Моя кровь

      Джеюну и Сонхуну удалось построить за семь дней дружбу, которая не могла существовать последние семь лет. Порой время летит по-особенному, когда рядом с тобой находится подходящий человек. Даже будучи полными отражениями друг друга, в корне разными и, казалось бы, нисколько не способными поладить, их связь образовалась стремительно и крепко, причем настолько, что Сонхун даже пригласил Джеюна поехать вместе с ним и родителями в предстоящую поездку в Сеул, запланированную в честь Дня Рождения Сонхуна. В саму дату, — а было это восьмого декабря, — поехать не получалось, потому что родители еще не вернулись из гастроль. Вместо этого братья отпраздновали вдвоем, более никого не приглашая. Оно и ясно: со своими друзьями Джеюн так и не виделся, — и Сонхуну они все еще не нравились, — а о приглашении «друга» Сонхуна и речи быть не могло. Названные братья просто играли в настолки ночь напролет, а утром даже прогулялись, встретив рассвет. Джеюн вспомнил, что умеет смеяться.       Джеюн начал искать информацию о произошедшем с его домом. На это его надоумил Сонхун, дескать, зачем теряться в догадках, если доверенные источники существуют? Впрочем, «радужной» ситуация не представлялась.       Давным-давно, когда Варгр еще был городом людей, им правила некая династия Пак. Были и взлеты, и падения, но эти люди знали, что делали: кое-как в полном вампиров городе царил относительный мир. Вплоть до момента, когда королева Даль, а ныне Старейшина Даль, не приняла решение установить мир между двумя видами, пригласив во дворец семерых вампиров, зовущих себя братьями, пусть и не связанных по крови. Их прозвали «семью рыцарями принцессы Сухи», и позже, в настоящее время, о них слагались десятки сказок. К сожалению, дело, желаемое быть совершенным во благо, обернулось трагедией для людей: вампиры захватили город после смерти всех семерых добрых рыцарей. Их убила дочь графини Бель — родной сестры Старейшины Даль, ведь наделена дочь была даром, способным убить вампира. В настоящее же время Старейшина Даль объявила о скорой реинкарнации семерых рыцарей. Согласно легенде, именно они смогут вновь установить мир между вампирами и людьми.       Так, общество вампиров разделилось на два фланга. Первые считали, что мотивы Старейшины Даль ясны как день, а весьма суровые методы поиска — издержка цены желаемому миру. Многие из них сами приводили своих детей на «проверку», — как она проходила, источники информации умалчивали, однако встречались и догадки о том, что «определение рыцарей» — это особый дар Старейшины Даль, — но вскоре уходили «с носом». Сложно было отыскать семерку «истинных» среди миллиона других. От того и появилась вторая сторона, считавшая, что Старейшина Даль — умалишенная вампирская старуха, которая видит то, чего не существует, как бывает у представителей религиозных сект среди людей простых. Однако последние годы второй фланг остается безмолвным: после сожжения целой деревни, населенной людьми, вампирам пришлось замолчать, дабы избежать нарушения покоя в издавна существовавшем Новом Варгре.       Из этого следовал один неприятный для Джеюна вывод: если Сок Инген, его бабушка, пленилась Старейшиной Даль по подозрению в родстве с одним из рыцарей, то велика вероятность, что этим рыцарем был сам Джеюн.       Джеюн никогда не желал быть «большим человеком», — или вампиром, — принося своим существованием некую невероятную цель. Его судьба и без того любила выворачиваться не лучшим образом, и разве мог он желать большего, чем простой, спокойной жизни? У него не было даже мечты, кроме как повидать вновь Сонгори, да и та сгорела рукою Старейшины Даль. Сейчас же Джеюн просто хотел отправиться с «братом» в поездку, а по возвращении извиниться перед друзьями и вернуться к привычному. Теперь из него, неудачника, хотели сделать избранного рыцаря. Что-то не связывалось.       