Поднося вино (将进酒)

Шэнь Цзечуаня окутала тьма. — И вправду, это от меня порохом несëт, — сказал Сяо Чие совсем рядом. — Очень уж резкий запах. — Значит решили добавить в арсенал пищали? — Шэнь Цзечуань решил сменить тему. — Бронзовые, да. — Сяо Чие поднëс остро пахнущий порохом палец к его лицу. — Этот запах смешался с твоим, я сперва их и не различил. — Я ничем не пахну, — Шэнь Цзечуань наморщил нос. — Совершили налëт на оружейную Восьми дивизионов? Императорский суд наложил на пользование огнестрельным оружием серьëзные ограничения. Бронзовые пищали, сменившие бамбуковые, поступили на вооружение Чуньцюаньского дивизиона, одного из Восьми столичных. Убивала эта штука наповал, но управляться с ней было непросто: она долго заряжалась, да и дальность стрельбы имела невысокую. Восемь дивизионов в основном охраняли столицу и патрулировали улицы, а в уличных стычках пищали показывали себя оружием неудобным и бессмысленным, так что на них не полагались, и доставали только на тренировках. Восьми дивизионам такое оружие не подходило, а вот Либэйской тяжëлой коннице было в самый раз. Вспомогательной пехоты и легких всадников у Либэя почти не было, в бою они всегда рассчитывали на лобовую атаку, одним махом сметая противника, будто тайфун. Давным давно, когда империя Дачжоу только закрепилась на перевале Лося, местный гарнизон пытался то покупать лошадей у степняков, то разводить боевых жеребцов местных пород. Затея успехом не увенчалась: бяньша продавали чужеземцам плохоньких коняшек, себе же оставляли зверей, способных от волчьей стаи отбиться. Посади на спину такому жеребцу умелого всадника с саблей и получишь неуязвимую конницу. Зная об этом, Сяо Фансюй и создал Любэйскую тяжëлую конницу, закованную в броню. Атаки бяньша разбивались об неë как о железную стену. Северо-запад представлял собой бескрайние травяные пустоши, и конные лучники бяньша без помех поливали противника градом стрел на скаку. А вот получи Либэй пищали, эта привычка вышла бы степнякам боком — вместо сшибки лоб в лоб они, доскакав до переднего края, получили бы залп из всех орудий в лицо. Дать Либэю огнестрельное оружие было всë равно что приделать тигру крылья, — только приумножить его силу и власть. — Пусть Си Гуаня сместили, Восемь дивизионов это Восемь дивизионов. — Сяо Чие подошëл вплотную, тесня Шэнь Цзечуаня грудью. — Никакого налëта не было, просто игрушки сменили хозяина. Не волнуйся, я их взял просто поразвлечься. — Уберите уже одеяло и идите по-человечески, — Шэнь Цзечуань с бесстрастным видом двинулся вперëд. “Когда краток твой день и ночь досадно длинна, почему бы тебе со свечою не побродить?” — Сяо Чие улыбнулся, так и держа одеяло над ними. — Хочешь, вместе постреляем? — Взятое без спросу лучше прятать, — Шэнь Цзечуань выбрался из-под одеяла. — Расхаживаете по Цюйду, воняя порохом… повезло же вам, что ночь на дворе. — А хоть бы и день! Все знают, что я охоч до развлечений. — Сяо Чие зажал подушку под мышкой и, приподняв одеяло, пристально взглянул на крышу. — И пищаль мне нужна… по тупым воробьям палить. «Воробьи», растянувшиеся на крыше в дозоре, покрылись холодным потом. Войдя в комнату, Сяо Чие бросил подушку и одеяло на кровать, сбросил сапоги. — Ты мылся? — спросил он Шэнь Цзечуаня, раздеваясь. Шэнь Цзечуань прополоскал рот. — Да. В