Поднося вино (将进酒)

 Низкие тучи закрыли луну, превратив фигуры людей в призрачные тени, клинки покидали ножны с пугающим звуком, — словно ветер тянул и рвал шелковые одеяния. В мрачной тьме смерть казалась неотвратимой. Шэнь Цзечуань трижды стукнул веером по столу и налил себе еще вина. — Вы правы, — он поднял чарку. — Пришла нам пора свести счеты. — Ты же такой умник, — процедил Си Хунсюань, наблюдая, как толпа мечников окружает дом, — а не понимаешь, что если б слушался меня, не пришлось бы и страдать. — Человеку попасть в столицу все равно что птице попасть в золотую клетку. Разве сможет она улететь от опасности? Это и вас касается: вы удачливы и несчастны одновременно. Вам довелось биться не на жизнь а насмерть с морскими волнами и победить… в знак уважения подниму за вас тост! — Он медленно вылил вино на пол, словно поминая покойника. — Вот только вы забыли почему-то, что людей, преодолевших такие испытания, нелегко подчинить и сломить. И меня нелегко, и вас. Мы-то знаем, что смирившимся не увидеть милости Неба. Они до нее просто не доживают. — Да, я сражался с волнами, но и тебе пришлось не легче. И я выпил бы за тебя, Шэнь Цзечуань! Ты выдержал пытки, перенес такие мучения, но сегодня, увы, сгинешь. Не туда заплыла твоя лодочка, ха-ха! — Си Хунсюань хохотнул и тут же посерьезнел. — Одному из нас придётся умереть. — Вы привели себя в порядок, допили вино, — Шэнь Цзечуань не глядя отбросил чарку и поднялся, положив руку на меч. Усмехнулся, коснувшись большим пальцами жемчужины на рукояти. — Всё ещё не желаете рассказать, где Ци Хуэйлянь? Си Хунсюань заметил вдруг, что стало светлее. Он обернулся и понял, что поместье охвачено пламенем. — Не смейте с ним нежничать! Кто принесет его голову, получит двести лянов золота и серебра! Как по команде грохнули удары, выбирая ставни и окна, тени с мечами хлынули в дом. Шэнь Цзечуань встретил их с обнаженным клинком. Два шага, и брызнула кровь. Ян Шань Сюэ, блестя, словно выкованный из льда, разил направо и налево так быстро, что капли крови дождем барабанили по бумаге окон, но сам клинок оставался идеально чист. Судьбы Ян Шань Сюэ и меча Ланли были похожи, отражали суть своих хозяев: оба, скованные ножнами, собирали пыль в столице, без дела висели на поясах юных дворян как украшение. Но стоило им покинуть ножны, как начиналась дикая, кровавая бойня. Владельцы их были безжалостны и холодны как отблески на стали клинка. Пламя взвилось выше, в мгновение ока охватив половину поместья Си. Цяо Тянья взлетел на ближайшую крышу и побежал по коньку, точными ударами раскидывая убийц, пока не добрался до крыши главного дома. — Именем его величества! — крикнул он, высоко подняв золоченую бирку Шэнь Цзечуаня. — Императорская стража ведёт следствие! Клан Си собрал личную армию воинов из цзянху под носом у Сына Неба! Среди них разыскиваемые преступники! Си Хунсюань угрожает благополучию его величества и за то приговаривается к смерти! Все замешанные пойдут под стражу, сопротивление бесполезно! Поместье окружено Алыми всадниками, сдавайтесь! — Что за бред! — заорал Си Хунсюань. — Не слушайте его! Я друг Сына Неба, мы вместе прошли через огонь и воду! Стражники сговорились убить верных чиновников! Покрывают свои преступления! Все, кто заступится за меня, станут героями! Завтра я поведу вас к воротам дворца! Сам император вам наградит! Занявшийся пламенем навес рухнул, но Си Хунсюань не шевельнулся, так и стоял среди пламени, неотрывно глядя на своего злейшего врага. — Его Величество только избавился от евнухов-предателей, а теперь и Шэнь Цзечуань решил его обмануть! Воспользовался своим положением! Воины! Император ненавидит бесчестных чиновников! Убивший этого Шэня станет героем! Имя его запишут на бамбуке и шёлке для потомков! Цяо Тянья зло сплюнул. У проклятого жирдяя Си язык был подвешен! Если такому рот не заткнуть, он