Поднося вино (将进酒)

Цензора, приставленного к Шэнь Цзечуаню, звали Юй Сяоцзай. Хоть он и значился чиновником седьмого ранга, влияние его, как и у всех цензоров, было велико: он имел право расследовать дела, надзирать за работой других чиновников, и разнимать таких вот спорщиков как Сяо Чие и Шэнь Цзечуань. Стояла зима, но по лицу Юй Сяоцзая тëк обильный пот: куда только служебный долг не заводил господина цензора: и в поля и в кабинеты чиновников, в такой переплëт он попал впервые. Как их остановить, никого не оскорбив?! К счастью, на его крик оба обернулись. — Ну што ж вы! — воскликнул он, таща из-за пазухи приказ. — Всë ж здеся! Вот, господин командующий, посмотрите, почитайте неспеша. Сяо Чие пробежал бумагу глазами и кивнул Чэнь Яну. — Пожалуйте за мной, ваше превосходительство судья, — немедленно поклонился тот. Юй Сяоцзай всплеснул руками все еще не в силах сдержать говора. — Вот-вот! Так у нас, значица, дела и делаюца! Мы все Его Величеству служим, не нужно так волноваца! — Снаружи холодно, Гу Цзинь, проводи господина… — Сяо Чие замешкался. Юй Сяоцзай откашлялся и усилием воли вернул себе столичный выговор. — Этот скромный чиновник из семьи Юй. Имя моë Юй Сяоцзай, прозываюсь также Юцзином. Благодарю за гостеприимство, генерал-губернатор, но от чая, пожалуй, откажусь. Мне нужно помочь его превосходительству судье. Сяо Чие не стал упорствовать и кивнул, позволив Гу Цзиню проводить цензора во двор. *** Кабинет Сяо Чие был предупредительно открыт, Шэнь Цзечуань взошел по каменным ступеням к вежливо склонившимся гвардейцам. — Это кабинет командующего, ваше превосходительство, — сказал Чэнь Ян. — Прошу. Шэнь Цзечуань поднял руку, и Гэ Цинцин со стражниками вошли, занялись документами и книгами на полках. Чэнь Ян кивнул Дин Тао, чтоб остался приглядеть, и повел Шэнь Цзечуаня дальше, за веранду и через арку, к личным господским покоям. — Здесь спальня командующего, — указал Чэнь Ян. — Многое тут подарено императором, вы уж осмотрите лично, ваше превосходительство. Шэнь Цзечуань поблагодарил его и вошел. Комната была просторной, но неожиданно просто обставленной и аккуратной: за ширмой стол на резных ножках с лошадиными копытами, на нëм стопкой несколько военных трактатов. Никаких пейзажей и цветов, никакой старинной каллиграфии, только большая карта Дачжоу на стене. Шэнь Цзечуань наугад открыл один трактат: страницы были совершенно чистые, без пометок и заломов, будто никто никогда эту книгу не читал. Дверь открылась и закрылась. — Как только цензор Юй закончит с кабинетом, он придет сюда, — сказал Шэнь Цзечуань, не поднимая головы от книги. Сяо Чие распустил завязки накидки. — Он до полудня провозится. А Фу Линье-то не промах, знал, кого послать, чтоб меня уесть. Шэнь Цзечуань рассеянно пролистал страницы. — Он просто хочет поскорее закончить расследование и закрыть дело никого не ущемив. Сяо Чие склонил голову к плечу, рассматривая его силуэт сквозь полупрозрачную ширму. — Что ты тут прячешься? — Проверяю бумаги. — Того, что ты ищешь, тут нет. Шэнь Цзечуань положил книгу обратно на стол. — Это я узнаю, когда закончу. Сяо Чие коснулся ширмы пальцем. — И почему мне кажется, что не за долговыми расписками ты сюда пришëл? — Военная корреспонденция, двойная бухгалтерия, переписка с заговорщиками, — Шэнь Цзечуань обернулся к маячащей за ширмой тени. — Вот, что я ищу. — Пропустил кое-что. Похабные стишки и весенние картинки. — Я здесь по иному делу, — тихо ответил Шэнь Цзечуань. — Не хочу отвечать грубостью на гостеприимство. Сяо Чие скользнул пальцами