этот раз Сяо Чие не стал растягивать удовольствие, — выкупался наскоро, — но, выйдя из купальни, увидел, вытираясь на ходу, что Шэнь Цзечуань уже улегся, повернувшись к нему спиной. Он бросил взгляд на скрытый одеялом загривок, наскоро промокнул волосы и потушил свет. — Ланьчжоу, — позвал он. — Спишь? — Да. — В суд вызвали толпу лекарей, да только среди них ни одного из Имперской академии. Что ты сделал с Цзи Лэем? — Вы настроены слушать страшные истории на ночь? — спросил Шэнь Цзечуань. — Завтра будут допрашивать тюремных охранников. Изображают бурную деятельность, значит… Шэнь Цзечуань не знал, стерпит ли случившееся Хай Лянъи, но вот в Сюэ Сючжо был уверен. Цзи Лэй стал ему бесполезен, — все, что можно было, господин Сюэ из него уже вытянул. Он, Шэнь Цзечуань, выполнил свою часть уговора, беспорядок пусть убирают сами. — Пусть допрашивают, — сказал он вслух. — Я не переступал черту. Сяо Чие сел вдруг в постели. — Вытри мне волосы. Шэнь Цзечуань закрыл глаза, притворяясь спящим. — Да знаю я, что ты не спишь. Давай, быстрее. Молчание. — Ланьчжоу. Тишина. — Шэнь Ланьчжоу! Матрас прогнулся вдруг под чужим весом. Не успел Шэнь Цзечуань открыть глаза, как его одеяло исчезло, а в спину ткнулась отвратительно мокрая башка Сяо Чие. — Сяо Второй, тебе что, три года?! — раздражëнно спросил Шэнь Цзечуань, натягивая одеяло обратно. — С небольшим, — протянул Сяо Чие. — Ты спи, спи. Я тебе не мешаю. Но чем дольше они лежали так, тем сильнее промокала постель. Холодные волосы прилипли к коже, запах Сяо Чие щекотал ноздри. Тот же запах, что был на платке прошлой ночью. — Теперь и я вымок, — недовольно заявил Шэнь Цзечуань, открыв глаза. Молчание. — Я знаю, что ты не спишь. Тишина. — Сяо Второй. Он приподнялся на локтях. — Какая же ты сволочь, Сяо Цеань! «Сволочь» ограничилась тем, что подала ему платочек. И отвернулась. *** Дин Тао, так и несший караул на крыше, обхватил себя руками. — Зябко тут, даже в снежные дни! Ох, тяжко нам придется зимой! Дин Тао передал ему винный мех и принялся растирать ладони. — Утром нас сменят. Дин Тао отхлебнул вина и, согревшись немного, улегся, глядя в ночное небо. — Сегодня у них опять ничего не будет. — Дорога в тысячу ли начинается с первого шага! — Гу Цзинь закрыл винный мех, и насторожился вдруг, припал к крыше, вглядываясь во тьму, словно кречет. Вот едва слышно хрустнул под чьей-то стопой снег… и тут же Гу Цзинь швырнул в сторнону звука метательный нож. — Северо-запад! — прошептал он. Дин Тао взвился в воздух, перемахнул через крышу и молниеносным движением клинка рассëк темноту, но тень легко отразила его атаку, и бросилась бежать. Дин Тао свесился было с края крыши, пытаясь её поймать, и едва не проморгал иглы, летящие ему прямо в лицо. Он ловко отбил их писчей кистью, но мгновение было потеряно, — тень исчезла. Дин Тао бесшумно спрыгнул на землю. Он так преуспел в цингун, что даже не оставил следов. — Да он мастер, — вынес вердикт Гу Цзинь, оглядывая двор. — Разглядел его, братишка Тао? Дин Тао вытащил стальные иглы, вонзившиеся в деревянный пол веранды, зажал их между пальцами, разглядывая. — Тонкие, как волосок, и намазаны змеиным ядом, — с одного взгляда вынес он вердикт. — В Цюйду таких не делают, это заморская приблуда из гавани Юнцюань, что в Цзюэси. Скрывать дыхание этот тип