Моя кровь

      А в Новом Варгре события накалялись.       Удивительным образом, произошедшая стычка двух детей и таинственной, выдуманной ими личности не осталась без огласки. То, что полицейские списали на детское воображение, занимательным нашла желтая пресса. Казалось, нашла и нашла — сомнительными заголовками полнились десятки газет, кроме «Хроник Бессмертных», и так бы случай и прошел мимо общества, если бы в новом выпуске вышеупомянутых «Хроник» не появилась одна крайне занимательная статья: Старейшина Даль вышла с новым сенсационным заявлением.       

ХРОНИКИ БЕССМЕРТНЫХ

Декабрь, 1948 год

Заявление Старейшины Даль: В драке подростков участвовала третья сторона.

На фоне недавнего инцидента, связанного с ожесточённой дракой между двумя подростками, Старейшина Даль выступила с официальным заявлением, утверждая, что произошедшее — далеко не простая случайность. Вопреки первоначальным подозрениям, якобы конфликт возник из-за личной неприязни двух молодых вампиров, Старейшина Даль подчёркивает, что в инциденте присутствовала третья личность — фигура, связанная с оппозиционной стороной, которая давно оспаривает её взгляды и решения.

      

«Мы не можем игнорировать тревожные сигналы, — заявляет Даль. — Присутствие третьей стороны было зафиксировано теми, кто наблюдал за ситуацией. Явное влияние оппозиции прослеживается в каждом аспекте этого конфликта, и я не исключаю, что эта третья личность напрямую заинтересована в дестабилизации мирного положения в нашем городе».

      

Однако самое шокирующее в её заявлении — намёк на то, что среди двух вовлечённых подростков может быть один из Семи Рыцарей. Эти таинственные фигуры, обладающие невероятной силой и связанной с древними пророчествами, уже долгое время остаются загадкой для жителей Нового Варгра. Старейшина Даль предупреждает, что их появление может стать началом больших перемен, и что противоположные силы, стоящие за этим конфликтом, вполне могут использовать этих молодых вампиров в своих целях.

      

«Мы столкнулись с серьёзным риском, — продолжает Старейшина. — Вопросы о верности, о предназначении каждого из этих подростков становятся всё острее. Если один из них действительно является Рыцарем, то баланс власти в нашем обществе может быть нарушен. Вывод: в дальнейшем я продолжу поиски, заострив внимание на тех подростках, кого не нашли нужным называть по имени в прочих официальных заявлениях новостных сводок».

      

Это заявление Старейшины Даль вызывает широкий резонанс среди вампирского сообщества. Оппозиция, в свою очередь, пока воздерживается от комментариев, но напряжение возрастает. Вопрос о том, кто стоит за событиями, и действительно ли один из Семи Рыцарей был вовлечён в конфликт, остаётся открытым.

