Когда погасло солнце

Во Дворце Тьмы вновь мрачно, как и всегда. Первый всадник апокалипсиса всё реже и реже стал посещать собственным дом, чаще и чаще заселяясь во дворцах братьев и вместе с ними пытаясь найти решение, как поймать Леди Смерть и Потрошителя. Это было рыжеволосой феей, вернувшей память, лишь на руку — видеть и разговаривать со всадником не хотелось. Замкнувшись в себе и позабыв о своей миссии за пылающей в груди боли, Блум заперлась в своих покоях, не впуская временами даже Селину, чем беспокоила и волновала не только подругу, но и всех остальных жителей дворца, в особенности Каденс, взявшей ответственность за девушку в отсутствие властелина. — Госпожа, — стуча в покои уже бесчисленное количество раз и медленно теряя терпение, позвала Каденс. Она почти полчаса стояла и пыталась достучаться до своей госпожи, не сдвинувшись с места упрямо и держа на одной руке поднос с едой. — Ваша Милость, прошу вас, откройте дверь, не вынуждайте меня идти на крайние меры, — голос Каденс, несмотря на раздражение, был спокоен, как водная гладь. Эту выдержку она годами в себе вырабатывала, чем и заслужила признание всадника. — Госпожа, вы слышите меня? — Оставь, Каденс, — рядом с управляющей возникла верная фрейлина. — Ты можешь заниматься своими делами, госпожа впустит меня и я её накормлю, обещаю, — девушка протянула руки в желании взять поднос. — Я хочу убедиться в сохранности госпожи, — не переставала упрямиться Каденс, покачав головой. Селина нервно закусила нижнюю губу. — Госпожа может позволить тебе зайти, я пойду вместе с тобой. Приступай к делу. — Госпожа не хочет видеть тебя, неужели ты не понимаешь? — Селина нахмурилась. — А после этого моего поступка она утеряет доверие и ко мне. Отдай мне поднос, я могу пообещать, что проконтролирую приём пищи госпожи и лично удостоверюсь в её целости и сохранности, — она улыбнулась краями губ и вновь протянула руки. Каденс, задумчиво вглядевшись в неё, словно что-то анализируя, в конце концов сдалась и передала поднос с едой в руки фрейлины. — Потом расскажешь мне о её состоянии в подробностях, — ставит условие она. — Ты знаешь, где меня найти, — бросив напоследок девушке взгляд, управляющая разворачивается и с вечно неестественно прямой спиной покидает коридор. Селина глубоко вздыхает, подходит к дверям и негромко стучит. — Блум, это я, — оповестила она. — Каденс ушла. Впусти меня, пожалуйста. Ответом ей служит продолжительная тишина, но, тем не менее, фрейлина терпеливо ждёт и не сдвигается с места. Через несколько минут она улавливает звук слабых шагов, и в ту же минуту массивные двери не без труда распахиваются, демонстрируя фрейлине лишь жалкое подобие некогда грандиозной феи-воительницы. Уставшая, потрепанная не только морально, в смятом спальном платье тусклого белого оттенка, с большими кругами под потухшими и больше не сияющими глазами, бледная, как мертвец, и потерявшая улыбку, как переживший несколько травм военный солдат. Ноги предательски пошатнулись, показывая, что Блум проделала большую работу, добравшись до двери и распахнув их. Рыжие волосы, которые будто бы меняли свой оттенок в зависимости от настроения их обладательницы, несильными колтунами спадали на чуть подрагивающе плечи, которые будто бы говорили, что у девушки была истерика. У Селины невольно сжалось сердце от такого вида подруги — а ведь когда-то она была яркой, весёлой и живой девушкой, только-только открывающей в себе задатки феи. Поставив поднос на деревянный столик и заперев двери изнутри, Селина не выдержала и заключила Блум в объятия, чувствуя, как та обмякает в её руках и лишь слегка подрагивает явно не от холода — погода на сегодня выдалась пасмурной, видимо, у Морона довольно таки плохое настроение. Усадив почти что безжизненную девушку на ближайшее кресло, Селина заботливо укрыла её тонким пледом и села напротив, пронзительно заглядывая в глаза, что мало что выражали. — Почему ты мучаешь себя, Блум? — шепотом спросила она, сжимая пальцами неправильно холодные ладони подруги. Разве могут конечности хранительницы огня дракона быть холодными, неужели пламя в её груди столь быстро и просто погасло? Для этого сам Великий Огненный Дракон вернул ей память, ради этого самобичевания помог ей и направил на верный путь? Казалось, это Блум, занятую своими страданиями и болью, не волновало. Её не беспокоило то, что Дракон, дарующий ей силы, разочаруется в ней так же, как в её родственнике когда-то. — Я не мучаю себя, Селина, — Блум разлепила потрескавшиеся, до невозможности сухие губы. Она посмотрела так устало, измученно, что Селина невольно сглотнула. — Это они мучают меня. — Ты можешь всё исправить, — воскликнула Селина, приблизившись к подруге. Блум её пылающих намерений не поддержала, лишь прикрыв глаза и тихо выдохнув. — Ты должна найти силу реликса, впитать её в себя, стать равной всадникам и спасти весь мир! Ты должна сделать это, ты... — Должна, должна, должна, — как мантру, столь неправильную и ненавистную, повторила Блум, заставив Селину непонимающе нахмуриться. — Я должна спасти мир лишь потому, что родилась облалательницей созидательной силы. Но никто не спрашивает у меня, что хочу я. Мне стыдно это признавать, но я устала от клейма героини, Селина, — она всхлипнула, поджав губы до побеления. — Я хочу