и белое черным сделает! Оставалось лишь спрятать жетон, спрыгнуть во двор и сойтись с врагами лицом к лицу. Кровь лилась потоком, блестела в отсветах пожара. Где-то кричали люди, лавочники, счетоводы и слуги носились сломя голову, ища выход, но стражники уже обступили все ворота. Из главного дома неожиданно выступила темная фигура, постояла неестественно прямо, и повалилась на ступени, заливая все кровью из перерезанного горла. Из-за нее показался Шэнь Цзечуань: одни движением он сунул клинок в ножны, и, перешагнув через руку трупа, принялся медленно спускаться по ступеням. Си Хунсюань вдруг разразился хохотом, его прямо-таки трясло от смеха. — Да… Я все-таки тебе не ровня… придумал такой повод со мной покончить, что даже его величеству возразить будет нечего… Шэнь Цзечуань склонил голову к плечу, наблюдая, как пламя пожирает стены. — Все пошло не по плану. Я собирался убить тебя позже, — ответил он. Си Хунсюань поднял глаза к небу и тяжело вздохнул. Он вдруг совершенно успокоился, будто не кричал только что в гневе, не хохотал как безумный. — Раньше или позже… какая разница? Все равно обвел меня вокруг пальца. Проклятье! Впрочем, тебе проиграть не стыдно, Шэнь Цзечуань, так что я признаю поражение. Вот только… думаешь, ты крепок, будто в тысяче горнов закален? Я умру сегодня потому что недооценил противника. Но есть люди и поумнее, но есть люди и поумнее меня. Они тебя считают помехой, и в очередь выстроятся чтоб убить. С одним ты справишься, может и с двумя… но всех их тебе не победить. Какая жалость… Он помолчал, вглядываясь в звезды. — Мы с тобой родились не для того чтоб нас любили и лелеяли. Нам приходиться драться за то, что другим достается просто так. Детям от законных жен достается все, детям наложниц ничего, и этого не изменить… но я-то рожден в браке, так почему со мной обходятся хуже чем с ублюдком?! Если уж моя жизнь ничего не стоит, то твоя и подавно! Рвешься в бой, хочешь взять свое, да сможешь ли удержать? — Си Хунсюань воздел руки, словно обращаясь одновременно и к Шэнь Цзечуаню и к Небу. — Этой бойне не будет конца. Когда я уйду, долго ли тебе праздновать победу? Они до тебя доберутся… ха-ха! Он снова расхохотался, и вдруг с неожиданной прытью пополз к мертвецу, выхватил у него меч и, поднявшись, побрел к Шэнь Цзечуаню. — Я сын клана Си. Три раза одерживал верх над Си Гуанем! Я ничего не хуже него, это родители наши были слепы! Я полюбил не ту женщину, и больше ни любви ни ненависти в моей жизни нет. Кончились. Я… — Он вскинул клинок и одним движением перерезал себе горло. Горячая кровь брызнула прямо на Шэнь Цзечуаня, меч выпал из ослабевшей руки. В последний раз Си Хунсюань осклабился, открыл рот, но слова выходили лишь пополам с бульканьем. — Буду тебя… ждать… в аду… Шэнь Цзечуань долго смотрел на него, не обращая внимания ни на бушующее пламя ни на текущую по пальцам кровь, но вот опомнился и брезгливо встряхнул рукой. *** Поместье клана Си сгорело дотла, выживших поместили под стражу в императорскую темницу. Все преступления Си Хунсюаня, (включая сбор личной армии и сопротивление аресту) Шэнь Цзечуань подробно описал в докладе, поданном его величеству. Ли Цзяньхэн был поражен до глубины души, но все доказательства были налицо: Си Хунсюань действительно собрал в поместье неприличное количество «гостей» из цзянху, и личность каждого была установлена через судебное министерство. Расследование это было проведено так быстро, тщательно и чисто, что даже цензорат не нашел к чему придраться. Вэй Хуайгу, человек скользкий и коварный, поняв, куда дует ветер, немедленно велел всем своим подчиненным и сторонникам порицать Си Хунсюаня как предателя и злодея, обманом заманившего его величество в ловушку и подстроившего падение Лотосового павильона. В общем, клан Вэй приложил все усилия чтобы полностью устраниться от этого дела и клана Си. Как