Сказка о делах минувших дней была прочитана им десятки раз, но Джеюн не мог заставить себя даже попробовать выяснить, кем из братьев он мог быть. В равной степени он не желал быть никем. Может, слугой принцессы Сухи — и то было «потолком». Его отвращала мысль о том, что он мог быть кем-то столь большим. Большие люди — те, кто любимы другими; Джеюн в конце концов был ненавистен всеми, с кем сближался, и любим теми, кто его почти не знал.       За три года с момента пожара в Сонгори его так и не смогли найти. То ли Джеюн неосознанно хорошо скрывался, то ли в огромном Варгре он в самом деле был лишь песчинкой в огромном океане. Ему совсем не нравилось думать, что в один день некие люди Старейшины Даль ворвутся в их дом, и тогда Джеюну придется вновь переворачивать свою жизнь с ног на голову, или даже наоборот. В свои семнадцать он решительно не был готов.       — Джеюн, — позвал Сонхун. На зов его не поступило никакой реакции, и он цокнул, сверля ушедшего в свои мысли друга ледяным взглядом. — Джеюн! Что ж с тобой делать… Доброе утро, просыпаемся.       Щелчок по носу вынудил Джеюна отвлечься от гнетущих рассуждений. Он пару раз забавно моргнул, фокусируя взгляд на раздраженном «братце». Сонхун повернул к нему лицом книгу, тыча пальцем в один из абзацей. Стыдно было признаться, но Джеюн совсем не запомнил, чем они занимались, не то чтобы знал, что от него требовалось.       — Если хочешь спать — скажи, — попросил Сонхун уже мягче, но привычно-никак. Его голос редко приобретал хоть какие-то краски, как и лицо. С возрастом он не изменил своему образу «Кая». Джеюн качнул головой: спать он уж точно не хотел. — Ладно. Скажи мне перевод этой строчки.       «Quand il souffre, il ne pleure pas, il rit; quand il a peur, il chante. Est-il si stupide que cela?»              И вот снова Джеюн нашел скрытый смысл в детской сказке. Казалось, такими смыслами полнились все сказки, и писались они тоже в первую очередь для этих самых взрослых, которые в случайный момент жизни могли дотянуться до яркого корешка с изрисованным каракулями форзацем. Возможно, потому и детская сказка о принцессе вампиров обернулась причиной нового колебания его души. Предок Джеюна был героем сказки. Забавно получалось.       — «Когда ему больно, он не плачет, а смеется; когда страшно — поет. Так ли уж он глуп?» — перевел Джеюн. Сонхун удовлетворенно кивнул.       — Закончим на сегодня. Я буду у себя. Будешь в настроении учиться — заходи.       Названный брат встал, принявшись собирать учебники с таким видом, будто этот процесс был делом жизни и смерти. Он старательно избегал беспокойств Джеюна, предпочитая погружаться в любые дела, лишь бы не вникать. Сонхун не умел утешать и не опускался до мягкости — это было не в его натуре. Его движения были быстрыми и четкими, словно он пытался уйти от мысли, что может проявить слабость. Он поспешил удалиться, и Джеюн только бросил бесполезное «спокойной ночи» на прощание. Никто из них спать не собирался. От «нечего делать,» — читать как «не думать о Старейшине Даль,» — он подхватил оставшуюся на столе книгу и принялся перечитывать сказку.       Джеюн задумался, что Грибуль, главный герой, несмотря на свою наивность и глуповатый вид, был не таким простым, как казалось на первый взгляд. В сказке он видел скрытую правду — это не история о победе наивности над разумом, а скорее напоминание, что честность и простота иногда единственное, что остаётся, когда все остальные пути закрыты. Может, Грибуль и казался дураком, но его путь был знакомым: ему, как и Джеюну, пришлось жить в мире, где судьбы предрешены чужими решениями, а единственный способ выжить — найти своё укрытие в собственных мыслях. Как сформулировать это на французском, Джеюн не имел ни малейшего понятия. Он все еще пропустил месяц, на протяжении которого он в последнюю очередь думал о книгах.       