к маме и папе – Майку и Ванессе. Хочу вернуться в свой дом, в Гардению, где всё мне знакомо, где всё мне родное. Хочу вновь увидеть своих подруг, ты не представляешь, как я по ним скучаю. В детстве я мечтала стать феей, а теперь я хочу стать обычным человеком, какой и была, — Блум слабо улыбнулась, вспоминая свои теплые, самые прекрасные дни. — Я бы отдала всё, чтобы вернуть это беззаботное время... — Но ты не обычный человек, Блум, — Селина крепче сжала ладони подруги в своих. — Я не могу понять тебя в полной мере, не могу осознать масштаб твоих страданий, но... Ты сильная, Блум. Сильная и особенная. Ты всё вытерпишь... — Он убил моего дядю. Резкое признание выбило из груди Селины весь воздух. Она, сначала не расслышав до конца, лишь глупо захлопала глазами, с непониманием и недоумением уставившись на подругу. Блум лишь горько усмехнулась — она ожидала подобной реакции. — У меня был дядя, Селина... — голос Блум предательски дрогнул. — Валтор убил его. Я слышала, как он признался в этом, — слёзы полились из её глаз. Сжавшись, Блум обняла себя за плечи. Селине казалось, что сейчас она забыла обо всех словах, способных хоть как-то облегчить душевные муки подруги. Язык не слушается, ком подкатил к горлу, грудь сдавливает от неправильной жалости, которую, она уверена, Блум не хочет чувствовать по отношению к себе. Селина разделяет боль подруги, ощущает её как свою собственную. — Блум... — она глубоко вздохнула, взяв себя в руки и собираясь с мыслями. Девушка, услышав свое имя, подняла на неё заплаканные глаза. — Ты ведь совсем его не знала, ты его не помнишь... — это были явно не те слова, которые должна была услышать фея. — Ты не можешь только из-за этого падать духом и... — Меня терзает не это, Селина, не скорбь по дяде меня мучает, — гримаса боли искажает лицо рыжеволосой феи. — Мне больно и одновременно мерзко от самой себя из-за того, что ненависть не единственное, что я чувствую к Валтору. Селина пораженно на нее уставилась. — Ты любишь его, Блум? — шепотом спрашивает она, чувствуя, как ей не достаёт воздух. — Да, Селина, — сбрасывая груз с плеч, на одном дыхании произносит Блум. — Как показало время, моя любовь сильнее ненависти.

***

Агент Нина, переодевшись в излюбленную специальную униформу тёмного-синего цвета, почувствовала невероятный прилив комфорта и удовольствия, когда оказалась в штаб-комнате секретной группы Ордена Сопротивления. В достаточно большом и просторном помещении собрались все члены группы, которые были не менее рады возвращению любимого лидера. Среди них отсутствовала лишь Дидим, которая, как предположила Нина мысленно, предпочла собранию визит в медицинский отсек, где лежал пострадавший эраклионский принц. — Безумно рада снова видеть вас, агенты, — с долей торжественности начала Нина, выпрямив и без того прямую спину. Солдаты негромко похлопали в ладони, улыбаясь. — В мое отсутствие, я надеюсь, вы вели себя благоразумно и продуктивно. Ты отлично справился с ролью временного лидера, Риган, молодец, — похвалила она гордо высокого черноволосого крепкого юношу, которого выбрали главой вместо Нины на неопределенное количество времени. — Бразда правления чуть не вскружила мне голову, я счастлив, что вы не засиделись в руках лагеря Лиги, — кивнул и улыбнулся ей Риган, чем вызвал лёгкий смех товарищей. Нина даже и не представляла, как скучала по своим людям. Теперь она чувствует себя в своей тарелке, на своей территории. — Я вернулась, теперь всё будет по-другому. Надеюсь, вы не отвыкли от моей требовательности и строгости, — позволила она себе краткую усмешку. — Покажите мне, какую работу вы проделали в мое отсутствие и чего вы добились. Пятнадцать агентов, среди которых шестеро девушек и двенадцать обладателей магических способностей, разбрелись по помещению. Кто-то продемонстрировал терпеливо ждущему лидеру карту, раскрыв её на длинном овальном столе, кто-то всунул в её руки несколько бумаг, в которые они записывали свои маршруты как архивы. Исходя из этого, Нина много что поняла без особого труда — Риган не заводил группу в опасные и горячие точки, видимо, опасаясь принимать такие серьёзные решено без настоящего лидера. Той, кто напал на след всадницы ближе всего, была агент Эллисон, но, судя по обстоятельствам в Ордене, она ничего не добилась. Окрестности прочесали несколько раз, конкретно – одиннадцать, но видимых результатов Нина не увидела. Все таки, без толкового лидера даже сильнейшая группа становится слабой, не такой эффективной, как раньше. — Докладывай, Пит, — кивнув, приказала она агенту-магу. Тот, подхватив несколько бумаг, закрепил небольшую карту на белой доске. — Общий маршрут нашей группы составляет примерно расстояние между точками Лунной Долины и Утёса Вистерли, — он водит рукой по карте, Нина же внимательно наблюдает за ним, мысленно визуализируя их действия. — Мы пытались объяснить Плэку, что на таких мелких маршрутов мы не специализируемся, но без вашего ведомства они пользовались нашими силами как дополнительными патрулирующими. Поэтому нам приходилось выходить и ночью, но, к сожалению, напасть на след всадницы нам не удалось. Более менее была близка Эллисон, но, как оказалось, это была иллюзия. — Чья? — спросила незамедлительно Нина. — Мораны, — ответил Питер. — Она заманила Эллисон