Поднося вино (将进酒)

Эдикт прибыл внезапно, так что в спешке ни Сяо Чие ни Шэнь Цзечуань не успели одеться подобающе, в чиновничьи халаты. Все обитатели храма, как были, высыпали во двор, и пали на колени. Евнух, принесший эдикт, только-только заступил на должность: он не стал важничать, и, увидев, что адресат явился, быстро зачитал послание. — Прошу, генерал-губернатор, поднимитесь же, — сказал он с поклоном, закончив читать. Сяо Чие забрал из его рук шёлковый свиток, Чэнь Ян немедленно велел подать чай. — Храм Покаяния весь пропитался болезнью, не смею приглашать гунгуна присесть, — сказал Сяо Чие. — Вы так усердно работали, не зная ни сна ни отдыха! Это вам бы присесть хоть на минуту, — евнух с удовольствием глотнул чаю, но тут же нахмурился и вздохнул. — Как господа могут это пить! Ваше превосходительство, его величество пришел в себя, потому вам с господином судьёй дозволено отдохнуть. — Здесь до сих пор много больных, служба моя не кончена, так что я пока не имею права отдыхать, — запротестовал Сяо Чие, но не слишком яро. Так, попивая чай, обмениваясь с евнухом любезностями и шуточками, он пытался разобраться, что тот за птица. — Так значит его величество очнулся? — переспросил он. Евнух, которого, кстати, звали Фумань, охотно ответил: — Всё верно, этим утром! Дамы во дворце льют слезы радости, ее величество лично велела придворным лекарям глаз с него не спускать. В самом эдикте ничего интересного не было, одни формальности и благодарность гвардии, страже, а также секретарю министерства податей за усердную службу и своевременные действия. Насчет награды, однако, ничего определенного сказано не было. Фумань лишь недавно заступил на службу, и состоял при верховном секретариате. Чиновники секретариата евнухов недолюбливали, а Хай Лянъи их и вовсе терпеть не мог, так что Фумань, обычно, не смел смотреть начальству в лицо, и, отвечал исключительно склоняясь в земном поклоне. Ни шутить ни улыбаться он не смел тем более, но, получив вместе с чашкой горячего чая дружеский привет, понял, что генерал-губернатор человек беззаботный, не скованный излишними приличиями, и постепенно расслабился. В конце концов он решил сделать Сяо Чие что-нибудь хорошее, и таким образом подлизаться. — Этот недостойный раб как-то наливал старшему секретарю чай, и вроде как услышал слухи, касающиеся вашего превосходительства, — тихонько сказал он, подойдя поближе. Сяо Чие махнул рукой, веля гвардейцам отойти, и приобнял Фуманя за плечи. — Так вы у нас, выходит, особа, приближенная к старшему секретарю. А я вот шагу ступить боюсь, всё на небо смотрю, высматриваю, откуда ждать бури. Может вы, гунгун, меня просветите? — Что вы, я недостоин советовать! Генерал-губернатор с честью исполняет свой долг, и старший секретарь об этом прекрасно осведомлен! Просто секретариату требуется несколько дней чтобы распределить награды! Вам ли опасаться бури! Просто подождите немного. Сяо Чие улыбнулся. — Гнаться за почестями я не посмею. В одиночку мне бы никогда с этой бедой не справиться. Обилие наград меня только смутит. — Ваше превосходительство! — Фумань хлопнул себя по бедру. — Вы просто образец скромности. А от стражников командовать назначен Шэнь Цзечуань? — Да, всучили мне эту сосульку. Поняв, что эти двое в дурных отношениях, Фумань тут же угодливо рассмеялся. — Ах, кто же знал, что так случится! И, подумать только, ему ведь тоже положена награда. Секретариат, разумеется, за это отвечать не может, стражники полагаются только на милость его величества. — Перед новым годом ему и так уже оказали исключительную милость, повысили до южного судьи, — заметил Сяо Чие. — Неужели секретариат не возражал? Фумань аккуратно отставил чашечку. — Он у вас, ваша светлость, в печенках сидит, не удивительно, что вы за каждым его шагом наблюдаете. Однако у секретариата и без него забот по горло. Его повышение такая мелочь! Никто бы не осмелился из-за этого всерьез противоречить его величеству. Да к тому же в нашему императору так не везёт! Даже старший секретарь Хай с ним в последнее время только и соглашается, жалеет. Однако, позвольте этому недостойному вам кое-что сказать по секрету. Если этого Шэня продолжат так быстро повышать, другие могут усмотреть в нем опасность. Сейчас все офицеры пятого ранга и выше, — выходцы