Когда погасло солнце

Двумя днями ранее — Чёрт возьми! — громко выругалась Стелла, никого не стесняясь. Впрочем, все остальные разделяли те же эмоции. Когда Бартемиус говорил, что это ещё не всё, никто не ожидал, что прозвучит такая громкая и ужасающая правда. — Мы предполагаем, что именно эта персона является Леди Смерть, — прошептал фавн Мартимус, заломив пальцы-копытца. — Не пятая всадница, а именно... она... Вы поняли. Всадники даже не рассматривают этот вариант, ибо та, которую они знали, была совсем другой, да и считается умершей уже несколько веков. Однако мы, фавны, думаем по-другому, но разве они стали бы нас не слышать? Им это не положено! — И что мы будем делать? — спросила Муза, поглаживая подбородок задумчиво. — Надо рассказать об этом всадникам, иначе... — Не получится, — отрицательно качает головой Бартемиус. — Они верят в то, что она погибла. После её якобы смерти, ухода Афины и исчезновения Джастинды всадники вообще перестали кому-либо доверять, — произнес фавн серьёзно, вздохнув. — Но всё в ваших руках. Вы можете поймать её и разоблачить, тем самым избавив Тессерис от череды преступлений и жестокостей. — Сколько ещё родственников, о которых мы не знаем, имеется у всадников? — усмехнулась Муза, сложив руки на груди и поглаживая подругу-птицу по розовому крылу. — Афина, Джастинда и эта их единственная родня женского пола, — ответил Мартимус с улыбкой. — Из мужского пола больше нет, только четверо братьев. Был, правда, возлюбленный Джастинды, но всадники не видели в нём члена семьи, — пожал фавн плечами. — И как нам теперь поймать Леди Смерть? — озадачилась Флора тихим голосом. — Их не могут поймать сами всадники, но мы должны придумать какой-нибудь выход, — с уверенностью заявила Стелла. — И как-то убедить всадников то, что их давно потерянная и якобы умершая родственница жива. — Я помню её наивной, милой и невероятно доброй, — с печальной усмешкой прошептал Бартемиус, покачав головой. — После её якобы смерти нимфа Афина решила покинуть своих сыновей и восстановить связь с Драконом. Её смерть очень повлияла на нашу хозяйку, такой опечаленной мы никогда её не видели, — грустно добавил Бартемиус, слабо улыбнувшись. — Мы, фавны, говорили ей, что она жива, даже сама книга твердила об этом, но Афина от боли и горя не поверила нам, утратила на время способность рационально мыслить. Мы говорили об этом и всадникам, но они верили своим глазам, а не нам и книге. Они эту книгу в принципе не любят, считая, что это может обернуться для них проклятием. Лишь из любви и уважения к матери, которая настаивала на сохранении истории, они не трогают книгу, не трогают нас — её защитников. — Спасибо вам, Мартимус, Бартемиус, — фея природы широко улыбнулась, а в её голосе отчётливо выражалась благодарность. — Мы узнали то, что нам было необходимо, что поможет нам в этой борьбе. Вы не представляете, как помогли нам. — Мы всегда рады служить вам, госпожа, — Мартимус благоговейно кивнул и поклонился, улыбаясь. — Вы можете в любое время навестить нас и посетить библиотеку, мы будем только рады. Для нас было честью познакомиться с вами и убедиться в том, что всадники сделали правильный выбор. — Ты очень любезен, Мамритус, — заявила искренне Стелла, а на её неверное произношение имени фавн лишь улыбнулся, беззлобно покачав головой. — Мы можем переселить вас отсюда до поляны, госпожи, — оповестил их Бартемиус. — К сожалению, наша магия не распространяется до дворцов властелинов. — Это не потребуется, — подала голос Муза. — Мы воспользуемся телепортом. — До встречи, Мартимус и Бартемиус, — мило улыбнувшись, произнесла Флора за всех. — Я уверена, это наша не последняя встреча. — Мы будем ждать вас, властительницы, — с улыбкой произнёс Мартимус, поклонившись вместе с вторым фавном. — И я знал о том, что всадники не в курсе об этом, ибо фавны распознают ложь. Не успели удивлённые феи среагировать, как Мартимус и Бартемиус с помощью магии переселяют их обратно на долину, окружённую горами и водопадами. Здесь всё так же тихо и спокойно, как несколькими часами ранее. Переглянувшись, феи сохраняют молчание от полученных знаний и эмоций. Первой, словно пробудившись от сна, подаёт голос Флора: — Где ближайший телепорт, девочки? — обратилась она к своим фрейлинам. Хейзел и Офелия повертели головой, задумавшись, а после, переглянувшись с остальными фрейлинами, выдали неуверенное: — Понимаете, чтобы сохранить божью таинственность и не позволить людям понять местонахождение дворцов, телепортов, которые перебросят нас обратно, практически нет. Единственный телепорт, который перенесет нас в более менее близкое место ко дворцу, находится в Жемчужном Павильоне, который всадники в свое время подарили собственной сестре, — объяснила Хейзел. — Это было её самое любимое место, которое она не показала даже своему возлюбленному. — А чем он отличается от остальных, если им можно воспользоваться? — поинтересовалась Муза, сложив руки на груди. — Этот телепорт очень умный, будто бы живой. Он перенесет только того, кто имеет определенную метку, — заместо Хейзел пояснила Офелия. — Что за метка? — перебила её Стелла, нахмурившись. — Когда мы вступаем на службу в тот или иной дворец, властелины нас метят, чтобы обозначить, таким образом, слугу своего дома, — терпеливо объяснила своей госпоже Софи. — Её совсем не видно, но телепорт его вычитывает. Также она появляется, когда кто-то хочет её разглядеть. Каждый слуга того или иного дворца носит на себе метку. Посторонние не могут проникнуть во дворцы, ибо телепорт перебрасывает лишь того, кто имеет на себе метку, поставленную всадником. — Но у нас нет меток, — как бы незначай заметила Муза. — А вам они и не требуются, — улыбнулась Мелани. — Телепорт автомотически перенесет вас во дворец, почувствовав в вас близкого всадника. Например, нимфа Афина, или потерянная леди Джастинда. — Я даже не знаю, радоваться мне или нет, — усмехнулась себе под нос Стелла. — А где находится этот Жемчужный Павильон? — спросила Флора. — Достаточно далеко, — ответила Хейзел. — Если мы находимся на юге, то Жемчужный Павильон ближе к западу. Для этого нам придется пройти через центр столицы, дворцы властелинов очень хорошо сокрыты, до них обычным ходом мы дойдем лишь спустя несколько дней, — будто бы виновато добавила она. — Сколько?! — воскликнула, изумившись, фея солнца и луны. — И нам теперь из этой глухомани до центра столицы пешим ходом добираться?! — Не пешком, миледи, — поспешила успокоить свою госпожу Одетт. — Вон в той деревне есть ферма, там мы возьмём пару лошадей. На них добраться до центра можно за пару часов, при быстром темпе — за один. — Ну... — Муза набрала в грудь побольше воздуха и слабо улыбнулась. — Информация, которую мы узнали, того стоила, не так ли? — переглянувшись с подругами, она поняла, что сказала всё совершенно правильно. Вынужденные смириться со сложившимися обстоятельствами, девятеро девушек пешим ходом добираются до ближайшей, и вообще, единственной деревни возле библиотеки Гиз. Жители деревни, знающие о её существовании, провожают их любопытным, но отнюдь не доброжелательным, явно подозрительном взглядом. Видимо, они в них сомневались, ибо эту местность уже как несколько приличных лет никто не посещал. Когда Муза попыталась уточнить дорогу у местной маленькой девочки, её мать, внушительная женщина лет сорока, чуть было не напала на нее, посчитав злом в чистом виде. Роуз поспешила успокоить её, объяснив, что сейчас в столице орудуют другие преступники — зиверты — чудовища с умением мыслить, но прикрывающиеся неземной красотой. Больше на местных они внимание не обращали, поспешив на ферму. Ферма выдалась достаточно богатой, хоть и не большой. Хозяин предприятия, мужчина с добрым взглядом лет сорока, довольно таки тепло принял компанию, узнав в одной из них малышку Мелани, что с матерью часто здесь отдыхала. Феи с фрейлинами терпеливо выждали, пока хозяин фермы и Мелани наговорятся друг с другом, вспоминая о совместном прошлом, после чего та любезно попросила у него лошадей, пообещав, что она лично проконтролирует то, чтобы их вернули. Мужчина, на удивление, легко согласился, предоставив девять лучших коней для подруг Мелани, так и не поняв, кто перед ним стоит. С ними ни у кого, кроме Стеллы и Роуз, проблем не возникло, но, управившись с ними за приличное количество путь, девушки попрощалась с щедрым мужчиной и двинулись в путь. Не прошло и двадцати минут, как почти с самого конца раздался высокий женский голос: — Боже, я устала, — простонала Стелла. — И ещё мне кажется, что эта лошадь меня недолюбливает, — кивнула она на невинную гнедую кобылу под собой, невольно заметив, что на Сансет сидеть гораздо приятнее. — Извини, милая, я забыла твое имя, — похлопала она по её гриве, игнорируя то, с каким равнодушием животное её терпит. — Перестань, Стелла, только ты жалуешься, — беззлобно усмехнулась Муза, покачав головой и переглянувшись с Флорой. Её особо спокойный вороной конь девушку вполне устраивал. — Роуз тоже не в восторге, только она сказать об этом не может, — заявила Стелла, а фрейлина, поняв, что её рассекретили, приняла максимальное беспечное выражение лица. — Это лучше, чем пешком, — улыбнулась фея природы. — Мы должны немного ускориться, тогда доберёмся до центра столицы всего лишь за сорок минут. — Откуда вы узнали, миледи? — искренне изумилась Офелия. — Мы с природой этого мира уже поладили, — подмигнула ей Флора. — И достаточно хорошо. — Кстати, а почему мы не полетели? — только сейчас вспомнив о своей сущности феи, спросила Стелла. — Потому что, нам нельзя привлекать к себе внимание, — ответила Муза как нечто очевидное. — Если кто-то о нас узнает, то наша миссия подорвётся и мы не поймаем Леди Смерть, а мы должны её поймать, ибо она опасна для Блум и для нас, в принципе, тоже. — Я знаю, — пробормотала Стелла и больше не стала ничего говорить. Оставшееся время они провели в никого не напрягающей тишине, погрузившись в свои раздумья и размышления. Иногда фрейлинам казалось, что феи могут общаться телепатически, ибо они периодически бросали друг другу взгляды и всё с него понимали, общаясь на каком-то другом уровне. Они строили свои планы, у них были свои замыслы и дальнейшая схема действий, с которыми они предпочли не делиться с фрейлинами во их же, как девушки хотели думать, благо. Фрейлины не желали верить в то, что феи им не доверяли, но были абсолютно уверены в том, что они сами что-то замышляют — в дальнейшем им нужно будет быть более бдительными и осторожными, чтобы в случае чего спасти своих властительниц и прикрыть их своими собственными спинами. Вступая на службу, они понимали, что теперь их жизнь будет всегда на волоске, но даже это их ни чуть не пугало — верные и преданные фрейлины были готовы на всё ради счастья, здоровья и благополучия своих госпожей. Решив ускориться, девушки перешли на рысцу, а после и вовсе на галоп — при очень быстро темпе, в котором Хейзел и Одетт едва ли не свалились с сёдел, а Роуз не угодила в ветки с шипами, группа почти добралась до центра Ардона. После такого изнурительного, но интересного путешествия, девушки не чувствовали себя уставшими, отнюдь, им этого и не хватало — один лишь визит в Гиз напомнил им их захватывающие приключения, поселив в грудь ностальгию по прошедшим