Моя кровь

      Долгое время не происходило ничего.       Джеюн тосковал по бабушке. Он верил маме и словам о том, что Волшебница просто уехала в город таких же чародеев и магов; тем не менее, в одно раннее утро он все-таки посетил кладбище, и за весь день успел обойти его дважды, убедившись, что могилы там не было. Он решил, что сам навестит бабушку, когда станет старше: может, вместе с родителями. Совсем скоро должен был вернуться отец. Мама объяснила, что ненадолго, но, как только их страна добьется независимости, папа будет жить с ними до конца их лет. Джеюн верил и ждал.       Голод вновь притупился и возникал лишь временами и вспышками, на которые Джеюн закрывал глаза. Мама не переживала и не спрашивала, а другим взрослым не было дела, поэтому и сам мальчишка прекратил переживать. В конце концов, он был волшебником, и хранил этот секрет очень бережно! Однажды даже тетушка Ким вручила ему яблоко за старательную помощь в саду, и Джеюн даже откусил кусочек. Его, правда, стошнило через пару часов. Об этом тоже никто не знал, а тетушка Ким была рада, что «шимовский» ребенок наконец-то согласился опробовать славный урожай.       Шла зима, с деревьев опали все листья, и Джеюн находил прекрасное даже в грязных лужах и голых деревянных столбах, чьи косые-острые ветви тряслись на холодном ветру. Джеюну холодно не было, но многие жители деревни мерзли. Часто самые крепкие женщины и мальчишки постарше отправлялись в лес на сбор дров. Джеюн тоже порывался, но мать запретила строго-настрого. Джеюн в своем возрасте топором мог ненароком навредить и себе и окружающим.       Мальчик шагал вдоль каменистой дорожки, оборванной ветром веткой пиная найденный у чьего-то домика каштан. Каштан забавно обходил камешки дороги, перебегая по впадинкам между ними, и порой требовал лишнего пинка, чтобы обогнуть лужу и в нее не угодить. В конце концов Джеюн сам неправильным движением руки игрушку туда и загнал, да еще и в самую глубь, в которую лезть не хотелось. Обувь смачивалась насквозь любой влагой и без того была испорчена.       К счастью, Джеюн как раз дошагал до домика Харин, из которого доносилась дивная песня пианино. Инструмент был слегка расстроен, но ребенок и не мог заметить, что звучание искажалось. Недолго думая, он пробежал за ограду и постучался. Дела на сегодня все были сделаны, да и мама велела сыну пойти и поиграть, пока не наступила морозная зима. В снежный сезон все ютились по комнатушкам, кучкуясь у каминов и распивая горячую воду. Джеюну нравилась зима несмотря ни на что: в сказках она была не менее волшебной, чем лето. Да и в Соллаль улицы деревушки оживали. Праздника Джеюн ждал с особый трепетом: подарки они получали редко, однако самое праздничное настроение и редко искреннее счастливые улыбки вызывали восторг в детском сердце. В Соллаль все жители деревни снова объединялись, забывали обиды, и одну ночь могли провести в таком мире, в котором никогда не существовало страха и печали. Джеюн любил Соллаль всем сердцем. До него оставалось около полутора месяцев.       Мама Харин с удовольствием впустила Джеюна в дом, предложив даже свежеиспеченную лепешку. Джеюн отказался, соврав о том, что хорошо поел перед выходом, и потом лишь получил дозволение составить Харин компанию в ее комнате. Помещение было маленьким, едва вмещающим пианино, кровать и письменный столик со шкафчиком, из которого девочка скоро должна вырасти.       — Харин-а, — улыбнулся Джеюн, усаживаясь рядом с подругой на высокий стул. Девочка чуть не слетала от такого неожиданного пинка, но вовремя ухватилась за клавиши, которые от испуга тоже заверещали высокими нотами. Этого уже испугался Джеюн, свалившись первым.       