в гиблые земли, недалеко от Озера Плачущих Дев, приблизительно десять миль от точки C. Эллисон удалось спастись, но с этого времени мы больше не смогли напасть ни на всадницу, ни на их слуг. — Что нам известно о таинственном информаторе? — поинтересовалась Нина об загадочном человеке, который якобы был готов подставить всадницу и дать о ней какие-то сведения. Именно из-за него Нина и Дидим были отлучены от своего дома на достаточное количество времени. — К сожалению, ничего, — ответила вместо агент Сара, подойдя к Питу и перенимая бумаги в свои руки. — Наша группа пыталась составить приблизительное местонахождение информатора, но ничего не получилось. Все места, которых мы считали так или иначе имеющими связь с информатором, оказались пустыми. Группа лидера Орто перепроверили несколько раз по нашему запросу, но ничего не нашли. Разумеется, не без потерь. — Я вижу обозначенную красным точку около Мёртвых земель, — Нина, прищурившись, качнула головой на карту. — Это одно из самых опасных земель на данный момент. Ты, Риган, позволил группе так сильно рисковать без разрешения настоящего лидера и глав Ордена Сопротивления? — она, искренне беспокоящаяся за каждого члена своей команды, сурово посмотрела на парня. — Я не смею, — незамедлительно прозвучал ответ от бывшего временного лидера. — Это был приказ полковника Плэка. По данным информативной группы лидера Финнигана, именно в этих землях сокрыто логово пятой всадницы. Нас отправили проверить несмотря на мои сопротивления, — Риган немного помолчал, а после глухо добавил. — Это была западня. Вернулись все, кроме Адама, если вы не заметили. Мгновенно Нина вспоминает невысокого и тощего паренька с невероятным умом и большими умственными способностями, что больше напоминал живой компьютер и живую энциклопедию, нежели человека. Лишь благодаря своему уму его взяли в группу, не отличающийся особыми физическими способностями, было понятно, что именно Адам станет первой потерей Нины как лидера группы. — Почему Плэк отправил вас, а не силовые и солдатские группы? — сквозь стиснутые зубы спросила она. — В ваше отсутствие на восточный и восточно-северный патрули Ордена напали, — оповестил он негромко. — Большинство силовых и солдатских групп были направлены на спасение. Опасаясь, что серия нападений повторится, Плэк отправил нас. К тому же, вас, кто хотя бы попытался бы возразить такому решению, не было. Болтон и Алисент занимались другими делами, они помогали Детям Милосердия. С недавних пор, и их начали атаковать. — Пятая всадница становится всё сильнее и сильнее, тому доказательство недавняя битва между ней и лагерем Лиги, — задумчиво прошептала Нина. — Теперь мы должны составить новый план по... Девушку перебили бесцеремонно распахнувшиеся двери с достаточно возмущающим своеволием и вседозволенностью. В дверном проёме, обратив на себя всё внимание всех это агентов, возникает лидер отряда Б и, по совместительству, самый страшный кошмар Нины, последний человек, которого она бы хотела сейчас видеть. Брендон сам не свой, сам на себя не похож — осунувшийся, с невероятной усталостью в погасших глазах, на вид до ужаса измученный, несущий на себе большое чувство вины от потери своих солдат и товарищей. Не было понятно, что он здесь забыл, но было ясно, что его намерения были твёрдыми, ибо чтобы найти штаб-комнату секретной группы Ордена Сопротивления нужно знатно попотеть, да и без чужой помощи вряд ли здешний гость смог бы адаптироваться в этих стенах. — Солдат Брендон, — не было известно, как Нина не задохнулась от недовольства, вызванного чужой беспредельной наглостью и дерзостью. Агенты удивлённо перевели на неё взгляд, понимая, что знают эти двое друг друга достаточно хорошо, раз солдат сюда прибыл. — Как вы смеете врываться в незнакомое помещение, предводительно не спросив разрешения? Брендон вздрогнул от того, какими холодом и строгостью был пропитан голос Нины, что и хоть немного отрезвило его. Он поднял на неё мученический взгляд, не зная, что у на вид суровой девушки сжалось на мгновенье сердце, обливаясь кровью. Она, чтобы там не было, не показывая этого, окатила его равнодушным взглядом, заставив поджать парня губы — раньше Нина смотрела на него с нежностью и любовью, что шло ей гораздо больше. Брендон мысленно посчитал себя эгоистом. — Уделите мне всего пять минут вашего времени, обещаю, я не буду донимать вас, — он понимал, что на людях лучше стоит сохранять формальность. Агенты не сводили с них заинтересованного взгляда, не понимая, почему их лидер настолько к нему холоден. — Пожалуйста, — добавил он жалобно, что невольно растопило сердце Нины, уже покрывшееся тонким слоем льда. Она сцепила руки сзади, уставившись на него испепеляющим взглядом – Брендон стойко его выдержал и взглянул так преданно, что Нина неестественно сильно вздрогнула. — Вы делаете вид, что не видите то, что я не расположена к разговору с вами? — Нина пронзила парня насквозь своим ледяным тоном, прищурившись. — Или мне пойти на крайние меры? Не вынуждайте меня грубить вам, покиньте помещение. Брендон, растроенно поджав губы, вот было собирается покориться и послушно уйти, как его останавливает совершенно другой, более глубокий женский голос. — Он ведь может остаться, — за него вступилась темноволосая девушка-агент, мгновенно