Когда погасло солнце

Раздаётся негромкий стук в дверь, и лежащая на больничной кушетке фея природы просит целителей и лекарей открыть массивные двери, практически точно зная, кто там. Она слегка приподнимается на локтях и принимает сидячее положение, чувствуя покалывающую, но достаточно слабую боль в нижней части своего тела. После осмотра, что провели лекари, она убедилась в том, что не заразна болезнями, передаваемыми половыми путями, что принесло ей в какой-то степени облегчение. Игнорируя боль от воспоминаний, она изо всех сил сдерживает слёзы — расплакаться перед зашедшими подругами единственное, чего она сейчас хочет. Теперь она в безопасности — во Дворце Крови, в месте, которое она ныне называет своим домом. — Флора? — ей кажется, что она вечность не слышала этот голос. Она поднимает взгляд и видит Блум, что приближается к ней первой. Позади неё стоит Муза, у которой в глазах стоят слёзы. Флора понимает — подруги узнали от лекарей то, что она была неоднократный раз изнасилована. Именно поэтому она плакала, плакала от боли и горечи за подругу, плакала представив то унижение, что фея природы испытывала. Стелла, что стоит рядом, пихает подругу в предплечье, призывая успокоиться, но сама еле держится, почти задыхаясь. Блум заключает Флору в крепкие объятия, чудесным, удивительным образом давая поддержу и подруги, и лидера их команды. Как подруга она выражала сострадание, а как лидер даровала чувство безопасности, показывая, что теперь она рядом — она не плакала сейчас, но плакала до этого, о чем свидетельствовали её покрасневшие глаза. — Всё хорошо, — шепчет она предательски дрогнувшим голосом. — Теперь всё хорошо. Мы все вместе, видишь? Нас больше никогда не разлучат. — Я не хочу... — Флора ощущает противный ком в горле. — Не хочу, чтобы ваше отношение ко мне менялось только потому, что теперь я не чистая... — Не смей так говорить, милая, — вмешивается Стелла, приближаясь к ней и садясь по другую сторону постели. — Ты чище всех озёр и рек в этом мире, слышишь? Я не позволю тебе так думать о себе, Флора, так и знай, — она ласково проводит ладонью по её щеке, а после переводит взгляд на фею музыки позади себя. — Ты согласна со мной, Муза? — спрашивает она с лёгким нажимом, отчего Муза быстро стирает с щек мокрые дорожки слез и натягивает на лицо широкую улыбку. — Они правы, Фло, — в глазах Музы стоит боль. Она чувствовала несправедливость из-за того, что её подруги стерпели тот ужас, что с ними случался, когда она грелась в объятиях любимого в теплом дворце. Она чувствовала настолько ужасно, что не хотела поднимать на подруг глаза. — Я... Мне очень жаль. Жаль, что я не была с вами рядом, что не сделала достаточно для того, чтобы спасти вас... — Ты не виновата в этом, Муза. Не смей чувствовать себя виноватой, ты слышишь меня? — Флора всхлипывает подобно маленькому ребёнку, а голос её дрожит. Блум прижимает её к груди, а Стелла подходит к Музе и обнимает её так крепко, как только может. Не сдержавшись, они расплакались. От того, что не были рядом друг с другом, и от того, что теперь они вместе. — Они пытали меня, — голос Блум вдруг твердеет. — Они унизили Флору и убили Стеллу. Великий Дракон мне Свидетель, я не хотела причинять им боли, ведь они были мне кровной роднёй. Но они зашли слишком далеко, переступили грань разумного. Я... Я никогда не прощу своему дяде и своей сестре то, что они сделали с вами... — Винкс никогда не мстили, — Стелла смотрит на Блум пронзительно. — Они боролись за справедливость и сражались со злом, но не мстили никому целенаправленно. Это и отличает нас от них. Сложно признать, что это нас и погубило. — Месть не всегда бывает плохой, — задумчиво произносит Блум. — Отвечать злу той же монетой не сделает нас жестокими и бездушными. Пора покончить с вседозволенностью и кровожадностью Хроноса и Аравис. Неизвестно, сколько жизней они ещё унесут, сколько судеб они сломают. Мы должны остановить их до того, как они обрушат на этот мир хаос... — К ним присоединилась Джастинда, — подмечает Муза. — Они ослабли, но слабыми они от этого не стали. Как только они окрепнут, то начнут свои деяния вновь. Хроноса и Джастинду можно одолеть, учитывая то, что теперь сила реликса у нас... — Вы нашли её? — изумлённо спросила Флора. — Не нашли, — отрицательно качает головой Муза. — Ризанд вселил в Стеллу реликс Джастинды, и теперь она по силе превосходит и её, и Хроноса... Совместными усилиями с Блум и Всадниками мы покончим с ними раз и навсегда, но... — Но? — уточняет Флора. — Но ни Стелла, ни Блум, ни Всадники не смогут одолеть Аравис. Если у Стеллы есть реликс, то нет сил хаоса и созидания, у Блум нет первых двух, а у Всадников нет последнего, что делает Аравис, обладающую всем перечисленным, абсолютно непобедимой. Если она научится контролировать свою силу полностью и заполучит реликс, то без проблем захватит оба мира... — Это мы знаем, — кивнула Флора. — Но как можно одолеть Аравис? — С помощью такого же, как и она, — Блум смотрит в одну точку отстранено, сглотнув. — Ребёнка соединённой силы. Феям не требуется много времени чтобы понять, что речь идёт о ребёнке Валтора и Блум. Так как Хронос теперь не хранитель пламени дракона, а Блум является единственной представительницей данного звания, она и является источником одной из сил. Её с Валтором ребенок — спасение, надежда, благословенный самим Великим Драконом. Только он способен уничтожить Аравис и искоренить её грядущее господство над всем живым и неживым. — Это ведь замечательная новость! — Флора искренне радуется, не понимая, почему остальные такие мрачные. — Малыш Блум одолеет Аравис с нашей помощью, и все вновь будет хорошо, разве не так? — Ты осталась такой наивной, какой и была. Это радует меня, — Стелла мягко улыбается. — Дело в том, что... За жизнь нужно платить жизнью, это я узнала на небесах. За смерть Аравис мы должны отплатить смертью малыша Блум, при... принести его в жертву, — Стелла запинается, замявшись. Такие ужасы касательно будущего ребенка своей лучшей подруги она говорить не хотела. — Нет... — ахает Флора, изумлённо уставившись на подруг, на которых лица нет. — Блум... — Я должна пожертвовать своим ребёнком чтобы уничтожить свою сестру, — эти слова даются Блум с трудом. — Я знала это с самого начала и хотела это избежать, но после того, как они сотворили такой ужас с вами, я поняла, что в них нет ни капли добра и света. Сколько бы я их не убеждала там, в плену, они ясно выражали свои позиции и нежелание переметнуться на сторону добра, на истинный путь. Мой дядя и моя сестра хотят господства и власти, и я не имею для них никакого веса, чтобы они отказались от своих задумок. А Всадников они и вовсе ненавидят настолько, что предпочтут умереть, чем принять их своими Богами, признать главными и склонить головы. Я – единственная хранительница огня дракона, и лишь мой ребёнок будет обладать достаточной силой, чтобы погубить сестру. Но... Я не хочу ни его смерти, ни смерти своей сестры. Он ведь... Он ведь мой малыш, которого я уже люблю! Как я позволю ему умереть таким маленьким и невинным? А Аравис... До некоторых пор она была мне кузиной, которую я только обрела... Как мне спать спокойно зная, что я своими руками убила собственную сестру? — Блум зарывается покрасневшим лицом в ладони и не сдерживается, беспомощно всхлипнув. Муза, что сидит к ней ближе всех, незамедлительно прижимает её к груди. — Другого выхода совсем нет? — негромко спрашивает Флора. — Совсем нет, — подтверждает Стелла. — Так как Хронос лишился звания Хранителя, Блум остаётся единственной представительницей силы Дракона. Ребенок, рождённый от её союза с Валтором, наше единственное спасение. Нужно пожертвовать им, чтобы положить конец злодеяниям Аравис. А также уничтожить и Хроноса, и Джастинду, чтобы подобные твари больше не размножались. Извини, милая, что я обозвала твоего родственника, но, пойми, он никогда не был тебе дядей, который бы заслуживал твою любовь и