Когда погасло солнце

— Зачем ты привел меня в свои покои? Это было первое, что сказала Стелла, как только Ризанд захлопнул массивные двери. Светловолосая фея восседала на мягкой софе, заплаканными глазами уставившись на мужчину, неспеша к ней подошедшего. — Затем, что отныне ты будешь спать здесь. Стелла бы обязательно удивилась и возмутилась, если бы не воспоминания о мертвом теле милой Сейли, из-за чего она вновь залилась слезами. Девушку безжалостно терзали не само жестокое убийство юной служанки, а то, что она была ей достаточно близка — тот факт, что Стелла подумывала сделать её своей фрейлиной, лишь усугубляло ситуацию, увеличивало её скорбь. Она представила, как обрадовалась бы Сейли, и то, как она теперь больше никогда не улыбнётся своей яркой, даже ярче, чем у самой феи света, улыбкой. — Не плачь, свет мой, — всадник садится на корточки перед всхлипывающей покрасневшей девушкой. — Ты ведь знаешь, твои слёзы приносят мне боль. — Это я виновата... — тихо шепчет Стелла, захлебываясь в собственных рыданиях. — Я попросила у Сейли чай... Если бы я сдержала свои хотелки, она была бы жива, — и вновь залилась слезами, прикрывая слегка опухшее от бесконечной воды лицо. Ризанд же на это тяжёло вздыхает и качает головой, убирая руки феи с лица собственными. — Ты знать не могла, — мягко произносит он, пытаясь донести до девушки всю суть. — И если бы не она, погиб бы кто-то другой. Это – начало войны, любовь моя, а бывает война без потерь? — задаёт он вопрос скорее самому себе, заранее зная ответ. И Стелла знает, только озвучивать не хочет, ещё не отойдя от отчаяния и печали. — Сейли теперь спокойна, её не потревожит ужасы обеих миров. Поверь мне, она счастлива. Так будет лучше и для неё, и для всех тех, кому суждено умереть раньше остальных. — Я надеюсь, что и он спокоен. Ризанд непонимающе на неё посмотрел. Взгляд Стеллы неожиданно стал таким отстраненным, потусторонним, что невольно испугал мужчину. Она словно о чем-то вспомнила, и по её застывшим глазам, очевидно, что что-то неприятное. — Кто, милая? — мягко спросил он. — Я позаботился о том, чтобы твой дядя выжил. — Нет, не он, — покачала головой Стелла и резко перевела на него пронзительные глаза. — Мой брат. Ты знаешь, что у меня был брат? Разумеется, Ризанд об этом знал. Более того, он наблюдал за ней с самого рождения, зная обо всех её взлетах и падениях, моментах радости и печали. Даже подруги не знали о том, что в далёком детстве, на периферии памяти у неё остался любимый младший брат, которого она не запомнила полностью, но безумно любила. Его смерть сказалась не только на родителях, но и на ней самой — понятное дело, Ризанд знал это, и поэтому крепче сжал её ладони в своих, крепких. — Если это тебя утешит, то ему было суждено либо умереть, либо стать злодеем и последним идиотом, — знавший всё наперед и прочитавший судьбу брата Стеллы и принца Солярии, Ризанд напрямую о ней поведал. — Меня это не утешит, ибо я не чувствую боли по его смерти. Я вообще мало его помню, — она позволила себе слабо улыбнуться, беседа о её брате отвлекала от мрачных мыслей и воспоминаний касательно Сейли, которой теперь предстоит познакомиться с младшим ребёнком королевской четы Солярии. — Развод ваших родителей сказался бы по вас по-разному, — проинформировал Ризанд, намекая на то, что он знает про неё и про её семью почти всё. — Ты его встретишь, обязательно. И его, и Сейли. Только не сейчас и не здесь, а в далёком будущем, когда тебе будет девяносто и сама Смерть придёт за тобой. А до этого ты под моем крылом, я не позволю ни тебе, ни Смерть лишить меня драгоценного, — он ласково погладил её по щеке, с немой радостью, которую он сдержал, обнаружив, что девушка совсем не сопротивляется, позволяя себя касаться. Потому что, она доверяет. Она начала ему доверять. После того, как он сдержал слово и излечил Одетт, Стелла перестала видеть в нём плохого и злого. Убедившись в его трепетном к себе отношений, Стелла начала сомневаться, является ли он врагом вообще. — Но ты ведь Смерть... — с непониманием начала Стелла. — Я не являюсь Смертью, а контролирую её. Иными словами, она подчиняется мне. Стелла понятливо кивнула, немного пожевала губу, а после снова неуверенно начала: — А ты будешь... — Буду что? — поинтересовался мужчина. — Будешь, когда мне будет девяносто? — она подняла на него взгляд исподлобья. Ризанда её вопрос знатно удивил, а внутри всё почему-то потеплело. Такого он не чувствовал с тех пор, как мать их не покинула, а сестра, когда-то любящая и любимая, не предала. — Если ты пожелаешь, я буду с тобой хоть вечность, — Ризанд усмехнулся и покачал головой. — Вопрос в том, будешь ли ты в свои девяносто. Стелла не смеётся, но улыбается, показывая, что она оценила своеобразную попытку подняться ей хоть на малое количество настроение. Ризанд, довольный своей проделанный работой, поднимается на ноги и протягивает ладонь своей фее, которую та несильно обхватывает своими пальцами как за спасательный круг. Он тянет её на себя, помогая встать с места, Стелла, не имея абсолютно никаких сил, лишь поддаётся, вверяя свои ватные и ослабевшие ноги ему. Она даже не обращает внимание на то, что должна будет отныне спать в его покоях, практически рядом с ним — возникшее внезапно ощущение защищённости кружило ей голову, вытесняя образ мёртвой Сейли перед глазами. Так в безопасности себя она чувствовала лишь три раза в своей жизни — когда отец проверял её детскую на наличие монстров, когда она впервые обрела силы и почувствовала себя сильной, и когда её в первый раз защитил от нападения Брендон, представ тем самым рыцарем в золотых доспехах как в сказках. — Знаешь, я так скучаю по своему миру, по Лейле и близким, — вдруг прошептала Стелла тихо, чувствуя расположение духа к столь откровенному разговору. Ощутив это тоже, Ризанд перевел на неё всё своё внимание. — И всегда беспокоюсь о родителях. Я даже не знаю, как они, как себя чувствуют... Почему ты даёшь мне побывать в своём мире? — с ноткой обиды в голосе произнесла Стелла, не имея сил на колкости. — Помнишь наш уговор? Мы заключили его на моих первых днях прибывания здесь. Ты поставил мне условие: выбрать либо Брендона, либо свой мир. Выбрав Брендона, я распрощалась бы со своим домом, но сейчас я выбираю свой мир, так почему же ты не выполняешь свою часть уговора? Почему ты не сдержал свое обещание? Ризанд никогда не забывал о их глупом уговоре, виня себя в том, что вообще допустил подобное. Когда они заключали этот уговор, Ризанд был уверен в том, что Стелла забудет своего бывшего парня и выберет мир, что и случилось, но... Тогда в Магическом Измерении было тихо, не было войны. Ризанд знал, что в мире Стеллы царит кровопролитная война, начатая его же сестрой. Он даже удивлялся тому, как Джастинда успевала терроризировать оба мира, пока не выяснилось, что Леди Смерть — не их сестра. Сейчас же Ризанд вовсе не хотел того, чтобы Стелла знала о войне. Фея обязательно рвалась бы к дому, к своему миру, чего Ризанд, хотевший Стеллу лишь для себя, позволить не мог. Всадник не желал, чтобы девушка беспокоилась, ему было легче держать её в неведении, в иллюзии, как и, собственно, всем братьям. Никто из фей не представляла, что война в их мире ещё будет продолжаться. Они даже и не догадывались о том, что благополучие, которого они так рьяно добивались, больше нет. Феи, собственно, ушли для того, чтобы Магическое Измерение оставалось в безопасности, без всадников, не зная о том, что их сестра без их ведома начала ужасную войну. Спокойствия, которого они так хотели, ради которого они пожертвовали собой, не было — Всадники апокалипсиса удачно всё скрывали. — Я выполню своё обещание, но не сейчас, — ответил Ризанд односложно. — Не задавай вопросов и не пытайся что-то нарыть, ты знаешь, чем это кончилось в прошлый раз, — для Стеллы одно напоминание об Одетт хватило. Она не собирается сдаваться, учуяв неладное, но сейчас рисковать не желает, решив для себя действовать самой, не вмешивая в свои дела фрейлин ради их же блага. — Продолжай свой рассказ, милая. — Ты знал, что я фея не только солнца и луны, но и звёзд? — поинтересовалась Стелла, на что всадник положительно кивнул. — Я так долго не видела звёзд и созвездий... На моей родине их миллиарды, не меньше. У каждого есть своя история, своя душа... Для меня они имеют огромное значение, — фея не смогла сдержать улыбку. — Когда я была маленькой, меня учили как бы зажигать звёзды. Это было нашим языком с семьёй, посланием друг для друга, хотя ты, наверное, обо всём этом знаешь, раз наблюдал за мной с детства, — Стелла тихо вздохнула и предалась воспоминаниям. Светловолосая фея несильно сжимала своими пальцами крепкую мужскую ладонь, таща его в лишь ей известном направлении. За ней пытался поспевать высокий каштановолосый юноша, который не переставал удивляться тому, сколько физической силы в этой хрупкой девушке. Она ведёт его за собой ровно пару минут, а после останавливается на небольшом холме, садясь сама и усаживая парня рядом с собой. — Смотри, — невозмутимо заявила она, пальчиком указывая на небо, которое сегодня особенно яркое из-за, пожалуй, сотни и тысячи звёзд, светящихся особо сильно. — Красиво, — шепнул юноша, а после перевел на неё непонимающий взгляд. — Ты вытащила меня посреди ночи из Красного Фонтана, чтобы посмотреть на звёзды? Ты забыла, что у меня завтра турнир, солнце? — парень измученно потер переносицу, как бы напоминая себе о том, что он встречается с самой безбашенной феей Алфеи. — Нет, не забыла, — фыркнула фея недовольно. — Это ты забыл, что я – фея не только солнца и луны, но и звёзд. Кстати, их зажгла я, — не сдержав улыбку, прощебетала она самодовольно. — Это действительно прекрасное зрелище, ты большая умница, — он поцеловал ее в щеку. — Но для чего? Чтобы я мог посмотреть, какая ты у меня сильная? — он беззлобно усмехнулся, покачав головой. — Нет, я не настолько самовлюбленная, — Стелла негромко засмеялась. — В моей семье, на Солярии, у нас есть маленькая личная традиция. Её придумала мама специально для меня, папе понравилась её идея. Хоть в чем-то он с ней согласился, — Стелла кратко усмехнулась, а потом вновь подняла взгляд на мерцающее небо, ощущая, как внимательно её слушает Брендон. — Когда мы вдали друг от друга, мы зажигаем звёзды, чтобы сказать, что мы в порядке. Это некое послание, что-то вроде сигнала о том, что всё хорошо. Таким образом мы говорим друг другу не волноваться, — она широко улыбнулась и продолжила. — Когда я была маленькая, мой отец улетел в Ромулею на важные переговоры. Его долго не было, мы с мамой начали беспокоиться. А после, в одну прекрасную ночь, папочка зажёг всё звёзды на небе, чтобы сказать нам о том, что с ним все хорошо, — Стелла прикрыла глаза, предаваясь приятным воспоминаниям из детства. — Я впервые зажгла звёзды, когда мне было тринадцать. Отец отправил меня и бабушку на установление дипломатического союза с Перлой. Мы прибыли именно в тот момент, когда начался дворцовый переворот и всеобщий хаос, о чем, конечно же, узнали мои родители. Мы с бабушкой благополучно улетели, и чтобы не заставлять родителей волноваться, я зажгла созвездие Артемизии. — А как ты... зажигаешь звёзды? — спросил с искренним интересом Брендон. — Магией, — односложно ответила Стелла и хихикнула. — Я прикасаюсь к ним и делюсь своей энергией, за счёт чего они горят ярче. Они вовсе не обжигают меня, признавая своей феей, а была бы на моем месте Митси, например, она бы заживо сгорела. — Тебя стоит бояться, принцесса, — смеётся Брендон и пододвигается ближе, прижимаясь губами к пахнущим яблочным шампунем волосам и забывая о каком-то турнире. Опомнившись, Стелла мотает головой пару раз, отгоняя назойливые образы перед глазами и в мыслях. Опустошение от воспоминаний не заставляет долго себя ждать. — Пора ложиться, — Ризанд нарушает воцарившуюся тишину между ними. — Разве Боги устают? — изогнула бровь фея вопросительно. — Ты имеешь надобность во сне и отдыхе? — Божья – нет, человеческая – да, — Ризанд хмыкнул. — Но я предпочитаю сон. В нём я чувствую себя счастливо и спокойно. Тебе тоже пора отдохнуть. — Я не буду спать с тобой на одной кровати, — негромко известила его Стелла. Ризанд на это лишь пожал плечами, не ожидая ничего большего. — Ты хочешь, чтобы я спал на этой маленькой софе? — он изогнул бровь, смотря на неё пристальным взглядом. Стелла замялась, понимая, что на квадратную софу мужчина даже при большом желании бы не поместился. — Ты ведь Бог, создай ещё одну кровать, — предложила девушка как вариант. — Или отпусти меня в мои покои. — Отныне ночь ты будешь проводить в моих покоях, чтобы в случае чего я смог тебя защитить, — произносит Ризанд не терпящим возражения тоном. — Я и сама могу себя защитить, — упрямо и с неким недовольством проговорила Стелла. — Не сомневаюсь, свет мой, — он снисходительно улыбается. — Но бережного Бог бережет, — и всадник, и фея не могут содержать усмешку от иронии произнесенной фразы. — Тогда посплю на софе, я вмещусь, — фея солнца и луны пытается