Поднося вино (将进酒)

Цзо Цяньцю прибыл как раз вовремя, не оставив столичным чиновникам никакой возможности выбрать нового генерала. «Гром нефритовой башни» был на всю страну знаменит своими боевыми подвигами, — преемник «Серебряного копья снежного перевала» Фэн Ишэна, старший из четвёрки великих генералов, стоящий над Сяо Цзимином, Ци Чжуинь и Лу Гуанбаем. К тому же, он покинул заставу Тяньфэй много лет назад, так что у него не было своего войска. Не было у него и влиятельной родни: Цзи Уфань усыновил сироту из семьи простолюдинов. Зато было горячее желание выйти из тени и повести войска в бой, — большего Хай Лянъи не мог и пожелать! Ожидая аудиенции у императора, Цзо Цяньцю встал рядом с Сяо Чие на высоком крыльце, глядя, как льёт дождь. — Уезжал я в спешке, поэтому никакого послания тебе не привёз, — Полы его плаща промокли насквозь, значит учитель и вправду не останавливался отдыхать, лишь менял лошадей. — Цзимин вернулся в лагерь… войсковой лекарь о нем позаботиться, не волнуйся. Сяо Чие понял, что учитель чего-то не договаривает. — Как его ранили? — спросил он, помолчав немного. — Это только между нами, — сказал Цзо Цяньцю, вглядываясь в дождливую тьму. — Что-то неладно было с его едой. У Чжао Хуэя тоже. Многие солдаты пошли в бой больными, и как назло столкнулись с Амуэром, самым грозным из ханьшэ. Он успел три раза ранить Цзимина саблей, но Чжао Хуэй спрыгнул с коня и вынес командира из окружения. Вывел с десяток выживших солдат. Сяо Чие сжал кулаки. — Цзимин не впервые шёл в бой недужным, — добавил учитель. Глаза его потемнели, но тон оставался спокойным. — Он сражается много лет, и пусть на первый взгляд он молод и силён, на деле его начинают беспокоить старые раны. В этот раз он, можно сказать, подорвал здоровье, ему понадобится с полгода, чтобы вновь набраться сил. Цзо Цяньцю обучал обоих братьев, и знал их как никто. Сяо Цзимин, внешне казавшийся человеком мягким, был, на самом деле, твёрд как кремень. Он, в отличие от Сяо Чие, не унаследовал от Сяо Фансюя ни мощного телосложения ни пробивной целеустремлённости. Другой на его месте завидовал бы младшему брату, но Сяо Цзимин слишком любил свою семью. Характером он пошёл в мать-княгиню, сострадательную и добрую, поэтому даже не думал никогда о том, чтоб строить против брата козни. Наоборот, — чувствовал себя опорой семьи, и раны свои залечивал в одиночестве, ни словом ни звуком не выдавая боли. Лу Гуанбай всегда напоминал другим, что Цзимин тоже человек, вот только несмотря на человеческие желания, наследный княжичвыковал из себязащитника Либэя. И вот, все его победы и слава, всё, чего он добился, было уничтожено одним поражением. Как же сильно Сяо Чие ненавидел сейчас свою золотую клетку! Душа его билась в оковах, но, неспособная вырваться, только бередила до крови старые раны. Ему оставалось лишь молча страдать и смотреть, как дождевые капли бьют по лужам. — Еду для войсковых готовят наши собственные слуги, — спокойно сказал он, собравшись. — Брат ест то же, что обычные солдаты. Вместе с ним пострадали тысячи бойцов, мы не можем этого так оставить. Хочу чтоб виновные заплатили жизнями! — Всех поваров уже казнили, — ответил Цзо Цяньцю. — Цзимин приказал. Да, Либэй понес тяжелые потери, но всё же, вместо того чтобы доложить об умышленном покушении на убийство, прислал сообщение о заплесневелом зерне. Сяо Цзимин, раненый, прорвался со своими людьми через окружение, и, прежде, чем потерять сознание, отдал приказ немедленно казнить кашеваров. Всё для того чтобы не поползли слухи о заговоре. Попытка убийства была, без сомнения, лишь следствием борьбы за власть. Сделай Либэй неосторожно заявление, — станет орудием в чужих интригах, ведь любому понятно, что нового генерала выбирать будут в столице. К тому