Харин фыркнула и сложила руки на груди. Губки девочки недовольно надулись.       — Доволен?! — воскликнула она. — Я же репети-и-ировала!       Джеюн неуклюже поднялся и отряхнул штаны от пыли, собравшейся у подножья инструмента.       — Пошли погуляем? — предложил мальчишка, игнорируя обиду подруги. Впрочем, Харин уже была не так зла, ведь друг получил по заслугам сам. — На улице не очень холодно.       — Мы пойдем к Волшебнице И-ен? — у девочки даже глазки загорелись, тут же увеличившись в размере. Джеюн покачал головой, грустно потупив взгляд.       Харин никак не могла запомнить!       — Харин-а, бабушка уехала, — напомнил он беззлобно. Джеюн не умел злиться и особо раздражаться даже будучи ребенком. Мама говорила, что злость — это одна из эмоций, которые подвигли людей на войну. Джеюн не желал войны. — Просто погуляем.       Спустя около получаса ему все-таки удалось подговорить подругу на вылазку. Харин канючила, что на улице уже холодно, и что Джеюн обманщик, и что ей хотелось сидеть дома, а не по лужам шлепать! Джеюн же умел улыбаться столь обворожительно, что покорял сердце недовольной девчонки из раза в раз, и вот они уже шли по улочке за ручку — без этой детали Харин бы не согласилась вовсе. Джеюн был не против.       Они обсуждали зиму. Джеюн настаивал, что снег на землю бросают волшебники, живущие на облаках, а вьюга — это дыхание северного дракона, который прячется за высокими холмами. Харин же, происходящая из весьма образованной для деревеньки семьи, отрицала все выдумки друга, говоря, что виной всему погода и смена сезонов.       — И что? Почему погоду не может делать дракон? — недоумевал Джеюн.       — Нет драконов! Не бывает! — Харин на ходу топнула ногой, чуть не расплескав всю грязь на Джеюна. — Погода виновата!       — Не правда, — тихо отозвался Джеюн.       Им навстречу шли несколько старших мальчишек. У каждого за спиной перетянута была связка дров. За ними ступали уставшие женщины, волочащие топоры чуть ли не по полу. Джеюн тут же спохватился: забыв о том, что обещал держать Харин за руку и дальше, он сорвался с места и предложил рабочим помощь. Одна из женщин в ответ на это рассмеялась и потрепала мальчишку по голове.       — Не нужно. Не детское это дело.       Джеюн повторил попытку несколько раз, и все вышли безуспешно. Взрослые упорно отказывались от его помощи! Это происходило столь редко, что Джеюн не мог сообразить, в чем суть. Да, он ростом был мал, но силы в нем было больше, чем у мамы, ведь был Джеюн мужчиной! Харин в то время приходилось просто следовать за другом, дуя губы и складывая руки на груди. Иногда она подавала голос, чтобы Джеюн идею глупую оставил, но ее друг оказался самым упрямым человеком на земле. В итоге Джеюн сдался сам, — так девочке показалось лишь на мгновение, — прежде чем он подбежал к подруге, радостно улыбаясь.       Хорошего это не сулило.       — А у тебя дома есть дрова? — спросил Джеюн. Харин отрицательно покачала головой. — А топор?       — Ну есть, — пробубнила все еще обиженная девочка, которую обделили вниманием.       — Давай я нарублю дров!       — Зачем?       — Чтобы твоя мама не уставала, — Джеюн широко улыбнулся. — Тогда она будет готовить вкуснее и играть с тобой чаще. Заодно и моей маме нарубим!       Обычно мама Джеюна просила нарубить дров кого-нибудь из соседей. Они соглашались, но не за бесплатно: Джеюн видел, с какой грустной благодарностью мать вручала соседке мешочки муки или засушенные фрукты, которые Джеюн обожал… до того, как потерял голод. Если он сделает всю работу сам, продуктов останется в самом деле больше.       