Поднося вино (将进酒)

Тяжёлые шаги взрыхлили свежий снег. Незнакомец обошёл Шэнь Цзечуаня, кованым носком сапога толкнул его в щёку, разглядывая лицо со всех сторон. Кровь немедленно запятнала гладкое железо. — Сын Шэнь Вэя? — глухо раздалось из-под шлема. Шэнь Цзечуань молчал. Кровь всё не желала останавливаться, сочилась и сочилась между стиснутых зубов. Закрывать лицо не было смысла. — Я тебя спрашиваю. — Да, — наконец выплюнул он.  — Восьмой сын Шэнь Вэя, — влез Цзи Лэй. — Его зовут Шэнь… Незнакомец снял шлем, подставляя морозному ветру юное, свежее лицо, и тут же охотничий кречет пал с небес к нему на плечо, взметнув крыльями снежную пыль. Птица и хозяин смотрели на Шэнь Цзечуаня одинаково равнодушно, не удостаивая его ни презрением, ни ненавистью, словно перед ними лежал не человек, а стоптанный, дырявый сапог. Шэнь Цзечуань не знал, кто нависает над ним, но не сомневался, что этот человек пришёл с отрядом либэйской тяжёлой конницы. Трудно было не узнать их: когда Шэнь Вэй отошёл к Цичжоу, последней линии обороны Чжунбо, старший княжич Сяо Цзимин три дня и три ночи гнал своих либэйцев на подмогу через Ледяную реку. Он ещё не знал тогда, что князь Шэнь ему не помощник. Не будь у него подкрепления, тот бой стал бы ещё одним позорным разгромом. Удивительно ли, что после той битвы либэйцы возненавидели Шэней? Этот человек по годам не мог быть Сяо Цзимином, однако имел право въехать в столицу во главе отряда со знаменем Либэя за спиной. Значит — брат Сяо Цзимина, младший княжич Сяо Чие. Цзи Лэй, жаждавший крови, открыл было рот, чтобы подлить масла в огонь, но, увидев человека в доспехах кавалерийского старшины за спиной Сяо Чие, немедленно передумал. Сяо Чие не глядя бросил старшине шлем и подошёл к Цзи Лэю. Уголки его губ приподнялись в улыбке, взгляд потеплел. Не стало безжалостного воина, его место занял городской повеса, ради шутки примеривший доспех. — Ваше Сиятельство Цзи! — он обнял Цзи Лэя за плечи. — Заставил я вас помёрзнуть! Цзи Лэй рассмеялся.  — Второй княжич, мы не виделись всего два года, а вы уже так формальны!  Сяо Чие похлопал по рукояти меча на поясе. — У меня с собой клинок, я вроде как при исполнении. — И прекрасный клинок, должен заметить! — Цзи Лэй так и лучился улыбкой. — Вы просто спасаете нас, Второй княжич, спасибо вам за тяжкие труды. Давайте-ка выпьем вместе после вашей аудиенции. Сяо Чие со вздохом указал на своего спутника. — Какие уж тут попойки! Старший брат приставил ко мне Чжао Хуэя нянькой. Но дайте срок, я вырвусь на свободу и угощу вас как следует. Чжао Хуэй лишь бесстрастно поклонился в ответ. Цзи Лэй и его наградил улыбкой. — Тогда пожалуйте во дворец, почётный караул вас уже ожидает. Так, болтая и смеясь, они дошли до дворцовых ворот. Глядя, как Сяо Чие взбегает по ступеням дворца, Цзи Лэй досадливо сплюнул в снег. Улыбка скисла, сползла с его лица. А ведь так надеялся, что наглый, безмозглый вояка убьёт Шэня! Кто бы знал, что он окажется умнее, — отвесил пинок и был таков! *** — Вам не стоило так сильно бить, княжич, — Чжао Хуэй подал Сяо Чие платок, чтобы тот вытер руки, входя во дворец. — Смерть этого щенка расстроила бы вдовствующую императрицу. Сяо Чие нахмурился, яростно комкая ткань. Напряжение многих битв ещё не отпустило его — каждое движение так убедительно обещало смерть, что евнух-провожатый почёл за лучшее держаться подальше и не подслушивать. — Знаю. Но я всё равно хотел его убить. Мы до сих пор хороним погибших из провала Чаши, и конца этому не видно. А что клан Хуа? Ха, вот уж кому и ночью солнце светит! Покрывают этого выблядка из-за его родословной. Впрочем, неудивительно, что они хотят нам подгадить: старший брат защищает тысячи ли приграничных земель, император уже не знает, чем ещё его наградить. Либэй сейчас на пике славы! — Наследный княжич всегда говорит, что с вершины путь лежит только вниз, — заметил Чжао Хуэй. — В этот раз хорошо, если нас на хунмэньский пир[2] не пригласят. Молодой господин, наши войска в сотнях ли от столицы, везде шныряют шпионы других кланов. Нельзя действовать бездумно. — Знаю я, — вздохнул Сяо Чие и швырнул ему скомканный платок. ***  — А-Е пришёл? — спросил император Сяньдэ, скармливая зерно