подняться на ноги, но властный взгляд мужчины её останавливает. — Негоже принцессе на софе ночи коротать, — замечает Ризанд почти ехидно. — Спина, привыкшая к комфорту, будет болеть. — Ты просто ищешь повод для того, чтобы мы спали в одной кровати, — достаточно быстро догадывается Стелла, нахмурившись. — Я не из тех, кто возносит личные границы до небес, — подмечает Ризанд, снимая с себя тяжёлый костюм и отцепляя золотые цепи, прикрепленные к поясу с плеча. Стелла, мгновенно смутившись, переводит взгляд на сложенные ладони на коленях, пытаясь скрыть ставшие красными щеками. Она бы хотела возмутиться, но внезапно возникшее стеснение не даёт ей этого сделать. Ризанд был выше и крепче Брендона, но не менее подтянутым, чем он, что Стелла не могла не заметить. — Ты смутилась, милая? — Ты можешь переодеваться не при мне? — с объяснимым недовольством произнесла она, старательно не поднимая взгляд. Оставшись в одних рубахе, жилете и корсете, Ризанд неспеша растегивает запонки, сделанные явно из бриллианта или белого золота. Стелла же невольно затаила дыхание, замерев, думая о том, действительно ли мужчина снимет всю одежду при ней и вообще не постесняется? — Что значит «переодеваться»? — Стелла не знала, насмехается ли мужчина над ней или нет, но ему было точно весело. — Ты знала о том, что Боги не предпочитают одежду, когда спят? — вдруг произнёс он, выбив из груди феи весь воздух. — То есть, голым? — не сформулировав мысль более вежливо, выпалила Стелла с удивлением и неким испугом в голосе. Она даже своего бывшего парня нагим не видела, а с всадником, который, между прочим, оставался её врагом, она ещё должна разделять одну кровать! — Я бы выразился менее откровенно, — фею возмутило уловимое издевательство мужчины над ней. Конечно же, шуточное, но Стелла, поглощённая стыдом и стеснением, этого понимать не спешила. — Но да, суть ты уловила. Не буду же я менять привычки ради твоего комфорта, да, любовь моя? — он пристально на неё посмотрел, ожидая её реакцию. Ему удалось перевести внимание девушки из убийства на совсем другое, жаль только, фея этого совершенно не осознавала, пытаясь уложить в голове все то, что слышала. — Почему бы и нет? — пожала плечами фея, вырвав из груди мужчины низкий смех. — Знаешь, у меня бессонница, — неожиданно заявила Стелла, стремительно поднявшись на ноги и по-прежнему не смотря на всадника. Тот еле сдерживал смех, не спеша снимать остаток многослойной одежды. — Я должна пофилософствовать над своей жизнью на твоем балконе, а ты располагайся здесь. Спокойной ночи, — Стелла, не глядя на него, поспешила быстро проскочить мимо него на спасительную дистанцию, но Ризанд, не дав возможности её планам исполниться, успел схватить её за запястье, притянув ближе к себе. — Кажется, у меня тоже бессонница, — не удержался от довольной усмешки Ризанд, несильно сжимая запястье девушки. — Ты поможешь мне не заскучать? Лишь тогда фея наконец подняла на него свои яркие янтарные глаза, которые Ризанд любил больше всего на свете. Никто и никогда не понимал в полной мере их красоты и глубины, за них всадник был готов душу отдать, двойной жизнью пожертвовать. Её черты лица, взгляд, которым она него смотрела, покрасневшие щеки — всё в ней было прекрасно, настолько идеально, что Ризанд чувствовал себя самым безумным существом во всей вселенной, зная, что фея дурманит сознание не хуже человеческого опиума. Он наблюдал за ней с детства и любил её любой — девчушкой с очками, что подвергалась издевательствам, подростком с недостатками и юной девушкой, только расцветающей в полной мере. Из-за неё он стал ненормальным, сумасшедшим, полным безумцем, Ризанд превосходно осознавал, что ради неё, если потребуется, развяжет войну, перевернет космос, пойдёт против всё и всех. Она творила с ним аморальные вещи, но Ризанду это нравилось — со Стеллой не хотелось быть нормальным. — Ты ведь даже совсем не осознаешь, что творишь со мной, с моей душой и разумом, — пальцами мужчина провёл по её скуле, заправляя светлую прядь за ухо. Начиная шелковистыми и яркими волосами, как сами солнечные лучи, заканчивая каждым миллиметром бархатной кожи – он обожал в ней всё, даже был готов поблагодарить Дракона за такое идеальное создание. — Не представляешь, насколько велика моя любовь, насколько сильно мое влечение к тебе. Ты впрямь как звезда, кажешься такой близкой, но в то же время так далеко от меня, на расстоянии недоступности, — Ризанд приближается к замершей Стелле почти вплотную, опаляя ухо и шею горячим дыханием. Та судорожно вздохнула и прикрыла глаза, не находя в себе сил отстраниться. Самое ужасное то, что в этот момент она не думала о Брендоне. Ещё более ужасно то, что она не ощущает никакого чувства вины. Каждый раз, когда она думала о Брендоне, в мыслях вспыхивал и образ незнакомой светловолосой девушки, как дополнение очень на неё похожей. Осознание того, что парень искал кого-то, похожую на неё, совсем не доставляло никаких положительных эмоций. Напротив, Стелла чувствовала лишь отвращение и разочарование — он клялся в том, что останется ей верен, дождется и никем её не заменит, неужели его обещание, его слова были ложью и сам он оказался гнусным лжецом? Она совсем не умела разбираться в людях. — Отпусти меня, — с дрожью в голосе шепчет Стелла севшим голосом. Она пытается вырвать свою ладонь из чужой крепкой хватки, но это ей предсказуемо не удаётся. — Ты обманываешь саму себя, я знаю это, — он наклоняется, приближаясь всё ближе и ближе. Стелла старается выставить границы, но мужчине не составляет труда разрушить их. — Твердишь себе, что я – твой враг, что я – похититель и ничего больше. Ты каждую ночь, как мантру, повторяешь, что вернёшься в свой мир героиней, победившей злобного всадника, не признаваясь самой себе, что в глубине души ты этого не хочешь. Не хочешь побеждать меня, убивать. Признайся и себе, и мне в том, что я стал тебе больше, чем друг, гораздо больше, чем сожитель, — всадник прижимается щекой к её волосам, ощущая их мягкость. Он проводит кончиком носа по ее виску, чувствуя дрожь в теле девушки и ее необъяснимый страх. Она пытается отстраниться, но не может, чувствуя себя загнанной в ловушку ланью, которой предстоит вытерпеть эти игры над разумом. — Скажи это. Не имеет значение, тихо или громко, я всегда услышу тебя. — Я... — она набирает в грудь воздух, видя, как с замиранием смотрит на неё всадник сверху вниз, ожидая желанного ответа. — Ты... никогда не сможешь победить мою верность, — Стелла не подозревает, что одним предложением убила всадника исключительно морально. Не глупая фея не понимала, что уничтожить мужчину физически невозможно, ей никогда не сделать это, а вот морально – вполне. Самое худшее заключалось в том, что лишь ей под силу убить его, воскресить, оживить, или уничтожить навсегда. — ни моему миру, ни Брендону. Я — фея и принцесса, мой народ не простит мне любви к тебе, которой и быть не может. Ты – мой друг, ничего большего. Ты даже не представляешь, как я винила себя в том, что не могу совладать со своими чувствами и невольно увидела в тебе каплю света, — она слабо улыбается и поднимает на него мягкий взгляд, поджимая губы. — Я помню, как в день моей коронации, я дала клятву своему королевству быть достойной крон-принцессой, стать правительницей лучше, чем мой отец. Может тебе известно, но меня в тот день заколдовали в монстра. Я переживала, что Брендон меня разлюбит, но он смог разглядеть во мне былую красоту и, как оказалось, полюбил за душу. За это Зеркало Правды и сняло с меня чары. Так скажи, как я смогу это забыть? — Стелла посмотрела на него вопросительно, а после, не получив ответа, покачала головой и нешироко улыбнулась. Развернувшись, она мягко высвободила руку из ослабевшей хватки и направилась в сторону балкона. — Свет мой, — негромкий голос всадника невольно её остановил. Не разворачиваясь и не поворачивая корпус, Стелла показала, что она его слышит. Она его слушает. — Не Зеркало Правды вернуло тебе былой облик. Это сделал я, — от услышанного она вздрогнула, замерев от удивления. — И исцелилась ты с помощью моей любви, а не его. Стелла пораженно хлопает округлившимися глазами и резко оборачивается в намерении получить более развёрнутое объяснение, но единственное, с чем она сталкивается, — лёгкое дуновение ветерка. Ризанд оставил её одну, освободив для неё кровать. Фея несколько минут сверлит взглядом пустое пространство и продолжала бы оставаться неподвижно, поддавшись своим мыслям, ещё дольше, если бы не яркие белые лучи, проникающие в комнату через открытый балкон. Стелла, нахмурившись, поворачивается и незамедлительно ахает от шока, замерев и выпав из реальности на время. Издалека на неё словно живые смотрели зажжённые ушедшим Ризандом звёзды и все созвездия, украшая вечно кристально чистое небо.

***

Повешенного мальчишку с явными следами пыток больше никто и никогда во дворце увидеть не смог — маги быстро спохватились и по приказу всадника закрыли тело в отдаленной комнате, чтобы Огрон смог потом его изучить. Жертва, как оказалось, двенадцатилетний сирота, помощник поварской семьи на кухне, ушедший за лечебными травами Флоры в сад и не вернувшийся назад. Самая фея природы застать его не успела, оттого и весь ужас не ощутить не могла — зато Офелия, перед глазами которой по-прежнему покачивалось мёртвое тело невинного ребёнка, в себя приходить не спешила, пугая не только свою госпожу, но и всех остальных близких. — Выпей воды, прошу тебя, — в лазарет её привела Хейзел, посадив прямо напротив Флоры. Та бы обязательно подскочила с места и подбежала, если бы не нога, которая только начинает заживать. Вид Офелии сложно было назвать обычным, нормальным. С растрепанными волосами и в слегка грязной одежде, она невидящими глазами и потусторонним взглядом уставилась в одну лишь ей известную точку, не реагируя ни на что. Нашёл её конкретно Думан и вскоре передал заботливым рукам Хейзел. Только с третьей попытки фрейлине удалось достучаться до подруги и убедить её промочить горло — разумеется, причина такого её состояния до безобразия весомая, не каждый день можно было увидеть повешенного мальчишку, смотрящего одновременно безжизненными, одновременно до ужаса живыми, понимающими всё глазами. А знаке на теле мальчика и явной причастности Леди Смерть ни Хейзел, ни маги говорить не спешили, хоть и Флора, и Офелия сами всё понимали. — Она испытала шок и стресс, — вдруг решает подать голос целительница, обеспокоенно наблюдая за милой, как она любит выражаться, юной леди. — Это и без того понятно, — огрызнулся на неё Думан, чем вызвал удивление Флоры. — Лучше чай какой-нибудь принесите, да поживее, — женщина не имела права ослушаться самого подручного господина, поэтому покорно кивнула и спешно покинула помещение. Думан же, в свою очередь, садится на корточки перед девушкой, не обращая внимание то, как моментально переглянулись маги и Хейзел. — Посмотри на меня, Офелия, — негромко просит он, смелея и беря холодные ладони в горячие свои. — Ну же, взгляни на меня. Флора мгновенно всё осознаёт. Улыбается и понимает, что Думан не влюблен, он искренне любит её фрейлину. Влюбленный человек не станет с таким трепетом гладить ладони любимого и заглядывать в его глаза с такой пронзительностью, на такое способен только поистине любящий человек. Раньше она считала, что маги не способны на теплые чувства, обученные всадником лишь исполнять грязные и кровавые приказы, но теперь, видя, с какой осторожностью убийца пытается достучаться до неприкосновенной и чистой любимой, Флора понимает, как сильно и столь неправильно она ошибалась. — Видишь, каким должен быть мужчина? — шепчет девушке вдруг Чатта, сидящая рядом с ней на постели. — А Гелию ты сама добивалась, — находит своим долгом вновь повторить это, умалчивая тактично о том, что сама и подтолкнула свою фею к этому шагу. — Прекрати, Чатта, ты только это и припоминаешь, — пробурчала под нос Флора. — Он всегда был любящим и понимающим, всегда верил в меня гораздо больше других... — Оттого и предал тебя? Ох, извини, я неправильно выразилась, – он бросил тебя, — пикси сложила руки на груди, а Флора не нашла, что ответить. — Он, конечно, хороший, может быть, даже немного милый, но пора бы жить настоящим... — И что ты имеешь в виду под этим «настоящим»? — изогнув бровь, поинтересовалась Флора. — Не говори, что ты думаешь об Огроне. — Можешь считать меня сумасшедшей пикси, но если выбирать между бесхребетным тюфяком и харизматичным злодеем, то второй самый оптимальный вариант, — пожала плечами Чатта как ни в чем не бывала и сказала это, как нечто самое очевидное, которое фея понять не может. — Вы будете похоже на инь и янь, вы действительно друг друга дополняете. А главное, если ты не заметила, он добивается твоего расположения. — Ты забыла, как в первый же день я сидела в холодной башне? — услужливо напомнила ей Флора. — Он никогда не был добр и снисходителен ко мне. — Перед тобой стоял выбор: поужинать с ним или сесть в башню. Ты сама выбрала второе, любой нормальный