умеет мастерски, и его цингун хорош. Меча у него с собой не было, но как пить дать стражник! Он осторожно положил иглы в бамбуковый футляр, запрыгнул обратно на крышу. — Стражников знатно проредили, — заметил Гу Цзинь. — От четвëртого ранга и ниже многих повыгоняли. Кто это, интересно, посмел сунуться к нашему командиру? — Кто знает! — Дин Тао осторожно коснулся груди. — Он едва не задел мою книжечку! Гу Цзинь не ответил, слишком занятый вином и мыслями. Дин Тао сел, скрестив ноги. — Эта книжечка со мной столько лет! — доверительно зашептал он. — Подарок от супруги Наследного принца! Я столько раз сражался с бяньша, но даже в бою еë никто не задел! Ох, едва уберëг, едва уберëг! Там же столько написано, а сколько ещë надо написать! Отцовскую книжечку вот украли, — перерезали ему горло и украли! Я тебе не рассказывал? Охохонюшки, там столько всего было важного! Я так еë искал, так искал, едва не помер! Брат Цзинь, говорю тебе, нужно всегда всë записывать, не то в старости не вспомнишь. Вот ты, например, столько пьëшь, что к сорока годам забудешь, сколько у тебя в заначке. Ты мне скажи, а я запишу, при случае напомню… Гу Цзинь ничего не ответил, только запихнул в уши вату и уселся медитировать. *** На следующий день Шэнь Цзечуань проснулся первым. На самом деле он и не спал: они с Сяо Чие всю ночь только и делали что перетягивали одеяло, к тому же он просто не мог уснуть в одной постели с этим амбалом! Сяо Чие напротив сладко спал, обнимая подушку. Шэнь Цзечуань решил подождать, пока он встанет… и дождался. Правда, встал Сяо Второй лишь частично. Отвердевшая плоть вжалась в его ягодицы, словно копьë, готовое к бою, такая горячая, что ни с чем не перепутаешь. В комнате стало жарче, и Сяо Чие проснулся наконец. Выругался, резко сел, отбросив подушку. Их с Шэнь Цзечуанем взгляды встретились. Сяо Чие молча схватился за волосы и, набросив на него одеяло, словно на попугая, босиком промаршировал прямо в купальню. *** Выйдя из покоев княжича, Шэнь Цзечуань столкнулся на крыльце с Чэнь Яном, сосредоточенно прислушивавшимся к звукам, доносившимся из спальни. Возникло замешательство: Чэнь Ян понятия не имел, что стоит говорить в таких случаях, но Шэнь Цзечуань спас положение: молча кивнул в сторону купальни и ушëл. Немного погодя появился появился успокоившийся Сяо Чие и велел подавать завтрак. — Стражник? — Он задумался на мгновение, услышав доклад о прошлой ночи. — Он не за мной приходил. Должно быть присматривает за Шэнь Ланьчжоу. — Значит это человек Вдовствующей императрицы, — заметил Чэнь Ян. — Но их не так много осталось, где они нашли такого мастера? — В страже кого только не найдëшь, — Сяо Чие поднялся. — Я во дворец. Поговорим когда вернусь. *** — Так что же… вердикт вынесен? — спросил Ли Цзяньхэн в конце концов, когда ему надоело тискать грелку и слушать как ругаются чиновники. Сюэ Сючжо встал на колени. — Отвечаю Вашему Величеству. Цзи Лэй сделал чистосердечное признание, подробно рассказав о своих предательских намерениях касаемо Осенней охоты. Доказательства против него бесспорны, мы оформили их как подобает, и передали вам через старшего секретаря Хая. По итогам разбирательства за эти полмесяца Тремя судебными палатами были проведены судебные слушания в ходе которых двое командующих и четверо заместителей командущих