Поднося вино (将进酒)

Конвоир привёл Шэнь Цзечуаня в комнату, убранную ширмами, и поставил на колени. Вдовствующая императрица, прямая и строгая, сидела рядом с императорской кушеткой. Император Сяньдэ полулежал, откинувшись на спинку, и лишь когда Пань Жугуй отступил, унося пиалу с лекарством, смог разглядеть смутный силуэт Шэнь Цзечуаня. — Патрульный… — Император собрался с силами наконец. — Патрульный из Восьми столичных дивизионов доложил, что видел у озера твоего слугу. Мы ждём ответа от тебя, его господина: что он там делал? — Ваше Величество, дядя Гэ ждал евнуха Фу из Внутреннего дворца, — ответил Шэнь Цзечуань. — Кто приказал? Шэнь Цзечуань помедлил и склонился в земном поклоне. — Я, Ваше Величество. Император закашлялся. — Ты заточён в храме Покаяния, и о нуждах твоих заботятся чиновники дворца. Как ты можешь быть знаком с Сяофуцзы? — Благодаря состраданию Его Величества, мне позволено жить при храме, проводя дни в покаянии. Благодаря милости его Величества, я не нуждаюсь ни в еде ни в одежде. Увы, недавно меня одолела простуда, заныли старые раны, и я едва мог встать с постели… — в тоне Шэнь Цзечуаня послышались нотки скорби. — Из дворца я получаю всё необходимое, но вот лекарств мне не дают. Дядя Гэ служил в храме много лет и пожалел меня. От моего имени он попросил евнуха Фу о лекарствах. И поскольку евнух Фу снизошёл до меня, я попросил дядю Гэ справиться, не найдётся ли у него также молитвенных лампад. — У тебя не осталось родных, зачем же тебе лампады? — спросила Вдовствующая императрица. — На мне лежит ужасный грех, и потому я день и ночь поддерживаю огонь в храме, молясь за здравие Ваших Величеств и читая сутры за упокой верных воинов, мучеников, павших в битве у реки Чаши, — просто объяснил Шэнь Цзечуань. — Я развёл у храма огородик, дядя Гэ по утрам продаёт овощи, а на вырученные деньги покупает лампады. Жить мне осталось недолго, так какой прок заботиться о мирском? — На тебе и вправду лежит грех, — Вдовствующая императрица тяжёло вздохнула. — Но ты ещё способен заслужить прощение. Император прикрыл глаза, борясь со слабостью. — Сяофуцзы погиб. Знаешь ли ты, кто мог затаить на него злобу? Шэнь Цзечуань покачал головой. — Я попросил дядю Гэ узнать о лампадах, — тихо сказал он. — Но лично евнуха Фу никогда не встречал, и даже не переписывался с ним. — А ты? — Император перевёл взгляд на Цзи Гана. — Может быть он при тебе упоминал о ком-то? Цзи Ган опустил голову, избегая смотреть на императора, как и полагалось слуге. — Ваше Величество, евнух Фу покидал дворец лишь по делам и был так занят, что всегда посылал ко мне слугу. Император бросил недовольный взгляд на Пань Жугуя, изо всех сил пытавшегося слиться с мебелью. — Лишь раз я приблизился к паланкину евнуха Фу, — продолжил Цзи Ган. — Услышал, как тот говорил что-то о Его Высочестве, как Его Высочество зол, унижен и ещё доставит хлопот. Я спешил отдать деньги за лампы, лишь потому посмел подойти так близко. Но евнух Фу в тот день был очень занят и велел подождать его в Сиюане, у озера. Там-то офицеры меня и заприметили. — Ты точно слышал слова “Его Высочество”? — спросил Пань Жугуй. — Точно ли этот титул был назван? Цзи Ган принялся кланяться, приговаривая: — Как могу я лгать Вашему Величеству?! Меня многие в тот день на рынке видели! Поспрашивайте, вам скажут! Вдовствующая императрица прижала к носу платочек, не выдержав тяжëлого запаха лекарств, и склонилась к молчащему императору. — Ваше Величество, нельзя полагаться лишь на слова Сяо Чие. Преступление было совершено в двух шагах от вас. Если этот человек не лжëт, и принц Чу задумал убить Сяофуцзы, почему же Сяо Чие так рьяно принялся лгать? — Ваше Величество, — тихо добавил