временам. Увидев поблизости достаточное скопление людей, феи с фрейлинами спустились с сёдел, а Мелани направила лошадей на верный путь — те сами найдут дорогу домой. Прикрыв головы капюшонами накидки, девушки попытались слиться с толпой, что им вполне удалось. У фей создалось ощущение, будто бы они попали в некое средневековье — здешний народ и цивилизация кардинально отличалась от их мира. В Магиксе ездили полноценные машины, имелись различные торговые центры, жилые дома, инновации и технологии, а здесь царствовала истинная культура, совершенно другая цивилизация. Одежда, что носил народ, была старомодной, о гаджетах и автомобилях не было и слова, слова, которыми выражались люди, давно считались древними. Это не могло не удивлять, восхищать, приковывать внимание и заставлять смотреть. Люди здесь были живыми. В Магиксе царила вечная суматоха, люди спешили и ничего не замечали вокруг, а здесь, в центре столицы, жители смеялись, переговаривались друг с другом, пытались продать свой товар и не стеснялись эмоций. Это было поистине прекрасное, сказочное и волшебное место, разумеется, с имеющимися минусами и недостатками, но тем не менее живой атмосферой и людьми, которых не затронули технологии. — Ты бы здесь не выжила, Текна, — шепнула птице, сидящей на своем плече, Стелла, тихо засмеявшись. В отместку Текна несильно клюнула её в волосы, показывая свое явное недовольство. — Не привлекай к нам внимание, Стелла, — негромко шикнула на неё Муза, недовольно закатив глаза. На минуту отвлекнувшись на подругу, фея музыки случайно врезалась в небольшую лавку, сокрушив при этом половину фруктов на нём под возмущенное причитание пожилой бабки. — Боже, Муза, не привлекай к нам внимание, — не удержалась от смеха Стелла, даже не шелохнувшись под недовольный взгляд феи музыки. Флора тихо вздохнула и покачала головой, поглаживая по всему туловищу птицу-подругу. — Теперь мои яблоки грязные, леди, платите мне за каждый испачканный фрукт до гроша! — громко причитала женщина, размахивая своей тростью. Её внуки, стоящие рядом, пытались её успокоить, говоря, что фрукты, повалявшиеся на земле, всё равно купят. — Успокойтесь, мадам, моя подруга и без вас готова под землю провалиться, — закатив глаза, осаждает женщину принцесса Солярии. — На оставшееся одно яблоко, пожалуйста, — добавила она вежливо, мило улыбнувшись. — Тут ведь золото, я вам на такое фруктов дать не смогу, не выйдет у меня такое количество... — хлопая глазами и неверяще посмотрев на мешочек с золотом в своих руках, данным феей, лепечет женщина, успокоившись как по щелчку пальцев. — Одного яблока хватит, — бесцеременно взяв один спелый зелёный фрукт в руки, Стелла подмигивает женщине. — Лёгкой торговли, мадам. Посмеявшись, девушки оставляют женщину и её внуков в замешательстве, а Стелла, протерев фрукт концом накидки, довольно таки быстро расправляется с небольшим перекусом. Группа продолжает путь, дальше и дальше пробираясь в центр столицы, где кипела настоящая жизнь. Отовсюду раздавался громкий гул и шум, лязг повозок и ржание лошадей, громче которых, разве что, был смех шаловливых детей и звонкие восклицания взрослых, о чем-то беседующих или пытающихся продать свой товар. Стелла и фрейлины чувствовали себя комфортно, ибо в Солярии примерно похожее расположение дел, что не скажешь о Флоре и Музе, которым предстояло ещё к этому привыкнуть. — У вас совсем нет никаких технологий? — шепотом поинтересовалась Муза у своих фрейлин, проталкиваясь через небольшую толпу. Отчего-то народ был неспокоен, ибо даже такая шумиха дело не каноничное. — Есть, мисс, — ответила ей Роуз почти без замедления, поправив спавший капюшон и убирая послушные волосы под него. — Имеется отдельный развитый континент, от всех закрытый. Находится на западе вселенной, там получше вашего Магикса, есть технологии, о которых вы даже и не слышали. Но мы предпочитаем жить здесь. А властелины предпочитают это место потому, что именно эту землю любила нимфа Афина, не привыкшая к технологиям. — Не все потеряно, Текна, — лукаво улыбнулась Стелла и вновь получила клювом в волосы. — Ай, прекрати! Фрейлины нахмурились и переглянулись меж собой. Действительно, в центре столицы не было никогда тихо и спокойно, но шум и гам, царивший сегодня, не нравился даже им, местным. На самом деле, девушки даже во дворцах слышали, что Ардон последние пару дней бушует, а спокойствие будто бы кто-то у столицы украл — не обратив тогда на это большое внимание, они осознали, что зря, но пока ещё не понимают, из-за чего или кого это всё возникло. Казалось бы, сменившееся настроение фрейлин феи почувствовали тоже, да и в целом вся та прекрасная атмосфера неожиданно сменилась — дети замолкли, взрослые перестали суетиться, даже звуков животных слышно не было. Как за такое короткое мгновенье всё поменялось на сто восемьдесят градусов? — Я чувствую, как здешняя аура изменилась, — шепотом оповестила их Муза, поежившись и краем глаз заметив, как одна женщина в спешке заводит своих маленьких детей в дом, плотно закрыв двери. — Природа встревожена... — говорит Флора, прикрывая глаза и будто бы разговаривая с кем-то на ином, духовном уровне. — Я не понимаю, почему. Она о чем-то предупреждает меня, но я не знаю, о чём... — Может быть, об этом? — палец Стеллы указывает на возникший словно бы из ниоткуда чёрный дым, не густой, чтобы ослепить девушек, но и не малый. Феи и фрейлины кашляют, ибо дым оказался слишком пахучим, вонючим, отдавая будто бы мертвечиной. Они опешили, оставшись на одном месте и не понимая, что происходит. Громким сигналом об возникшей внезапно, по всей видимости, опасности оказывается звонкий мужской голос, раздавшийся на всю округу: — Бегите, это виверты! Его голос быстро заглушается оглушительными людскими криками. Прямо посреди столицы воцарилась шумиха, люди, толкая друг друга и не разбирая дорогу, пытались найти место, чтобы спрятаться, некоторые забегали в свои дома, некоторые прятались под лавками и повозками, дрожа от охватившего их тела страха, испуга. Вмиг тысячи душ поддались панике, надрывая глотки и потеряв ориентир во времени, в пространстве. Главное — выжить, уцелеть, пережить этот ад, этот кошмар на яву. Одетт громко вскрикивает, как только её обувь пропитывает чужая кровь, протекающая по всей земле. От животного ужаса и желания спастись люди опрокидывают преграды на своем пути по типу повозок, переворачивая их и отталкивая друг друга — некоторые, поскользнувшись и упав, остаются затоптанными. В одно лишь мгновенье смех превратился в крик, центр столицы теперь охватили громкий плач и громкие вскрики то ли боли, то ли ужаса. Прямо перед глазами Флоры совсем юный мальчишка спотыкается об деревяшку и болезненно падает на землю. Не успевает он встать, как под душераздирающий вопль в него вцепляется незнакомое, но до ужаса страшное существо, напоминающее обезображенного гибрида человека и животного. Издав дикий крик, существо вонзает свои длинные когти и окровавленные клыки в плоть мальчика, на глазах Флоры вырвав его голову. Девушка кричит и машинально отворачивается, а существо, покончив с ребёнком, на лету схватывает пробегавшего мимо мужчину. К обезглавленному телу мальчика подбегает женщина, его мать, и округу заполняет самый болезненный вопль, который Флоре когда-либо доводилось услышать. Виверты, так именовались эти существа, не щадили никого, пуская кровь как реку. Невинные падали и больше не поднимались, рухнули рядом с ними и их близкие, наполнив округу мольбами вернуться к жизни и горькими рыданиями. Виверты вырывали конечности и забавлялись, бросая их в воздух, игрались с головами, как с мячами, не смотрели, старик ли перед ними или дитя. Они отнимали у них жизни, пускали кровь и забирали души, уродуя. Глаза их были черные и дьявольские, горели адским пламенем и безумием, рот перекошен, а ногти и клыки ломали кости. Свистящие звуки, которые они издавали, эхом отзывались в ушах фрейлин и фей. — Мелани! — громко завопила Роуз, когда виверт навалился на замершую девушку всем немалым весом. Роуз помогла всем остальным опомниться, глаза её были распахнуты в ужасе – увидев перед собой перекошенную рожу монстра, Мелани оцепенела от такого страха, которого в жизни не испытывала. Первой среагировала Муза, создав в ладони световую сферу и поразив ею не успевшего вцепиться в горло фрейлины виверта. Тот с громким ором ударился об ближайшее дерево, потеряв ориентир во времени и явно не ожидав такой мощной атаки. Хейзел и Софи подались вперёд и помогли фрейлине встать на ноги, от полученного шока Мелани утеряла на время способность соображать. К ногам Стеллы упала чья-то вырванная рука — от неожиданности и ужаса она завопила так громко, что у Одетт и Флоры заложило уши. Это и стало точкой принятия — поняв, какой хаос творится вокруг, они взяли себя в руки и сделали то, умение чего, казалось бы, они и забыли. Округу озарила яркая разноцветная вспышка, ослепившая не только не успевший спрятаться народ, но и самих, слишком восприимчивых ко всему, вивертов. Платья в миг сменились открытым нарядом трансформации, сзади возросли величественные крылья, придававшие силы на физическом и моральном уровнях. Феи взлетели и почувствовали себя от этого свободными, всесильными, могущественными — они практически забыли это чувство, отвыкнув от парения в воздухе. Виверты мгновенно отвлеклись от своих жертв и обратили внимание на себе подобных крылатых, феи их заинтересовали — почувствовав в них врагов и соперников, виверты громко закричали, а народ, явно подобного не ожидавший, замерли на месте, удивлённо хлопая глазами. — Нам нельзя давать этих невинных людей в обиду! — негромко проговорила Флора, а перед глазами её стояла ужасающая сцена с оторванной головой маленького мальчика. — В обиду, Флора? Слишком мягко сказано, — Муза не удержалась от нервной усмешки. Над ними на земле лежат обезображенные и пораженные трупы в ещё теплой крови, а фея природы, по натуре нежная, не могла открыто о них выражаться. Флора поджала губы и ничего не ответила, стараясь не смотреть вниз и не видеть страшных, не имеющих каких-то конечностей тел, невольно понимая, что тем, которым просто перегрызли горло, повезло гораздо больше умереть без боли. — Чёрт возьми! — закричала Стелла, когда один из вивертов, не дождавшись, пока они закончат, прыгнул на неё, повалив на землю. Болезненно ударившись затылком, Стелла на время потеряла возможность здраво мыслить, ощутив, как перед глазами всё плывет. Виверт вжимает когти в её ключицы, но фея света не может закричать от боли, потеряв связь с реальностью. Девушку спасает Флора, отбросив монстра лианами в сторону. Но не успевают подруги помочь фее, как виверты со всех сторон начинают на них нападать, оглушительно крича и скребя когтями. Несколько монстров пытаются повалить Музу на землю, но та вовремя прикрывает себя щитом, который долго не продержался. Флора облетает все атаки монстров, атакует сама, швыряя лианами вивертов в разные стороны и постройки. Муза магическими сферами бьёт монстров одного за другим, не промахиваясь и вкладывая в каждую атаку всю силу, на которую лишь способна. Её сердце пропускает бешеный кульбит, когда один из монстров, поражённый её атакой, падает прямо на беременную женщину, что укрывалась над повозкой. Подлетев