                   Так, сложно существующий мир в Новом Варгре был близок к окончательной разрухе. Во многие дома врывались сотрудники правопорядка, вставшие на сторону Старейшины: местный мэр не выказывал ни поддержки, ни сопротивления действиям полиции, оставшись молчаливым наблюдателем ужаса, с которым семьи боялись открыть двери. Слухи ходили, что некоторых детей уже успели отобрать, и что те, кто противился, были изгнаны прочь из Нового Варгра до тех пор, пока Старейшина Даль жива. Естественно, «оппозиция» не могла стоять в стороне, и те, кто молчали со времени сожжения Сонгори, вновь стали подавать голос. Близилась новая гражданская война, на этот раз напрямую затрагивающая бессмертных вампиров, что куда ужаснее, чем война, происходившая у смертных людей.       О существовании этого выпуска газеты Джеюн не знал, ровно как и о том, что творилось в Новом Варгре. Он гулял по ночному, мрачному Сеулу, пока накал страстей рос в родном-не-родном городе. Его мысли здорово путались, чтобы, расплетаясь, все равно остаться бессвязными, как если бы клубок ниток был собран из узелков между пряжей разных цветов.       Джеюн не знал, в курсе ли Сонхун и его родители о том, что Джеюн снова сбежал. Наверняка в курсе: вампиры обладают навыком чувствовать как присутствие, так и отсутствие друг друга, и уж тем более легко могли нутром прочуять, что приемный сын-брат перепрыгнул через оконную раму и пошел прочь. Впрочем, Джеюна никто не искал. «Никогда,» — добавил бы и сам Джеюн с невеселой усмешкой.       Сонхун был тем, кто предположил, что у сводного брата депрессия, а Джеюн только сейчас смог как-то это осознанно предположить. Он не хотел жаловаться на жизнь или лишний раз плакать, но неспособность смирения изрядно терзала неокрепшее подростковое сознание. Раньше он мог плясать меж двух огней: семья родная, человеческая, и приемная, вампирская, и также два огня эти принимали вид Сонгори и Нового Варгра. Сложно ли то было? Верно, что сложно, но уж точно не так сильно, как после появления третьего пламени в мыслях: Старейшина Даль, ожившая сказка и мрачные перспективы. Джеюн даже не знал, что могло его ждать, заполучи его в свои руки сторона Старейшины, но почему-то с трудом представлял хоть что-то хорошее, хотя бы потому, что сам в себя не особо верил. Рыцари Сухи — сильные, славные воины, желавшие лишь мира. Джеюн тоже хотел мира, но в силе проигрывал большинству вампиров, что парадоксально, учитывая его удачную генетику.       В целом Джеюн себя не считал никем, и никем оказаться и желал. Таковым он себя ощущал сейчас, бродя по улицам нового незнакомого города, мыслями отсылаясь к событиям семилетней давности. Тогда он, маленький и восторженный, искал надежду в огоньках Нового Варгра; сейчас, в свои семнадцать, он ищет укрытия в тенях Сеула, полного спящих тревожными кошмарами людей. Подростком и вправду быть паршиво.       Прежний Джеюн нашел бы повод воспрянуть духом. Например, почитав книгу — чем не бегство? Нынешний же… что ж, учитывая, что его жизнь медленно превращалась в сказку плохого конца, принял решение книги избегать. Любые. И не важно, что даже в поездке его ждали школьные учебники. В школу Джеюн тоже не хотел возвращаться.       А чего же он хотел?       Спокойствия. Мира. Бытовых будней. Теплого солнца. Урожая весной. Человечности.       Джеюн остановился рядом с небольшим магазинчиком. Это был единственный открытый продовольственный за те часы, в которые Джеюн бродил по ночному Сеулу. За прилавком дедушка, явно не младше лет семидесяти, продрогше тер ладони в рваных старых перчатках, взглядом уткнувшись в ледяную декабрьскую тьму. Его дыхание рвалось наружу изрезанным паром, покрасневшие крылья носа едва двигались, впуская в организм жалкие капли слишком холодного воздуха. Джеюн улыбнулся — это казалось прекрасным отражением природы людской. Люди обрекали себя на страдания для некой цели, даже понимая, что век их короток. Вампиры отличались — в своей вечности они пробовали все, и позволяли себе страдать лишь тогда, когда им становилось слишком уж скучно.       — Добрый вечер, молодой человек, — улыбнулся дедушка Джеюну. Подросток вздрогнул и проморгался: продавец застыл в его глазах картиной-силуэтом, и внезапное его оживление вогнало вампира в ступор. — Не спиться? Может, желаете купить чайных трав? Вам отдам со скидкой. Уж больно морозно на дворе…       Джеюн растеряно качнул головой, но подошел ближе. Старик добродушно сощурил глаза, и в них Джеюн мельком заметил отражение молодого человека, которым он когда-то был.       — Так чего же ты ищешь в такую холодину? — спросил старик беззлобно. Джеюн не мог дать ответа и пожал плечами. Некоторое время они молчали, пока изо рта дедушки не вывалился звук, схожий со смешком и скрипом входной двери. — Вы, молодые, всегда что-то ищите и ищите, не зная чего… Не обижайся, я тоже был таким. Все искал и искал, видел разных людей, видел разные амбиции, и все равно искал…       — И вы нашли? — тихо спросил Джеюн. Его голос вновь хрипел: наверное, стоило разговаривать чуть чаще. — То, что искали…       Старик вновь улыбнулся.       — Как ты думаешь? — неопределенно ответил продавец чая. Его теплые глаза упали на собственную продукцию и он, пародируя Джеюна, пожал плечами. — Я слишком стар, чтобы рваться к горизонту, но душой слишком молод, чтобы сидеть на месте. Видишь, чай продаю вот, а чтобы его продавать, все травы нужно собрать… Ищу травы. Сушу. Ищу покупателей… Все сейчас так живут, чтобы заработать на хлеб. Сколько тебе лет, сынок?       — Семнадцать, — ответил Джеюн. Благо, цифра была мала, и даже человек не удивится такой. Большинство ныне живущих вампиров соврали бы. — Так что же вы искали?       Старик вновь заскрипел смехом.       — А ты умен не по годам. Смысл. Люди никогда не могут его найти, а он, вот, перед носом. Мой смысл сейчас — продажа чая. Завтра — выслушивание нравоучений жены.       Этот короткий разговор странным образом оказал на Джеюна влияние столь сильное, что он сам не понял, как добрел до временного их пристанища.       Люди были просты и понятны, а вместе с тем — глубоки и необъятны в силе мысли своей. Джеюн улыбался, глядя в горящие окна, за которыми Сонхун и его семья играли в игру, двигали фишки и, наверняка, смеялись. Сколько еще игр они смогут испробовать, прежде чем надоест? Сколько еще будут пить кровь трупов, прежде чем захотят испробовать горячей, девственной? Вампиры не были монстрами, но Джеюн, родившись человеком, решил, что человеком сможет и остаться. В Сонгори больше не жила женщина, которой госпожа Пак дала обещание присмотреть за сыном; в Новом Варгре не осталось друзей, которые бы ждали возвращения Джеюна. Он хотел уйти — уйти, и хотя бы первые сто лет вечности своей смешаться с людьми, исчезнув от судьбы своей, игривой и непоседливой, желающей забросить его в сети, в которых Джеюн не желал оказаться. Он мог выбирать способ поиска своего смысла, и также был готов объявить об этом здесь и сейчас. Тянуть смысла не было.       Джеюн, пребывающий в приятном помешательстве, вызванным сильными эмоциональными перепадами, распахнул входную дверь и замер, когда не обнаружил всеобщего веселья, а столкнулся только с хищными алыми глазами, сияющими ярче звезд даже в освещенной комнате.       Он молча открыл и закрыл рот. Господин и госпожа Пак с прямыми спинами восседали на диване — Сонхуна в доме не было. Их взгляды с ужасом пригвоздили к зашедшему Джеюну, а третий человек, с ног до головы облаченный в черную, традиционную для Варгра одежду, едва дернул сухими, синеватыми губами.       Длинный плащ из тёмного бархата, едва касающийся пола, был расшит серебристыми рунами, коими раньше составлялись письмена их сородичей, мерцающими при каждом движении. Широкий капюшон скрывал большую часть лица, оставляя прикосновениям света только острые скулы и алый блеск глаз. Под плащом виднелась облегающая туника из чёрного шелка, подчеркивающая его стройную, но крепкую фигуру, а широкие рукава ниспадали вниз, словно тёмные волны. На пальцах блестели кольца с вычурными символами — их тайный смысл был понятен только посвящённым и Старейшинам. Его присутствие казалось одновременно пугающим и величественным, как будто тьма сама нашла своё воплощение в этой фигуре.       Сомнений не было, в их дом вошел тот, кто придерживался взглядов старых, и был древним, как время; или же поклонником вечности, каким-то чудом выбравшимся из Варгра и доковыляв до самого Сеула. Верилось в это с трудом, и Джеюн просто продолжил стоять, надеясь, что взрослые смогут объяснить все за него.       — Ваш сын? — коротко спросил неизвестный вампир. Госпожа Пак сохранила спокойствие — это успокоило и Джеюна. Однако она молчала. Отец семейства поднялся с места, его костяшки блестели от того, сколь крепко он сжимал ладони в кулаках. Смесь эмоций на лице не ведала правды незнакомцу, но нрав Сумин-ши всегда был переменчив. Он не был столь спокоен, сколь нетронутая заботами внешнего мира госпожа Пак, и легко мог сорваться из-за мелочей. Его многие годы жизни ничему не учили — так иногда шутила мама Сонхуна.       А Сонхуна дома не было. Джеюн понял это сначала от слов незнакомца, а после и потому, что прислушался к себе. «Младший брат» ушел какое-то время назад, и его характерный запах едва разбирался в воздухе.       — Кто вы? — наконец разбил тяжелую тишину Джеюн.       