жертвенность... — Нет, всё в порядке, я понимаю это, — Блум шмыгает носом, стирая с щек мокрые дорожки. — Я считаю его монстром, что убил тебя, Стелла. Я никогда не прощу это чудовище, я хочу, чтобы он поплатился за содеянное... — Но есть и положительная сторона в том, что он убил меня. Мои глаза открылись на многие вещи, когда я была там, — намекает она на небеса. — В наше отсутствие Джастинда объявила Магическому Измерению войну, желая таким образом завоевать мир Дракона и отомстить братьям. Наш дом... потерпел много убытков и ущерба, но наши родные живы и здоровы благодаря тому, что соорудили что-то по типу команды. Стелла долго объясняет о том, что лицезрела находясь на небесах и о том, какие знания ей открылись — о войне в Магическом Измерении, об оппозиции, которой главенствует Фарагонда, о состоянии Лейлы и о том, что их Кайя это на самом деле её ребенок, о неизлечимом заболевании Ривена, о Нине и Дидим, официально признанных девушках Брендона и Ская. Она рассказывает им обо всём, и феи понимают, какие масштабные изменения перенесла их родина в их отсутствие, в момент, когда они ни о чем не подозревали и боролись со своими проблемами. Несколько минут они сидят в ступоре, а Стелла говорит, что чтобы переварить информацию ей понадобилось долгое время — время на небесах не знает границ. На вопрос Флоры о том, видела ли она Высшего Творца, Стелла отвечает, что по вине Ризанда она так и не сумела встретиться с ним и, ко всему этому, Высший Творец — не он, а оно. — Нам необходимо победить силы зла, как и всегда, а после – вернуться домой, — решает Муза уверенным тоном. — Мне кажется, я больше не смогу покинуть Морона, но свой родной мир проведать хочу до безумия, — уточняет она, и подруги единогласно с ней соглашаются. — Но для этого нам нужен твой ребенок, Блум, — осторожно шепчет Стелла. — Как бы я не хотела об этом говорить, милая, но эта жертва необходима. — Я знаю, — Блум сглатывает. Одинокая слеза катится по щеке. — Я не готова к этому, но однажды мне придется это сделать. И я сделаю это. Ради вас, своей семьи, дома и миров. — Но как же... Как же быть этому ребёнку? Он ведь невинный! Маленький невинный малыш! Как мы так легко принесем его в жертву? Мы не... — Флора! — повышает голос Муза, рявкнув. — Тебе пора снять розовые очки и посмотреть на всё со стороны обычного наблюдателя. Один ребёнок или миллиарды людей обоих миров, в числе которых есть и наши близкие? Да, это больно, да, это тяжело, но так надо, хотим мы этого или нет. В нашем мире шла война, Ривен превратился в калеку, половине Магического Измерения необходима неплохая такая реабилитация, а ребенок, единственное что тебя волнует? Поверить не могу! — Он ведь тоже живой... — Флора шумно выдохнула, поджав губы до побеления. — Других способов нет, но мы обязательно поищем выход, — заверяет Стелла подруг. *** Флора отказывается от еды и обходится лишь водой, что не нравится ни целителям, ни фрейлинам, которые не отходили от неё ни на шаг. Они были рады тому, что их госпожа вернулась, их любовь напоминала щенячью — смысл их жизней крутился вокруг службы ей. Хейзел и Офелия стали более обходительными и внимательными, подбирали слова, прежде чем говорить, действия их были более осторожными и аккуратными, что раздражало Флору — ей не нравилось то, что с ней обходились как с душевнобольной. Ближе к вечеру она начала прогонять целителей, что назойливо маячили возле неё — оставить саму избранницу Бога бе присмотра карается им лишением головы без промедления. Огрон был единственным, кого она хотела увидеть, он как назло не появился ни утром, ни днем, ни сейчас, что беспокоило Флору. А ближе к ночи она и вовсе пригрозила целителям и фрейлинам «увольнением», из-за чего им пришлось оставить её наедине с самой собой — лишь Чатте было позволено рядом с феей. — Знаешь, Флора... — в какой-то момент начала Чатта. — Мы связаны на всю жизнь душами как фея и пикси, и из-за этого я чувствовала всю ту боль, которую ты испытала за всё прошедшее время. Мне больно было так же как и тебе. Это... Это невыносимо. Терпеть боль не имея сил и возможностей помочь. — Мне жаль, Чатта, — прошептала Флора, поглаживая пикси, что лежала у неё на груди, по волосам. — Я не хотела, чтобы кто-то испытал нечто подобное. Я не хотела, чтобы ты пострадала. — Но я пострадала, и это не твоя вина, — Чатта подняла голову и пронзительно на неё посмотрела. — Когда мы вернёмся домой? Я больше не хочу здесь оставаться. Я хочу домой, в наш мир, в Поселение Пикси к своей семье и друзьям. Мне здесь нечего делать, особенно в твое отсутствие. И тебе... Тебе больно. Я вижу, как ты страдаешь, я чувствую это. Тебе никогда не было здесь хорошо, с нашего прибытия ты лишь мучилась и боролась. Дома мы будем в порядке, ты найдешь другого и обретешь настоящее семейное счастье, о котором мечтаешь. Не обязательно быть героиней, Флора, ты ведь знаешь это? Ты не обязана спасать этот мир и подвергать себя опасности, не обязана быть жертвой и страдать. Мне кажется... Мне кажется, что ты выжала из себя максимум. Тебе нужно отдохнуть, восстановиться в нашем мире, в своём родном доме, где никогда не будет больно. — Как мне оставить подруг? — тихо выдохнула Флора. — Нет, это невозможно. Я не эгоистка. — Тебя никто не осудит, Флора, — покачала головой Чатта. — Это нормально – в первую очередь думать о своем благополучии и здоровье. Я не хочу, чтобы ты страдала. Огрон приносит тебе лишь боль. — Он же ничего не сделал... — нахмурившись, возразила фея. — Вот именно, Флора, — пикси печально усмехнулась. — Он ничего не сделал. Флора не находит, что ответить. Задумавшись о своем, она не замечает, как плавно распахиваются двери. Она не слышит тяжёлые шаги и дыхание, не чувствует чье-то присутствие ровно до того момента, пока перед ней не вырисовывается тот, кого она ждала весь день. Чатта с заметным недовольством отрывается от феи и, порхая маленькими крылышками, покидает помещение через приоткрытое окно. Флора пальцами сжимает простыню на теле и с замиранием сердца наблюдает за возлюбленным, который пододвигает стул и неспеша садится. Флору бьёт мелкая дрожь — как смотреть на любимого, зная, что была взята силой другим? Во рту пересыхает, дыхание сбивается. Огрон молчит — тем самым напряжение между ними всё растёт. — Ты не смотришь мне в глаза, — первой начинает Флора. — Почему? — Я чувствую перед тобой вину, — честно признается Огрон. — Я не сумел найти и поймать того пса, посмевшего притронуться к тебе. Но, клянусь, я не успокоюсь, пока он не будет наказан. Я обеспечу ему вечность мучений и боли. — Это повлияет на наши отношения? — с дрожью в голосе спрашивает фея. — Огрон... Ты считаешь меня грязной? — Да, — на одном выдохе отвечает Всадник. — Твое тело грязное, Флора, оно запятнанное другим. Твоя душа и совесть чиста, я знаю, ты сопротивлялась. Но твое тело больше не чистое, и даже я, Бог всех Богов, не могу это изменить. — Не говори так, прошу тебя... — глаза Флоры наполняются слезами. — Высший Творец свидетель, я невинна и невиновна. Твои слова приносят мне боль, Огрон... Я ведь звала тебя. Звала... Почему ты не пришел? — она шмыгает носом и смотрит на него по-детски наивно глазами полные слез. — Потому что, я был бессилен. Аравис, как бы я не хотел это признавать, сильнее нас всех вместе взятых. Я никак не смог повлиять на это, — Огрон тяжело вздыхает, будто бы слова давались ему с трудом. — За всё это время я много думал. Сравнивал тебя и Рейну, себя сегодня и себя тогда. Я перекручивал в голове все моменты с тобой и, знаешь, находил мало хорошего. Я почти не помню, когда видел тебя по-настоящему, искренне счастливой. Любовь изменяет и человека, и Бога, в этом я убедился. В какой-то момент я понял, что если бы я не поддался глупому, присущему лишь людям эгоизму и не перенёс бы тебя в свой мир, то этот подонок не изнасиловал бы тебя как грязную бордельскую шлюху. В твоём состоянии я виноват тоже, хоть на это осознание мне потребовались