Пань Жугуй. — Жизнь Сяофуцзы ничего не стоит. Если принц Чу пожелал убить его из личной неприязни, пусть! Но всë может оказаться сложнее. Сяофуцзы часто бегал туда-обратно, но Ваше Величество редко покидает дворец. Почему же принц Чу выбрал именно этот день? Император забился в очередном приступе кашля, сильнее прежнего, вытер платком окровавленный рот, оттолкнув услужливую руку Пань Жугуя. — Цзяньхэн, — мой брат, — сказал он, не глядя ни на кого. — Я как никто знаю его характер. Пусть Цзи Лэй завершит расследование: непомерной своей гордыней Сяофуцзы нажил себе врагов, как собака, брешущая на всех подряд из-за хозяйского забора. А-Е — под домашний арест на полмесяца. Цзи Лэя и Си Гуаня лишить трëхмесячного жалования! Пань Жугуй, огласи приказ, и отпусти всех. — Но… — начал было Пань Жугуй, бросив взгляд на Вдовствующую императрицу. Та промолчала. — Царственная матушка, наша империя переживает трудные времена, — пылко заговорил император. — Чем ближе осень, тем неспокойнее на границах, чем неспокойнее на границах, тем тревожнее торговцам. Солдатам Либэя, Цидуна и Приграничья нужно ободрение. Если мы начнём распутывать дело об убийстве, могут всплыть многие имена. Пострадают чиновники и военные, — пострадают и простые люди. Пусть рана, нанесённая поражением в Чжунбо затянулась, позор так легко не смыть. Царственная матушка, умножая знания об этом деле, мы умножаем скорбь! Вдовствующая императрица заботливо поправила его одеяло. — Небо благославило Дачжоу императором, заботящимся о благе народа даже на одре болезни, — проворковала она. — Пань Жугуй, ты свободен. Пань Жугуй, поняв, что разговор окончен, попятился к двери. — Восьмой сын Шэней посвятил себя искуплению грехов. Как непохож он в этом на Шэнь Вэя! — продолжила Вдовствующая императрица. — Он может хорошо послужить нам. — Он нездоров и вряд ли на многое способен, — отозвался император. — Пусть отдыхает в храме. Императрица отстранилась. — Ваше Величество мудры, однако, если его выпустить из заточения, а потом молча вернуть обратно, поползут слухи о его участии в деле Сяофуцзы. Разве этого вы хотели? Император слабо улыбнулся и повернулся к Шэнь Цзечуаню. — Помни… доброту Вдовствующей императрицы и не смей идти по стопам своего непочтительного отца-предателя. Вот что… отправляйся в императорскую стражу. В Двенадцати батальонах… найдутся должности высокие и низкие. Там тебе подыщут применение. Шэнь Цзечуаню осталось только кланятся и благодарить. Стоило ему и вдовствующей императрице удалиться, как император свесился с кровати, и его мучительно вырвало горьким лекарственным отваром. Он судорожно сжал простыни, пепельно серый в тусклом свете лампы, без пяти минут покойник. *** В то же время, Вдовствующая императрица, оперевшись на руку Пань Жугуя, прогуливалась у озера. За ними, в окружении служанок, следовала Хуа Сянъи с охапкой свежих гибискусов. — Болезнь делает Его Величество несговорчивым — заметила Вдовствующая императрица, медленно ступая во главе этого маленького шествия. — Разве может человек, столь измученный болезнью, управлять государством? — Говорят, что тяжкий недуг, как ураган, уносит сразу всё, — отозвался Пань Жугуй. — Его Величество встревожен. — Давным давно я выбрала Цзяньюня в императоры, потому что он отличался мягкостью и почтительностью. Несмотря на болезнь, многие годы он неустанно трудился. — Вдовствующая императрица бросила выразительный взгляд на Пань Жугуя. — Но откуда в нём взялся страх перед семьёй Сяо? Кажется, он на всё готов, лишь бы, не дай Небо, не обидеть их. Что же делать? — Во всём, что касается столичных дел, нам приходится уповать на мудрость Его Величества, — ответил Пань Жугуй. — Однако, стоит наложнице