Утро наступило внезапно. Обозначило оно свой приход заглянувшим в окно солнцем и хлопком двери, сопровождающимся разговорами родителей Сонхуна. Джеюн дописал очередную строчку в черновике и поднялся. Он давно не говорил с госпожой и господином Пак — что ж, сейчас момент был подходящий. Говорить о своих опасениях он не собирался. Ясно как божий день, что приютившая его пара намеренно укрыла от приемного сына определенный выпуск газеты, и давно обо всем знала. Если задуматься, то последние годы госпожа Пак в самом деле стала меньше расспрашивать Джеюна о матери. Джеюн им был благодарен за то, что они его не оставили, узнав правду. Они в самом деле были добрыми людьми.       — А, Джеюн-а! — ахнула госпожа Пак. — Как твое настроение, милый? Как продвигается учеба? Есть успехи?       Джеюн принял из ее рук пакеты с сувенирами и отнес их в гостиную.       — Сонхун мне много помогает, — ответил Джеюн, вернувшись на кухню к уставшим после поездки взрослым. Даже вампиров выматывали бесконечные гастроли. — Взяли золото?       — Сонхун? — удивился Сумин. Отец семейства чуть не выронил чашку из рук. — Вы… общаетесь?       — Дорогой, — угрожающе шикнула госпожа Пак. — Звучит так, будто мы воспитываем их по отдельности.       Джеюн усмехнулся, глядя за шутливой «ссорой родителей», и к этому моменту из своей комнаты вышел и Сонхун. Одетый Сонхун — не в пижаме, а в привычной рубашке и брюках. Он поприветствовал родителей и направился к выходу. Джеюн понял, что что-то снова не так. Они, вроде как, подружились, но «младший брат» вновь начал делать вид, будто Джеюна не существовало в одном с ним помещении. Значило это одно — Сонхун вновь собирался к своему таинственному другу.       — Уходишь? — спросила госпожа Пак, не оборачиваясь к сыну. — К Юне?       «Юна,» — запомнил Джеюн. Значит, даже не друг, а весьма своенравная «подруга», у которой сил было достаточно, чтобы задать взбучку семнадцатилетнему вампиру. Какой же силы была Юна, раз могла не только накостылять Сонхуну, но и подружиться с ним? Если их отношения в самом деле можно было назвать дружественными. В любом случае, они тоже были причиной беспокойств Джеюна, а потому он, рассудив, что в выходной ему делать нечего, незаметно вышел из дома вслед за Сонхуном, предварительно натянув максимально незаметную одежду. От вампира спрятаться было сложно, но возможно; особенно, если сам ты — вампир.       Так он следовал за Сонхуном несколько кварталов, пока они не дошли до центрального парка Нового Варгра. Находился он в самой «богатой» зоне города — центре золотой молодежи, ведь такая водилась и у вампиров в том числе. То были юные, то есть, не достигшие ста лет вампиры, которые происходили из знатных кровей и имели некую популярность в своем окружении. Чьи-то родители отстраивали Варгр, чьи-то находились когда-то при власти над людьми, а чьи-то прибывали и сейчас. В общем, Шим Джеюну из деревни Сонгори там места не нашлось бы, а вот Пак Сонхуну, сыну Пак Чусон, ведущей фигуристки, — вполне. О Юне Джеюн судить не ручался.       Он скрылся среди деревьев, притворяясь, что очень занят исследованием птиц. Джеюн выше затянул шарф, скрывавший добрую половину лица, и поставил на то, что по глазам его узнать будет сложно. В нормальном состоянии они не желтели, как у большинства вампиров. Сонхуну просто повезло с голубым, пугающем отливом, вот только в будущем, коль он захочет выйти в свет человеческий, что естественно для молодого вампира, людей названный братец перепугает знатно.       