Поднося вино (将进酒)

На самом деле Хуа Сянъи была на два года младшей будущей падчерицы, Ци Чжуинь, но в последние, беспокойные дни заточения во внутренних покоях, она похудела и осунулась, стала выглядеть старше. Войдя как-то к Вдовствующей императрице и увидев на столике портрет Ци Шиюя, она всё поняла. Вдовствующая императрица ласково взяла её за руку и долго не отпускала. — Всё равно что юную весну просватать за седую зиму… — тихо произнесла она. — Но Ци Шиюй будет на руках тебя носить, вот увидишь. Хуа Сянъи молча прижалась щекой к еë обтянутому пурпуром колену. — Не нужно печалиться, дитя, — Вдовствующая императрица ласково коснулась еë волос. — Это судьба всех дочерей клана Хуа. Через несколько лет тебя будут почитать как госпожу Пяти уделов Цидуна. Придворная дама Лю Сян зажгла благовония и жестом велела служанкам и евнухам удалиться. Хуа Сянъи печально улыбнулась. — Моë сердце разрывается от мысли, что придëтся вас покинуть, тëтушка! Канцзюнь так далеко! Я смогу увидеть вас не раньше, чем через год! — Тëтушка тоже горюет, — Вдовствующая императрица ласково обняла еë, и Хуа Сянъи прижалась к ней, как в детстве. — Мне было пятнадцать, когда я вышла за императора Гуанчэна. Покидая родительский дом, я больше всего тосковала по своим качелям. Как я их любила! Взлетать всë выше и выше, слушать как шумит Дичэн за стенами… матушка сказала, что император велит поставить мне такие же качели, стоит только пожелать… Она умолкла. Император Гуанчэн любил свою императрицу сильнее, чем любую из жëн, но не мог дать ей того, что она так желала. Она быстро поняла, что забота и нежность Сына Неба мимолëтны, как облака в небе. Женщина, запертая в гареме, навсегда обречена соперничать с другими за эти крохи счастья. Поистине, любовь, — самая бесполезная вещь в столице. — Тридцать семь лет прошло как не бывало… и вот, выдаю замуж свою маленькую племянницу. Значит и верно я уже старуха… — Вдовствующая императрица вновь погладила Хуа Сянъи по головке, как ребëнка. — В Цюйду я осознала, как могущественны мужчины. Они могут сдавать экзамены и служить чиновниками, могут стяжать славу на поле боя. Женщины же обречены сидеть на женской половине, храня добродетели и учась послушанию. Что значат твои таланты, ум и жажда знаний, если судьба твоя, — выйти замуж? Взгляд её оставался спокойным. — Отец учил меня, что когда стану императрицей, никого не будет надо мной, кроме родного батюшки и Его Величества. Смешно! Быть императрицей, значит делить власть с императором. Лишь Небо выше меня! Все братья оказались бесполезными и слабовольными. Поколение за поколением клан Хуа зарабатывал влияние, удачно выдавая замуж дочерей, но дочери эти не имели права даже пожаловаться на судьбу. Нужны ли такие родичи? Раз жизнь всех делит на сильных и слабых, победителей и проигравших, я желаю быть среди победителей. Вдовствующая императрица ласково взяла лицо Хуа Сянъи в ладони, погладила нежные щëчки. — Запомни, это не Ци Шиюй выбрал тебя, это ты выбрала его. Твоя тëтушка ещë не проиграла. Ты едешь в Цидун не от безвыходности, дитя моë, но чтобы дать себе время вооружиться. Если будет трудно, вздохни украдкой, но не смей рыдать, жалеючи себя. Ставка в этой игре, — весь мир, и победу завоюет лишь тот, кто делает ходы без лишних сожалений. Раз волчья стая окружила нас, будем сражаться до победного конца! Бамбуковая трубка водяных часов в саду мелодично ударила о камень. Хуа Сянъи медленно сжала руку Вдовствующей императрицы. — Я не забуду тётушкину науку. *** Пир Десяти тысяч чинов назначили на день Юаньчунь.