Поднося вино (将进酒)

Шэнь Цзечуань немедленно нацепил улыбку. — Узнали личность моего учителя? Невелика тайна. До свидания. — Выслушай сперва! — С возвращением перстня, настроение Сяо Чие заметно улучшилось. — Раз Цзи Ган твой учитель, значит мы с тобой из одной школы. Я постарше тебя буду, тебе не зазорно звать меня “шисюн”. — Клан Цзи не имеет никакого отношения к Либэю. — Шэнь Цзечуань вспомнил их драку в снегу пять лет назад. Не зря он почувствовал тогда, что в ударах Второго княжича есть нечто знакомое. — Связи штука запутанная, тут сходу и не разберёшься. Шэнь Цзечуань вернулся на место, кивнув Гэ Цинцину и сяо У — Вызнали всё о Гэ Цинцине, значит. — Как же я мог забыть? — Сяо Чие не сводил с него глаз. — Пять лет назад он водил меня за нос, а теперь внезапно вы с ним ходите парочкой. Слишком уж очевидно, так что я не поленился и нашёл о нём всё, что можно найти. — И что же вы намерены делать с этим знанием? — Шэнь Цзечуань снова улыбнулся. — Ничего. — Сяо Чие легонько ткнул его пальцем между бровей. — И не вымучивай улыбку. Мы с тобой прошли огонь и воду, нечего из себя храбреца строить. Ты ведь разволновался. Испугался. — Отнюдь. Сяо Чие нетерпеливо постучал палочками по столу. — Когда я узнал, что Цзи Ган твой учитель, всё встало на свои места: вот почему Гэ Цинцин и его палачи не забили тебя до смерти. — Вы слишком мнительны. — Шэнь Цзечуань как-будто не мог оторвать глаз от масляного пятна, расползающегося по столу. — Ваш удар меня не убил и вы насторожились, решили на чистую воду меня вывести. До сих пор не можете успокоиться, как охотничий пёс. — Других талантов у меня нет, — развёл руками Сяо Чие. — А все, что есть, трачу на тебя. — Раз мы из одной школы, вас ведь не затруднит назвать имя своего учителя? — спросил Шэнь Цзечуань. Сяо Чие резко поскучнел, бросил палочки на подставку. — Сначала назови меня шисюном. Молчание. — А Цзи Ган-то кремень, — продолжил Сяо Чие. — Мои люди поспрашивали в Дуаньчжоу, — все говорят, он сгорел заживо… так это он убил Сяофуцзы? — Нет. — Шэнь Цзечуань поправил подставку. — Мой учитель человек пожилой, как ему такое провернуть? В тишине ветер взметнул уличную пыль. — Ты вроде бы ничего не сделал. А кажется, будто замешан во всём, — сказал наконец Сяо Чие. — Делал или не делал, вы ведь меня не отпустите. — Шэнь Цзечуань обернулся к нему и ласково улыбнулся. — Так почему бы мне и правда не начать злодействовать? Раз уж вы всё равно меня ненавидите. *** На следующий день, отправившись, наконец, во дворец, Сяо Чие узнал, что наложница Вэй скончалась. Ли Цзяньхэн уже снял траур. От постоянных слёз лицо его осунулось и побледнело. — Сказали, что она поскользнулась и упала в колодец. Тело нашли только вчера, — сказал он, ёрзая в высоком кресле. Поскользнулась и упала… слишком уж удобно. Ли Цзяньхэн, видно, тоже так подумал, потому что быстро обернулся, проверяя, не подслушивает ли кто, и прошептал: — Цеань… это ведь не ты…? Сяо Чие покачал головой. Ли Цзяньхэн выдохнул, успокоенный, но минуты не прошло, как он снова заёрзал.. — Мне теперь приходится жить во дворце, а тут от евнухов спасу нет, стоит открыть глаза, — стоят над душой! Жуть! Они звали Пань Жугуя "наш предок", а из-за меня этот их предок в тюрьме… Цеань, думаешь, они меня ненавидят? Он принялся многословно жаловаться на то, как его всë ужасно пугает, и кончилось тем, что Сяо Чие пообещал отправить гвардейцев патрулировать дворец. — Из Либэя пришло послание, — вдруг сказал Ли Цзяньхэн. — Князь Либэя и твой старший брат выехали в столицу. Через несколько дней будут здесь. Ясно как день, — Ли Цзяньхэн к нему подлизывался. Осенняя охота вышибла из него всё высокомерие: готовясь воссесть на престол Поднебесной, он