Незнакомец молча обернулся и, еще раз оглядев Джеюна с ног до головы, вытянул из-под мантии повисшую на цепочке брошь. Металл переплетался, образуя полумесяц, от которого острыми иглами тянулись солнечные лучи. Символ некогда людского дворца, где жила Королева Даль, и эмблема покойного Старого Варгра — перед Джеюном стоял тот, кто пережил куда больше, чем большинство вампиров.       — Тэхен, — коротко представился вампир. — Тебе все известно.       За ним пришли. Старейшина Даль добралась до него в тот момент, когда Джеюн был готов бежать.       Холод пробежался по коже, зудом отозвался в затылке и перекрыл кислород. Джеюн не позволял себе дрожать перед лицом опасности, но горечь осознания стиснула его грудную клетку столь цепко, столь рьяно, что он не мог воспротивиться или хотя бы притвориться, что ничего не понимал. Потому что Джеюн не был глупым, но так и не научился лгать.       — Это не Сонхун, — почти шепотом произнес Сумин-ши. — Это не наш сын.       Лицо госпожи Пак побледнело и стало напоминать лица снеговиков, которых Джеюн успел заприметить во время своей вылазки. Глаза, согревающие теплом и надежностью, образовали два стеклянных окошка, за которым скрывалось нечто, о природе которого Джеюн судить не ручался. Она выглядела преданной — Джеюн с трудом понимал, почему.       — Имя? — рывком незнакомец из древнего рода оказался перед Джеюном. Высокая тень нависла над ним, пускай сам Джеюн не многим проигрывал вампиру в росте. Ему казалось, что тело его уменьшилось в размерах в десятки раз, и что рубиновый блеск глаз, взирающих на него, проедал его кожу, не хуже кислоты. От мужчины разило холодом и сладостной кровью, горячей, выпитой не слишком давно.       Джеюн глубоко вздохнул и даже нахмурился. Нельзя было бояться. Он должен был сохранять спокойствие, ведь лишней паникой не сможет объяснить самому себе происходящее.       — Почему вы спрашиваете? — изрядно вежливо спросил Джеюн. Он упрямо смотрел вампиру в глаза, незаметно для себя протыкая ладони чуть отросшими ногтями.       Нельзя бояться. Нельзя.       Тэхен сбросил с головы широкий капюшон. Вырисовались ало-дубовые волосы, распушенные, но от того забавным он не выглядел, так тот же Джеюн, чьи непослушные пряди ранее были одной из причин насмешек одноклассников. Изгибы волос образовали на голове нечто, похожее на рога какого-нибудь демона, и делали вампира только мужественнее, взрослее и пугающее. Его мимика была не напряженной, но властной, уверенной, словно он никогда не снизойдет до улыбки.       — Мы проводим проверку молодых вампиров в связи с произошедшей недавно дракой между двумя подростками и представителей вражеского для Варгра фланга, — четко ответил Тэхен. — Велики подозрения, что Пак Сонхун — один из Семи Рыцарей.       Вот, как столы перевернулись. Джеюн почувствовал, что земля ускользнула из-под ног, но устоял, только лишь оступившись, будучи неподвижным. Сонхун? Не он, Джеюн? Мог ли он ошибаться, могла ли ошибаться Юна? Но тогда произошедшее с Сонгори не имело ни малейшего смысла.       Быть может, Сонхун и Джеюн сошлись не зря, и судьба свела не кровными узами когда-то таких же не связанных кровью братьев. Это поражало, но совсем не радовало. Джеюну до сих пор не нравилась даже мысль о планах на его жизнь Старейшины Даль — от них исходила потаенная, скрытая опасность, которую сложно было обрисовать словами. Быть может, Енджун или Ынче могли бы нарисовать картину в импрессионизме, чтобы отразить испытуемое Джеюном. Он решительно не желал стать узником планов Старейшины — тем более он не хотел, чтобы такую же судьбу повторил Сонхун. «Младший брат» и без того натерпелся: родился в прекрасной семье, а в итоге сошел с дороги успеха и эмоционального благополучия, будучи недолюбленным из-за появления Джеюна. Нельзя, чтобы из-за Джеюна стало еще хуже.       Выбор был противоречив, но Джеюн не мог пойти против своей природы. Страшно было, но подросток не способен был сделать ничего иного, кроме как уберечь тех, кого уберечь было возможно до сих пор. Возможно, он сможет стать человеком в другой жизни, или отыщет путь к этому тогда, когда все закончится — через десятки, сотни или тысячи лет.       Джеюн сморгнул слезы, не дав им пролиться. Он кивнул Тэхену — дал позволение.       — Нет, Д… — только и успел сказать Сумин-ши, прежде чем на место его усадила госпожа Пак. У нее самой глаза были на мокром месте, и плакала она в разы сильнее, чем в тот день, когда Джеюн оказался у них впервые. Она взглядом что-то сказала мужу, что-то, что понять сможет лишь любивший ее многие десятки лет человек, и тогда Сумин-ши вынудил себя не двигаться. Древний вампир принял это за согласие родителей, и его рука упала Джеюну на лоб.       