человек предпочёл бы ужин, — Флора не узнавала свою пикси, которая словно стала совсем другой личностью после нескольких месяцев прибывания в этом мире. — Да и в отличии от других, он с тобой просто милейший и нежнейший. — Почему ты так яро хочешь, чтобы я была с ним? — нахмурилась Флора с непониманием. — Что на тебя нашло? — Когда я была ещё совсем неопытной пикси, ко мне пришло виденье, — не было понятно, правду ли говорит Чатта или придумывает всё для красочности. — В нём было сказано, что моя фея должна выбрать красноволосого красивого мужчину, бросив при этом вечно молчаливого и скучного поэта. Это лучше по всем параметрам, если посмотреть: рядом с ним ты была девушкой специалиста, а тут ты почти что Богиня, хозяйка дворца, избранная всадника, королева целого народа, — перечисляет Чатта, загибая тонкие пальчики. — Тебе нужен мужчина, не парень. Не могу назвать его умереть как достойным, но что есть, то есть. Из всевозможных вариантов, а у тебя их только двое, кандидат в виде Бога самый подходящий. — Трое, — тихо шепнул Анаган, но его никто не услышал. — Тише, Чатта, все тебя услышат, — осадила феечку Флора, шикнув, а после с удивлением замечает, как Офелия начинает улыбаться, положив голову на плечо севшего рядом с ней Думана. Она поймала взгляд Хейзел и всё поняла – у девушки есть чувства к нему и сейчас она ответила ему взаимностью. — Они такие милые, не правда ли? — с умилением обратилась к пикси фея природы. — Они подходят друг другу, — согласилась с ней Чатта задорно. В помещении на какое-то время воцаряется никого не напрягающая, спокойная тишина, никем не нарушаемое молчание, в котором Офелия постепенно приходит в себя, начиная реагировать на окружающих себя людей. Ромашковый чай, принесённый целителем, успокоил девушку и помог ей привести саму себя в чувства — несомненно, львиную долю приложило и заботливо подставленное плечо Думана, на котором фрейлина грела щеку. Уютная идиллия продолжалась до тех пор, пока в помещение не вломился Лео, сын поварской семьи: — На небе зажглись все-все звёзды! Вы должны это увидеть! — и, громко засмеявшись, мальчишка убегает, оставив всех в полном непонимании. — Пойдём, Офелия, посмотрим на звёзды. Тебе нужно отвлечься, — Думан слегка поворачивает голову и сжимает пальцами потеплевшую ладонь любимой, а после переводит серьёзный взгляд на Флору. — С вашего дозволения, миледи. Фея природы прекрасно понимала, что спрашивал Думан не из-за того, что ему требовалось её разрешение, которым он никогда не пользовался, маг, на самом деле, спрашивал у неё, не возражает ли она, если они с фрейлиной покинут её компанию, ибо подниматься с постели ей категорически запрещено. Флора, которой тоже было безумно интересно посмотреть на зажжённые разом звёзды, не смела и не хотела оставлять пару прикованными к себе, поэтому лишь кивнула и улыбнулась, видя, что это непременно поможет Офелии отвлечься от мрачных мыслей. Фея природы успела заметить и переглянувшихся Хейзел и Гантлоса, которые, как она поняла, тоже любили друг друга, но признаваться пока не спешили. Флора поняла и то, что единственная причина, по которой они вместе не смотрят на сияющее небо, — она. — Хейзел, — негромко позвала Флора. — Иди и погляди на сияющие звёзды, я уверена, это поистине великолепное зрелище. — Но, госпожа, как же вы? — искренне изумилась фрейлина. Они все, как с одного завода – преданные и думающие лишь о них, о своих хозяйках. — Нет, нельзя. Я остаюсь с вами, миледи, не хочу вас покидать, лучше составлю вам компанию. Флора заметила, как растроенно поджал губы Гантлос, на что только покачала головой и выдавила из себя улыбку. — Это... Это приказ, Хейзел, — было видно, что слова дались ей с трудом, как и тот факт, что она велит человеку исполнить его волю, что заставило девушку почувствовала себя неуютно. — Но, миледи... — Ты сама говорила мне научиться приказывать, Хейзел, так что теперь слушайся меня, — оборвала её Флора не терпящим возражения тоном. — Как и вы, — кивнула она на магов, которые были готовы подорваться с места по одному лишь слову. — Нет, я всё же останусь, — не унималась фрейлина, на что уже не выдержала Чатта. — Раз твоя госпожа велит тебе идти и смотреть на звёзды, так иди и смотри на звёзды, — пикси, приложив все усилия, начала толкать фрейлину в лопатки, тем самым вынуждая её шагать. — Я буду рядом с ней, Флора не маленькая девочка, справимся, — Чатта, несмотря на свой рост и вес, фактически выставила Хейзел за дверь, не обращая внимание на то, как, посмеиваясь, за ней шли маги. Как только Гантлос осмелел и взял за ладонь Хейзел, мягко подталкивая её вперед, девушка, успокоившись, бросила последний взгляд на свою госпожу и, улыбнувшись слабо магу, пошла за ним следом, сжимая его ладонь в своей. Флора вдруг почувствовала себя такой беспомощной, что глаза невольно наполнились влагой, а в груди защемило с новой силой. Прикованная к койке, Флора смотрела на свою перебинтованную ногу и вдруг поняла, насколько серьезны здешние обстоятельства. Такие травмы она в своём мире не получала, а здесь она даже встать с места не могла, полностью зависимая от слуг и фрейлин. — Тебе, наверное, даже хочется на звёзды посмотреть, — прошептала Флора, ласково поглаживая Чатту по волосам. Она всегда знала, что её пикси невероятно сильная, даже сильнее её самой. Как бы ей не было плохо и горестно, Чатта никогда этого не показывала, полностью заботясь только о своей фее, которая со здешними проблемами временами забывала спросить элементарно самочувствие пикси. — Не буду лгать, что нет, — пикси широко улыбнулась без капли сожаления в голосе. — Но ты мне важнее. К тому же, во дворце гуляет преступник, надо же кому-то тебя защитить, — гордо выпячив грудь, смеётся Чатта. — Моя маленькая защитница, — мягко улыбнулась фея, потрепав волосы пикси под её тихое возмущение. — Твоей маленькой защитнице придётся тебя покинуть, — возникший неподалёку знакомый мужской голос отвлек и Флору, и Чатту. Те рефлекторно поворачивают головы на источник звука. Сложив руки на груди, на них глядел сам всадник апокалипсиса с привычной ухмылкой на губах. — Боюсь, она будет лишней, — он хмыкнул под нос, уперев в фею пытливый взгляд. — Хочешь посмотреть на звёзды, милая? — Знаешь, Флора, я найду Хейзел и Офелию, — спохватилась достаточно быстро Чатта, понимая, что ей придется оставить свою фею наедине со всадником. — Я действительно лишняя... — Нет, Чатта, ты остаёшься, — Флора, не растерявшись, схватила пикси за ручку, смотря на неё умоляющим взглядом. Чатта бы действительно осталась и составила фее компанию, если бы не горящие глаза Огрона, обещающие, что если она не улетит, то вполне возможно повторит судьбу мальчика. — Мне кажется, мне действительно пора, — Чатта растянула губы в неловкой улыбке, а после наклонилась к фее и тихо шепнула. — Я буду поблизости, а ты хватайся за любую возможность и покажи этому миру, кто здесь его королева, — с этими словами она мило и ослепительно улыбается Огрону, расправляет крылышки и, задорно подмигнув Флоре, исчезает в мгновенье ока. Флора, поняв, что осталась наедине со своим личным мучителем, лишь тяжёло вздыхает и ежится не от лёгкой прохлады в помещении, а от пронзительного взгляда всадника, коим он её смирил. Спокойные, небольшие шаги, и мужчина уничтожает всё расстояние между ними, нависая над ней так, что его тень перекрывала свет зажженных свечей, что стояли на тумбе возле неё. Флора смотрит на него безбоязненно, зная, что он не причинит ей вреда, но всё же перед ним, перед его силой и аурой могущества хотелось трепетать. Сам он, казалось бы, и добивается этого — подчинения, покладистости, не зная, что мягкость и спокойствие Флоры не равняется слабости и бесхарактерности. — Ты не ответила на мой вопрос, — всадник выпрямляется и складывает руки позади. — Ты хочешь посмотреть на звёзды? Должен признать, зрелище действительно завораживающее. — Хочу, — Флора не лжёт, не пытается и себя, и его обмануть. — Зачем ты спрашиваешь? Я встать всё равно не смогу, — кивает она на ногу подбородком с уловимой грустью в голосе. Сколько она не видела элементарных звёзд, так ещё и при этом сияющих? Как помнит Флора, звёзд этого мира она, да и в целом, все его жители почти никогда не видели, только луна сияла и блистала на чистом и девственном ночном небосводе. Не удивительно, что всё в удивлении и восторге выбежали на улицу, здесь элементарно горящие шары почти то же самое, что и чудо. — Я не могу позволить, чтобы ты пропустила все это великолепие будучи прикованной к койке, — невозмутимо заявил Огрон, а Флора подняла на него изумлённый взгляд, будто бы уточняя, действительно ли он проявляет к ней заботу. Ещё больше вопросов у неё возникает от мысли, что же Огрон собирается делать. — Составишь мне компанию? — не дав ей опомниться и подумать, всадник вдруг порывается вперёд и одним рывком подхватывает фею на руки под её же громкий вскрик скорее неожиданности, чем боли. Моргнуть Флора не успевает, как оказывается в крепких, надёжных руках мужчины, который держит её так, чтобы не нагружать больную ногу, которую она не чувствует от переполняющих её чувств и эмоции. — Что ты делаешь?! — восклицает она громко и смотрит на него пораженно, чувствуя себя максимально неуютно на чужих руках. Огрон всегда был непредсказуем, он даже не подумал о том, что может доставить Флоре физическую боль, которую та самого того не осознавая игнорирует. — Спусти меня на койку, немедленно! Что ты только себе позволяешь? — фея природы не перестает причитать возмущённо, совершено не заботясь о пульсирующей ноге. Огрон же растягивает губы в привычной ухмылке, с удовольствием наблюдая, как краснеют щеки Флоры и сама она ёрзает, пытаясь сбежать из этого плена. — Здесь только мы, абсолютно все ушли смотреть на звёзды, — шепотом, как показалось Флоре, специально томным, произнёс Огрон. — Так кто же мне помешает любить свою фею? Флора подавилась воздухом и достаточно громко прочистила горло, показывая свое явное недовольство на его подбор метафор. Огрон и бровью не повёл на её бурную реакцию, на её, как ему казалось, милое возмущение, лишь поудобнее устроил руку на её спине и перехватил больную ногу так, чтобы ей было менее болезненно. Флоре на мгновенье показалось, что она забыла все слова на свете, а язык, который и без того заплетался, вовсе отказывался шевелиться. Девушка глупо хлопала округлившимися глазами и не могла найти сил для того, чтобы побороться с покрасневшим лицом. Лишь находясь в такой позиции, Флора вдруг поняла, что ей теперь открыт доступ к нечто новому — только сейчас она заметила, какие у всадника глубокие черные глаза, вовсе не дьявольские, просто вечные пронзительные и с некой хитринкой, да и сам он обладал недурной внешностью, которую Флора обязательно бы оценила, если бы встретились они при других обстоятельствах. — Мне неловко, опусти меня на койку, — голос предательски сел, уловимо дрогнул, на что Огрон лишь беззлобно усмехнулся. По нему было понятно, что опускать фею обратно, более того, вообще отпускать её он не собирался. Ответом для Флоры послужили шаги Огрона, ясно давшие понять, что владелец их будет действовать так, как хочет. Фея природы на это лишь равно вздохнула и прикрыла глаза, волей-неволей устроившись поудобнее и перехватив крепкую шею мужчины рукой, что не мог не почувствовать маг. Он нёс её в место, известное лишь ему, а Флора не могла разобраться в самой себе, не понимая, что она чувствует — удовольствия она точно не испытывала, но и отвращения, как такового, тоже не было. Забота о себе и такая предприимчивость, Флора отказывалась себе признаваться, кружили голову, опечатывались на груди мёдом и бальзамом, ведь фея действительно не могла вспомнить, когда Гелия в последний раз нёс её на руках, да и делал ли он это вообще. Никакой обиды на него не осталось, Флора внезапно осознала, что совсем стала к нему равнодушной. Раньше она переживала, где он и в каком состоянии, созваниваясь с ним на постоянной основе и уточняя, ел ли он, спал ли он, отдыхал ли вообще. А в этом мире, в Тессерисе, Гелия — одно из последних, что её волновало. Флора здравым умом понимала и осознавала, что теперь она не печется о его самочувствии и делах, единственное, что её поистине заботит до сих пор, — жив ли бывший возлюбленный вообще. Его имя давно перестало быть для неё самым красивым, его фотография теперь не хранится в её ящике, а образ не вертится в мыслях от слова совсем. Раньше она не засыпала, не услышав его голос, а теперь она понимает, что начинает его забывать, и более того, не испытывает от этого какого-то горя, боли или печали. Флора осталась прежней, а любовь к Гелии теперь утеряна навеки и виновата в этом была отнюдь не фея природы. Раз специалист сделал свой выбор, решив оставить её, то зачем теперь ей волноваться о нем, испытывать чувство вины, забывать о своем выборе? Быть может, Чатта на самом деле права и стоит прислушаться к своему сердцу, а не разуму? — Мы пришли. Огрон осторожно кладёт совсем лёгкое, как пушинка, тело