Юна не заставила себя ждать. Девушка остановилась перед Сонхуном, кивнув ему в знак приветствия. Широкая шляпа скрывала лицо таинственной подруги, а силуэт был очерчен линиями древесного пальто с накидными плечами. Никакой дружбы между ними не было. Джеюн мог это словно чувствовать: никакого тепла, ни от Сонхуна, ни от странной девушки. Вместе они направились к выходу из парка, и Джеюн вынужденно зашагал следом. Неприятное чувство вновь осело комом в горле, но Джеюн его всеми силами игнорировал. Это не были страх или тревога, скорее ожидание чего-то неприятного, чему должно наступить.       «Друзья» не разговаривали почти. Юна определенно что-то спрашивала у Сонхуна, а тот отвечал просто: то кивал, то качал головой. Путь выбрали странный — поворачивали, выходя из района «Золотой молодежи», свернули туда вновь, вновь вывернули и по прямой. Джеюн решил сместить слегка курс. Таким образом Юна наверняка желала отрезать следовавший за ними хвост. Джеюн надеялся, что его не успели опознать слишком рано.       Они оказались в безлюдном районе на окраине города. Отсюда шла дорога через очередной лес, за ней, в нескольких десятках километров, вырастал город человеческий. Джеюн с опаской остановился в квартале оттуда. Пойдет напрямую следом, и его точно раскроют. Взгляд зацепился за лестницу, ведущую на крышу какого-то из домов. Что ж, даже если Джеюна заметят местные стражи правопорядка, бегать он умел быстро — спасибо Сонгори за старые навыки.       На крыше трехэтажного здания, весьма нового для окраины Варгра, дул сильный, шквалистый ветер. Зима неслась с горизонта, подгоняя снежные тучи. Челку приходилось то и дело скидывать с глаз, чтобы можно было разглядеть происходящее внизу. Джеюн, затаив дыхание, подошел к краю и прислушался. Даже если непогода помешает ему что-то увидеть, острый слух вампира с удачной кровью не подведет его.       — Эта последняя наша встреча, — резко огласила Юна. Ее голос, словно лезвие ножа, резал слух гордыней, пропитавшей каждый слог. — Полно тебе играть с судьбой, малыш.       — Сама знаешь, что я ничего не скажу, — ответил Сонхун. На контрасте с голосом девушки, его собственный мерк и тускнел, звуча отчаянием. Что же тут, черт возьми, происходит? — Нужен рыцарь — ищи сама. Я ничего не знаю.       — Я слышала это от тебя тысячи раз, Пак Сонхун. И, несмотря на это, в твоем доме все еще проживает какой-то оборванец, которого я не видела в глаза. Не смей отрицать. Неужели ты думаешь, что я не смогу его выследить?       — Не выследила до сих пор, — раздраженно хмыкнул Сонхун. Он держался довольно уверенно для напряженного разговора, но Джеюн легко понял, что его названный брат напуган. Даже не общаясь, прожили они в одной квартире бок о бок достаточно долго, и Джеюн лично видел, как реагировал Сонхун на ужастики; притворялся каменной статуей отрешенной от мира сего, и делал вид, что ничего не происходит. Так и сейчас, Сонхун, напряженный каждым миллиметром тела, строил из себя эталон спокойствия. Обманывать Сонхун умел плохо, и в этом, — хоть в чем-то, — они с Джеюном были похожи.       И тогда Юна сорвалась с места, столь быстро, что Джеюн вздрогнул, наблюдая за движением силуэта-тени. Ладонь девушки, скрытая перчаткой, скользнула около лица Сонхуна, но он увернулся, словно привыкший к таким маневрам. Невольно Джеюн вспомнил все ссадины, которые успел пронаблюдать у «брата» за время его сомнительной дружбы с девушкой. Джеюн решил не оставаться больше безмолвным наблюдателем и сорвался с крыши, не глядя под ноги рванув вниз. Ему нечего было терять в любом случае. Никогда не было.       