Его бросило в холод, а после — в жар. Клыки ощущались во рту как никогда раньше, одновременно лишние и родные. Его мысли закружились ураганом, и Джеюн не мог сказать точно, ему ли они принадлежали вообще. Тошнило до темноты в глазах, до учащенного пульса и до прокушенных до крови губ. Кровь вампира не была сладка, как человеческая. Она была отвратительно-железной, тягучей и до противного холодной. Джеюн сжал веки плотно-плотно, силясь хоть как-то отстраниться от тяжелых ощущений.       А потом вдохнул.       Солнце пряталось за тучами. В тот день он и его братья наблюдали за играющей в саду Сухой — это был одним из первых дней их пребывания во дворце. На душе было спокойно и мирно, тревога отступила недавно, оставив за собой приятное ноющее чувство в сердце. Игры юной госпожи семерых вампиров вызывали в нем взрыв, подобный фейерверку, расцветающий в душе непонятным счастьем. Суха смеялась, догоняя щенка — любимца Королевы, ее матери, — но в итоге свалилась у траву, когда питомец слишком резко остановился. Тогда все семеро братьев навострили уши, но только он и Хели поднялись с места, чтобы проверить, не сильно ли ушиблась готовая вот-вот расплакаться принцесса.       — Ваше Высочество, болит? — осторожно спросил он, присаживаясь на корточки рядом с ребенком. В плечо ударило тепло от опустившегося рядом Хели. Они оба были вампирами, их кровь и тела были холодны, но это был Хели — он был теплее любого человека. Суха всхлипнула и закивала, громко шмыгая. — Давай я подую…       — Не нужно, — остановил его Хели осторожно. Он удивился, вопросительно взглянув на брата. — Ваше Высочество, вы целы и просто испугались. Не стоит бояться — мы живем в мире и согласии, никакой угрозы вам не предстоит, покуда рядом с вами есть мы. Мы всегда защитим вас, если это будет необходимо.       Большие глаза девочки округлились, все еще блестящие от слез, но уже удивленные. Она тут же нахмурилась, пытаясь понять услышанное, а затем ярко улыбнулась и засмеялась — «лыцали-лыцали!» — и тут же забыла и про боль, и про страх. Подбежал королевский пес — Суха не была бы собой, если бы не продолжила игру.       — Вот так нужно, Джино, — улыбнулся Хели, повернувшись к брату. — За Сухой будущее мира — ребенку этого, бесспорно, лучше не знать, но пусть запомнит, что мы на ее стороне есть и всегда будем.       — Спасибо, — кивнул Джино. Хели был старшим, и всегда звучал, как старший — надежно, согревающе, наставляюще. — Защитим Суху и вампиров.       — И людей, — кивнул Хели. — И еще кое-кого.       — Кого? — усмехнулся Джино, глядя, как принцесса снова падает. На этот раз Суха глянула на так и сидящих на траве Рыцарей, героически им кивнула и, отряхнув летнее платишко, побежала дальше. Она была чудесным и умным ребенком.       — Друг друга, — ответил Хели, положив руку на плечо Джино. — Несмотря ни на что, даже если от нас отвернутся и люди, и вампиры, мы всегда будем друг у друга.       Прикосновение обожгло, и Джеюн дернулся, ударившись головой о закрытую дверь. В ушах поднялся писк и звон, он с трудом нашел силы приподнять руку, но тут же уронил ее, поняв, что до ушей довести ладони не сумеет. Чужие воспоминания воспринимались по-родному тепло, глаза жгло слезами, взявшимися из ниоткуда. Джеюн правда не собирался плакать, но, судя по словам Тэхена, его реакция вышла как раз такой, на которую рассчитывали Древние вампиры.       — Все верно, — произнес Тэхен где-то за кромкой бесконечного звона. Вроде как, повернут он был к родителям Сонхуна, которых Джеюн вообще разглядеть не мог. — Ваш сын — носитель крови Рыцарей. Он пойдет со мной и Старейшиной Даль. Ваш отказ значит бросить вызов древнему закону, который управляет нашей сущностью. Так что подумайте, прежде чем возражать.       Джеюн с трудом сделал глубокий вдох. Он был даже рад, что не мог различить лиц господина и госпожи Пак, и хуже от тяжести на их душе ему не станет. Конечно, так было проще — в наименьшем случае они смогут скрыться вместе с Сонхуном, когда картина станет для них полной, и они поймут, что, сами того не зная, укрывали двух наследников Рыцарей. Захотелось рассмеяться и снова заплакать, ведь все это снова было слишком. Воспоминания загнали Джеюна в угол, не сходящиеся ни с телом, ни с разумом, чужие и родные, свои и многовековой давности.       Выбора у родителей не было в любом случае — их выбор был сделан задолго до их рождения. Джеюн закрыл глаза и, сделав еще один глубокий вдох, позволил своему телу безвольно свалиться на холодный пол снятого домика в какой-то части Сеула.       Он снова испортил день рождения Сонхуна — благо, в последний раз.       

