Поднося вино (将进酒)

Ливень остановился лишь ближе к вечеру, закатные лучи кое-как пробились меж плотных туч. Черные сапоги военных и стражников то и дело наступали на небо, отражавшееся в лужах, немилосердно его расплескивая. Уже начиналось лето, но столица уже много дней не видела солнца и как-будто замерла в сезоне дождей. Хай Лянъи, воспользовавшись свободной минутой, пил крепкий чай, устроившись в резном кресле-тайши. Он устал, ему, старику, трудно было подолгу сидеть над бумагами, но вокруг сновали подчиненные, многие документы ждали его одобрения. Некогда было отдыхать. — Старший секретарь, — вежливо позвал Кун Цю на время отвлекшись от скопившихся дел. — Министерство податей в этот раз должно понести ответственность. Этот подчиненный уже послал Его Величеству прошение о суде Трех судебных палат. Дело нельзя откладывать. Стоит ли этому подчиненному сегодня же начать аресты? Хай Лянъи подул на чай, не спеша с ответом. — Что-то я, пожалуй, засиделся, — сказал он после долгого молчания, глядя в окно. — Его величество все еще ужинает. Давай-ка пока пройдемся. Кун Цю взял у прислуживающего евнуха плащ Хай Лянъи, помог старику одеться, и они вместе вышли на воздух. Снаружи было уже темно, Кун Цю пришлось взять в сад фонарь. — Ты хочешь арестовать Вэй Хуайгу, и это похвально. — На свежем воздухе старшему секретарю и впрямь полегчало, несмотря на ветер. Он медленно двинулся вперед. — Это происшествие касается покоя на наших границах. Нельзя спускать такое, нужно действовать по всей строгости закона. Кун Цю почувствовал, что Хай Лянъи хочет сказать ему еще что-то, и подошел ближе, освещая дорогу. — Этот неразумный сделает так, как скажет наставник, — наедине он мог отбросить излишнюю уважительность. — Я согласен с вами. В этот раз он перешел все границы, даже Вдовствующая императрица не сможет его защитить. Ваш последователь видит, что в этом году Вэй Хуайгу совсем распоясался, его уже давно пора было приструнить. Нельзя терпеть подобное поведение! — Но то, что князь Либэя облачился в доспех и выступил во главе войска, — пощечина Цюйду. — Хай Лянъи остановился, глядя в потемневшее небо; тонкая полоска света между землей и небом исчезла окончательно. Он постоял немного в молчании. — Сяо Фансюй — вожак волчьей стаи. Но несмотря на борьбу между Либэем и кланом Хуа, он никогда не вставал на защиту Либэя, якобы по слабости здоровья. Он смотрел как Сяо Цзимин истощает свое тело и душу, как Сяо Чие тоскует в золотой клетке. Обоих сыновей князь подверг опасности. Как ты думаешь, почему он так поступил? От его тона у Кун Цю тяжело стало на сердце. — Это уступка. Ему пришлось сделать своих детей разменной монетой. Можно сказать, князь своими руками возвел стену, что защищает теперь столицу, и установил на ней свое владычество. Но и только. Возможно, когда-то у него была возможность пойти дальше… однако, он отступил. — Он отступил. Но вдовствующая императрица так и не поняла, почему. — Хай Лянъи почувствовал себя вдруг смертельно усталым. — Ни Вэй Хуайгу ни благородные кланы… никто не понял. Сяо Фансюй отступил не потому что испугался. Он хотел сохранить Либэй в подданстве у Дачжоу. Однако, как говорится, вода проливается из переполненной чаши, а с вершины путь лежит только вниз.