Юна остановилась и отошла на шаг, когда молодой вампир приземлился. Ноги заныли от падения с высоты, но вреда Джеюн не получил: спасибо уж удачной генетике. А вот голубые, мертвенные глаза Сонхуна за поднятой пылью блеснули замешательством, с которым он встретил появившегося из ниоткуда «брата». Он дернулся, желая подойти ближе, но остановился, стоило Юне снять перчатку с руки и улыбнуться. Коротко, вежливо, а от того еще более пугающе.       — Неужели это тот, кого наш Сонхун так тщательно прятал? — миролюбиво спросила девушка. — Меня зовут Но Юна, а ты, должно быть…       — Не трогай ее, — проронил Сонхун, когда девушка протянула Джеюну руку. Вампир нахмурился и отпрыгнул назад: Юна пыталась силой ухватить его за ладонь. Что-то не чисто. На внутреннем уровне Джеюн испытал странный трепет при взгляде на лицо девушки, вполне обычное и частое для их этноса. Вот только глаза ее показались Джеюну далеко-знакомыми, словно увидеть Юну он мог в неудачном кошмаре или в иллюстрациях к детской книге. О, в любой истории она могла легко сыграть как главную героиню, так и основного злодея.       «Опасность, опасность, опасность!» — колокольчиком отозвалось в голове. Что-то иное беззвучно кричало Джеюну о том, что его жизнь повисла на волоске от смерти. Не мудрено: он ведь и драться не умел, что уж там оберегать себя от чего-то в чужой коже!       Почему Джеюн решил рискнуть? Из желания помочь. Все-таки в чем-то он глупел, вычитывая одну историю героических подвигов за другой. Сам Джеюн героем не был, но оказывался им временами случайно — из душевного порыва и некоторой импульсивности, которая проявлялась каждый раз, стоило речи зайти о близких людях. В конце концов, у Джеюна таковых было немного — хватит пальцев одной руки на немудренный подсчет.       Когда Юна вновь молча ринулась на Джеюна, он снова отскочил и скользнул взглядом по Сонхуну. Нарастающая, но довольно тихая паника испортила исключительное зрение, из-за чего «брат» показался странным, несвязанным силуэтом. Нужно было срочно действовать, какая бы опасность в руках его «подруги» ни скрывалась. Джеюн, насколько позволяли нападки Юны, добрался до Сонхуна и шепнул короткое «беги», чтобы после впервые дать отпор: кулак Джеюна неловко пересек холодный ночной воздух и взорвался жгучей болью, когда кожа соприкоснулась с длинным пальто, будто оно было сделано из огня, а не из мягкой древесной ткани. Джеюн прошипел и вновь взглянул на наконец вышедшего из ступора Сонхуна. До него словно только сейчас дошло сказанное, и он попятился слегка, не спуская взгляда с Юны, и не зря. Девушка предприняла попытку напасть и на второго вампира. Джеюн вздохнул так глубоко, как не вздыхал никогда.       Рука взорвалась новой вспышкой боли, когда он сбил Юну с назначенного пути. Сонхун неразборчиво что-то вскрикнул, когда Джеюн застонал от острой боли. Да из чего вообще сделана эта Юна, если не из какого-нибудь пламени! Жжение ползло выше, вызывало странные рези в плече, а рука больше не слушалась. Джеюн решительно напряг левую. Сколь страшно бы ему не было, Сонхуна он был готов защищать до последнего: они были братьями, пускай не кровными, и даже почти стали друзьями.       А Юна рассмеялась. Просто, тихо, не зловеще-наигранно, а так, как смеются, услышав донельзя глупую шутку. Ее кошачьи глаза сузились, переманив розовый блеск спрятанной за тучами луны.       — Это точно ты, Джино, — проворковала она. Джеюн сжал здоровый кулак сильнее, заслышав имя из сказки. — Тот, кто кажется невинным ягненком, и тот, от кого все беды и появляются. Ты должен умереть в первую очередь.       