Моя кровь

      Прошел месяц.       Страх сменился бесконечным желанием бегства. Джеюн трясущимися руками держал книги, вчитываясь во влажные от слез абзацы. Он представлял, что чудо никуда не уходило, что то, во что он верил раньше, не исчезло. Без любви, которую он получал раньше, его бойкий нрав почти потух. Джеюн слушал крики, сменившиеся разговорами родителей на кухне, прислушивался к шуму улицы за окном, редко забывался тревожным сном. Его редко навещали: оставить воды, да и только. Джеюн не испытывал жажды. Он почти не пил — вода со временем испарялась сама даже в декабрьских холодах. Мальчик начал рисовать на страницах книг, предавая форму словам. Иногда он пытался сочинять рассказы, но выходило плохо: в них часто появлялся человек в военной рубахе и со злым-злым лицом, из-за которого Джеюн вновь забивался в свой угол и долго успокаивался.       Пару раз он пытался выйти из комнаты и попросить прощения. Он знал, что убийство — это ужасно, это плохо, и пускай Джеюн не знал, кого он убил, действий родителей было достаточно, чтобы в этом факте малыш убедился. Однако его всегда быстро загоняли назад в комнату. Часто за такое Джеюн получал, и пускай раны затягивались быстро, они продолжали болеть совсем на другом уровне. Джеюн понял — его больше не любили и не полюбят никогда. Маму он не видел вовсе с того дня, когда впервые увидел отца. И лишь в конце первого месяца, когда время близилось к Соллалю, Джеюн понял, что в нем осталась одна слабая, крохотная надежда.       Бабушка уехала в страну волшебников. Джеюн мог проследовать за ней.       Окно в его комнату не было затворено слишком плотно — при должном желании мальчик всегда мог сбежать, но папа слишком часто говорил, что «свернет ему шею», если Джеюн только задумается о бегстве. Но теперь, когда Джеюн стал задумываться о бабушке все чаще, никакие угрозы не пугали мальчишку больше. Желая вернуться к своей семье, рассказать бабушке о произошедшем, — а она точно поймет! Волшебница И-ен понимала всех, и произошедшее в их семье могла бы спасти, — Джеюн позабыл о всяких страхах. Он прекратил плакать вовсе и стал раздумывать о том, когда будет сбежать проще всего. Оставалось чуть больше месяца до того, как его оставят в «грузовом поезде».       Была проблема — один из родителей всегда находился дома. Папа не возвращался на войну долго, и Джеюн понимал, что причина именно в нем. Попеременно кто-то из родителей уходил, пока второй оставался, дабы стеречь закрытого в своей комнате сына. И тогда Джеюн вспомнил: Соллаль.       В этот праздник вся деревня Сонгори собиралась в ее центре. Жители, утомленные тяжелой жизнью, позволяли себе отдаться празднику и отдохнуть вдоволь. Ночью в Соллаль Джеюн сможет бежать. Достаточно лишь быть достаточно осторожным, чтобы не попасться на глаза никому из местных жителей. Родители пару раз говорили гостям, что их сын погиб в лесу, и им сложно переживать горе сейчас, и что именно поэтому отец Джеюна столь долго находится дома — поддержать безутешную жену.       Ложь. Джеюн не любил ложь, но именно из-за него она рассеивалась вокруг.       Джеюн тревожился лишь о матери. Когда он сбежит, отец может сильно-сильно разозлиться. Вдруг он правда причинит вред маме? Вдруг из-за Джеюна она пострадает?       