на широкий шезлонг, стоящий на самой высокой башне Дворца Крови, откуда открывался поистине потрясающий вид на действительно горящее небо. Всадник устраивается рядом и не натыкается на сопротивление от ошеломленной феи — такой живой он её никогда не видел и решил мысленно для себя, что её светящиеся от восхищения глаза ярче всех зажжённых звёзд. От восторга Флора не могла произнести и слово, такое великолепие она не видела отроду — на небе не доставалось ни миллиметр свободного пространства, а звёзды горели так сильно, что невольно казалось, будто совсем чуть-чуть и они спалят не только небо и луну, но и всю землю. — Это сделал ты? — тихо спросила Флора и с трудом оторвала живой взгляд от небосвода, переведя его на рядом сидящего Огрона. — Нет, не я, — он покачал головой. — Ризанд зажёг небо для своей феи. Чёртов романтик. — Стелла это оценит, — Флора улыбнулась краями губ. — Для неё никто и никогда не делал ничего подобного. На какое-то время между ними царит тишина и покой, которые никто из них не нарушает. Флора заворожённо смотрит на сверкающее и сияющее небо, а Огрон точно такими же глазами наблюдает за своей феей, все больше и больше поражаясь её красоте. — На самом деле, ты хороший, — неожиданно для всадника произнесла Флора, её губы тронула мягкая улыбка, на которую способна была только она сама. — Да, ты Война, ты Раздор, самый кровожадный и жестокий, но... хороший. Я верю, что ты справедливый, — сейчас фея напоминала ему маленького ребенка, разглядевшего в нём, в порочном всаднике с кровавыми руками и душой, хоть и совсем небольшой, но просвет. Огрон поспешил отогнать её иллюзии, в которых она саму себя заточила. — Я перебил половину Земных фей, как мух, а они даже и не поняли, что это был я, более того, они не знали о моём существовании, — усмехнулся под нос Огрон уже без веселья и забавы. Он перевёл взгляд на Флору и видел, как морщится девушка, обнимая себя за плечи. — Ты пытаешься очернить себя в моих глазах? — тихо поинтересовалась она, положив подбородок на сложенные на коленях руки. — Пытаюсь не давать тебе ложных иллюзий, — спокойно ответил он как ни в чем не бывало. — Ты не знаешь, скольких я убил и скольких безжалостно пытал, ты даже не представляешь, какие ужасные вещи я творил, и, более того, я и в помине не испытывал ни чувства вины, ни угрызения совести. На войне лилась кровь сквозь мои пальцы, которые доставляли мне лишь удовольствие, а увидев меня в нечеловеческом облике, ты быстро поменяешь своё мнение, если, разумеется, не свалишься без сознания, — он кратко смеётся, качая головой так, словно услышал самую смешную шутку от самого глупого и несмышленного ребёнка. — Ты хочешь увидеть во мне свет, которого нет. Ты должна понять, милая, что я создан из хаоса и тьмы, свет и добро присуще лишь Дракону. Флора замолчала на некоторое время, жуя нижнюю задумчиво. Никто из них больше не обращал внимания на яркие горящие звёзды, увлечённые лишь друг другом. — Бессмысленно доказывать тебе свою точку зрения, ты веришь лишь в то, что, по твоему мнению, является фактом, — Флора не улыбалась, но и не смотрела на него, как на монстра, даже после услышанного. Её смутило нечто другое. — Огрон... Ты сказал, что кровь лилась сквозь твои пальцы на войне... — осторожно подступала она с угла. — А какая это была война, если могущество и господство всадников абсолютно? — она посмотрела на него вопросительно и вдруг осознала всю глубину собственного вопроса. Огрон, поняв, что необдуманно ляпнул лишнего, поджал губы до побеления и отвёл взгляд обратно на небо, чувствуя на себя внимание Флоры полностью, которая чуть ли не выжгла в нем дыру. — Мы – Боги, несомненно, — начал всадник и облизнул засохшие губы. — Но чтобы добиться этого могущества и господства, мы знатно постарались, ибо никто поначалу не признавал пятерых... — он невольно упоминул и о собственной сестре, которая хоть и предала их, но создала целую вселенную вместе с ними. — сосунков, которые лишь со временем и терпением обрели признание, а после и уважение к себе. Разумеется, страх в том числе. — Под кем ты подразумеваешь это «никто»? Жителей моего мира? — продолжала расспрашивать Флора, пользуясь особой открытостью всадника сегодня. — Нет, далеко не их, — Огрон покачал головой, словно предавшись воспоминаниям. — Жители твоего мира, напротив, быстро подчинились нашей силе, а после и вовсе забыли о нашем существовании из-за того, что мы покинули территорию Дракона. Другое тебе знать не положено, ты не выдержишь такую информацию, такую правду. Ты ведь знаешь, милая, я не люблю чересчур любопытных и требовательных, таких я ем на завтрак. Флора, совсем не испугавшись его слов, не отводила от него пристального взгляда, словно изучая вновь, по-новому. Ей открылся совершенно другой всадник, не похожий на того, которого она знала в первый день знакомства. Флора неотрывно смотрела за каждым его движением, за каждой его эмоцией и только сейчас в полной мере осознавала, что перед ней — божество. Не обычный человек, как Гелия, не маг, как Набу, Огрон — самое настоящее господство, Бог, всадник апокалипсиса, воплощение хаоса и олицетворение тьмы, недобро в чистом его проявлении. Он старше её на несколько веков, то, что он видел и пережил, Флоре никогда не будет ведомо, ибо он гораздо старше первых волшебников, ровесник Великого Огненного Дракона. Раньше фея природы не задумывалась, что говорить или делать, а осознание того, что тебя выбрал сам Бог — льстило, хоть и Флора не хотела себе в этом признаваться. Девушка ахнула от понимания того, что Огрону, да и всем остальным всадникам ничего не стоит одним щелчком пальцев уничтожить всю планету, все имеющиеся миры, две вселенные. Им нет равных по силе, они — самые могущественные и великие существа во всём континууме, олицетворяющие ужаснейшие человеческие пороки. Фарагонда была права, когда говорила, что они — ночной кошмар да и только, а под копытами их лошадей горела земля. Флора за несколько секунд осознала, что всё вокруг неё сплошная ложь и что они с подругами были слишком наивными, думая, что смогут когда-то их одолеть. Они исчезнут навсегда лишь пав от рук друг-друга, а брат никогда не пойдет против брата, что означает то, что они — непобедимые, а уничтожить их больше, чем невозможно. — Почему ты обращаешься со мной так снисходительно? — вдруг решает спросить Флора тихим голосом. — Ты можешь сделать со мной всё, что угодно, но ты терпелив ко мне. Пытаешься изменить меня, идёшь против своей природы. Почему? — Я существую столько, сколько ты не можешь почитать на пальцах, — глухо отзывается Огрон, откидываясь назад. — Думаешь, за это время я не набрался опыта? Я видел и знаю столько, сколько ты и вообразить никогда не сможешь. За всё это время я уяснил одно: время и обстоятельства никогда не изменят мой характер и нрав, — он кратко усмехнулся. — Когда ты ещё не была в планах у своих родителей, которые тогда являлись детьми, я увлекся одной нимфой. Прекрасной речной нимфой. От неожиданного признания Флора опешила, глупо хлопая глазами. Резкого неприятного дискомфорта, возникшего внутри, она, казалось бы, сто лет не ощущала, забыв об этом чувстве. В последний раз она ощутила нечто подобное, когда... Гелия дружественно обнял Кристал, как свою знакомую из детства. С ужасом распознав в лёгком огне, горящем в груди, чувство под названием ревность, Флора сжала руки в кулаки, пытаясь игнорировать то, что чувствовала, и отвлечься от посторонних мыслей. — Её звали Рейна, — вздохнул Огрон, подложив руку под голову. — Она была первой и последней, к кому я чувствовал влечение. Рейна не была первой красавицей, но было в ней что-то притягательное. Например, то, что она была единственной, кто имел смелость заговорить со мной. Тогда на весь свет пошли слухи, что для поддержания силы я ем людей, и, помнится, как только я появлялся в радиусе двадцати метров, все сбегали в рассыпную и прятались в своих домах. Дрожь, которую я ощущал, и их страх передо мной, перед моим величием – я любил это больше, чем пытать насильников, — он растянул губы в словно пьяной улыбке, мечтательно смотря на небо. — И что с ней случилось? — краями губ спросила девушка. — Рейна знала, что я лишь использовал её, — продолжил свой рассказ Огрон уже более спокойно, задумчиво. — Знала, что мне нравилось только её юное тело, богатый внутренний мир. С ней было интересно разговаривать, она поддерживала беседу и часто со мною не соглашалась, что нравилось мне до безумства. Она была яркой и бойкой, уверенной в себе и бесстрашной... — Ты хочешь сделать из меня Рейну? — шепотом спросила Флора, чувствуя, как глаза начинают увлажняться. — Почему же? — поинтересовался всадник. — Мы с ней полные противоположности, — объяснила Флора неохотно, голос предательски дрогнул. — Я не яркая, совсем не бойкая, не слишком уверенная в себе. Я не такая, как Рейна, а ты пытаешься создать её копию, не так ли? Огрон немного помолчал, а после тихо, глубоко вздохнул. — Рейна отреклась от всех и вся ради меня, — не ответив на вопрос, продолжил он. — Мне же такая жертва была не нужна. Она стала доступной, зависимой от меня, не понимая, что это только отталкивает меня. Маленькая глупышка перестала быть желанной в моих глазах и я бросил её так, как умею. Из-за стресса она потухла на глазах, от яркой и бойкой нимфы не осталось и следа, мне же было плевать на её чувства. Я не давал ей ложных надежд, ничего не обещал... Не получив от меня взаимности, Рейна совершила самоубийство. Можно сказать, я погубил её, — столь неправильно равнодушно поведал он, пожав плечами так спокойно, так беспечно, что словно говорил о какой-то игрушке, а не о живом человеке. — И я понял, что это обычное влечение. Я не переживал за неё, когда она резала себе ноги в порыве острого стресса, я не пытался сделать её более сильной, я не заключал с ней пари, это не было в моих интересах. Всё то, что я делаю для тебя, я не делал для неё, — Огрон перевёл на неё на удивление мягкий взгляд, хмыкнув. — Я хочу сделать тебя могущественной не потому, что такой могла бы быть Рейна, а потому, что этому миру нужна достойная правительница. Я выбрал тебя равной себе, я выбрал тебя избранной, и потому хочу, чтобы тебя уважали, боялись, признавали. На смерть Рейны я отнёсся спокойно, с твоей бы не смирился. Единственное, на что мне плевать, какая ты — старая, больная или сумасшедшая, главное, что ты была рядом со мной, — от такого признания Флора потеряла дар речи, не понимая, верить ли ей этим словам или нет. — Мне всегда казалось, что любовь – самое губительное чувство на свете, и я не ошибся. Ты – мое слабое место, а значит мною можно манипулировать. Я мало что знаю о светлых чувствах, мать пыталась меня научить, но против природы не пойдёшь особенно если касается богов. Открою тебе секрет, но, когда ты родилась, я ощутил себя живым. И чтобы поддерживать это чувство, я все твое детство, а после и подростковые годы, наблюдал за тобой как последний гребанный безумец. Я подпитывал свои чувства, не позволял им угасать, лелеял и хранил, как бы слащаво это не звучало. Ты выросла самой настоящей красавицей — это вскружило мне голову. — Огрон... — Наша божья сущность не способна любить в плане отношений, — поведал ей внезапно всадник. — Боги могут любить лишь своих созданий, помогать им, карать и наказывать. Мать знала об этом, поэтому развивала в нас человеческую личность благодаря сущности нимфы. Она хотела, чтобы в нас была капля здравомыслия, ибо наша божья сущность, можно сказать, работает только по принципу. Благодаря человеческой сущности мы живём и чувствуем, за счёт неё, а не из-за реликса, мы сильнее Дракона. Для нашей матери сила сыновей, собственных детей стояла превыше силы своего Создателя, — он позволил себе кратко улыбнуться, вероятно, вспомнив о своём близком, родном человеке. — Именно мать сделала нас могущественнее Дракона. — В тебе есть и хорошая сторона, развитая матерью, Огрон. Ты поступил по-зверски с Рейной, но... Сейчас ты кажешься таким открытым и беззлобным, что мне становится сложнее поверить в твои злодеяния. Наверняка, Афина принимала вас любыми и сильно вас любила, так, как может лишь мама. А... А где сейчас нимфа Афина? — спросила Флора, слабо улыбнувшись. От одного лишь имени нимфы она почувствовала уют и тепло, такое, которое исходило от её собственной матери, Алиссы. — Валтор говорит, что она покинула нас, но я не согласен с ним, — согнув ногу в колене и положив на нее руку, ответил Огрон. — Мать всю свою жизнь посвятила нам, и теперь ушла разобраться в самой себе, восстановить связь с Драконом. Мы были против, но она такая же, как мы – упрямая и своевольная. — Ты испытываешь любовь, — улыбнулась Флора краями губ. — Ты сильно любишь свою маму... — Ты права, это любовь, — губы всадника тронула короткая ухмылка. — А вот к тебе я чувствую такое... Как же оно называлось... Вспомнил, — словно наигранно задумавшись, Огрон блеснул глазами при свете звёзд и с лёгким безумством посмотрел на вздрогнувшую фею природы. — Одержимость.