Вот только обиженную Харин подкупить было сложно.       — Сам и иди, — фыркнула девчушка. — Я не хочу.       — Ну почему?       — Не хочу! — злобно.       — Ты боишься леса?       — Не… не боюсь! Я не маленькая!       — Тогда пошли.       …И это сработало. Джеюну стыдно, впрочем, не было.       Вскоре двое детей, вооружившись старым топором, «голова» которого опасно тряслась при пружинистой походке Джеюна, направились к лесу. Стала подниматься вьюга, гонящая белые тучные облака к Сонгори ближе, однако пока снега падало мало, и был он мокроват для полноценных пушистых осадков. Харин неуверенно топала рядом с другом, вечно озираясь то назад, то по сторонам. Стоило им войти в лес, как девочка вовсе остановилась, окончательно засомневавшись. Джеюн вторил ей и обернулся, не прекращая улыбаться. Он был рад сделать доброе дело и порадовать семью подружки — вот только подружка в самом деле нисколько рада не была.       Всех детей в раннем возрасте пугали лесом. В рассказах взрослых ветвистые заросли были страшны и дремучи, среди них водились кровожадные волки и медведи, и даже кролики бежали оттуда прочь, чтобы не теряться больше. Только взрослые, высокие и способные смотреть дальше детского взгляда, могли ходить в лес, и то не по одиночке — группами, ведь так безопаснее. И Джеюн сам слушался взрослых до случая с пропавшим мальчишкой. В тот день Джеюн заблудился и почти убедился в словах взрослых, однако, когда ему все-таки удалось обнаружить мальчика, вовсе позабыл про все наказы. Он ведь однажды смог найти в лесу правильную тропинку! И намерен был найти вновь.       Эту тропинку Джеюн лично назвал «Лисьей». В поисках малыша Кима шестилетний Джеюн какое-то время плутал по лесу, и уже начал расстраиваться: ни следа его маленького друга! Как вдруг, откуда ни возьмись, в кустах он заметил рыжий хвостик. В одной из сказок бабушки жила Лисица, хитрая, но умная, которая знала все дорожки в лесу, и пускай не была там главной, но все равно имела уважение у всех-всех страшных зверей! Маленький Джеюн устремился за лисичкой, у которой только хвостик промелькать и успел. Так Джеюн добрался к этой самой тропинке — в то лето она была увита пушистыми и остроконечными зарослями ягодных кустов, словно заборчиком. По ней Джеюн вышел на плачущего в овражике малыша Кима.       Джеюн был уверен — это волшебная Лисья тропинка, не иначе! И Лисица сама рисует ее из раза в раз, чтобы помогать людям найти в лесу то, что им нужно. Поэтому сейчас Джеюн нисколько не боялся и о том, что заблудятся, волноваться не мог. Он верил Лисице. А вот Харин, которая этой истории не знала, затопталась на месте, причмокивая сапогами о грязно-снежные лужи.       — Может, пойдем? — грустно спросила Харин, округляя большие глаза. — Мне холодно…       — Возьми мою куртку! — сразу спохватился Джеюн, стягивая поношенную курточку с плеч. При этом топор опасно завертелся в детских руках, и мальчик отбросил его ближе к обочине дорожки, где грязи было меньше. Харин подскочила к нему и попробовала натянуть на Джеюна куртку вновь.       — Не-е-ет! Сам носи! Я хочу домой.       Джеюн непонимающе нахмурился. Они ведь уже договорились сходить за дровами! Это недолго: обычно взрослые отлучались на парочку часов, если ходили маленькими группами, и возвращались с ку-у-учей дров! А им нужно всего ничего, и то почти все палена будет нести именно Джеюн. Харин нужна только для того, чтобы помочь нести топор на обратном пути. Мальчишка заранее предположил, что со всем нарубленным инструмент утащить будет сложно, да и принадлежал он изначально подружке.       — Харин-а-а, пожалуйста, — повторяя тон подруги, протянул Джеюн. — Возьми мою куртку и ничего не бойся! Я защищу нас. Ты же знаешь, что я сильный!       — Ну да, — шмыгнула Харин и опустила взгляд к носочкам ног, испачканным в грязи. Никакого согласия в ее голосе не было. Джеюн задумался, а после произнес:       — Если сходишь со мной, то обещаю, что на Соллаль подарю тебе целую ку-у-учу сладких леденцов! Таких, как делала бабушка!       — Леденцов Волшебницы И-ен? — восторженно повторила малышка. — Правда? Можно?       Джеюн ярко улыбнулся и кивнул, окончательно стянув курточку и накинув ее на плечи подруги. Всякий страх у девочки окончательно пропал. Конечно, ведь сладкие палочки были любимым угощением всех детей в Сонгори! С тех пор, как Волшебница И-ен пропала, никто их больше такой вкусностью не угощал… А Джеюну Харин верила несмотря ни на что: пускай ее друг и был тем еще выдумщиком и дурачком, как говорила мама, Джеюн оставался очень честным, и даже в своем юном возрасте умел держать слово.       Джеюн, правда, пока не успел придумать, где раздобудет все необходимое для леденцов. Когда-то, когда он был совсем маленьким, в их деревеньке был магазин, где можно было купить сахар. Даже не выращивая самостоятельно! Однако теперь он был закрыт, и деревня существовала «автономно» — это слово он выучил от тетушки Чхон, которая всегда говорила особенно умными словами, которые Джеюн очень любил. Ничего! Соллаль на то и Соллаль, что полон чудес.       Они шли по лесу какое-то время. Джеюн несколько раз пересказал Харин историю про Лисицу и про то, что она приведет их к месту, где дрова можно рубить. Пока все деревья были слишком высокие, а от оставшихся остались лишь пеньки — результат работы взрослых, не иначе. Но дети не теряли надежды и блуждали по лесу до тех пор, пока свет вокруг не стал золотеть в лучах едва проглядывающего между туч слонца. Редкий снежок замерцал хрусталиками, ветки зашумели громче, меж них завыл северный, холодный ветер. Джеюну холодно не было, а Харин, нелепо укутанная в две куртки, больше не жаловалась, но лишних лесных шорохов, что так восхищали друга, все еще побаивалась.       А Лисицы нигде не было! То ли и она испугалась непогоды, то ли зимой шкурка ее меняла окрас, а оттого найти рыжий хвостик было сложнее. И, когда дети совсем отчаялись, точно также, как было в случае с малышом Ким, Джеюн краем глаза заметил какое-то движение. Ему показалось, что рыже-серая шерстка мелькнула меж двух лысых деревьев, и поспешил за ней, поманив за собой Харин жестом руки. Подруга растерянно моргнула, но, побоявшись остаться в одиночестве, пошлепала за Джеюном.       От быстрого бега за Лисицей дыхание стало сбиваться, и Джеюн испытал от усталости легкий голод. Поворот, затем еще, обогнуть кусты, перепрыгнуть ямку, пролезть под каким-то деревом, об поломанные ветви которого Харин, кажется, поцарапала и без того убитую существованием джеюнову куртку… Джеюн замер, и в спину ему с забавным «ой» врезалась девчушка. Мальчик оскалил зубы в широкой улыбке и громко рассмеялся: нашли, они нашли! Лисья тропинка! Почти такая же, по которой шел Джеюн в поисках малыша Ким!       — Сюда! — выдохнув пар, позвал Джеюн, спеша пробежать вдоль нее. Впереди рисовались маленькие, но толстостволые деревья, как раз подходящие для сруба. Харин пропищала что-то в ответ об усталости, и мальчишка схватил ее за руку, силой потянув за собой. Счастье расплескалось в груди, а вера в сказочное лишь усилилась. Лисица привела его вновь к нужному месту! Пусть в прошлый раз Джеюн ударился и не смог воротиться по тропинке домой, он был уверен — именно эта дорожка прокладывает волшебно-близкий путь к Сонгори, и им достаточно будет просто обернуться, чтобы вернуться в дом Харин с подарками для ее семьи! Как же Джеюн был рад, как наивно смеялся он в лицо темнеющему лесу!       