Вэй родить ему сына, как Его Величеству не о чем больше будет волноваться. Вдовствующая императрица легонько потрепала его по руке. — А пока сын не родился, поверяю тебе заботы о здоровье Его Величества. Будь внимателен. — Служу Вашему Величеству, — многозначительно поклонился Пань Жугуй. — Этот раб будет очень, очень внимателен. *** Когда Шэнь Цзечуань и Цзи Ган покинули резиденцию, большая часть гостей и слуг уже разошлась. Спускаясь по лестнице, они успели увидеть удаляющуюся спину Сяо Чие, погоняющего коня. — Разве гвардейцы не бесполезные лентяи? — спросил Шэнь Цзечуань, окинув прощальным взглядом талию и бёдра княжича. — Он очевидно не растерял боевые умения. — Стать опытного конного лучника… — Цзи Ган прищурился. — Но не сразившись, не поймёшь, насколько он силён. Если пять лет назад он уже способен был натянуть Небесный лук, то теперь его мощь выросла в разы, это точно. Чуань-эр, ни в коем случае не ввязывайся с ним в драку. Шэнь Цзечуань промолчал. Каково же было его удивление, когда Сяо Чие, будто услышав, круто повернул на углу и поскакал прямо на него. Шэнь Цзечуань не дрогнул, не отступил, — просто наблюдал. Чёрный жеребец пронёсся мимо так быстро, что ветер взметнул рукава. — Как ты связан с этим делом? — бросил Сяо Чие, гарцуя вокруг. — Никак, — Шэнь Цзечуань улыбнулся. — Но вот Второй княжич, видно, крепко увяз. — Пань Жугуй потерял своего пса, меня ткнули мордой в грязь, а тебе, вдруг, досталась награда. — Сяо Чие наклонился к нему, глядя в упор. — Неубиваемый, так ещё и удачливый? Интересно. — Это всё благотворное влияние Второго княжича, — Шэнь Цзечуань застенчиво глянул на него снизу вверх. — Не оступись вы, как бы я смог подняться? — Ты много знаешь, — ответил Сяо Чие, бросив холодный взгляд в ответ. — У меня есть свои маленькие хитрости. Сяо Чие взглянул на небо. Мэн, его кречет, поймал воробья, и кружил над хозяином, требуя награды. — Не радуйся, что выбрался. — Сяо Чие свистнул, и кречет, усевшись на черепичную крышу, приняла сосредоточенно рвать добычу. — Думаешь, раз столица велика, больше нам с тобой не поиграть? — Второй княжич столь благороден, — пропел Шэнь Цзечуань. — И забавы ваши так не похожи на забавы простолюдинов, ищущих лишь продажной любви и вина! Даже картам и костям вы предпочитаете игры с живыми пешками. Но разве не скучно играть лишь вдвоём? — Как я могу заскучать, любуясь тобой? — Сяо Чие усмехнулся, поглаживая рукоять хлыста. — Зачем мне кто-то ещё? — Второй княжич слишком добр. Но у меня есть друзья, которые тоже не прочь с вами сыграть. — Побеспокойся лучше о себе. — Сяо Чие отвернулся. — У тебя начинается весëлая жизнь в императорской страже. Цзи Лэй тебя просто обожает, уже готовит тëплый приëм. Шень Цзечуань тихонько рассмеялся, и бросил на него искрящийся неподдельным весельем взгляд. — Как забавно: птица, запертая в клетке, важничает перед черепахой, застрявшей в горшке, — нежно произнëс он. — Верно, меня ждёт весëлая жизнь. Пожалуй, не хуже вашей, полной наслаждений. Вот только мне нечего терять… А вам? Порыв ветра всколыхнул фонари по обеим сторонам улицы: мечущиеся лучи света, мягкого, неверного, заскользили по матовой коже Шэнь Цзечуаня. Кречет закончил терзать добычу, и, довольный, слетел на плечо хозяина. — Раз мы оба, — создания подневольные… — Сяо Чие взъерошил перья кречета, смахивая остатки воробьиного пуха, — …зачем притворятся, что это не так? *** Шэнь Цзечуань вернулся заполночь. Он выпил лекарство и, вместе с Верховным наставником Ци, устроился за низким столиком в саду. Маленький садик для них разбил у храма Цзи Ган. Немного бамбука по просьбе наставника, овощные грядки. Получилось прохладное место, как раз подходящее для ночных