***

Теплая и созидательная планета — так кличат заслуженно Домино. Но сейчас правильнее сказать, кличали — планета, на которой спал беспробудным сном Создатель-Дракон, потеряла те свет и тепло, которыми могла похвастаться. Многочисленные люди стали зашуганными и пугливыми, не выходя из своих домов без особой надобности. На планете создались специальные группы, организующие добывание пропитания, а также фонды, их спонсирующие и помогающие пострадавшим. Монстры обычных людей не трогали, лишь изредка и в двух случаях — когда были сильно голодны и сильно злы из-за, обычно, воздействия какого-нибудь фактора. Многие дома опустели без хозяев, а дети учились выживать в агрессивной среде. Народ потерял надежду на былое существование, они забыли, какого это жить — в спокойствии, в мире. Народ потерял веру в своих королей, в корону, видя, что они не могут ничего сделать с высшими силами, с могуществом, с которым даже они не могут тягаться. Единственное, чему они верили, так это то, что их благородные и сострадательные короли и королевы объединят силы с организациями Магикса и вместе одержат победу над всадницей, над тьмой в чистом виде. Дом Алиссы и Родоса был разрушен, поэтому их поместили в своём дворце королевская чета Домино — король и королева Линфеи сами находились в шатком положении. Сам дворец Домино потерял былое тепло, былой свет. Ныне это мрачные, тёмные стены, лишившиеся уюта без Блум, Дафны, веселья и счастливого смеха, без громкой музыки и праздников, любви и радости. Дворец Домино вернулся в прежний облик, тогда, когда его разрушили и загрязнили Тёмные Прародительницы. У ворот Домино не смыкая глаз оберегали дворец стражники, которые взамен своей непоколебимой и чистой верности получали уважение и материальные средства для существования в ужасающей окружающей среде. В главной гостиной дворца Домино мрачно — лишь лунный свет освещал богато обустроенное помещение, отталкиваясь от беззвучных стен. В центре стоит невысокий, круглый стол, на котором покоится чайный сервис и сладости, поставленные лишь из вежливости и этикета. За столом сидит, сложив руки на коленях, королева Солярии — Радиус и Луна вновь вступили в брак, обойдя, на этот раз, церемонию. Уход дочери их сблизил, они поняли, что лишь они сами могут быть опорой друг для друга. Помимо Луны нанесли видит в Домино и королевская чета Андроса по инициативе Оритела. Как планета, наиболее богатая морями и водами в целом, Андрос мог стать важным эпицентром дальнейших плановых стратегий королей во избежания «межпланетной депрессии». — Спасибо, что прибыли в Домино, Луна, Ниобе, — сидящая напротив королева Марион слабо улыбнулась. Несмотря ни на что, женщина сохранила свой величественный и богатый вид. — Королям есть, что обсудить. Выпейте чаю, окажите мне честь. — Короли ломают голову и горбятся над тем, как уберечь свой народ, а в это время как мы, такие же полноправные правительницы, можем спокойно пить чай? — весьма спокойно, но не без недовольства произнесла Ниобе. Марион даже не шелохнулась, Луна промолчала. Алисса, не сидевшая с ними за одним столом и смотрящая в большое массивное окно, тихо вздохнула. — Король Орител ясно дал понять, что собрание исключительно для королей, — не повышая голоса, сдержанно ответила королева Марион. — Единственное, что мы можем сейчас сделать, – успокоиться. Три правительницы, которых объединяло не только королевское бремя и ответственность за народ, но и почти одинаковое горе — страдания их собственных дочерей, жертва, имеющая слишком высокую цену. — Успокоиться... — подаёт тихий голос, почти шепот, Алисса. — Никогда не думала, что это мне будет так тяжёло даваться. Всё мое нутро переполняет лишь беспокойство, нескончаемая печаль, тоска, поселившаяся во мне будто бы навсегда... Вы – самая счастливая из нас, королева Ниобе, — не забыв об уважении и почтении, вдруг заявила Алисса. — Ведь ваша дочь с вами. — Ошибаетесь, Алисса, — королева покачала головой и поджала губы, пытаясь заглушить вспыхнувшую боль в сердце. — Дочь – со мной, а внучка – нет. Она ведь совсем ещё младенец, наш с королем Тередором первый внук, а мы даже не знаем, всё ли с ней в порядке, жива ли она или... — Ниобе, — остановила её Луна мягко, сжав пальцами её ладонь. — Ваша внучка, как и наши дочери, в порядке. Я верю в это, я знаю это. Маленькая принцесса – дочь Лейлы, в ней с рождения дух бойца и героя, — королева слабо улыбнулась. Ниобе посмотрела на неё с благодарностью – это ей и нужно было услышать. — Где бы ни была моя Блум, — глухо начинает Марион. — Я убеждена, с ней... с ними всё хорошо. Они позаботятся друг о друге, их не сломить, пока они вместе, — было видно, что, несмотря на внешнюю невозмутимость, королева Марион испытывала невообразимую боль, соединённую с тоской и отчаянием. Королева Марион была лишена младшей дочери на долгие годы, не видела её восемнадцать лет, а теперь их снова разлучили, Блум вновь безжалостно оторвали от неё. Может быть, так угодно судьбе — забрать её младшую дочь, в детстве и подростковых годах которой она и вовсе не участвовала? Такую боль было сложно представить. Иногда Марион было легче представлять, что Блум вовсе умерла и отправилась на небеса — по-крайней мере, думая так, было менее больнее, переживания на время её покидали, а беспокойство отступало на шаг назад. Беседу королев прервал возникший прямо посредине ярко-розовый портал, из которого затем виднеются три разных макушки — Марион позвала на миниатюрное собрание и свою дочь, чтобы та была в курсе о действиях своих родителей. — Мама! — громко восклицает Дафна, падая в объятия подошедшей к ней женщины. Они не виделись несколько дней, но этого было достаточно, чтобы соскучиться друг по другу. Появившаяся следом Лейла, которую решила взять с собой лидер, к своей матери не подошла, по-прежнему храня на неё обиду. Луна заметила, как растроенно поджимаются губы Ниобе и как её руки, раскрывшиеся в разные стороны, с уловимым отчаянием опускаются. — Ваше Величества, — этом отзывается Рокси и легко приседает, приветствуя женщин. Её тоже Дафна вывела из Ордена, чтобы девушка, опустошенная смертью любимого, отвлеклась от мыслей. Знавшая об этом Алисса молча к ней подошла и заключила в объятия, давая ту поддержку, в которой она нуждалась. — Ты тоже здесь, милая Лейла, — Луна, мягко улыбнувшись, подходит к фее и несильно сжимает её плечи. Та не отстраняется, в ответ не улыбается, лишь поднимает на неё мало что выражающий взгляд. — Я здесь только по просьбе Дафны, — глухо отвечает девушка, не смотря на свою мать. — Как мне известно, короли обсуждают дела государств. Я, как принцесса Андроса, обязана присутствовать... — Не обязана, — перебила дочь Ниобе. — Мы с отцом всё уладим... — Мне знакомо, как вы всё уладите, — не подумав об авторите матери перед другими королевами, едко произнесла Лейла. — Не вмешивайтесь в мои дела, королева Ниобе, я уже давно не маленькая. Королева Марион, — она пронзительно посмотрела на мать подруги. — Могу ли я присоединиться к собранию? — Разумеется, — слабо улыбнулась королева Домино. — Но для начала попьем чай. Не отказывай мне, принцесса Лейла, — с ноткой строгости произнесла она и обратилась к молчавшей в стороне Рокси. — Идём, дитя... — задержав взгляд на кролике Блум, сидевшем на плече феи животных, проговорила королева дрогнувшим голосом. Это заметила Рокси, которой хватило сил ответить королеве лишь неширокой улыбкой — поглаживая кролика подушечками пальцев, девушка заняла своё место на столе. — Садись и ты, Алисса, — позвала мать Флоры Марион, приглашая её на место возле себя. Женщина, улыбнувшись, приняла её приглашение. — Я вижу, что Домино в шатком положении, — начала Дафна разговор первой, так и не притронувшись к чаю. — Но я хочу услышать о его делах от тебя, мама. Как обстоит состояние на... — Мамочка, посмотри, какой милый кролик! Возникшая в главной гостиной малышка Миели восхищённо ахнула и сверкающими от радости глазами уставилась на Кико, который пугливо поджал уши. Няня девочки, стоящая позади неё, виновато опустила голову, так как не смогла уложить слишком бойкую и активную малышку. — Миели! — с недовольством воскликнула Алисса. — Почему ты не в своей комнате? Уведите её, Фран! — обратилась она к няне, которая быстро спохватилась и начала всячески уговаривать девочку уйти. Миели растроенно захныкала, вырывая свою руку и рвясь к матери и кролику. — Миели! Ты должна слушаться няню, немедленно... — Алисса, — Марион сжала ладонь женщины, тем самым её останавливая. — Миели может остаться, если хочет. Она – ребенок и не поймёт наш разговор. Мать Флоры лишь кивнула и позволила маленькой дочери к ней подбежать. С разрешения Рокси девочка взяла в руки Кико и с искренней радостью начала изучать его, отойдя на приличную дистанцию от взрослых. Уже вскоре кролик привык к Миели и даже позволил себе поиграть с ней. Что-то бурно обсуждающих женщин в какой-то момент отвлек внезапный громкий возглас малышки, восторженно раздавшийся на все помещение: — Мамочка, посмотри, на небе загорелись все-все звёзды! Алисса и остальные взрослые не шелохнулись, не обратили внимание, лишь улыбнулись Миели и её ребячеству. Звёзды на небе — последнее, что сейчас могло их волновать. Королева Солярии неестественно крупно вздрогнула, а после подорвалась с места, позволив стулу с грохотом упасть, и, за пару секунд сократив расстояние между ней и окном, жадным взглядом уставилась на небо — горящее и невообразимо яркое, такое, каким его описала восхищенная Миели. Королевы и девушки удивлённо переглянулись между собой, не понимая, что нашло на Луну, которая внезапно начала плакать и всхлипывать, держась за сердце. Она вспомнила их маленький ритуал, их личную традицию. То, что небо, долгое время остававшееся абсолютно чистым, вдруг зажглось самым ярким, полным светом — не совпадение. — Луна? — поднялась с места незамедлительно Марион, непонимающе уставившись на женщину. — Что случилось? Отчего ты плачешь? — с беспокойством спросила она, подходя ближе. Остальные же последовали за ней, смотря туда, куда смотрели Луна и Миели – зрелище действительно великолепное, такое, что вполне возможно заплакать от красоты, но дело было далеко не в этом – знали и понимали это все. — Мы зажигали звёзды как послание о том, что у нас всё хорошо, что можно не волноваться... Это была наша традиция, — дрожащим голосом начала объяснять Луна, вновь устремив взгляд на сияющее далёко. — Стелле, где бы она ни была, удалось оставить мне подсказку... С ними всё в порядке, слышите? — королева Солярии улыбнулась сквозь слёзы. — Моя милая дочь дала нам послание, что им ничего не угрожает... — Никто в этом не сомневался, — глухо шепчет Дафна, поддавшись эмоциям и обняв мать. Та ласково её к себе прижала, скрывая слёзы. Алисса не сдержала слёз, обнимая за плечи Миели, а Ниобе в поддерживающем жесте сжала плечо Луны. Лейла и Рокси грустно переглянулись — они тоже невообразимо сильно скучали по своим подругам.