Преследовать клан Сяо и пытаться его уничтожить, значит побуждать Сяо Фансюя передумать. Конечно, стычки между власть имущими будут всегда, их не избежать. Но если начинаются войны, а интриги не прекращаются, это дурной знак. Во время правления Сяньдэ воины Чжунбо потерпели поражение. Тогда при дворе полно было казнокрадов, выворачивающих наизнанку любое решение императора! Но вот они исчезли, а беды остались, враги наступают снаружи и изнутри… Хай Лянъи закашлялся на ветру, но отстранился, не дав Кун Цю себя поддержать. — В этом году у казны впервые появились деньги, чтоб помочь нуждающимся префектурам. Цзюэси оправдала ожидания, смогла накормить две армии. Либэй и Приграничье стояли прочно, надежный чиновник Цзян Циншань должен был отправиться в Чжунбо. Забрезжила надежда, что этот край можно возродить! Императорская академия вошла в эпоху расцвета, вошли в силу ученые скромного происхождения: Цэнь Юй возглавил цензорат, заблистал Юй Сяоцзай. Его величество забросил развлечения… — Скорбь постепенно переполняла Хай Лянъи. — Я думал, что вот-вот над Дачжоу воссияет новый рассвет. Но… дух мой все так же силен, а плоть с каждым днем все слабее. Встревоженный Кун Цю схватил его под руку, не слушая возражения. Глаза его покраснели. — Что вы говорите, наставник! На либэйского князя можно положиться. Этот подчиненный будет председательствовать на суде. Я не позволю Либэю пострадать от несправедливости! Есть еще возможность все изменить! Но Хай Лянъи это не ободрило. Сколько могут эти измученные плечи держать Дачжоу? Одним бревном не подпереть дома, так как же один человек может спасти целое государство? Он не мог позволить себе бездумные поступки, и потакать благородным кланам, но не мог и полностью встать на сторону Либэя. Верховный секретарь служил только императору, все решения его должны быть направлены на то, чтобы поддерживать равновесие. Пусть сам он погибнет, но сделает то, что должен. — Ярость Либэя уже вспыхнула. Сяо Фансюй повел свои войска на восточную Хунъянскую гряду, но когда война уляжется, он без сомнения спросит со столицы. — Хай Лянъи откашлялся. — Но как бы он ни ярился, мы не должны отпускать Сяо Чие. Пусть Либэй согласится отдать взамен жену наследного княжича и их сына, — нет! Сяо Фансюй обоих сыновей загнал в столь сложное положение, чтобы закалить их ради этого дня. Сяо Цзимин серьезно ранен, значит время ему пришло залечь на дно. А что же Сяо Чие? Еще мальчишкой он сделал себе имя, и отец отправил его в Цюйду, чтоб повзрослел и заострил клыки. И вот, прошло шесть лет, клинок закален и слава его гремит. Вернуть его войску все равно что тигра выпустить в горы. Божань, я стар, недолго мне осталось! Уважайте Либэй, но не спускайте его с привязи! После моей смерти многие начнут меня поносить, называть упертым, глупым стариком. Но кто из них, кто, Божань, осмелится сказать мне в лицо, что Либэй никогда не восстанет? Что Цидун никогда не восстанет? Пусть Сяо Фансюй все терпит, снесет ли обиды Сяо Чие, если станет главнокомандующим? Нельзя государству так играть с огнем! Я сам решу, что отдать Либэю, они ни в чем не будут нуждаться. Вэй Хуайгу, продав зерно военного назначения, зашел слишком далеко. Приговори его к смертной казни! Тем, кто попытается его защитить, я лично изгоню со службы! — Слушаюсь! — воскликнул Кун Цю. Хай Лянъи помедлил, собираясь с силами. — Я пошлю либэйскому князю письмо о том, что армейские цензоры вмешиваться не станут. В этот раз двор, чтобы не вызвать скандал, не будет назначать придворного евнуха. Пусть Сяо Фансюй сам занимается войском. — Боюсь, вдовствующая императрица этого не одобрит, — осторожно возразил Кун Цю. — А разве нет в Дачжоу императора? Сотни лет существует правило, что гарем не должен вмешиваться в дела управления. Не вдовствующей императрице вести военные дела. К чему вообще посылать на войну кастратов, которые только и умеют, что заискивать перед начальством? Бесполезная трата провианта! — Хай Лянъи вновь зашагал вперед. — Евнухи должны сидеть во дворце и ухаживать за Сыном Неба. Они живут в роскоши, не зная страданий простых людей, не понимая учений мудрецов. Пань Жугуй окончил школу для евнухов, но вместо того, чтоб верно служить, избавлялся от верных, честных людей, и навлек беды на страну. Истинно мудрый предвидит