к ней, фея музыки пытается помочь ей, чем и пользуется виверты — нависнув над ней, они заключают её в ловушку. — Муза! — восклицает испуганно Стелла, опомнившись. Шатаясь, она поднимается на ноги, по-прежнему чувствуя головокружение. К ней подбегает Одетт, пытаясь задержать свою госпожу, но та, отмахнувшись от неё, создаёт в ладони сферу и направляет её на монстра, нависнувшего над Музой. С громким криком отлетев в сторону, виверт остаётся поражённым, а Муза вместе с Стеллой взлетает в воздух. — Ты вовремя, подруга, — благодарит её Муза со слабой улыбкой, тяжело дыша и посмотрев на неё обеспокоенно. — Как ты? — Не смертельно, жить буду, — усмехнулась Стелла. — Не в первой. — Девочки, на помощь! Муза и Стелла мгновенно реагируют на крик Флоры, которую три виверта пытались повалить. Сразив их сферами, феи быстро взяли себя в руки и начали повторную атаку. Было непросто уничтожать монстров так, чтобы при этом не задеть людей, которые не могли физически покинуть центр столицы. Спрятавшись как только возможно, те с разинутыми ртами наблюдали за девушками, понимая, что это — избранницы всадников, ибо всем было известно о том, что «суженые властелинов — крылатые волшебные создания из другого мира». Флора запутывала вивертов и обводила их по кругу, что было достаточно эффективной тактикой — теряя координацию, виверты сами падали, где их поражала атакой Муза, паралельно защищаясь щитом от когтей и клыков со всех сторон. Стелла атаковала их своими световыми сферами и шарами, не всегда попадая в монстров и разрушая даже лавки и дома, что мало кого волновало. Люди испуганно кричали, когда пораженные монстры падали с неба чуть ли не на их головы. Яростные и безжалостные существа не переставали нападать, пытаясь вцепиться клыками в горла фей. Сферы, которыми они атаковали, обезоруживали монстров, но не убивали, и ряды их, казалось бы, только пополнялись. — Их всё больше и больше! — кричит Флора, уворачиваясь от прыгнувшего виверта. — Живучие твари, — шипит под нос Муза и бьёт магическим потоком в скопление монстров, поражая их, опять же, на время. Стоит только разобраться с одними, на подходе стояли другие. — Нам понадобится конвергенция. — Чёрт возьми, Текна! — восклицает Стелла, когда птица-подруга, не выдержав того, что её близкие сражаются, пытается воинственно привлекать на себя внимание монстров, тем самым выигрывая им время. Ловко от них уворачиваясь, она водит их по кругу, заставляя, тем самым, биться друг об друга. — Мисс! — неожиданно до ушей Музы доходит знакомый женский голос, криком молящий о помощи. Фея музыки вертит головой и натыкается на свою фрейлину, которая пытается отбиться от виверта, что нависнул над ней с целью убить. От ярости и страха потерять близкую фрейлину Муза стреляет в монстра сферой, но тот успевает полоснуть лицо девушки когтями, вырвав из её груди тем самым оглушительный вопль. К девушке подлетают Мелани с Офелией, помогая встать, а Музу, желавшую подлететь, занимают другие монстры. Флора образует в руках ярко светящуюся сферу и направляет её на особо агрессивного виверта, но тот успевает среагировать и отпрясть в сторону, из-за чего под удар попадает маленькая плачущая девчушка, которая замолкает, рухнув на землю и закрыв глаза. Поняв, что она причинила вред ребенку, Флора замирает, не замечая того самого виверта, который прыгает на неё и проводит когтями по всей левой ноге феи. Закричав от резкой невообразимой боли, Флора теряет ориентир в пространстве и болезненно падает на землю, чувствуя, как из раненой ноги тонкой струёй льётся кровь. — Флора! — вопит Муза, ужасаясь от длинной кровоточащей раны вдоль ноги феи. От переполняющих её чувств, фея музыки сбивает виверта с ног, добивая его без раздумий. Рана не была глубокой, но количество крови выдалось приличное. Флора заплакала от невыносимой стрелящей боли, которую чувствовала всей клеточкой тела. Муза падает на колени рядом с ней, но виверт, напавший на неё сзади, вцепляется клыками в основание её крыла, вырвав из её груди пронзительный крик. Виверт вонзает когти в её руки, устраиваясь на её теле, а Муза, пытаясь сбросить его, взлетает в воздух, делая хаотичные движения и круги. Стелла порывается помочь подругам, защищая Флору щитом, но монстры, возникшие сзади, пытаются перегрызть ей горло. Одетт успевает оттолкнуть свою госпожу, но сама получает ранение в грудь — на глазах Стеллы она падает и начинает истекать кровью. — Одетт, нет! Виверты заглатывают младенца на глазах фей, что становится последней каплей здравомыслия, которое уступает место настоящему безумию. Оставив Одетт на Софи, Стелла поднимается в воздух к Музе, которой удалось скинуть с себя виверта. Фея света замечает след от укуса у основания крыльев подруги, что приводит её в ужас. Флора пытается подняться, но страшная боль в ноге не позволяет ей это сделать. — Довольно этого ужаса и потерь, — глаза феи света наливаются кровью, а голос пропитывается ядом. Грудь её тяжело вздымается, а по рукам стекают капли крови от полученных ран, что делало её вид ещё более безумным. — Сделаем конвергенцию, девочки, и покончим с этим. Горящие, разъярённые, измученные — феи не знают пощады и отомстят за каждую невинную жизнь, павшую от лап монстров. Прикрыв глаза для концентрации, Стелла и Муза в воздухе разводят руки в разные стороны, а Флора решает действовать прямо на земле. — О природа, помоги мне... — шепотом молит Флора, прикрывая глаза и касаясь пальцами землю, тем самым вступая с ней в баланс, в связь, ощущая каждой клеточкой тела дух природы, её энергию, её шепот. Природа идёт ей навстречу, делая фею сильной, великой, могущественной. Она прислушивается к ней, признает в ней истинную обладательницу большой силы, дарует невообразимую мощь. Флора чувствует, как загорается светом, и в тот же миг из недр земли поднимаются лианы, которые, словно живые, хватают монстров в плен и душат их, заставляя хрипеть и биться в предсмертной агонии. Муза чувствует, как наполняется энергией, как переходит на более высокие вибрации. Её окружает щит, не позволяющий вивертам ей навредить. Муза сжимает ладони и глубоко вздыхает — ультразвуки, что она издает, люди не чувствуют, а вот восприимчивые к тонкостям виверты кричат и вопят от этих звуков, неестественно выгибаясь. Оглохнув и пытаясь избавиться от боли, они перерезают самим себе горло, бездыханно падая на холодную землю. Стелла взлетает так высоко, что поражённый происходящим народ её не видит. Девушка разводит руки в стороны и подставляет лицо к свету, чувствуя, как каждая клеточка тела получает бесценную силу, невообразимую мощь. Солнце, их Святилище и главный энергоснабжение, помогает своей хозяйке, возгорается сильнее. Стелла концентрируется и в то же мгновенье множество ярчайших солнечных лучей, не задевая при этом людей, находят вивертов и в буквальном смысле испепеляют их. Монстры горят заживо, крича от самой страшной боли — Солнце выжигает их своим светом, проходя через Стеллу, которая будто бы получила от этого счета удовольствие и успокоение. Все виверты, напавшие на столицу, были убиты разными способами, но одними и теми же личностями. Как только последний виверт, на которого направлен яркий луч солнца, с диким криком падает на землю, все будто бы успокаивается. Солнце скрывается, лианы отступают, звуковые волны больше не играют. Флора поднимается на ноги, шипя от боли, а по обе её с стороны приземляются Муза и Стелла, тяжёло дыша. Повсюду — трупы вивертов, народ выходит из своих укрытий. В центре воцаряется гробовая тишина, которая совсем скоро нарушается. Последнее, что ожидали измученные феи, так это громкие и живые аплодисменты. Первым хлопает в ладони мужчина, его жест подхватывают остальные. Женщины и мужчины, старики, юнцы и дети — все они громко кричат, бьют ладони друг об друга и не могут содержать слёзы, признавая в фей своих спасительниц. Девушки растерянно переглядываются между собой, не ожидая ничего подобного, даже не представляя, что их признают героинями. Как только аплодисменты утихают, сотни, а то и тысячи людей опускаются на колени, склоняя головы почтительно и кланяясь, тем самым признавая абсолютные могущество, великодушие и искренность своих новых правительниц. Феи поняли — их признали. Их полюбили, их теперь считают воительницами. Они спасли столицу от нападения неизвестных существ, за получили абсолютное признание силы и заслужили звание героинь. Народ их узнал и теперь никогда не забудет. Это был поистине легендарный момент, их первая обретенная популярность в другом мире. — Да здравствуют могущественные и милостивые властительницы! — хором кричат и восклицают жители столицы, вскидывая кулаки в воздух и смотря на фей с самыми разными эмоциями на лицах. — Это властелины! — раздается чей-то звонкий голос, мгновенно привлекая внимание и фей, и народа. Толпа послушно разделилась на две стороны, люди падают на одно колено в знак уважения и приветствия, склоняя глубоко головы. Прибывшие всадники пытались всячески скрыть удивление и недоумение, что удавалось им достаточно плохо — проходя по образовавшейся дороге, ведущей прямо к феям, те не отрывали от них взгляда, ужасно скрывая свои эмоции. Как всегда статные и величественные — они чувствуют дрожь своего народа, ибо те буквально были у ног своих Создателей, своих Богов. Люди не волновали всадников, они чётко шли лишь к конкретным людям. Среди них не было Валтора, что было вещью предсказуемой. — Я не знаю, что и сказать, братья, — первым отзывается Морон, оглядывая свою пострадавшую фею с ног до головы. Мужчина пытается приблизиться к ней, но та отпрянула от него, как от огня, посмотрев злобным, презрительным взглядом, что заводит его в замешательство. — Отложим разговоры на потом, — решает Ризанд не терпящим возражения тоном, подходя к своей фее и, в отличии от Морона, не столкнувшись с сопротивлением. Раненая и с множеством синяков и ссадин, Ризанд, смотря на неё и представив её мучения, испытал большую боль. Он ласково проводит пальцем по её скуле, на которой запеклась её собственная кровь – Стелла не возражает, не может опомниться после недавней битвы, а потом, казалось бы, что-то вспоминает. — Одетт... — шепотом говорит она и Ризанд всё понимает. Фрейлины пострадали не меньше их. Не выдержав боли от раны ноги и почувствовав облегчение от выигранной битвы, Флора прикрывает глаза и проливается в спасительную тишину, пустоту и темноту, падая в руки Огрону и испугав тем самым подруг. Ризанд и Морон убеждают их вернуться во дворец, а не последовать за Флорой — вместе с фрейлинами и не пострадавшей Текной они покидают общую площадь, оставив народ с неординарным чувствами и впечатлениями. — Нужно запечатлить этот момент в книгу, — шепотом говорит, улыбнувшись, Мартимус, стоящий вместе с другим фавном в отдаленном круге, который позволял им остаться незамеченными. — Это – история, это – часть великой легенды, — благоговейно произносит фавн Бартемиус, держа в руках книгу всадников. — Какой именно момент мне запечатлить? — Момент, где их, устоявших на ногах, озарило солнце, — улыбаясь, кивнул Мартимус. — Это были их первые признания и аплодисменты в нашем мире. Тессерис запомнит это надолго. — Навсегда, — поправил его учтиво Бартемиус. — Вселенная всадников апокалипсиса запомнит это навсегда.