трясся за свою жизнь сильнее, чем будучи принцем, потому что понял, за кем власть. Кому нужны эти подачки! Он хотел лишь одного… но Ли Цзяньхэн не собирался отпускать его в Либэй. Сяо Чие сделал вид, что новость его не слишком волнует, однако, на сердце у него кошки скребли. *** Князь Либэя добрался до Цюйду через пять дней. Дождь зарядил с утра, но Сяо Чие затемно выехал из города, и ждал в той же беседке, где пять лет назад провожал брата. Четыре часа прошло, и вдруг чёрные точки возникли в небе: летящие кречеты! Мэн заволновался на его плече, не утерпел, — стрелой сорвался, сквозь дождь, навстречу братьям и сëстрам. И вот, словно широкий росчерк чёрной туши, Либэйская тяжëлая конница протянулась по равнине. Сяо Чие не стал ждать их, понëсся навстречу, подстёгивая коня что есть сил. — Отец! Сяо Цзимин рассмеялся и обернулся к отцу. — Такой герой вымахал, а стоит увидеть папеньку, и понятно, что он ещë малыш. Сяо Фансюй снял бамбуковую шляпу и, наклонившись, легонько постучал младшего сына по макушке. — А ты подрос. Сяо Чие ухмыльнулся во весь рот. — А то! Старший брат на голову ниже меня! — Ну что за хвастун! — вздохнул Сяо Цзимин. — С тех пор как перерос меня, каждый год об этом напоминает! Сяо Фансюй отдал поводья Чжао Хуэю и, спрыгнув с коня, неожиданно крепко обнял младшего сына, хлопая его по спине тяжёлой рукой. — Глупыш! Сяо Чие улыбнулся ещё шире. — Я вас заждался! Что-то случилось в дороге? — Маленький господин заболел, — отозвался Чжао Хуэй. — Князю пришлось завернуть в Дэнчжоу, пригласить преподобного Игуэя осмотреть его. — А-Сюнь заболел? Когда?! Брат, почему ты мне не написал?! — Не волнуйся, ничего серьëзного, — ответил Сяо Цзимин. — К тому же, Ичжи о нëм заботится. Но Сяо Чие не мог сдержать расстройства. Пять лет назад, когда он покинул Либэй, невестка была беременна, а теперь А-Сюню уже четыре, но повидать его всë не получается, — о том, как племянник растëт, он знал только из писем. Как же хотелось домой! Он улыбнулся, прогоняя тоску. — Я приготовил ему подарок на лень рождения. Старший брат, как будешь возвращаться, передай ему от меня. Сяо Фансюй отряхнул шляпу. — Сюнь-эр тоже передал подарок: нарисовал тебе картинку, Чжао Хуэй принесëт. Сейчас мне нужно спешить во дворец, поговорим вечером. В более подходящем месте. С этими словами он вскочил в седло, и отряд поскакал дальше, в Цюйду. *** С тех пор как князь Либэя последний раз навестил столицу, прошло много лет. Имена новых Четырёх генералов гремели на всю Дачжоу, мало кто вспоминал о Сяо Фансюе. — И двадцать лет назад тоже были Четыре Великих Генерала! — заявил Верховный наставник Ци. К осени он, от хорошей еды, прибавил в весе, и теперь сидел, болтая ногами под дождём, потирая ступни друг о друга. — Тогда это были Сяо Фансюй из Либэя, Ци Шиюй из Цидуна, Лу Пинъянь из Бяньцзюня и Фэн Ишэн с перевала Сотянь. Но кто сейчас помнит Фэн Ишэна? Он погиб в бою и род его прервался. А тогда его чтили вместе с другими как могучего воина! Мимо них бяньша проскочить не могли! — Фэн Ишэн?! — крикнул Цзи Ган с кухни. — Что значит "кто его помнит"?! Чуань-эр! Оба сына генерала Фэна погибли в бою, но после он усыновил моего старшего брата. — Вашего старшего брата, учитель? — переспросил Шэнь Цзечуань, накладывая рис в плошки. Цзи Ган хлопнул по лбу. — А! Забыл тебе рассказать! — Еда-то готова?! — крикнул в ответ Верховный наставник. — Что рассказывать, и так понятно, что этот старший брат — Цзо Цяньцю! Шэнь Цзечуань расставил тарелки, и, выложив на подставку палочки, поклонился: — Наставник, прошу к столу. Верховный наставник Ци сделал большой глоток вина. — Как же приятно, когда за тобой ухаживают! Что может быть лучше? Цзи Ган утëр пот