Провинциальные чиновники потекли в столицу тонким ручейком, — в этом году немногие отваживались устраивать званые обеды и закатывать пирушки, все знали, что Хай Лянъи за ними следит. Любое крупное собрание могло быть расценено как сговор. Однако на Пир десяти тысяч чинов собирались все: кому не хочется взглянуть на императора, недавно взошедшего на трон? Посмотреть, каков он и сделать выводы. Пока же неясно было, откуда ветер дует, все старались вести себя осмотрительно и высказываться благоразумно. Единственная сплетня, которую с наслаждением обсасывали по углам, — брак Третьей Барышни Хуа. Сплетня эта разносилась со скоростью лесного пожара, и бедной Ци Чжуинь даже пожаловаться было некому кроме товарищей. Сяо Чие был занят наблюдением за Восемью Великими кланами, но и его эти разговоры взбудоражили. К счастью, вскоре Сяо Цзимин тоже приехал в столицу, и они смогли наконец обсудить последние новости дома, без лишних ушей. — Клан Хуа снова пытается влезть на вершину. Даже старый развратник Ци Шуюй должен понимать, что соглашаться на этот брак нельзя, — начал Сяо Чие как бы между прочим, листая приходо-расходную книгу Либэйской конницы. — Положение неоднозначное, — ответил Сяо Цзимин, не поднимая головы от бумаг. Сяо Чие обернулся к нему. — А какая в этом выгода для Цидуна? Сяо Цзимин припечатал письмо именной печатью и поднял голову. — Ты недавно взял под своё начало Восемь столичных дивизионов. Давно ли ты смотрел их бухгалтерию? — Смотрел, когда суд мне их передал. Все денежные излишки перевёл на гвардию, мы в этом году поиздержались… а что? Сяо Цзимин снова погрузился в изучение документов, и ответил лишь дочитав до конца. — При Хуа Сициане содержание Восьми столичных дивизионов обходилось в несколько раз дороже чем содержание Бяньцзюня. Но Си Гуань ещё умудрялся присваивать неучтённое, — куда всё это делось? Если Хуа Сициань вёл двойную бухгалтерию, почему бы Вдовствующей императрице не поступать так же? Деньги как вода: где-то прибыло, где-то убыло, но аудиторские проверки неотвратимы. Однако, свои, прикормленные аудиторы могут каждый год рисовать для Восьми столичных дивизионов нужные цифры. Да, владения клана Хуа обыскали, конфисковав имущество, но кто посмел бы устраивать обыск у Вдовствующей императрицы? Все неучтённые средства, — в приданом Хуа Сянъи. Если Ци Шиюй и не соблазнится молодой невестой, мимо таких денег пройти точно не сможет. — Но армией Пяди уделов Цидуна командует Ци Чжуинь, — недовольно возразил Сяо Чие. — Она никогда на это не согласится! — Пусть так. — Сяо Цзимин вновь взглянул на брата. — Но сделать она ничего не сможет. Сяо Чие лёг на кушетку, и долго смотрел в потолок, задумавшись. — Мы все эти годы дружили с кланом Ци, — наконец сказал он. — Если Ци Шуюй женится на Третьей барышне Хуа, этой дружбе конец. — Несущественно. Когда нападут бяньша, все встанем плечом к плечу, — отозвался Сяо Цзимин. — Третья барышня принесёт Цидуну деньги. — Скажи им чтоб потратили эти деньги на либэйских скакунов. — В глазах Сяо Чие блеснула сталь. — Да и на сколько хватит того приданого? Содержать двести тысяч солдат это не свору собак выкормить. С таким никто не справится в одиночку. — Заручившись поддержкой клана Ци, Вдовствующая императрица сможет переломить ход игры. А вернув власть, вернёт себе и богатство. Сяо Чие резко сел. — Этого брака нельзя допустить. — Что ж, — отозвался Сяо Цзимин. — Способ есть. — Самый