по шелку ширмы, но Шэнь Цзечуаню показалось, что он коснулся его шеи, — так обожгло вдруг кожу. — Тебя недавно Си Хунсюань на вино приглашал, — уверенно сказал Сяо Чие. — Мхм. Пальцы скользнули ниже, к линии его ворота. — Понравилось пировать с куртизанками? — Да. — Пил, пока в жар не бросило? — Именно так. Сяо Чие и самому стало жарко. Он царапнул ткань, словно расстегивая ворот Шэнь Цзечуаня, огладил шею, ниже… но вместо того чтобы отойти, Шэнь Цзечуань шагнул ближе, будто подставляя грудь. — Ты носишь серьги? — спросил вдруг Сяо Чие. — Нет. — Шэнь Цзечуань слегка склонил голову к плечу, открывая белое ухо. — А должен? — Второй княжич велит изготовить для тебя яшмовую серëжку, будет с чем поиграть. — Одну? — Одну. — Сяо Чие не мог оторвать от него глаз. — Носи на правом ухе. Он обычно подхватывал Шэнь Цзечуаня правой рукой, — стоит голову повернуть, и можно обхватить губами мочку белого уха. Алая яшма на белой коже, затуманенный от удовольствия взгляд, влажные от пота волосы разметались по подушке… прекрасное будет зрелище! Шэнь Цзечуань в ответ лишь улыбнулся. Сяо Чие не видел его глаз, но эти губы, приподнятые уголки рта манили его, звали. «Коснись меня». «Обними меня». Сяо Чие зажмурился. Желание обрушилось на него, накрыло, словно волна. Та ночь… Нет, им обоим тогда не хватило. А ведь он клялся себе, что его так просто не заморочить, что его единственная страсть, — волнующиеся травы степей и бескрайнее небо! — Вино в Лотосовом павильоне не хуже чем в Доме Сянъюнь, — сказал Шэнь Цзечуань, не обращая внимания на его молчание. — Однако, вас много лет привечали куртизанки из Дома Сянъюнь, и вдруг бросились угощать другого. Ревнуете? — Старая любовь не ржавеет, — усмехнулся Сяо Чие. — Это они, небось, ревнуют, что я с тобой их позабыл. — Однако, я не думал, что Дом Сянъюнь подвластен Си Хунсюаню, — заметил Шэнь Цзечуань. — Они оклеветали вас, заявив, что вы берете взятки. Достанет ли старой любви, чтоб лаской ответить на лжесвидетельство? Сяо Чие убрал, наконец, руку. — Си Хунсюань этим борделем не владеет, по крайней мере, раньше не владел. Сянъюнь женщина умная и талантливая, это признают и чиновники и студенты Императорской академии. Куда Си Хунсюаню заморочить ей голову! — Значит? — Значит, есть только два способа подбить Сянъюнь на клевету. Либо она влюбилась в какого-нибудь юного господина и ради него на всë готова, либо кто-то заставил еë подписать фальшивое признание. В обоих случаях, нужно выяснить, кто это был. — В вашем сердце, вижу, тоже не угасла старая любовь, — улыбнулся Шэнь Цзечуань. — Сянъюнь раньше снабжала меня ценными сведениями обо всëм, что происходит в столице, а теперь так внезапно сменила сторону… не могу же я смотреть, как она страдает. — Как вы заботливы, — похвалил Шэнь Цзечуань. — После Нового года для вас наступит самая горячая пора: в эти дни решится, вернëтесь вы в строй к началу весны или нет, и зависеть это будет от того, насколько покорно вы выдержите удары судьбы. Так что, прошу, не теряйте голову из-за красавицы. — Мне приходится болтаться дома, так что расследование поручаю тебе, — ответил Сяо Чие. — Передай, пожалуйста, Сянъюнь, что Второй княжич не прочь был бы вновь разжечь утихшее пламя. Шэнь Цзечуань осторожно отодвинул ширму. — Я слишком занят на службе, времени совсем нет. Почему бы вам не послать Гу Цзиня или Дин Тао? — Зачем? — спросил Сяо Чие, наконец разглядев его как следует. — Ты ведь живëшь на улице Дунлун. Шэнь Цзечуань открыл было рот, чтоб ответить, но снаружи послышались шаги. Не успел