Все тело вспыхнуло в фантомной, совершенно не настоящей боли — боли от смерти, наступившей десятками лет назад. Джеюна затошнило, ком в горле физически помешал сглотнуть накопленную во рту слюну, и он подался назад, силясь вернуть себе трезвость мысли. Джино. Из семерых братьев он был Джино — тем, кто заключил роковую и фатальную сделку с Королевой Даль.       Сознание Джеюна окончательно размылось, сжатое паутиной короткого осознания, и тело задвигалось непроизвольно, пока владелец его растворился глубоко в думах и скрещенных меж собой судеб: себя прошлого и себя настоящего. Джеюн трезво осознавал, что живым из драки не выйдет, и что выйти живым он и не хочет. Старейшина Даль убила его семью из-за сделки, заключенной им самим; да мог ли Джеюн желать жить дальше? И даже если он погибнет, погибнет он за жизнь Сонхуна, который должен был бежать. Джеюн не важен.       Так, мир поглотила тьма.       

— ◊ —

             Потухли свечи на торте, который никто не сможет вкусить. Воздух пах хлопушками и притворной радостью, а еще морозом и зашедшейся хрусталем зимой. День рождения Сонхуна пришлось перенести, но от того и празднование было весьма роскошным, в снятом в другом городе особняке, где находились лишь только вампиры, встречающие новый год жизни их сына. Вот только Сонхун с утра пребывал в скверном настроении и даже свечи задул нехотя. Впрочем, мама и без того понимала причины поведения сына, а посему и поспешила быстренько свернуть их радостную процессию. Дальше семья собиралась играть в какую-то игру, являвшуюся подарком от отца. Все правила-инструкции были на английском, — ведь в Корее такое добро в те времена не производили, — но что мама, что отец, оба прекрасно понимали и говорили на многих иностранных языках и сложности в этом не находили.       Сонхун ушел к себе в комнату, пока родители разбирались с бесполезным тортом и вскрытием картонной коробки. Дверь за ним не успела закрыться, потому что следом увязался Джеюн. В целом обстановка царила ни чуть не праздничная, хотя бы потому что праздник давно прошел, и между ним и «подаренной» Сонхуну поездкой прошло пару недель. Во-первых, потому что у родителей были гастроли. Во-вторых, потому что двух вампиров-подростков пришлось высвобождать из полиции.       — Слезами горю не поможешь, — мрачно улыбнулся Джеюн, присаживаясь рядом с «братом» на кровати. — Главное, что никто не пострадал.       Сонхун с сомнением вскинул брови, словно услышал самую отборную чушь из всех ныне возможных. Джеюн его понимал: они оба заработали неплохой послужной список травм, да еще и обвинены были в фальшивом нападении друг на друга, потому что имя «Юна» ни чуть не убедило местных стражей порядка. В списке населения Варгра жило всего две Юны: одной четыре года, другая родилась неделю назад. Тем более, пораженные до глубины души подростки не могли внятно объяснить произошедшего, позабавив полицейских цитатами из сказки и обрывками фраз Сонхуна про «шантаж», «хотела убить» и «я сам не знаю, как так вышло». Благо, у семьи Пак было достаточно денег, чтобы заплатить выкуп, стоящий бессмертно дорого в городе таких же бессмертных!       — Давно ты меня покрывал? — тихо спросил Джеюн у Сонхуна в тот день, когда их благополучно довезли до родной квартиры, более не приносящей чувства защищенности. «Братья» сидели в одной комнате с потушенным светом после того, как несколько часов вели с родителями объяснительные беседы. Оба слишком устали, чтобы спать.       — Давно, — кивнул Сонхун. Он не смотрел даже на Джеюна.       — И давно знал, что я принадлежу к ряду рыцарей из сказки?       — Давно, — повторил за собой «брат». На долгое молчание все-таки добавил: — С самого начала.       