простой способ, — убить Третью барышню. Сяо Цзимин удивлённо взглянул на него. — Не забывай, что ты Восьми великим кланам как кость в горле. Они только и ждут твоего хода. — Нужно действовать сейчас, пока это дело у всех на слуху. После Нового года будет поздно. Сяо Цзимин вновь задумался. — Подобный брак, — дело большой важности. Если Вдовствующая императрица радеет за него, ей придётся высказаться публично. Удобнее всего это сделать на Пиру Десяти тысяч чинов. Однако, Хай Лянъи может её и не поддержать — Хм… Когда-то клан Хуа три поколения подряд выдавал дочерей замуж в Цидун. Если так посмотреть… Третья барышня Хуа может приходиться Ци Шиюю хоть и дальней, но кровной роднёй… — Сяо Чие рассмеялся и отбросил книгу. — Нет… не «может». Будет Ци Шиюю кровной роднёй. Брак не состоится. Он вскочил и распахнул дверь, подзывая Чжао Хуэя. — Новый год на носу, — заявил он старшине. — А ты до сих пор с младшей сестрой не повидался. Чжао Хуэй непонимающе взглянул на Сяо Цзимина. Тот едва заметно улыбнулся. — Понял, — кивнул Чжао Хуэй. — Зайду к ней завтра же утром. *** Хань Чэн, новый командир стражи, был третьим законным сыном клана Хань, принадлежавшего к Восьми Великим кланам. Раньше он служил помощником командующего Восьми столичных дивизионов, но ему повезло: во время Осенней охоты он отдыхал дома, за Си Гуанем не последовал и никаких приказов от Вдовствующей императрицы не получал. Поговаривали, что гвардейцы буквально из постели его вытащили на допрос, так что ему повезло избежать урагана, что смëл клан Хуа и его сторонников. Шэнь Цзечуань, впрочем, прекрасно знал, что Хань Чэн, — человек Сюэ Сючжо. Накануне Пира Десяти тысяч чинов, стражники получили новые приказы. По плану, Шэнь Цзечуань в тот день должен был находиться рядом с императором, так что, получив соответствующие приказания, он не удивился. Хань Чэн передал собственноручно передал ему проходную бирку в штабе. — Все актëры на местах, ждëм главных действующих лиц, — негромко сказал он. — Я буду рядом. Но помни, что бы ни случилось, ни один волос не должен упасть с головы Его Величества. — Разумеется, — улыбнулся Шэнь Цзечуань, вешая бирку на пояс. — Надеюсь на Ваше Превосходительство. На самом деле, сложившаяся ситуация пугала Хань Чэна, так что он повторил, убеждая, скорее, себя: — Если дело не выгорит и всё выплывет на свет, нас с тобой казнят. А если всё пройдёт по плану, стража наконец-то оттяпает у гвардейцев большой кусок пирога. И будем мы все жить долго и счастливо. — Не тревожьтесь, Ваше Превосходительство. — Шэнь Цзечуань посерьëзнел. — У братьев мысли и стремления сходятся. Всë пройдëт по плану. Его уверенность несколько успокоила Хань Чэна, он даже выдохнул тайком. Снег за окном, тем временем, и не думал останавливаться, а к рассвету нового дня повалил ещё гуще. *** Пиру Десяти тысяч чинов по традиции предшествовала церемония жертвоприношения, поэтому с самого утра гвардейцы были наготове. Сяо Чие, одетый в парадные одежды, явился во дворец рано, и немедленно столкнулся с Хань Чэном. Обменявшись с ним приветствиями, он заметил вдруг Шэнь Цзечуаня среди стражников. — Левый караул имеет честь стоять рядом с Его Величеством. Так почему туда набрали стражников со званиями ниже офицерских? — Сяо Чие кивнул на него, бесстрастно, словно впервые видел. Хань Чэн обернулся. — Так уж вышло! Когда стражу проредили, много должностей освободилось, — пояснил он. — В караул отобраны лучшие, но в том году повысить их в звании было никак невозможно, сами