***

Блум мгновенно загорелась идею вырастить и воспитать подаренного всадником дракон настолько, что посещение яйца каждый день и чуть ли не каждый час превратился в ежедневный её ритуал. Фея пламени дракона также заметила, что прикасаться к яйцу без вреда для себя может только она, Каденс, к примеру, обожгла пальцы, когда хотела его проверить, а Селина и вовсе чуть не спалила себе руку, когда в порыве любопытства хотела до него дотронуться. Блум временами казалось, что маленькое существо в яйце уже живое и что оно, признав в ней хозяйку, пытается выйти с ней на контакт. Разумеется, видимых результатов они не добились, но фея не переставала трепетно о нем заботиться. — В один день ты станешь большим, сильным и грозным драконом, которого будут бояться все злодеи, — шепотом произносит Блум с лаской и теплом в голосе. Её тонкие пальцы поглаживают яйцо, чувствуя там жизнь. — А пока ты совсем малыш. Жду не дождусь того момента, когда ты вылупишься... Интересно, каким ты будешь? — задаёт она сама себе вопрос и улыбается. Яйцо стало её отдушиной, лишь рядом с ним она могла чувствовать себя в спокойствии. Дракон уже сейчас словно успокаивал её и даровал силы, из-за чего Блум постоянно к нему тянуло. — Ты какой-то тихий... Не хочешь со мной разгова... Блум перебивает возникший совсем неожиданно шум, раздавшийся прямо позади. Девушка машинально вздрагивает и оборачивается, натыкаясь на незнакомую девушку, чье лицо было скрыто капюшоном. Поняв, что фея обратила на нее внимание, незнакома разворачивается и убегает, а Блум, не растерявшись, подрывается с места и гонится за ней следом, даже не обратив дельный взор на то, что кувшина, который разбила нежеланная гостья, изначально в помещении не было. — Подожди! — восклицает Блум, отставая от быстро бегающей девушки на несколько метров. — Постой! — не прекращает она свои попытки, понимая, что это бесполезно. Блум пытается огненной сферой сразить и остановить девушку, но промахивается из-за бега — сама она, словно спиной чувствуя приближающуюся опасность, ловко уворачивается и остаётся невредимой. — Эл, держи её! — кричит она возникшей на пути слуге, но тот не успевает среагировать. Незнакомка сбивает его с ног, а упавшие с треском поднос и фрукты покатились по полу, замедлив только Блум. — Чёрт возьми! Девушка в капюшоне вдруг останавливается посреди коридора и замирает, будто бы пытаясь понять, что ей делать дальше. Она вертит головой, словно что-то выискивая, от чего создавалось впечатление, будто бы она знакома с этим дворцом. Стоит только Блум приблизиться к ней, как девушка внезапно заворачивает за угол и влетает в первое помещение правого крыла — Блум, с силой оттолкнув двери, забегает следом. Незнакомка, не сбавляя темпа, встаёт на камин, служащий телепортом, и что-то шепчет, Блум же успевает схватить её за руку в последний момент — вместе их перебрасывает из дворца в совершенно другое место. Блум не успевает среагировать и не может осознать, в какой момент окружавшие её стены сменились воздухом и открытым пространством. Отвыкшая от шума и гама, она пораженно ахает, когда натыкается на невообразимое скопление людей в, по всей видимости, густонаселенном городе. Блум не сразу понимает, что в месте, куда она попала, царил настоящий хаос — люди кричали, плакали и пытались спастись от страшных и обезображенных монстров, которые были заняты чем-то другим, чем-то иным. Воспользовавшись замешательством Блум, незнакомка вырывает свою руку из чужой ослабевшей хватки и удачно исчезает во всеобщей суматохе. Блум вертит головой и пытается осознать, что происходит, но видит лишь то, как одну девушку атакой отбросило прямо на лавку с украшениями — не теряя ни минуты и быстро спохватившись, фея огня дракона порывается ей помочь, но, стоило только приблизиться к пострадавшей на пару шагов, её саму отбрасывает световой сферой, принадлежавшей Стелле, которая промахивается и не замечает в толпе знакомую рыжеволосую макушку. Принцесса Домино, больно ударившись затылком, вмиг проваливается в темноту, толком не успев никак среагировать. Голову ужасно ломит, а на глаза словно льют расплавленный металл. Со стоном Блум пытается пошевелить конечностями, но единственное, что ей удаётся, так это распахнуть рот в еле слышном стоне боли. Блум не имеет ни малейшего представления, как долго она пробыла в отключке, понимая, что не пришла бы в сознание и вовсе, если бы не яркие лучи солнца, светящие прямо в глаза и словно ласково пробуждая. Девушка тратит немалое количество усилий, чтобы приподнять туловище — голова по-прежнему раскалывалась, но Блум удалось собраться с мыслями и принять сидячее положение. Поглаживая затылок, она фокусирует зрение и возвращает возможность здраво мыслить — удивление не заставляет её долго ждать. Прямо перед ней на главную площадь приземляются раненые, со множеством ссадин её собственные подруги, измученные на вид и невероятно уставшие. Блум ужасает рана на ноге Флоры и следы от когтей на ключице Стеллы — девушка никак не ожидала увидеть их здесь. Они не замечают её, но Блум прекрасно их видела — фея огня дракона, хлопая ошарашенно округлившимися глазами, пытается подняться на ноги чтобы подбежать к ним. Уже через несколько секунд фей прикрывают люди, местные жители, которые хлопают им громко, а спустя недолгое время и вовсе почтительно кланяются. Блум, не отрывая от них взгляда, поднимается на ноги, но осуществить задуманное ей мешают появившиеся внезапно всадники, которые после своими спинами закрывают подруг. На глазах Блум Флора теряет сознание от полученной травмы, что стало для них неким сигналом — не успевает принцесса Домино к ним приблизиться, как всадники с феями исчезают, оставляя народ наедине с невообразимым количеством трупов павших монстров. — Мне нужно во дворец... — шепчет Блум судорожно. — Но как... Как я сюда попала? Как мне вернуться? — спрашивала она у самой себя, пошатываясь. Сейчас для неё важнейшей вещью было проверить подруг и убедиться в их самочувствии. — Дракон, что происходит? Я ничего не понимаю... Блум поворачивает корпус в разные стороны, напоминая маленького потерявшегося ребенка. Спросить дорогу не представлялось вариантом — пережившему нападение народу не было до неё дела, к тому же, откуда им узнать местонахождение Дворца Тьмы? Блум знала лишь одно — ей понадобится телепорт, служащий порталом для этого мира, но как она узнает о ближайшем телепорте, если они, в принципе, замаскированы? Блум, судорожно вздохнув, старается взять себя в руки и все же пытает свою удачу — спрашивает у первого попавшегося мужчины дорогу до телепорта, на что тот грубо отмахивается, рявкнув, что не знает. Блум сталкивалась лишь с такими ответами, поверженные стрессу люди явно не могли ей помочь. — Что же мне теперь делать? — спросила она у самой себя, медленно шагая туда, куда вели её ноги. Её не волновало, что она могла заблудиться, девушка и без того оказалось в шатком положении. — Может мне стоит превратиться и уже в воздухе искать Дворец Тьмы... — Блум поступила бы именно так, если бы не незнакомый мужской голос, раздавшийся сзади. — Миледи! Блум бы не обернулась, если бы не являлась единственной персоной с таким титулом. К ней под её же удивление бежал странный незнакомец, явно её знающий. Девушка его терпеливо дождалась, а после удивилась, когда он, приблизившись, почтительно ей поклонился. Народ бы обязательно обратил на это внимание, если не был бы занят своим горем. — Как вы здесь оказались, миледи? — с долей недоумения спрашивает незнакомец. — Кто вы? — спрашивает, изогнув бровь, фея огня дракона, не понимая, откуда он знает её. — Вы, дело понятное, меня не знаете, — заявил с улыбкой он. — Меня зовут Тень, я – посыльный властелинов, но служу, в основном, первому всаднику. Недавно он отправил меня с одним поручением, но должен был я вернуться только завтра, если бы не справился с заданием раньше положенного срока. Я решил сократить путь через центр столицы, где и наткнулся на вас и... — Тень промолчал, указав подбородком на недалеко лежавшего трупа виверта, задушенного лианой. — И, миледи, прошу вас, ко мне обращайтесь неформально. — Твое имя «Тень»? — удивилась Блум, оглядывая его снизу вверх – одетый с иголочки, с приятными чертами лица и часами, прикрепленными к поясу, которых он держал в руке. — Родное имя другое, но господину было угодно звать меня именно так, — улыбаясь, ответил Тень. — А вы как здесь оказались? Я не могу поверить в то, что господин так просто отпустил вас в столицу, — он указал ладонью вперёд, тем самым призывая идти. Фея решилась довериться ему, раз он служил Валтору. — На самом деле, я не планировала оказаться здесь, — сцепив руки впереди и не быстро шагая, начинает рассказывать Блум. — Во дворец пробралась незнакомая мне девушка, за которой я и погналась. Я думала, что успею отдернуть её, но телепорт переместил нас вместе на эту площадь. К сожалению, я потеряла эту незнакомку из виду, потому что ударилась затылком об постройку. — То есть, вы хотите сказать, что неизвестная вам девушка пробралась в сам Дворец Тьмы, а после переместила вас в центр столицы, сама благополучно убежав? — уточняет Тень, и Блум утвердительно качает головой. — Вам не кажется странным, что эта девушка прибыла именно в то место, где происходило нападение? — Я ничего не понимаю, — устало ответила Блум. — Даже не могу представить, кто она, зачем она пробралась во дворец и переместила нас в гущу событий. Но, знаешь, девочки точно должны о чем-то знать. Они сразились с этими монстрами и одержали победу, а меня рядом с ними не было... — голос Блум предательски дрогнул, девушка прогоняет влагу, появившуюся на глазах. — «Девочки» это властительницы? — уточнил Тень, вновь получив кивок. — Вполне возможно. Хотя нет, скорее всего, так и есть. Виверты обычно не нападают днём, да и на такое большое скопление людей... Народу повезло, что госпожи оказались в нужном месте в нужное время, — он задумывается, а после удивлённо приподнимает брови вверх. — К вам вернулась память, миледи? — Да, Тень, долгая история, — отмахивается спешно и небрежно Блум. — Ты говоришь о этих монстрах так спокойно и беспристрастно, — подмечает фея, вместе с Тенью свернув за угол. — Кто эти монстры? И почему они напали на невинных людей? — Наш мир называет их «виверты», — ответил Тень на вопрос своей госпожи, а после добавляет. — Эти уродливые, обезображенные существа когда-то были людьми. Душу человека высасывают, а мозг съедают, сделав существо, действующее лишь на инстинктах и подчиняющееся лишь своему создателю. Обычно они охотятся и убивают ночью, днём они редко выходят, а прямо в центре столицы – в первый раз. Они боятся света, но вышли на охоту средь бела дня, что означает то, что они стали сильнее и выносливее. — Кто творит такой ужас с невинными людьми? — Блум действительно ужаснулась, ахнув и хлопая круглыми глазами. — Не знает никто, — пожал плечами Тень, удобнее перехватывая свою трость. — Но все считают, что это дело рук Леди Смерть и Потрошителя. Даже здесь мнение народа разделилось, некоторые сваливают вину на Леди Смерть, некоторые уверены в том, что именно Потрошитель их хозяин, что больше поддаётся логике исходя из его имени, — Тень, увидев, как задумывается Блум, тихо добавляет. — Мне кажется, ваши подруги... властительницы, — исправляется он вовремя. — Знают достаточно многое. Если вы захотите поверить мне на слово, то, на мой взгляд, они сбежали из дворцов для своей миссии, о которой мне неведомо. Быть может, они решили поймать преступников сами, а быть может, их намерения совсем другие... В любом случае, они в чем-то замешаны. — Я должна с ними поговорить и обо всём разузнать, — решительно проговорила Блум. — Но в первую очередь меня волнует их самочувствие. Рана на ноге Флоры... Ты не представляешь, как я за неё боюсь, у неё может остаться шрам... — Шрам – самый последний ужас, что может с нами всеми произойти, — как бы невзначай заявляет Тень. — Тёмная Вселенная такая же небезопасная, как Магическое Измерение. Нам всем предстоит быть сильными, ибо враги не слабеют, а только крепнут, — Тень задумчиво пожевал губу, а Блум больше ничего не спрашивала, сохраняя гробовое молчание. Правда, продлилось это ненадолго. Посыльный внезапно хмурится, ощутив, как меняется с каждой минутой аура Блум в зависимости от испытываемых ею чувств. Он не имел права расспрашивать её о чем-то, но, чтобы найти тему для разговора и поддавшись любопытству, Тень подаёт голос: — О чём вы думаете? Блум опешила, но шаг не замедлила. Лишь взглянув на посыльного, она понимает, что ему можно доверять, что сейчас он – единственный, кто может выслушать. Блум, улыбнувшись краями губ, лишь качает головой, отвечая совсем тихо: — О разном, — девушка несдержанно, кратко усмехается. — О положений дел, о девочках, о Скае... В последнее время он снится мне во снах и со слезами на глазах обвиняет в измене. Я чувствую себя настолько виноватой, что хочу отключить чувства и больше ни и о чем не думать... — Вы переживете это, — неожиданно заверяет её Тень, улыбнувшись краями губ, как показалось Блум, печально. — Со временем станет легче. Не могу сказать, что боль вас полностью покинет, но всё же через время переносить это станет проще. Любая боль, которую мы испытали, останется в наших сердцах ранами, а затянутся ли они – зависит и от нас, и от времени. — Ты говоришь так, словно испытал нечто подобное, — шепотом заявляет Блум, пронзительно вглядываясь в чужие тёмные глаза. — У меня такое ощущение, будто бы кого-то лишился... — Ваше ощущение верное, миледи, — кивком и слабой улыбкой подтверждает Тень, слегка удивив Блум. Лишь взглянув в её ожидающие от него ответа глаза, посыльный вздохнул и перевёл взгляд вперёд, на дорогу, будто бы предаваясь воспоминаниям. — Я любил. Так сильно любил, что мне казалось, будто за моей спиной крылья, точно такие же, как у вас. Я, пожалуй, никого не любил так сильно, как её. Я даже не знаю, как вам описать то, что я испытывал, — он бесшумно вздыхает, продолжая. — Её звали Ламия. Она была самой прекрасной девушкой, которую я когда-либо знал. Самой красивой, самой умной, самой сильной и смелой. Мы влюбились с первого взгляда, мы были очень сильно друг к другу привязаны. Больше её, я, наверное, любил её смех. Когда он звучал, мне казалось, что счастье никогда меня не покинет. У нас были совместные мечты и планы, прямо как у вас с вашим бывшим возлюбенным, которым никогда не суждено сбыться. — Почему? — спросила Блум искренне. — Где сейчас Ламия? — Мы с Ламией были лучшими слугами всадников, но служили больше господину Завоевателю. Или Чуме, — Тень усмехнулся, крепче обхватив трость пальцами. — Но однажды... В один дождливый день всё изменилось. Ламия пришла ко мне воодушевленной, с ужасающей просьбой, о которой я не могу вам поведать, господину это не понравится. Ламия умоляла меня поддержать её, но это расценивалось бы как предательство. Несмотря на это, я встал на её сторону, как делал всегда. Предсказуемо, всадники обо всём узнали. Ошибка Ламии была непростительной, я же оказался соучастником. Они давили на неё, сводили с ума, угрожая, что убьют меня, я же не мог вынести этого и чуть было не выколол себе глаза, настолько моя любовь к ней была сильна. Ламию решили изгнать с позором, я же был опущен до посыльного. Нас разлучили, но всадники всё равно не хотели отпускать Ламию так просто — они поставили ей условие. — Какое? — Принести им жертву, — ответил Тень краем губ. — Жизнь за жизнь. Они издевались над ней, заявив, что если жизнь, принесенная Ламией, не будет весомой, они заберут мою. Всадники дали ей неограниченный срок и изгнали в Магическое Измерение. Я никогда не смогу забыть тот взгляд, которым она меня смотрела... Моя драгоценная девочка справилась со своим заданием и искупила свою вину, но мы по-прежнему