Поднося вино (将进酒)

Хань Чэн захватил нескольких гвардейцев-дезертиров одного за другим. Все они были с ног до головы покрыты грязью, голодны, и вид имели жалкий, изможденный. Допросив их, Хань Чэн выяснил, что гвардия переживает тяжелые времена, но все же не решался бросаться в атаку. Двадцать тысяч воинов, — немалая армия, он не мог не задумываться, сможет ли победить Сяо Чие в открытом бою. — Тогда, на охоте, гвардейцы справились даже слишком хорошо. К тому же убили многих наших бойцов в стычке за ворота, — сказал Хань Цзинь, сидя под навесом и поглядывая свысока на дезертиров. — Вы последовали за Сяо Чие, предав столицу, а теперь просто взяли и сбежали обратно? — Отвечаем вашему превосходительству! — ответил один из стоящих на коленях дезертиров. — Дальше идти не можем! Мы забежали на пустошь, где ни деревень ни рынков. Еду взять неоткуда, впереди Цичжоу, на юге войска Цидуна. Еще немного и нас окружат, — в землю закатают как начинку в пельмень. Хань Чэн задумался. — И много ли вас, беглецов? — Когда я дезертировал, было несколько сотен. Наше войско сейчас что ряска в мутной воде: кажется, что много, а брось камень и все разлетится! — И Сяо Чие не придумал выхода? Я слышал, что он насаждает военную дисциплину железной рукой. И что все гвардейцы его боятся. — Вашему превосходительству, должно быть, неизвестно… — Дезертир сглотнул пересохшим ртом. — Может ли этот недостойный попросить сперва еды? Я всю дорогу бежал как безумный, и даже объясниться как следует не могу! Хань Цзинь велел накормить несчастного, и тот набросился на еду как зверь, не сходя с места. — О, его все боятся! — продолжил он, прожевав. — Раньше нам, братьям, в Цюйду некуда было податься, вот и прибились к нему. А он нас заставил причинить обиду господам из Восьми столичных дружин. Теперь же и вовсе предателем стал, — но тут уж мы не посмели за ним следовать. Хань Цзинь отметил про себя, что гвардейцы не просто выглядят опустившимися, — поймать их тоже оказалось нетрудно. Непохоже было, что они лгут. В голове он уже понемногу начал планировать атаку, и, приказав увести дезертиров, вернулся в палатку, обсудить с советниками дальнейшую стратегию. Среди советников выделялся человек по имени Гао Чжунсюн. Когда-то он возглавил протесты ученых императорской академии, оскорбил Пань Жугуя и был брошен в тюрьму. Путь в чиновники для него закрылся, знаться с ним никто не желал, только и осталось что связаться с Хань Цзинем. Ученый Гао был человеком благородным, истово любил свою родину, и горячо ненавидел изменников. Шэнь Вэя, Пань Жугуя и им подобных он презирал, а Сяо Чие не смог простить подлого убийства государя и побега, поэтому принялся трудиться еще более яро. Он указал на карту. — Силы Сяо Чие на исходе, нельзя отпускать его в Чжунбо. Ваша армия сильна, Даньчэн поддерживает нас. По моему разумению, времени терять нельзя. Мы способны напасть на него быстро и внезапно. Если поймаем до того как он успеет убежать в Цичжоу, это нам зачтется. Но Хань Цзинь колебался. — Все же, у Сяо Чие все еще больше десятка тысяч воинов, да настоящих, прошедших через Осеннюю охоту. Если это ловушка… Но Гао Чжунсюн думал иначе. — Среди гвардейцев нет единства, — возразил он. — Если воины подавлены, нет разницы, сколько их, — десять человек или десять тысяч. Сейчас они просто разбредшееся стадо. Не беспокойтесь о них, генерал-губернатор. Вы так далеко заехали! Если не схватим его в конце концов, как отчитаемся в столице? — А если он в сговоре с Чжоу Гуэем, магистратом префектуры? — спросил взволнованный Хань Цзинь. — Если все это заговор против меня? — Этот Чжоу Гуэй семейный человек, господин, — возбужденно заговорил Гао Чжунсюн. — Посмеет ли он бросить свой пост ради того чтоб стакнуться с мятежником? Уверен, — не посмеет. Если сейчас же пошлём войска, — застанем