из древних, благородных семейств. А этот… выйдите на улицу да крикните: «Шэнь Вэй», — заплюют до смерти! Если его снова повысят, сколько пойдет кривотолков за спиной, сколько ему выскажут в лицо! Внимание власть имущих, заслуги и награды, всегда вызывают зависть. Стражники же… они все что львы и тигры, яростные хищники. Если он хочет удержатся на вершине, много усилий придется приложить! Сяо Чие поболтал с Фуманем еще немного, и наконец поручил Чэнь Яну его проводить. Тот предупредительно подсадил евнуха в седло, и, взявшись за поводья, Фумань почувствовал как что-то оттягивает рукав. Он сунул туда руку, проверяя содержимое, и просиял. — Генерал-губернатор так щедр! — пропел он, пряча деньги поглубже — С ним приятно водить дружбу! *** Шэнь Цзечуань наконец принял Лян Цюйшаня, и был приятно удивлен его умению четко и подробно отвечать на вопросы о счетах и прочей бухгалтерии. Но как же вышло, что такой талантливый человек оставался в тени, и даже ранга не заимел? — В последние дни дела наши пребывали в полном хаосе, — сказал Шэнь Цзечуань. — В столице ведь множество аптекарских лавок, и со всеми нужен будет рассчитаться за порошки и травы. Вы проделали огромную работу, так тщательно задокументировали все приходы и расходы! — Недостойный просто выполнял задание, это мой долг, — озабоченно сказал Лян Цюйшань. — А вы, ваше превосходительство, сегодня куда как лучше выглядите! — Лекарство подействовало, так что я практически здоров. Перепишите отчёты в нескольких экземплярах: для своего начальства и для гвардии, чтобы имели представление, чего ожидать. Пока длилась эпидемия, все на время забыли старые обиды, но вот ненастье кончилось, пришла пора задуматься о наградах и повышениях. Так как в деле участвовали три стороны, ждать можно было чего угодно: любых наговоров, подлостей и ударов в спину. Лян Цюйшань, как младший служащий, многое повидал, и был уверен, что раз Шэнь Цзечуань не ладит с гвардейцами, то теперь-то, когда представилась возможность, вцепится им в горло. Однако, его превосходительство судья даже не попытался присвоить всю славу себе, и как-будто даже никому не хотел усложнять жизнь! Лян Цюйшань помедлил немного, но все же решился: — Вы лично поручили мне вести эти записи, как же я могу их вот так отдать в чужие руки… — Пока я болел и был не в себе, вы прекрасно справились сами, — Шэнь Цзечуань закрыл тетрадь. — Вы подходите к работе со всем тщанием, столько лет служите в министерстве податей… так почему же до сих пор на такой низкой должности? Лян Цюйшан понял намёк, и тяжко вздохнул. — Этот недостойный служит в министерстве податей со второго года Сяньдэ. До недавнего времени там начальствовал человек из клана Хуа. Денег у меня нет, я только и умею что быть на посылках, поэтому ни пригодиться вышестоящему не могу ни занести подарочек. Я господам начальникам не интересен, так что в моем послужном списке ни порицаний ни поощрений. Шэнь Цзечуань помолчал немного. — Его величество сейчас вовсю ищет таланты, Шесть министерств нуждаются в людях. Не печальтесь, возможность проявить себя вам непременно представится. Лян Цюйшан сразу понял, что это значит: Шэнь Цзечуань намекнул, что похлопочет о его повышении! Он быстро поклонился: — Этот скромный чиновник никогда не забудет вашей доброты, вашей высокой оценки! Он застыл, не поднимая головы, и лишь когда Шэнь Цзечуань ушёл, понял, что по щекам текут всамделишные слёзы. Лян Цюйшань о многом молчал перед господином судьёй. Например, о том, что прибыл из Цзюэси, и так долго учился, что экзамен сдал позже сверстников. Сперва ему прочили место в министерстве чинов, но должность уплыла в руки тому, кто дал щедрую взятку. Тогда Лян Цюйщаня перевели в министерство работ, и за несколько лет работы отзывы он получил самые лестные. Так как особенно хорошо он ладил с цифрами, его перевели в министерство податей, и он уж было обрадовался, что тут сможет показать все, на что способен, но его ждало разочарование: все заслуги присваивал себе вышестоящий, родич клана Хуа, — человек совершенно никчёмный, но умеющий выезжать на чужих стараниях. Лян Цюйшань привлёк все свои связи, чтоб перевестись и вырваться из этой кабалы, но начальству его рабское положение было слишком удобно, и в конце концов его затюкали до того, что