обречены на раздельное существование, — он поджал губы, было видно, что ему трудно обо всем рассказывать. — Поначалу я тяжело переживал разлуку, не мог смириться с её потерей, хотел покончить с собой, но господин Смерть не позволил мне такой вольности. Меня мучали разные мысли, я корил и ненавидел себя за то, что не остановил её, не осадил, хотя знал, что она играла с огнём. Какое-то время я существовал живым трупом, а после мне пришлось взять себя в руки. Всадники заставили меня сделать это, — он горечно усмехнулся, тихо вздохнув. — Ты стоишь передо мной живым, — вдруг заявляет Блум. — Ламии удалось тебя спасти. Какую... жертву, — с ощутимым отвращением в голосе произнесла Блум ужасное слово. — она... п-принесла? «Дочь твоей близкой подруги, Кайлани» осталось неозвученным на устах Тени. — Я не знаю, — соврал посыльный, хоть Блум ему совершенно не поверила. Глаза его и тон твердили совсем иное. — С вашего позволения, я бы не хотел больше говорить о Ламии. Не вскрывайте мои шрамы. Представляла ли Блум, что возлюбленная Тени вошла в доверие Лейлы, ставшей ей сестрой, и в конце концов украла её почти что новорожденную дочь, принеся её, тем самым, всадникам в жертву? Знала ли она, что их долгожданный первенец находится совсем рядом, в том же мире, в котором жила она? Тень даже не мог представить её реакцию, когда она узнает, что младенец, которого они с трепетом ждали, воспитывается во Дворце Ночи. Блум понимающе замолчала. Шли они в тишине довольно долго, настолько, что фея успела устать, а после травмы она и вовсе потеряла большую часть сил. Как выяснилось позже, у Тени, как у посыльного, имелся собственный личный телепорт в виде часов, которые переместили бы его сразу во Дворец Тьмы, но загвоздка состояла в том, что перенесся бы в желаемое место только он. Тень не желал и не смел оставлять Блум, поэтому вместе с ней направился в Жемчужный Павильон — единственное место с телепортом, который переместил бы их во Дворец Тьмы. Тень, поняв, что молчание уже не может продолжаться, всю дорогу пытался занять фею беседой по типу любимого блюда, чтобы та не заскучала — и ему это удалось, ибо Блум даже и не заметила, как они прибыли в желаемое место. Жемчужным Павильоном оказалась очень большая постройка, выполненная с особым вкусом в белом цвете и украшенном, действительно, жемчугом. От развернувшейся перед ней красоты Блум невольно восторженно ахнула, не ожидая, что павильон окажется настолько шикарным и роскошным. Тень лишь улыбается реакции своей госпожи, приглашая её внутрь. — Мы зайдём так просто? — спросила Блум, оглядывая павильон со всех сторон и следуя за Тенью. — Это ведь не может быть так легко, потому что тогда все бы знали о местонахождении дворцов всадников... — Всё действительно не легко и просто, моя леди, — улыбнулся, беззлобно хмыкнув, Тень. — Почти всё в этом мире, а особенно принадлежащие всадникам вещи, имеют собственную душу. Павильон принимает нас потому, что я – посыльный всадников, а вы – избранница одного из них. Если бы на нашем месте был бы обычный простолюдин, он бы обязательно заблудился и сошел с ума, ведь павильон обратно никого не выпускает, — объясняет Тень мягко. — Да и сам народ об этом знает, поэтому обходят Жемчужный павильон за несколько километров. Тень приглашает Блум встать на камин, а после произносит два необходимых слова, с позволения девушки взяв её за руку. Блум не успевает опомниться, как великолепные локации сменяются привычными стенами Дворца Тьмы, а все произошедшее кажется нереальным. Оказавшись в родных покоях, Блум устало опускается на кровать, чем вызывает беспокойство Тени. — Вы получили травму, — концентрирует он факт. — Я отведу вас в к целительнице Джозефин. — Нет, я в порядке, — отмахивается от него Блум, его же словам Тень не верит. — Я приду в себя через несколько минут, всего-то голова разболелась, подумаешь. Я должна убедиться в том, что с Флорой, Стеллой и Музой всё хорошо, я не могу здесь оставаться, мне нужно... — На сегодня с вас хватит, миледи, — пытается успокоить её Тень, размахивая руками. — В своём мире я вынесла ещё большие испытания, одна потеря сознания меня не остановит, — настойчиво проговорила Блум, стараясь подняться на ноги. — Я сильнее, чем ты думаешь, поэтому позволь мне уйти, я... — Никто не сомневается в вашей силе, моя госпожа, но сначала вам нужно пойти вместе со мной к целительнице Джозефин. А если вдруг что-то серьёзное? — не унимается Тень. — Я всего лишь ударилась головой, если бы это было серьезным, то враги в моем мире давно бы одержали над нами с Винкс победу, — отрезает Блум, всё же поднявшись на ноги. — Я должна... — Моя госпожа. Блум перебивает знакомый женский голос, принадлежащий Каденс, которая, отчего-то не дожидаясь разрешения, зашла в покои властительницы вместе с Селиной, стоявшей позади. Они с Тенью приветствуют друг друга взглядами, после чего управляющая вновь обращает внимание на рыжеволосую фею. — Господин хочет видеть вас, — оповещает она ровным голосом. — Это очень важно. — При всем моем уважении к властелину, — неожиданно осмелел Тень, выпрямившись. — Но госпоже сначала следует посетить целительницу. Она получила травму головы, наверное, господин не знал об этом. — Нет, все в порядке, — осаждает его Блум и смиряет таким требовательным взглядом, что Тень наконец сдается и подчиняется её воле. — Идём, Каденс. Попрощавшись с Тенью, пожелавшему ей удачи, Блум, несмотря на свой ранг, следует за управляющей, знавшей дорогу, что приведет до всадника. Она взглядом спрашивает у Селины, что внезапно случилось, на что та отвечает отрицательным кивком, давая понять, что сама она не в курсе. Отчего-то в груди Блум заселилось странное чувство беспокойства, словно что-то обязательно должно произойти — она, сослав это на переживания по поводу подруг, делает глубокие вдох и выдох, выпрямившись и вскинув голову вверх. В конце концов, Валтор ненавидит любое проявление слабости, поэтому рядом с ним она старалась держаться достойно, не показывая, в особенности, ему свою слабину. Управляющая заводит госпожу и фрейлину в почти подземелье дворца, что не может не насторожить их обеих. Подземельем дворца назывался самый низ, где, как слышала фея, имелась полноценная темница, куда Валтор заключал преступников своего мира, чтобы их покарать. Подземелье, несмотря на свое название, не находилось под землёй, что позволяло Блум дышать свободно — воздух здесь был спертый, а атмосфера ужасающая. — Вы долго, Каденс, — стоило трем девушкам завернуть за угол и выйти на открытую площадь с рядами тёмных карательных помещений по бокам, идущих вдоль. Блум и Селина поежились, но старались не показывать собственные эмоции. — Ступай, ты свободна. Валтор, расположившийся посреди площади, властно махнул рукой, на что управляющая, глубоко поклонившись, кивает и покидает подземелье. Селина же остаётся в замешательстве, не зная, как поступить — её, в целом, всадник не прогоняет и приказа оставить их вдвоем не даёт. Блум укрывает её собственной спиной, что забавляет Валтора, медленно подошедшего к ней и взявшего за локти. Фея не противится, не показывает, что ей его прикосновения, на самом деле, не противны. Между ними царит какое-то время нелепое молчание, Блум хмурится, не понимая, почему Валтор ничего не говорит. Уловив её настроение и словно прочитав мысли, всадник усмехается, а после высвобождает её руки от плена своих ладоней. — Ты ведь знаешь, милая, о Леди Смерть, — отдалённо начинает он, сцепив руки сзади. Блум хмуриться не перестает, но кивает. — И наверняка ты слышала те бредни, что Леди Смерть является наша сестра, Джастинда, — добавляет он, делая круг мелкими шагами. Блум вновь качает головой. — Хорошо. Валтор неспеша подходит к самой большой темнице, расположенной в самом конце правой стороны — голыми руками распахнув стальные двери, он ступает внутрь, скрывшись в темноте. Блум и Селина удивлённо переглядываются, внимательно за всем наблюдая. Через несколько секунд раздается тихое шипение, и Валтор выходит из темницы уже не один, а с двумя незнакомыми Блум девушками, локти которых он крепко сжимал цепкими пальцами. Незнакомки были одеты в старые, грязные, порванные лохмотья, которые, по всей видимости, когда-то были платьями белого цвета. Внешности девушек кардинально друг от друга отличались — первая, которая периодически шипела от несильной боли, которую причинял Валтор, завораживала своими большими голубыми, как первая весенняя листва, глазами. Смольные волосы, заплетённые в небрежную косу, спадали на одно плечо, неестественно бледная кожа пугала, а сухие розовые губы периодически распахивались от звуков, которые она не осознавая издавала. Девушка была хрупкой и тонкой, довольно таки миниатюрной, из-за чего она не могла дать Валтору должное сопротивление. Вторая девушка оказалась гораздо сильнее, она мгновенно приковала внимание Блум не только своей неординарной, притягивающей взгляд красотой, но и странной, необъяснимой аурой, что от неё исходила. Всё в ней было иным, каким-то другим — густые волосы словно свидетельствовали о чем-то, что пока фее неизвестно, ибо в них смешались, сплелись между собой на одной голове сразу два оттенка — глубокий, мягкий черный и темно рыжий, с отблесками насыщенного бордового оттенка. Глаза её выдались большие, темные-дьявольские, смотрящие пристально, пронзительно, прямо в душу. Кожа не то бледная, не то румянцевая, не слишком тонкие губы алого оттенка, правильные черты лица восхищали. Стройная, достаточно высокая, с ровной осанкой и ястребиным взглядом — несомненно, девушка обладала завидной и очень редкой красотой. Но это последнее, на что обратила внимание Блум — на мгновенье их взгляды встретились и фея пламени дракона почувствовала, как тело буквально прошибло током. По незнакомке можно было понять, что и она ощутила разряд, охвативший тело до конечностей — время будто бы остановилось, мир внезапно замер, и остались в подземелье лишь они одни. В груди Блум возникло странное чувство, которое оно никак не могла описать, ей казалось, будто перед ней стоял очень важный для нее человек. — Ты узнаёшь кого-то, милая? — из транса Блум вывел властный голос Валтора, требующий ответа. Собравшись с мыслями, Блум оторвала взгляд от девушек и перевела его на мужчину, посмотрев ему прямо в глаза и понимая, что не утеряла возможность лгать. — Нет, я так не думаю, — краями губ отвечает она искренне и правдиво. — Приглядись, — не попросил, а приказал всадник. — Это та девушка, за которой ты побежала по всему дворцу. Она же и скрылась в толпе, перебросив вас в центр Ардона, — больно дернув зеленоглазную девушку, проговорил Валтор. — Она пыталась украсть то, что принадлежит мне, в моём же собственном дворце, но ты помешала ей осуществить задуманное, Блум, что побег остался для неё единственным спасением. Наконец, она попала в наши руки, по обоюдному братскому согласию мы решили, что теперь она будет гнить в моей прелестной темнице, — оскалившись, усмехнулся Валтор, заметив, как вздрогнула в его руках девушка. Вторая незнакомка долго смотрит на своего похитителя, словно что-то вычитывает из его лица, а после опускает тёмные глаза и больше не поднимает, будто бы задумавшись и что-то переосмысливая. — Кто они, Валтор? — немедля спрашивает Блум. Даже если зеленоглазая девушка была в капюшоне, фея огня дракона всё равно её узнает по телосложению и росту. — Слуги Леди Смерть, нашего заклятого врага, — низким голосом отвечает Валтор и болезненно встряхивает обеих девушек, вжимая ногти в нежную кожу. — Теперь они дадут нам всю информацию о своих хозяевах, благодаря чему мы поймаем эту суку и устроим ей семь кругов ада. А пока что в аду находятся её прислужницы, — с ноткой довольства смеётся Валтор, не представляя, как неестественно крупно вздрагивает Блум. Неожиданно мужчина, не прилагая особый усилий, толкает зеленоглазную девушку вперёд, из-за чего та болезненно падает на землю и еле сдерживает слёзы то ли от боли, то ли от унижения, то ли от страха. — Говори своё имя, живо. — Валтор! — восклицает Блум удивлённо, а после порывается помочь пленнице, упавшей ей в ноги и тихо стонущей под нос, что означало то, что Валтор до этого нанес ей и другие незначительные травмы. — Стой на месте, Блум, — стальным голосом осаждает всадник. Фея пламени дракона ни за что бы не подчинилась, если бы не рука Селины, вовремя схватившая её за ладонь и таким образом призывающая к спокойствию. — Не заставляй меня в тебе разочаровываться, — смотрит он ей прямо в глаза сурово, но Блум, выпрямившись и вскинув голову, достойно встречает его взгляд и не замечает на себе чужой, принадлежащий девушке, оставшейся в руках всадника. — Это не моя забота, — строго произносит она, напоминая пылающее, не угасающее пламя, способное уничтожить всё на своём пути. Валтор, было видно, оценил это, но промолчал, решив смиловаться над своей феей. — Я требую имя, — обращается он вновь к прислужнице Леди Смерть, которая даже и не пыталась подняться с места. Смотря на мужчину испуганными глазами снизу вверх, девушка разлепляет засохшие губы и мелко дрожит. — М-Медея, — охрипшим от долгого молчания тонким и невероятно мелодичным голосом отвечает пленница, убирая с лица прилипшие пряди волос. — Прислуживаешь ли ты, моя дорогая пленница, живучей твари Леди Смерть? — нависнув над беспомощной девушкой тенью и собственной смертью, холодно спрашивает Валтор, впиваясь дьявольским взглядом в дрожащую заложницу. — Да, господин, но я... — Медея порывается ещё что-то добавить, подняв верхнюю часть тела, как оказывается грубо оборванной всадником. — Я не позволял тебе лишний раз трепать языком, если ты, разумеется, хочешь, чтобы он у тебя был, — от тона голоса всадника чувствует испуг и тревогу даже Блум, молча за всем наблюдавшая. — То, что я хотел узнать, я уже узнал, остальное неважно, — негромко заявляет он, а после буквально выбрасывает девушку в своих руках на ледяной пол, не шелохнувшись от её болезненного стона. Блум вновь делает шаг, желая помочь, но Селине удается убедить её остаться на месте. — Каково твое имя, дрянь? — Камелия. Блум замечает, как Валтор цепенеет на глазах, дыхание, на первый взгляд совсем не видно сбивается, выражение лица меняется за долю секунды. Девушка смотрит на него снизу вверх пронзительно, внимательно, своими большими глазами, Валтор же не открывает от неё словно завороженного взгляда, впиваясь невозможными прочитать глазами. Блум наблюдает за ними со стороны и вдруг понимает, что в груди горит пламя чувства, которое оно регулярно испытывала, когда Скай оказывался рядом с Диаспро. Было ли это ревностью, было ли это злостью? Фея сама не может определиться, лишь молча терпит горечь и болезненную пульсацию внутри, такую, словно её сердце полоснули кинжалом. — Вы будете нас пытать? — шепотом спрашивает Медея, не выдержав напряжения в подземелье. Лишь тогда Валтор отводит от Камелий взгляд, выпрямляясь и сталкиваясь уже с родными голубыми глазами рыжеволосой феи. — Нет, — отвечает мужчина негромко. — Спешка ни к чему. Мы с братьями должны подумать, как наказать прислужниц трусливой падали, — с этими словами Валтор рывком поднимает двух девушек на ноги и обратно заключает их в темницу, на этот раз, как заметила Блум, на подсознательном уровне обращаясь с Медеей гораздо жёстче, чем с Камелией. Значило ли это, что пленница одним лишь взглядом расположила к себе милость всадника? — Они твои, — Валтор кивает подбородком на сидящих в холодном и сыром помещении пленниц. — Делай с ними, что хочешь, только не смей помогать им спастись, поняла? Блум ничего не отвечает, не реагирует, но Валтор знает, что фея его прекрасно поняла и что она его не ослушается. Всадник довольно быстро покидает подземелье, оставив свою избранницу и фрейлину с заложницами. Голубые глаза Блум и темные глаза Камелии пересекаются.