Тогда мальчик, вернув себе прежнюю смекалку и находчивость, решил соорудить «куклу» — свернуть спальный комплект так, чтобы сохранялась видимость того, что на кровати лежал именно он. Так, даже если отец заглянет для того, чтобы оставить воды, он подумает, что сын просто спит. Это должно сработать на какое-то время! Пока Джеюна не будет дома, он найдет бабушку, и вместе они вернутся в Сонгори, и помогут маме, и образумят папу. У Джеюна могла вновь появиться семья — такая, о которой он долго-долго грезил! И не будет войны! Мальчик расплылся в улыбке и прижал к себе ближе закрытую книгу. Сборники сказок все еще пахли бабушкой, ароматным теплом и жженым сахаром. Надежда грела лучше всяких дров.       Дни до праздника тянулись медленно. От переживаний Джеюн совсем не мог спать. Ему и не было это нужно. Чаще всего он спал лишь за тем, чтобы быстрее прошел очередной день, затем еще и еще; сейчас же, полный ожидания грядущего счастья, Джеюн был вне себя от позабытых счастливых эмоций. Еще парочка недель пройдет, и тот кошмар, в который превратилась его жизнь, окончательно закончится. Он увидит бабушку, вернется в Сонгори и все-все вернется на круги своя…       Как искать Волшебницу И-ен, Джеюн не знал, но и не переживал об этом. В конце концов, она же волшебница! И он сам — волшебник! Когда он сбежит, обязательно мир ему подскажет, куда идти.       Прошла неделя, и от недолгого сна Джеюна разбудил запах свежего снега и овощного, но пряного ттоккука. Приготовления к празднику начались с самого утра. На кухне их дома тоже загремела посуда. Родители обсуждали приходящий праздник, и голоса их впервые за долгое время звучали искренней улыбкой. Джеюн и сам улыбнулся. Даже если больше он не был частью семьи, даже если сейчас жил он лишь с ними под одной крышей, эта мнимая теплая атмосфера успокоила беспокойное детское сердце. Стараясь не шуметь, мальчик начал и свои приготовления: спрятал под кровать одежду, которую наденет перед побегом, начал собирать «куклу», задержался, держа в руках одну из книг. Стоило ли ее брать с собой? На улице пускай снегопад и прекратился, новые его порывы легко испортят бережно хранимые сказки Волшебницы И-ен. Джеюн скрепя сердцем спрятал книгу в шкафчик и негромко попрощался, пообещав вернуться как можно скорее.       Осталось лишь ждать.       Ближе к вечеру улица наполнилась людскими голосами. Начало темнеть — значит, вот вот все жители деревни соберутся в ее центре, чтобы вместе встретить новый год. Джеюну исполнится целых десять лет — он будет совсем взрослый! А еще это означало, что совсем скоро наступит и день рождения Харин, родившейся в начале марта. Джеюн запомнил, что в стране волшебников обязательно найдет для подружки какой-нибудь незабываемый подарок, чтобы порадовать ее и извиниться за то, что слишком долго не появлялся на улицах Сонгори. Джеюну даже стало грустно: если родители всем говорили, что Джеюн умер, то и Харин наверное так считала. Ничего! Даже если подруга лила над ним слезы, Джеюн все-все исправит!       В коридоре раздались шаги. Родители забирали с кухни некоторые блюда, чтобы отнести их на общий стол. Джеюн впервые услышал отцовский смех — тихий, басистый, он звучал столь мягко и нежно, что мальчик был готов расплакаться.       — Неужели им правда лучше без меня? — шепотом проронил Джеюн. Он, понурив голову, смотрел на закрытую дверь своей комнаты. Может, будет лучше, если он останется в стране волшебников? Так родители никогда больше не будут переживать о сыне. Джеюн правда «умрет», исчезнув из Сонгори навсегда.       