он и шевельнуться, как Сяо Чие вдруг нырнул вниз, закинул его на плечо, и, перепрыгнув через стол, утащил в спальню. Юй Сяоцзай, снаружи, как раз взбежал по ступеням, подобрав полы халата, и постучал в дверь. — Ваше превосходительство? Его превосходительство судья не мог ответить, зажатый между стеной и вешалкой, ломящейся от хозяйских халатов. Он уперся было Сяо Чие в грудь и отвернулся, вытянул шею, намереваясь ответить, но Сяо Чие вдруг вздернул его повыше и он, не ожидав, стукнулся о вешалку макушкой. Вешалка опасно накренилась… Шэнь Цзечуань вскинул ногу, удерживая ее носком сапога, и Сяо Чие, воспользовавшись положением, поддернул его вторую ногу, закинул себе на талию, удерживая его теперь на весу. — Этот цензор имеет право подавать прошения самому императору, лично в руки, — прошептал Сяо Чие. — Если увидит нас вдвоëм, как объясняться будешь? Юй Сяоцзай постучал снова. — Ваше превосходительство судья, вы тут? Шэнь Цзечуань стиснул руку Сяо Чие. — Пользуетесь моим положением, чтоб руки распускать? — Прошипел он. — Как низко! — Я? Пользуюсь? — Сильные руки скользнули на его ягодицы, сжав, тëплый нос потëрся о щëку. — А ведь точно. Пользуюсь. Шэнь Цзечуань в ответ лишь свирепо глянул на него, тяжело дыша. Тем временем, не дождавшись ответа, Юй Сяоцзай открыл дверь и вошел, вооружившись приказом об обыске. Шэнь Цзечуаня прошиб пот. Он медленно убрал ногу, возвращая вешалку на место, и невольно потерся бедрами о Сяо Чие. Тот, дождавшись, пока он закончит маневр, прижался губами к его уху, прошептал бесшумно: — Она бы и так не упала. Шэнь Цзечуань зло покосился на него и прошептал одними губами: — Ах. Ты. Сукин. Сын. Сяо Чие это ничуть не тронуло. — Носи серьгу, Ланьчжоу. Юй Сяоцзай, бормоча что-то под нос, наскоро осмотрел кабинет и направился в спальню. Шэнь Цзечуань рванулся было, но Сяо Чие вжал его в стену, явно не собираясь отпускать, пока не увидит хотя бы кивка. — Носи еë… — Его дыхание обдало ухо Шэнь Цзечуаня горячим, влажным жаром, пробирающим до мурашек, — Носи для меня. «Носи для меня». Что за наглость! Какое самодовольство! Этот Сяо окончательно перестал скрывать свою жадную волчью натуру, вжался в него возбуждëнной плотью, будто обжечь пытался. Пусть той ночью они сошлись от безнадëги, кусая друг друга, царапая до крови, сплетаясь, будто дерущиеся звери, обнажая все свои слабости, Сяо Чие не желал при свете дня делать вид, что ничего не было. Он хотел схватить Шэнь Цзечуаня и затащить обратно в пучину желания, в чëрный омут, где они барахтались вдвоём. Юй Сяоцзай подошел к кисейной занавеске, скрывающей вход в спальню. Шэнь Цзечуань крепко схватил Сяо Чие за грудки, яростно уставившись ему в лицо… Цензор отвëл занавеску, заглянул, убедившись, что в спальне никого нет. Он бросил взгляд на вешалку, но рыться в одежде генерал-губернатора не осмелился. Шэнь Цзечуань же оказался в ещë более стеснëнном положении: под кроватью не было места для двоих и Сяо Чие навалился на него всем своим сильным, хорошо сложенным телом, мешая дышать, опустил голову, пристально глядя в глаза. Шэнь Цзечуань с ужасом понял, что он собирается делать. — Нет, — прошептал он одними губами. — Нет! Не смей. Не… Сяо Чие поцеловал его, мешая вдохнуть. Шэнь Цзечуань до боли впился ногтями в его плечи, но это не помогло: поцелуй всë длился, кружилась голова, и невозможно было отбиться… Он словно тонул, цеплялся за Сяо Чие как за спасительную соломинку, но втуне: этот Сяо был камнем, тянущим его на дно, волной, захватившей его, накрывшей с головой, вышибив дух.