понимаете. Присутствие Шэнь Цзечуаня очень не понравилось Сяо Чие, но сделать он ничего не мог: сколько ни вставляй страже палки в колëса, командовать стражей он не имел права. Лишь Его Величество мог отдавать им приказы, но император молчал. Словно почувствовав его намерения, Шэнь Цзечуань обернулся и бросил на него странный, нечитаемый взгляд. Погонщики уже вывели слонов, скоро должен был появиться и Ли Цзяньхэн, поэтому Сяо Чие развернулся и ушёл, не говоря ни слова. *** Ли Цзяньхэну впервые довелось взять в руки церемониальный меч. Клинок был так тяжëл, что он едва мог поднять его, и от веса императорской шапочки затекла шея. Сегодня он нëс на плечах Луну и Солнце, а на спине — звëзды, парадное одеяние придало величественности, — куда только делась обычная легкомысленная натура! Мокрыми от волнения ладонями он крепче сжал рукоять меча, и ступил за двери. Слоны в алых бархатных попонах, с золотыми сëдлами на могучих спинах, выстроились по обе стороны площади, чиновники, преклонив колени, хором провозглашали славу императору. С высокого крыльца Ли Цзяньхэн видел далеко, до самого горизонта, вбирая взглядом городские крыши, укрытые снегом поля, тучи, надвигающиеся с востока, словно сам вознëсся до небес. Грохот голосов, мерно провозглашающих: «многая лета Его Величеству!» оглушил его, сердце забилось быстрее. Он обратил взгляд на Хай Лянъи, на Сяо Цзимина, и дальше, на бесконечные ряды подданных. Весь мир склонился перед ним, своим повелителем! Так вот каково это, быть императором! Он невольно сжал меч крепче, словно поток славословий влил в него новые силы и смелость тягаться даже с самим Небом. Как не похоже было это чувство на беспомощность, что он испытывал выслушивая препирательства чиновников! Впервые со дня Осенней охоты кто-то склонялся перед ним в таком уважении! Медленно, очень медленно, стремясь продлить это наслаждение, он спустился к церемониальной террасе. Из десяти тысяч подданных, склонившихся к земле, лишь один медленно поднял голову. Шэнь Цзечуань. Но смотрел он не на удаляющуюся фигуру императора, а дальше, на горизонт, где хмурились тëмные снежные тучи. *** Грянул пир, и прислуга императорской службы кормлений с ног сбилась, следя, чтобы тарелки и чарки не пустели. Ли Цзяньхэн любил сладости, так что столы завалены были пирожными «тигриный глаз». Ли Цзяньхэн восседал на Драконьем троне, ниже расположились Вдовствующая императрица с Хуа Сянъи и Мужу, недавно получившая титул Императорской наложницы. Шэнь Цзечуань и Хань Чэн несли караул у подножия трона, напротив застыли гвардейцы. Евнух из службы кормлений преклонил колени позади Шэнь Цзечуаня, — его задачей было пробовать всë, что подносили Его Величеству. Ли Цзяньхэн пребывал в самом радужном настроении, всё время поднимал тосты, но пьян был даже без вина. — С тех пор как я взошёл на престол, меня окружают поистине мудрейшие и талантливейшие, неслыханная удача! — разглагольствовал он, набравшись. — Без старшего секретаря Хая, моего честного зерцала, как бы я разглядел свои недостатки? Как же я благодарен старшему секретарю Хаю! Желаю быть ему отныне сыном, а его назначаю своим вторым отцом! Да, раньше старшие секретари такой чести не удостаивались, но я жалую секретарю Хаю… Второй отец! Хай Лянъи побледнел как полотно. Да как можно говорить подобное… Он встал из-за стола, собираясь упасть перед троном на колени и протестовать, но Ли Цзяньхэн, позволив себе совершенно нецарственную отрыжку, махнул рукой. — Не волнуйтесь