получив предупреждающий жест своего лидера. Имея язык без костей и часто из-за него страдая, девушка уже робко добавила. — Сейчас время ужина, мы можем освободить помещение... — агент перевела умоляющий взгляд на Ригана, своего возлюбленного, прося о помощи и понимая, что их лидер должна поговорить с солдатом, которого ей стало неимоверно жаль. Риган, не желавший вмешиваться, сдался лишь ради своей девушки. — Агент Кэрри... — Кэрри права, мы действительно проголодались, — он обвел взглядом всю группу, безмолвно с ними общаясь. — Ужин, вы знаете, лишь в одно время, пропустить его мы не можем. Я уверен, все агенты поддержат меня... — и товарищи действительно его не подвели, закивав как по щелчку пальцев. — Мне не стоит волноваться, что ты устроишь переворот и захватишь мою власть над вашими душами? — Нина, не сдержавшись, улыбнулась такой заботе агентов, хоть этим они, порой, раздражали. Подручные широко улыбались, а Риган тихо посмеялся. — Я успел завербовать их в ваше отсутствие, — с этими словами он кивнул своей группе и те, многозначительно переглядываясь и задерживая внимательный взгляд на явно радостном Брендоне, покинули помещение, оставляя солдата и инсургента одних. Двери сзади отчётливо слышно захлопнулись, позволяя неловкой тишине завладеть всем помещением. Брендон сделал один единственный неуверенный шаг навстречу девушке, мысленно оценивая, что униформа идёт ей гораздо больше, чем потрепанная одежда лагеря Лиги. — Ты чуть было не подорвал мой авторитет перед группой, — железным тоном заявила Нина, сузив глаза недовольно. — Молись, чтобы они ничего не заподозрили, не то тебе, клянусь, не поздоровится. Теперь я на своей земле, на своей территории, и ты не будешь делать то, что вздумается, — отрезала как ножом агент. — Говори, что хотел, и оставь меня одну. Дел и без тебя выше крыши. — Почему ты так груба со мной? — это было единственное, что спросил Брендон из множества других. Он смотрел на неё неотрывно, так и не решившись сделать ещё один шаг. — Ты смеешь такое спрашивать? — усмехнулась Нина, сложив руки на груди. Солдат опустил края губ вниз и поджал губы. — Чтобы там не было, всё в прошлом. Я забыла это, как страшный сон, и тебе советую стереть с памяти произошедшее той ночью. — Я не могу, — мученически проговорил он. — Я не могу забыть то, как гнусно с тобой поступил. И... Прости меня, Нина. Чёрт возьми, я... Прости меня, пожалуйста, я действительно раскаиваюсь, — он слабо улыбнулся, делая вдох и выдох. Нина неверяще усмехнулась. — Простить? — она изогнула бровь. — Что на тебя нашло, Брендон, что ты теперь извиняешься передо мной? Неужели острое чувство неудовлетворённости замучило? Или вздумал поиграть со мной? Скажи, что у тебя на уме, отчего ты внезапно стал нуждаться в моём прощении, в моём внимании? — У меня есть чувства... — Ко мне или Стелле? — резко оборвала его агент, чем застала парня врасплох. Как сказать ей, что пришел он сюда от любви к ушедшей героине, а не к ней, инсургента высшей категории? Как объяснить, что только в ней он мог видеть Стеллу после того случая, что пришёл он сюда, пытаясь компенсировать ту тепло и ту любовь, что давала ему солнечная фея? Как признаться ей, что, несмотря на все его слова, он будет по-прежнему любить лишь одну единственную принцессу Солярии? Как он мог ей сказать, что тянется он к ней лишь потому, что та была похожа на Стеллу, что та напоминала ему о ней? Брендон видел много потерь, винил себя в том, что не доглядел, не уберёг, не смог спасти на одну жизнь больше, не выполнил свои обязанности, как лидер отряда. Знала ли Нина о том, что когда Брендону было плохо и паршиво не только физически, но и морально, то он всегда шёл к Стелле, а не к мечу? Солярийская принцесса обязательно утешила бы его и дала всю заботу, на такую только способна, отбросив природные шумность и якобы легкомыслие. А сейчас её нет, ему некому прижаться и рассказать всё то, что на душе, тем самым избавившись от тяжёлого груза на плечах. И, видя в медицинском корпусе Ордена своих раненых и погибших бойцов, он неожиданно понял, как сильно скучает по возлюбленной и как неимоверно хочет к ней, прямо как дитя к матери. Увидев вдалеке Дидим, сидящую возле Ская, его словно прошибло осознанием чего-то важного. Нина была единственной из его окружения, кто был так сильно похож на Стеллу, а после поцелуя той ночью он подсознательно начинал воспринимать её за неё. Светлые волосы и глаза лишь на оттенок темнее — он смотрел на неё и невольно представлял свою принцессу, чувствуя такое желанное облегчение и спокойствие. Его не волновало, что характерами и натурами они кардинально отличались, как небо и земля. Брендон знал лишь одно — только с Ниной он мог чувствовать, что Стелла рядом. Он мог видеть в неё и тем самым успокаивать свою внутреннюю боль. Подсознание, здоровье которого пошатнулось после пережитого, давало понять, что лишь рядом с Ниной он мог утихомирить свою тоску и печаль. Справедливо ли это по отношению к Нине? Определённо, нет. Брендон понимал, что медленно становится эгоистом, но отчаянно и рьяно не хотел это признавать. — К тебе, — он проговорил это краями губ и сделал неумелый шаг вперёд. — Посиди со мной. — Что? — ей показалось, будто бы она ослышалась, но, столкнувшись с как никогда