большое время и невыносимой труд. Твоя летучая зверушка права — я ничего не сделал, кроме как разлучил тебя с родиной. — Что ты имеешь ввиду, Огрон? — Флоре не нравилось то, куда ведёт их разговор. — Это было ошибкой с самого начала. Любить не значит привязать к себе. Любить значит дать свободу и счастье. С Рейной бы я так не поступал, но ты — другой случай. Ты даже не представляешь, насколько ты драгоценна для меня. И я... Я принял решение после борьбы с самим собой, с Богом, — Огрон поднял голову и пронзительно взглянул Флоре прямо в глаза. — Если ты захочешь, то я стеру тебе память и верну в Магическое Измерение вместе с твоей компаньонкой. Ты забудешь об этом мире и обо мне как о страшном сне, заживешь свою лучшую жизнь. Я же буду приглядывать за тобой и позабочусь о том, чтобы ты обрела долгожданную свободу. Флора поджимает губы до побеления и тихо вздыхает, пытаясь сдержать рвущиеся наружу слёзы. Она дышит глубоко, стараюсь нормализовать дыхание, а после, набрав в грудь побольше воздуха, негромко выдает: — Ты бы хотел этого? — Да, — Огрон слабо кивает. — Я не хочу подвергать тебя опасности. Будет лучше, если ты вернёшься домой. — У вас всех лишь одно решение проблем – избавиться. Когда это удобно, — Флора поднимает на него заплаканные глаза. — Теперь поздно возвращаться домой, ты понял меня? Как я оставлю своих подруг и тебя? За все прошедшее время ты начал для меня значить многое, ты знаешь об этом? Я не хочу, чтобы ко мне проявляли жалость потому, что я пострадала в этом мире, что я была изнасилована твоим слугой. Я останусь здесь, рядом с тобой, потому что отныне это мое место. Но я не твоя цепная собака, которой можно безоговорочно повелевать. Я буду здесь, но это не значит, что я отказываюсь от своего дома. Достаточно того времени, когда я была жертвой, теперь всё будет так, как хочу я. Если ты согласен на это и готов меня поддержать, то я буду безумно счастлива. А если нет – то поступай как хочешь, — от пламенных слов феи Огрон потерял речи, не решившись перебить её. Флора тяжёло дышит и выжидающе на него смотрит. — Ты стала уверенной в себе и решительной, мой цветок, достойной звания Богини этого мира, — Огрон широко улыбнулся. — Я не верну тебя домой если ты не хочешь этого. Но, могу подумать над тем, чтобы дать тебе разрешение на регулярное посещение Магического Измерения после того, как мы одержим победу над моей проклятой племянницей. — Дать разрешение? — Флора изгибает бровь. — Я не буду у тебя его просить. Как законная правительница Тессериса, я буду вольна делать то, что угодно моей господской душе. — Мне нравится твой настрой, — Огрон кратко усмехается, двигается ближе и прижимается к губам Флоры своим. Для феи это не вызывало негативных воспоминаний, ведь Анаган истерзал её везде, кроме лица. А Огрон кажется для неё спасением, долгожданным облегчением, омутом безопасности, в котором она забывает обо всей своей боли. *** Покои, в которых преобладают черный и бордовые цвета, хранят в себе тишину и интим непростых, но усовершенствованных отношений. Рыжие волосы феи усыпаны на бархатной подушке, на обнажённом теле лёгкая простыня. Рядом с ней лежит мужчина, на плече которого покоится её голова — он обнажен лишь до пояса, а рука его медленными движениями гладит нежную кожу принцессы Домино. Блум и представить не могла, что Валтор может быть столь учтив, сколь и безжалостен — будто бы рядом с ней он сдерживал бушующий хаос внутри себя, ограничивал себя в некоторых аморальных действиях и словах, вёл борьбу с самим собой лишь ради того, чтобы не отпугнуть и без того пострадавшую фею. Блум хочет сказать, что с ней не нужно притворяться без воли мягким, но не может — говорить сейчас совершенно не хотелось. Но, тем не менее, тишину между ними нарушает именно она, заговорив первой: — Валтор... Ты бы отдал нашего ребенка на пожертвование с лёгкостью или... в твоей груди что-то бы кольнуло? Ответа не следует несколько минут, лишь равномерное дыхание свидетельствует о том, что он ее услышал. Блум терпеливо ждёт, и Валтор, тихо вздохнув, отвечает: — Мне лет столько, сколько ни тебе, ни кому-либо другому не сосчитать. За все это время я повидал многое, в том числе и то, как человечество жертвовало своими детьми на то, чтобы вызвать мою, Божью, милость. Мужчины отнимали у матерей детей, а иногда эти женщины сами бросали новорожденных в костёр, наивно полагая, что я буду лить на них свет и благополучие за эти поступки, — Валтор задумался, зная, что Блум внимательно его слушает. — Я не такой великодушный, как мои братья, меня часто не интересовало то, как обстоят дела у смертных. Я игрался с людьми, наказывал, но меня мало заботило их состояние. Мать и братья были единственными, кто меня волновал. До недавних пор их ряды пополнились тобой, — его губы растянулись в слабой ухмылке, которую Блум не увидела. — Для меня не важен ребенок. Я пожертвую всем ради убийства Аравис, но не тобой, братьями и матерью. — Он же тоже твоя плоть и кровь... — Я знаю об этом, Блум, и чувствую это как никто другой, — перебил её Валтор. — Но от ребенка легко отказаться. Когда он родится, я знаю, что смогу без труда им пожертвовать. Я не успею к нему привязаться, попробовать полюбить. Я бы пожертвовал и матерью, если бы она не стала мне дорога, я бы пожертвовал братьями, если бы они не стали слишком ценны для меня. У меня попросту не было выбора: я рос с матерью и братьями, оттого и привязался к ним как последний людишка. Даже при желании я не могу от них отказаться. Я зависим от тебя, но это был уже мой выбор. А ребенок... Я способен пожертвовать им, пока не полюбил его. И, если ты захочешь знать, я не испытаю ни капли боли или сожаления тогда, когда он умрет. Мне будет всё равно, ибо он для меня лишь физическое продолжение, а не нечто духовно ценное. — А угрызение совести? — Блум сглотнула. — У Богов не бывает угрызение совести, как и жалость к их же существам. Хотя, вернее сказать, этого всего нет у меня и, быть может, у Огрона. — Я думаю и... — Блум прикрывает глаза, судорожно вздыхая. — и не могу представить, как сама отдам собственного ребенка на добровольное жертвоприношение. Это ведь мой ребёнок, как я смогу обрести его на смерть? Чем я буду отличаться от монстра? — одинокая слеза, которую не видит Валтор, катится по её щеке. — Он умрёт быстро, не почувствовав боли. Его душа и душа Аравис будут отправлены к Ризанду, как к Смерти. Мой брат позаботится об этом дитя, а участь Аравис, я полагаю, будет оставлять желать лучшего. Ризанд передаст нашего ребенка Высшему Творцу, и быть может, однажды ты с ним встретишься, — Валтор задумался, Блум же смутили его последние слова. — Как? И почему только я? — девушка ощущала себя маленьким ребенком, что так далек о реальном представлении мира. Так себя она чувствовала, когда только стала ученицей Алфеи и покинула Землю. — Если я обращу тебя в бессмертную, в себе подобную, то вечность покажется тебе лишь жалкой минутой. И если кто-то по типу Аравис сможет уничтожить нас, то мы не отправимся в Высший мир, к Творцу, а навеки заснем в небытии – я как аватар настоящего Создателя, а ты как моя возлюбленная и на меня похожая. Но если ты откажешься от бессмертия и становления Богиней, то в один день ты умрёшь и тебя под свою заботу возьмёт Высший Творец. В просторах, которое человечество зовёт раем, ты можешь встретиться с нашим ребенком и быть с ним вечно. — Это... трудно и очень запутанно, — замялась Блум. — Когда-то я была свободным и беззаботным подростком на Земле, для которого единственной проблемой был школьный экзамен... С жизнью и бременем феи в Алфее я смирилась, привыкла настолько, что это стало частью моей жизни. Я нашла родителей и родную планету, и это казалось крайней степенью моих возможностей и отваги, но сейчас... Я понимаю, что все мои проблемы на Земле и в Магиксе были ничтожны... — Ты невероятно сильная личность, милая, и в тебе я ценю, — Валтор вдыхает запах её волос, прикрывая