Поднося вино (将进酒)

— Весна пришла, много проблем проклюнулось. Мы с тобой толком еще ничего не обсудили, а когда в следующий раз свидимся неизвестно, — сказал Сяо Чие. — Так что переночуй здесь. Шэнь Цзечуань улыбнулся. — Запомните: никаких приставаний, — мелодично протянул он, но один его взгляд возбуждал желание, кончики пальцев словно касались невидимых струн. Сяо Чие не мог от него глаз оторвать. Что за человек… Кто еще тут кобель! Хотя этот скорее лиса, — пушистый хвост так и щекочет, каждое движение шепчет: «иди ко мне», и не понять, хитрость это или он сам не понимает, что играет с огнем. Сяо Чие закрыл окно. — Конечно. Мы же тут ради серьезных дел собрались. *** — Завтра утром приготовь доклад о состоянии сточных канав, а я представлю его императору. — Сяо Чие откинулся на плетеном стуле и, подобрав небрежно брошенный халат, начал по-хозяйски выуживать из рукавов мелочи, расставлять их на полке. — Вам нельзя, — отозвался Шэнь Цзечуань, отмокавший в горячей воде. — Вы командуете императорской гвардией, вас не должны волновать ни жалобы простолюдинов ни вопросы городского благоустройства. Если вдруг ни с того ни с сего выступите с таким прошением, выглядеть будет подозрительно. — Тогда сам его подай. Ты там живёшь, так что тебе естественно этим озаботиться. А я поставлю резолюцию, что, мол, всё так и есть. — Сяо Чие достал из рукава складной веер. — О! Почему слоновая кость? Ученые и чиновники, желающие выглядеть людьми утонченными и обладающими безупречным вкусом, свысока смотрели на безделушки из слоновой кости, сандала и черного дерева, считая их невыносимо вульгарными. В моде у людей начитанных и желающих таковыми казаться, были веера из бамбука мосо, расписанные кистью знаменитых каллиграфов. — Для забавы, — ответил Шэнь Цзечуань. — Такая вульгарная вещь мне как раз подходит. Он пять лет просидел в храме Покаяния и ему не след было тягаться в начитанности и утонченности с сыновьями благородных домов. Правильней всего было изображать неотесанного простолюдина, сноба, пытающегося сойти за своего среди интеллектуалов. Поэтому, впридачу к костяному вееру он носил на поясе пошлейшую, дорогущую нефритовую подвеску. Выпотрошив его рукава Сяо Чие понял вдруг, насколько они с Ланьчжоу на самом деле непохожи. Его собственные предпочтения были вроде бы на поверхности, но стоило стороннему человеку копнуть глубже, как становилось понятно, что ничего не понятно. То, что его якобы увлекало, на деле никакой ценности для него не имело. Выстраданное же потом и кровью он на людях отметал как неважное. У него не было ни любимого блюда ни вина. Его приятели уверенно могла заявить: «Второй княжич любит выпить», но что именно он пьет никто толком не знал. Шэнь Цзечуань же наоборот выглядел человеком без предпочтений, довольствующимся тем, что предложат, но стоило понаблюдать за ним немного, и становилось ясно, что он любит, а что нет. К примеру, ему не нравилась горечь крепкого чая: сделает глоток и отставит чашку насовсем. А вот рыба была ему по вкусу: в спокойной обстановке, вдали от чужих глаз, он разделывал и объедал её быстро и аккуратно, как кошка, оставляя лишь голый скелетик. Сяо Чие забавно было подмечать такие вещи, открывать для себя слабые места его души и тела. Его талия, его спина, лопатки… он мог бы узнать их наощупь, с закрытыми глазами. «Тигр», подумал Сяо Чие, рассеянно рассматривая его халат. «Да только бумажный». Может Ш.энь Цзечуань и научился сбивать людей с толку одним взглядом, но Сяо Чие научился различать за лестью и нарочитой вежливостью, когда он сердится, а когда искренне весел. Пусть он спокоен был как отражение луны на воде, неспособное своим движением поднять волну, любой, кто попытался бы тронуть этого человека, мог заказывать гроб, — Ланьчжоу ничего не забывал. Он вышел из-за ширмы в нижнем халате, с мокрыми волосами, бросил взгляд на Сяо Чие, крутящего в руках его веер. Одежда была аккуратно развешана рядом. — Мы еще не закончили, — Сяо Чие встал. — Идём к столу, выпьешь заодно имбирного супа. Шэнь Цзечуань потянулся было отвести занавеску, но Сяо Чие опередил его, раздвинув ткань веером. Служанки