серьезным выражением лица парня, она вспыхнула, как спичка. — Ты имеешь хоть малейшее представление, о чем ты меня... — Да, — оборвал её Брендон. — Посиди со мной, пожалуйста. Нина не ответила, промолчала, посмотрела на него пронзительно в ответ, в душе борясь с вихрем различных чувств. Разум бойца и отрезвляющие мысли твердили ей, что она попадет в ловушку, сдавшись и поддавшись лёгкому напору, а сердце и душа отчаянно просились в объятия полюбившегося ей парня, шепча, что чувства к нему лишь улучшат ей жизнь, дадут по-настоящему стоящий смысл её существования. Поняв, что загнал девушку в ответ, Брендон начал: — Я знаю, что обидел тебя, и я очень сожалею. Как мне искупить свою вину? Ты вольна делать со мной всё, что тебе угодно, я и слова поперёк не скажу. Пожалуйста, только не отталкивай меня. Я действительно раскаиваюсь в своём поступке, как мне доказать это тебе так, чтобы ты поверила? — он взглянул на неё жалобно, не представляя, что начинает по-медленному растапливать сердце девушки. — У меня есть к тебе чувства. Ты важна мне, Нина. Ты нужна мне, — он не солгал лишь в последних двух предложениях. Когда-то Стелла сказала ему найти другую девушку и стать счастливым с ней, но разве он мог открыть свое сердце кому-то другому, полюбить ту, кто не является его принцессой? Тогда Брендон не знал, что в его жизни появится Нина, до боли в груди похожая на его любимую. Он и представить не мог, что будет забываться совсем другим, не виноватым ни в чем человеком. — Стелла тебя больше не волнует? — решила она поинтересоваться, впившись испытывающим взглядом. — Я хочу избавится от боли, — прошептал он краями губ. — А единственный способ – ты. Я неравнодушен к тебе в любовном плане, Нина. — Ты сейчас честен со мной? «Нет» — Да, — кивнул он и устало, слабо улыбнулся. Пройдя несколько шагов, он опустился вниз по стене на корточки, а после присел прямо на пол. — Посиди со мной, — повторил он просьбу. — Если кто-нибудь что-нибудь увидит, то тебе мало не покажется, — Нина все же улыбнулась от того, что Брендону удалось заслужить её прощение и вернуть к себе её расположение. Она подошла к нему и опустилась на пол, садясь рядом и при этом сохранив небольшую дистанцию. Брендон взглянул на неё с благодарностью и, проявив инициативу, заключил её холодную ладонь в свою. Руки Стеллы всегда были тёплыми. — Побудь со мной не лидером-инсургентом, а... просто Ниной. «Стеллой» осталось на устах неозвученным. Нина подолгу смотрела на Брендона и в какое-то мгновенье поняла, что устала быть сильной, что хотелось побыть немного слабой с тем человеком, с которым она могла чувствовать спокойствие, с которым могла быть самой собой. Она влюбилась в него с первого взгляда затуманенных глаз, когда увидела его в том тёмном страшном лесу и обрела в его еле видимых омутах такое чуждое и незнакомое чувство защищённости. Она испытала к нему столь искренние чувства, когда он поднял её на руки и в спасающем жесте прижал к себе, пытаясь согреть — фактически, эта была любовь с первого прикосновения. Она привязалась к нему, когда тот улыбнулся ей и впервые с ней заговорил, несмотря на все сопротивления, теплые чувства к нему оказались в несколько раз сильнее, взяв над ней контроль. И даже тогда, когда он обидел её, назвав чужим именем, сердце ни на минуту не переставало любить, а чувства ни ослабли от слова совсем — лишь разум ей сопротивлялся, создавая образ холодной и равнодушной девушки в целях защиты и спасения. До чувств к Брендону у неё были невероятные сила воли, выдержка, умение действовать хладнокровно, принимать решения рационально. Никто из её учителей и наставников не говорил, что любовь приходит неожиданно и что ей сопротивляться невообразимо больно. Никто из её воспитателей не говорил, что влюбляться приятно и что избавиться от неё неимоверно трудно. Погибшая мать твердила бесконечно маленькой дочери, что она должна быть сильной, а влюбившись, можно не только ослабнуть, но и потерять многие свои хорошие качества. Воспитатели растили её в тяжёлых условиях и делали всё, чтобы выработать в маленькой Нине железную выдержку, что смогла бы устоять перед «жалкими человеческими чувствами и пороками». Нина росла с их постоянным влиянием и обещала себе, что никогда не поддастся соблазну, но, встретив Брендона, она поняла, что все знания, принципы и устои полетели к черту. Никто из её знакомых не упоминал, что сладкому чувству любви совершенно не хотелось сопротивляться. Между ними воцарилась никого не напрягающая, успокаивающая тишина, обоюдное молчание. Они чувствовали общее спокойствие, столь желанное душевное умиротворение, ни с чем несравнимый покой разума и души. Лишь еле слышное дыхание Брендона и Нины хоть как-то нарушал мёртвую тишину. Через несколько минут его дыхание стало неожиданно размеренным, больше не прерывистым, а в следующее мгновение он, поддавшись сладкому искушению сна, уронил голову на плечо Нины, не отдавая себе в этом отчёт. Девушка вздрогнула всем телом, но возмущаться и, тем более, отстраняться не стала — тело будто бы прошибло приятным током, табун мурашек покрыл её с ног до головы. Она, не сдерживая улыбку и пытаясь унять бешеное сердцебиение, несмело, но уверенно прижалась виском к его волосам, прикрывая глаза и чувствуя себя небывало хорошо.