глаза. — Ты не героиня, ты равна полноценной Богине. И хоть я не могу читать твои мысли и видеть будущее, я знаю, нет, я убеждён в том, что ты со всем справишься. Мы справимся. — Иногда мне хочется побыть немного слабой. Слабой не потому, что так диктуют обстоятельства, а потому, что я сама этого хочу. Валтор... — на глазах Блум наворачиваются слёзы. — Я хочу к своей маме. — Встреча с Марион могут принести нам неудобства, милая, я не выполню эту твою просьбу. — Не с Марион, — Блум тихо всхлипнула. — С Ванессой. — Полагаю, я смогу организовать это, — задумавшись, ответил Валтор. — Будь готова завтра к закату. Мы отправимся к тебе домой, но, знай, не на большое количество времени и твоя мать обязательно должна держать язык за зубами. Ответом Валтору служит прикосновение Блум к его руке — и этот невинный жест заменяет тысячу слов, оставаясь для Всадника высшей степенью благодарности. Покой их нарушает стук в дверь. Блум стремительно поднимается на ноги, укутываясь в халат, лежащий на небольшой софе рядом. Валтор лениво переворачивается на бок и неспеша одевается, напяливая на себя тяжёлую многослойную одежду. Блум следует его примеру, потянувшись за платьем — в основном, женщины этого материала предпочитали более закрытые платья, чем открытые. Не привыкшие к такому феи чувствовали себя неудобно в таких одеяниях, а Муза и вовсе прониклась к ним огромной ненавистью. У них обязательно были закрыты плечи и ноги, именно поэтому платья, которые более менее похожи на стиль Магического Измерения, феи брали у Стеллы, которая шила их в свое удовольствие. Это было её излюбленное дело, особо процветающее именно здесь — плюсом было ещё то, что фасоны её платьев являлись неповторимыми, отчего различить где простолюдинка, а где сама Богиня не составляло труда. Стелла никогда не шьет платья слишком целомудренными — у неё всегда присутствует уместный вырез либо в области груди, либо в области ног, что в некоторых вариантах сопровождалось открытыми плечами, спиной или боками. Стук повторился уже более боязливо. Валтор, опередив Блум, распахнул двери — поклонившись, его поприветствовала Селина со сложенными в замок руками. — Приношу извинения за то, что потревожила вас, мой властелин, — негромко заговорила она первой. — Но я пришла оповестить вас о том, что драконье яйцо моей госпожи готовится к вылуплению. — Это замечательная новость, не так ли, мой свет? — Валтор обратился к фее, что мельтешит за его спиной. — Однако я вынужден покинуть твое общество, милая. Я убежден, что вы с этой служанкой хорошо о нем позаботитесь. Не забудь после и меня с ним познакомить, это, как никак, существо созданное с самого пламени Дракона. Селина глубоко приседает и остаётся в таком положении до тех пор, пока Валтор не исчезает с поля её зрения, будто бы растворившись за поворотом. В её объятия незамедлительно влетает Блум, которая скучала по подруге детства тоже — Селина прижимает её ближе к себе, прикрывая глаза. Им не требуется слова, фрейлина понимает всё и без этого — она ни о чем не расспрашивает, лишь принимает её решения и измерения в жизни, оставаясь верной поддержкой и подмогой. — Я заботилась об яйце в твоё отсутствие, — прошептала Селина в один миг. — Он будто бы почувствовал, что ты явилась в Дворец, и решил выйти на свет. На мой взгляд, нам нужно поспешить. — Я бесконечно благодарна тебе за заботу о нем, Селина. Ты заслуживаешь быть его крёстной, — Блум хихикает, и вместе с подругой детства они зашагали по знакомому маршруту в резвом темпе. Фее не терпелось увидеть детёныша, к которому относилась не как к питомцу, а как к собственному дитя. Тайная Комната приветствует хозяйку дворца с почтением — загораются свечи, повеяло ветром, поднявшимся будто бы из недр и глубин дворца. Блум в мгновенье ока оказывается с трескающимся яйцом, которое больше не поддерживало пламя дракона, что словно испарился по щелчку пальцев. Селина тянет пальцы к яйцу, но Блум останавливает её, не позволяя вмешаться и давая детёнышу самому справиться с вылуплением. Они с замиранием сердца и нетерпением ждут долгие минуты, которые будто бы растянуты в вечность, пока, наконец, не проклюнулся и сам малыш — склизкий, липкий, с закрытыми глазами и хаотичными движениями. Блум поручает Селине принести таз с водой, а сама принимается аккуратно помогать детёнышу дракона избавиться от своего небольшого домика. Блум со всей осторожностью прикасается к нему — и, казалось бы, в этот момент между ними образовывается нерушимая связь, которую почувствовали и фея, и детёныш. Они связаны крепчайшими узами с одного прикосновения, наладили контакт на духовном уровне. У него чешуя черного цвета, прочная даже для детёныша. Небольшие рожки и хребет будто бы на оттенок темнее, а маховые кости грязно бордового цвета, больше напоминающего кровавый. На пасти маленького дракона такого же оттенка еле видимые полосы, напоминающие струи крови. На конечностях имелись достаточно острые, хоть и небольшие когти, крылышки длинные и вдвое больше крепкого туловища. Гребень и шипы на хвосте детёныша сверкали и, Блум уверена, в будущем они будут играть роль угрозы. Глаза маленького дракона были ещё закрыты, поэтому малыш не мог ориентироваться — Блум подставила свою ладонь, к которой он тут же прижался. Этот дракон не был похож тех, что живут на острове Пирос. Он отличался и от тех, которых воспитывали и приручали в Красном Фонтане. Этот малыш высшей породы, созданной из самого огня Дракона — и, возможно, он является последним представителем своего рода. Блум читала о них. Обладатели особой свирепости, силы и грации, они имели интеллект и мышление, не сравнимое с никаким представителем этого вида. Пламенем эти драконы могли сжигать сталь, ударом хвоста разрубить других своих сородичей, они обладали настоящим характером и умели думать. Их чешуя была настолько прочна, что даже арбалетные болты, способные завалить нескольких особей, оставляли лишь царапины. Они — настоящие монстры и машины убийств, и при негативном воздействии способны испепелить весь мир с человеком вкупе. А пока это был совсем ещё детёныш, признавший в хранительнице пламени дракона своего защитника и сородича. Вскоре подоспела и Селина с небольшим тазом теплой воды. Смочив приятной на ощупь кусок ткани в жидкости, принцесса Домино нежными движениями начинает очищать детёныша от слизи, промывая ему и глаза. Малыш недовольно пищит, взмахивая крылышками, что умиляет Селину, внимательно за всем наблюдающую. Спустя несколько минут детёнышу все же удаётся распахнуть глаза, напоминающие два зёрнышка — они у него оказываются золотистыми, блестящими, как яркое солнце. Зрачки, похожие на змеиные, уставлены на Блум — фея понимает, что в этот момент маленький дракон признаёт в ней своего родителя, опекуна, близкое существо. Блум завороженно протягивает к нему ладонь — детёныш ластится, трётся головкой и издаёт тихие звуки. Селина радостно хлопает в ладоши и широко улыбается этой сцене. — Какой милый малыш... — шепчет она с восторгом. — Как ты теперь дашь такой прекрасной малютке грозное имя, что вселяло бы ужас в сердца врагов? И, кстати, малыш он или она? — Он, — отвечает Блум с улыбкой. — Я вижу, у него большое будущее. Я обрела компаньона и друга, Селина... — Ты хоть мне не ври, Блум, — усмехается беззлобно Селина. — Я прекрасно знаю, что ты относишься к нему как к своему ребёнку. Я ведь видела, как ты пеклась о нем, когда он ещё не вылупился, точно беременная женщина, готовящаяся рожать. — Может это и к лучшему? — зашептала Блум, прижимая к груди детёныша. — Я обрела одного, но потеряю другого... — Всё ещё не решено, Блум, — возразила тихо Селина. — К тому же, он не долго будет твоим милым маленьким малышом. Придёт время, и он вырастет так, что ты будешь использовать свои крылья, чтобы взобраться на него... — Я не буду седлать его, Селина, — отрезала фея. — У меня есть крылья, нет надобности седлать его... — Блум, — фрейлина заставила фею взглянуть ей в