Поднося вино (将进酒)

На следующее утро император Сяньдэ возглавил Осеннюю охоту. Здоровье не позволяло ему охотиться верхом, так что он придумал иную забаву: пусть охотники поборются за приготовленную им награду! Заметив, что после вчерашнего Ли Цзяньхэн с большим трудом (и не с первой попытки) взобрался в седло, император обратился к нему отдельно: — Цзяньхэн будет вам всем примером! Вот чью добычу я желаю попробовать! Ли Цзяньхэн, впрочем, знал, что с пустыми руками не вернётся, даже если промажет по всем целям, — заранее велел своим воинам охотиться как следует. Так что, в лес он отправился в приподнятом настроении, бок о бок с Сяо Чие. Миновав широкий луг, охотники въехали под сень деревьев. Горящие осенним золотом ветви гнулись к земле, тяжёлые от росы. Порскнули в подлесок зайцы, вспугнутые топотом копыт, захлопали крыльями куропатки, разлетаясь кто куда. Ли Цзяньхэн с трудом натянул лук, не удосужившись спешиться, и выстрелил в пробегавшего мимо кролика. Стрела, описав кривоватую дугу, воткнулась в землю, поодаль от зверя, но охота разразилась одобрительными возгласами и апплодисментами: телохранитель, отправившийся забирать добычу, вернулся с заранее заготовленной кроличьей тушкой. Ли Цзяньхэн обернулся к Сяо Чие, довольный. — Что, славно я стреляю? Меня учил сам царственный дедушка! — Даже в Либэе не видал, чтобы кто-то так обращался с луком, — честно ответил Сяо Чие. Ли Цзяньхэн рассмеялся. — Ты так давно в Цюйду, забыл, наверное, каким концом стрелу держать! — Сейчас покажу тебе настоящую стрельбу! — усмехнулся Сяо Чие. Он взял на охоту самый обычный лук, даже похуже тех, что носили стражники, спустил тетиву почти не целясь… Его выстрел оказался даже слабее, чем у принца Чу: стрела просто плюхнулась на землю плашмя, но зрители всё равно наградили его одобрительными криками. Сяо Чие приосанился, сверкая довольной улыбкой. Цяо Тянья, уже уставшего ждать, эта сцена развеселила. — Видали? — сказал он своим людям. — Не будете тренироваться, тоже в идиотов превратитесь, и все вас станут жалеть. Шэнь Цзечуань скользнул взглядом по широким плечам Сяо Чие, по мускулистым рукам, вспомил стёртый костяной перстень, и улыбнулся тихонько. *** Принц Чу не довёл охоту даже до восточной части леса, — так быстро у него разболелась поясница. Да и вообще, после вчерашней попойки он не настроен был трястись в седле, и просто отпустил поводья, позволяя лошади брести своим ходом. Он, впрочем, выждал некоторое время, для приличия, прежде чем скомандовать возвращение, однако стражники, ехавшие позади всех, даже не опустошили до конца колчаны. В лагере Ли Цзяньхэн спешился перед императором, и церемонно стоял на коленях, пока Пань Жугуй проводил смотр добычи. Чем больше он восхищался, тем шире становилась улыбка на лице принца. — Царственный старший брат! Взгляни, мне попалась даже лиса! Такая прекрасная, яркая шкура, — из неё получится великолепный воротник, достойный правителя! — Положительно, охота воодушевляет больше, чем сидение в столице! — радостно улыбнулся император. — Пань Жугуй, одари принца Чу. Ли Цзяньхэн в предвкушении поднял шёлк, укрывающий таинственный подарок… и увидел лук, такой мощный, что обычный человек не смог бы и тетиву натянуть. — Благодарю Ваше Величество за награду! — вынужденно поблагодарил он, немедленно потеряв интерес к подарку. Император рассмеялся было, но кашель взял своё. — Не нравится? Не пугайся, стрелять из него тебе не придётся. Это лук Великого Императора-родоначальника. Он сделан из воронёной стали и весит сто двадцать цзиней. Никто из Четырёх великих генералов не смог бы даже натянуть его! Пусть это оружие напоминает тебе, что наследник должен усердно