уже потушили лампы во внутренних покоях, осталась лишь одна. Суп пришелся как раз кстати: к вечеру Шэнь Цзечуань почувствовал, что голова стала тяжелая и по телу расплывается неприятный жар. — Си Хунсюаня перевели в Министерство податей, да еще и в отделе Служебных проверок он подвизался, — сказал Сяо Чие. — Ему доверили оценивать чиновников, он может и в работу цензората вмешиваться. Это ты придумал? Шэнь Цзечуань, как раз глотнувший супа, покачал головой. — Сюэ Сючжо, должно быть. — У меня свои люди и в Министерстве церемоний и в Военном министерстве. Если они благодаря ему вылетят, потери наши перевесят выгоды. Шэнь Цзечуань кивнул. — Не волнуйтесь об этом. Очевиднее всего связь с вами у Цзян Сюя, заместителя министра в Министерстве церемоний, ведь он женат на сестре Чжао Хуэя. Остальные не бросаются в глаза. Сюэ Сючжо тоже к вам не подобраться, пусть все спокойно занимаются своими делами. К тому же, инспекцией будет заниматься не один клан Си, старший секретарь Хай тоже пошлет своих людей. Си Хунсюань не посмеет наглеть. — В этом году инспекция касается Чжунбо. Недавно там прошли метели, человек десять умерло от обморожения. В этом году секретариат должен отрядить кого-то разбираться. — Чжунбо… — Шэнь Цзечуань задумался. — Там сейчас непросто. Если послать какого-нибудь книжника, он не сможет ни усмирить бандитов ни поддерживать дисциплину в гарнизоне. Восстановление Чжунбо необходимо тщательно спланировать, даже Старшему секретарю Хаю придётся призадуматься. — Сейчас в Цюйду подходящего кандидата нет. А если появится, главное, чтобы он был не из благородного клана. Северо-восточная военная дорога проходит аккурат мимо Цичжоу, Великие кланы нам там не нужны. Нужно придумать какой-нибудь план, на случай, если… — Сяо Чие осекся, поняв, что его собеседник задремал. — На случай, если. После повышения Шэнь Цзечуань толком глаз не сомкнул. Ночью он развлекался в Лотосовом павильоне в компании обложившегося красавицами Си Хунсюаня. Тот имел необременительный служебный пост, а теперь и вовсе занимался сочинением мелодий для Его Величества, так что на утренних заседаниях двора ему позволено было не появляться. Но Шэнь Цзечуаню-то никто выходных не давал: ему приходилось каждое утро нести караул в зале Минли, а днём разбирать прошения мастеровых стражи. Порой он бывал так занят и на службе и вне ее, что не успевал даже поесть. Решить проблему со своим домом и соседской крышей он не успевал тем более. Только вчера он понял, что двор затопило, а постель отсырела настолько, что спать было невозможно. Цяо Тянья он еще мог отослать в храм Покаяния к учителю и наставнику, но вот ему самому туда путь был заказан. Не удивительно, что он похудел за праздники. Сяо Чие долго рассматривал его, и вдруг, протянув руку, коснулся щеки. Его пальцы словно огнем обожгло. Что за болезненный жар! Намазать бы мазью его сыпь, но будить не хотелось. Впрочем, прикосновение уже разбудило Шэнь Цзечуаня. Он выпрямился, пытаясь казаться бодрым. — Да… да, нам нужен план на такой случай. Наследный княжич… Но закончить он не успел: сильные руки Сяо Чие без труда подхватили его. Миска из-под супа полетела со стола, и была пинком отброшена куда подальше. — Второй княжич отнесет тебя в спальню. Шэнь Цзечуань лишь отер лоб, не сопротивляясь, — так и висел тряпочкой у него на плече. — Выходит, с обсуждением серьезного мы покончили? — спросил он. — Покончили, — Сяо Чие перехватил его поудобнее. — Ты не забыл, что за тобой должок? Время расплачиваться. Он донёс Шэнь Цзечуаня до кровати и уложил поудобнее. — Без света, — прошептал тот, немедленно заслонившись рукой. — Как же я буду любоваться тобой без света? — спросил Сяо Чие, раздевая его. Шэнь Цзечуань почувствовал холодок сквозняка на обнаженной груди… и совсем иной холод на шее. Он исподтишка взглянул на Сяо Чие: тот, зачёрпывая бальзам из баночки, трудился над его сыпью, старательно, словно полировал драгоценный нефрит. Если б только Шэнь Цзечуань знал, как у него сердце заходилось от этой гладкости! Последние остатки благородства вот-вот готовы были улетучиться. — Связать бы тебя, чтоб не укатился