глаза. — Этот малыш твой компаньон и друг, как ты сама выразилась, питомец, на крайней случай. Не относись к нему, как к живому ребенку. Он – дракон, и его нужно седлать. Это воспитание, без таких мер он вырастет диким и непослушным. Ты ведь знаешь особенности характеров драконов, знаешь самое главное правило – лишь дракон, которого оседлали, подчинится и послушает человека, не одичав. Если малыш выйдет из-под твоего контроля, то будет туго не только нам, но и ему. — Я понимаю это, Селина, — кивает Блум и ободряюще улыбнулась. — Я лишь озвучивала свои предположения. Этот малыш не станет диким, вот увидишь. Я хорошо его воспитаю, и в один прекрасный день оседлаю. — А вот это правильный ход мыслей, — Селина улыбнулась. — Выбрала ему имя? Мы не можем всегда называть его малышом. — Ещё не придумала, — пожала плечами Блум. — Но, я убеждена, его имя, каким бы оно не было, будет знать каждый. *** Стелле кажется, что она провела вечность вдали от Дворца Смерти, ставшего ей домом. Вступив на знакомые земли, она ощутила неожиданный прилив счастья. Ризанд мягко подтолкнул её вперёд, а заглянув в его глаза, она поняла, что находится на своём месте. — Во дворце так тихо... — прошептала она в какой-то момент, прикоснувшись пальцами к стенам. От осознания того, что она обрела свое тело вновь, слабо кружилась голова. Ризанд стоял позади неё, подстраховывая — и она опиралась на него, словно вновь училась ходить. — Без тебя дворец опустел, — заявил Ризанд, улыбнувшись слабо. Он прикасается губами к её волосам и остаётся в таком положении, желая растянуть минуты в вечность. Всадник совершенно не жалеет о своей жертве, которая заключалась вовсе не в передаче реликса Джастинды ей. — Где Амур? Дейзи? Софи и Одетт? Джон? — осыпает она мужчину вопросами. — Почему ты ищешь его? Зачем тебе этот непутёвый? — изгибает бровь Ризанд. — Я скучала по нему больше чем по тебе, если ты не знал, — она мягко улыбается и негромко смеётся. Казалось бы, с ее смехом в Дворец Смерти привозносится и жизнь. — Так где они? — Они у твоей могилы, — краями губ отвечает он. — Месяц, как ты погибла. Они наверняка читают молитвы на упокоение твоей души, — Ризанд протягивает ей ладонь, в которую Стеллп вложила свою. Он телепортирует их в лесистую местность, где огромные деревья покровительственно над ними возвышались. На небе виднеется яркий полумесяц, а по просторам гуляет шальной, но ласковый ветерок, что мягко прошёлся по светлым волосам Стеллы, так ярко выделяющимися. Она не отпускает руку Ризанда, и тот ведёт в неизвестном ей направлении. В душе Стеллы — приятное беспокойство. Не каждому человеку удается посетить свою могилу, особенно после того как умер и вновь возродился. Принцессе Солярии было безумно приято то, что здесь у нее появились родные люди, которые читали молитвы на упокоение её души — и читали они это не Ризанду, а Дракону. Отодвинув в сторону толстую ветку, Ризанд представляет возлюбленной небольшую открытую поляну, усыпанную цветами самых разных видов. Стелла, прищурившись, видит пятеро фигур в темных плащах — двое, по телосложению, мужских, и трое женских. Мантру читает, судя по размеренному голосу, Грэхем, а пикси и лютик сидели на плечах двух фрейлин, которых Стелла различила по одеяниям — у Лианны они более роскошные. Приглядевшись, ей удаётся заметить и свою могилу — украшенную цветами, но без её даты рождения и прочих почестей. Она мельком взглянула на Ризанда, понимая, что его рук дело. — Да найдёт её душа покой, — заканчивает Грэхем свою молитву, после чего раздаётся незамедлительно плач Амур и всхлипывания Одетт. — Уже нашла, — Стелла, не выдержав, подала и повысила голос. Ризанд пытается сдержать улыбку, оставаясь серьёзным и сосредоточенным. Голос принцессы вгоняет их в ступор. Они медленно разворачиваются и, увидев перед собой живую госпожу, теряют дар речи. Джон и Грэхем пораженно переглядывается, Софи придерживает Одетт, что чуть не потеряла сознание, а Лианна, быстрее всех справившаяся с шоком, лишь широко улыбается, моргая и не допуская слёз. — Я сошла с ума, да, Софи? — ахнув, тихо спрашивает Одетт с дрожью в голосе. — Она начинает мне мерещиться... У нас групповая иллюзия? — Какая сильная у тебя молитва, дружище, — глаза Джона напоминают монеты. — Я сам невероятно потрясен, — некоторыми чертами Грэхем походил на Гелию, что и замечала время от времени Стелла. Первыми опомнились Амур и Дейзи. Пикси влетает в объятия Стеллы, громко закричав, а Дейзи следует её примеру, плача подобно новорожденному ребёнку. Фея прижимает к груди и пикси, и лютика, оставляя на их лбах лёгкий поцелуй. — Наш властелин возродил вас, моя госпожа, — обрадовалась Лианна. — С возвращением, миледи, мы все несказанно счастливы тому, что вы теперь снова с нами, — девушка первая сокращает между ними расстояние и обнимает принцессу Солярии искренне, так, словно снова обрела подругу, сестру. Стелла еле сдерживает слёзы, обнимая Лианну в ответ – тем самым она выражает ей всю свою благодарность. — Я знала, что властелин воскресит тебя, — шепнула она ей на ухо. — И это лучшее его решение. — Спасибо, Лианна, — шмыгнув носом, фея одарила ей мягкой, теплой улыбкой. Как только Лианна отпускает её из цепкого кокона своих рук, в объятия Стеллы влетает Софи, сложившая два плюс два и понявшая, что Ризанд оживил их госпожу. Отличавшаяся эмоциональной выдержкой, Софи плачет как маленький ребёнок, лишенный матери — их смысл жизни крутился возле служения избраннице Бога, и другую себя Софи не видела. Лишившись этого, девушка-сирота не могла найти свое призвание — её жизнью была служба доброй госпоже и нахождение в кругу своих друзей. Теперь она вновь это обрела. Она видела, как дышит госпожа, к которой привязалась. Фея света прижимала её к себе, и Софи всё это теперь кажется страшным сном. Всё хорошо, думает она про себя, с возвращением госпожи всё вновь станет хорошо. — Миледи, — она кланяется, опустив голову и глотая слёзы. — Мы счастливы, что вы вернулись к нам. Без вас Дворец совсем опустел, как и наши души. С возвращением, моя леди. — Спасибо, Софи, — Стелла мягко провела ладонью по её щеке. — Боги не извиняются и не благодарят, миледи, — напоминает как и всегда Софи, краем глаз заметив улыбку Ризанда. — Софи не Софи, если не напомнит мне об этом, — Стелла хихикнула. — Я запомнила эту фразу на всю жизнь. Одетт, приблизившись к фее, обнимает её неверяще. Тело её дрожало, а из глаз лились слёзы, горькие и горячие. Стелла тратит долгие минуты на то, чтобы успокоить её. От шока и потрясения Одетт даже не может раскрыть рот, лишь тяжёлые всхлипы вырываются из её груди. Её утешать принимается и Софи, поглаживая по спине. — Принцесса, — Джон подходит следующим и кланяется. Он пытается скрыть это, но и у него тоже глаза на мокром месте. — Я... Я рад... Рад видеть... — язык его заплетается, рукавом он стирает скупую мужскую слезу. Стелла тепло улыбается и, поднявшись на носки, обвивает вокруг его шеи руки, прижимаясь. Джон целомудренно обнимает её одной рукой, стараясь не прослезиться. Он отстраняется первым мягко, давая Грэхему поприветствовать принцессу тоже – тот не плачет, лишь улыбается, словно он знал, что это не её конец. — Отныне принцесса Стелла для вас тоже Бог, — громогласно объявляет Ризанд. — Она обладает самой могущественной силой, равной моей. Любое проявление неуважения карается вечным адским наказанием. Все пятеро приседают в глубоком поклоне — Стелла, ощущающая в груди пылающую силу реликса, понимает, что теперь ничего не будет как прежде. Начинается её борьба, уже как обладательницы силы реликса, основы всего живого и всемогущей власти. *** Подобно вихрю пролетели несколько дней, наполненных, к всеобщему удивлению, спокойствию. Решив воспользоваться этой тишиной, феи решили хоть немного отдохнуть и развлечься — идея принадлежала Музе, которая не хотела, чтобы Блум зацикливалась на своей родне, Флоре на пережитой травме, а Стелла на воспоминаниях о собственной