***

— Вам нужно поесть, миледи. Сзади Стеллы возникает очередной лекарь с просьбой подкрепиться и, вероятнее всего, с подносом невероятных яств на руках. Однако фея не поддается никаким уговором, лишь устало, небрежно отмахивается от заносчивых слуг, не обращая на них никакого внимания. Единственное, что её волновало на данный момент, так это лежащая на белоснежной кушетке неестественно бледная Одетт, воинственно прикрывшая её собой. Уже несколько часов она не открывает свои ясные глаза, причиняя огромную боль своей госпоже — чувствуя себя виноватой, Стелла искренне боялась за свою фрейлину, пропустив тот момент, когда так сильно к ней с Софи привязалась. Лекари оказали ей самой должную помощь, ключицы её были перебинтованы — Стелла жалела, что ранение пришлось не к ним, а к безвинной Одетт. По щекам не переставая текли слёзы, страх того, что Одетт не справится с ранением, не покидал фею солнца и луны ни на минуту. Её поддерживала Софи, которая сама нуждалась в поддержке — фрейлина знала Одетт гораздо дольше и боялась за неё не меньше Стеллы. Даже Лианна, которая на первый взгляд совершенно ни о кем не волновалась, периодически посещала Одетт, ожидая, что она вот-вот проснется и одарит их своей привычной яркой улыбкой. — Это я во всём виновата, — шепчет Стелла, сжимая холодную ладонь Одетт. — Я должна была получить это ранение, я должна была лежать на этой кушетке... — Одетт не хотела, чтобы вы пострадали, — Софи слабо улыбается, тихо вздыхая. — Для неё ваша жизнь всегда стояла превыше её собственной. Одетт обязательно очнётся, я верю в это. Вы не представляете, какая она сильная и выносливая, — Софи ненадолго замолкает, а после тихо добавляет. — У неё дар целительства, он же её и спасёт... Господин, — фрейлина вдруг подскакивает с места и опускается в поклон, а Стелла, ни на что не среагировав, слышит сзади тяжёлые шаги, явно принадлежащие Ризанду. — Пойдём, душа моя, — всадник мягко берёт её за руку, вынуждая подняться на ноги. Фея не имеет сил воспротивиться, поэтому послушно выпускает ладонь фрейлины из своей хватки. Мужчина кивает Софи на Одетт, и та, всё поняв, занимает место своей госпожи. Проходящие мимо лекари, оставив все свои дела, кланяются и опускают головы, сохранив такие положения ровно до того момента, пока всадник с феей не покидают помещение. Выглядела Стелла ничуть не лучше той же Одетт — ссадины и раны громко говорили о том, что заживут не скоро, а бледное, будто безжизненное, лицо невольно пугало. Она постоянно шаталась, словно ноги не выдержали груз её тела, а выражение лица была отстраненное, словно мертвецкое. На этом сказалось не только ранение Одетт, но и весь ужас, который она видела в центре столицы. На её глазах монстры уродовали невинных людей, а сцена, где виверт выпотрошил беременную женщину, по-прежнему стояла перед её глазами. С таким кошмаром на яву Стелле не довелось столкнуться даже в собственном мире. — Почему ты покинула дворец без моего разрешения? — отойдя на приличную дистанцию, вдруг строгим голосом спросил Ризанд, в первую очередь, от страха и беспокойства. Он вполне мог потерять свою возлюбленную, а судя по её внешнему виду, монстры достаточно сильно их потрепали. Всегда сдержанный и спокойный, он чувствовал, как его терпение сводится к нулю. — Видишь, что произошло, когда ты действуешь без моего ведома? По-твоему я на пустом месте ставлю тебе запреты? Все мои решения нацелены на, в первую очередь, твою безопасность, твою сохранность. Я поражен, что настолько умная фея, как ты, этого не понимает, — он повысил голос на несколько октав, пронзительно посмотрев на фею. — Ты скрывал от меня весь ужас, творящийся в твоём мире, а после требуешь, чтобы я была послушной? — Стелла поднимает на него болезненный взгляд, не заметив, как невольно вздрогнул мужчина. — Почему ты не рассказал мне, что в этом чертовом мире уродливые монстры жуют кости маленьких детей?! — переходит она на крик, при этом еле сдержав слёзы. Ризанд молчит, ничего не отвечает, позволяя девушке выговориться. — Ты мог бы со мной поговорить, рассказать о положений дел, предупредить, но ты посчитал нужным всё скрывать, а после упрекать меня в непокорности. Я не твоя ручная птица, которую можно заточить в четырех стенах, ясно тебе?! — Я опасался именно такой реакции, — уравновешенно замечает Ризанд, сцепив руки за спиной. — В моём мире, который теперь и твой тоже, слишком много опасностей, даже больше, чем в Магическом Измерении. Для того, чтобы я тебе обо всём поведал, необходимо было время. Я не мог представить, что ты решишь сбежать из дворца. От меня, — его голос слегка сел, что не могло не привлечь внимание Стеллы. — Но меня больше волнует то, что тобой двигало, когда ты покидала территорию дворца. Зачем ты убежала, свет мой, скажи мне причину, — Ризанд приблизился к ней и взял за локоть, требуя ответа. — Ты не говорил мне ни о чем, что касается твоего мира, твоих дел, — непоколебимым тоном замечает Стелла, выпрямившись. — Я тоже ничего тебе не скажу. Это не упрямство, а справедливость. Раз ты не доверял мне, думая, что я совершу какую-то глупость, то и моя позиция аналогична. — Стелла... — Ты не понимаешь меня, ибо ты никогда не был на моём месте, — шепотом заявляет фея, утерев пальцами мокрые дорожки на щеках. — Ты говоришь об этих опасностях так спокойно, в то время как я боролась с ними за каждую невинную жизнь. Я пыталась спасти твой народ, я делала то, что не делал ты. Не признание и уважение мне было нужно, а любая жизнь, не важно, маленькая или большая, — Стелла шмыгает носом и смотрит на него умоляющим взглядом. — Мне нужна жизнь Одетт. Ты ведь Всадник, ты – Создатель и Бог. Ты имеешь власть над всеми душами и жизнями, так сохрани же жизнь Одетт. Пожалуйста, — добавляет она шепотом. — Боги не вмешиваются в человеческие циклы, жизни, судьбы. Это – игра, испытание, которую они должны пройти, в то время как мы, их Создатели, наблюдаем за ними и лишь изредка помогаем, даём знак и направление, — спокойно отвечает Ризанд. — Я хоть и Смерть, но вмешиваться в развитие событий мне не положено. Если Одетт умрет, я возьму её под свою заботу и передам туда, куда надо, обещаю. — Нет! — вскрикивает Стелла громко, отпрянув от мужчины, как от огня. — Мне не нужно твое обещание, мне нужна моя живая фрейлина! Одетт спасла меня, укрыла своим телом, а теперь мучается и борется за свою жизнь! — она не выдерживает и даёт волю слезам, брызнувшим из её глаз. — Если бы Одетт не успела и я бы лежала на её месте, ты бы говорил так же? — вдруг спрашивает она, поднимая на него слезный, вопросительный взгляд. Она прекрасно и отчётливо видит, как Ризанд меняется в лице. Он едва шевелит губами, не зная, что и ответит, а после и вовсе отводит взгляд, давая Стелле все ответы на все её вопросы. Она и без того знала то, что хотела услышать. — Нет. Ответ предсказуем — Ризанд бы боролся до последнего за жизнь своей возлюбленной и никогда бы не сдался без победы. — Если ты пообещаешь с этого момента полностью и всецело мне доверять... — мягким голосом ставит условие Ризанд. — Одетт будет жить. — Обещаю, — Стелла хватается за его ладонь, крепкую и протянутую, без раздумий, как за спасательный круг. — Иди и отдохни, — прозвучал, будто бы, приказ. — А я позабочусь о твоей фрейлине и дам ей должное награждение за спасение твоей жизни. Стелла слабо, благодарно улыбается, позволяет мужчине поцеловать себя в лоб и провожает его продолжительным взглядом, умолчав о том, что и без глупого условия доверяла всаднику несмотря на то, что тот ей оставался по-прежнему врагом.