во сне, а то всю мазь сотрешь, — Сяо Чие закрыл баночку и медленно вытер пальцы. — Ты, кстати, единственный, кому этот Второй княжич в жизни прислуживал. Шэнь Цзечуань в ответ лишь забрался поглубже под одеяло и отвернулся. Сяо Чие посидел над ним немного и задул лампу. Подушки прогнулись под его весом, — он подтянул Шэнь Цзечуаня поближе, уютно обнял со спины. — Поймал. Будешь пинаться, — выкину. Шэнь Цзечуань не ответил, глядя, как лунные лучи ложатся на пол. Холодные пальцы его огладили запястья Сяо Чие. — Какая твёрдость… — Угу. И ниже лучше не щупай. — Я говорил о вашей именной бирке. — А ты думаешь, это именная бирка? — Сяо Чие прижался губами к нежной коже за его ухом. — Ты уверен? Шэнь Цзечуаня будто огнём обожгло. — Не можешь лежать спокойно, когда я тебя за уши кусаю и начинаешь дрожать, стоит задать простой вопрос. Шутишь, что я в постели неловок, а сам-то? Шэнь Цзечуань попытался кое-как собраться. — Почему бы нам не поменяться местами? Сяо Чие сел вдруг, и затащил его к себе на колени, — помог усесться верхом, и лишь потом отпустил, рассмеялся. — Раздень меня и делай что пожелаешь. Трудно было понять, горит Шэнь Цзечуань от болезни или от возбуждения: дышал он тяжело, и самообладание ему явно изменило. — Сегодня… — начал он, но Сяо Чие схватил его за затылок и, яростно впившись в губы, положил его руку на «именную бирку». Шэнь Цзечуань попытался отодвинуться, но тут же был осмеян. Да и вырваться не получилось: Сяо Чие одним движением снова подмял его под себя. Кровать заскрипела, Шэнь Цзечуань почувствовал, как ладони вспотели от жара. Сяо Чие наощупь казался горячее него, и это было отвратительно, но куда сбежишь? Впрочем, этот Сяо всегда оставлял ему пространство для маневра, — такая уж у них была игра. В конце концов, он не стал убегать: поддался наслаждению, позволил себе утонуть в опьяняющем шепоте, то притягивал Сяо Чие, то отталкивал. Тот и рад был стараться: сорвал с него одежды, сделал все так, как представлял, сидя в купальне, не пропустил ни пяди белого тела, оставляя свой запах. Шэнь Цзечуань в ответ крепко обнял его и укусил за губу, но тут же потерся кончиком носа о его нос, неожиданно нежно. — Сумасшедший… — прошептал Сяо Чие, целуя его. Постепенно яростные укусы сменились долгими поцелуями, под ласками губ и касаниями языка пали последние преграды, и понемногу «сумасшедший» расслабился, уснул наконец. Сяо Чие приподнялся на локте, погладил его щëку большим пальцем. Тот не проснулся, — так и посапывал, сжав в кулаке прядь его волос. Сяо Чие склонился над ним, рассматривая. «Если желаешь чего-то, оно становится твоей тюрьмой» . На самом деле, Сяо Чие позвал учителя в столицу не только по делу, — хотел спросить, возможно ли победить желание? Он так и не спросил, потому что знал: у Цзо Цяньцю нет ответа на этот вопрос. Значит, придётся искать самому. Многие говорили ему, что он родился не в то время, но что поделать, ведь не мы решаем, когда приходить в этот мир. То же самое и с желанием: кто в этом мире рождается без страстей? Ты всего лишь человек, Сяо Чие. Они с Шэнь Цзечуанем были полными противоположностями, но во многом совершенно одинаковыми. Только Шэнь Цзечуань без слов мог понять, когда у него тяжело на душе. И они оба знали это, с самого первого поцелуя. Сяо Чие поцеловал спящего между бровей, в кончик носа. Какая разница, как называется это чувство? Общая борьба сблизила их, они оставили друг на друге метки. Так, в темноте, тело к телу, сердце к сердцу, хоть на немного забывали о боли. Беда в том, что к этому можно привыкнуть настолько, что даже страсть будет не нужна. Настолько, что довольно будет просто засыпать вот так рядом. Они ведь уже обнажили душу друг перед другом. Раньше казалось, что между ними непреодолимая пропасть, теперь — что и нет никаких препон: достаточно лишь руки друг другу протянуть, чтоб слиться в единое целое. Сяо Чие не сдержался и вновь поцеловал его. Шэнь Цзечуань же во сне лишь крепче сжал его волосы. Отражение луны в талой воде пошло рябью от холодного ночного ветра, но ничто в эту ночь не нарушило сон распутника, пригревшего своего жестокого любовника.