смерти. Подруги идею охотно поддержали, посчитав, что это действительно поможет им освежиться и, к тому же, ознакомиться с их новым миром. На этот раз они посчитали нужным и верным оповестить о своих планах Всадников, и реакция каждого на их план был разный — Валтор охотно поддержал, Огрон долго упирался, беспокоясь за состояние своей феи, но в конце концов сдался. Морон, самый лояльный к своей фее, доверился Музе, а Ризанд, только недавний потерявший свою фею, согласился с трудом. В роли неизменных компаньонов выступили всё те же фрейлины, сопровождающие фей даже на малейшую дистанцию. Собрались они как по обыденному сценарию во Дворце Ночи, признанном самым комфортным в узких кругах. — Я так скучала по этой малышке, — Флора держала на руках Кайю, что, словно узнав её, широко улыбалась и тянула к ней свои крохотные ручки. — Она так выросла и потяжелела! Муза хорошо о тебе заботится, да, малышка? — воркует она с ней, поглаживая пальцами щеки. — Кто бы подумал, — Стелла негромко смеётся. — Ты стала отличной мамой, Муза! А мы ещё в тебя не верили. В покоях Музы лишь они вчетвером. Фрейлины, так же соскучившиеся по друг другу, беседовали на кухне, готовя им чай и сладкое — феи настолько спешили, что все трое забыли позавтракать. Дворецкая с трудом смогла убедить их не идти за новыми достижениями на голодный желудок. — Это не просто ребёнок, которого принесли в жертву Всадникам, — вдруг заговорила фея музыки, тяжело вздохнув. — Вы будете поражены, но... Я недавно узнала, что Кайя на самом деле – Кайлани. А Кайлани дочь нашей Лейлы. Её глаза передались ей от Набу. Мимолётное удивление, отразившееся на лицах подруг, стремительно переросло в спектр другого чувства, приближенного к умилению. После всего того, что произошло с ними за такое количество времени, феям показалось, что это новость последнее, что может их так сильно удивить. Вместо того, чтобы ошарашенно хлопать глазами, девушки окружили малышку, что лишь заулыбалась от такого количество внимания — улыбка её точь в точь как у Лейлы. Блум начала гладить девочку по щеке со всей нежностью, на которую способна, а Флора заботливо поцеловала в лоб, прижимая к груди. — Ты не выглядишь удивлённой, Стелла, — щурясь, заметила Муза. — Я узнала об этом на небесах, — просто ответила фея света, словно рассказывала о какой-то обыденности. — Мне показали хронологию событий: служанка Всадников была изгнана в наш мир за предательство, после чего она устроилась на службу у Лейлы. Кайлани родилась под воздействием магического сна, та служанка выкрала её и передала Всадникам для того, чтобы искупить собственные грехи. Она была возлюбленной слуги Валтора, того, у которого нет имени. — Тени? — слегка удивлённо уточнила Блум. — Да, его, — кивнула в подтверждении Стелла. — И, на мой взгляд, мы должны вернуть крошку к её матери. Я видела, как материнское сердце Лейлы не выносило разлуки, но поделать ничего не могла. — Подожди, подруга, — Муза уселась поудобнее и пронзительно взглянула в глаза принцессы Солярии. — Что ты ещё видела и узнала на небесах? И, вообще, что из себя представляют эти «небеса»? Кого ты там встретила, видела ли ты будущее? Почему ты нам ничего не рассказываешь? — трое любопытных взглядов переметнулись на неё. — Я наблюдала за прошлым, настоящим и будущим, я познала достаточное, — Стелла слабо улыбнулась. — Но мне запретили об этом рассказывать, это нарушит цепочку событий как и здесь, так и там. К тому же, я много чего не помню, воспоминания будто бы испарились... — Стелла искренне надеется на то, что подруги поверили в ее искусную ложь. Сказать, что забыла, показалось для неё идеальным решением, ведь ей действительно запретили рассказывать живой душе о её опыте на небесах. — Кто запретил? — спросила Блум. — Я не помню, — и вновь она врёт, посмотрев подруге прямо в глаза. Лишь ей было ведомо, как она чувствует себя невообразимо паршиво от вранья близким людям. Она ощущала себя предательницей, но другого выхода у неё не было. — Как только Ризанд возродил меня, воспоминания испарились как по щелчку пальцев. В моей голове лишь мутный туман, а вспомнила я о Кайлани взглянув на неё. Я не стала бы ничего о вас скрывать, девочки, вы мне не верите? — Мы этого не говорили, Стелла, — Блум сжала её ладонь и широко улыбнулась. — Мы доверяем тебе на все сто процентов, слышишь? Наша сила заключается в доверии и любви друг другу, — лучше бы фея не говорила этих слов. Стелла чувствует себя ещё отвратительнее. Вскоре фрейлины накрывают небольшой стол под внимательным надзором управляющей Дворца Ночи. Феи зовут своих фрейлин позавтракать вместе, но они отказываются, объяснив это тем, что отведали яства на кухне. Рядом со Стеллой садится Лианна по желанию самой принцессы Солярии, которая помнила, что девушка не простая фрейлина, а аристократка из богатого дворянского рода. Лианна в знак благодарности незаметно сжимает её руку — между ними не осталось ни капли вражды и ненависти, лишь крепкая дружба и глубокое сестринство. Стелла ещё в облике духа видела, как о её теле заботилась Лианна несмотря на то, что оно было безжизненно — она не покидала её днями и ночами, будто бы берегла, и, главное, делала она от чистого сердца и искренних намерений. — Мои госпожи, — в дверном проёме вновь появляется Дворецкая Нира. — Прибыла фрейлина Селина. Как подтверждение слов женщины в покои незамедлительно входит Селина с маленьким существом, что удобно расположилось на её ладонях, наблюдая за окружающей средой цепкими золотыми глазами. При виде детёныша дракона феи и фрейлины изумлённо ахают, Блум же, напротив, расплывается в широкой улыбке. Заметив хозяйку, детёныш издаёт будто бы радостный писк. Селина кланяется, приветствуя, двигается к столу, передавая малыша дракона Блум, и сама выравнивается с другими фрейлинами, тихо с ними переговариваясь. — Какой чудесный малыш! Кто у нас такой милый и красивый? — Флора моментально начинает с ним ворковать, но прикоснуться не решается, оценивая его вид со стороны. — Когда ты успел вылупиться, красавец? — Он и вправду прекрасен, Блум, — Муза завороженно смотрит на него. — Эта малютка уже извергает пламя? А летать? Летать научился? — Его пламя больше похоже на дым из-за того, что он сейчас совсем маленький. Но летать научился почти сразу, правда, крылья его пока слабые, — поглаживая детёныша, тепло отзывается Блум. — И зовут моего красавчика... — Блэкфайр. Стелла, словно загипнотизированная, не отводит от детёныша пронзительного взгляда. Их глаза встречаются — янтарные и золотые. И фея, и дракон видят и читают в глазах друг друга то, что необходимо, то, что предначертано, вновь вогнав подруг в ступор и недоумение. «Светловолосая принцессу с золотой короной на чёрном драконе, сжигающего Магикс до тла. Её медовые глаза наполнены яростью и болью, а дракон, будто бы нашедший бравого наездника, воспламенялся духом все больше и больше, уничтожая планету под болезненные человеческие крики» — Но зачем Дафне уничтожать Магикс? — про себя спросила озадаченно Стелла. — Мы не расслышали тебя, Стелла, говори громче, — Муза потрясла её за плечо. «На небесах я видела, как светловолосая девушка верхом на громадном существе кричала ему испепелить все и всех вокруг, а монстр, черный титан невообразимых размеров, слушался её, изрыгая адский огонь угольно-черного цвета, как подтверждение собственного имени. Я не увидела её лица, лишь глаза, медовые, сияющие при свете дня, так сильно напоминающие глаза Дафны. А дракон... А дракона звали Блэкфайр, так кричала сама принцесса с короной на голове и в богатых одеяниях. Этим драконом, уничтожившим Магикс, был маленький и казалось бы безобидный питомец Блум, золотые глаза которого я узнала мгновенно. И это логично – Дафна оседлала дракона собственной сестры. Но почему? Почему она погубила весь Магикс и почему Блэкфайр так слепо её слушается, словно сам хочет этого?» думает про себя Стелла, но вместо всего этого отвечает скупым: — Я предположила, — Стелла