и тоже сел за стол. — Чуань-эр, если Сяо Второй сказал, что вы из одной школы… боюсь, его учил как раз Цзо Цяньцю! Шэнь Цзечуань немедленно набил рот рисом, чтоб не отвечать. — Сколько уж лет мы не виделись! — пожаловался Цзи Ган. — Но постой, в этот раз ты ведь подрался со Вторым княжичем? Как это было? Удары мечом мощные? Атаки уверенные? — Дай Ланьчжоу поесть, — велел Верховный наставник. — Сперва ужин, разговоры потом. Времена сейчас опасные, а спешить нам некуда. Несколько дней можем и отдохнуть. — И как же я сразу не догадался… — продолжал Цзи Ган. — Тот перстень Второго княжича для стрельбы из большого лука! Если кто и умеет с таким луком управляться, так Цзо Цяньцю! — Кто знает, раз Сяо Фансюй приехал в столицу, то может и ваша с братом встреча не за горами. — Верховный наставник потянулся палочками к ближайшему блюду. — Цзо Цяньцю сражался как тигр на заставе Тяньфэй. Он отогнал бяньша, но цена была велика: его жена погибла в бою. За ту битву он получил прозвище “Гром Нефритовой башни”. С одной стороны — за подвиг, с другой — за то, что от удара судьбы так и не оправился, как громом поражённый. Говорили, он принял постриг, но, видать, на самом деле нашëл прибежище в доме Сяо Фансюя и обучал его сына, скрываясь ото всех. — Генеральская слава на тысячах солдатских трупов стоит! — Горестно вздохнул Цзи Ган. — Пусть его славят за подвиги, сколько пережил он потерь? Погибшие на поле боя исполнили долг перед родиной до конца, а что остаëтся тем, кто выжил? Цзо Цяньцю скрывается, Сяо Фансюй болен, Лу Пинъянь стар. А пройдëт ещë двадцать лет, и что станет с нынешними Четырьмя генералами? Поколение за поколением, — что волны, набегающие на песок! Верховный наставник, осоловев немного от вина, долго смотрел на уплетающего рис Шэнь Цзечуаня. — Все мы однажды умрëм, — наконец сказал он. — И горше всего будет, если умрëм ни за что. Значит, до того дня, нужно стремиться исполнить всë, что загадано! Ланьчжоу! Возьми добавки! До темноты они ели и пили вволю. После же Верховный наставник улëгся на циновку у входа, позволив Шэнь Цзечуаню растереть его ноги. Цзи Ган принëс им тëплые халаты, а сам сел рядом, раскуривая трубку. — Ланьчжоу, расскажи-ка ещë раз, что случилось на охоте, — попросил Верховный наставник. Пока Шэнь Цзечуань пересказывал ему события той ночи во всех подробностях, он молчал, закрыв глаза. Наконец, Шэнь Цзечуань умолк, и слышно стало, как дождь стучит по листьям. — Второй княжич Сяо сейчас купается в лучах славы, — наконец сказал Верховный наставник. — Но на деле всë в той же ловушке что и его отец с братом. Пять лет они с новым императором были не разлей вода, но княжич скрывал свои намерения и от дорогого друга, а подобное внушает страх. Новый император решил закрыть на это глаза, ведь княжич действовал ради его спасения, но сколько продержится такая дружба? Я думал, княжич, как человек большой выдержки, отдаст славу Ци Чжуинь, и продолжит таиться. Цзи Ган выбил трубку. — Волчонок хочет домой, в родные либэйские степи. Сколько там ему стукнуло? Юность всегда слишком спешит… — Сколько великих замыслов погубила излишняя горячность, — ответил Верховный наставник. — Перетерпи он, вернулся бы сейчас в Либэй, оставив взрослых разбираться. Если б они могли перенестись сейчас во дворец, то увидели бы Сяо Чие, вперившегося взглядом в сумрачные ворота и алые стены, словно на них начертаны условия Небесного испытания. Там, под личиной легкомысленного юнца, метался и выл дикий зверь. Шэнь Цзечуань выпрямился. В этот миг он, даже не видя Сяо Чие, понял, отчего тот поступил так, как поступил. Он не просто хотел домой. Вернуться свободным человеком, нe скрываясь, и никому не кланяясь, — вот чего он желал.