***

В целительском помещении тепло и уютно, но несмотря на это, фее музыки казалось, что вся тьмы и весь холод, который есть в этой вселенной, въелись в её кожу и захватили власть над её душой, над телом и разумом. Её не покидает жестокая картина, где страшные чудища безжалостно и кровожадно уродуют детей и стариков, юных и взрослых. Но больше всего её волновала лежащая перед ней фрейлина без сознания, пережившая многочасовую процедуру лечения. Каждый раз, когда она смотрела на Роуз, её сердце обливалось кровью, на мгновенье замирая — она и представить не могла, что будет за кого-то так беспокоиться в совершенно чужом мире. Бедной Роуз изуродовали лицо, алая теплая кровь лилась, не переставая, высоко стоял риск того, что девушка ослепнет из-за травмы глаз — сейчас она, измотанная и страдающая, лежит на кушетке с перевязанным лицом так, что были видны лишь её закрытые веки и сухие, безжизненные волосы. Муза испытывала невероятную печаль от того, что Роуз получила ранение ни в живот, к примеру, ни в конечности, а именно в лицо, словно виверт знал её самое уязвимое место. Имеющая дар очарования, фэйри физической красоты и привлекательности — лекари единогласно и уверенно заявили, что шрамы на лице девушки никогда не затянутся, оставшись воспоминанием о роковом дне на всю оставшуюся жизнь. Это морально убьет Роуз, это сломит её и подорвет верю в будущее, девушка лишилась не только прежнего лица, но и своих сил. Она пожертвовала своей красотой лишь ради того, чтобы её хозяйка узнала информацию о тех, кто Роуз совсем не касается. Разумеется, это было её собственное желание — пойти за своей госпожой, Муза бы ни за что её не вынудила насильно с ней идти, но несмотря на всё это, фея чувствовала себя виноватой. — Я должна создать иллюзию, — в помещении были лишь Муза и остальные две фрейлины, на руках одной из них спящая Кайя. По желанию феи все лекари оставили их наедине, заверив девушек, что Роуз не очнётся скоро, и что жизни её ничего больше не угрожает. — Я создам иллюзию, в которой она будет видеть себя прежней. Я знаю, что смогу поддерживать эту иллюзию каждый день, ради неё я... — Ты себя не слышишь, Мел, — отрицательно качает головой Тереза, вздохнув и прижав к себе спящую малышку сильнее. — Ты хочешь скрывать от неё такое на протяжении всей её жизни? Как мы можем так гнусно ей лгать? Нет, это исключено. Если не мы, то кто-то другой обязательно ей обо всём расскажет, да и ты не сможешь поддерживать эту иллюзию вечно. К тому же, она возненавидит нас, если мы так подло с ней поступим. — Она не вынесет этого испытания, Тереза, да ты только посмотри на неё, — дрожащим голосом шепчет Мелани, обнимая себя за плечи. — Это ведь её разобьёт её, сломит на мелкие кусочки! Не нам ли знать, как она сильно любит свой дар? Как она проживет с такими шрамами, Роуз ведь так хотела когда-нибудь завести семью! — чуть ли не плачет девушка, шмыгая носом. Более сдержанная и выносливая Тереза глубоко вздыхает. — Она сильная, она проживёт, я в этом не сомневаюсь. Роуз справится с этими трудностями, осуществит свою мечту, продолжит свою жизнь, — уверенно и твердо заявляет Тереза. — Но последнее, что мы сделаем, так это обманем её. Ты не сделаешь никакую иллюзию, Мелани, слышишь? Фрейлина ничего не отвечает, ответом Терезе служит негромкий всхлип. — Может ли господин всё исправить? — вдруг спрашивает она, подняв полный надежды и воодушевления взгляд. — Властелину ведь всё подвластно, может он смилуется над Роуз и излечит её... — Замолкни, Мелани, — шикнула на неё Тереза, когда их госпожа поднимается на ноги, ослабевшие и ватные, а после, ни на кого не глядя, разворачивается и покидает комнату, обрывая с корнем все попытки фрейлин поговорить и оставляя безмятежную во сне Роуз на них. От напряжения, что ощутимо витает в воздухе, просыпается Кайя, но не плачет, будто бы зная и понимая, что нельзя тревожить почти последние беззаботные часы Роуз. — Теперь бедная мисс будет винить себя... — шепчет тихо Тереза с отчётливым сожалением в голосе. — Тьюн долго, — краями губ проговорила фэйри иллюзий, роняя голову на сложенные ладони. — Надеюсь, она не заблудилась и нашла Офелию... — Офелия будет корить себя за то, что не смогла защитить Роуз, — негромко замечает Тереза, покачивая Кайю. — Она ведь всегда говорила, что её обязанность, как старшей сестры, всегда заботиться о младшей. Хоть они и кузины, но связь их всегда была крепка. Мелани судорожно вздыхает и ничего не отвечает — никто из них не мог представить, что их, казалось бы, обычная вылазка из дворца могла обернуться такой катастрофой.

***

Фея музыки, уставшая, измученная и сама не без лёгких ранений, с трудом находит того, кто, несомненно, был единственным, способным ей помочь. Походка её была неровной, а шаги размашистыми, Муза даже и представить не могла, что ужасающая рана фрейлины может выбить её из колеи. Она несильно шатается, отмахивается от всех слуг, желавших ей помочь и направить, самостоятельно найдя дорогу до кабинета Морона. Несомненно, он был там, Муза это чувствовала и параллельно знала, что в подобных ситуациях он предпочитал расслабляться со стаканом спиртного — очередного людского удовольствия. И Муза действительно не прогадала, обнаружив его сидящим лицом к террасе и дрожащим в несильной хватке стакан с огненной, жгучей жидкостью. — Кто дал тебе разрешение врываться в мой кабинет? — неожиданно холодным голосом спрашивает всадник глухо, чем выбивает из груди феи весь воздух. От напряжения в воздухе и изменившейся атмосферы в помещении, Муза понимает, что теперь всё не так. Всегда мягкий только к ней, снисходительный к каждым её оплошностям, невероятно заботливый и учтивый, потакающий всём её просьбам, желаниям и внимательный и милосердный — теперь в его голосе отчётливо чувствовалась кора льда, а в ауре, что он источал, не было ни капли тепла. Фея вдруг осознала, как успела соскучиться по прежнему, лучезарному Морону, который всегда к ней прислушивался и относился к ней лучше всех, чем кто-либо другой из братьев к своим феям — ныне она была не уверена, что его отношения к ней не поменялось. Муза быстро поняла, что разочаровала всадника, что стала причиной резкой смене личности. Борясь с едкой, слабой болью в груди, Муза выпрямилась и, пытаясь унять дрожь, тихо проговорила: — Я пришла с просьбой. — Вот как? — фея была уверена, что он насмешливо изогнул бровь. — Ну так говори свою просьбу, смертная, я посмотрю, хватит ли мне милосердия его исполнить. Муза шумно сглотнула и крупно вздрогнула — это был первый раз, когда он не назвал её своей мелодией. Его позицию наглядно показало слово, которым он к ней обратился — «смертная». Одним лишь обозначением он расставил их места, продемонстрировал, что перед ним стоит не любовь всех его веков, а обычная смертная фея, пришедшая сугубо к всаднику, властителю над душами. — И давно я стала просто смертной? — не удержалась от совсем не весёлой усмешки Муза, прожигая взглядом его крепкую, мощную спину. «Я ведь была чем-то большим» Муза с силой закусила нижнюю губу. — С тех пор, как ты сбежала из дворца и подвергла опасности не только себя, но и своих фрейлин! — Морон не сдержался и рывком поднялся на ноги, с грохотом поставив стакан на столешницу и разлив жидкость. — И Роуз изуродована по твоей вине. Если бы ты не поддавалась своеволию, все были бы здоровы. — Ты запер меня в четырех стенах, а после наивно ожидал, что я буду не высовываться да помалкивать? — неверяще уточнила Муза. — Ты создал себе иллюзию, покорно в неё верил, а когда она разрушилась, ты решил обвинить в этом меня. Думаешь, я действительно буду подчиняться твоим запретам, которых ты даже не обосновывал? Далеко не я виновата в нашем побеге, виноват ты, не посчитав нужным рассказать мне обо всём доступным языком, — Муза не смотрела на то, как медленно начинает закипать Морон, она сама была готова взорваться. — Ты считаешь меня неразумной, взбалмошной, забыв, что в своем мире мне доверяли спасение всего измерения! В чём причина твоей скрытности, недомолвок? Ты хотел таким образом уберечь меня? Или ты думал, что я испугаюсь тварей, которые на моих глазах чуть не вырвали Стелле голову?! — повысила она голос на несколько октав, пылая злостью и недовольством. Муза набрала в грудь побольше воздуха, а после выдала неожиданное и нечто очень болезненное: — Ты – монстр! — закричала она не раздумывая. — Сотни, тысячи чудовищ уничтожили бы твой народ, если бы не мы! Как ты можешь допускать такой ужас? Тебе совсем не жаль собственных созданий? Я думала, что в тебе, порождении хаоса и тьмы, есть капля света, добра и человечности! — Мы не можем вмешиваться в свой мир, — достаточно спокойно подмечает Морон. — Дракон тоже не вмешивается в дела своего мира, но что-то ты не сильно возникала, когда в своем мире вы боролись с не менее страшными чудовищами. — Дракон спит, и снова из-за вас! — не остаётся в долгу Муза. — А вы видите, замечаете весь этот ад и ничего не делаете! — В обоих мирах зло и добро должно балансировать, сохранять гармонию, — Морон глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. — Без добра нет зла и наоборот. Если мы искореним всю тьму, как, например, вивертов, мы же, всадники, сами и нарушим этот баланс, эту гармонию. Будь Дракон в сознании, он бы тоже не стал препятствовать делам Магического Измерения. К слову, мы уже стали квитами, когда он вмешался в наш мир и... — он вовремя замолк, не договорив. «И вернул память твоей подруге» осталось неозвученным, на что пылающая, как пламя, Муза не обратила внимание. — Я ошибочно верил в то, что мы доверяем друг другу, что ты наберёшься терпения и дождешься, пока я не поведаю тебе обо всем, что творится в этом мире, — шипит на неё Морон, продолжая и испепеляя горящими глазами. — Я даже представить не мог, что ты решишь сбежать из дворца, не предупредив меня. Видишь, к чему привело твоё любопытство? Стоил ли твой интерес таких жертв? Ты не знаешь, какой страх я испытал, когда узнал, что на вас... на тебя напали. Ты разочаровала меня, Муза, сильно разочаровала, — покачав головой, шепчет мужчина. — Это ты не верил в меня! — восклицает Муза громко. — Не верил в мои силы, способности, смелость и выносливость. Вместо того, чтобы предупредить меня, ты предпочёл молча заключить меня в своем дворце. Ты не никогда не знал меня, раз считал, что я буду смиренной, что я предпочту твое довольство, а не свободу... — Что тебе не хватало?! — перебивает всадник её, впервые настолько сильно повысив на нее голос. Муза, не ожидав этого, испуганно вздрагивает. — Скажи мне, в чём моя вина? Моя единственная ошибка состоит в том, что я хотел обезопасить, защитить тебя? А если виверт выпотрошил бы тебя, то как бы я дальше существовал?! — Так же, как существуешь без Иллирии! — на эмоциях и в сердцах выдала Муза, мгновенно об этом пожалев. Довольно таки быстро осознав, что ляпнула, девушка округлившимися глазами взглянула на Морона и увидела, как вмиг изменилось его выражение лица. Оно стало нечитаемым, отстраненным, что фея музыки успела проклясть себя изнутри и еле удержать от того, чтобы не хлопнуть себя по губам. — Откуда ты знаешь про Лиру? — в его тоне нет ни намёка на злость, недовольство, печаль. Он спросил это лишь слегка дрогнувшим голосом, словно воспоминания, не заставившие себя долго ждать, взяли над ним контроль. — Это не важно... — Нет, это важно! — он сократил между ними расстояние в два шага и грубо схватил её за локоть. Таким ужасающим и внушающим страх фея Морона никогда не видела, поняв, что его человеческая натура уступила место божьей, что не могло не беспокоить девушку. — Откуда ты, чёрт возьми, узнала о Лире?! Не зли меня, Муза, я могу больше себя не сдерживать, раз ты тоже стала непокорной. В конце концов, именно я виноват в том, что ты забыла, что я не только любящий тебя безумец, но и Всадник апокалипсиса, порождение всего, как ты выразилась, плохого, — он приблизился к ней почти вплотную, опалив лицо вздрогнувшей феи горячим, обжигающим дыханием. Морон был к ней настолько близко и смотрел прямо в глаза так откровенно, что Муза, не сдержавшись, отвернулась и зажмурила глаза. — Ты не можешь читать мои мысли, — Муза судорожно вздыхает, её дыхание почти что сбивается, что не может не заставить Морона усмехнуться. Фея не узнавала его, в один лишь миг всадник превратился в совсем другую личность, показав истинную, божью сущность, которую он держал под контролем лишь ради неё. Видимо, она разочаровала его настолько сильно, что Морон решил перестать быть слишком снисходительным и милосердным, поняв, что это приносит лишь вред. — Ты не вынудишь меня рассказать тебе о чем-либо, ты не сделаешь мне больно... — Уверена? — одним лишь словом всадник с треском ломает всю твердость девушки. — То, что было между мной и Лирой, тебя не касается. Она – мое прошлое, ты – настоящее. Я не смог защитить её, уберечь, а тебя уж точно смогу. И если ты станешь этому препятствовать, я буду вынужден применить насилие. Ты должна помнить, что перед тобой стоит не щенок, которому ты можешь всё безалаберно высказывать, а такой же, как твой Дракон, Бог, который больше не потерпит неуважения в свою сторону даже от тебя. Знай свое место, Муза, довольно злоупотреблять моей к тебе слабостью. Это приказ, я ясно выразился? — И снова ты хочешь подчинить меня... — Видимо, я выразился не ясно, — прошипел Морон, перебив девушку и грубо её встряхнув. Та зажмурилась, пропустила бешеный кульбит сердца, будто бы осознав все силу и могущество всадника. — Чего тебе не хватало, Муза? Я был недостаточно учтивым и внимательным к тебе? Тебе недоставали моя поддержка, забота? Есть ли хоть какое-то твое желание, которое я не исполнил? Все, что ты хотела, я выполнил в ту же минуту, позволил видеть отца, приглашать подруг во дворец когда им вздумается, разрешил оставить Кайю лишь ради того, чтобы ты улыбнулась. Когда ты расстраивалась, я делал все возможное, чтобы ты засмеялась, я был готов на все ради твоего счастливого выражения лица. Скажи мне, где я ошибся, что я сделал неправильно? Был чересчур мягким, настолько, что ты решила воспользоваться ею? Я потакал тебе во всём, позволял любую твою грубость к себе, взамен прося лишь одного – доверия. Видимо, я делал слишком мало и просил слишком много, — всадник печально усмехается. — Валтор и Огрон говорили мне, что я слишком милосердный, даже Ризанд не столь добр, как я. Или мне стоит быть как, например, твой смертный Ривен? — спрашивает он внезапно, отчего фея резко вздрагивает и переводит на него удивлённый взгляд. — Мне быть таким же вспыльчивым, властолюбивым, совершенно не внимательным? Ты на подсознательном уровне привыкла быть жертвой, привыкла всё терпеть и выносить абьюз в отношениях. Тебе нужны эмоциональные качели, холод и недоверие, быть может, я должен поступать как Ривен? Я хотел показать тебе самые чистые и искренние отношения, здоровые и самое главное доверительные, но, увы, ты не хочешь этого. Как жаль, что я познал твои истинные желания совсем поздно. Вдвойне жаль от того, что я никогда не смогу быть как Ривен, но, обещаю, я не прочь попытаться. — Какие отношения? — голос предательски дрогнул, к горлу подкатил противный ком. — Я никогда не любила тебя, чтобы ты мог показать мне эти здоровые и доверительные отношения. Ты по-прежнему остаёшься моим похитителем... — Наверное, ты никогда не забудешь про одну мою ошибку и всегда будешь напоминать мне об этом. Жаль, что ты считаешь, что отношения могут быть только у возлюбленных. Я не стал тебе другом, как бы не старался, — покачав головой, севшим голосом шепчет всадник. — Ты права, я для тебя лишь похититель и ты, чтобы я не делал, никогда мне не доверишься. Твой сегодняшний поступок раскрыл мне глаза на то, что я не мог понять за такой большой срок. Ты пришла ко мне с просьбой, о которой я догадываюсь, ответом тебе будет нет, я не буду вмешиваться в привычное развитие цикла жизни, — твёрдо проговорил он, а после задумчиво вздохнул, словно принял решение, которое, было видно, далось ему с огромным трудом. — Через пару дней важный для нас, всадников, день. Если это сделает тебя по-настоящему счастливой, то я... верну тебя домой по окончанию этого дня. Морон, не задержив на ней ни малейшего взгляда, обошёл её и твёрдыми шагами покинул кабинет, оставив фею с пропастью в сердце.

