успокойся, — шепнул Хисын беззлобно, да так, что у Джеюна по спине побежали мурашки. — Все хорошо.       «Все хорошо. Я люблю тебя, Джеюн. Береги себя. Мы будем тебя ждать.»       Джеюн не услышал «начали!»       Проснулся, когда его случайно плечом задел Чонсон, и с места пришлось сорваться вынужденно, если Джеюн, конечно, но хотел снова упасть. Его затошнило, он с трудом вспомнил, кем был и где находился, но побежал за мелькающей грязновато-белой рубашкой Чонсона. Забавно к плечу старшего налип какой-то листочек, за очертания которого Джеюн и цеплялся, чтобы окончательно две реальности в голове разграничить. Подумать только! Неужели он так давно не слышал «все хорошо», чтобы одного произношения было достаточно, чтобы выбить Джеюна из колеи? Безумие. Ему определенно нужно будет вместе с водой в душе вымыть из головы лишние мысли.       К сожалению, мяч они проиграли быстро. Джеюн просто не успел добежать, а Хисын не мог подпрыгнуть слишком высоко, чтобы его остановить. Он легко пролетел меж ветвей дерева, и тут же все трое из команды Чонсона закричали победоносным кличем. Чонсон даже приобнял обоих своих сокомандников за плечи, празднуя победу. Джеюн вздохнул. Глупо было ожидать победы, когда играл он, честно говоря, из рук вон плохо.       Хисын приблизился к нему и опустил руку на плечо, переводя дыхание.       — И ладно, — выдохнул он. — Хотя бы они рады.       — Это точно, — усмехнулся Джеюн. От ладони Хисына разило теплом, тем самым, от которого Джеюн проснулся утром. Это было даже приятно, несмотря на то, что оба они перегрелись за время беготни. — Ты не голоден?       — Да, — Хисын выпрямился, но руку с плеча не убрал, словно ее там и забыв. Он взглянул сверху-вниз на Джеюна. — Устал? Думаю, Вонхи подаст обед.       — Хорошо.       — Так, ребятки, замечательно! Давайте соберемся и обсудим ваши ошибки, — скомандовал Кай, сложив руки по бокам и задрав подбородок. Ну очень ему нравилось быть наставником. — Потом я отпущу вас в душ и по вашим Рыцарским делишкам. Подойдите побли…       На звон разбитого стекла отреагировали все. В воздухе разнеслось пронзительное «мя-я-яу!», хриплое, жалобное и отчаянное, а потом характерный для костей треск, когда разбивались они даже об относительно свежую землю. В нос ударил запах свежей крови, но он совсем не вызвал вспышки голода, не позволил клыкам обнажиться; Джеюн вздрогнул, его взгляд опустел, и чувствовал он только то, с какой силой сжались пальцы на его плече.       То, что было котом ранее, лежало странно-пушистым куском мяса на земле, от которого растекалась лужица свежей крови. Внутренние органы наружу, конечности выгнуты неестественно. Джеюна затошнило, голова закружилась; Сону упал в обморок, Ники вскрикнул и побежал к Чонсону в надежные объятия, но даже отважный Чонсон позволил своему лицу исказиться в брезгливо-шокированной гримасе. Он прикрыл рот рукой, чтобы не чувствовать сладости в воздухе, которая была отвратительна. Джеюн дрожал. «Вон-и» — то, что от него осталось, — был зверски убит, и напоследок выброшен из окна прочь.       Ему было страшно даже мельком глядеть на лицо Хисына. Он боялся увидеть на нем злобу или отчаяние столь сильное, что Джеюн не выдержит и сам.       Кай упал на колени перед котом, преграждая детям вид на животное. Его спина сгорбилась, плечи поникли, и даже золотистые кудряшки словно поблекли. Джеюн не знал, что их садовник испытывал, и с силой заставил себя закрыть глаза. Страх и горечь сжали глотку. Это был простой кот, но хотелось кричать так дико и так слышно, словно потерял Джеюн очередного члена семьи. Головокружение сбивало точку опоры.       Только вчера он, Хисын и Вон-и сидели в тайной комнатушке библиотеки; сегодня окно в ней было разбито, а Вон-и умертвлен насильственно и жестоко, так, как убить мог только изголодавшийся до крови хищник. Неужели кто-то в Поместье Соломона был столь жесток? Неужели крови не хватало так, что пришлось испить кровь животного, предварительно позаботившись о десятках переломов?       Джеюн сам не понял, как на его плечи надавили, и как он оказался на земле. Понял, что что-то происходило вообще, когда его лба коснулась горячая рука, и он удивленно распахнул глаза, встречаясь с привычно-скучающим взглядом Хисына. Старший тяжело и устало вздохнул и покачал головой.       Не расстроен. Не обеспокоен. Ничего. Ни-че-го.       — Это просто кот, — тихо произнес Хисын, сидящий напротив Джеюна. Теперь младший вампир вовсе ничего за ним не видел, вынужденный смотреть только в круглые оленьи глазки, пустые до слез или страха. — Он не вампир, чтобы жить вечно.       — Но его…       — Убили? Да, Сонхун, его убили. Потому что он не может жить вечно, — Хисын больше его не касался. Джеюн закусил губу, но вернуть прикосновения все равно не мог, потому что даже не знал, нужно ли было оно ему в самом деле. Он просто слушал. — Таков удел тех, кто не обречен на вечность. Их жизнь коротка, но счастлива. Я заботился о Вон-и, и он был счастлив. Любому счастью рано или поздно приходит конец.       — А вампиры? — глупо спросил Джеюн.       — А вампиры несчастны, — губы Хисына дернулись в улыбке. — Странно, что ты этого не понял до сих пор.       Джеюн молчал. Сознание с трудом обрабатывало сказанное, но слова Хисына подействовали на него скорее положительно, чем нет, потому что сказаны они были так мягко и в какой-то мере поучающе-заботливо, что Джеюн перестал трястись и кое-как взял себя в руки. Ему редко приходилось видеть сцены насилия, тем более — над животными и такие жестокие, но спокойствие Хисына оказалось достаточно заразительно, чтобы привести вампира в чувства.       Он открыл рот, чтобы сказать хотя бы мало-мальское «спасибо», но двери, ведущие на задний двор, отворились. Джеюн не мог увидеть показавшегося, — Хисын все еще загораживал все, сидя, оказывается, слишком близко, — но прекрасно различил голос, который звучал отчасти судьбоносно:       — Прибыл новенький, — это был камердинер Чхве Субин. Его голос лился привычной уверенностью; плевать он хотел на взявшегося из ниоткуда в библиотеке кота. Взрослые были устойчивее детей ко многому не без причины. — Нужна ваша помощь.