Поднося вино (将进酒)

Юй Сяоцзай поднял полу халата и собирался было встать на колени, как Сяо Чие уронил чарку. Больше всех забрызгало Хань Чэна, — пришлось Юй Сяоцзаю подняться и бежать к нему с платочком. Цэнь Юй в этот миг задумался над картами, и слишком поздно попытался увернуться. Под хохот Кун Цю его забрызгало тоже. Хань Чэн потянул себя за отворот халата — Ваше сиятельство, вам, пожалуй, хватит! Вон, даже чарка уже в руках не держится! Сяо Чие поднял ладонь, извиняясь. — Прошу прощения. Завтра же пошлю к вам слугу с новыми одеждами. — Ну что вы, это всё такие мелочи! — отмахнулся Хань Чэн. Положение ему не позволяло не то что требовать от хоу возмещения ущерба, — даже выказывать неудовольствие, поэтому он громко рассмеялся. — Будем считать, что это был такой тост! Шэнь Цзечуань, воспользовались случаем, высвободил ногу. Склонившись, он поднял упавшую карту, и положил было на стол, но тут напротив раздался смех Сяо Чие. От этого смеха щиколотку, хранившую призрачное ощущение его пальцев, обожгло как огнем. Кун Цю опьянел быстрее всех. На службе он был всегда строг и сдержан, а тут принялся звенеть палочками по чарке, невпопад отбивая ритм, и завел какую-то песню, путая и мямля слова. Цэнь Юй, видя, что он уже теряет человеческий облик, потянул его за рукав. — Божань! Хватит петь, иди проспись. Тебе послезавтра еще Си Хунсюаня судить! Кун Цю радостно врезал по чарке еще громче. — А я помню! Я как раз расследоваю… расследую! Цэнь Юй не смог его удержать, и вздохнул. — Хорошо, что это моя пирушка, кто-нибудь другой тебя бы отстранил от службы за такое вульгарное, дурное поведение. — Ну и пусть отстар… отстраняют! — взвился Кун Цю. — Пусть только попробуют! Я их так отстраню… — И правда! — рассмеялся Хань Чэн. — Еще весна не началась, а нас уже так завалило работой, что ни охнуть ни вздохнуть. Ни минуты свободной не видели, вы уж позвольте человеку повеселиться, уважаемый цензор! — Пора и честь знать. Если будем веселиться слишком шумно, старший секретарь не обрадуется, — Сяо Чие поднялся и подозвал Чэнь Яна. — Отвези его превосходительство Куна домой в моем экипаже. Слуги подняли суету, Чэнь Ян помог Кун Цю выйти. Цэнь Юй, проводив их, утер взмокший лоб и обернулся к гостям. — Вы с Божанем не так давно знакомы… Должен вам сказать, он раньше был человеком вольным и эксцентричным, но старший секретарь Хай его как следует пообтесал, — он ведь так ценит сдержанность и приличия! Пожалуй, и вправду не нужно нам больше пить, давайте-ка я велю подать крепкий бульон, чтоб все немного протрезвели. — О! Я бы с удовольствием вашего супчика с клецками отведал! — оживился Хань Чэн, отбросив формальности. — И уксуса, уксуса, пожалуйста, добавьте! Шэнь Цзечуань поклонился. — Увы, не смогу остаться, тюремные дела не ждут. Хорошо вам повеселиться, господа, — если в обозримом будущем ничего непредвиденного не случится, наступит моя очередь вас угощать. Хань Чэн, знавший, что он в последнее время и правда очень занят, решил его поддержать. — Когда ты был южным судьей, наши ремесленники к тебе шли табунами, а им палец в рот не клади. Но теперь-то ты северный судья, не надо перерабатывать до такой степени! Просто будь подобрее с подчиненными, они это запомнят и палки в колеса тебе ставить не будут. Шэнь Цзечуань в ответ лишь согласно склонил голову. Цэнь Юй вызвался его проводить до ворот, и, поскольку отказывать хозяину не пристало, они вместе вышли в укрытую туманом ночь. Лил дождь, и прохладный весенний ветер немного развеял винные пары, остудил разгоряченные головы. — Вам, должно быть, пришлось отложить важные дела, чтобы нас посетить, — сказал Цэнь Юй, когда они спускались по лестнице. — Вовсе нет, с важными делами я успел на сегодня покончить, — улыбнулся Шэнь Цзечуань. Цэнь Юй одобрительно кивнул. Он и вправду ценил этого юного чиновника, признавал его таланты. Жалел лишь, что такого человека прибрали к рукам стражники. — Это хорошо. Срочные задания ради пирушек откладывать не следует. Он проводил гостя до ворот и позвал слугу с зонтом и фонарем. — В императорской темнице не бывает проходных дел, — сказал он на прощание. — Даже три судебные палаты не могут вмешиваться в вашу работу. Недоброжелатели будут обвинять вас в том, что вы быстро вознеслись и почиваете на лаврах, поэтому, беседуя с людьми, будьте осмотрительны и благоразумны. Говорят, быть особой, приближенной к трону, все равно что ночевать в логове тигра. И это вправду так, — подобных высот добиваются лишь люди умные и находчивые, а потому вам, Ланьчжоу, нет нужды переживать о том, достойны