говорится: стоит чаю поостыть, как гостей и след простыл. Но хоть Гэ Цинцин со своими людьми перевернул всю столицу вверх дном, ни Цзи Гана ни Ци Хуэйляня стражники так и не нашли. — Они не покидали Цюйду, — Шэнь Цзечуань оторвался от документов. — Он хотел использовать наставника чтоб держать меня в узде. Отошли он их, оставил бы себе слишком мало места для маневра. — Наставник человек книжный, но учитель — боец, из лучших, — заметил Цяо Тянья. — Мои люди тоже их ищут. Пока ничего. Шэнь Цзечуань промолчал, погрузившись в свои мысли. Поняв, что ответа не дождется, Цяо Тянья собрался было уйти, как вдруг господин обратился к нему: — У меня сегодня свободный вечер, поэтому поеду во Двор цветущих слив. Нам с его хозяином многое нужно обсудить. Ты иди первым, подождешь меня там. Расспроси Гу Цзиня о тех, кого Сянъюнь продала Сюэ Сючжо. Цяо Тянья принял приказ и вышел на крыльцо. Во дворе отдыхали стражники, все офицеры ранга четвертого и выше, одетые в форменные тиэли с летучей рыбой, перепоясанные стражницкими клинками сичунь. Среди них имелись даже выходцы из богатых дворянских семей, чьи предки щеголяли титулами. На другой стороне двора сидел Гэ Цинцин со своими людьми. На первый взгляд ничего не происходило, но Цяо Тянья чувствовал, как стражники начинают потихоньку разбиваться на два лагеря. Шэнь Цзечуань слишком быстро взлетел на вершину, — всего за шесть месяцев сделался Северным судьей. Это была серьезная, высокая должность, — естественно, многие офицеры, завидев такое, позеленели от зависти. Всю стражу опутывала паутина связей, каждый, в кого ни ткни, имел либо влиятельных роственников либо особое положение. Обычно, когда новый судья заступал на должность, его посвящали во все эти тонкости, но Шэнь Цзечуань был так занят служебными делами, что так и не познакомился как следует со своими подчиненными. Но страда однажды закончится, придется всем работать сообща… От одной мысли об этом у Цяо Тянья на душе становилось неспокойно, но он отбросил тревогу, и отправился выполнять приказ. Сяо Чие еще не вернулся из тренировочного лагеря, и Гу Цзинь был во Дворе Цветущих слив один. Цяо Тянья присел с ним на веранде, выпил по чарке вина, и, как приказано было, расспросил о Доме Сянъюнь. Погода стояла прекрасная, куда ни кинь взгляд, — весенние пейзажи: набухшие почки да зеленые ростки. — Шестнадцать мальчишек и девчонок, никому нет двадцати, — поведал Гу Цзинь. — Я велел малышу Тао всех переписать для княжича. Княжич потом твоему господину покажет. Вот только как тут докопаться до сути непонятно: слишком пестрая компания, что морские камушки. Ничего общего у них нет кроме возраста. — Уже что-то, — Цяо Тянья залпом опрокинул крошечную фарфоровую чарочку вполовину меньше обычной, задумчиво нахмурился, наслаждаясь вкусом вина. — Чем сложнее о них что-то сказать, тем они важнее… Вино отличное, но зачем же из такого наперстка пить? — Чтоб работе не мешало. У нас теперь так: если господин вернется, а от кого-то несет вином, — отругает. — Гу Цзинь, получив взбучку от Сяо Чие, уже несколько дней остерегался много пить. Он был ответственным за охрану дома и присел-то всего на минутку, вскоре оставив Цяо Тянья в одиночестве. Тот отдохнул немного на веранде, любуясь весной в тишине да попивая вино, и, вспомнив, что гуцинь его где-то здесь, решил поиграть. Собрав вино и чарки на поднос он углубился в сад, как вдруг, среди зеленой дымки молодой листвы, услышал звуки циня. Осторожно, чтобы не напугать музыканта, он двинулся на звук и бесшумно отвел ветку. У перил длинного коридора сидел, скрестив ноги и склонившись над нотным листом, незнакомый мужчина. Солнце ярко освещало его, играя в черных, как вороново крыло, волосах, заколотых старой деревянной шпилькой. Одет он был в нежно-голубой халат с широкими рукавами, с пояса свисала небольшая кожаная сумочка для бумаг. Лица