Поднося вино (将进酒)

Караульные императорской гвардии съёжились у ворот храма, ожидая, когда придёт смена. Когда-то само слово «гвардеец» внушало трепет, попробовал бы кто поставить их сторожить какого-то доходягу! Теперь же неподкупных и несгибаемых защитников Его Величества чаще звали «императорским войском», — слава и почести гвардейцев перешли к Восьми столичным дружинам, равно как и обязанности. Восемь дружин вознеслись, а гвардии вырвали клыки и когти, запретив даже устраивать манёвры, — по сути, понизили до мальчиков на побегушках. Так и получилось, что наследники славных воинских родов не то что боя не нюхали, — даже настоящего оружия в руки взять не могли: просто били баклуши, дожидаясь отставки. Гэ Цинцин, сотник стражи, по протоколу считался мелкой сошкой, но с офицерами императорского войска был накоротке: сколько раз они выручали друг друга, патрулируя неприветливые столичные улицы! С кем-то рангом повыше они бы связываться побоялись, но как не помочь хорошему товарищу, который, к тому же, за эту помощь щедро платит? От них всего-то и нужно было, что не заметить, как обычный посыльный сменился каким-то забинтованным стариком. Гэ Цинцин поздоровался с караульными, выдал каждому по горячему баоцзы, купленному с уличного лотка. Цзи Гана не было видно. — Брат Цин, если спешишь, зайди сам, — предложил начальник караула, заметив, что тот посматривает на ворота. — Разве это по уставу? — усомнился Гэ Цинцин. Начальник помахал надкушенной пампушкой, и караульные у задней калитки разошлись. — Брат Цин — свой, да и мимо нас муха не пролетит. Преступнику не сбежать. Гэ Цинцин почёл за лучшее не отказываться и прошмыгнул внутрь. Завидев его, Цзи Ган, до того сидевший на крыльце вместе с учеником, поднялся и спросил: — Пора? — Оставайтесь до рассвета, дядя Цзи, — Гэ Цинцин оглядел двор и храм. — Как же тут жить прикажете, да ещё и зимой! Я пошлю одеял… — Случилось что-то? — спросил Цзи Ган, заметив его рассеянность.  Гэ Цинцин помедлил.  — Ничего особенного… Просто встретил младшего княжича Сяо по дороге.  — А, того самого Сяо, — отозвался Шэнь Цзечуань. — Да, того самого, Сяо Чие. Он, видать, возвращался с пьянки: шатался, и вином от него разило наповал. — Тебе повезло, что это был не Сяо Цзимин, — Цзи Ган обернулся внутрь храма. — Верховный наставник Ци, вы, должно быть, не знаете, кто сейчас на постах Четырёх великих генералов Дачжоу. Князь Либэя вырастил хорошего сына, его Цзимин — человек выдающийся… — Брат Цин, он тебя о чём-нибудь спрашивал? — перебил Шэнь Цзечуань.  Гэ Цинцин задумался. — Спросил… куда я иду, а я ответил, что решил срезать путь до дворца. Он сказал, мол, до улицы Шэньу отсюда не дойти. Я нагородил чего-то про самую короткую дорогу по задворкам. Вряд ли благородный княжич полезет проверять. — Когда дело касается клана Сяо, нужно соблюдать осторожность. Лучше пойди, отметься во дворце, что был на дежурстве, — Цзи Ган потёр замёрзшие ладони. — Чуань-эр, давай-ка тренироваться. — Постойте, — Шэнь Цзечуань впился в Гэ Цинцина взглядом тёмных, непроницаемых глаз. — Это маленькая улочка в небогатом квартале. Что княжич, человек знатного рода, забыл здесь ранним утром? — И правда… — ошеломлённо пробормотал Гэ Цинцин. — Все весёлые заведения у нас — на улице Дунлун. Далековато отсюда, особенно для парня с похмельем, да в морозный день. Что он тут делал? — Следит за пнём, карауля зайца, — проворчал верховный наставник, кутаясь в занавесь и поворачиваясь спиной к холодному ветру. — Дело Шэнь Вэя касается клана Сяо. Мне сказали, что младший княжич бил наверняка, желал одним ударом отправить моего ученика на тот свет. Но вот прошло время, а юноша жив и здоров. Разумеется, княжич что-то заподозрил. — Из праздного интереса он бы вас допрашивать не начал, — Шэнь Цзечуань неуютно поёжился, вспоминая тот удар. — О, нет! — Гэ Цинцин побледнел. — Я так виноват, наболтал лишнего! Что теперь делать? Он, небось, уже в пути! — Не волнуйтесь, — Шэнь Цзечуань обернулся к верховному наставнику. — Раз наставник разгадал его намерения, значит, уже придумал ответ. *** Хоть заместитель командующего императорской стражи и был равен Чжао Хуэю в звании, упорствовать он не стал и немедленно провёл гостя в канцелярию штаба. — Что желаете проверить, командующий Чжао? Вот табели дежурств всех