Сяо Чие врасплох и вернемся в столицу с победой! Хань Цзиню столько ночей пришлось проспать в палатке, мучимому комарами и прочими букашками! К тому же не мог не думать о старшем брате, Хань Чэне, помогшем вдовствующей императрице заполучить бразды правления. Возвышение клана Хань маячило как никогда близко, — самое время въехать в столицу триумфатором и устроить для друзей и сторонников пышное празднество! Чем дольше он торчал тут в глуши, тем нетерпеливее становился. Так что, выслушав Гао Чжунсюга, всё же решил, что игра стоит свеч. На следующий день, Хань Цзинь повел войска вперед затемно, прямо по росе. Благодаря дезертирам, он быстро нашел тропинку, ведущую через лес к илистой реке. Среди деревьев обнаружились земляные печи, но не так много, чтоб прокормить двадцать тысяч. Увидев это, он окончательно поверил пленникам, и, воспряв духом, выхватил клинок, гарцуя перед своими воинами на боевом коне. — Теперь предателям не скрыться! Прочесать лес! Теперь-то мы их точно прищучим! Бойцы Восьми столичных дружин бросились исполнять приказ. Сяо Чие как раз умывался у ручья. Услышав топот копыт, он оглянулся и увидел Хань Цзиня собственной персоной. Тот его тоже заметил. — Предатель здесь! — заорал Хань Цзинь. — Схватить его! Живо! Сяо Чие свистнул, подзывая коня. И тут же из леса, в панике крича, выскочили человек пятьсот. Видя, как все обернулось, Хань Цзинь раздухарился еще сильнее. — Ха-ха-ха! Кто бы мог подумать, что вы загоните себя в тупик, ваше сиятельство! Не обращая внимания на солдат, Сяо Чие вскочил в седло и дал дёру. Хань Цзинь, боясь упустить добычу, вместе с отрядом погнался за ним. На полном скаку воины Восьми столичных дружин летели на северо-запад, и чем дальше, тем нетерпеливее становился их командир. — Сяо Чие! — крикнул он. — Ты в тупике! Сдавайся немедленно! Воины Сяо Чие попытались сопротивляться, но зрелище вышло жалкое: куда им было до яростных дружинников! Пятьсот гвардейцев как зайцы выскочили из леса и выстроились спинами к реке. — Сяо Чие! — Хань Цзинь взмахнул рукой. — Взгляни! Твоих людей загнали в угол! Бежать некуда! Что же вы сопротивляетесь? Молите о пощаде, и, может, я послушаю! Лан Тао Сюэ Цзинь только увереннее расставил копыта. — Сдаётся, меня ты щадить не станешь, — холодно ответил Сяо Чие. Скажи одно: почему Хань Чэн сам не явился? — Мой старший брат теперь благородный регент, на нём лежит большая ответственность! Что ему до тебя? — Хань Цзинь ткнул мечом в сторону Сяо Чие. — Слезай с коня и сдавайся, тогда клан Сяо может и спасётся! Или ты хочешь чтоб вся семья заплатила за твоё ужасное, отвратительное преступление?! — Я совершил немало ошибок, — отозвался Сяо Чие. — Но не клану Хань говорить о преступлениях! Стоило ему это произнести, как несколько сот гвардейцев, ведомые Таньтай Ху, поднялись из высокой травы, окружив отряд Хань Цзиня, и принялись рубить направо и налево людей, коней, — всех, кто под руку попадётся. С флангов ехали стражники, отправленные Хань Чэном в помощь брату. Поняв, что это ловушка, двое офицеров, не сговариваясь, хлестнули лошадь Хань Цзиня, чтоб тот вырвался из окружения. Сам Хань Цзинь пришел в ужас. Когда дело касалось муштры и военных игр в столичном тренировочном лагере, он был на высоте, но настоящую битву видел впервые. Лошадь под ним от боли рванула в лес, как безумная, и вылетела прямо на отряд стражников. А за их спинами, с мечом в руке стоял Шэнь Цзечуань, неотрывно глядя на него из тени. Хань Цзинь хотел было броситься на него, но стражник с суровым взглядом ловко схватил его лошадь под уздцы. Следовавшие за Хань Цзинем обменялись взглядами с бывшими братьями. — Господин судья! Нас сегодня свел случай. Не соблаговолите ли отпустить нас с миром, памятуя о прежней дружбе? — сказал один из них. Шэнь Цзечуань за последние дни исхудал, белые