трудиться. Созерцая этот лук, вспоминай об испытаниях, выпавших на долю Великого Императора-родоначальника в борьбе за основание Дачжоу. Ли Цзяньхэн поблагодарил за наставления и велел слугам унести лук. Событие это не осталось незамеченным: за ужином все чиновники наблюдали, как император позвал принца Чу сесть рядом, то и дело обращаясь к нему. Любому понятно было, что это значит, но, с другой стороны, Хуа Сицианя тоже никто не изгонял из-за императорского стола. Вот слуги в последний раз обнесли всех дичью и вином, пламя большого костра взметнулось в вечернее небо, но Его Величество и не думал удаляться на покой. Придворные ёрзали, — никто не смел уйти первым, а император, как назло, всё не выказывал никаких признаков усталости. Странно… Ли Цзяньхэн бросил на Сяо Чие вопросительный взгляд, но тот сделал вид, что не заметил. Когда отзвучали последние песни и удалились танцовщицы, а пламя костра разгорелось ни на шутку, император Сяньдэ позвал вдруг: — Дражайший сановник Хай! Хай Лянъи встал на колени и, тщательно расправив одежды, поклонился императору. — Ваш старый слуга здесь! — О чём вы сегодня хотели попросить? — Отвечаю Вашему Величеству. Этот старик нижайше просит повелителя рассмотреть прошение Старшего цензора Цензората Шести Министерств Сюэ Сючжо! Хуа Сициань почуял недоброе. — Жэньши, ну что за формальности? — воскликнул он, поглаживая бороду. — Ты старший сектетарь, почему же не подашь прошение сам? — Я мог бы, — ответил Хай Лянъи. — Однако, прошение Сюэ Сюйжо никак не может достигнуть Его Величества, потому я прошу аудиенции. — Как же такой важный документ мог пройти мимо императора? — удивился Хуа Сициань. — И вправду, как? Дражайший сановник Хай, я дозволяю аудиенцию, — согласился император. Пань Жугуй обменялся взглядами с Хуа Сицианем, но всё же объявил: — Старший цензор Цензората Шести Министерств Сюэ Сючжо на поклон к Его Величеству! Сюэ Сюйчжо выбрался из толпы ни на кого не глядя, и поклонился императору земным поклоном. Он был в дорожной одежде, и выглядел усталым, запылённым, словно только что спешился после долгой скачки. — О чём вы хотели доложить? — спросил император, содрогнувшись под порывом ветра. — Старший цензор Цензората Шести министерств отвечает Его Величеству, — начал Сюэ Сючжо. — Моя главная задача, — тщательная проверка сумм, проходящих через Министерство податей. В третьем месяце пятого года Сяньдэ, этот подданный просматривал приходо-расходную книгу за четвёртый год Сяньдэ и увидел запись о денежном вспоможении на сумму в два миллиона лян. Из соображений добросовестности, а также по причине того, что получателем суммы министерство податей обозначило Тринадцать городов Цзюэси, этот подданный предпринял поездку в Цзюэси. Провинциальный уполномоченный Цзян Циншан провёл сверку документов со своей стороны, и выяснилось, что до Цзюэси добралась лишь часть суммы, — один миллион пятьсот тридцать тысяч лян. Оставшиеся четыреста семьдесят тысяч растворились бесследно. И это ещё не всё. В восьмом месяце того же года военное министерство затребовало из казны содержание для пограничных войск. На эти нужды министерство податей выделило два миллиона восемьсот тысяч лян. Из них один миллион восемьсот тысяч лян полагались Цидунскому гарнизону и миллион лян — Либэйскому гарнизону. Однако, выяснилось, что по итогу, до перевала Лося дошло только восемьсот тридцать тысяч лян! И этими двумя инцидентами дело не ограничивается! В казне наблюдается серьёзный дефицит. Но куда ушли деньги? Кому? Старший секретарь Хуа не обладает всеми сведениями, но этот подданный готов предоставить Его Величеству необходимые записи! — Что за бред! — осадил его Хуа Сициань. — В начале года министерство