же, добавившие яд были, вероятнее всего, просто исполнителями. Если сейчас доложить о преступлении, вряд ли суд найдёт виновника, — скорее уж благородные кланы воспользуются этим в своих целях, исказят факты, да еще и смогут обвинить Либэй в том, что те обманывают столицу, используя поражение Сяо Цзимина как предлог чтобы вытащить Сяо Чие. — Ты тоже хорошо держишься. Не сказал им, что хочешь вернуться в Либэй и вести войска, — Цзо Цяньцю помрачнел ещё больше. — Выскажись ты открыто, они бы сразу перестали виниться и начали плести интриги. К тому же, это встревожило бы его величество, и привело к бедам. — Верховный секретарь меня всё равно не отпустит, — Сяо Чие хоть с трудом, но владел собой. — Вы всё правильно говорите, учитель. Ввяжись я в борьбу за генеральский пост, его величество испугался бы. К тому же, у меня двадцать тысяч человек гвардейцев под началом. Никак нельзя быть таким опрометчивым. Начни я выступать, навредил бы и военным делам Либэя. Вы меня своим приездом просто спасли. — Сегодня я обсужу поставку провизии с его величеством, секретариатом и министерством податей. Выеду обратно самое позднее, — утром. Твой отец пошёл бить Амуэра на восточном перевале, решил ударить в лоб, чтобы бяньша потеряли преимущество… — Цзо Цяньцю прервал сам себя, зная, что место для таких разговоров неподходящее. — Давненько я не командовал войском. Как вернусь в лагерь, изучу либэйскую стратегию, ведь Либэй не то что застава Тяньфэй — тяжёлая конница хороша при штурме, я же, на заставе, привык обороняться. Мы с твоим отцом всё обговорим… А, и вот ещё что: Чжао Хуэй серьёзно ранен, и кроме сестры у него никого не осталось. Пусть Чэнь Ян сходит в министерство ритуалов, скажет её мужу, чтоб не волновались там. Сяо Чие кивнул. Вышел Фумань, пригласил Цзо Цяньцю внутрь. Тот в последний раз обернулся. — Ты в столице совсем один. Уж береги себя. Сяо Чие поклонился, как подобает ученику, и Цзо Цяньцю вошел в зал. *** Желание Фэй Шэна исполнилось: ему и вправду выдался случай поработать с Цзян Циншанем. Но пришла весть, что что-то пошло не так с либэйским провиантом, и Цзян Циншань, ещё не снявший полномочия главы округа Цзюэси, отбыл во дворец, чтобы во всём разобраться. У Фэй Шэна, к тому же, разыгралась старая рана, и он, зная, что уважаемого Цзяна не будет еще пару часов, отдыхал в кабинете, послав младшего служащего за едой. Он как раз сидел в кресле, закинув ногу на ногу, как вдруг у двери послышался какой-то шорох. Подняв лампу, Фэй Шэн понял, что вернулся Хань Чэн, и вскочил, кланяясь. Хань Чэн жестом велел ему встать, и Фэй Шэн тут же бросился снимать с него мокрый от дождя плащ. — Император только допрашивал? И всё? — спросил Хань Чэн. Фэй Шэн, зная, что на деле он хочет узнать совсем о другом, отозвался: — Генерал Цзо прибыл. — Цзо Цяньцю? — Хань Чэн пораженно уставился на него. — Что ж, он не менее быстр, чем либэйский князь, никто и рот открыть не успел, чтоб предложить кандидата. А теперь кто поспорит с таким выбором? Генерала Цзо не превзойти, и все это знают, так что либэйская тяжелая конница останется либэйской не только на словах. Фэй Шэн согласно покивал, но развивать тему не стал. Он знал, что ему в это все лучше не соваться, поэтому старался отстраниться от щекотливого дела. Хань Чэн понимал ход его мыслей, и презирал такое приспособленчество. В его глазах все сыновья наложниц этим страдали. Ни дерзости у них не было ни храбрости, только и могли что бежать за морковкой, которую им перед носом на верёвочке повесят, а вырваться вперёд даже не пытались. Но несмотря на такое отношение, поучал Хань Чэн подчинённого ласково и дружелюбно. — Пусть это дело и связано с Цзян Цюйшаном, ну так что ж? Ему ничего не поручали, так что и винить его не за что. Прилепиться