ли вы своего места. Вы молоды, у вас еще столько всего впереди! Отбросьте ненужные сомнения и просто сосредоточьтесь на службе. А по поводу хоу Динду могу вам сказать, что он тоже человек далеко не глупый, и вам с ним в будущем не единожды придется вместе потрудиться. Сегодня вы правильно сделали, что помирились, — может, задушевными друзьями и не станете, но это куда лучше, чем ссориться при каждой встрече. Ланьчжоу, я ценю ваши таланты и желаю, чтоб усердный труд принес вам успехи! Шэнь Цзечуаня тронула его искренность. Он поклонился было, но Цэнь Юй вежливо коснулся его предплечий, прося выпрямиться. — Ну-ну. Дорога в дождь скользкая, ступайте осторожнее. Попрощавшись с ним, Шэнь Цзечуань накинул плащ на белом меху, пожалованный Ли Цзяньхэном, но в паланкин не сел, — пошел пешком. Цяо Тянья нес над ним зонт, но не успели они пройти и пары улиц, как за спиной раздался грохот копыт. Цяо Тянья отошел на обочину, и вовремя, — из темноты, погоняя коня, вырвался Сяо Чие. — О, вы кстати, а я только собрался… — начал Цяо Тянья, но Сяо Чие, вместо того, чтобы остановиться, свесился с седла, и, на лету подхватив Шэнь Цзечуаня, ускакал прочь, обдав его телохранителя брызгами. — …пойти выпить, — закончил тот. Что тут еще скажешь! Осталось лишь руками развести. *** Сяо Чие был силен, и усадить добычу в седло впереди себя ему не составило труда. Человеку неопытному так править лошадью было бы неудобно, но он справлялся и одной рукой, другой обнимая Шэнь Цзечуаня. Откинувшись назад, тот чувствовал, будто железную стену опирается, такой сильной и широкой была грудь его «похитителя». Лан Тао Сюэ Цзинь молнией промчался сквозь дождливую ночь, взметая брызги в мириадах луж, и устремился прямо к городским воротам. — Кто это тут разъездился по ночам?! — крикнул со стены караульный, подняв фонарь. Сяо Чие прикрыл Шэнь Цзечуаня краем плаща и поднял свою именную табличку. — Открывай давай! — Генер… хоу! — караульный немедленно поклонился и махнул рукой стоящим внизу. — Отпирайте, быстро! Ворота, загремев, отворились, и Лан Тао Сюэ Цзинь галопом вырвался из города, набирая и набирая скорость. За ним, невзирая на тьму и дождь, несся кречет. Шэнь Цзечуань схватился за конскую гриву. — Нельзя далеко уезжать… завтра утром я должен… Он не договорил, — Сяо Чие схватил его за подбородок, и, развернув лицом к себе, жадно поцеловал. Шэнь Цзечуань, в отличие от него, умелым наездником не был, и, чтоб не свалиться, вцепился одной рукой в лошадиную шею, а другой в любовника. Но Сяо Чие, конечно, не дал бы ему упасть: крепко прижал к груди одной рукой, и целовал, целовал в губы, в щеку, в шею, не обращая внимания на безжалостный ливень… Они ведь не виделись целую неделю, в конце-то концов. Одежда Шэнь Цзечуаня представляла теперь жалкое зрелище: плащ съехал, форменный халат-тиэли распахнулся на груди, и дождь, летевший в лицо из тьмы, промочил нижние одежды, леденя кожу. Но он не остался в долгу, — тоже вцепился в Сяо Чие, сминая ткань. Ливень припустил сильнее, Лан Тао Сюэ Цзинь стремился во тьму не разбирая дороги, словно летящая на всех парусах лодка, что несет любовников, уединившихся для тайного свидания. А свидание это было в самом разгаре: Шэнь Цзечуань, дрожа, закрыл глаза, мокрый от пота и льющейся с неба воды. Его подбрасывало на ухабах, но Сяо Чие не давал ему просто опуститься, — подавался бедрами навстречу, каждый раз задевая то самое, нужное место. Вино и его разгорячило: показывая свою удаль, он подстроился под бешеную скачку, и не давал Шэнь Цзечуаню ни мгновения передышки, заставляя стонать и вскрикивать на каждой выбоине. — Нравится? — спросил он, заметив, что Шэнь Цзечуань пытается отодвинуться, и вновь прижал его к груди. — Мхм… — Значит постараюсь лучше… Сяо Чие изловчился и, убрав его мокрые волосы с уха, что-то прицепил на мочку, припечатав нежным поцелуем. Шэн Цзечуань дернул головой, и капелька алой яшмы заколыхалась на цепочке. Как во сне он поднял руку, дотронулся до серьги и попытался что-то сказать, но получались лишь беспомощные выдохи. Он обернулся к Сяо Чие, то ли за объяснениями, то ли наоборот все понимая… но тот заткнул его поцелуем. Что делает с людьми игривая весна, наступившая наконец после долгой, суровой зимы! Окончательно сходят с ума повесы: им и повод уже не нужен, один призывный взгляд, — и желание вмиг набухает весенним паводком, грозя сорвать маски, смыть остатки приличий. Чего только не происходит тогда под полами строгих придворных одеяний! Лишь оказавшись наедине развратники обнажают друг перед другом не только тела, но и души.