Поднося вино (将进酒)

Сяо Чие и вправду забыл неприятности вчерашней ночи. Пригнувшись к конской шее, он с гиканьем промчался по столице, не замечая, как разбегается из-под копыт жеребца перепуганный люд, и остановился лишь у дворцовых ворот, завидев экипаж клана Сяо. — Второй княжич прибыл, — сказал Чжао Хуэй, поднимая полог. Сяо Фансюй наклонился вперëд, тяжело опершись о колено, но смотрел мимо сына, на его спутника, ехавшего позади. На Шэнь Цзечуаня. Князь помедлил, но ничего не сказал, взгляд его скользнул по припухшей щеке Чие. — Чем занят был прошлой ночью? — Пил, — Сяо Чие рассмеялся. — Совсем забыл о времени, проснулся поздно. Отец, вы всë обсудили с императором? Сяо Фансюй кивнул. — Это сын Шэнь Вэя? Порыв холодного осеннего ветра вдруг ударил Шэнь Цзечуаня в лицо. Тот стиснул поводья, чувствуя, как от взгляда Сяо Фансюя мурашки бегут по спине. Князь до него даже не дотронулся, но ему и не нужно было. Виски старого Либэйского волка поседели, он ссутулился в повозке, но его необычайная стать и высокий рост всё равно бросались в глаза. В нëм чувствовалась властность, величие, которые не даются просто так, а зарабатывается в бою, среди кровавых рек и гор трупов. Сила намертво вошла в его плоть и кость, — даже болезнь не смогла еë извести. При взгляде на князя любому становилось ясно, от кого Сяо Чие унаследовал столь крепкое телосложение, высокий рост, широкие плечи, быстрые длинные ноги. По сравнению с Сяо Цзимином, утончëнным и изящным на вид, Сяо Чие казался настоящим волчонком: поставь братьев рядом, и сразу видно, кто злее и задиристей. Но вот теперь настоящий Волчий князь внимательно разглядывал Шэнь Цзечуаня, а тот, хоть и выучился хладнокровию, сейчас отчаянно боролся с желанием убежать. Когда Сяо Чие прижимал его к земле, это было и вполовину не так страшно. Он вспомнил вдруг объяснения Верховного наставника: “Сейчас Сяо Цзимин греется в лучах славы, а Сяо Фансюй ушëл в тень. Все боятся Сяо Цзимина, но не забывай, Ланьчжоу, двадцать лет назад именно Сяо Фансюй верхом на боевом жеребце держал щит между нами и бяньша. На первый взгляд у Ци Шуюя больше власти как у Верховного командующего Пяти Уделов, однако, титул князя ему никто не дал, а всë потому что Цидун это “пожалованная вотчина, принадлежащая императору”. Пять Уделов это исконные земли Дачжоу и владеет ими Сын Неба. С Либэем же всë иначе. Начнëм с того, что Либэйское княжество раскинулось на много ли между перевалом Лося и горами Хунъянь. И каждую пядь этой земли Сяо Фансюй отвоëвывал у бяньша кровью и потом в годы Юнъи, не щадя ни себя ни конницу! Либэйские боевые жеребцы, либэйские воины, либэйские клинки с цепями на рукоятях… всë, чем славится Либэй, пошло от Сяо Фансюя. Восемь великих кланов засели в Цюйду как заноза, и только клан Сяо может пободаться с кланом Хуа, ведь власть Сяо Фансюя в Либэе незыблема. Пока жив Сяо Фансюй, клан Сяо из Либэя не выкорчевать. Прозвище “Волчий князь” не даëтся просто так.” Шэнь Цзечуань спешился и низко поклонился князю. Сяо Чие обернулся к отцу. — Да, он сын Шэнь Вэя. Сяо Фансюй окинул Шэнь Цзечуаня быстрым взглядом. — Шэнь Вэй мëртв, его ребëнок ни в чëм не виноват. Раз прошлый император пожаловал тебе свободу, значит с тебя сняты все обвинения. Так почему ты следуешь за этим оболтусом? Шэнь Цзечуань опустился на одно колено, глядя в землю. — Этот недостойный был определëн в Императорскую стражу. Однако, стражники сейчас под началом Императорской гвардии, так что я полностью подчиняюсь генерал-губернатору. — Да уж, вижу, — Сяо Фансюй кивнул сыну. — А ты что к нему пристал? Сяо Чие потрогал языком ранку во рту. — Кто пристал? Мы с Ланьчжоу теперь лучшие друзья. Верно, Ланьчжоу? Сяо Фансюй сказал ещё что-то, но Шэнь Цзечуань больше не слушал. Он стоял на одном колене, опустив голову, и долго смотрел на отражение радостной улыбки Сяо Чие, пока струи дождя не взбаламутили воду. *** Сяо Фансюй не дождался старшего сына, — к