к нему и впрямь хорошая возможность. В следующем месяце он едет в Чжунбо, а если наши стражники туда прибудут по работе, у нас уже будет там свой человек. Так что ты, сяо Шэн, трудись усердно, чтобы нас не подвести. Фэй Шэн выказал полную готовность служить, и бросился провожать начальника. У порога, услужливо приподняв полу его халата, он заметил вдруг, что край запачкан какой-то чёрно-серой грязью, и тут же принялся со всем рвением её оттирать. — Ваше превосходительство, неужели пешком добирались? Но… Хань Чэн вдруг резко выдернул халат у него из рук. Повисла мёртвая тишина, только ливень лил снаружи. Фэй Шэн стоял, опустив голову, черные тени скрыли его лицо… но вот он выпрямился, улыбнулся как ни в чём не бывало. — Всё-всё! — раболепно зачастил он. — Никакой больше грязи на вашем драгоценном халате, всё вытер! Ваше превосходительство, вы уж осторожнее, не споткнитесь! Хань Чэн, не сводя с него глаз, медленно выпустил полу халата, и тоже улыбнулся. — Хорошо. Возвращайся к работе. Стоило ему выйти, как улыбка сползла с лица Фэй Шэна. В свете лампы, он внимательно пригляделся к грязи, оставшейся на кончиках пальцев. Остатки пепла и дождевая вода сделали из нее серую жижу, но кое-где еще пробивался красный цвет глины. Клан Си в своем поместье для кирпичей использовал красную глину, такую редкую и дорогую, что даже принцам она была не по карману, не то то другим кланам. А если вспомнить, что как раз недавно там был пожар… Но что Хань Чэн делал в поместье Си в такой час? Фэй Шэн отряхнул руки. Одежда у него на спине промокла от холодного пота, мысли метались в беспорядке, но в одном он был уверен точно: стоило их взглядам встретиться, как Хань Чэн решил его убить. *** На следующий день Цзо Цяньцю поскакал обратно в Либэй. Сяо Чие проводил ему вместе с Хай Лянъи, и выслал Чэнь Яна с Гу Цзинем наблюдать за отгрузкой провианта из Хуайчжоу и Цичжоу, — раз домой ему путь был заказан, больше он никак не мог позаботиться о том, чтоб в этот раз всё прошло гладко. Чиновникам из Шести министерств он не доверял, но в Цичжоу давно посадил своего человека, Ван Сяня, а Пань Линя уговорил послать Лян Цюйшаня в Хуайчжоу, чтобы уж точно ничего в этот раз не упустить. — Когда Лян Цюйшань вернётся, надо будет его поблагодарить как следует, — сказал Сяо Чие, вернувшись в экипаж. Он не спал всю ночь, и, чтоб взбодриться, отер лицо вымоченным в холодной воде платком. Сидевший в экипаже Шэнь Цзечуань тоже не спал всю ночь, стоя в карауле у императорских дверей. — Я уже распорядился, чтобы его семью поселили в поместье и охраняли по ночам, чтобы господин Лян мог спокойно работать. Хуайчжоу не то что Цичжоу, они не привыкли иметь с нами дело, а мы вдруг срочно потребуем у них армейский провиант. Окружной уполномоченный может и заартачиться. — Хуайчжоу на восемь лет освобождены от этой повинности и не обязаны давать армии зерно. Хай Лянъи их выбрал, потому что это самое зерно у них есть, — Сяо Чие откинулся на стенку экипажа, накрыл лицо платком. — Вэй Хуайгу надо арестовать сегодня. Нельзя, чтоб он попал к судебному министерству. Он был в хороших отношениях с Кун Цю из судебного министерства, и от прошлых посиделок впечатления у него остались самые приятные, но где для Кун Цю он, и где Хай Лянъи! С ними даже связываться не стоило. Нужно было отрезать Вэй Хуайгу все пути к отступлению, чтобы ему прямая дорога была на суд трёх палат и в руки стражников. То есть, — Шэнь Цзечуаня. — Вэй Хуайгу… — протянул Шэнь Цзечуань, рассеянно поигрывая именной биркой, лежащей на маленьком столике. — Он перехватил срочное послание, значит не хотел, чтоб оно достигло императора. Но в последний миг передумал. Почему? — И прошлым вечером он вёл себя странно, — добавил Сяо Чие, вспомнив подозрительную