Слезы скатились по покрасневшим от нахлынувших эмоций щекам, и Джеюн поспешил утереть их краем рукава. В этот же момент дверь в комнату отворилась, и Джеюн напрягся, ожидая встретиться с озлобленно-ледяным отцовским взглядом. Каков же был его шок, когда внутрь прошла слабо улыбающаяся мама, с грустью глядящая на сына? Джеюн задрожал, со всей силы цепляясь пальцами за матрас кровати. Ему так сильно хотелось обнять маму! Хотелось сказать хоть что-нибудь, не испытывая ужаса! Рассказать ей, что ничего не понимал, и что любил, любил сильно и готов был извиняться бесконечно долго!       Мама присела перед Джеюном на корточки и вздохнула. Входная дверь между тем захлопнулась — отец покинул дом, сказав жене поторопиться.       — Джеюн-а, — Джеюн вновь вздрогнул. Не «отродье», не «тварь» и не любое другое оскорбительное слово, а домашнее «Джеюн-а». Мальчик подавил неосторожный всхлип, и мама лишь сочувственно улыбнулась. — Я знаю, что ты хочешь бежать.       Сердце Джеюна словно замерло. Его глаза округлились и потухли, горло перекрыло тяжелым комом. Они знали. Они знали. Они знали…       — Папа не знает, — продолжила мама шепотом. — Ты умный мальчик, Джеюн-а. Правильно все делаешь. Беги и не возвращайся, хорошо? Иди по левую сторону от леса. Ты найдешь другой город. Там будут ждать люди, которые тебе помогут.       — Мама, — прохныкал Джеюн, не веря тому, что слышал. — Мама, но почему? Что я сделал? Я не хочу уходить. Я буду скучать…       Женщина поднялась на ноги и покачала головой. Как и у сына, по ее щекам скатились слезы, но они сделали мамино лицо лишь живее. За время, что вернулся отец, она в целом стала выглядеть более здоровой. Когда домой вернулся мужчина, многие ее тяготы облегчились, и даже со всем переживанием о судьбе сына она стала восстанавливаться. Мама словно помолодела на несколько лет. Ее жесткая рука нежно коснулась щеки сына, и Джеюн неосознанно вздрогнул. Мама понимающе замерла, позволяя сыну заново привыкнуть к забытым прикосновениям, не приносящим боли.       — Я тоже этого не хочу, — призналась мама, улыбаясь и слабо поглаживая влажные щеки Джеюна. — Но так надо. Давай договоримся с тобой: через десять лет, когда ты будешь совсем взрослым, ты вернешься в Сонгори и мы увидимся снова. Обещаю, что тогда папа больше не будет на тебя злиться.       — Правда?       — Я никогда тебе не врала, Джеюн-а, — мама медленно убрала руку, но Джеюн, голодный по прикосновениям, вскочил, почти напрыгивая на мать и с силой ее обнимая. Он слишком сильно скучал по теплу и доверию; он скучал по маме больше, чем думал сам, а потому плакал так сильно, что детские всхлипы могли бы услышать и прохожие, если бы окно в спальню не было закрыто. — Все хорошо. Я люблю тебя, Джеюн. Береги себя. Мы будем тебя ждать.       — Я люблю тебя, мама, — сдавленно, но искренне повторил Джеюн, глядя в светлые материнские глаза. В ту ночь они казались особенно яркими, почти как у бабушки. Возможно, его мама тоже была волшебницей, но скрывала это столь тщательно, что никто узнать и не смог.       Через десять лет они увидятся снова — с этой мыслью Джеюн провожал силуэт мамы в последний раз. Когда за ней закрылась входная дверь, Джеюн поспешил утереть слезы и широко улыбнулся. Все хорошо. Все будет хорошо.       Джеюн послушал маму. Стоило ей уйти, как он, совсем уже не плачущий, перевалился через оконную раму, угодив по щиколотки в снег. Холод его не пугал. Теперь, когда надежда на родительскую любовь зажглась в Джеюне вновь, он был полон решимости, с которой и поковылял через сугробы в сторону леса. За спиной доносились голоса праздника, смех, звон посуды; обо всем этом приходилось забывать, притворяясь, что Соллаля не происходит. Тем не менее, мальчик верил в чудо, и потому шел через холодные ветра до тех пор, пока голоса взрослых окончательно не утихли.       