так, старший секретарь! Я просто делаю то, что должен! — Мне это кажется неуместным, — вставила Вдовствующая императрица, пристально глядя на Хай Лянъи, словно видела его насквозь. — Старший секретарь Хай почитаем учёными мужами всего мира, человек степенный и благородный, бессеребренник и нелицеприятен. Однако, как он сможет обличать пороки и радеть за простых людей, если Ваше Величество станет благоволить ему так явно, да ещё и объявит вторым отцом? Разве не перестанут ему доверять? Видя, что Вдовствующая императрица на него не кидается, Ли Цзяньхэн рассмеялся. — В стародавние времена князь Сян так уважал Фан Цзэна, что называл его своим вторым отцом. Вот и сегодня я желаю отблагодарить старшего секретаря Хая такой же честью. И звучит это по-семейному, и я буду скромнее, вспоминая, что говорю с батюшкой. Секретарь Хай, а Секретарь Хай! Вы согласны? Хай Лянъи пал на колени в земном поклоне. — Это совершенно неприемлемо! Ли Цзяньхэна словно ледяной водой окатили. Радость его угасла, несколько раз он изменился в лице, пока не нашёл в себе силы выдавить улыбку. — Это же просто обращение, чтоб отбросить все эти формальности. Разве же оно так много значит? — Нижайше прошу Его Величество не сравнивать себя с загнанным в угол князьком! Сей старик перед вами — неотёсанный деревенщина с гор Хэчжоу, как же он может разделить с самим императором Гуанчэном драгоценное звание вашего отца?! Ли Цзяньхэн даже протрезвел. Он затеял всё это ради одобрения Хай Лянъи и других чиновников, хотел показать, что не дурак, и искренне уважает учёных людей. Однако, сам он учёностью не отличался, — откуда же ему было знать, что такая малость вызовет у Хай Лянъи столь сильное отторжение? Однако и от слова своего он отступиться не мог. Поистине верно говорят: залезть верхом на тигра легко, да слезть трудно. Настаивать на своём тоже нельзя было, чтоб не опозориться ещё сильнее, так что он решил замять дело. — Что ж, если вам такое обращение не нравится, старший секретарь, не буду вас неволить… — Я полагаю, что низшие чины всегда подражают высшим, — продолжил Хай Лянъи, словно не услышав. — Раз Его Величество позволил себе подобное, значит остальные наверняка последуют его примеру. Так при дворе и в Шести министерствах возникнут новые союзы и клики, поставят под угрозу всё государство! Давно ли клан Хуа был наказан за подобное? Прошлое должно служить нам уроком, негоже предавать его забвению, как негоже императору напиваться вдрызг! Ли Цзяньхэн стиснул чарку так, что пальцы побелели, и окинул собравшихся взглядом покрасневших от вина и ярости глаз. Никто не осмеливался и головы поднять, поэтому гнев его немного улёгся. Обрушиться на Хай Лянъи он не мог, но и ошибку свою признавать не хотел. Раз вкусив власти над миром и обожания подданных, как заставить себя ужаться, уменьшиться вновь? Он — император! — На этом и остановимся. Проводите старшего секретаря Хая на место, — сухо велел он, и залпом допил вино. Хай Лянъи понимал, что сейчас не время и не место отчитывать его, но, будучи человеком искренним и порывистым, удержаться не мог. — Позвольте мне сказать ещё кое-что. Ли Цзяньхэн недовольно поджал губы. Весь пиршественный зал погрузился в молчание, Хай Лянъи замер в поклоне, не получив разрешения говорить, музыканты не смели коснуться инструментов. И в этой мёртвой тишине звякнула вдруг отставленная чарка, стукнули отложенные в сторону палочки. — Как же отрадно видеть такую искренность между Его Величеством и Старшим