***

Тессерис, два дня назад Во Дворце Крови сегодня тихо. Единственное его утешение, фея природы, что хоть каким-то образом приносит жизнь в этот мрачный дворец, сейчас находится рядом со своей подругой во Дворце Ночи. С её уходом стены и коридоры опустели, как было раньше, а тьма, словно почувствовав сигнал, начала выползать из своего укромного местечка, ядовитым дымом расползаясь по всему дворцу. В самой высокой башне, которую шутливо называли «переговорной», собрались почти все всадники апокалипсиса и их подручные. Не хватало только одного, самого лидера, который появляется позже, совсем неспеша. — Ты опоздал и что-то не торопишься, братец, — колко заметил Огрон, сложив руки на груди. Появившийся Валтор лишь хмыкнул и занял своё место у круглого стола. Единственная особа женского пола, служанка Ларин, налила в его бокал вино и, поклонившись, поспешила удалиться, не выносят здешней атмосферы. — Ты ведь знаешь, брат, я не люблю спешку, невыносимый быстрый темп, — всадник растянул губы в ухмылке, немного отпивая алкоголя. — В чём причина нашего собрания, Ризанд? Как мне доложили, инициатором являешься ты, — хмыкнул он, показывая, что настроение у него весьма хорошее. Валтор кратко оглядел всех присутствующих — позади Огрона стояли трое неизменных мага, доверенными лицами у Ризанда выступали Джон и Грэхем, сторону Морона принял Фридрих, который симпатизировал ему больше остальных братьев. Каденс на такие собрания Валтор совсем не брал, считая её управляющей своего дворца, а вот Тень он никогда не оставлял теплиться в стенах, сделав его своим личным подручным. — Боюсь, твой весёлый настрой покинет тебя, когда ты узнаешь, что драгоценная Леди Смерть отправила мне письмо, оказав при этом именно моей персоне огромную честь, — с ноткой язвительности произнёс Ризанд и бесцеременно швырнул припрятанную бумагу на стол. К нему ближе всех оказался Морон, но он терпеливо дождался, пока его не возьмёт Валтор, который вмиг стали серьёзным прямо на глазах. Медленно взяв в руки пожелтевшую местами бумагу, он развернул её и пробежался взглядом по содержимому, пока все остальные затаили дыхание. Отличающийся своим огромным терпением и умением держать себя в руках, Валтор нервно сжал пальцами край письма, а скрежет его зубов раздался на всю переговорную. — Грязная дрянь вызывает нас, своих лордов, на битву, ей хватает наглости обращаться к нам, как к равным, — сквозь стиснутую челюсть прорычал Валтор, швырнув смятую бумагу на стол. Огрон размашистыми, нетерпеливыми движениями рук схватил письмо и спешно её развернул, стремительно изучая написанное. Его реакция не заставила себя долго ждать, в отличии от Валтора, который смог себя сдержать в руках, Огрон закрывать эмоции в себе не стал, резко, с оглушительным грохотом поднявшись на ноги и ударив крепко сжатым кулаком по столу так сильно, что тот жалобно содрогнулся. — Тебе не нужно его читать, Морон, я лучше расскажу тебе, что она хотела нам донести, — прошипел всадник и широко, нервно усмехнулся. — Эта сука поставила нас в известность, что придёт за тем, что ей принадлежит, через ровно отмеренных семь дней. Ты только погляди на это уверенное высказывание: «то, что мне принадлежит»! Мало разорвать эту тварь голыми руками, я заставлю ею захлебнуться в собственной крови! — даже не пытаясь успокоиться, он со злости и всей силы швырнул полупустую бутылку вина в стену. — Она забыла, что имеет дело с самими всадниками, чертовка зашла слишком далеко. Она позвала нас на битву, более того, ещё и решила не только время, но и место – мой, чёртов, дворец! — Что в этом дворце есть такое, что принадлежит Леди Смерть? — задумчиво произнес Морон, откинувшись назад и наигранно оглядываясь. — Что ты у неё взял, а, братец? Неужели она – твой личный враг? — он изогнул бровь в вопросительном жесте. — Мне нет дела до этой твари и что-то её я брать никогда бы не стал, хоть задуши ты меня собственными руками, — прошипел всадник гневно. — Но она что-то забыла именно в моём дворце, а что именно, уточнить забыла, держа чёртову интригу! Она играет с нами, издевается и открыто над нами насмехается, не удивлюсь, если это её очередная ловушка! — Она могла напасть не предупредив нас, но на этот раз отправила письмо с указанными сроком и местом, — подал спокойный голос Ризанд. — На мой взгляд, это западня. Леди Смерть не столь глупа, чтобы оглашать нам свои дальнейшие действия. — Она умна, именно поэтому оглашает нам свои дальнейшие действия, — возразил более сдержанно Валтор, сжимая пальцами бокал так, что тот готов вот вот лопнуть. — Хочет создать атмосферу ожидания и страха, желает, чтобы мы ломали голову, трепетали и размышляли над её поступками, выстраивая логическую цепочку. Что ж, ей это вполне удаётся. — Чтобы понять врага, надо сначала узнать, кто он, — Морон выпрямился и прочистил горло. — «То, что мне принадлежит» – лишь по одним этим словам можно понять, что она знает нас, а мы знаем её. Но это не Джастинда, как мы ошибочно полагали, наша сестра развлекается в другом мире, — он позволяет себе кратко усмехнуться. — Это – молодая женщина, может быть девушка, ровесница наших избранниц, обозленная на нас, на весь мир, жаждущая мести, якобы правосудия. Таких, не возражаю, достаточное количество, взять ту же самую сестру Рейны, Надию, — Морон подбородком указал на Огрона, предложив как вариант. — У тебя плохо получается искать преступника, братец, — язвительно хмыкнул Огрон, вновь усаживаясь на своё место. — Думаешь, у этой жалкой речной нимфы хватает силёнок тягаться со мной, с нами? Ей плевать на вас всех, она мстит мне, сомневаюсь, что Надия ради сестры вызовет нас на битву, — жадно припал к бокалу губами Огрон, стремительно опустошая содержимое. — Морон в чем-то прав, — поддержал брата Ризанд. — Леди Смерть гений чистой и непоколебимой силы, пропорциональной нам и равной Дракону. Мы знаем друг друга, все её слова и действия кричат об этом. И если это не Джастинда, то... — Невозможно! — воскликнул Валтор, перебив брата. — Мы сами хоронили её, мы собственными руками отправили её в небытие, убедились в том, что она мертва. Более того, мать покинула нас из-за её же смерти, а она никогда не ошибается. Это не может быть она, у неё нет повода нам мстить, — казалось, сам всадник не был уверен в собственных словах, в них отчётливо проскальзывало сомнение, тайная борьба с самим собой. — Уверен? — идёт наперекор мужчине Ризанд. — Леди Смерть молодой, энергичный и достойный противник, у которого есть и мотивы, и повод, и причина для мести. Рядом с ней Потрошитель – тоже кого-то напоминает, не так ли? Всё совпадает, брат, больше нет смысла это отрицать. Мы долго пытались сопротивляться очевидному факту, но в глубине души понимали, что это – она. Была она и всегда будет ею, если мы не предпримем меры, — заключил Ризанд на одном дыхании. — Что ж, если под масками действительно скрываются те, кого мы подразумеваем... — Огрон растянул губы в плотоядной ухмылке. — то мы встретим их достойно. Так, как они заслуживают.

***

Муза и представить себе не могла, что так сильно привяжется к ребёнку, к тому же чужому, не своему. Ей казалось, что только эта малышка, которая не умеет говорить, понимала её, Кайя смотрела настолько пронзительно и внимательно, что Муза была уверена в том, что младенец слушает и её слышит, только ответить не может. Она стала считать своим долгом оберегать её и заботиться о ней, фактически заменяя мать — лишь Кайя могла видеть, как плакала фея, заперевшись с ней в своих покоях. Малышка Кайя мирно посапывала на руках Музы, до этого хорошо подкрепившись тёплым молоком. От лёгких покачивании, возникающих при не быстрых шагах, Кайя и не вздумала просыпаться, наоборот, это помогало укрепить её сладкий сон. Девушка, придерживая малышку одной рукой, потянула за ручку желаемой двери, неспеша входя в достаточно тёмное помещение — в одну из комнат лазарета, где за Роуз ухаживали целители. Изуродованное лицо не единственное, чем её наградили виверты, как выяснилось позже, девушка получила ещё и несерьёзное ранение бедра. Целители запретили ей покидать комнату, разрешив передвигаться лишь от кровати до уборной — говорили, что ранение требует дополнительного наблюдения. Дверь за спиной у Музы захлопнулась. Фея нашла свою фрейлину сидящей перед зеркалом — она была поглощена в раздумья настолько, что не заметила присутствие своей госпожи. Повязку необходимо было менять два раза в день, и Роуз упрямо отказывалась от помощи целителей, не желая, чтобы они, зная её красавицей, видели такую, по её мнению, ставшую страшной, больше, чем непривлекательной. Фрейлина стала сама менять свою повязку, сама стала наносить мазь — Муза заметила, что белая марлевая ткань слегка влажная, неизвестно, от холодной воды в тазе рядом или из-за солёных слёз. Фея почувствовала, как её сердце сжимается и обливается кровью от увиденного. Лишь глаза, всё такие же глубокие, только теперь полные печали и горечи, и чистый лоб были единственными неповрежденными участками лица. Вдоль щек и скул пульсировали покрытые коркой раны алого оттенка, которые пересекались на губах и носу и продолжались вплоть до шеи. Муза не узнавала свою фрейлину, но понимала, что это была она, плачущая и страдающая, позволяющая обжигать слезам раны и трясущимися пальцами распределяющая мазь по лицу. Что-то в груди девушки замерло, а после с треском разбилось — так виновато она себя никогда не ощущала. — Роуз? — тихо позвала девушку Муза, осторожно уложив спящую малышку на койку. Фрейлина вмиг остановилась и крупно вздрогнула от постороннего голоса, в котором узнала свою госпожу. Увидев через зеркало знакомые очертания, фрейлина негромко вскрикнула и принялась поспешно наматывать на лицо повязку хаотичными движениями, лишь вредя себя и сдерживая стоны вспыхнувшей как пламя боли. — Роуз, нет! — фея музыки подорвалась вперёд и попыталась остановить девушку, впадающую в истерику, от безумных действий, при этом стараясь не задеть лицо и бедро. — Не смотрите, мисс, прошу вас, не смотрите! — кричала и умоляла Роуз, пытаясь отбиться от настырных рук феи, поровящихся перехватить её собственных. Она дергалась в чужих руках так сильно, что бедро отозвалось недовольной ощутимой болью. — Пожалуйста, уйдите, оставьте меня в покое! Прошу вас, мисс, уходите, не смотрите на меня! — Роуз мотала головой, скрывая свое лицо, и не переставая плакала, чувствуя, как ослабевает с каждой минутой. — Да прекрати же ты, Роуз! Успокойся, ты только вредишь себе! — Муза, которая была сильнее болезненной фрейлины, сумела сцепить пальцы на её запястьях, тем самым блокируя движения и заставляя её посмотреть на себя. Поняв, что она абсолютно обнажена и душой, и лицом, Роуз крепко зажмурила глаза. — Тише, всё хорошо, всё в порядке... — увидев, что девушка не сопротивляется, Муза отпустила её запястья и переставила их на плечи, так и не решившись прикоснуться пальцами к её лицу, которое сейчас же казалось хрустальным. — Я не хочу, чтобы вы видели меня такой... — Роуз тихо всхлипнула, по-прежнему не смотря на фею. — уродливой, — добавила она и шмыгнула носом, позволяя лёгкой дрожи взять контроль над её телом. — Эти раны не смогут уничтожить твою красоту, Роуз... — шепотом отвечает ей Муза, сжимая пальцами её подрагивающие плечи. — Ты по-прежнему прекрасна и мила, не думай, что шрамы повлияют на наше отношение к тебе... — Повлияют, — с дрожью в голосе ответила ей Роуз. — Меня взяли на должность фрейлины благодаря моему дару, а я даже не знаю, работает ли он сейчас, при таком израненном лице! Правительницы Тессериса должны иметь всё самое лучшее, всё самое восхитительное, а такая фрейлина, как я, не может оставаться при дворе, господин не позволит, я сама не смогу! Ноттербах полон самых различных красивых, сильных и опытных фэйри, а я больше ничем не полезна и важна, — Роуз горечно усмехается, она не чувствует обжигающую боль на своем лице. — Целители прогнозируют мне хромоту из-за бедра. Зачем вам хромая, изуродованная фрейлина без дара? Я лишь хотела спасти беременную женщину и её ребенка от виверта, а в итоге навеки осталась калекой! — не выдержав, Роуз разрыдалась. На неё одну свалились все беды, которые только можно представить, девушка потеряла свой смысл жизни, перестала чувствовать себя поистине нужной. — Прости меня, — глухо шепчет Муза. Роуз поднимает на неё влажные, покрасневшие глаза, смотря непонимающе. — Из-за меня ты в таком состоянии, — Муза не смотрела на неё, не нашла в себе сил и смелости. — Пожалуйста, прости меня, если это возможно... — Боги не извиняются и не благодарят, — повторила Роуз тихо заученную всеми фразу. — Вы не виноваты в этом, мисс, поверьте мне. Перед вступлением в должность мы, фрейлины, даём клятву и обет. Я понимала все риски и знала о возможных жертвах, но не могла представить, что такое действительно произойдет со мной. Думаю, я никогда не была к этому готова, — её губы растянулись в смиренной, слегка нервной, как показалось фее, улыбке. Муза потупила взгляд и почувствовала, как воздуха в лёгких катастрофически не хватает. — Пожалуйста, уходите. Я не хочу, чтобы вы видели меня такой слабой и уязвимой. Прошу вас, мисс... За одно лишь мгновенье Роуз превратилась в совсем другого человека, что помогло фее понять, что одной минуты хватает на то, чтобы жизнерадостной и вечно веселой девушке измениться в грустную, печальную, с дырой в сердце и появившимся непринятием себя. Только недавно она ярко смеялась и шутливо заигрывала со стражей, а теперь