***

— Ваше ранение, моя леди, очень серьезное, но не настолько, чтобы остаться без ноги, — целительница, стоявшая перед измученной Флорой, что-то записывала в бумагу. — Однако ходить вы не сможете примерно неделю, это лишь в лучшем случае. Шрама не останется только потому, что во время ранения вы находились в трансформации, но тем не менее, боли будут не стихать ближайшие три, может больше, может меньше дня. Флора вполуха слушала то, что говорила ей женщина, прекрасно зная, что уже через пару дней встанет на абсолютно здоровую и невидимую ногу, ибо трансформация всегда её защищала. Девушку волновало далеко не свое физическое состояние и ноющая боль в ноге, а десятники, а то и половина сотни жизней, которых забрали монстры столь безжалостно. Один из них вырвал голову ребенку и словно бросил ей в ноги, от этого воспоминания она еле сдержала рвотные позывы. Такое зверство фея никогда не видела, а будучи чувствительной и впечатлительной, девушка понимала, что лишится полноценного сна на большое количество времени. Рядом с ней, словно чувствуя её напряжение, стояла Хейзел, изредка поглаживая её по плечу, на животе лежала Чатта, тем самым пытаясь ей помочь и делясь своим теплом. Даже маги решили её навестить, стоя и наблюдая за ней, в частности за перебинтованной и укрытой простыней ногой, уперевшись о дверной косяк. Не было лишь Офелии, которую фея отпустила к своей двоюродной сестре, также пострадавшей. — Ты можешь идти, Дженна, спасибо, — Флора попыталась улыбнуться, но вышло, по всеобщему мнению, весьма паршиво. Не обратив на это внимание и улыбнувшись, женщина удаляется в другую комнату, чтобы сделать для госпожи болеутоляющий отвар из трав. — Ставлю десять золотых на то, что господин будет не в себе от гнева, — вдруг подаёт голос Думан, выпрямившись. — Хило играешь, друг, — хмыкнул Анаган. — Я ставлю тридцать золотых и пять серебряных на то, что он уничтожит не только этот дворец, но и нас. — Анаган! Думан! Что вы делаете? — Хейзел чуть ли не задохнулась от возмущения. — Наша госпожа пострадала, а вы ставите ставки на абсолютные глупости! Постыдились бы хоть немного! Скажи же им, Гантлос! — повернувшись к стоящему в стороне мужчине, недовольно воскликнула фрейлина. — Согласен, я бы на твоем месте, Ан, от стыда чуть ли не в землю бы зарылся! Думан вообще палку перегнул – десять золотых! — Гантлос театрально жестикулирует руками. — Тюфяки, да и только! Ставлю пятьдесят золотых и сорок серебряных. — Гантлос! — топнув ногой, с глубоким возмущением воскликнула Хейзел. — Всё в порядке, — осадила её мягко Флора, улыбнувшись. — Они только смешат меня, не волнуйся. Мне тоже интересно, кто сколько потеряет... — Лишились вы, азартники, всего богатства, — от внезапного и совсем другого голоса, раздавшемся неподалеку, абсолютно все в помещении невольно вздрогнули. Перед ними стоял второй всадник апокалипсиса собственной персоной, явно всё слышавший. — Я не злюсь, — довольно спокойно заметил он, проходя вглубь и кивая на поклоны слуг. — Напротив, я даже счастлив. — И кто теперь тюфяк? — злорадно, но тихо засмеялся Думан, издевательски ткнув в бок побледневшего от осознания собственного поражения Гантлоса. Хейзел еле видимо усмехнулась, пряча довольную улыбку и поджимая губы, что невольно не рассмеяться. — Счастлив? — непонимающе нахмурилась Флора, искренне недоумевая. Она была уверена в том, что теперь её не пощадят, фея уже готовилась к ночам в башне, в которой проводила первые свои дни. Но Огрон не выглядел растроенным, гневным, каким-то разочарованным. Наоборот, он не сдерживал широкую улыбку, отчего-то больно довольный. — Ты наплевала на мои пожелания, нарушила установленные запреты, сбежала из дворца, даже не извинилась за это и не почувствовала себя виноватой, — перечислил Огрон, садясь на стул возле койки девушки. — Было? Разумеется, было. Когда я узнал о том, что ты пробралась в столицу, я не поверил своим ушам. Откуда ты черпала эту смелость, где ты набралась такой решимости, милая? — искренне поинтересовался Огрон, но быстро понял, что Флора, закусившая губу, не будет ему отвечать. — Любопытство двигало тобой, не так ли? Острая надобность в приключениях, неумение держать свой интерес в узде. Ты хотела знать всё здесь и сейчас, не смотрела на мою реакцию, поступила так, как считаешь нужным. Ты проделала это благодаря своей уверенности, твердости в своих решениях и намерениях. Это не может не восхищать, не радовать. Помнишь наш спор? Тот самый, на желание, — он растянул губы в усмешке, не посмотрев на то, что в помещении они не одни. — Скоро мы узнаем его результат. Скажу тебе по секрету, мои братья добивают твоих подруг упреками, наказаниями. Я же не поступлю так, как они. Меня удовлетворил твой поступок, ты показала мне то, что являешься настоящей феей. Флора вздрогнула всем телом, когда услышала о своих подругах, а после потупила взгляд, не разделяя радости всадника. Она видела смерть, видела боль, и разговаривать сейчас, а тем более что-то предъявлять всаднику абсолютно не хотелось. — К тому же, наказание за своеволие ты уже получила, — он кивнул на ногу. — Почему ты такая хмурая, милая? Не хочешь ничего мне сказать? Я же знаю, что ты желаешь мне обо всем высказаться, заявить, что я – тиран и чудовище, раз допускаю такой кошмар. Угадал? — он усмехается, а после, поднявшись на ноги, наклоняется к Флоре и утыкается в её потрепанные карамельные волосы. — Я, в отличии от своих братьев, не давал никогда ложных надежд и иллюзий. Ты всегда знала, что из всех братьев я больше всех олицетворяю хаос и тьму, что я никогда не был добрым и хорошим. Помни, что меня зовут Война, и всё непременно будет хорошо, моя уверенная в себе девочка, — оставив на её лбу лёгкий обжигающий поцелуй, Огрон бросает на неё последний взгляд, а после, выпрямившись, жестом манит за собой магов и покидает помещение. Флора не выдерживает — девушка разревелась, подобно маленькому ребенку. К ней тут же подбегает Хейзел, мгновенно заключая в свои объятия, утешая, успокаивая и поглаживая ласково по волосам. Чатта тоже беспокойно пытается привести девушку в чувства, но та, забыв о всех и обо всем мире, сконцентрирована лишь на своей боли. — Поплачьте, госпожа, полегчает, — шепчет Хейзел, чьи слова еле слышны из-за громких рыданий и всхлипов. — Все будет хорошо, миледи. Однажды все непременно будет хорошо... Офелия возвращается во дворец слишком поздно. Всё это время она провела возле своей кузины, дожидаясь того, что она проснется, но этого так и не случилось. Решив ничего не говорить родственникам и семье, которые, в принципе, здесь и не живут, Офелия приняла решение вернуться обратно домой и позаботиться теперь не о сестре, а о собственной госпоже. Нога её ужасала, и Офелия искренне за неё беспокоилась. Вымотанная и измученная — она была похожа на мумию, на живой труп. Нездоровый бледный оттенок кожи ничем не отличался от мертвецкого, а невероятно уставшие глаза смотрели на одну лишь дорогу перед собой, ведущую в целительскую комнату, где и должна была лежать фея природы. Сегодняшний день выдался безумным и в физическом плане, и в моральном — такое количество беспокойства и переживаний она долго не испытывала. Теперь ей во сне будут сниться виверты, нападение которых она чудом пережила здоровой и невредимой — тело словно по-прежнему чувствовала это напряжение, этот адреналин. Решив проверить Флору и выпить вместе с ней чай, если та, разумеется, не спала, Офелия ускорила шаг. Ближе к ночи Дворец Крови становился особенно мрачным, тёмным и страшным. Постоянного запаха крови, как раньше, нет, но тяжёлая аура по-прежнему стояла, никуда не подевавшись. Создавалось ощущение, что вот вот из угла выпрегнет очередной устрашающий виверт и наверстет упущенное, выпотрошив её. Ежась и дрожа непонятно почему, Офелия мысленно решила больше не покидать дворец так надолго. Даже самому постоянному его жителю по-прежнему словно смириться с мрачной атмосферой здесь, что усиливается с каждой ночью. Фея природы обычно пряталась в своем скромном, уютном уголке, а Офелия и Хейзел не оставляли её покоев, не выходя из них на ночь глядя. Лишь маги и самые отважные слуги могли передвигаться по коридорам так бесстрашно, не боясь того, что дух умершего здесь их потревожит. И Офелия не прогадала, словно почувствовав всё с самого начала. До целительской комнаты остался лишь один коридор, но стоило фрейлине свернуть на поворот, из которого можно было выйти на нужную дорогу, как девушка мгновенно сталкивается с преградой, выбившей из её груди весь воздух. Перед ней предстал обезображенный и уродливый труп маленького мальчика, подвешенного к высокому потолку за толстую и длинную верёвку. Мальчик безжизненно свисал и еле-еле покачивался от подувшего из ниоткуда ветра, уперевшись в оцепеневшую Офелию мертво-живым взглядом. Глаза его, замершие от ужаса, смотрели прямо в её, на тонком теле множество ран и увечий, тёмные волосы взлохмоченные и мокрые. Было понятно, что мальчик сопротивлялся, увидев перед смертью нечто очень страшное. Дворец Крови сотрясает пронзительный женский крик, а после — грохот, такой, словно рухнуло на пол чье-то тело.