секретарём! — воскликнул, смеясь, Сяо Чие. — Мудрый правитель и добродетельный подданный со всей серьёзностью, вместе, вникают даже в мельчайшие государственные дела! Когда между императором и советником такая гармония, как тут не увериться в процветании Дачжоу! — О, мы поистине благословлены императором, побуждающим подданных говорить открыто и ценящим добрый совет! — Сюэ Сючжо поднял чарку. — В эту новогоднюю ночь, давайте поднимем тост за возможность лицезреть такие прекрасные сцены! Чиновники похрабрее вскинули чарки и, хором выкрикнув поздравления, с облегчением выпили. Ли Цзяньхэн тоже немного смягчился от этого праздничного славословия, вздохнул, глядя на коленопреклонённого Хай Лянъи. — Ну же, поднимитесь, старший секретарь. Поняв, что буря позади, Вдовствующая императрица обратила взор на Сяо Чие. — Считается, что каждый мужчина должен стремиться завести семью и занять важный пост. Есть ли у Цеаня суженая? Шэнь Цзечуань при этих словах тоже бросил в его сторону быстрый взгляд. Сяо Чие лишь улыбнулся. — Отвечаю Её Величеству: разве есть в Цюйду благородная дева, которая решится за такого пойти? К тому же, я не нагулялся пока. — Генерал-губернатор скромничает. Таких многообещающих юношей сейчас в столице днём с огнём не сыщешь. С вашей красотой и статью у вас отбоя не будет и от благородных красавиц, не только от доступных женщин. Наследный княжич, вы уж побеседуйте с братом, не то будет поздно. Сяо Цзимин тоже улыбнулся в ответ. — Наш батюшка полагает, что характер у Цеаня ещё не устоялся, и главой семьи он стать пока не может, будет только расстраивать жену. Вдовствующая императрица обернулась к Ли Цзяньхэну. — Смотрите-ка, ну никто нынче не хочет жениться! — рассмеялась она. — В его возрасте князь Либэя был уже года три или четыре как женат. Ли Цзяньхэн ещё не отошёл от сцены с Хай Лянъи и чувствовал себя слишком усталым для новой, однако, нельзя было не ответить Вдовствующей императрице. — Вам, наверное, неизвестно, матушка, но Цеань по натуре человек легкомысленный, — он кивнул в сторону Сяо Чие. — Ни одна столичная дева его не вынесет. — Разве же это повод откладывать женитьбу? Раз не подойдёт девушка из Цюйду… дочь хоу Хэляня, удельная княжна Чжаоюэ, как раз ровесница Цеаня. Они будут прекрасной парой. Хоу Хэлянь, владыка Чуаньчэна Фэй Кунь, происходил из клана Фэй, входившего в Восемь великих. О мезальянсе и вправду говорит не приходилось. Фэй Кунь поднял чарку, и бросил многозначительный взгляд в сторону Сяо Цзимина. Такого поворота Сяо Чие не ожидал. Он был уверен, что на пиру Вдовствующая императрица заговорит о браке Хуа Сянъи, и совсем не ожидал, что разговор зайдёт о нём. О решительном отказе и речи быть не могло, но жениться вот так, по свистку, он был не готов. Ли Цзяньхэна этот разговор тоже застал врасплох. — Я… но удельная княжна Чжаоюэ… — промямлил он, но всё же нашёлся. — Империя всё ещё в трауре. Боюсь, назначать сейчас свадьбу неуместно. — Одно дело сговориться о свадьбе, и совсем другое, — устроить её. Как мало было у нас поводов для радости в последнее время! Устроим же помолвку, а летом выберем благоприятный день для церемонии. — Вдовствующая императрица ласково улыбнулась. — Чжаоюэ и Сянъи задушевные подруги, прекрасно будет, если они и замуж выйдут вместе. За кого выйдет замуж Хуа Сянъи она не сказала, — ясно показав всем, что женитьбу Сяо Чие считает делом государственной важности, а брак любимой племянницы, — делом семейным. Ци Чжуинь помрачнела, но промолчала тоже. Заметив