тому времени как Сяо Цзимин и Ци Чжуинь вышли за ворота, экипаж его уже уехал. — Кто это? — вдруг спросила Ци Чжуинь. Сяо Цзимин разглядел мужчину, стоявшего рядом с Чжао Хуэем, и равнодушно ответил: — Это Шэнь Цзечуань. Ци Чжуинь остановилась, удивлённая. — Сын Шэнь Вэя? Почему он с А-Е? — А-Е любит поиграть, дразнит его, наверное. Ци Чжуинь помолчала, рассматривая Шэнь Цзечуаня. — Он слишком хорош собой. Я слышала, его мать была танцовщицей из Дуаньчжоу. Ей повезло, что судьба еë не завела в Канцзюнь. Главнокомандующий Ци Шиюй слыл большим любителем красавиц, — на край света отправился бы за очередной прелестницей. Так что, дома у Ци Чжуинь практически не было мужчин, зато гнездилось множество “приëмных матушек”. — Раз уж мы заговорили… — Ци Чжуинь обернулась к нему. — А-Е уже двадцать три. Не пора ли ему жениться? — Ичжи тоже об этом тревожится, — ответил Сяо Цзимин. — Либэю не нужно чтобы он женился на деве из благородного, сильного рода, любая порядочная девушка из приличной семьи подойдëт. Ичжи каждый год посылает А-Е портреты невест, но ни одна ему пока не приглянулась. Ци Чжуинь рассмеялась: — Знатные девицы для него слишком чопорны, — такая не поймëт его игр. Простушки слишком робкие, — такая его испугается. Да и есть ли девица, способная выдержать его нрав? Проще на Небеса вознестись, чем ему найти пару. Ещë беда, — слишком он любит ходить по борделям. Смотрит, приведëт домой куртизанку! Сяо Цзимин знал, что все приëмные матушки Ци Чжуинь, — знаменитые куртизанки Цидуна. Скучая под одной крышей, они только и делали что скандалили друг с другом, так что головная боль у их “дочери” начиналась прямо с порога. Не удивительно, что с ранних лет Ци Чжуинь особенно недолюбливала проституток. — Если ему вправду кто-то понравится, разве смогу я его остановить? — Сяо Цзимин тяжело вздохнул, чувствуя, как подступает головная боль. — Да что я, его тогда упряжкой быков не оттащишь! — Ну, значит готовься. — Цзи Чжуинь задумалась. — Но брать слишком резкую и своевольную нельзя. Твоя Ичжи женщина мягкая, если ей придëтся жить с норовистой невесткой, бедняжка будет страдать каждый день. — Всë это пока только разговоры, — рассмеялся Сяо Цзимин. — Рано беспокоиться. — Брак дело непредсказуемое, — Ци Чжуинь рассмеялась в ответ. — Но может, однажды А-Е и одумается. *** Сяо Чие почувствовал, как мурашки побежали по спине, и, обернувшись, поймал задумчивый взгляд стоящего рядом с Чжао Хуэем Шэнь Цзечуаня. — Я еду в штаб гвардии, забирать именную табличку, — Сяо Чие заслонил ему свет. — Пока не пришëл приказ о страже, будешь рядом со мной и днëм и ночью. — И днëм и ночью… — повторил Шэнь Цзечуань. — Что же, и ночной горшок за вами выносить? — Если пожелаешь. — Сяо Чие подошëл вплотную. — Дел у меня много, так что жить будем в штабе. Не дождавшись ответа, он отвернулся от Шэнь Цзечуаня и поспешил к брату. *** Дожидаться пересмотра дела никто не стал, — владения Хуа и Паня были подвергнуты обыску и переданы в казну. Воспользовавшись случаем, Ли Цзяньхэн велел никому не посещать Вдовствующую императрицу, “чтобы она не распереживалась”. Вот так, с трудом, в казне вам же нашлись деньги для Либэйской конницы. Сяо Фансюй и Сяо Цзимин не могли остаться надолго, и, получив то, за чем приехали, быстро откланялись. Сяо Чие, вопреки обыкновению, расстался с ними без особых сожалений, — после той бурной, пьяной ночи все его стремления как будто улетучились. Время от времени Ли Цзяньхэн осыпал его подарками, а он с удовольствием их принимал, и служебное рвение его тоже понемногу сходило на нет. В обязанности гвардейцев входили патрули, но Сяо Чие был что тот рыбак, который два дня рыбачит, а три дня сети сушит, — когда требовался, его никак не могли найти. Всë чаще в министерстве обороны ходили разговоры о том, что генерал-губернатор следует сменить. Ли Цзяньхэн протестовал, скандалил, устраивал сцены и грозил рассориться с заместителем министра