Джеюн ни с кем не прощался и никого не видел. Он знал, что родители скажут всем в Сонгори, будто их сын умер в холоде зимы, и вскоре с ним все простятся. Джеюн этого вовсе не боялся. По словам мамы в соседнем поселении были те, кто ждали его, те, кто могли ему помочь. И маме он верил беспрекословно.       Ночь сменилась розовым рассветом, рассвет — голубым днем. Снежная буря утихла, и пускай мальчишка совсем не мерз, это облегчило его медленное продвижение к городу. Он не знал, кого искать, и как его найдут, но люди в нем наверняка знали, как выглядит сын госпожи Шим. Джеюн лишь единожды оглянулся назад, и то тогда, когда меж голых деревьев лесной опушки пробежал потерянный олень. Джеюн улыбнулся зверьку, но тот умчал прочь: наверняка сказать своим сородичам о том, что рядом с лесом ходит человек.       Джеюн не нуждался в отдыхе, упрямо следуя за своей целью, а потому и деревенские крыши-макушки домов заметил уже к вечеру дня после Соллаля. Высоко к небу тянулся дым из печек, а некоторые дома и вовсе были большими, двухэтажными и без дымовых труб, такими, как Джеюн еще не видел. По городку ездили машины, он выглядел живым настолько, что мальчик невольно замерз, разглядывая огни уличных фонарей с холмика, на котором очутился. Поселение тянулось далеко-далеко, вплоть до случайной реки в отдалении, и даже издали Джеюн ощущал запах оставшихся с праздника блюд, слышал людские голоса и рев моторов; он представлял скрип дверей, представлял детские озорные крики, и это поселило в нем радость столь тихую и тонкую, что брошенный своей семьей мальчик расплылся в клыкастой улыбке.       Бегом он спустился с холма, легко миновал какой-то пустырь и очутился в «живом» городе. Прохожих было ужасно мало, и лица у них были менее уставшие, чем лица людей в Сонгори. Джеюн был в восторге. Казалось, что его никто не замечает, и вместе с тем мальчишка видел принятие в глазах людей, иногда легкое удивление, и Джеюн был невозможно этому рад.       Вот только он все еще не знал, кто должен его найти. Ночь опустилась на городские улочки, а Джеюн продолжал плутать, разглядывая витрины магазинов, вслушиваясь в далекие выкрики, останавливаясь у ярких праздничных огоньков. Город оказался больше, чем мальчик думал, но и Джеюн не был из робкого десятка! Даже в абсолютной темноте некоторых мест, которые он миновал, Джеюн ничего не боялся, упрямо выискивая «того, кто ему поможет». Быть может, этот кто-то спал? В конце концов не все в мире волшебники, как Джеюн, который вторые сутки легко обходился без сна!       В какой-то момент Джеюн услышал шаги за спиной, но, обернувшись, никого не обнаружил. Мальчик непонимающе замер, и тогда фонарь над его головой замигал, привлекая детское внимание. Джеюн подумал, что это может быть следами влияния магов, и улыбнулся этой мысли: вот сейчас его найдут такие же, как и он сам! Мальчик заозирался, не прекращая улыбаться, и из темноты переулка вырос перед ним высокий, немолодой мужчина в потертой куртке и с грязными волосами. От него тянулся запах спирта, знакомый Джеюну, смешанный с чем-то гнилым, стухшим. Мальчик сморщил нос на неприятный аромат и отступил на шаг, когда мужчина что-то промямлил, обнажая желто-зеленоватые зубы, словно именно они и были той вонючей гнилью.       — Вы волшебник? — озадаченно спросил Джеюн, сделав очередной шаг назад по мере приближения мужчины. — Мама сказала, меня должны тут встретить…       — О, да, твоя мамаша меня и послала, — прохрипел мужчина, дернув плечами. Джеюн остановился. Может, этот дядя просто переоделся в неухоженного человека, на деле являясь волшебником? Люди в песочной одежде могли охотиться на волшебников! — Подойди, не бойся. Вот, хочешь, у меня есть конфетка?       