это, Лу Гуанбай понял, что дело слажено, — Ци Шиюй дал согласие, и велел дочери об этом молчать. Впрочем, эта свадьба была не худшим событием, — Сяо Чие приходилось куда сложнее. Стоит назначить помолвку, как Вдовствующая императрица произведёт Чжаоюэ в княгини, а какая власть у князя-консорта Дачжоу? Только титул. Сяо Чие разом потеряет всю военное влияние, которое приобрёл в Цюйду. Вино жгло горло огнём. Он поднялся было, чтоб возразить… но заметил, что вдовствующая императрица вновь улыбается. — Наследный княжич женат на дочери клана Лу из Бяньцзюня, не так ли? — спросила она. — Вашему сыну, кажется, уже лет пять исполнилось? — Четыре, Ваше Величество, — ответил Сяо Цзимин. — Племяннику уже четыре, а его дядя, генерал Лу, до сих пор не женат. — Вдовствующая императрица обернулась к Лу Гуанбаю. — Земли Бяньцзюня пустынны, нелегко генералу защищать их. Однако, с женитьбой сына у владыки Бяньцзюня станет одним поводом для беспокойства меньше. Генерал Лу ровесник Наследного княжича, почему же он ещё не женат? Тоже до сих пор не нагулялись? Лу Гуанбай потерял дар речи. — Отвечаю Вашему Величеству… — пробормотал он, но Вдовствующая императрица не обратила внимания. — Если подумать, Чжаоюэ барышня весёлая и игривая, а Цеань, говорят, легкомысленен. Генерал Лу мне теперь кажется более надёжным кандидатом. Не правда ли, Цеань? Выходит, всё это было затеяно ради того чтобы Сяо Чие либо женился либо своими руками спихнул удельную княжну Чжаоюэ и все проблемы этого брака Лу Гуанбаю. И это после того как Сяо Чие послал Чжао Хуэя подкупить кого надо в министерстве ритуалов! Объяви Вдовствующая императрица о помолвке Хуа Сянъи и Ци Шиюя, министерство ритуалов немедленно бы объявило этот союз кровосмесительным, развалив весь план. Но Вдовствующая императрица обошла его, — кто мог знать, что она вместо этого заговорит о его помолвке?! Он заметил вдруг, что Шэнь Цзечуань не сводит с него глаз. На мгновение, среди шумного пира, их взгляды скрестились… Сяо Чие шагнул вперёд. — Отвечаю Её Величеству… Евнух у трона как раз получил блюдо со сладостями. Он отложил себе немного, занёс палочки, чтобы попробовать, но почему-то замер, глядя снизу вверх на Ли Цзяньхэна. Тот задумался, слушая Вдовствующую императрицу, но краем глаза заметил, как застыл вечно занятый евнух. — Что ты вста… — начал было он, но евнух молниеносным движением перехватил золотые палочки, будто кинжал, и прыгнул, целясь ему в шею. Ли Цзяньхэн застыл в ужасе. Время будто замерло для него: вот евнух, вот нацеленные в горло палочки… а он и пальцем не мог пошевелить, не мог увернуться… Блеснул вдруг клинок, и горячая кровь брызнула веером, окатив его. Это Шэнь Цзечуань, — единственный, кто спохватился, — выхватил меч, и одним ударом отсёк убийце голову. — Спасите ме… — заорал Ли Цзяньхэн во всё горло, но тяжёлая голова евнуха шлёпнулась ему на колени, и он в ужасе вцепился в подлокотник трона. Кто-то подхватил тело, а он ни звука не мог издать. — Защищать Его Величество! — приказал Шэнь Цзечуань, передав труп подбежавшим товарищам. Гэ Цинцин немедленно обнажил меч, и остальные как один последовали его примеру. Лязгнули клинки — это стражники нерушимой стеной заслонили трон, встали с мечами наизготовку против гвардейцев. Но Сяо Чие смотрел не на них, а выше. На Шэнь Цзечуаня. Равновесие, которое они так долго пытались поддерживать, нарушилось безвозвратно. Шэнь Цзечуань смотрел на него сверху вниз, попирая ступени трона, словно грудь врага. И улыбался.