как-то нервно усмехнулась и пожала плечами. — Ты владеешь огнём дракона, Блум, а твой Валтор весь состоит из тьмы и черноты... Видишь, я угадала! — и вновь ей поверили. Расслабившись и улыбнувшись, феи перевели взгляд на детёныша, что ластился к Блум. — Да, его зовут Блэкфайр, — кивнула Блум. — Но версия Стеллы неверна. Случай был такой: мы с Селиной прогуливались в саду и наткнулись на бродячего, агрессивного пса. Блэки не растерялся и изрыгнул слабый поток чёрного пламени, а глаза его изменили цвет на красный. Так мы и выяснили, что при возникновении угрозы цвет его пламени меняется из оранжевого в черный, а цвет глаз из золотого в красный. И ещё, — Блум выдержала интригующую паузу. — При необходимости он метает шипами на своем хвосте, которые после снова вырастают. Муза восторженно смеётся, Флора хлопает в ладоши, фрейлины восхищённо переглядываются, и лишь Стелла, поджав губы, качает головой. Блум даже и не представляет, в какое устрашающее создание превратится её маленький милый малыш, и что он в будущем сотворит. *** Столица континента Ардон поистине восхищает и является, пожалуй, одним из самых красивых и цивилизованных городов Тессериса. С наступлением вечера город ожил по-новому — люди смеялись, веселились и прекрасно проводили время благодаря празднику, который феям был незнаком. Феи восхищённо изучают округу, не сдерживая удивлённые и восторженные вздохи — невообразимо огромная площадь кипела жизнью и заполнялась радостью, на небе горели огни, а шум и гам охватывал каждый периметр. Фрейлины привели фей в самый центр столицы, в его сердце, как часто называл сам народ. На них плащи, самые обычные, чтобы не выделяться из толпы. Блум наслала на подруг и служанок чары неузнаваемости, чтобы люди не обратили на них внимание после той битвы с вивертами. Пикси сидят на плечах своих фей, а малыш Блэкфайр в глубокой сумке на плече Селины. С вечером в центре столицы загорелись огни, народ, смеясь и веселясь, здоровались друг с другом и плясали прямо на месте. Как после объяснила Мелани, сегодня день Возрождения — день, в котором человечество прощают друг другу обиды и искренне благодарят своих Богов. После Возрождения чередует толпа праздников — Благодарение, Почитание умерших, Эпоха Просвещения и Восстановления. — Здесь так много всего! — пораженно, но больше восторженно восклицает Флора. — Куда мы держим курс? — Да хоть куда! — сдерживая смех, отвечает Хейзел. — Здесь везде весело! Вокруг много палаток и шатров с самыми различными видами игр, хабы, в которых уже напивались, подобие экстремальных аттракцион с водой и огнями, ибо в этом празднике особое внимание уделяют природным стихиям. — Ты выиграла, Муза! — кричат радостно подруги, когда фее удается забить одним лишь шаром все девять мишеней. — Меткой красавице и ее очаровательным спутницам по кружке шального эля! — захохотав, хозяин лавки ставит перед ними несколько кружек с пенящейся жидкостью, которую все они скептично осматривают. Этот мужчина сам изрядно выпил, ибо не стал бы никакой хозяин лавки ставить десяток кружек хмельного за один лишь точный удар. Немаловажную роль сыграла внешность фей, украшенных чарами Блум — пьяному главе игр вскружило голову. — Боги не будет злы, если мы заявимся пьяными? — задумчиво спрашивает Флора. — Они это точно не ценят. — Да ладно, Фло, когда тебе требовалось разрешение что-то сделать? К тому же, это не совсем алкоголь, — рассмеялась Стелла и смело взяла в руки кружку. — В единственный праздник стоит позволить себе мелочи, которые сделают нас счастливыми. — К тому же, — подхватывает Муза. — Мы много и упорно трудились, я считаю, каждый из нас это заслужил. — Это точно не алкоголь? — уточняет тихо фея природы у своих фрейлин. — Точно, — улыбнувшись, ответила Офелия. — Просто он немного... — Крепкий, — помогла ей Хейзел. — Да и не хорошо отказываться от выигрыша, я что, зря старалась? — слова Музы вызывают у всех смех. Флора никогда не пробовала ничего сильно алкогольного, но она убеждена, что это один из самых лучших и головокружительных напитков из всех, что ей доводилось пробовать. Эль даёт им некую разрядку и смелость, то, что нужно в самом начале празднества. — Поглядите! — неожиданно останавливается Роуз и с загоревшимися глазами смотрит на очередную игровую лавку. — Там разыгрываются самые настоящие украшения! Нужно лишь попасть в три яблока, — девушки, подойдя, с интересом изучают большой ассортимент украшений, а хозяин лавки уже зазывает их к себе. К их большому удивлению, украшения действительно оказываются ценными, а не подделкой настоящих. — Давай, Офелия, это твой выход! Ты с детства умела стрелять из лука, а я очень хочу рубиновое ожерелье! Ну же, смелее! — Ты умеешь стрелять из лука? — изумлённо спросила Флора у своей фрейлины. — Почему ты мне об этом не говорила? — Не довелось, — смущённо улыбается кузина Роуз, которую она так яро поддерживает. Хозяин лавки прищуривается. — Какая славная девица! Оружие настоящее, ты хоть в руках когда-то держалa такое, милая? — смеётся толстый мужчина, не восприняв хрупкую девушку всерьёз. — Не волнуйтесь, вашу голову не прострелю, — и смеются все синхронно, на что мужчина замолкает и отходит в сторону. — Рубиновое ожерелье, не забывай, — шепчет Роуз на ухо сестре, подбадривая её. Мужчина учтиво подаёт лук и стрелы, которые Офелия берёт в руки и улыбается от того, что наконец ощутила давно забытое прекрасное чувство. Мгновенно она вспоминает, как отец учил её этому искусству, эти же воспоминания ей силы придают. Офелия встаёт в нужную стойку, поднимает лук, натягивает тетива двумя пальцами, отмечая особенную упругость, целится и чувствует, как задерживают дыхание феи и фрейлины, а после выпускает резко стрелу, попадая прямо в сердцевину красного яблока. Девушки громко хлопают в ладони и радостно восклицают, а хозяин лавки округлившимися глазами и разинутым ртом пытается осознать, что миниатюрная девица попала в цель и не приложила особых усилий. — Обычно у меня выигрывают лишь мужчины, желавшие получить подарок для своих дам, — с неприкрытым шоком мямлит владелец. — Ну удивила меня ты, красавица, поэтому выбирай то, что нравится тебе и твоим спутницам, — и указывает на большой ассортимент действительно хороших украшений. Фрейлины в основном выбирают жемчуг и сапфиры, в то время как феи останавливают выбор на бриллиантах и изумруде. Роуз получает заветное рубиновое ожерелье, Офелию же очаровывают алмазные серьги. Довольные и счастливые, девушки решают подкрепиться и заходят в первую попавшуюся таверну, принадлежащей, как они узнают по вывеске, некому дядюшке Боррису. Внутри таверны светло и просторно, они находят свободное место прямо посередине. К ним подходит молоденькая, приятно одетая девица и дружелюбно спрашивает, что принести им выпить, на что девушки единогласно отвечают — незаменимый эль и закуски к нему. — Отныне эль мой самый любимый напиток! — довольно заявляет Муза. — Почему его нет в Магиксе? — Да и здесь более приятная атмосфера, — поддакивает Флора. — В модернизированных кафе и клубах Магикса быстро устаешь. Тут царит аура веселья, искренности, живости. Не то что «Белая Лошадь», да, Блум? Принцесса Домино лишь смеётся. — Это только начало, миледи, — воодушевленно говорит Одетт. — Ардон полон поистине прекрасных мест, хоть иди и изучай. — Мы обязательно должны этим заниматься после того, как уладим проблемы с шальными родственниками Блум, — подмигнув, хихикает фея света. — Тебе на сегодня хватит эля, Стелла, — Муза пропускает смешок. — Брось, милая, из нас всех я последняя пьянею и первая трезвею, — машет рукой Стелла. — Не считая Флору, она никогда не пьет за компанию. — Она права, Муза, — соглашается Блум, хохотнув. Принявшая их заказ девица ставит перед ними поднос с кружками, а паренёк сзади неё приподносит закуски, что состоят из сыра, теста и мяса. В момент, когда девушки занимается едой и питьём, к ним неожиданно подсаживается статная дома в