попугаю. Птица эта была совершенно ручная и избалована донельзя. — А-Е пришёл! А-Е пришёл! — подхватил попугай голосом императора. — А-Е кланяется Вашему Величеству! Вашему Величеству! Многая лета! Многая лета Вашему Величеству! — Уже должен быть во дворце, — ответил Сяо Цзимин, встряхнув семечки на ладони. — Два года прошло, подумать только, — император Сяньдэ подразнил попугая. — Он вылитый князь Сяо: если ещё растёт, скоро перегонит тебя. — Может быть, телом он и вымахал, но в душе ещё мальчишка. Ему бы только куролесить. Император хотел было ответить, но приступ кашля согнул его. Пань Жугуй немедленно протянул господину чашку чая, и тот, промочив горло, устало опустился в кресло. Впрочем, когда снаружи объявили о приходе Сяо Чие, он оживился немного. — Входи! Входи же, дай на тебя посмотреть! Евнух приподнял занавесь, и Сяо Чие, дыша морозной свежестью, распростёрся в земном поклоне у ног императора. — Только взгляните на него! — воскликнул Сяньдэ. — Какой могучий воин нас посетил! Я слышал, год назад, когда бяньша грабили обозы с продовольствием на границе, ты показал свою доблесть, пленив нескольких мерзавцев. Это правда? Сяо Чие рассмеялся. — Ваше Величество слишком высокого мнения обо мне. Да, кое-кого я поймал, но то были мелкие рыбёшки. Битва на Гуанбайском тракте была первым сражением, в котором Сяо Чие командовал войском, и всё закончилось бы плачевно, не вмешайся Сяо Цзимин. В столице, благодаря этому случаю, младшего княжича признали круглым идиотом, но забавным. Вспомнив об этом, император смягчился. — В таком юном возрасте храбро сражаться копьём на скаку — уже достижение. Однако не забывай, что твой брат — один из моих Четырёх великих генералов. Слушай его наставления! А ты, Цзимин, не будь так строг к а-Е: он понимает, что ещё зелен, я вижу. Дождавшись от Сяо Цзимина кивка, он продолжил: — Либэйская тяжёлая конница подтвердила свою преданность и неустрашимость, придя к нам на помощь. Вчера я уже наградил вас как следует, но сегодня у меня есть кое-что и для а-Е. Сяо Цзимин поклонился. — Щедрость Вашего Величества не знает границ. Однако мой брат ещё никак себя не проявил. Заслуживает ли он наград? Император Сяньдэ помедлил, словно раздумывая над ответом. — Твои люди преодолели тысячи ли, сражаясь с бяньша, за ночь пересекли Ледяную реку. Твои заслуги неисчислимы, я пожаловал награду даже твоей жене, Лу Ичжи, так чем а-Е хуже? А-Е, Либэй — важный рубеж. Ты молод, трудная служба на границе тебе быстро наскучит. Я же хочу, чтобы ты перебрался в Цюйду и принял необременительный пост командира императорского почётного караула. Нравится тебе такой подарок? Сяо Чие, до этого стоявший неподвижно, поднял голову. — Как я могу не радоваться милости Вашего Величества? В моей семье одни воины, в моём краю даже музыку послушать негде. А вот в Цюйду я смогу развлекаться сколько угодно и забыть о делах. — Что за мальчишка! — император рассмеялся. — Я прошу тебя быть моим верным стражем, а ты думаешь только о развлечениях! Услышь это твой отец, какую задал бы тебе трёпку! Впрочем, хватит о делах, лучше отобедайте со мной, друзья мои! Зал расцвёл улыбками. Евнухи, выдохнув, засуетились, накрывая на стол.  После обеда император спросил вдруг:  — Я слышал, прибыл кто-то из Цидуна. Кто же?  — Лу Гуанбай из Приграничья, — ответил Сяо Цзимин. Император устало махнул рукой. — Пусть приходит завтра.  Сяо Цзимин понял намёк и поспешил откланяться. Не успели братья выйти из зала, как увидели неподалёку коленопреклонённого человека. Пань Жугуй немедленно подбежал к нему, ухмыляясь во весь рот. — Генерал Лу! Генерал Лу!  Лу Гуанбай устало взглянул на него.  — Евнух Пань. — Вставайте, вставайте! Сегодня Его Величество больше не принимает. Приходите завтра. Лу Гуанбай молча кивнул и удалился. Лишь за воротами дворца Сяо Цзимин спросил его, запрыгивая в седло: — Ты всё это время простоял на коленях? Почему?  — Его Величество не желает меня видеть. Повисло молчание. Оба прекрасно знали причину, но Лу Гуанбай не затаил обиды.  — Император тебя наградил? — спросил он Сяо Чие.  — Взял на поводок. Лу Гуанбай утешительно похлопал его по спине.  — Тебя-то? Если уж кто на поводке, так это твои брат с отцом!  