заперлась в своей комнате и тихо презирает свое лицо, свою хромоту, свои недостатки. Одного лишь мгновенья хватает на то, чтобы всё поменялось с головы до ног. Музе не нужно было повторять дважды. Она поднялась на ноги, по-прежнему чувствуя себя виноватой, а после тихо, еле слышно прошептала с решимостью в голосе: — Я не брошу тебя, Роуз, обещаю. Фея разворачивается и, не желая больше мучать услышавшую её вполне хорошо Роуз, подхватывает на руки малышку, обнаружив, что та проснулась, но лежала не издавая ни звука, словно понимая окружающие её обстоятельства. Смотря на фею до безумия понимающим всё взглядом, Кайя оставалась тихо и мирно лежать на родных руках, ощущая, тем самым, то тепло, к которому так привыкла. Комната фрейлины кажется ей слишком душной, давящей с разных сторон. Выйдя из него стремительным шагом, Муза втягивает в грудь побольше чистого, свежего воздуха. Она проведала Роуз и попросила у неё прощения — теперь фея спешила к своей собственной подруге, к одному из самых близких ей людей. Перемещаться с девочкой Муза не решилась, понимая, что для неё это будет опасно и утомительно — Терезу, чтобы передать ей малышку, она нашла довольно быстро, в соседней комнате, готовящей, вместе с Мелани, лечебный отвар. — Позаботься о малышке, Тереза, я спешу, — Муза не медленным шагом подошла к фрейлине и аккуратно переложила Кайю на неё руки. Та с недоумением на неё уставилась, покачивая младенца скорее инстинктивно. — Но куда, мисс? — спросила Тереза не без беспокойства. Вид феи её пугал, но ещё больше настораживало то, что Муза спешила в неизвестное им место. — К Флоре, — ответила она небрежно и не увидела, как удивлённо переглянулись две фрейлины. Не желая терять ни минуты, Муза развернулась и сделала лишь шаг, как краем глаз заметила, как Мелани, оставив лечебный товар готовым, поспешила за ней. — Ты остаёшься здесь, Мелани, — заявила она, чем вырвала из её груди изумлённый выдох. Та с искренним непониманием округлила глаза, недоумевая, что послужило резкой смены настроения феи. — Но, мисс, мы всегда следовали за вами... — А теперь не будете, — четко и ясно оповестила она не терпящим возражения тоном. — Я больше не стану подвергать вас опасности, ни ты, ни Тереза не повторите участь Роуз. Мне действительно неудобно вам приказывать, но вы больше не будете идти за мной по пятам, а останетесь во дворце, в безопасности, присматривая за малышкой. — Фрейлины должны обеспечивать вам безопасность и следовать за вами хоть куда, мисс... — попыталась возразить Мелани отчаянно и беспомощно, но была оборвана Музой. — Я сама обеспечу себе безопасность, Мелани, — Муза нахмурилась от того, что ей показалось, будто бы фрейлины видят в ней маленького ребенка, которого в случае чего необходимо укрыть своим телом. — Приму все удары на себя тоже я, так, как было в моем мире. Я не нуждаюсь ни в защите, ни в попечительстве, нужно было изначально отказаться от вашей помощи и сопровождения. Тогда Роуз была бы здорова,— голос феи сел, дрогнул на последних словах. Увидев, как пытается возразить Мелани, Муза вдруг ощутила резкий прилив гнева. — Почему ты не слушаешь меня, Мелани?! Девушка покорно замолчала, отпустив голову и еле сдерживая слезы. По натуре своей чувствительная, она напоминала Музе Флору, которая принимает каждое слово близко к сердцу. — Господин будет зол, мисс, — спокойно произнесла Тереза, которая, в отличии от Мелани, полностью подчинялась приказам Музы. — Он не одобрит ваше решение. — Вы мои фрейлины, не его, — проговорила фея уверенно. — Прости меня, Мелани, я не хотела, чтобы вышло слишком грубо, — Муза попыталась улыбнуться, увидев, как на глазах потускнела девушка. — Боги не извиняются и не благодарят, мисс, — тихо произнесла Мелани и одарила фею ответной улыбкой. — Клянусь, я возненавижу эту фразу, если снова её услышу, — и рассмеялась, пытаясь, таким образом, выплеснуть эмоции. Телепорт перебросил Музу до Дворца Крови за мгновенье ока, девушка сама не поняла, когда успела привыкнуть к такому способу перемещения. Встретили правительницу этого мира с особым почтением, как и всегда — всадника во дворце не оказалось, зато слуги любезно и учтиво проводили девушку до комнаты Флоры. Один из прислуги вот было порывается постучать во дверь, но фея музыки, опередив его, бесцеременно врывается в помещение. Ее взору мгновенно предстает Флора, скучающая на своей койке, и её фрейлины, пытающиеся её чем-то занять и развеселить. — Флора! Услышав родной голос и увидев близкого человека, фея природы, лежавшая с донельзя кислым выражением лица, оживает на глазах. Хейзел и Офелия глубоко кланяются, опуская головы и глаза в пол. Фея природы незамедлительно разводит руки в стороны в приглашающем жесте, а Муза сокращает между ними расстояние в два счёта, почти падая в объятия Флоры и прижимая её к себе так сильно, что у обеих срывается дыхание. — Боже мой, я так волновалась! — искренне и эмоционально восклицает Муза, чувствуя, как в души стало спокойнее от того, что она убедилась в сохранности феи. — Я бы не смогла смириться, если бы с тобой что-то случилось! Как ты, Флора? Как твоя нога? Всё серьёзно? — девушка забеспокоилась и засуетилась, пытаясь осторожно оглядеть и изучить ногу феи природы. Увидев перебинтованную до лодыжки конечность, Муза пораженно ахнула, закрывая рот рукой. — Не беспокойся ты так, с ней все в порядке, — Флора мягко улыбнулась, усаживая Музу рядом. — Целительница обещает, что шрама не будет благодаря неглубокому проникновению когтей и её чудодейственной мази. Ты лучше скажи мне, как ты сама, — она посмотрела на неё требующим ответа взглядом, поглаживая её плечо. — Уж лучше чем ты, — пыталась пошутить Муза, слабо улыбнувшись, а после несмело добавив. — Я... Я должна кое-что рассказать тебе... вам. Стелла не приходила? — Нет, но она интересовалась моим самочувствием через Софи, — улыбнувшись, ответила Флора. — Фрейлина Стеллы сказала мне, что она собиралась навестить меня, удостоверившись в сохранности Одетт, но... В её дворце случилось убийство, — Муза удивлённо ахнула, а фея природы более тихо продолжила. — В этом дворце тоже повесили мальчика... Это Леди Смерть. Мы не можем закрыть глаза на эти зверства, Леди Смерть не может оставаться безнаказанной! — в своем духе проговорила Флора, а её настрой подхватила Муза, задумчиво кивнув. — Но как мы... — Девочки! Всем знакомый привычный громкий щебет перебил фею музыки и обратил всеобщее внимание на светловолосую фею, возникшую в дверном проёме. Хейзел и Офелия вновь склонились в низком поклоне, который фея солнца и луны проигнорировала — девушка подалась вперёд и подлетела к своим подругам, в сердцах обняв её обеими руками неестественно для неё крепко. — Осторожно, Стелла, твоя ключица! — недовольная тем, что фея совсем не бережет себя, Флора легонько шлепнула подругу по руке, смотря несерьёзно грозным взглядом. — Сильно болит? — она внимательно оглядела перебинтованную ключицу, которую частично скрывало непышное платье в пол жёлтого цвета. — Забудь ты о ключице, как твоя нога? — фея солнца обеспокоенно прикоснулась к ноге подруги, искривляя лицо в гримасе боли. — Ты ужасно пострадала, Боже мой... Лучше бы мы вообще не шли в эту библиотеку, чёрт возьми! — выругалась она, никого не стыдясь и не стесняясь. — Не пыли, Стелла, такова цена информации, которую мы получили, — осадила её негрубо Муза. — Девочки, я должна вам кое-что сказать... — Тебя-то я и искала! — вновь перебила Музу Стелла, чем медленно начала выводить фею из себя, которая не могла рассказать о и их с Мороном разговоре. — В твоём дворце мне сказали, что ты ушла к Флоре, заставила же ты меня побегать! — возмутилась Стелла и первее открыла рот, не дав Музе произнести и слово. — Мы с тобой должны отправиться во Дворец Тьмы! — К Блум? — уточнила Муза, нахмурившись. — Да, к Блум! — пылко воскликнула Стелла. — Ты же знаешь, с тех пор, как она потеряла память, Блум и Валтор не хотели нас видеть, прогоняя каждый раз, когда мы навещали её... Но сегодня утром я получила письмо. Письмо от фрейлины Блум, Селины, — она помахала перед лицом подруги бумагу, которую выудила словно из ниоткуда. — Тут черным по желтому написано, что нас хотят видеть во Дворце Тьмы, Валтор и их управляющая отсутствует. А вдруг с Блум что-то случилось, нас непроста вызывают так неожиданно! — эмоционально объясняет она задумавшейся Музе, которая решила оставить свой разговор на потом, ибо Блум была важнее. — Идём, быстрее! — Я с вами, девочки, — вдруг заявила Флора решительно. — Ты-то куда? — свела брови к переносице Муза, сцепив руки на груди. — Больная нога, забыла? — С ногой ничего не будет, в конце концов, я не калека, — недовольно произнесла Флора. — Если это что-то важное, я должна там быть... — Тем более, если что-то важное, тебя там быть не должно! — возразила Стелла не менее упрямо. — С такими темпами нога твоя заживёт ближе к старости. Ты остаёшься, Флора... — Я иду с вами и меня ничего не остановит, — чётко чеканит Флора под чужое удивление. — Я хочу увидеть Блум, убедиться в её безопасности и нога мне не помеха, — чтобы подтвердить свои слова, фея природы решительно смахивает простыню, укрывавшую ногу, в сторону, и расправляет платье, чтобы белую марлевую ткань не было видно. Она разворачивается корпусом, останавливает подруг и фрейлин, желавших её осадить, одним взмахом руки, и упирается сначала здоровой ногой в пол. Осторожно касаясь пальцами больной ноги пола, Флора морщится от пронзившей её боли, но быстро прикрывает глаза, чтобы подруги не увидели её тихие мучения насквозь. Ступать было возможно, разумеется, не без боли, ибо пострадали не кости и лодыжка, а именно мышцы, которые вели к временной хромоте, а не полному отсутствию возможности ходить. — Может сначала спросим у целительницы Дженны разрешение, миледи? — аккуратно спрашивает Хейзел. — Дженна не разрешит, я это знаю, — Флора еле слышно шипит под нос, сжимая пальцами простыню. Ноге необходимо привыкнуть к другому положению, на фею было трудно смотреть. — Я справлюсь, Офелия, — отмахнулась она от помощи фрейлины. Флора самостоятельно поднимается с места, перекидывая весь вес на ноги. Конечность реагирует мгновенно — терпимая боль стрельнула так резко, что Флора вздрогнула и пошатнулась, схватившись за тумбочку. Стелла и Муза подлетают к ней, помогая по обе стороны и параллельно недовольно бурча, что Огрон плохо влияет на девушку и та становится невозможно упрямой. Как только боль более менее утихает, Флора обретает возможность уверенно стоять на ногах и даже передвигаться — сильно хромая, но почти без дискомфорта благодаря тому, что фея при каждом шаге перекидывает вес на здоровую ногу. — Господину это не понравится, — шепчет тихо Офелия, качая головой. — Он будет злиться... — И пусть, — отмахивается Стелла. — Ему это только на пользу. Муза оценивает шутку, тихо посмеявшись. — Вы остаётесь здесь, — ставит в известность фрейлин фея природы. — Мы со Стеллой и Музой пришли к единогласному решению, что отныне фрейлины не будут нас никуда сопровождать, — твёрдо заявляет она. — Но, миледи... — пытается возразить Офелия. — Как мы можем? К тому же, у вас больная нога, как вы... — У нас мало времени, — услужливо шепчет подруге Стелла на ухо. Флора кивает, показывая, что поняла. — Это не обсуждается, — чётко произносит она. — Вы остаётесь здесь и никуда за мной не последуете, это понятно? — спрашивает Флора пронзительно. Офелия неуверенно жует губу, пытается что-то добавить, но её останавливает хватка на собственной руке. Хейзел взглядом осаждает подругу. — Понятно, — говорит она краями губ и склоняет голову как знак своей покорности, смирения. Офелия неохотно следует её примеру. — Превосходно, — улыбается Флора и, развернувшись, вместе с подругами выходит из помещения, направляясь прямиком к порту. И даже то, что больная нога Флоры знатно задерживала весь путь, не мешает девушкам добраться до телепорта. Создавалось ощущение, что движения — именно то, что было нужно ноге. Передвигаясь, она практически не ощущала боли, в то время как в лежачем положении дискомфорт мучал её постоянно. Бинт крепко стягивал кожу, а лечебная мазь успокаивала и помогала — тем не менее, это не помешало ей сильно хромать. Дворец Тьмы совсем не изменился, встретил их, как обычно, негативной атмосферой, тяжёлой аурой в воздухе. Любители готического стиля и особой таинственности явно оценили бы, но не феи, привыкшие к свету и теплу. Обычно их встречала управляющая Каденс, как всегда холодная, немногословная и невозмутимая, но так как она отправилась вместе с Тенью со своим господином, их поприветствовать вышла сама фрейлина Блум — Селина. О том, что она подруга детства Блум, никто не знал — девушка, завидев их, кратко поклонилась, словно неохотно, без энтузиазма и почтения. — Я рада, что вы получили мое письмо, — обратилась она к Стелле с улыбкой. Зелёные волосы девушки и её пронзительные глаза напоминали трём феям ведьму Облачной Башни, а энергия, что исходила от нее, не была похожа на здешнюю, словно она была своя, из мира Дракона. — Пойдёмте за мной, — махнула она рукой, призывая фей пойти за собой без лишних слов. Девушки переглянулись и молча за ней последовали. Было видно, что знала этот дворец фрейлина как свои пять пальцев. Уверенно петляя меж поворотами и коридорами, она словно прислушивалась к дворцу и вела их в только ей известном направлении. — Медленнее, Селина, — видя, как подруга за ними не поспевает из-за дискомфорта в ноге, негромко произнесла Стелла. — Мы почти