его было не разглядеть: он то наклонялся над цинем, подбирая мелодию, то снова обращался к нотам. Неожиданно, на спину ему вспрыгнул белый котенок с серыми пятнами, и попытался лапкой поймать выбившуюся из прически прядь. Не отвлекаясь от листа, мужчина рассеянно стащил его с плеча и сунул в рукав. Подойдя ближе, Цяо Тянья понял, что это его гуцинь, и смог получше разглядеть лицо незнакомца в обрамлении летящих ивовых пушинок и бархатистых почек, греющихся на солнце. Мужчина был красив, но не ледяной, застывшей красотой Шэнь Цзечуаня, а скорее как теплый белый нефрит, подсвеченный весенними лучами. Черты его не отличались ни резкостью ни выразительностью, не чувствовалось в нем и той чувственной притягательности что у Ланьчжоу… он обладал особой красотой, — неземной и незабываемой. Цяо Тянья рос в благородной семье, и на память ему пришли стихи, которые любила старшая невестка: Пусть отмель яшмовой сияет белизной, С нефритом спорит игл сосновых цвет, Но господину, что передо мной Ни в Небесах ни в мире равных нет. Они ни разу и словом не перекинулись, но Цяо Тянья сразу понял, кто перед ним. — Как господин славно отдыхает, — он подошел к перилам, поставил поднос на землю. — Бросьте вы эти ноты. Если хотите разучить мелодию, я вам помогу. Незнакомец поднял голову и рассмеялся. — Стоило вспомнить о вине, и вот оно, стоило подумать о музыке, как вы появились. Братец, вы, верно, посланы мне Небом! — Тут прекрасные виды, жаль, что никто их не замечает. Но только я присел полюбоваться, как услышал музыку… и вот мы встретились посреди весенней красоты. В этом мире судьба редко людей сводит, а так уж вышло, что я ничего толком и не умею, лишь на гуцине играть. Если сейчас откажешься от моей помощи, кто еще тут тебя научит! — Цяо Тянья подлил себе вина, и, выпив чарку, кивнул собеседнику. — Ну так что? Будешь моим учеником? — Говорят, учитель на день, — отец на сотню лет, — незнакомец отложил цинь, и подразнил котенка нефритовой подвеской, спокойный и безмятежный. — Может я и признаю тебя учителем, братец, но сперва убеди меня, что научишь как следует. Цяо Тянья потер щетинистый подбородок. — Я, Цяо Тянья, никогда не лгу. Хочешь верь, хочешь, не верь. Незнакомец опустил подвеску, внимательно взглянул ему в глаза, и улыбнулся. — Я тебе верю. *** Когда Сяо Чие наконец вернулся домой, уже стемнело. — Господин, — обратился к нему Чэнь Ян, взяв лошадиный повод. — Юный господин Яо и вправду вернулся несколько дней назад. Хоть на ваш праздник он не пришёл, но обещал зайти в гости. — Его трудно поймать! Кто знает, когда он явится… — Сяо Чие снял пыльный, насквозь промокший от пота халат и зашагал к крыльцу. — Если придет, вели чтоб ему приготовили что-нибудь легкое. Он привык обедать со старшим секретарем Хаем, мяса почти не ест. Гу Цзинь вышел его встречать и прошел вместе с господином в дом. Сяо Чие погладил сидящего на плече Мэна. — Принеси ему воды и белого мяса, тоже устал, бедняга… а мой-то дома? Гу Цзинь кивнул. — Недавно пришёл, работает в кабинете. — Он поел? — спросил Сяо Чие. — Нет, его превосходительство сказал, что один ужинать не будет, подождет Второго княжича. Сяо Чие зыркнул на него, покручивая перстень на пальце. Гу Цзинь немедленно все понял и отвернулся, чтобы не пялиться, но на самом деле настроение хозяина наоборот улучшилось. Он сунул Гу Цзиню в руки меч. — Протри ножны как следует, — Сяо Чие оттянул ворот, обнюхивая себя. — Потом принесешь, я сам наточу. Вели подавать ужин… и скажи чтоб воды согрели. Потом найдешь Цяо Тянья, пусть отнесет форму своего хозяина в прачечную, окурит благовониями, а то завтра придворный совет. Всё, иди. Гу Цзинь послушно убрался, и Сяо Чие наконец вошел в кабинет. Шэнь Цзечуань, слышавший весь разговор, обмакнул кисть в чернила. — Как мило, — сказал он, не поднимая головы. — Умеете же вы ухаживать, Второй княжич.