— ◊ —

             Джеюн открыл глаза, когда услышал скрип двери, а после хлопок — шагов же не последовало. Его оставили в одиночестве.       Тело было легче пера, голова — мягче ваты. Глаза нехотя взглянули на белый потолок, на необычно-английского вида люстру, не зажженную в ярко омытой солнцем комнате. Джеюн давно не спал, и, уснув вынужденно, ничего хорошего в этом занятии не нашел. Он с трудом восстановил события, произошедшие ранее, и запоздало отреагировал, присев на незнакомой, уютной постели. Пуховое одеяло сползло, в основании ног Джеюн различил и алый бархат пледа, которым постель наверняка оборачивалась, когда на ней никто не спал. Маленькая комнатка была рассчитана на двух человек — вторая односпальная кровать стояла у противоположного окна и, как и Джеюнова, была укрыта пушистым пледом. Все мебель была вырезана из темного дуба, но ее было не много — два столика, два шкафа, стулья и оконные рамы того же цвета. Комната точно передавала ее жильцов, вся багряно-красная, как и излюбленная вампирами кровь.       Джеюн не мог и предположить, где находился. Если ему все это не чудилось и он более не спал, то с легкостью представил бы маленькие английские улочки времен прошлого века, цокот копыт упряжек, пока из моды не вышедших, и шум богатого люда какого-нибудь Бирмингема или даже Манчестера. Сколько тянулись часы его сна, Джеюн не знал, и предположение было весьма весомым и объяснимым, но вот только что-то подсказывало ему, что он точно не находился в Англии. На удивление ощущал он себя достаточно спокойно для человека, который ничего не понимал в ситуации, в которой оказался. Возможно, он испытал слишком много, будучи в Сеуле: видение от прикосновения посыльного Старейшины Даль он помнил четко, ярко, и все эмоции, которые испытал он настоящий и он прошлый изрядно исчерпали ментальный ресурс. Было разве что непонятно — да и все.       Ноги выскользнули из-под одеяла, стопы упали на пол. Джеюна переодели — он был одет в ночную, к его удивлению черную пижаму с широкими рукавами, плотно обхватывающими только запястье. Сидела как влитая, словно под Джеюна ее и шили. В шкафу, до которого во избежание невесть-чего прошел на цыпочках, он обнаружил несколько пар одинаковых нарядов, и один, вероятно, «праздничный» — он не был черно-белым. Все рубашки-брюки-галстуки-все-подобное, что не входило ни в моду Кореи, ни в Западную. Странно. Пускай.       Джеюн решил не соваться в шкаф в другой стороне комнаты. Он заприметил висящие над дверью часы, показывавшие три часа дня. Джеюн не мог утверждать, что внизу его ждали, или что одежда в шкафу могла принадлежать ему, но все-таки решился переодеться. Своих вещей он не наблюдал. Их то ли не довезли, то ли везти не собирались. По хорошему говоря, Джеюн мог оказаться и в весьма дружелюбного вида тюрьме, и совершить еще одно преступление, застегнув последнюю пуговицу чуть более свободной, «летящей» рубашки. Сверху он неловко натянул черный жилет, плотно обхватывающий талию — не хуже корсета. Может, корсетом он и являлся. Мог ли Джеюн случайно отбросить душу свою на сотню лет назад? Что, если он больше не был Джеюном, а жизнь его до — какой-то кошмар в приступе горячки?       В окне он поймал свое отражение и тут же безумную идею отбросил. Он все еще был собой, с непослушными, слишком отросшими черными волосами и непонимающим взглядом. Значит, пока придется обойтись без очередных перерождений, что уже радовало, если думать приходилось в ключе причины его случайного переезда. Или похищения. Джеюн не знал.       Из окна открывался вид на огромный цветущий сад, полный и клумб, и плодовых деревьев. Сейчас всю его территорию окутали густые снега, превращая пышущий весной жизнью двор в музей слепленных из белых хлопьев фигур. В лучах не прикрытого облаками солнца он мерцал каждой снежинкой. Иногда с особо неловко стоящих деревьев падали комья снега. Охранял снежный покой высокий забор, уходивший в какую-то более дикую часть, воруя у ближайшего леса немалый кусок. Конца забора Джеюн не видел. Где он находился, сказать тоже до сих пор не мог, но местность отдаленно напоминала виды Сонгори, если бы деревенька внезапно стала в разы богаче и отдала предпочтение архитектуре восемнадцатого века чужой страны.       А еще Джеюн понял, что находился достаточно высоко от земли, куда выше, чем позволяли даже редкие трехэтажные домики в Старом Варгре. Не мудрено — потолки в здании были высокие, и даже с массивной люстрой спальни позволяли Джеюну подпрыгнуть, не задев свисающих хрусталиков, отбрасывавших солнечных зайчиков на укрытый мягкий ковром пол.       В дверь постучали, отвлекая Джеюна от созерцания мирного пейзажа. Не успел он обернуться, как дверь отворилась, и в комнате вырисовалась невысокая девушка в просто платье и переброшенном через плечи шарфе. Девушка выглядела донельзя милой: по-детски круглые щеки, небольшой рот с бледными губами, миндальные глаза, на мгновение взглянувшие на Джеюна с удивлением, быстро сменившимся смиренным спокойствием. От нее не исходило человеческого тепла, и Джеюн запросто понял, что потревожил его вампир.       — Добрый день, — произнесла девушка. И все-таки по-корейски, да и сама она была вылитой кореянкой. Шанс того, что он вне родной страны, резко понизился. — Добро пожаловать.       — Добрый, — растерянно кивнул Джеюн. Он не знал, стоило ли ему говорить что-то вообще. В голове тут же возникли десятки вопросов, и молодой вампир с трудом вычленил хотя бы один. — Вы от Старейшины Даль? Где я?       Девушка кивнула и прикрыла за собой дверь. Джеюн почти не чувствовал поднявшегося сквозняка, и опознал его наличие только по колыханиям подола платьица.       — В «Поместье Соломона», — объяснила девушка. — Пойдемте. Внизу вас ожидают.       И отвернулась, словно Джеюн так просто мог все понять. Было бы хорошо знать, кто его ждал. Тэхен, который пришел за Сонхуном? Сама Старейшина Даль? Или еще кто? Решив не теряться в догадках, Джеюн вздохнул поглубже и проследовал за открытую дверь.       