***

Скай, как лидер отряда А, видел не меньше потерь, чем Брендон, виня себя, подобно ему, в смерти сотни бойцов, невинных жизней, пылающих сердец. Умом он понимал, что не смог бы их уберечь, но клятва, которую он принял, как их путеводитель, душила его своими цепкими невидимыми лапами. Сам он тоже сильно пострадал — спасая Ривена от очередного монстра, он получил травму головы, к счастью, оказавшуюся не слишком серьезной. После этого, можно сказать, их отношения с Ривеном окончательно наладились — они из товарищей превратились в настоящих друзей. Ская немедленно доставили в медицинский корпус Ордена после того, как не вынеся портала, он свалился на ноги. Никто не смотрел на его титул и звание эраклионского принца, сильно пострадавших осмотрели в первую очередь. После того, как достаточно пожилая медсестра обследовала его и дала необходимые препараты, его навестили Фарагонда с Дафной, которые ходили по корпусам, убеждались в сохранности своих людей и параллельно разговаривали с Хагеном как старые добрые знакомые, обмениваясь новостями. Гриффин и Саладин беседовали с Рослин, которая, несмотря на свою немногословность, оказалась многогранной волшебницей с богатым внутренним миром и особенно хорошо поставленной речью. Не было видно трёх глав Ордена, как и королей с королевами — по обоюдному решению и согласию они вернулись на свои родины по двум причинам. Первая заключалась в том, чтобы контролировать планеты от распространения подручных всадницы, вторая же в том, чтобы защитить оставленный на произвол судьбы народ. Дафна поначалу отнекивалась, не желая отпускать родителей, но Орител и Марион не могли теплиться в хороших условиях, пока страдали их люди — к тому же, ничем особенным они помочь не могли, а Блум возвращаться и не собиралась. Тередор и Ниобе тоже не хотели оставлять дочь, но та не хотела никого видеть, а Фарагонда заверила, что она будет в безопасности — к тому же, королевская чета нужна была, в первую очередь, народу, а не собственной дочери. Скай лежал на кушетке в самой дальней палате возле окна. Голова его перебинтована, лекарь или врач, Скай разбираться не стал, строго наказал ему не подниматься с постели и принять лекарство в виде пахучей густой субстанции неприятного цвета. Боль была неоднозначной, то успокаивалась, отступая на несколько минут, то вспыхивала с новой силой, беспокоя принца бесчисленное количество раз. Однако он даже и не думал жаловаться, не старался обратить на себя внимание, видя, что другие пострадали гораздо хуже него, и что по сравнению с ними он отделался достаточно легко. В такие моменты Скай особенно сильно чувствовал отсутствие Блум. В такие моменты он убеждался в том, что никогда не сможет свыкнуться с её потерей, что не смириться с тем, что она теперь принадлежит другому. Его собственные бессилие и беспомощность давили на принца самым тяжёлым грузом, который вообще можно представить. Это — его бремя, эраклионский принц понимал, что любить первую героиню мира всегда трудно, что не в мире даётся легко, так, как хочешь ты. Ривен, в отличии от него, отпустил Музу, но Скай так не мог — он не мог забыть свою любимую, в которой прекрасно абсолютно всё. — Извини. Скай, пожалуй, слишком сильно дёрнул травмированной головой, что боль в ней вспыхнула с новой силой, заставив его зашипеть сквозь зубы. Перед ним, виновато на него смотря, предстала, казалось бы, Блум, но, приглядевшись и сфокусировав поплывшее зрение он понял, что это далеко не она. Медно-рыжие волосы создавали такое впечатление, и лишь глаза, которыми она на него смотрела, давали ему понять, что Дидим — его больная фантазия. — Я еле тебя нашла, — посчитала она нужным проинформировать Ская. Тот непонимающе нахмурился, не понимая, почему инсургенту потребовалось его искать. Неужели только что ушедшие Дафна и Фарагонда решили, что он слишком долго отлеживается? Однако, вопреки всем мыслям принца, та спокойно садится на стул возле его кровати и, ни о чем не думая, бесцеременно сжимает его ладонь своей. — Спасибо Ривену, что направил меня. Он смотрел на меня так странно, особенно после того, как я сказала, что иду к тебе... — Почему? — вырвалось из его губ прежде, чем он успел подумать. Тем не менее, оставался вопрос актуальным, а взгляд Ская впился в девушку в упор. Дидим не повела и бровью, словно пришла навестить своего давнего хорошего друга, а не спасителя и ничего больше, которого знает от силы лишь одну встречу. — Почему? — искренне удивилась Дидим. Ей казалось, что глупо выглядит сейчас не она, а эраклионский принц. — Ну потому, что ты получил травму головы и теперь лежишь в медицинском корпусе. Кстати, совсем забыла спросить: ты в порядке? С тобой всё хорошо? Надеюсь, ничего серьезного, а то я... — Нет, — он покачал головой, оборвав её. — Ты не поняла меня. Почему ты пришла сюда и ведёшь себя так, словно мы с тобой отменные друзья? — он пытливо взглянул на неё, проговорив это требующим возражения тоном. Под его тяжёлой и хмурой аурой Дидим даже не дрогнула, лишь выпрямилась слегка, всё же убрав свою ладонь, наверное посчитав это перебором. — Может не отменные, но друзья ведь... — Не друзья, — Скай сам не понимал, почему был таким грубым. Обычно он с большим удовольствием заводил друзей и знакомых, всегда был рад товарищам и приятелям. Но сейчас, когда голова жутко болела, в груди горело пламя от потери солдат, а перед глазами маячила больная иллюзия его возлюбленной, Скай становился сам не свой, пытаясь, таким образом, выплеснуть эмоции. — Я спас тебя, да и только. Не поверю, что инсургенту высшей категории понадобилось проверить именно меня, а особенно учитывая то, что сейчас проходит ваше орденовское собрание. — Откуда ты знаешь? — изумилась Дидим искренне, но с места не сдвинулась, несмотря на все неприятные слова в свои адрес. — Брендон твою подругу искал, — ответил он краями губ. — Но это не важно. Почему ты здесь, а не на собрании? Ты посчитала проверить меня более важным