Семья Пак с самого начала знала, на что подписывалась, принимая в свои руки ребенка с несчастной, кармически сложенной судьбой. В коротком своем последующем исследовании Джеюн узнал, что родители Джино тоже бросили его, вроде как: об этом говорилось одним предложением и только в одной версии сказки, но это немного успокоило разбушевавшуюся душу Джеюна. С каждым днем его жизнь складывалась все более странно, и все больше он терялся в вопросе выбора: принять судьбу или отвернуться от нее?       Последнее получалось с трудом. Он думал, что умрет, сражаясь с Юной, но в итоге вышел живым, совсем позабыв, как это вообще произошло. По словам Сонхуна, Юна сбежала, когда поняла, что Джеюн дал волю своей «вампирской» натуре. Джеюн решил не уточнять, испытав головную боль от детских воспоминаний от первого приступа голода.       — Как вы с ней вообще познакомились? — решил попробовать зайти с другой стороны Джеюн, сытый по горло однотипными «давно». Это не злило, — ведь его в целом мало чего могло злить, — но и не сильно помогало.       Сонхун пожал плечами и от чего-то совсем отвернулся, с интересом разглядывая книжный шкаф. Джеюн хмуро проследил за взглядом и, ничегошеньки не поняв, решил выждать. Двух минут хватило, чтобы Сонхун тяжело вздохнул и уставился «брату» в глаза, вынуждая «приморозиться» к месту от столь пронзительной честности.       — На катке, — объяснил Сонхун. — Мы встречались.       — А, это многое объясня… Ты встречался с девушкой?       — А то, что эта девушка собиралась нас убить, тебя совсем не смущает?!       В общем, история сложилась запутанного для них обоих, и если Джеюна обманули только самым косвенным путем, и обманывали на протяжении всей его жизни, то Сонхуна обманули в лицо и, должно сказать, достаточно болезненно для первой подростковой любви. Джеюн не знал подробностей, — не узнал бы под страхом смерти, учитывая скупость Сонхуна на всякие чувств проявления и в целом полное отвращение его к любым чувствам, — но мог судить о серьезности этих «отношений». Они оба пострадали от Но Юны, так и не заключив, кем она являлась на самом деле.       Догадки, конечно, были.       Первая — это люди «оппозиции» Старейшины Даль, те, кто хотели ликвидировать потомков рыцарей. Самое простое и понятное объяснение: Юна была членом этого фланга и, владея удивительными способностями, хотела их свергнуть. Она могла как-то разузнать о том, что в семье Пак есть приемный странный сын, проследить родословную и выйти на сгоревшую деревню Сонгори. В это хотелось верить главным образом.       Вторая — схожа с первой, вот только в тысячи раз хуже. Юна не выказала никаких признаков принадлежности к расе вампиров, и можно было предположить, что являлась она человеком и охотником на вампиров. Таковым почти никогда не выходило проникнуть в здорово охраняемый Новый Варгр, где полиция отлично следит за появлением-приходои людей; контраргумент — они долгое время проводили время вместе с Сонхуном, и все это время ее не могли выследить. Тем не менее, эту теорию нельзя было списывать со считов.       Как и третью, следовавшую из второй и самую пугающую.       Убийца вампиров, Хаюн, дочь сестры королевы по имени Бёль. Хаюн обладала даром, способным убить вампира — она и расправилась с семеркой рыцарей и Сухой, но не смогла остановить превращения Королевы Даль. Исчезнув на веки, она могла появиться вновь, назвавшись иным именем и желающей смерти вампирам. Эта теория вводила в наибольший страх.       Джеюн старался держаться и не подавать виду. В первую очередь он был виновником произошедшего, раз уж являлся чертовым потомком. Семья Пак всеми силами его оберегала, и даже Сонхун, долгое время проявлявший к «брату» холод и неприязнь, прикрывал его спину, заговаривая зубы этой странной Хаюн. Джеюн просто не имел права трястись перед лицом опасности, какой бы большой она не была. Особенно тут, в другом городе, куда семья Пак уехала, никому толком ничего не сказав. Об их отсутствии знали только парочка полицейских — дабы за «подравшимися» подростками можно было кое-как наблюдать.       — Я уста-а-ал, — протянул Джеюн, разваливаясь «звездочкой» на чужой кровати. — Сонхун, ты сильно хочешь играть в ту игру, что принес Сумин-ши?       — Бред, — усмехнулся Сонхун. — Что ты хочешь?       — Честно? Спать. Очень давно пора…       — А в вопросе твоей, эм… Наследственности? — Сонхун склонил голову вбок. — Если надумаешь сдаться Даль, родители расстроятся. Они, вроде как, хотели, чтобы ты жил обычной жизнью.       Джеюн понимающе кивнул. Сонхун последнее время был падок на смену тем их разговора. Он то возвращался к недавней стычке, то бежал от нее со всех ног, и происходило это так резко, что Джеюн совсем не поспевал за обычно контролирующим свою речь братом. Джеюн же и не мечтал высказаться. Ему было просто на-просто стыдно за фактор своего существования. Подумать только: сначала разочаровал своей кровью родителей, после — рассорился с друзьями, в конце — обрек на страдания приемную семью, истинной ценности которой Джеюн не понимал все эти годы. Сонхун имел полное право Джеюна ненавидеть, но по какой-то причине позволял названному брату держаться рядом. Вероятно, от того же страха. Любые боли переносить проще, когда рядом есть тот, кто человека понимает. Ну, или вампира.       — Могу спросить? — обратился Джеюн спустя недолгое время их молчания. Сонхун пожал плечами, дескать, «как хочешь». — Почему ты не отдал меня Юне сразу?       Сонхун одарил его до неприятного тяжелым взглядом. Джеюн смущенно уткнулся глазами в пол.       — Родители так просили, — ответил Сонхун, понизив тон. — Мама всегда просила меня тебя оберегать. Поэтому ты мне и не нравился.       — Мне жа…       — Не надо. Было и прошло, — он махнул рукой. Равнодушным Сонхуна назвать было сложно. — Я не думаю, что тебе стоит дальше ходить в школу. Иначе оба помрем раньше ста, как люди.       — Сонхун, послушай, — с трудом набрался смелости Джеюн. — Мы правда с тобой не братья. Если тебе тяжело оберегать меня — ты не обязан и обязан не был. Господин и госпожа Пак… ну, хотели как лучше для меня. Но это не обязательно. Я могу постоять за себя сам. А если что-то случится, то…       — То они мне этого не простят, — хохотнул Сонхун. — Забудь. Я пойду играть в папин подарок.       Хлопок двери. Джеюн упал назад, на спину, уронил голову на кровать и отвернулся к окну. Он привык к тому, что окружающие были недовольны его поведением, и потому старался не вешать ярлыков на любые свои взаимоотношения с людьми. Их дружба с Сонхуном и без того хрупка, как самый тонкий хрусталь. Неправильный вздох — и рассыплется, треснув сотнями прорезей. Джеюн бы хотел не уметь привязываться вовсе, но что-то внутри кричало о потребности в связях, в принадлежности и хоть какой-то любви, в полной мере полученной в детские годы, когда Джеюн звался человеком. Плохой из него выходил вампир.       И все-таки Джино. Стоило почитать больше книг о нем, но здесь, в другом городе, шансы найти хоть что-то были ничтожно малы — все книги были изъяты задолго до рождения Джеюна, и вряд ли те, кто трепетно хранили редкие спрятанные томики сказок и легенд, с удовольствием отдадут их непонятному подростку.       Итак, он — один из семи. Оставались шестеро. Джеюн даже предполагать не желал, что сможет с ними познакомиться. Он этого не хотел — потому что не имел право даже зваться потомком Джино. Впрочем, одно их связывало наверняка: талант делать хуже, желая лучшего. Больше всего на свете хотелось сбежать, и приветливо заглянувший в окно полумесяц только усилил эту внутреннюю нужду.