податей предоставляет отчёты прямиком во дворец! Ты, выходит, знаешь о пропаже, а министр податей, старший секретарь и начальник службы дворцового церемониала слепы?! Как такое может быть?! Хай Лянъи поднял голову. — Я скажу вам, как, — спокойно ответил он. — Начиная со второго года Сяньдэ, во дворец попадают фальшивые бухгалтерские книги министерства податей. Настоящие же хранятся не в министерстве! Они в твоих руках, Хуа Сициань! Трах! Все вздрогнули от внезапного грохота, — это прогоревшее бревно рухнуло в костёр, взметнув тучу искр. Напряжение нарастало. Кто мог представить, что император задумал решать деликатные вопросы в таком месте и в такой манере? — Ну и ну! — рассмеялся Хуа Сициань, встал, хлопнув по столу. — Решили бросаться обвинениями? Как всегда вам Хуа не угодили? Мир принадлежит императору! Мне, Хуа Сицианю, скрывать нечего: всегда я ставил Его Величество превыше всего. Если у вас остались ещё вопросы, решайте их с Чжэн Гоши! Чжэн Гоши, глава министерства податей, немедленно преклонил колени. — Ваше Величество, позвольте задать старшему цензору Сюэ вопрос. Раз столь значительная ошибка произошла в четвёртом году Сяньдэ, почему же господин цензор не сообщил сразу? Разве можно умалчивать о таком важном деле? Сюэ Сючжо не промедлил с ответом. — Дела в столице обстоят так, что ни один местный чиновник не может попасть на аудиенцию к высшим чинам или Его Величеству, не испросив сперва позволения в резиденции Хуа или евнуха Паня. Клан Хуа так силён и влиятелен, — кто решился бы пойти против старшего секретаря Хуа?! — Каждый год я велю цензорам сообщать обо всех ошибках и недочётах! — вспылил Хуа Сициань. — Мне нечего бояться! Все счетоводческие книги клана Хуа предоставляются Его Величеству! Хуа Сициань уставился на Сюэ Сючжо так, будто хотел прожечь взглядом. — Сюэ Яньцин, разве ты не помнишь, кто рекомендовал тебя на пост в годы Юнъи, когда ты приехал искать места в столице? Я, считай, твой учитель, а ты платишь мне чёрной неблагодарностью! Сюэ Сючжо спокойно выдержал его взгляд. — При императорском дворе есть лишь правитель и подданные, — негромко сказал он. — Здесь нет учителей и учеников. Хуа Сициань обернулся к императору. — Вы верите ему, Ваше Величество? Император Сяньдэ устало прикрыл глаза. — Я верю доказательствам. Хуа Сициань расхохотался, хлопнул в ладоши. — Что ж! — провозгласил он. — Ваше Величество, предыдущий император избрал вас наследником на смертном одре. То были непростые времена, — вспомните, кто защищал и поддерживал вас на пути к престолу? А теперь вы верите любому навету предателей и клеветников?! Император Сяньдэ отпил чаю, и соизволил наконец взглянуть на секретаря Хуа. — “Защищал и поддерживал”? — переспросил он. Глаза его пылали ненавистью. — Или “принуждал и помыкал”? Хуа Сициань, не сводя с него взгляда, оттолкнул столик. — Цзи Лэй! Лязгнули мечи стражников, выходя из ножен. — Мятежник! — Вскричал Хай Лянъи. — Какова наглость! — Я ещё ничего не сделал, — ответил Хуа Сициань. — Но разве не понятно, к чему всё идёт? Я не собираюсь сидеть и ждать, пока меня зарежут на месте! — И чего ты хочешь добиться? — неприязненно спросил император. — Си Гуань! Воины Восьми дивизионов выступили вперёд, заслонив своего повелителя. — Взять Хуа Сицианя! — приказал император. — Не сметь! — вскричал Хуа Сициань. — Си Гуань, твоя жена и ребёнок сейчас чаёвничают у Вдовствующей императрицы. Сделай шаг, и род Си прервётся! Вдовствующая императрица была к тебе добра, а ты так и льнёшь к чужим! Но ещё не поздно одуматься! Си Гуань, загнанный в ловушку, не сдержался, — шагнул назад. — Ещё не поздно одуматься? — угрожающе переспросил император. — Скажи, Си Гуань, в какой