посиделок. — Его Величество не хочет копать глубже, — сказал Шэнь Цзечуань. — Он выпустил меня просто чтобы не привлекать внимания к принцу Чу. Всë как вы говорили, наставник. — Всë ли… это мы ещë посмотрим. — Верховный наставник поставил камушек на доску для вэйци и задумчиво причмокнул. — Его Величество с самого начала года был прикован к постели. Он в самом зените жизни, о его здоровье пекутся лучшие лекари империи, а чувствует он себя хуже, чем в бытность принцем. Подозреваю, что в этом замешан Пань Жугуй. — Император больше злился на его клику, чем на принца или княжича, — отозвался Цзи Ган, сидевший на корточках у входа, полируя камень. — Даже наказал Цзи Лэя. Видно, давно копил обиды. — Человек становится храбрее, предчувствуя скороый конец, — ответил Верховный наставник. — Однако, слабый правитель вынужден всё время идти на уступки. — Вдовствующая императрица не любит принца Чу, но он сейчас единственный наследник. Если Цзи Лэй сегодня кидался на него по приказу Пань Жугуя, значит… — Шэнь Цзечуань поморщился, слизнув с губ последние остатки горького лекарства. — Значит наследный принц Пань Жугую больше не нужен: во дворце появился новый наследник, которым куда проще управлять. — Не может быть. — Цзи Ган сдул с камня пыль. — Покойный император был человеком порядочным. К тому же, будь у них в запасе ещё наследник, как бы они смогли его скрыть? — Любой может унаследовать трон, если в нём течёт кровь Ли, — Верховный наставник снова сделал ход. — Да, покойный император других детей не оставил, но нынешний ещё способен зачать своего. Как только во Внутреннем дворце раздастся детский плач, наследный принц будет предан забвению, а Вдовствующая императрица сядет на трон с младенцем на руках, даже не скрываясь за ширмой. Хуа Сицианя, разумеется, объявят регентом, и вся Дачжоу перейдёт клану Хуа. — Но Сяо Чие с принцем Чу неразлучны. Для клана Сяо назначение иного наследника станет началом конца. — Шэнь Цзечуань тронул камушек на доске. — Либэй не будет сидеть и смотреть, как власть уплывает из рук. Пока жив принц Чу, Сяо Цзимин в любой миг может объединиться с Лу Гуанбаем и пойти на столицу. Восемь дивизионов им не соперники. Верховный наставник поставил локти на стол, запустив пальцы в и без того стоящие торчком волосы. — Не спеши, Ланьчжоу! Думаешь, Вдовствующая императрица об этом не позаботилась? Зачем по-твоему они пять лет назад забрали Сяо Чие в столицу? Сяо Цзимин связан по рукам и ногам, пока его брат в заложниках. Но, допустим, он всё же решится действовать и победит Восемь дивизионов, — разве хватит у него сил одолеть ещё и Цидун? У клана Ци нет причин объединяться с Либэем, даже ради принципов чести. Ци Чжуин пошлёт войска против Сяо Цзимина. — Но император-то всё ещё жив, — заметил Цзи Ган, воспользовавшись задумчивостью ученика. — Что толку о нём тревожиться? Беспокоиться надо о завтрашнем дне: Чуань-эру предписано явиться в расположение императорской стражи, прямо в лапы к Цзи Лэю! Вот что меня волнует! — Потому я и не спешу говорить, что всё идёт по плану! — огрызнулся Верховный наставник. — Послав Ланьчжоу к стражникам, император убил двух зайцев одним выстрелом: исполнил свою волю и умилостивил Вдовствующую императрицу. Но неужто по-твоему он не помнит, кто пытал Ланьчжоу в тюрьме? На что по-твоему он надеется, столкнув их? А теперь скажи мне, Цзи Ган: когда ты нашёл Сяофуцзы, точно ли он был жив?! Цзи Ган задумчиво смахнул с гладкого камня остатки крошки. — Трудно сказать. У меня не было времени как следует его осмотреть. — Вот именно. — Верховный наставник обернулся к Шэнь Цзечуаню. — Подумай хорошенько: если Сяофуцзы убили прежде, чем мы до него добрались… тогда кто же убийца?