одежды висели на нем мешком, косточки бледных, как острый полумесяц, запястий, выпирали, но лед в глазах не растаял. Даже теплая, как весна, улыбка, заигравшая на губах, не смогла его растопить. — Разумеется, я понимаю, что братья просто выполняют приказ, и выбора у них нет. Стражнику была прекрасно известна безжалостная, злобная натура Шэнь Цзечуаня, поэтому он немедленно заслонил Хань Цзиня собой и заставил отойти на пару шагов. За их спинами кипел бой, звон стали и крики слышались все ближе, — Сяо Чие наступал. — У вашего превосходительства впереди светлое будущее, — снова начал стражник, обливаясь холодным потом. — Так зачем же вам следовать за предателем и терпеть лишения? Если отпустите генерал-губернатора Ханя, всё будет прощено и забыто, когда вернётесь в столицу! Господин регент вас пощадит! Шэнь Цзечуань вдруг усмехнулся. Улыбка его была прелестна, в лучах солнца, пробивавшихся сквозь листву, белая кожа казалась особенно нежной. Медленно, очень медленно он достал из ножен меч. — Как же я благодарен Хань Чэну! — протянул он нежнейшим голосом. — Слова не могут передать всей глубины моей признательности. Когда вернётесь… прошу, передайте от меня благодарственный подарок! От ужаса, Хань Цзинь едва не свалился с лошади. *** Сяо Чие подошел к ручью, смыть кровь с клинка. Шэнь Цзечуань сидел там же, на корточках, глубоко погрузив руки в воду. Отмыв меч, Сяо Чие сел напротив. Он был выше, но все равно боднул лбом макушку Ланьчжоу, коснулся его ладони под водой, перехватил пальцы. При свете дня ночные рыдания Шэнь Цзечуаня казались сном, — настолько холодным и собранным он стал вновь. Наконец, его указательный палец легонько погладил запястье Сяо Чие, протиснулся между его пальцами, и руки переплелись под покровом ледяной воды. Таньтай Ху тоже привёл солдат к ручью почиститься, — разбить лагерь решили здесь же, в лесу. Но даже увидев их Шэнь Цзечуань не отстранился. Невинная игра, и тщательно продуманное соблазнение явно занимали его больше. От него всё ещё пахло кровью. — Ты пощадил только одного, — сказал Сяо Чие, не став пресекать поползновения. — Думаешь, он передаст послание? Не сбежит? — Он императорский стражник, — ответил Шэнь Цзечуань, глядя на сверкающую воду. — Пока он жив, должен выполнять задание. Хань Цзинь в наших руках, и он обязан об этом доложить, чтобы по крайней мере умереть с честью. К тому же, в его мешке головы погибших на службе, и их именные бирки. Он должен вернуть братьев домой. Сяо Чие хотел стереть капли крови с его запястий, но вокруг было слишком много народу. На мгновение их с Шэнь Цзечуанем взгляды встретились, и княжич не выдержал, — схватил своего Ланьчжоу за затылок, медленно наклонился к уху. — Твоя сережка в столице потерялась. Когда приедем в Либэй, закажу тебе новую. — Вы еще огромный счет у столичного ювелира не оплатили, — ответил Шэнь Цзечуань, не отводя взгляда. — Так что затяните пояс и попробуйте для разнообразия заработать что-нибудь, Второй княжич. — Что там зарабатывать! Женюсь на богатой и всё, — прошептал Сяо Чие. — Отдамся за деньги. Шэнь Цзечуань поудобнее оперся на илистое дно, чтоб дотянуться до его уха. — Плачу пятьсот лянов за одну ночь… Еще мгновение они смотрели друг на друга, завороженные игрой, но Шэнь Цзечуань вдруг посерьёзнел, обернулся к Таньтай Ху, который давно хотел подойти, да всё не знал, как. — Хань Цзинь собирался быстро вернуться в Цюйду, так что вряд ли взял много припасов. К тому же, он надеялся на Даньчэн. Сегодня ночью будем кашеварить: сварите всё, что есть, а завтра утром… — Он вдруг запнулся, бросил взгляд на Сяо Чие, но продолжил. — …продолжим путь на северо-восток. Сяо Чие ничего не сказал, делая вид, что увлеченно полощет платок. Под платком он, разумеется, все это время гладил и гладил руку Шэнь Цзечуаня, пока она не порозовела.