Мужчина выудил из едва ли не дыры-кармана замотанную явно не на фабрике сладость. Скомканный, бледно-желтый, а где-то и вовсе до белого протертый фантик свидетельствовал о банановом вкусе. Джеюн заинтересованно склонил голову вбок и слегка замешкался. Что-то в дяде его напрягало, но что точно — сказать он не мог. То ли дело в запахе, то ли в грязи, скопленной меж морщин, Джеюн не знал. Однако он ребенком был вежливым, и потому отказался по честной причине:       — Простите, я такое и не ем, — Джеюн слабо поклонился. — Скажите, вы же мне поможете? Мама сказала…       Джеюн не успел и договорить, когда конфета из рук мужчины выпала, и его жилистая, покрытая грязью и ссадинами рука схватилась за плечо ребенка. Мальчишка попробовал вырваться, но мужчина был сильнее, и стоило Джеюну открыть рот, чтобы закричать, как такая же грязная рука зажала его губы. Мужчина цокнул и сплюнул смешанную с белой субстанцией слюну, а после хрипло, неприятно рассмеялся. Джеюн обеими руками схватился за удерживающую его рот руку, но все бестолку. Его потащили за собой, словно мальчик совсем ничего не весил; словно этот мужчина проворачивал такое не в первый раз.       Джеюна тащили в тот самый переулок, откуда мужчина и вышел. Теперь мальчик был уверен — это опасность! Ему нужно было срочно бежать! И тогда Джеюн, отчаянно брыкаясь, закусил внутреннюю часть ладони мужчины. Вкус грязи на языке смешался со сладостью, от которой зрение Джеюна прояснилось, а силы в теле возрасли. Он вцепился лишь сильнее, гонясь ни то за желанным вкусом и насыщением, ни то за спасением себя самого. Мужчина взревел и отбросил от себя прочь мальчишку, который, отлетев на добрые пару метров, приподнялся и облизнулся.       В глазах грязного мужчины застрял ужас, с которым он воскликнул своим прокуренным голосом:       — Кровосос! О Боже, здесь кровосос!       Джеюн замер. «Кровосос» — так называл его и отец. Мальчик провел тыльной стороной ладони по лицу, и после обнаружил на ней крошечные капли багровой крови. Его зрачки сузились, и мальчишка не мог пошевелиться или услышать отчаянных криков пытавшегося его схватить мужчины.       Кровосос. Сосет кровь. Кровь.       Кровь.       Джеюн вздрогнул, когда крик мужчины сменился сдавленным хрипом, а после и вовсе стих. Мальчик взглянул в ту сторону, где высился силуэт недруга, и обнаружил лишь лежащее на земле тело, над которым стоял мальчик… возраста Джеюна. Губы малыша были испачканы в крови, а взгляд неестественно-серых глаз был направлен на Джеюна с столь сильным холодом, что даже Джеюн, не чувствующий снега в ботинках, вздрогнул. Он никогда не видел таких удивительных глаз, которые в сочетании с прямыми, чуть длинными волосами превращали мальчика в героя какой-нибудь сказки. Да и кожа у него была бледная-бледная…       «Кай из Снежной Королевы!» — подумал Джеюн и опустил руки. Мальчик не двигался, проедая в Джеюне взглядом дыру и нисколько не обращая внимания на лежащего у него в ногах мужчину. Джеюн слабо свел бровки: почему этот дядька столь внезапно упал? И при чем тут «Кай»?       — Что ты делаешь! — тихо прошипел мальчик, который в мгновение ока оказался на близком расстоянии от Джеюна. Джеюн же от удивления открыл рот: вот это скорость! — Из какой ты семьи?!       Джеюн неуверенно качнул головой. Мальчик на него определенно злился — но почему? Этот мужчина являлся ему родственником? Или они дружили? Джеюну не следовало обороняться?..       — Я из…       — Ты не знаешь, что ли, что нельзя пить кровь местных людей? Да все вампиры это знают! — продолжил мальчик, совсем не заботясь о чужом ответе. Джеюн окончательно нахмурился. Грубо! — Пойдем, пока тебя не поймали…       — Вампиры? — шепотом переспросил Джеюн в спину уходящему мальчику. Тот обернулся, награждая Джеюна очередным ледяным взглядом. Джеюн понял, что лучше ему этого «Кая» слушаться, и побежал следом, пару раз оглянувшись на лежащего на снегу мужчины.       Джеюн мог поклясться, что совсем не слышал его дыхания.       Мальчик вел его по другим улицам; Джеюн был уверен, что этих улиц не видел. Страх отступил в момент, когда он вырвался из рук мужчины, и даже несмотря на холод «Кая», Джеюн ощущал некое доверие к этому мальчику. Что-то на внутреннем уровне — когда достаточно увидеть человека, чтобы понять, что он не опасен! А Джеюн своему «шестому чувству» доверял, а потому спокойно бежал за новым знакомым.       Мальчик привел Джеюна к какому-то двухэтажному домику. За окнами горел свет, но плотные шторы не давали разглядеть комнат. Джеюн засомневался — неужели его к себе в гости ведет тот, чьего имени Джеюн и не знал? Поэтому он задал глупый, но важный для него вопрос:       — Стой. А как тебя зовут?       «Кай» остановился и обернулся. Мальчик с сомнением поджал алые, тонкие губы, и Джеюн разглядел на лице мальчишки несколько родинок. Бабушка говорила, что родинки — это места, в которые нас целовали в прошлой жизни. Этот мальчик был излюбленным, вот точно! Наверняка и нрав у него добрый, просто притворялся он злым. Неужели это потому что «Кай» испугался того мужчины? Джеюн бы мог его защитить!       — А зачем тебе? — спросил недовольно «Кай». Джеюн пожал плечами.       — Просто. Я иду к тебе в гости.       — Почему ты думаешь, что я тут живу?       — Просто…       «Кай» промолчал и отвернулся. Джеюн не обиделся: Харин тоже была часто недовольной, когда ей в целом что-то не нравилось. Или просто так — недовольная, и всё. От мыслей о подруге Джеюн погрустнел, следуя за новым знакомым. Как же там она? Будет ли Харин плакать, когда узнает, что Джеюн ушел? Вернее, умер. Его родители всем скажут, что он умер…       Дверь в дом отворилась, стоило детям подойти ко входу. За ней оказалась молодая женщина, куда младше мамы Джеюна, и глаза ее были столь чисто-голубые, что Джеюн сразу понял: она мама «Кая». Он правда привел Джеюна к себе домой!       — Мама! — «Кай» сложил руки на груди. — Мама, он пытался укусить человека! Он ничего не знает!       — Сонхун-а, милый, проходи в дом. Почему ты гулял так поздно? — женщина пропустила еще больше обидевшегося сына внутрь и задержала взгляд на Джеюне. «Сонхун»! Джеюн постарался сразу забыть приевшееся «Кай», хотя схожести игнорировать никак уж не мог. Он поднял голову на маму его нового знакомого, которая глядела на мальчика как-то озадаченно.       — Малыш, как тебя зовут?       — Джеюн, — поклонился мальчик. Он краем глаза заметил, что Сонхун остался в коридоре, исподтишка наблюдая за происходящим. Лицо женщины прояснилось, ее глаза блеснули слезами. Тем не менее, улыбка у нее была нежная, материнская, из-за чего у Джеюна кольнуло в груди.       — А фамилия? — уточнила она.       — Шим. Шим Джеюн… Простите, я ищу кого-то, кто мне поможет… Мама просто сказала…       Женщина присела перед ним на корточки. Ее тонкие, бледные руки коснулись плеч мальчика, и Джеюн позволил себя слегка приобнять. Она медленно дышала, разглядывая лицо мальчишки, и мягкая улыбка не сходила с лица ее. Джеюну сделалось неловко и непонятно. Слишком долгий срок его не любили, чтобы внезапно тепло он ощутил от неизвестной ему женщины. Захотелось отстраниться; Джеюн понял — ему неприятно.       — Меня зовут Пак Чусон, Джеюн-а. Твоя мама — моя близкая подруга. Когда-то мы были неразлучны, пока она… — женщина притихла. Джеюн не стал переспрашивать, сохраняя вежливость. — Я помогу тебе, Джеюн. Мне так жаль, что твой папа поступил так. Пока ты поживешь у нас, но ничего, однажды вы с мамой увидитесь…       — Через десять лет, — уверенно кивнул Джеюн. — Мама так сказала.       Слеза скатилась по щеке госпожи Пак, и она ее спешно утерла, тихонечко рассмеявшись. Она покачала головой, произнося:       — Прости-прости. Через десять лет — значит, через десять лет. Проходи пока в дом, Джеюн-а. Это Сонхун — мой сын и… твой брат на то время, что ты будешь жить с нами. Джеюна, скажи, сколько тебе лет?       Джеюн прошел за госпожой Пак в освещенную кухоньку, оставив обувь и куртку в коридоре. Здесь пахло горячим чаем и теплом, как пахнет камин в зимние вечера. Сонхун, новый «брат» Джеюна, куда-то убежал, поняв, что чужака пустили в дом. Джеюн подумал, что Сонхун мог быть стеснителен, а потому решил избежать разговора между Джеюном и своей мамой.       — Девять, — ответил Джеюн. Госпожа Пак завозилась в холодильнике. Джеюн, видя это, поспешил сообщить, что не голоден. После стычки с подозрительным мужчиной всякое чувство голода пропало, да и сам Джеюн ощутил большой прилив сил. Он надеялся, что не повел себя невежливо, отказавшись от еды заранее.       Госпожа Пак ему улыбнулась, демонстрируя небольшой бутылек с красным содержимым. Джеюн удивленно ахнул: совсем как тот, что был у бабушки! Лекарство Волшебницы И-ен, спасающее ее от кашля!       — Вы волшебница! — воскликнул Джеюн, не раздумывая. — Самая настоящая!       Госпожа Пак рассмеялась, и смех этот прозвучал столь чисто и звонко, что Джеюн сам заулыбался. Голубые глаза ее смотрели на Джеюна не так, как глаза Сонхуна. Они были пропитаны настоящим уютом, лаской, да до того сильной, что любой бы мог пропитаться любовью к этой женщине. Она не была мамой Джеюна, но даже так он почувствовал себя если уж не сыном, то уж точно племянником доброжелательной госпожи Пак.       — Джеюн, ты знаешь, что это? — спросила женщина, присаживаясь напротив. Джеюн еще раз взглянул на бутылек, задумался, а после кивнул. — Уверен? И что такое «вампиры» знаешь?       — М-м-м… — Джеюн пожал плечами. — Сонхун назвал меня вампиром. Это плохо?       — Вовсе нет, — госпожа Пак вновь улыбнулась. — В этой бутылочке кровь, Джеюн. Вампиры — это люди, которые пьют кровь.       — Кровь? Но я не пью кровь… — промямлил Джеюн. В голове возникли свежие картины столкновения с мужчиной. Его память помутилась, стоило мальчишке укусить чужую руку. Неужели это потому что он выпил чужую кровь? Но ведь… — Но ведь это делает людям больно. Я не хочу пить кровь!       Госпожа Пак поставила бутылек на стол, из-за чего жидкость в нем всплеснулась. Джеюн завороженно проследил, как капельки стекли вниз, в общую массу крови, и почувствовал непонятное чувство зуда в деснах. Мальчик приложил руку ко рту, стараясь понять, чем вызваны неприятные ощущения, и напоролся на острый клык. Джеюн ой-кнул, отводя ладошку и глядя на маленький порез на пальце. Госпожа Пак тихо вздохнула и покачала головой.       — Тебе еще многое предстоит узнать, Джеюн-а. Не бойся — семья Пак будет тебе словно родной, мы не дадим тебя в обиду, — мальчик поднял круглые глаза на женщину. Он окончательно запутался в новой информации, и мог только хлопать глазами, внимая мелодичному голосу. — Завтра приедет мой муж, папа Сонхуна, Пак Сумин, можешь называть его господином Пак, пока он сам не придумает себе новое имя. Он отвезет нас всех в другой город, где все — вампиры.       — И все пьют кровь? — удивился Джеюн.       Образы в голове возникли пугающие. Он читал, что кровь пьют только летучие мыши, и потому относился к ним настороженно. Вдруг и он мог стать случайно жертвой этих милый зверушек! Могло ли быть так, что вампиры и летучие мыши связаны?       И если Джеюн был вампиром, то неужели и бабушка… тоже?       — И все пьют кровь, — согласилась госпожа Пак. — Я знаю, что в твоей семье никогда не говорили о том, кто ты, потому что твоя мама не знала, что ты вампир, пока… пока не произошли некоторые события. Джеюн, ничего не бойся. Сначала может быть страшно, но люди вроде меня или Сонхуна такие с рождения. Это просто природа. Мы такие люди, как и все другие, просто особенные.       — М-м-м… волшебники? Мы волшебники?       — Нет! Нет, не волшебники! — раздался детский голосок за дверью. На кухню зашел Сонхун. Его голос был тих, но говорил он при этом громко, будто вечно балансировал на грани между шепотом и криком. Странное сочетание, но тому, кто похож был на Кая, подходило. — Мы вампиры. Не волшебники.       Госпожа Пак погладила сына по голове, и тот недовольно надул губы. Джеюн улыбнулся. Его «брат» был забавным, в точности похожим на маленького вороненка или даже летучего мышонка. Второе было точным! Если вампиры похожи на летучих мышей, то Сонхун тоже похож! Но Джеюн не был похож на летучую мышь… Как ему казалось.       — Сонхун-а, это Джеюн, твой новый брат, — улыбнулась госпожа Пак. — Теперь он будет жить с нами, и…       — А я не хочу. Он глупый!       — Сонхун, нельзя же так. Просто Джеюн пока мало знает о вампирах. Он из семьи обычных людей.       — Обращенный? — нахмурился Сонхун. Джеюн успевал только удивленно хлопать глазами. Он не понимал и половины того, о чем говорят мать с сыном, но слушал внимательно, выискивая в их речи подсказки.       — Нет. Просто у его мамы, тети Шим, если ты помнишь ее, не проявились гены.       Сонхун метнул холодный взгляд на Джеюна. Последний вновь попробовал как можно более дружелюбно улыбнуться, но его «брат» спешно покинул кухню, оставшись при своих мыслях. Госпожа Пак попросила Джеюна не обижаться, но тот ответил, что страшного ничего в поведении Сонхуна не видит.       Так Джеюн поселился в семье Пак. И пускай казалось, что теперь, когда у него были крыша над головой и люди, готовые помочь ему в любой ситуации, которая только могла произойти, тоска не покидала детского сердца ни на секунду. Джеюн тосковал по матери, когда сел в машину господина Пак, попросившего называть его простым «Сумин-ши»; тосковал по грязи на дорожках Сонгори, разглядывая красочные виды за окнами; тосковал по игре на пианино в доме Харин, когда вновь получал недовольный взгляд Сонхуна, который почти плакал, умоляя Джеюна с собой не брать; тосковал по бабушке, когда дважды в поездке день сменился ночью; Джеюн скучал по всей своей прошлой жизни и сразу начал считать годы, которые ему придется прожить до следующей встрече с матерью.       А пока перед ним открылись двери Нового Варгра — города, которого не найти на картах Южной Кореи, и который издавна был известен своим населением, потому что каждый прохожий в Варгре — вампир, и каждое блюдо в ресторане — человеческая кровь.