И Джеюн споткнулся. Увлеченный сказкой, он не заметил торчащую из земли корягу. Топор, что мальчик удерживал в ладошке, вывалился из рук и покатился вниз по нарисовавшимуся будто из ниоткуда склону. Мир перед глазами ребенка скользнул и размылся, он покатился следом, утягивая за собой завизжавшую от ужаса и боли Харин. Ветки цепляли их за одежду, камушки царапали кожу, и падение, длившееся не больше нескольких секунд, превратилось в вечность, после которой двое друзей оказались на самом дне оврага, по которому куда-то спешила тонкая лесная речка.       Боль мелькнула в теле и затихла. Джеюн с трудом раскрыл сильно сжатые от испуга глаза и проморгался, рассматривая увивавшие темное небо ветки. Они были так далеко-далеко, словно между ними и мальчиком были километры. Джеюн протянул руку вверх, заметив, что маленькие ранки на тыльной стороне ладони сами собой стали заживать. В нос ударил сладкий-сладкий запах, как пахли те самые леденцы, и во рту стала скапливаться слюна. Голод-голод-голод… Что же могло так вкусно пахнуть в этой расщелине?       Джеюн приподнялся, усаживаясь. К спине неприятно прилип свитер, потяжелевший от влаги, в волосах запутались сухие листья и веточки. Он неудачно размазал по лицу грязь, пытаясь смахнуть ее прочь. Перед ним высилась отвесная стена из грязи, острых камней и кустов. На одном из маленьких ее отступов красовался кусок одежды — как раз свитера Джеюна. Он потянулся к спине и, вернув руку к груди, понял две вещи: кусок ткани от плеча до лопаток отсутствовал; мало того, под ногтями его с грязью смешалась собственная кровь. Удивительно, но боли малыш так и не ощутил, в отличие от запоздало застонавшей Харин. Девочка заплакала, едва отрывая голову от смочившего ее волосы ручья.       Если Харин не выглядела хуже Джеюна, то ей как минимум было очень плохо. Куртка, отданная другом, валялась подле самого склона; та же, что была на девочке изначально, вся изорвалась; местами из нее торчали куски веток, однако именно она защитила детское тельце от ран за счет плотного пухового слоя. Слезы и грязь на лице подруги смешались с кровью от полученных в падении царапин. Кровь выступила и на коленках девочки, в тех местах, где разодраны были старые синие штаны. Девочка уткнула ладошки в землю, стараясь приподняться на дрожащих руках, и новый запах крови от порезов на пальцах ударил Джеюну в нос.       Кровь-кровь-кровь.       Голод-голод-голод…       Джеюн сглотнул слюну и плотно сжал кулаки. У него от голода зудели десны, глаза напряглись при взгляде на ревущую подругу. В горле стоял тяжелый ком, а желудок свело, как сводило бы у любого нормального человека, голодавшего долгие недели. Весь он затрясся, как легкие ветки деревьев, ломаемые поднимающимся над ними ветром. Темнело, а глаза Джеюна засверкали хищно-желтым. Кровь Харин пахла бесконечно сладко, Джеюну ее не хватало, Джеюну ее хотелось. Харин даже не замечала в друге перемен: убитая болью, ужасом и грустью, она могла только неразборчиво что-то бормотать, жмуря глаза и плача. Даже взгляни она на Джеюна сейчас, не разобрала бы за слезами то, как опасно Джеюн дернулся к ней ближе, и как больше забился в нем пробужденный зверь.       Под оглушительный, но быстро стихший детский крик Джеюн впился подруге в глотку.       

— ◊ —