покорность Вэй Хуайгу. — Зная его, я ждал, что он начнёт изворачиваться и искать козла отпущения в министерстве податей. А он только на вопросы отвечал. Шэнь Цзечуань со стуком положил бирку. — В Баймачжоу в прошлом году был богатый урожай. Часть отправили Либэю, по дороге подменив на испорченное зерно. Так куда же делось зерно хорошее? Сяо Чие снял платок, стиснул его. — Люди погибли, чтоб какая-то скотина обогатилась… Если зерно послали из Баймачжоу через водные пути Хэчжоу, значит оно ушло мимо Цюйду сразу в Чжунбо, там на него шлёпнули купеческие печати и продали за высокую цену под видом обычного. — Слуги о том, что Цзян Циншаня переводят в Чжунбо, начали ходить ещё до Нового года. И если кто-то, услышав их, решил на этом нажиться, тогда всё ясно. — Шэнь Цзечуань поднял глаза, встретившись взглядом с Сяо Чие. — Зная, что Цзян Циншань уедет из Цзюэси, кто-то из его чиновников договорился перепродать богатым торговцам армейское зерно. В прошлом он сам надзирал за сбором провианта, поэтому воровать в больших количествах у них не получалось, но в этот раз ему пришлось уехать в столицу с докладом, и проходить всяческие перепроверки для новой должности, и это развязало ворам руки. Вот только никто и подумать не мог, что им хватит наглости заменить украденное зерно зеплесневелым. — И торговцев, которые могут скупить такое количество, мало, — с нечитаемым выражением лица проговорил Сяо Чие. — Никто бы не пошёл на такую сделку, не имея собственного каравана… — Си Хунсюань, — медленно ответил Шэнь Цзечуань. — Си Хунсюань, — подтвердил Сяо Чие. — Он умер не из-за нас, им надо было его убрать, чтоб не подставил остальных. Вэй Хуайгу из кожи вон лез, чтобы повесить на него обрушившийся бордель. Может, потому что они оба участвовали в перепродаже армейского зерна, и Вэй Хуайгу боялся, что тот не сможет пройти строгие проверки? С мёртвым Си Хунсюанем ему безопаснее. Шэнь Цзечуань задумался на мгновение, и кивнул. — Похоже, что так. Си Хунсюань говорил, что Вэй Хуайгу жаден до денег. И если он так быстро согласился отдать ему серебро, значит попросить о таком было вполне в характере нашего подозреваемого. Однако, Си Хунсюань мёртв, вновь проворачивать эту авантюру слишком рискованно, поэтому, полагаю, в этот раз перепродажей занимался кто-то другой. Возможно, он шантажировал Вэй Хуайгу, и, получив послание, тот понял, что сам оказался козлом отпущения. Бежать ему некуда, к тому же, судя по тому, как тихо он себя ведёт, личность настоящего преступника ему известна. Он пытается сделать то же, что, в своё время, Хуа Сициань, — ценой свой жизни защитить клан Вэй. Слушая спокойную речь Шэнь Цзечуаня на фоне шума дождя, Сяо Чие почувствовал, как его накрывает ужасная усталость. Цзимин поступил правильно, казнив поваров на месте, — теперь Либэй не втянут в придворные склоки, не сделают оружием, которым можно убрать неугодных… Нет, не только ведь в склоках дело. Они наверняка хотели использовать поражение Либэя, чтоб ослабить его. Хотели развалить либэйскую тяжёлую конницу, всегда бывшую в руках клана Сяо, и передать её под столичное управление. Формально Либэю бы не навредили, но военные цензоры крепко взяли бы клан Сяо за горло. — Если бы генерал Цзо не приехал вовремя… — Шэнь Цзечуань потянулся к нему в тесном экипаже, ласково взял за руку, холодную, как лёд. — Тогда сегодня утром столица назначила бы нового командующего, и либэйская тяжёлая конница перестала бы быть либэйской. Сяо Чие помолчал, борясь с собой, и ласково погладил его по волосам в ответ. — Либэйская тяжёлая конница принадлежит Дачжоу, — хрипло сказал он. — Отец создал ее своими руками, и она куда важнее нас с Цзимином. В столице не понимают, что мы стеной стоим в Либэе, защищая страну. Что мы не предатели.