обороны, подавшим прошение, даже отшвырнул документ. — Сяо Цеань огромными усилиями спас мне жизнь! Так почему он недостоин быть генерал-губернатором?! Разве он кого-то подвëл или злоумышлял против меня? Я отказываюсь его смещать! Их с Сяо Чие дружба вошла в то же русло, что и до Осенней охоты, так что Ли Цзяньхэн успокоился немного. Снова вернулся его старый приятель Цеань, а тот жутковатый “ночной” Сяо Чие исчез, будто привиделся. К тому же, старый друг, видно, вошёл в его положение и не заговаривал о возвращении в Либэй, за что Ли Цзяньхэн был ему ещë более благодарен. В конце-концов, ну что он мог поделать! И потом, в Цюйду так много развлечений! Перед другом императора ведь открыты все двери! Разве не чудно? Так зачем возвращаться в Либэй? Как холодные пустоши могут быть лучше и свободнее столицы? Когда Сяо Чие желал выехать за город, как следует погонять жеребца, Ли Цзяньхэн это одобрял. Когда Сяо Чие захотел расширить гвардейский штаб, Ли Цзяньхэн одобрил и это. А уж когда Сяо Чие попросил чтоб его освободили от послеобеденных дел, Ли Цзяньхэн и вовсе горячо поддержал. Когда приятелям нечем было заняться, они обычно прогуливались верхом и играли в мяч. Ли Цзяньхэн больше не мог развлекаться на улице Дунлу, однако частенько звал Сяо Чие послушать музыку Му Жу. Красавица теперь жила в императорских покоях и Ли Цзяньхэн побаивался, что друг выбранит его за это, но Сяо Чие ничего не говорил, каждый раз охотно принимая приглашение. Поистине чудесно быть императором! К тому же, во время последних осенних дождей Си Гуань был приговорён наконец к казни. Си Хунсюань же, в попытках снискать прощение раздавший имущество, начал нравиться Ли Цзяньхэну больше прежнего, — грех было не пожаловать ему скромную должность в министерстве податей. Иное его качество радовало нового императора не меньше: Си Хунсюань был опытным гулякой, и каждый день предлагал какое-нибудь новое развлечение. В тот день, когда Си Гуаню вынесли приговор, Хуа Сициань покончил с собой в тюремной камере, откусив язык. В своëм последнем признании он взял вину на себя и ни словом не обмолвился о Вдовствующей императрице. Остались Цзи Лэй и Пань Жугуй, ждущие решения суда. Хай Лянъи пытался во что бы то ни стало вырвать у них признание, но пока не преуспел. *** Шэнь Цзечуань вернулся в свой холодный, промозглый домик, и не успел войти, как заметил на столе крупную жемчужину прямиком из восточных морей. Поспешно акрыв дверь, он схватил жемчужину… но в тот же миг раздался стук. — Командующий зовëт, — сказал Чэнь Ян, когда он отпер. — Позвольте сперва переодеться, — Шэнь Цзечуань сжал жемчужину в кулаке, чувствуя, как промокла ткань, в которую та была завëрнута. — Не трудитесь, идите так. Командующий не любит ждать. Чэнь Ян отступил на шаг, но не ушёл, так что Шэнь Цзечуаню оставалось лишь следовать за ним. Сяо Чие ждал его снаружи, накинув плащ. — Возьми меч и давай за мной, — велел он, и вышел за ворота. Лишь когда княжич сам подвëл ему коня, Шэнь Цзечуань понял, что Чэнь Ян с ними не едет. Кречет слетел на плечо хозяина, недовольно встряхнувшись. Сяо Чие запрыгнул в седло и погнал коня по улицам и дальше, к тренировочному лагерю императорской гвардии за горой Фэн. Лагерь был пуст. Он спешился, похлопал Лан Тао Сюэ Цзиня по лоснящейся шее, отправляя пастись. Мэн же немедленно залетел под крышу, не желая больше мокнуть под дождëм. — Раздевайся, — велел Сяо Чие своему спутнику, развязывая тесëмки плаща. Шэнь Цзечуань стиснул меч, упрямо вскинув подбородок. Его одежда насквозь промокла, сквозь ткань нижнего халата белела изящная шея. Сяо Чие, глядя на эту белизну, чувствовал себя как человек, увидевший кошку: так и тянуло погладить, потискать… Да что за чëрт! Задумавшись, он не сразу заметил, что пока снимал верхний халат, Шэнь Цзечуань так и не шевельнулся. — Что стоишь? Раздевайся! Шэнь Цзечуань провёл кончиками пальцев по поясу и остановился. — Если разденусь, останусь нагишом.