делом, чем долгожданное воссоединение со своим домом, со своими близкими людьми? — он испытывающе на неё посмотрел, искренне желая услышать ответ. Та немного замялась, что было видно по её поджатым губам и забегавшимся зрачкам, но, тем не менее, она, натянув на красивое лицо слабую улыбку, подняла на него такой мягкий и нежный взгляд, что у Ская невольно замерло сердце. Так искренне на него, кроме Блум, никто и никогда не смотрел, естественно, в любовном плане. Даже у Диаспро, которая сейчас неизвестно где, не была такая чистая и безоговорочная любовь в глазах. — Члены Ордена Сопротивления всегда были самыми отважными, храбрыми и выносливыми бойцами, — начала она с угла отдалённо, не заметив, как Скай с трудом подавил в себе возмущение. По его мнению, самыми лучшими и превосходными бойцами были, как раз, из лагеря Лиги, что составляло из себя организацию специалистов, фей и ведьм. Павшие солдаты были тому пример. — Я никогда не вступала в Орден, я всегда была его частью. Отвага и сила в моей крови, поэтому я могу безбоязненно заявлять о себе, о своих чувствах и эмоциях, будучи уверенной в том, что за мной – защита. Я не привыкла сохранять всё в себе, как Нина, я мгновенно говорю то, что думаю, как считаю. И сейчас, даже будучи не убежденной в том, что я поступаю правильно и получу ли я положительный ответ, всё равно скажу... — она затаила дыхание, выждала непонятные минуты, словно собиралась с мыслями, а после, без тени улыбки на лице, достаточно серьёзно произнесла. — Мне кажется, я неравнодушна к тебе. Скай примерно догадывался, что все слова ведут к этому, но совершенно не понимал, каким образом должен отреагировать на своеобразное признание. И вообще, принц знал, что должен, вообще, обрадоваться чувствам такой великолепной девушки — знаменитая в своих кругах, невероятно сильная и смелая, боевая и умелая, не лишённая природной обаятельности и ума, она была недосягаемой мечтой доброго количества парней. Её годами добиваются, жажда одной лишь обворожительной улыбки или милостивого взгляда, а здесь она сама делает первый шаг и проявляет инициативу — казалось бы, о чём только можно мечтать. К тому же, она была похожа на Блум, Скай вполне мог последовать примеру Брендона и заглушить свою боль чужой девицей, но... Он так не мог. Он не любил её и никогда бы не смог полюбить, ведь она — не Блум, и не требовалось больше никакой другой причины. — Моя любовь – только моя, — краями губ улыбнулась она неожиданно. Мягко, так, как умеет только она. — Я не давлю на тебя, не принуждаю, не смею, не имею такого права. Я знаю о Блум, о её подвигах, о том, что она – принцесса, и более чем достойна тебя, но... — Дидим, на удивление принца, вдруг поднялась с места и пронзительно посмотрела в его глаза. Тот опешил, замер, уставившись на неё в ответ и чувствуя, что не может отвести взгляд, как загипнотизированный. — Помни, что я буду ждать тебя. И что любовь инсургента Ордена вечная и неиссякаемая. Бросив на него последний, продолжительный взгляд, Дидим приподняла края губ в лёгкой, слабой улыбке и твердыми, но быстрыми шагами покидает помещение, оставляя Ская в раздумьях одного.

***

— Я не знаю, где ещё искать силу реликса! Из-за быстрого шага Блум приходилось подбирать полы платья, чтобы не запутаться в них и не свалиться посреди очередного коридора, который, как она считает, они уже проходили. Селина рядом хоть и устала, но шагу не сбавляла, равняясь с Блум и ни на миллиметр от неё не отставая. Вместе они решили отыскать силу реликса, спрятанную в этом дворце, но поиски пока что не давали абсолютно никакого результата, ведь в конце концов они находили лишь пустоту. Заодно Блум с Селиной воспользовались отсутствием Каденс, которая вышла по неизвестным никому делам вместе с Валтором, что, несомненно, сыграло на руку девушкам — не было господина и не было его управляющей, которая обязательно что-то заподозрив, незамедлительно доложила бы об этом своему хозяину. Единственное, с чем Блум не поделилась с Селиной, так это ужасное чувство в её груди, которое она отчаянно не желала признавать — злость к Каденс, вызванной кошмарной ревностью. Масло в огонь подливало то, что Каденс была недурна собой, что достаточно мягко сказано — утончённая и словно выбежавшая из чужой картины умелого художника, Каденс была красавицей, к тому же, не обделенной умом. Дворец Тьмы открылся для них с другой стороны. Блум и раньше его изучала, когда ей, потерявшей память, это было интересно, и она примерно знала собственное место обитания, но сейчас Блум успела в этом усомниться. Коридоры, казалось бы, были бесконечными и вели в абсолютное никуда, каждый раз, когда будто бы они нашли новый путь, то всё равно натыкались на то, что уже проверили. В комнатах и покоях не было ничего особенного, Блум понимала умом, что такую мощную силу Валтор прятать в обычных местах не станет. Это был лабиринт, сотворенный Валтором для таких, как она, игра разума, своеобразная ловушка. Начинала Блум с малого, от обычных поисков, но, наткнувшись на уже изученное помещение, фея пламени осознаёт, что действовать нужно по-другому, что нужно задействовать логику и ум, понять череду мыслей Валтора и делать то, что, предположительно, сделал бы он. — Постой, Блум, — Селина всё же выдохлась, заранее убедившись в том, что в коридоре нет посторонних и слуг. Обращаться к своей подруге так неформально она могла лишь наедине, чтобы не вызвать подозрений и ненужных домыслов. — Мы прошли через этот коридор уже в третий раз, а в комнату, дверцу которой ты держишь, мы проверили, — напоминает она, переводя дыхание. — Это бесполезно, мы тратим время впустую. — Знаю, Селина, — не менее устало вздохнула Блум, уперев руки в бока и задумчиво жуя нижнюю губу. — Я не имею ни малейшего понятия, что делать. Где эта сила, где её искать? Валтор чертовски умён, он не оставит такую власть, как реликс, в обычных комнатах, — вслух рассуждает она, пытаясь понять, как им быть. В такие моменты