неприятности и принимает меры: мы только что разрушили фракцию евнухов, нельзя давать им возможности поднять голову. Велю Чэнь Чжэню подготовить черновик письма, покажу его величеству. В сад вышел Фумань с фонарем в руке. Приблизиться он не осмелился, поклонился издалека и торжественно произнес: — Старший секретарь, ваше превосходительство министр, прошу следовать за мной. Вас вызывают в зал Минли. Хай Лянъи пробормотал что-то в знак согласия. Фуманя он тоже не одобрял. Кун Цю взял наставника под руку, помогая идти, и почувствовал, как сильно тот исхудал. Печаль и скорбь пронзили его сердце, но ни словом, ни выражением лица он себя не выдал. *** Сяо Чие одернул полы халата, поправил шпильку-гуань и снова вошел в зал Минли. В этот раз присутствовал и Сюэ Сючжо, но держался позади. — Инцидент с армейским провиантом произошел по вине чиновников, сговорившихся с купцами ради наживы, — Цэнь Юй, успевший выкурить трубку, успокоился и говорил сдержанно. — Он черезвычайно важен, так как свидетельствует о разложении чиновничества на местах. Если не положить этому конец раз и навсегда, преступники распоясаются и окончательно перестанут уважать закон. Ваше величество, прошу позволения начать следствие сегодня же. Сперва я заключу Вэй Хуайгу в темницу и пошлю людей проверить дома и счетные книги клана Вэй. Нельзя, чтобы они скрыли улики, воспользовавшись паников. Ли Цзянхэн, тоже не спавший сутки, вовсю клевал носом. Он с трудом кивнул. — Воровство у армии, — тяжкое преступление. Он перешел все границы. Повелеваю верховному секретариату поступить с преступником так, как сочтет нужным: даже казнить или конфисковать имущество, если придется. — Этот случай и Цзян Циншаня задел, ему придется оставаться на посту до конца разбирательства. Да и клан Вэй — важное семейство, ведут дела по всей Дачжоу, — Сяо Чие задумчиво покрутил на большом пальце перстень. — Суд трех судебных палат еще с делом об эпидемиях не разобрался, а чтобы призвать к ответу весь род Вэй, цензорату придется множество чиновников отправить для проверок. Сдается мне, людей просто не хватит. — Вы правы, ваше превосходительство, — тихо сказал Сюэ Сючжо. — Однако, медлить нельзя, на фоне сражений, идущих в Либэе, кражу армейского провианта мы должны раскрыть немедленно. Судебному министерству и цензорату разумеется придется отложить все прочие дела. Ли Цзяньхэн понял, что Сяо Чие ему на что-то намекает, но не никак мог сообразить, на что именно, да к тому же тут встрял Сюэ Сючжо. Поэтому он яростно потер щеки, пытаясь проснуться, и кивнул Хай Лянъи. — А что думает старший секретарь? — Хоу беспокоится, что разбирательство Трех судебных палат затянется? — помедлив, спросил Хай Лянъи ни на кого не глядя. — Я боюсь, что если мы надолго удержим Вэй Хуайгу, начнутся осложнения. Процедуры Трех судебных палат слишком сложны, к тому же он слишком долго занимал высокий пост и имеет большое влияние. — Вот именно! — вклинился Ли Цзяньхэн. — Клан Вэй всегда выказывал особое почтение вдовствующей императрице. Если дело затянется, боюсь, она может и захворать от тревог. — Но без суда Трех судебных палат мы не сможем найти других виновников, — возразил Кун Цю. — Эти люди расхрабрились, потому то Вэй Хуайгу их покрывал, нельзя допустить, чтоб они сорвались с крючка. — Я не говорю, что расследование не нужно, лишь боюсь, что мы упустим время, — Сяо Чие выразительно взглянул на императора. — Разве нет других способов установить истину? До Ли Цзяньхэна наконец-то дошло. Он возбужденно хлопнул себя по бедру и подхватил разговор: — Раз нужно быстрое расследование, так пусть императорская стража им займется! Вот Шэнь Цзечуань, к примеру, как быстро разобрался с Си Хунсюанем, когда тот собрал вокруг себя отъявленных бандитов! Почему бы не поручить ему и это