миг для моего предшественника, наследного принца, не стало пути назад? А для Шэнь Вэя? Разве не были они верны когда-то? Или может Вдовствующая императрица позволила им уйти с миром? Я уже велел издать указ: если принц Чу взойдёт на трон, дочь клана Си станет императрицей! — Его Величество в последнее время частенько отменяет свои же указы, а ты всё ему веришь? — Хуа Сициань поправил рукава. — Болезнь помутила разум Сына Неба! Драгоценная наложница Вэй уже полмесяца в положении, так каким же образом принц Чу взойдёт на трон?! Си Гуань, мокрый от пота, как мышь, сильнее стиснул клинок. Ветер стих, безжизненно повисли знамёна и флаги. Весь охотничий лагерь замер, придавленный предгрозовой тишиной и громоздящимися тучами. Си Гуань стиснул зубы и обернулся к императору. — Болезнь… Его Величества… — выдавил он. — Неизлечима… — А я ведь дал тебе возможность… — Император Сяньдэ рассмеялся. Смех превратился в хохот, хохот, — в неистовый кашель. — Не будь у меня плана… — прохрипел он, опираясь на стол, — Зачем бы мне заманивать вас сюда, предатели? Ци Чжуинь уже ведёт войско мне на помощь. И четырёх часов не пройдёт, как она нагрянет. Так кого ты там хочешь убить, а? Только посмей! — Командующая Ци в гарнизоне Канцзюнь, в Цидуне, — вмешался вдруг Цзи Лэй. — Императорская стража следит за вашей перепиской, Ваше Величество. Полно дурачиться, очнитесь, наконец! — Ци… — начал император, яростно глядя на него, но Пань Жугуй вдруг зажал ему рот, силой опустил в кресло. — У Его Величества приступ, — сказал он, улыбаясь собравшимся. И неизвестно, от чего сильнее у них затряслись поджилки: от наглости поступка или от этой безмятежной улыбки. Хуа Сициань нехорошо усмехнулся в сторону Ли Цзяньхэна. — Принц Чу задумал совершить переворот, воспользовавшись преимуществами охотничьих угодий. Даже заготовил лук и стрелы для убийства. Все доказательства налицо! Чего ждёте? Убить его! Ряды воинов ощетинились клинками. Ли Цзяньхэн в ужасы выронил палочки, и, не удержав равновесия, повалился на землю вместе с креслом. — Но, секретарь… старейшина Хуа! — вскричал он. — Я не собирался объявлять себя императором! — Ваше Высочество, — отозвался Хуа Сициань. — Известно ли вам выражение: “не благодаря, а вопреки”? Гром с треском расколол ночное небо. Ли Цзяньхэн попытался отползти, спрятаться за своими телохранителями. Грохот сапог так испугал его, что он не мог даже встать. — Я… просто беззаботный принц… — проблеял он. — Зачем вы так со мной… Клинок сверкнул над ним, и он взвизгнул, схватился за голову… Какая-то яростная сила с грохотом отшвырнула стол, крепкая рука схватила Ли Цзяньхэна за шкирку и вздёрнула. — Его Величество пожаловал тебе Великий лук, значит ты — наследник Дачжоу. — Сяо Чие ухмыльнулся. — Я, Сяо Цеань, генерал-губернатор и командующий Императорской гвардии, хочу взглянуть на смельчака, у которого духу хватит на тебя напасть. Чэнь Ян, усади Его Высочество на коня. — Второй княжич Сяо. — Цзи Лэй медленно потянул клинок из ножен. — Мы ведь друзья, к чему это всё? — Просто надоело прохлаждаться. — Сяо Чие отпустил Ли Цзяньхэна. — Драки захотелось. — Взять его, — скомандовал Цзи Лэй. — Не убивайте, просто переломайте руки и ноги. Сяо Чие сбросил просторный верхний халат, оставшись в облегающих тело одеждах-цзиньчжуан подстать воину, — чтоб врагу не за что было ухватиться в бою. — Кто сможет мне руки и ноги переломать… — Он обвёл толпу медленным взглядом. — Того награжу ста лянами золота и назову мастером. Клинок Ланли, — "Свирепый волк", — так редко покидавший ножны в столице, выскользнул из своего плена, блеснул в свете факелов осколком льда. Холодный. Убийственный. — А кто не сможет… пусть пеняет на себя!