пришли, — оповестила она. Действительно, через несколько минут Селина останавливается в конце коридора, прикасаясь пальцами к холодной стене. — Теперь закрывайте глаза, — проговорила девушка, и феи решили её послушаться, выполняя сказанное. Селина, прикрыв глаза, провела подушечками пальцев по стене – вспыхнул неяркий свет, послуживший для фрейлины сигналом. Как только феи открывают глаза, их взору предстаёт удивительная картина. Большое и длинное помещение напоминало скорее галерею, а не комнату, в которой хранилась полноценная история, целая жизнь самих всадников. Ахнув, феи покрываются всё как следует рассмотреть, но их отвлекает Селина, прошедшая вперёд. — Блум... Миледи ждёт вас, — услышав знакомое имя, подруги отрываются от своих весьма интересных занятий, спешным шагом последовав за Селиной. Открывшаяся им комната поражает сильнее, больше — в ней полыхал сам огонь Дракона в защитном стекле, приковывая к себе внимание благодаря игривым, дерзким языкам пламени, что поднимаются то выше, демонстрируя величие, то стихают, обозначая спокойствие. В самом пламени, если приглядеться, можно было увидеть яйцо, по форме напоминающее страусиное — огонь Дракона не сжигал ни яйцо, ни небольшую подушечку под ним самим. Но обращает их внимание не само яйцо, а девушка, неотрывно за ним наблюдающая, сама напоминающая полыхающее пламя — почувствовав чужое присутствие в комнате, Блум оборачивается, яркими, будто бы ставшими другими, глазами встретившись с тремя феями, с теми, с которыми не разговаривала несколько месяцев. Казалось, замирают оба мира. Время их не касается, останавливается, давая возможность им встретиться. Блум затаила дыхание — невольно создавалось ощущение, что она несколько веков не видела своих подруг, не слышала их голос. Те сразу понимают — фея огня дракона вернула себе память, оттого и встреча их волнительная, будоражащая кровь в жилах, заставляющая сердце замереть, а после тихо трепетать. Как долго они ждали этого момента, как много они это представляли — Блум, больше не сдерживаясь, подаётся вперёд, на ватных, ослабевших ногах сокращает между ними, казалось бы, километровое расстояние и, отключив здравый рассудок, падает в руки Стеллы, стоявшей ближе всех. Слёзы брызнули из глаз ровно в тот момент, когда она почувствовала тепло феи солнца и луны, ощутила аромат её волос, вцепившись в неё как за спасательный круг. Стелла опешила, не веря собственным ощущениям — словно Блум всё это время не ходила без памяти, а вовсе умерла, настолько их встреча выдалась трогательной. Стелла мягко отстраняет Блум от себя и сама не может сдержать слёзы, с широкой улыбкой смотря на чужое заплаканное лицо и убеждаясь, — да, это её лучшая подруга. — Стелла... — шепчет Блум, шмыгая носом и понимая, как сильно скучала по принцессе Солярии. Она мгновенное вспомнила их первую встречу, оттого и глаза вновь наполнились влагой. — Мне даже не верится, что это правда ты... Словно мы век не виделись, я так по тебе скучала, — признаётся честно, искренне, улыбаясь сквозь слёзы. — Ну же, скажи же что-нибудь! — Как зовут мою кошку в во дворце Солярии? — единственное, что сказала фея. — У тебя нет никакой кошки во дворце Солярии, — незамедлительно ответила Блум, даже не задумываясь. — Это ты, Блум! — вдруг завопила Стелла от радости и в сердцах обняла подругу, счастливо засмеявшись. Блум в ответ лишь прижалась, всхлипывая. Отстранившись, через пару минут, от Стеллы, Блум перевела взгляд на Флору и Музу. Она не стала церемониться, обняв их обеих сразу двумя руками, чувствуя, наконец, долгожданное спокойствие, умиротворение не только душевное. Флора не сдерживает слёзы, а Муза гладит девушку по волосам — за трогательным воссоединением с улыбкой Стелла и Селина. — Ох, Блум, мы так счастливы, что ты снова с нами, — Флора мягко улыбнулась, шмыгнув носом. — Надеюсь, больше никаких потерей памяти и разлук? — шутливо улыбаясь, предложила Муза весело. Блум, стирая с шек слёзы, быстро-быстро закивала. — Я должна вам так много рассказать! — воодушевленно произнесла девушка, усаживаясь на мягкие пуфики, появившиеся словно из ниоткуда. Феи не знали, что в волшебной комнате исполнялись все мелкие материальные желания хозяина, в данном случае, хозяев – Блум и Валтора. — Не буду вам мешать, — проговорила Селина негромко. — Я лучше принесу чай. — Нет, только не чай, — пылко заявила фея солнца и луны. После смерти Сейли она больше не могла смотреть на чай, в особенности на брусничный. — Лучше что-то прохладительное, лимонад, например. Или кофе. Селина ничего не ответила, лишь улыбнулась. Кивнув Блум, пытающейся её остановить, фрейлина удалилась из помещения. Селина никогда не исполняла обязанности служанки, служа Блум другом и компаньоном, но при посторонних девушка всегда входила в образ и надевала маску прислуги, верной фрейлины. Ни Блум, ни Селина не могли смотреть на то, как последняя служит и выполняет тяжёлую работу — даже если это просто принести чай. — Ну, рассказывай, — усаживается на софу фея музыки и пытливо смотрит на Блум. — Когда ты вернула память? — В день, когда на дворец напали Леди Смерть и Потрошитель, — ответила она и мгновенно заметила озадаченный, недоумевающий взгляд Стеллы. — Да, Стелла, в тот день ты тоже пострадала. Дракон вернул мне память, но я не рассказала тебе об этом, прости меня, — виновато улыбнувшись, искренне произнесла она. — Но почему? — не понимает Стелла. — Из-за миссии, — ответ поразил всех фей. — В ещё самом начале, в Алфее, Фарагонда вызвала меня к себе и сказала, что у нее есть информатор из мира всадников. По данным сведениям, во дворце Валтора хранится сила реликса, принадлежавшая Джастинде, которую братья у неё отобрали. Сила Дракона и сила всадников пропорциональная, поэтому если я завладею реликсом, то смогу стать им равной, — голос Блум осел на последних словах, словно она не хотела этого искренне, без желания. — Если бы я вам сказала, то всадники могли бы обо всём догадаться и спрятать силу реликса. Но... Но я не нашла эту силу. У меня... у меня не получилось. Простите меня, — девушка виновато опустила голову вниз. — Эй, — шепнула Флора. — Всё хорошо... Теперь мы вместе и со всем справимся. Блум с благодарностью на неё посмотрела, сжав её ладонь в своей. — Мы с Селиной искали силу реликса везде, но не нашли, — продолжила Блум. — Валтор продумал всё до мельчайших деталей... — Блум, — оборвала её Стелла серьезно. — Кто это – Селина? Я чувствую от неё совсем другую, не похожую на местных энергию. Да и сама она ведёт себя так... — Словно она моя подруга? — догадалась фея и улыбнулась. — Так и есть. Селина – моя подруга детства из Гардении, мы вместе росли. Она здесь, чтобы обезопасить меня и помочь, Селина помогла мне не сойти с ума, — хихикнула она кратко. — Подруга детства? — удивилась Муза. — Ну дела... — А этот красавчик кто? — кивнула подбородком на яйцо Флора. — Мой будущий дракон, — с теплотой ответила Блум. — Яйцо, которое забрал Валтор и подарил мне. Я каждый день жду его вылупления. — Валтор... — шепнула Стелла с ненавистью. — Это ведь он стёр тебе память и... — девушка вовремя осеклась и с опаской, виной взглянула на Блум. Принцесса Домино сама всё поняла, вспомнив про ту ночь, в которой она опьянела и заявилась в покои Валтора будучи пока ещё без памяти. Блум даже при желаний не могла забыть этот день, не могла забыть собственные глупость и предательство. — Он не стирал мне память, — то, что сказала Блум, повергло всех в немой шок. Валтор заявлял, что стерев память фее, он сделает из неё новую версию самой себя, но Блум вдруг опровегла все то, во что они верили до этих пор. — Я потеряла сознание и ударилась головой об выступ. Оказавшись в этом мире, я решила первым делом найти Валтора, но подслушала то, что не должна была, — Блум перевела дыхание, глубоко вздохнула, а после тихо добавила. — Он убил моего дядю. В помещении повисла тишина. Блум ожидала бурную реакцию, но не заметив какого-либо удивления на лицах подруг, девушка нахмурилась. — Мы знаем это, Блум, — мягко произнесла Стелла. — Но... откуда? — принцесса Домино ощущала себя самой глупой феей на свете. — Мы посетили библиотеку Гиз, где узнали о истории всадников. Мы узнали бесценную информацию, которая открывает глаза на многое, — как можно аккуратнее начала объяснять Стелла. — Мы знаем, что Валтор убил твоего дядю, как и то, что он был влюблен в Джастинду, а после использовал её в корыстных целях... Блум опешила, замерев всем телом. Такое случалось, когда человек узнавал то, что совсем не ожидал. — Леди Смерть мстит всадникам за моего дядю... — Нет, Блум, — оборвала её резко Муза, серьёзно на неё посмотрев. — Джастинда – не Леди Смерть. И ты, и всадники ошибаетесь. — Но... — Блум с трудом справилась с шоком. — Кто тогда Леди Смерть? Я вижу, что вы знаете, — она оглядела всех подруг внимательным, пронзительным взглядом. Феи переглянулись, и Флора кивнула Стелле. Принцесса Солярии замялась и начала неуверенно: — Леди Смерть – твоя родственница. Время останавливается для Блум. До неё не сразу доходит смысл сказанного. — Что? — переспрашивает она тихо, не понимающе. Стелла повторяет, но уже более громче, увереннее: — Леди Смерть это не Джастинда, — Стелла с сожалением смотрит на Блум. — А её... дочь. У твоего дяди и пятой всадницы был совместный ребёнок. Твоя двоюродная сестра – преступница Леди Смерть.

***

Холод. Мрак. Абсолютное отсутствие светлых сил. Сырые, покрывшиеся грязью и засохшей кровью стены подземелья содрогает ещё один раздавшийся крик, нет, скорее вопль, беспомощный, болезненный, похожий на зов о помощи раненной лани. На пол, повидавший много слёз и пота, струйкой течет теплая, свежая кровь, принадлежащая стороннику светлых сил — единственному солдату Ордена, не вернувшемуся назад из-за того, что он до конца пытался спасти Мануэля, что ему вполне удалось. Однако судьба не смиловалась над ним за такое самопожертвование, наоборот, он попал в кровавые руки врагов, в темный-темный плен, из которого нет выхода. Он потерял счёт во времени, не знает, как долго его пытают — боль мешает ему думать, а коварный женский голос заполняет всё пространство в разбитой голове. — Сдай мне местоположение Ордена, живо! — молодая женщина направляет на него свою палочку, слегка искривленную, деревянную, но хранящую в себе невообразимые силы. Она не похожа на ведьм и волшебниц, силы которых исходят из их рук – она полагается лишь на свою волшебную палочку и небольшую нетолстую книгу заклинаний, в которой живут многочисленные духи и злобные создания. — Жалкий, а какой преданный! — насмехается она над своей сладкой жертвой, разрываясь в безумном смехе. Пленник, еле соображающий, лишь прикрывает глаза и болезненно стонет в ответ. — Стоит ли твоя жертва, а, звереныш? — приторным голосом мурчит она, подцепив палочкой подбородок парня. Тот не реагирует и не отвечает, лишь корчит лицо в гримасе боли. — Мне бы выколоть тебе глаза, да вот не могу, больно красивые, — её тихое, томное шипение страшит, будоражит. Непредсказуемая и ужасающая – от неё не знаешь, что ожидать. Взмах палочки – раздается хруст костей. Пленник вопит нечеловечески, сгорбившись и заплакав. — Ну же, звереныш, скажи мне то, что я хочу знать, и, так уж и быть, я не трону твою нижнюю часть... — Хватит, Морана, — доносится до слуха девушки спокойный, невозмутимый, почти холодный голос, принадлежащий Деймону. Он неизменный, всё такой же тягучий, притягательный – в чёрных блестящих одеяниях, с пронзительным взглядом чёрных глубин. Деймон всегда отличался своей красотой, харизмой, удачно комбинирующей с его силой, сильным характером. — Бедный и без того себя еле помнит, такими темпами ты его в гроб раньше времени сведешь. — Ну, прости, — сладко воркует Морана, подобно кошке подойдя к Деймону. Тот окатывает её внимательным взглядом сверху вниз. — Не злись на меня, я всего лишь хотела поиграть с ним... Ты ведь знаешь, из всех слуг госпожи мне лучше всех удаётся вынуть нужную информацию, — она игриво проводит пальчиком по его крепкой груди, закусив нижнюю губу и невинно на него посмотрев. — Как я могу злиться на тебя, безумная? — Деймон стремительно подхватывает настрой возлюбленный, поднося её палец к губам и невесомо целуя. — Хочешь посмотреть на соитие нечистых сил, жалкий раб? — обращается он к солдату Ордена. Тот плюет на землю кровью и отворачивается, демонстрируя свое отвращение. — Ему не понравилось, сладкая, и что теперь делать? — хмыкает он довольно. — Устроить соитие на его глазах, — томно шепчет на ухо Деймону Морана, соблазнительно улыбаясь. Они бы и сделали то, что говорили, если бы не старый ворчливый старик, подошедший так не вовремя. За ними появляются три злобные сестры, по-прежнему творящие ужас на землях Магикса. — Посмотри на эту суку, сестра, вцепилась в моего Деймона как клещ, — недовольно прошипела на ухо Сторми Дарси, сложив руки на груди. — С каких пор он твой? — перевела на неё возмущённый взгляд Сторми. — Я отобью его у Мораны, эта сумасшедшая не достойна его. — Тихо, сестры, — осаждает их Айси негромко, но властно. — Обсудим это позже, сейчас не время. Госпожа будет недовольна, мы и без того задерживаемся. Ведьмы послушно замолкают, бросая друг на друга злобный взгляд. — Ты испортил мне всё удовольствие, Седрик, — без сожаления усмехается Деймон, беззастенчиво целуя Морану в шею. Седрик на это лишь морщится, закатив глаза. — Госпожа вызывает нас всех на собрание, — с ноткой усталости оповещает старый волшебник. — У неё есть для нас поручение.