он оказался на самой нижайшей должности и даже полноценным чиновником считаться больше не мог. Он совсем было разочаровался в жизни и о мирской славе больше не мечтал, но не было бы счастья, да несчастье помогло! *** Через два дня ворота дворца наконец отворились, и Шесть министерств вернулись к работе. Людей из храма Покаяния отозвали, остались лишь лекари из императорской академии, ухаживавшие за больными. Шэнь Цзечуань, свежий, в чистой униформе с нашивкой в виде змея и «фениксовым» поясом, при мече и именной бирке, преувеличенно вежливо прощался у ворот с Сяо Чие, по такому случаю вымывшемся и приодевшимся в алые придворные одеяния с вышитым на груди львом. В этом наряде, подчеркивавшем его стройные, длинные ноги, он казался еще выше ростом. — Ну что ж, я во дворец, — Сяо Чие свистнул коня. — Не присоединитесь ли ко мне, ваше превосходительство? — Прошу, поезжайте, генерал-губернатор, не ждите меня. Этот недостойный сперва должен доложиться своему начальству. — Плохо же быть человеком подневольным, — Сяо Чие запрыгнул на жеребца. — Когда придешь кататься? — Я боюсь высоты, — Шэнь Цзечуань поднял голову. — Смотрю на ваши трюки и страшно. Сидите в седле как следует. — Смогу я сидеть как следует после нашей встречи или нет, от тебя зависит, — Сяо Чие постучал рукоятью кнута по груди. — Ты уж будь со мной понежнее. На этом они и расстались. Однако, прежде, чем отправиться к своему начальнику, Хань Чэну, Шэнь Цзечуань велел отвезти его в дом, где расположились Цзи Ган с Ци Хуэйлянем. Домик был неприметный, в один двор, посреди этого двора торчало полумертвое грушевое дерево. Шэнь Цзечуань вошел в ворота и замер: главные двери были плотно закрыты, учитель и наставник как сквозь землю провалились. Цяо Тянья тоже остановился, — почувствовал, что тишина вокруг какая-то неестественная и следов на песке слишком уж много. Он взялся за рукоять меча и, улыбаясь, вышел вперёд. — Есть кто дома? Если не покажитесь по своей воле, этот недостойный сейчас достанет клинок… Внезапный порыв ветра зашумели в ветвях груши, пригнул сорную траву, взметнул полы его халата. Цяо Тянья окинул двор новым, внимательным взглядом: он понял, что внутри и снаружи затаились бойцы. — Зачем за меч хватаешься? Здесь все свои… — донёсся из дома слабый голос. — Ланьчжоу… а вы что молчите? Шэнь Цзечуань рассмеялся, не спуская с дверей ледяного взгляда. — Второй юный господин! Вы, я слышу, в добром здравии. — Как поправился, так сразу и пришёл к своему дорогому брату. Только вот почему дорогой брат не сказал, что прячет у себя такого большого человека? — донеслось из-за двери. Шэнь Цзечуань снова рассмеялся и мотнул головой, веля Цяо Тянья отступать. Резким движением он распахнул дверь, подняв облачко пыли, и наткнулся взглядом на толпу незваных гостей. Обнаженные клинки их так и поблескивали в полумраке. Посреди же комнаты, укутавшись в плащ на лисьем меху, и правда сидел Си Хунсюань, мрачно прихлёбывая чай. За время болезни он сильно исхудал и выглядел бледно. — Не понимаю, о ком вы: у меня тут только старый дурак и старый сумасшедший, — Шэнь Цзечуань по-хозяйски вошел в дом, не выказав ни капли страха. — Если они вам понадобились, забирайте. — Если Ци Хуэйлян просто старый сумасшедший, то Хай Лянъи — нищий попрошайка, — кисло отозвался Си Хунсюань. — Ланьчжоу-Ланьчжоу, поистине вы себе на уме! Всё это время прятали верховного наставника Юнъи! Советовались с ним, верно… Ха-ха, он из вас что же, императора готовит? — Он давно обезумел, — Шэнь Цзечуань достал платок, и принялся деловито смахивать пыль. — Неужели вы сумасшедшего старика испугались? — Да! — Си Хунсюань вдруг бахнул чашкой об стол. — Сумасшедший старик на меня натравил бешеного пса! Стоило дать слабину, и вот я весь изранен! Стена клинков угрожающе надвинулась, но Шэнь Цзечуань лишь улыбнулся в ответ. — Какая нелепица. Если хотите меня убить, сперва скажите хотя бы, за что. — Ты… — прошипел Си Хунсюань, — …сговорился с Сяо Вторым меня убрать? Лицо Шэнь Цзечуаня окаменело, повеяло холодом. Но вот мгновение промелькнуло, и он вновь улыбнулся, оперся о стол, наклоняясь к гостю. — Сговорился, — произнёс он, буравя Си Хунсюаня взглядом темных, безжалостных глаз. — Положим, это так. Положим, я во всём признался. Но осмелитесь ли вы мне поверить?