Коридоры вновь повторили интерьеры комнаты, вот только теперь на стенах появились лики вампиров, выдающихся в роду своем, которые ранее Джеюн видел в учебниках школьной истории. У всех глаза горели то алым, то рыжим, как положено было чистокровным. Узкий коридор довел их до лестницы, лестница — до широкого коридора первого этажа. Джеюн с осторожностью следил за взмахами легкой ткани платья девушки и гадал, кем она сама могла являться. Уж точно не Старейшиной Даль — когда-то будучи королевой она была обращена в вампира в возрасте более сорока лет. Хрупкая, якобы юная девушка перед ним пусть и была красива, уж точно не дотягивала видом своим до справедливой правительницы. Вот только нежная слабость ее была обманчива. Джеюн каждым сантиметром кожи ощущал заключенную в ней силу и большую мудрость, изъятую из долгих лет жизни. Вероятно, девушку тоже обратили когда-то, и потому юность ее не замерла на пике цветения, а несколько раньше. В целом, Джеюн внешним видом совпадал с нею по видимому возрасту.       Его провели к круглой арке комнаты, которая, судя по всему, являлась ни то гостевым залом, ни то столовой. Антураж ее восхищал — точно списанный из сказки или картины викторианской эпохи, он состоял из хрустальных статуэток, знакомого черного дуба, тяжелых тканей занавесок и серебристого блеска ламп. Огромная картина, изображавшая ночной этюд дикой природы, украшала всю дальнюю стену. По бокам воздвигнуты были высокие окна.       Ближе к правому углу комнаты стоял стол, за которым восседал очередной Джеюну незнакомый человек. Девушка, сопровождавшая его, поклонилась вампиру, — а в том, что и очередной незнакомец был вампиром, сомнений не было, — и, мельком глянув на Джеюна, поспешила удалиться. Что-то в прощальном взгляде ее нашлось грустное и тоскливое; может, Джеюну, совсем растерявшемуся, так только показалось. Он неловко поклонился, не зная, что ему должно делать, и скользнул взглядом по длинному книжному шкафу, тянувшемуся от окна и до арки-двери. Наличие литературы слабо успокоило, откликнувшись в мыслях признаком утраченной привычной реальности.       — Добро пожаловать, — проронил мужчина за столом. Его мягкий, приятный голос огладил чуть задетые незнакомой обстановкой нервы. Джеюн отодрал взгляд от пола, впившись им в светлую кнопу волос на голове вампира. Непривычно, но вполне для вампира свойственно. — Присядь и ни о чем не беспокойся. Я не желаю тебе зла. Уверен, ты сейчас напуган.       «Не сказал бы,» — с легким сожалением отметил Джеюн, но сделал, как ему и велели. Он сел за другой конец стола, не решившись подойти к вампиру ближе. На контрасте с одетым в почти полностью черный костюм Джеюном, мужчину украшали светлые одежды, подчеркивающие лишний раз его особенно солнечный, но зимний образ, словно некто пытался своим видом повторить стоящую за окном погоду. Только глубоко-черные глаза, глотающие зрачок, совсем не вписывались в общую картину.       — Пак Сонхун, — Джеюн вздрогнул на чужое имя. Точно ведь, он должен был прикинуться своим приемным братом. Впрочем, реакции его внимания не предали — и без того незнакомый вампир полагал, что подросток находился в полном замешательстве. — Меня зовут Субин. Я камердинер Поместья Соломона и, следовательно, ближайший слуга Старейшины Даль, владелицы этого дома. Сонхун, скажи, что ты знаешь о том, чем занимается Старейшина Даль?       — Не так много, — соврал-признался Джеюн. Он изучил достаточно о происходящем, но в любом случае желал узнать несколько больше из уст того, кто всей его судьбой взялся заправлять. Субин кратко улыбнулся, но искренности в этой улыбки Джеюн не обнаружил. Впрочем, произнес мужчина следующие слова с нескрываемым удовольствием:       — На твоих плечах лежит большая цель. Ты, Сонхун — новая жизнь одного из Семерых Рыцарей, чьими устами была заключена сделка с Королевой Даль, последней правительницей Старого Варгра. Рыцари обещали найти Суху, принцессу, в будущем королеву вампиров в ее новой реинкарнации. Благодаря подчинению Рыцарей человеку, Сухе, мы сможем добиться мира между вампирами и людьми. Поэтому сейчас, когда близятся годы рождения новой Сухи, Старейшина Даль работает, не покладая рук, чтобы собрать вас семерых в Поместье Соломона.       — Вот как, — кивнул Джеюн. В горле собрался неприятный комок. Он все еще не желал быть тем, на «чьих плечах лежит большая цель». Джеюн мечтал быть никем, и в итоге даже имя свое потерял. — Могу я спросить?       — Все что угодно, — кивнул Субин. — Я здесь для тебя и для каждого из братьев.       — Как давно вы служите Старейшине Даль?       Вырвалось само, Джеюн ничего не мог с собой поделать. Узнать он желал несколько другие моменты, но часть его хотела прежде убедиться, что ему не лгали. Слишком часто попадался он на удочку незнания, лжи и недоговорок, чтобы позволить себе абсолютное доверие. Субин, камердинер Старейшины, нисколько не удивился и спокойно ответил:       — С первых дней ее обращения. Я был среди вампиров, верящих в силу Рыцарей, и потому, когда Королева рассказала народу ее план, я сразу выступил за ее сторону. Прошла не одна тысяча лет. Я могу поклясться, что идеи Ее Величества — не пустые слова, и что цель, к которой идет наш род, оправдывает средства. Мне жаль, что тебе пришлось покинуть своих родителей. Уверен, вы еще сможете увидеться в будущем.       Джеюн вымученно улыбнулся. Во-первых, очередной Древний — прекрасно, силой Джеюн отсюда сбежать не сможет, даже если очень пожелает; во-вторых, родителей у него не было, а за господина и госпожу Пак Джеюн мог только обрадоваться.       — Почему «Поместье Соломона»? Где мы?       — На территории Кореи, — поспешил успокоить Субин. — Имя царя Соломона напрямую связано с мудростью и властью, оно означает силу и наследие, которое вам вверено. Символизм. Вампиры, как ты наверняка знаешь, далеки от религии.       Джеюн кивнул. Во всяком случае, он все еще находился на своей родине.       — И мы… кхм, мы здесь будем просто жить и ждать Суху? — негромко спросил Джеюн. — И все?       — Нет, — улыбнулся камердинер Старейшины. — Если бы вы могли просто ждать, мы бы не предпринимали такие жестокие меры. Каждый новый Рыцарь будет обучаться, чтобы стать сильнее к моменту возвращения Сухи. Согласно легенде, Хаюн, дочь сестры Королевы Даль, Королевы Бель, выжила в те дни, когда разрушался Старый Варгр, и поклялась вернуться. Боюсь, что ни один вампир не устоит перед ее способностью убить его прикосновением.       — Как будет происходить обучение?       — Этого я сказать не могу. Существуют методы. В остальном вы будете проходить то же, что проходят вампиры Нового Варгра в школе, и нескольким больше.       Джеюн почувствовал опасность в сказанных Субином словах. Тон его, успокаивающий и уверенный, не менялся, но приобрел некий таинственный оттенок, от которого Джеюну стало не по себе. Больше задавать вопросы не хотелось, но он не знал, куда мог себя деть. Хотелось одновременно и исследовать странное Поместье, и отвлечься, вытянув из шкафа парочку крупных книг, даже со всем тем, что к выдуманным историям его отвратило.       Субин проследил за чужой сменой настроения и несколько извиняюще склонил голову в бок.       — Мы тебе не враги, Сонхун. Все это может звучать страшно, но на деле… Главное — старания. В Поместье Соломона все Семеро Рыцарей будут находиться в безопасности, и мы подарим вам столько положенной в вашем возрасте опеки и опоры, сколько понадобится. Мы — не демоны и не полиция, а лишь вампиры, желающие мира. Первое время ты будешь напуган, но все пройдет.       — Как скоро родится новая Суха? — после недолгой паузы поинтересовался Джеюн. Он все еще не верил в тепло слов Субина, а слуга Старейшины все еще не обижался. Вероятно, опыт у него уже имелся. Интересно, сколько прочих Рыцарей уже здесь собрались? Как скоро Старейшина Даль поймет, что Джеюн выдал себя за другого, и что с ним будет тогда?       — Не более, чем через сто лет. Этого вполне достаточно, чтобы вы успели подготовиться. Скажи, Сонхун, голоден ли ты? Я могу попросить Вонхи подать обед.       — Нет, спасибо, — отказался Джеюн, предположив, что Вонхи — служанка, которая привела его к Субину.       Последующая их беседа велась не долго и не о важных вещах. Джеюн продолжал играть чужую роль, бессознательно подстраиваясь под манеру речи Сонхуна — коротко, ясно, по делу и с легкой осторожностью к собеседнику, граничащей с неприязнью. Субин ни разу не нахмурился, пребывая в абсолютно спокойном состоянии души. В другой ситуации Джеюн бы на это, быть может, и купился бы — уж слишком просто прощали ему неблагодарность и несколько ядовитую краткость речи. Вскоре, когда часы пробили половину пятого, Субин поднялся с места. Солнце омыло его белый силуэт, но давило на спину, из-за чего спавшая на лицо тень только утяжелила мрачную тьму глаз.       — Тебе стоит познакомиться с Хисыном, — предложил Субин легким тоном. — Вы двое — пока единственные Рыцари, которых мы смогли отыскать. Он должен быть на втором этаже в читальном зале. Я попрошу Вонхи отвести тебя.       С Вонхи общаться не хотелось, да и служанка не рвалась вести с ним бесед. У Джеюна в любом случае было около сотни лет, чтобы рассмотреть все Поместье с его прислугой вдоль и поперек, открыв все что открыть можно и нельзя. Число «сто» звучит слишком огромным, когда тебе всего семнадцать. Джеюн рассматривал двери, мимо которых его вели, строя догадки о том, что может быть за каждой из них.       — Я могу провести вам экскурсию, — предложила служанка, останавливаясь перед дверью и на Джеюна не глядя. Подросток покачал головой, но, поняв, что на него правда даже не смотрели, отказался. Потом. Сам.       Вонхи беззвучно отворила дверь и поприветствовала кого-то за ней. Джеюн осторожно выглянул из-за плеча девушки, и глаза его округлились, когда оба вампира оказались в огромной библиотеке, охватывавшей два этажа за раз. Размеры Поместья Соломона поражали. Разноцветные тома тянулись к далекому потолку, и одни шкафы от других отделяла перегородка с установленной к ней лестницей. Внизу же покоились множество столов и кресел, пару шкафов с выдвижными ящиками, множество круглых, забавных настольных ламп, к тому же доска с легкими меловыми разводами.       На одном из кресел сидел подросток, на этот раз, Джеюн был уверен, одного с ним возраста. Его взгляд показался Джеюну отчасти испуганным сначала, но он быстро понял, что дело все в необычном разрезе глаз. Карамельно-карие, к тому же по-оленьи большие — чем-то они напомнили Джеюну глаза давней-давней подруги, оставшейся в Сонгори. И чьи-то еще. Черты лица тонкие, само лицо — маленькое, обрамленные аккуратной прической.       Джеюн не услышал, как за собой закрыла дверь Вонхи, приковав взгляд к незнакомому мальчику с чертовски знакомым лицом. От такого пристального взгляда вампир даже тихо, мягко вздохнул и отложил книгу, которую держал в руках. Он встал и вытянулся во весь рост — примерно ростом с Енджуна, да и телосложением они были схожи. Вот только Енджун всегда был чем-то недоволен, а этот подросток казался бесконечно уставшим, но не обозленным.       — Твое имя? — коротко спросил он. Джеюн почти назвал настоящее — до того заинтересовала его знакомость юноши.       — Сонхун, — ответил Джеюн. — Пак Сонхун. А ты…       — Сонхун, — задумчиво повторил подросток. Его взгляд непонятно исказился, глаза чуть сощурились, проедая в Джеюне дыру. Он словно все понял, абсолютно все, и вот-вот готов был объявить всему Поместью Соломона, как грубо их обманули. Джеюн не выдержал и отвернулся первым. От подростка не разило силой, как от Вонхи или Субина, но было в нем что-то сокрытое, сдавливающее виски, если смотреть слишком долго.       — Солон или Шион, — шепотом заключил подросток. Джеюн не особо понял смысла, но почувствовал каплю грусти в двух сказочных именах, словно Джеюн не оправдал чужих ожиданий. Стало стыдно. — Меня зовут Хисын.       — Приятно… познакомиться, — неловко кивнул Джеюн. — «Солон или Шион»?..       — Реинкарнация, — просто пояснил Хисын. — «С» — Солон, «С» — Шион с той же вероятностью.       Джеюн нахмурился сильнее, но не потому, что не понял, а потому что схема показалась ему странной. Неужели данное при рождении имя правда могло играть роль столь значимую?       Хисын воспринял замешательство по-своему и снова вздохнул.       — Хисын, то есть «Х» — Хели. Теперь понял?       Джеюн почувствовал острую, кошмарно неприятную тошноту, как в тот момент, когда Тэхен его «проверял». Тот, кем Джеюн был когда-то, испытал ноющую боль в груди — Джино всегда скучал по Хели.