дело? — Боюсь, это слишком важное расследование, чтобы передавать его чиновнику судейского ранга — возразил Сюэ Сючжо. — Шэнь Цзечуань будет скован своим служебным положением. Не уместнее ли передать дело его командиру, Хань Чэну? Сяо Чие взглянул на него с улыбкой. — Правильно говорите, Шэнь Цзечуань для этого расследования не подойдет. Он молод, неопытен, да еще и зуб на меня имеет. Если обратитесь к нему, мне будет неспокойно. Это кажущееся отступление было, на самом деле, ловушкой, Хай Лянъи попался: он знал, что Хань Чэн в приятельских отношениях с Сяо Чие, и беспокоился, что эта парочка может спеться и начать самоуправствовать, карая неугодных. Передать же дело Шэнь Цзечуаню казалось наоборот решением разумным: судья Шэнь был в контрах с Сяо Чие, они следили за успехами и неудачами друг друга, а кто под пристальным взглядом врага осмелится мешать следствию и предпринимать рискованные шаги? — Ваше сиятельство, вы предвзяты. Пусть Шэнь Цзечуань и вправду молод, пусть опыта ему недостает, но должность свою он занял императорским повелением, и достиг успехов, распутывая одно трудное дело за другим. Подобный опыт без сомнения пойдет ему на пользу. — Хай Лянъи поклонился Ли Цзяньхэну. — Раз следствие будут вести императорские стражники, значит оно попадет в веденье императорских темниц, то есть Шэнь Цзечуаня, как северного судьи. Раз это все равно входит в его служебные обязанности, разве не разумно назначить на дело его? Чего не стоит делать, так это требовать скоропалительного расследования в ущерб истине. К тому же, нужно все равно назначить наблюдателей из Трех судебных палат. Вы согласны, ваше величество? Ли Цзяньхэн понимал, что Хай Лянъи пошел на уступки, поэтому, не решаясь выказывать Сяо Чие слишком много симпатии, поспешил согласиться: — Я немедленно издам указ, чтобы Шэнь Цзечуань приступал к расследованию сегодня же. Так закончились бессонные сутки во дворце Минли, и чиновники разошлись на отдых. Для Хай Лянъи Ли Цзяньхэн велел специально приготовить паланкин, чтоб тому не пришлось идти до своего экипажа. Кун Цю и остальные отправились пешком. Сяо Чие, кивнув им на прощание, ушел один. Глядя на его удаляющуюся фигуру, Кун Цю вздохнул. — Сдается мне, он разочарован и не доверяет судебному министерству, поэтому хочет расследовать дело сам, вместе с Хань Чэном. — А мы все знаем, каков Хань Чэн, — ответил Цэнь Юй, спускаясь по ступеням. — Старший секретарь правильно поступил, назначив Шэнь Цзечуаня… Янцин, вы сейчас домой направляетесь? Сюэ Сючжо, шедший за ним, улыбнулся. — Я уже несколько дней ночую на службе, нужно и домой заглянуть. Однако, потом придется вернуться: у нас еще множество дел. Цэнь Юй всегда заботился о младших служащих и периодически хлопотал об их повышении. Юй Сяоцзая он сам направил в цензорат, и карьера того пошла в гору. Шэнь Цзечуаню он, по привычке, тоже, порой, давал советы, да и таланты Сюэ Сючжо ценил не меньше. Поэтому, услышав такие вдумчивые слова, похвалил его, прежде чем все разошлись к своим экипажам. *** Заполночь, слуга семьи Сюэ услышал вдруг стук в ворота, и, одевшись, пошел взглянуть кого там принесло. У ворот ждали, с клинками наизготовку, серьезные стражники. Но прежде, чем перепуганный слуга успел спросить, что господам нужно, Цяо Тянья протиснулся мимо него внутрь. — Ужинали уже? Еще рано, наверное даже не садились. Так сбегай на кухню, скажи, чтобы и на нас, стражников, приготовили. А по дороге сделай милость, разбуди тут всех. Мы с обыском пришли. Слуга преградил ему путь фонарем и закричал: — Ваше превосходительство, что же это делается?! Покажите сперва бумагу… — Всех, противящихся следствию, арестовать, — приказал от входа Шэнь Цзечуань. Взгляд его был холоден и безжалостен. — Пойди скажи Сюэ Сючжо, что за ним пришли.