             Джеюн открыл глаза и подскочил, скидывая с себя одеяло.       В его комнате стоял предрассветный мрак. В нос ударил запах пыли и жженого сахара, стена перед глазами раздвоилась, и мальчик плотно сжал веки, силясь отогнать чувство тошноты. Быстрыми вдохами он жадно глотал кислород, которого совсем не хватало в душной, но холодной комнатушке. Пальцами он вцепился в смявшуюся простынь. В голове стояла абсолютная пустота, здорово давящая на виски вместе с абсолютной тишиной, в которой лишь слегка различался шум быстрого ветра. Зрение медленно прояснялось. Пол под окошком был мокрый, и в свете тусклого уличного фонаря Джеюн разглядел первый настоящий снег.       Он абсолютно ничего не помнил, но ощущал легкость и назойливый, липкий страх. Джеюн мог лишь осматриваться в поисках хоть каких-то подсказок, но все бестолку: память обрывалась в момент, когда они с Харин ступили на Лисью тропинку. Что же было дальше? Неужели они все-таки так замерзли, что уснули прямо там, в лесу? Хорошо, что их нашли: иначе Джеюн бы не оказался сейчас в своей комнате. Плененный непониманием, Джеюн прижал к груди колени и небрежно подтянул одеяло с пола. Его волосы были сырыми, но он совсем не мерз, напротив: ему было тепло внутри, и лишь слегка холода кусали его снаружи, как тысячи маленьких комариков. Странное, непонятное чувство.       Успокаиваясь, Джеюн предположил, что мама наверняка сейчас очень зла на него. Мало того, что куртку свою Джеюн отдал подружке, так еще и вдвоем они не смогли вернуться домой вовремя! Или смогли? Мог ли Джеюн вернуться и уснуть так крепко, что вовсе позабыл почти все о вчерашнем дне?       Джеюн потряс головой, отгоняя всякие страхи. Он был смелым! Даже если мама на него злится, он извинится и исправится. Он готов даже неделями сидеть дома и помогать только ей по хозяйству, только бы не видеть маму расстроенной из-за него! Более того — если им с Харин все-таки удалось принести дров, то сделали они хорошее дело, которое поможет семье Харин в начале этой зимы! А если не донесли, то, как минимум, хорошие намерения у них были.       Не желая больше теряться в догадках, Джеюн спустил босые ноги на холодный пол. Он щелкнул лампой, стоящей у его небольшого письменного стола, который мальчик уже перерастал, и подтянул к себе одну из оставленных в шкафчике книжек. Раньше все книги хранились в доме бабушки, но теперь, когда она уехала, Джеюн тайно перетащил их к себе. Он продолжал их прятать — нельзя, чтобы о них узнали люди в песочной одежде, иначе книжки заберут, и маму тоже могут забрать! Сейчас же, когда вся деревня спала, опасности в их прочтении не было. Джеюн открыл случайную страницу и принялся читать очередную сказку. И угадал! Это была сказка про ту самую Лисицу, и мальчик расплылся в улыбке, закачав ногами под стулом.       Так он провел пару часов. Полностью погрузившись в удивительный магический мир, Джеюн почти пропустил момент, когда заскрипела дверь в комнате мамы, а после раздались шаги. Вот только шагов было больше, чем обычно. Джеюн навострил уши и закрыл книжку, спешно убирая ее в шкафчик недочитанной, и подскочил с места. Вторая поступь шагов звучала тяжелее, да и с кухни непривычно зазвучали сразу два голоса: один мамин, тихий, слабый и уставший, а второй более громкий, четкий, низкий — мужской. Глаза Джеюна загорелись и почти покрылись слезами, которые мальчик быстро-быстро прогнал. Папа!       — Папа! — повторил весело Джеюн вслух, бегом ринувшись к своей двери. Неужели папа вернулся? Неужели так хорошо совпало, что после неудачного вчерашнего дня отец воротился с войны? Может, даже мама не будет гневаться столь сильно, раз в их семью вернулось счастье. Джеюн повторил вместе со скрипом двери: — Папа!       