Двенадцати батальонов. Чжао Хуэй для вида пролистал одну из книжиц. — Вашему брату, стражникам, тяжко бывает патрулировать дворец. А пару дней назад мне очень помог один ваш командир, Гэ Цинцин. Вот, хотел передать ему скромный подарок в благодарность. Он на дежурстве? — У нас этих командиров как у собаки блох. Сейчас взглянем… — офицер отошёл к висевшим на стене табелям, которых Чжао Хуэй по уставу касаться не мог. — Командующему известно, в каком подразделении он служит? — Я слышал, что по утрам дежурят только рота императорского кортежа, рота императорского балдахина и императорская служба ухода за слонами. Заместитель командующего тщательно проверил все тетради и покачал головой. — Простите, генерал, но никакого Гэ сегодня на дежурстве нет. Давайте я посмотрю другие дни… Чжао Хуэй спокойно отложил книжицу.  — Не стоит. Я сам его найду. К тому времени, как он вышел из дворца, небо прояснилось и улица Шэньу сияла, чисто выметенная, скользкая. Носильщики паланкинов балансировали на льду, словно акробаты, изо всех сил стараясь не уронить высокопоставленный груз. У одних таких «акробатов» Чжао Хуэй заметил мечи на поясе и решительно перегородил дорогу паланкину.  — Стоять. Не своего ли начальника вы несёте?  Стражник, стоявший в передней паре, заносчиво кивнул.  — Сам видишь, кто едет, но смеешь дорогу загораживать? Посторонись!  Чжао Хуэй поднёс к его носу именную табличку, и стражник немедленно поклонился. — Моей грубости нет прощения, заместитель командующего! Изящная ручка отвела полог, девица высунула на мороз нежное личико, скучающе оглядела Чжао Хуэя, и, надув губки, обернулась внутрь паланкина. — Ваше превосходительство, тут вас спрашивают! Страдавший от жестокого похмелья Цзи Лэй развалился на сидении и даже не шевельнулся, завидев Чжао Хуэя. — Заместитель командующего Чжао! — слабо проговорил он. — Чем обязан? — Да так… — отозвался Чжао Хуэй, не сводя глаз с наглого стражника. — Я слышал, вы вчера выпивали с нашим княжичем. Только разъехались? — А, так вы за своего юного господина тревожитесь! — Цзи Лэй улыбнулся. — Он отправился домой ещё затемно. Наследный княжич его ищет? — Нет, я сам озаботился. — Чжао Хуэй поклонился. — Простите, что побеспокоил, ваше превосходительство. — Не переживайте, — Цзи Лэй лениво махнул рукой. — А что это за грубиян там посмел гавкать на заместителя командующего? Проси прощения! Стражник немедленно пал на одно колено и поклонился. — Этот недостойный слуга Гэ Цинцин сослепу не признал господина! Пожалуйте мне наказание! Чжао Хуэй не ошибся. На именной бирке, свисавшей с меча стражника, действительно написано было «Гэ Цинцин». *** Сяо Чие как будто не слушал доклад: так и сидел, закинув ногу на подлокотник, и листал бульварный романчик. — Так что, похоже, он не лгал, — закончил Чжао Хуэй. — Цзи Лэй вызвал его до того, как тот вошёл во дворец. — Угу… — рассеянно отозвался Сяо Чие. — Павильон Цинцзюнь совсем рядом, конечно, он успел. — Но что-то здесь нечисто, я чувствую, — Чжао Хуэй задумчиво огладил рукоять меча.  — И не можешь понять, что? — Сяо Чие перевернул страницу. — Не могу. — А я тебе скажу, — Сяо Чие сел скрестив ноги и подался вперёд. — Ты въехал в столицу вместе с моим братом. Его Величество лично вышел вас встречать с кортежем стражников всех Двенадцати батальонов. Так как же офицер стражи мог тебя не узнать? — Сложно сказать… может, забыл? — Пусть, но ты одет точь-в-точь как в тот день, на поясе меч. Не совсем же он идиот, хамить офицеру среди бела дня. К тому же память у него хорошая: меня он узнал без труда. — И всё же, боюсь, это просто совпадение, — возразил Чжао Хуэй. — Я ведь случайно на него наткнулся. — Совпадение, да! Этого они и хотели, — Сяо Чие отбросил книжку. — Этот Шэнь… как его там… — Шэнь Цзечуань, — подсказал Чжао Хуэй. — Да, Шэнь Цзечуань. Запирать его в храме Покаяния было большой ошибкой.  *** Гэ Цинцин только успел снять тёплый плащ и утереть пот, как юный офицер У Цайцюань вбежал с мороза на подгибающихся ногах и тут же кинулся к нему. — Спасибо! Спасибо, брат Цин, вот же выручил!  — Не стоит, — отмахнулся Гэ Цинцин. — Вместе ведь служим.  У Цайцюань ухмыльнулся и крикнул секретарю: — Старина Сюй! Отметь брата Цина! Я приболел и утром был как кисель, а он меня подменил, нёс паланкин! — Раз приболел, надо тебя сводить в трактир Сюев поесть горячей похлёбки с бараниной, — глубокомысленно постановил Гэ Цинцин. У Цайцюань расцвёл.  — Уж я готов, раз ты угощаешь. Старина Сюй, ты слышал? Идём вместе! — Не перетрудись сегодня, — Гэ Цинцин похлопал его по спине. — Если станет худо, сразу говори. Имей У Цайцюань хвост, вилял бы им вовсю, — так ему хотелось бараньей похлёбки. А работать не хотелось вовсе. *** — Через полмесяца Новый год, — верховный наставник Ци сидел, закутавшись в принесённое стражниками одеяло. Император устроит пир Десяти тысяч чинов, со всех концов страны соберутся магистраты, князья и чиновники… Но я, пожалуй, никого уже и не знаю. Просвети меня. — Из тех, кто важен… — Шэнь Цзечуань встал в боевую стойку клана Цзи. Несмотря на мороз и лёгкую одежду, пот катился с него градом. — Князь Либэя вряд ли приедет: он давно болеет и все военные дела передал наследному княжичу, Сяо Цзимину. Пять гарнизонов Цидуна хорошо сражались в Чжунбо. Генерал Лу Гуанбай, один из Четырёх великих генералов, уже приехал за наградой, значит, надо ждать и командующую Ци. Выходит, две серьёзнейшие военные силы сейчас в… — Постой-ка, — верховный наставник выудил из складок одеяла учительскую линейку, вроде тех, какими обычно наказывали нерадивых учеников. — Кто сейчас на постах четырёх генералов? — Железный всадник Ледяной реки Сяо Цзимин, Путеводный огонь пустошей Лу Гуанбай, Ураган опалённых степей Ци Чжуинь и Гром Нефритовой башни Цзо Цяньцю. — Я слышал только о Цзо Цяньцю… Но Лу Гуанбай, скорее всего, сын владыки Приграничья Лу Пинъяня. Хоть Лу Пинъянь и сидит на краю пустошей, юность он провёл в Либэе. Они с либэйским князем Сяо Фансюем названые братья. Если у этого Лу Гуанбая есть сестра, её давно уже выдали замуж в клан Сяо, так? — Да, — пот катился по лицу Шэнь Цзечуаня, но он не шевельнулся. — Его сестра замужем за наследным княжичем. — Значит, две армии идут за одну… Клан Лу накрепко связан родством с Либэем, так что у Сяо свои люди в Цидуне. Восемь дружин и императорскую гвардию в столице тоже нельзя сбрасывать со счетов. Пусть у них не так много людей, как у Либэя и Цидуна, и дни их славы позади, Цюйду остаётся сердцем Дачжоу. В их руках — жизнь императора. Верховный наставник взвесил линейку на ладони и промочил горло из фляжки, оставленной Цзи Ганом. — Запомни вот что: хоть императорскую стражу и нельзя считать солдатами, правителю они дороже армии. Командуя обычными войсками, император опирается на советников и генералов. Но хороший генерал на поле боя должен действовать по своему усмотрению, не скованный волей правителя. Держи их в узде, и они не смогут проявить себя, дай им свободу, и они слишком много о себе возомнят. Мудрому императору в военных делах приходится проявлять гибкость и подстраиваться под происходящее. Другое дело императорская стража: они — яростные цепные псы, и цепь их — в руке Его Величества. Он один казнит их и милует, и никто ему не указ. Ты сам разве не стал бы дорожить добрым клинком или преданной сворой? Шэнь Цзечуань помедлил с ответом: — Покажи, как они важны для тебя, и это их развратит. Начни ублажать их и доверять сверх меры — накличешь беду. — Ты и вправду способный ученик, — похвалил верховный наставник. — Как следует запомни то, что сейчас сказал! Я бы добавил: «водись с людьми добродетельными, а от льстецов держись подальше»… Вот только нет в этом мире абсолютно чёрного и белого. Как отличить человека благородного и доброжелательного от ловкого проходимца? Более того, совесть ограничивает в действиях людей благородных, подлец же способен на всё. Император, за годы поднаторевший в дворцовых интригах, должен понимать важность баланса: где императорская стража, там и Восточная ограда, где Либэй, там и Цидун. Верховный наставник отдышался немного и продолжил: — Вода проливается из переполненной чаши, с вершины путь лежит только вниз. У клана Сяо есть ещё одна причина ненавидеть Шэнь Вэя: эта битва показала, что больше императору нечего им дать, нечем наградить. Они достигли зенита славы, теперь каждая их победа обернётся поражением. — Победа обернётся поражением? — переспросил Шэнь Цзечуань. — Вот именно! Победив в этот раз, Сяо Цзимин отдал в заложники своего брата. А когда он отличится вновь, кто станет следующим? Его жена? Его отец? А может, он сам?