дорогих одеяниях, так же известная как разгульная жена очередного графа государства. Фрейлины взглядом показывают, что это нормально, когда в такой праздник люди подсаживаются друг другу и знакомятся. Эта леди оказывается ужасной сплетницей — но последние новости Ардона феи и их свита выслушивают с огромным энтузиазмом, попивая эль и закусывая сыром. — И не говорите, графиня Саксфил, — подключается к ней Стелла, имеющая опыт в общении с дворянками-сплетницами. — И что он сказал? — Сказал, что такая злоязычница, как я, не может быть женой графа. Представляете? — эмоционально восклицает женщина и фрейлины, сдерживая смех, наигранно понимающе кивают. — Уму непостижимо! И этому негодяю я, жертвуя своей точеной фигурой, родила прекрасную дочь! И, милая, можно просто Глэдис. Ах, на чем я остановилась? Так вот, его любовница – жена судьи Эркотта Присцилла! Дурнушка Присцилла, которая толстого, невзрачного судью-то еле на себе женила! Теперь мой муж развлекается с этим божьим недоразумением, а я изливаю душу тринадцати девушкам из уличного хаба! До чего же я докатилась, о моя дорогая... Блум единственная, кто болтливую графиню не слушает, молча попивая свой эль. К ней неожиданно подходит маленький мальчишка, дарит одну розу и убегает, что заставляет фею улыбнуться. Вскоре графиня, заметив знакомого, покидает их компанию, предварительно чмокнув Стеллу и Роуз, присоединившихся к беседе. — Мне определённо здесь нравится, — весело заявила Стелла, взбодрившись. — Кто бы сомневался, — хмыкнула Муза, отпив эля. — Давайте лучше потанцуем, миледи! — громко воскликнула Софи. Её идею охотно подхватили. Остались сидеть на месте Лианна, как аристократка не привыкшая плясать в тавернах, Селина, что заботилась о малыше Блэкфайре, который с любопытством выглядывал из сумки, и Роуз, что сослалась на головокружение от выпитого напитка. На самом же деле она стеснялась своего изуродованного вивертами лица, но, чтобы не портить другим настроение, соврала, что перепила. Ей поверили, и остальные фрейлины затянули своих госпожей в вихрь из многочисленного народа. Оставшиеся у стола негромко между собой переговариваются и наблюдают, как их подруги втягивают фей в дикий танец. Им приходится научиться традиционному танцу «подолы платьев» за несколько минут, а уже через малое количество времени девушки сами пустились в пляс, задорно смеясь. Руку Мелани тянет темноволосый красавец, прося один танец, и Муза сама подталкивает свою фрейлину к нему. Молодые юноши окружают красивых девиц, зовя на танец, и фрейлины отвечают в том числе — из фей потанцевать соглашаются лишь Муза со Стеллой, Всадники которых имеют более мягкий нрав. — Мне кажется, танцев с нас достаточно, — отдышавшись, сказала Флора Блум. — Лучше выйдем наружу и прогуляемся, как смотришь? — Да, было бы неплохо, — кивнула Блум. — Нужно найти девочек! Блум с Флорой еле как отрывают подруг от веселой пляски в компании молодых и учтивых джентльменов. Забрав с танцевальной площадки и фрейлин, феи взглядом указывают сидящим за столом девушкам идти на выход. Выйдя на свежий воздух, девушки чувствуют облегчение и прохладу, особенно приятную после духоты в таверне. Решив насладиться праздником, они неспеша движутся по аллее, которую освещают тысяча ярких фонарей. Народу было много, и добродушные люди, что попадались им по пути, мило здоровались и желали хорошо повеселиться — феи отметили, что здесь люди живые и жизнерадостные, нежели занятых работой и зачастую угрюмых жителей Магикса. — Ох, это шатер мадам Пимп! — вдруг радостно восклицает Одетт, показав указательным пальцем на отдаленно стоящую палатку объёмных размеров темного-фиолетового цвета. — Кто такая мадам Пимп? — с интересом спрашивает Стелла. — Лучшая гадалка и колдунья столицы, моя леди, — отвечает Одетт. — Всё, что она говорит, сбывается как по щелчку пальцев! Поговаривают в народе, что это её дар! — Я ещё не настолько отчаялась, чтобы мне гадали, — хмыкнула Муза скептически. — Перестань, Муза, я думаю, это весело, — загорается идеей посетить её Флора. — Чего мы ждём, юные леди? Я хочу услышать, что же мне скажет лучшая гадалка столицы. Что скажете вы? — обращается она к фрейлинам. — Наша задача всюду вас сопровождать, моя леди, — Тереза благоразумно улыбается. — К тому же, мадам Пимп действительно знаток своего дела. Она предсказала Мелани перспективную работу, и вот, мы здесь, — она переглядывается с подругой детства и кратко смеётся. — Странно, что она соорудила шатер, — Мелани кусает губу. — Уже как несколько лет она не появлялась в народе. — Значит, это судьба, — Блум воодушевляется тоже. — Идёмте, девочки! Толпа девушек направляются к шатру мадам Пимп в приятном предвкушении и в приподнятом настроении. Достигнув цели, они с интересом разглядывают её палатку, высокую и большую. Первой со всей уверенностью заходят фрейлины, а за ними с робким любопытством и сами феи. Шатер, как оказалось, лишь снаружи казался большим, внутри он оказывается больше в несколько раз. — На судьбу погадать пришли, прелестные дамы? — встречает их пожилая женщина с седыми волосами и пронзительным взглядом больших зелёных глаз. — Я в этом цирке не участвую, — сразу заявляет Муза, за что получает в бок от Стеллы. — Не доверяешь старой Пимп? А зря, — старуха, как показалось Музе, злорадно смеётся. Она с кряхтением усаживается на свое место и приглашает девушек присесть. Стульев оказывается лишь трое, поэтому фрейлины остаются стоять сзади, а Муза уступает Флоре, которая, в отличии от неё, хочет погадать на судьбу. — Спрашивайте, милочки, что знать хотите, — колдунья сразу приступает к делу, поправляя тюрбан на голове. Феи нерешительно переглядываются. — На любовь коль погадать явились? Ох, так в этом сложного-то ничего и нет! Твой умрёт, твой тоже, как и твой, — она показывает на всех троих пальцем, что приводит Блум, Флору и Стеллу в недоумение, удивление и замешательство. — На мой взгляд, эта пожилая женщина не в своем уме, — критично подметила Муза. — Будьте вежливы, моя леди, — шепнула ей Тереза. — Вы говорили, что она знаток своего дела, — усмехнулась Муза. — А она предсказывает смерть бессменного божества. Эта Пимп вообще знает, с кем разговаривает? — Мы были детьми, когда ходили к ней, — заступается за гадалку Мелани. — Возможно, возраст взял свое... — Не возможно, а точно, — исправляет её фея. Фрейлина не может не согласиться с ней. Старуха переводит взгляд на Флору и долго на неё смотрит, после чего выдает: — А у тебя, деточка, нет женского начала! — Женского чего? — не понимает фея. На этот раз никто не сдерживает тихий смех. — Если у Флоры нет женского начала, то не знаю что я из себя представляю, — забавляется Муза, усмехнувшись. — Половина здесь находящихся умрут! — мадам Пимп, казалось бы, обезумела. — Я вижу Смерть, я вижу кровь, я вижу боль, слёзы и крики! Люди гибнут как мухи, даже Боги не могут ничего с этим поделать! Монстр! Здесь монстр! — размахивая руками, начинает кричать женщина, уставившись на Селину. Сумка на её плече шевелится, словно маленькому Блэкфайру тоже не понравились её слова. — Мне кажется, нам пора, — Муза дёргает Блум и Флору за руки, вынуждая встать. Мадам Пимп начинает бредить, заливаться слезами и кричать, что пугает не только фрейлин, но и самих фей. — Зря вы остались здесь! Я вижу Смерть! Вы всё умрёте! — не перестает она твердить одно и то же. Слова её сопровождаются громкими, безумными воплями. Девушки пулей вылетают из шатра, переглядываясь между собой недоуменно. — Эта гадалка испортила нам всё настроение, — заявила Стелла с досадой. — Мне стало не по себе от её слов, — Флора ежится, обнимая себя за плечи. — Зря я потянула вас сюда... — Я предлагаю посетить фестиваль огней, — вдруг предлагает Лианна. — По слухам, там в времена праздников особенно красиво. Все подхватывают её идею с энтузиазмом. Лишь Блум остаётся думать о словах гадалки — почему-то ей казалось, что женщина безумным бредом донесла до них итог их борьбы.