Перед ним вырос высокий силуэт мужчины. Небритая борода очерчивала квадратное лицо, а глаза, темные, как бывает темна осеняя ночь, взирали на сына строго, почти злобно. Тонкие губы мужчины поджались, и тяжелой своей рукой он остановил приоткрытую мальчишкой дверь. У него волосы были точь-в-точь как у Джеюна: черными изгибами непослушно вились в разные стороны, походя на воронье гнездышко. А еще папа оказался невероятно сильным! Под натянутой тканью рубашки мальчишка разглядел очерченные мышцы и невольно ахнул: неужели он правда станет таким же высоким и сильным, как его отец?       — Папа, я скучал, — улыбаясь, признался Джеюн. Он потянул руки вперед, желая обнять потерянного родителя, но тот отступил. Мальчик растерянно взмахнул руками по воздуху и поджал их к себе, удивленно подняв взгляд к отцовскому, все еще строгому лицу. — Ты не в настроении?       — Дьявольское отродье! — выплюнул мужчина, окончательно повергнув сына в абсолютный шок. Он небрежно толкнул коленом Джеюна вглубь комнаты, и Джеюн, чуть вздрогнув, отступил на добрые десять шагов, оказавшись подле своей кровати. Следом за отцом в комнату зашла и мама. В ее глазах застыли слезы, губы дрожали, и на сына она вовсе не смотрела. Взгляд был прикован к спине мужа.       Отец преградил обзор на мать вовсе, скрыв ее за широкими плечами. Комнату заполнил запах сажи и пота, острый, режущий, на что Джеюн, с недавних пор особо ко всему восприимчивый, поморщился. Он непонимающе смотрел на искривленное злобой лицо отца, абсолютно не ведая причин такого сильного гнева родителя. Неужели Джеюн и Харин правда потерялись вчера в лесу? Наверняка отец очень испугался, когда вернулся домой и не обнаружил там сына! Тогда все понятно: Джеюна сейчас хорошенько отругают, а через несколько недель все снова вернется на свои места, и тогда мальчик сможет полноценно поговорить с папой.       Вина осела в Джеюне плотно и цепко, от чего мальчик потупил взгляд и спрятал руки за спиной, чуть склонив голову. Отца это разозлило лишь больше:       — Ты принял свою вину? Ты?! — твердый шаг ближе к Джеюну. — Да ты… Я знал! Знал, что твоя дрянная кровь не принесет ничего хорошего! Стоило убить тебя, когда ты только родился, сукин ты сын!       — Дорогой! — воскликнула мама. Джеюн выпучил глаза, не веря тому, что слышит. Часто в таком ключе ругался дядюшка Ли; Джеюн совсем не ожидал, что отец окажется таким же. Его трясло совсем не от страха, а от полного непонимания. Убить? Его? — Давай, я поговорю…       — С дороги! — отец взмахнул рукой, и этого было достаточно, чтобы сбить слабую женщину с ног. Джеюн дернулся, желая броситься к маме на помощь, но получил точно такой же толчок. Мальчик упал, ударившись затылком об угол кровати и болезненно промычал. Отец вернул все свое внимание к поникшей жене. — Это твоя кровь виновата! Посмотри, какое чудовище ты породила! Что теперь о нас будут говорить местные?! А если узнают люди извне?! Что тогда!       — Что случилось? — шепотом спросил Джеюн, вжимаясь телом в кровать. Страх окутал его в момент, когда отец его отбросил прочь. Ему было страшно, потому что он не знал, что происходит; он боялся, что отец может навредить матери из-за Джеюна. Но что мог сделать Джеюн? Неужели так близко к сердцу воспринял отец его вылазку в лес?       — Ты еще спрашиваешь?!       Мужчина ухватил Джеюна за ткань футболки на груди и легко вздернул ребенка вверх. Джеюн схватился пальцами за крупное, сильное запястье, безвольно ударяя ногами по воздуху. Он почувствовал себя какой-нибудь соломенной куклой от чужой силы.       — Ты убил человека, дьявол! Паршивый кровосос! — отец резким движением бросил сына прочь. Джеюн на этот раз врезался в стену и осел, успевая только закашляться от сильной боли в спине и голове. Дыхание перехватило. Его зрение снова затуманилось, и он с трудом разбирал перед собой вообще что-либо. Слезы обожгли холодные щеки. — Почему я вообще позволил тебе родиться?!       Ребенок не мог понять происходящего. Джеюн провел в рыданиях весь день и всю последующую ночь, закрытый в темной комнате. Он слышал крики с кухни, но не разбирал слов; видел, как под окном снег собирается в горку, но не испытывал никакой радости. Ему было страшно, но понять точно, от чего именно, не мог. Он ничего не помнил. Он не знал, кого убил. Знал только одно: родители отвернулись от него. Папа никогда не любил и не полюбит Джеюна. Мама не собиралась его защищать. Джеюну было страшно и больно. Джеюн был просто ребенком.       Утром следующего дня, когда слез в нем не осталось, и он мог лишь сидеть, сжавшись в углу теперь опасной для него комнаты, Джеюн смог разобрать речь родителей на кухне. Его острый слух никуда не ушел после удара, да и сам удар не принес никаких последствий. Поболело и прошло — остался только ужас и непонимание.       — Через два месяца мимо соседнего поселения будет проезжать грузовой поезд, — холодно говорил отец. Джеюн дрожал каждый раз, когда слышал его голос или шаги, приближающиеся к джеюновой комнате. Джеюн боялся, что мужчина снова зайдет внутрь. — Оставим кровососа там. В Тондучхоне так часто поступают с этими уродами. Больше мы его не увидим. Местным скажем, что подох от голода. Все равно теперь из-за него нас все обходят стороной, блять…       — Куда будет направляться этот поезд? — совсем тихо спросила мать. От всех криков ее голос окончательно охрип, и теперь звучал не громче шепота. Любой, даже находящийся с ней в одном помещении, не смог бы разобрать вопроса женщины. Отец же, скорее всего, ожидал этого вопроса, столь звучно он ударил кулаком по столу. Посуда зазвенела, послышался хруст и женский вскрик.       — Ты еще думаешь о том, что будет с отродьем дальше?! Я простил тебе то, что он дожил до десяти лет, и ты уже должна быть благодарна! — скрип стула. Отец поднялся на ноги, и сердце Джеюна замерло. — Безмозглая женщина. Он врастет и так же легко разделается с нами двумя! Черт возьми… Скажи спасибо, что я не свернул ему шею своими руками. Какого черта я вообще с тобой связался! В тебе течет кровь этих мразей! Ты знаешь, сколько они унесли жизней?! Я мог закрыть на это глаза раньше, но теперь! Будешь противиться — выкину тебя нахуй вместе с твоим мерзким сыном!       Шаги-шаги-шаги. Хлопок двери. Джеюн выдохнул и почувствовал слезы на едва высохших глазах.       — Ему девять, — едва слышно произнесла мама.       Джеюн уронил голову на сложенные на коленях руки и вновь заплакал. Его родители бросят его. Он им не нужен. Они его ненавидят.       В те дни Джеюн еще ребенком познал, что означали ненависть и предательство. Война зашла в их дом в облике отца, жестокая и несправедливая, совсем такая же, какой ее описывали взрослые. Война рушила семьи. Джеюн думал, что именно война разрушила и его семью, но даже это объяснение не успокаивало. Джеюну никогда в жизни не было так плохо, никогда он так сильно не мечтал о сказках, тепле и бабушкином доме. Ему мерещилось, словно он вновь заходит в дом Волшебницы И-ен, и она раскрывает руки в объятиях, желая спрятать внука от страшного мира вокруг. Но стоило Джеюну ухватиться за подол бабушкиного платья, как он падал, глухим стуком разбивая коленки о дощатый пол; или открывал глаза, сталкиваясь с неподвижной стрелкой часов.       О нем забыли. Чувство безопасности покинуло Джеюна навсегда.