императорской стражи, подчинявшихся напрямую Цзи Лэю, были приговорены к немедленной казни путём отсечения головы. В свою очередь судья и старшие офицеры, присутствовавшие на Осенней охоте заключены под стражу и ожидают казни. — Значит, их приговорили. Вот и славно, — отозвался Ли Цзяньхэн. — Старший секреталь, вы славно потрудились. Негоже вам стоять так долго, принесите секретарю стул! Дождавшись, пока Хай Лянъи усядется, он продолжил. — Сговор клана Хуа с евнухами возмутителен! Как посмели они взбунтоваться?! Пань Жугуй слишком жаден до славы и богатства, злобен и не заслуживает снисхождения. Не стоит ему ждать казни, пусть обезглавят немедля! Слова Старшего секретаря меня глубоко тронули. Я не спал ночами, раздумывал над ними, и решил с этого дня усердно трудиться на благо империи! Хай Лянъи поднялся для того чтобы вновь поклониться, но Ли Цзяньхэн остановил его взмахом руки. — Сидите, прошу, сидите! Нам ещё многое предстоит с вами обсудить. Надеюсь, все вы будете помогать мне по мере сил, если желаете что-то сказать, не стесняйтесь. Сюэ Сючжо удивлённо поднял голову, но на лице его не отразилось и тени чувства. Он встал на колени по примеру остальных министров, выказав почтение решению императора. Ли Цзяньхэн велел всем встать, и, сказав напутственные слова, выпроводил, пожелав отобедать с секретарём Хаем. — Интересно, что генерал-губернатор сказал Его Величеству? — спросил Сюэ Сючжо у идущего рядом Сяо Чие. — Его Величество раньше не выказывал такого почтения к советникам. — Его Величество молод и силён, пришло время ему развернуться. Что бы я ни сказал, он всё сделает по своему, — ответил Сяо Чие. — А вы в последние дни вовсе не отдыхаете с этим судилищем, верно, Ваше Превосходительство? — Всего лишь исполняю свой долг, переданный мне вместе с должностью, — улыбнулся Сюэ Сючжо. — Слышал, генерал-губернатор два дня подряд ездит на гору Фэн. Нашли там что-то занятное? Сяо Чие улыбнулся в ответ. — Первый снег на горе Фэн прекрасен, словно небесное покрывало, да к тому же мои люди видели там оленей. Вот, думаю поохотиться немного. Не составите мне компанию? — Я слабосильный чинуша, мне ли думать об охоте? Генерал-губернатор со мной заскучает. Они расстались у ворот, но стоило Сюэ Сючжо отвернуться, как улыбка на лице Сяо Чие потухла. Чэнь Ян ждал возле экипажа. Завидев господина, он поднял полог. — Командир, ваш уважаемый учитель выехал в Цюйду. — Он дождался кивка. — И… наш человек в судебной палате принес весть, что Цзи Лэй мертв. — Как он умер? — спросил Сяо Чие. — С него сняли кожу, — Чэнь Ян изобразил движение ножа. — То, что осталось, было страшнее злого духа. Прошлой ночью он едва не отправился на тот свет, но Сюэ Сючжо поддерживал в нем жизнь пока признание не дошло до Его Величества. Лишь тогда ему позволили умереть. Сяо Чие ничего не ответил. — Пять лет назад Цзи Лэй допрашивал Шэнь Цзечуаня в императорской темнице, — продолжил Чэнь Ян. — Потом заставил евнуха Фэнцюаня унизить его публично, пожаловав “ослиное жаркое”. И вот теперь Шэнь Цзечуань с ним расквитался, превратил его в… да что я говорю, и так понятно, что этот Шэнь человек мстительный. Командир, я знаю, вы с ним не в ладах. Не опасно ли держать его под боком? Сяо Чие как-будто не услышал. Лишь задумчиво покрутил на пальце костяной перстень.