Сяо Чие помолчал, будто прислушиваясь к перестуку лошадиных копыт.  — Его Величество вспомнил старшую невестку. Меня аж холодный пот прошиб!  Лу Гуанбай и Сяо Цзимин дружно расхохотались.  — Как поживают князь и Ичжи? — спросил, отсмеявшись, Лу Гуанбай. — Живы и здоровы, — Сяо Цзимин набросил плащ, защищаясь от ветра. Без доспехов, в придворных одеяниях, он сильно отличался от бравого младшего брата, но горделивая манера держаться невольно привлекала к нему взгляды. — Отец беспокоится о ране старого генерала, и попросил меня передать притирания по его любимому рецепту. Ичжи скучает по всем вам и готовится стать матерью. Она написала целую стопку писем, зайди ко мне, почитай. Лу Гуанбай поёрзал в седле. — В нашей семье одни воины, даже из женщин некого к ней послать. Зимой в Либэе такие холода… Я беспокоюсь за сестру: узнал новость, когда вывел войско тебе на подмогу. — Угу, — Сяо Чие обернулся к нему. — Мы и сами узнали уже в пути. Выступать пришлось внезапно… А потом, в Цичжоу, было так тяжко, что брат велел мне не писать домой, не тревожить невестку. Сяо Цзимин, как обычно, не выразил ни волнения, ни досады. — Отец присматривает за ней дома, не беспокойся. Я тоже собираюсь вернуться после Нового года, теперь уж надолго. — Надолго ли? В последние годы Либэй всегда на передовой. Никогда не знаешь, чем обернётся сражение, — взять хоть историю с Шэнь Вэем. Бросил умирать и нас, и своих! Когда мы проходили мимо провала Чаши, крови там было лошадям по бабки. Его бы казнили за такое, и он, понятно, поспешил себя сжечь… Но что-то здесь не так. Цзимин, это ведь ты схватил его сына. Не заметил ничего странного? — Шэнь Вэй приближал к себе лишь законных детей, — Сяо Цзимин поплотнее закутался в плащ. — Этот щенок — восьмой бастард, от которого отказалась и материнская семья, так что его отдали кому-то в Дуаньчжоу. Он ничего не может знать, однако Его Величество почему-то бережёт его. — Трудно сдерживать людской гнев, — Сяо Чие надел шлем. — Его Величество в прошлом сам передал гарнизоны всех шести префектур Чжунбо Шэнь Вэю. Теперь ему придётся кого-нибудь казнить, чтоб доказать свою беспристрастность. Он благоразумно не стал вслух называть другую причину, более очевидную и оскорбительную: на самом деле Дачжоу правил не император, а вдовствующая императрица. И это ей нужен был мальчишка. Дело зашло в тупик, и, что ещё хуже, — все взгляды прикованы были к Шэнь Цзечуаню. Казнь его виделась лучшим исходом, живой он представлялся помехой. Клан Сяо был на вершине славы и могущества, им уступали даже Ци из Цидуна. Сяо Цзимин не только командовал тяжелой конницей, но и приходился зятем Лу Гуанбаю из Приграничья. Пойди он вдруг на столицу, за ним встанут две армии. — Её Величество желает сохранить ему жизнь, — Лу Гуанбай поджал и без того тонкие губы. — Хочет приберечь последнего выжившего щенка, чтобы по праву передать Чжунбо своему человеку, обязанному ей жизнью, и укрепиться против Либэя. Мы от них ещё наплачемся, Цзимин. Мальчишку нужно убить! Ветер взвыл, бросая им в лицо ледяную крошку. Чжао Хуэй, молчавший всю дорогу, вдруг подъехал ближе. — Второй княжич ударил его прямо в сердце. Бил почти в полную силу. Шэнь Цзечуань уже едва дышал, а тут ещё и открылись раны… — он нахмурился. — Однако он не умер. — Его много дней допрашивали, потом выпороли. Он точно был на последнем издыхании, — я рассчитал удар так, чтоб отправить его прямой дорогой в ад. Подожди до утра, если сегодня не умрёт, значит, не так прост, — отозвался Сяо Чие, но Чжао Хуэя это не успокоило. — Тощий, хрупкий, простуженный… По всем признакам он должен был умереть уже давно, однако держится. Что-то здесь нечисто. Наследный княжич… Сяо Цзимин бросил на них такой выразительный взгляд, что оба немедленно замолкли. — Если ему суждено выжить, он выживет, — произнёс он, глядя прямо перед собой. — Суждено умереть — умрёт. Ветер завыл, затряс водосточные желоба. Сяо Цзимин пришпорил коня, даже не обернувшись. Чжао Хуэй, склонившись к лошадиной шее, последовал за ним. Выражения лица Сяо Чие не угадать было под шлемом, но Лу Гуанбай всё равно ткнул его в плечо. — Старший брат, что с него взять!  Сяо Чие улыбнулся.  — Суждено, значит…