остро ощущается отсутствие девочек, её близких и лучших подруг, практически сестёр. Несмотря на то, что лидером была она, по-настоящему действенные идеи озвучивали они. В таких трудностях феи все вместе думали над проблемой и в конце концов решали её, а сейчас Блум чувствовала себя столь неправильно одиноко и беспомощно. — Я не решалась говорить тебе об этом пару минут назад, но... — Селина выпрямилась и, не стушевавшись под пронзительным взглядом голубых глаз, выдала на одном дыхании. — Уверена ли ты в том, что сила реликса действительно у Валтора? — Селина заломила брови и посмотрела на неё пытливо, вопросительно, чем застала Блум врасплох. — Конечно, уверена, Валтор ведь за счёт нее стал сильнее Дракона... — отвечает она с замедлением, остановившись из-за того, что Селина посмотрела на неё с искренним, чистым удивлением. — Что? — Погоди, ты сейчас серьёзно? — лицо Селины вытянулось, она уставилась на Блум, как на ничего не понимающего маленького ребенка, из-за чего та, в свою очередь, почувствовала себя до безобразия глупо. — Боже, Блум! — Что? Я не понимаю! — отчаянно воскликнула фея пламени дракона, руками всплеснув. — Блум... Ты ведь не ищешь силу реликса Валтора? — осторожно поинтересовалась Селина, чтобы убедиться в собственных догадках. Принцесса Домино недоуменно нахмурилась. — А что, я должна искать другую? — к ужасу фрейлины ответила Блум с искренним замешательством. — Но ведь мисс Фарагонда говорила... — Она имела в виду другое, а ты неправильно её поняла, — судорожно вздохнув, аккуратно преподносит ей Селина. — Сила реликса, что ты ищешь, в самом Валторе, тебе не под силу её забрать. Фарагонда сказала тебе присвоить другую его часть, которая когда-то принадлежала... — она запнулась, не зная, как правильно донести новую информацию. Блум, теряя терпение, выжидающе на неё уставилась. — Помнишь, ты интересовалась, кем были те люди, что напали на всадников и Стеллу? Женщина, напавшая на Валтора, и та, чью атаку ты приняла на себя... — Селина прочистила горло и на одном дыхании произнесла. — предположительно, его сестра. Ей же и принадлежит часть силы реликса, которую мы с тобой ищем. Блум почувствовала себя так, словно ей недели на голову таз и постучали по ней половником. Раньше ей казалось, что здесь теперь её ничем не удивить, убийство дяди стало окончательным апогеем, но, как ныне ясно, сюрпризы и неожиданности не имеют конца и края, никогда не закончатся. Валтор никогда не говорил о существовании ещё и сестры, а Блум и представить не могла, что добрую половину времени заблуждалась. — Но где сейчас его сестра? — изумившись, поинтересовалась Блум. — Я не в курсе всех подробностей, но, если я не ошибаюсь, то она в изгнании, — ответила ей Селина. — Возможно, она и есть та преступница, с которой боролись всадники. Видимо, она в чем-то облажалась, и братья забрали её силу реликса, за что она теперь мстит, — пожала она плечами. — Откуда ты обо всём знаешь? — спросила фея пламени дракона, которая до сих пор не могла свыкнуться с тем, что её подруга детства из Земли теперь жительница другого мира. Она даже не интересовалась о подробностях последних годах жизни Селины, как ей удалось завоевать расположение Валтора. Фрейлина могла и отвечала на все вопросы подруги, но о себе мало говорила, с юношества отличаясь особо упёртым и упрямым характером. Блум могла настоять, но понимала, что таким образом потеряет доверие Селины. — Слишком долгая история, как-нибудь расскажу, — отмахивается от неё, как показалось Блум, Селина, забегав зрачками. — Давай сконцентрируемся на силе реликса. Фрейлина, не выдержав, первой переходит на шаг, чувствуя, как Блум провожает её долгим, внимательным взглядом. А подруге знать действительно хотелось, но миссия действительно была важнее, поэтому Блум, отложив в сторону историю Селины и сделав мысленную пометку обязательно обо всём узнать, следует за ней, так и не сказав, что они выходят на коридор, который проходят во второй раз. — Я не уверена, что сила сестры всадников где-то здесь, — в какой-то момент говорит Селина, остановившись около поворота и уперев руки в бока. Блум, задумчиво кусая губу, останавливается возле неё, по узорам на стенах понимая, что ходят по кругу. — Быть может, она хранится во дворцах других всадников? Либо... Либо властелин спрятал её так хорошо, что мы вряд ли её найдем. — Мы должны её найти, Селина! — воскликнула Блум со всей решимостью. — На кону благополучие мое... нашего мира и... — И возможность избавиться от своей болезненной нежеланной любви, чтобы после забыть её как страшный сон? — изогнув бровь, беззлобно интересуется Селина. Она не могла полностью Блум, ибо никогда не ощущала сладкое и этим страшное чувство любви, за что была благодарна Создателю. — А толк? — Блум усмехается краями губ горько, печально, болезненно. — В том мире меня будет ждать Скай... Как я посмотрю ему в глаза, как скажу ему правду? Он посчитает меня продажной... Ты поняла. Я не могу, Селина, я действительно не могу, — Блум шумно вздохнула, чувствуя, как сжимается сердце, обливаясь кровью. — Единственное, чего я хочу, так это бороться за свой мир... — Они не поймут тебя, Блум, — шепчет Селина без мысли сделать подруге больно. — Ты не можешь усидеть на двух стульях. Ты должна выбрать либо Ская, либо Валтора, ибо этот выбор никогда не оставит тебя в покое. Да, многие, если не все, могут отвернуться от тебя от чувств к Валтору, но... — она сделала шаг ближе и улыбнулась, внимательно заглядывая в мерцающие голубые глаза. — Я всегда рядом с тобой. Твои подруги с тобой. И родители... Майк и Ванесса. Они, в отличии от Оритела с Марион, никогда от тебя не отвернуться... Блум хотела бы возразить, защитить родных родителей, но Селина мягко её опередила. — Не лги себе, Блум, — покачала она головой. — Они – короли, потерявшие половину своего народа, они не простят Валтора и это нормально. Но Майк и Ванесса никогда и не при каких обстоятельствах не бросят тебя, кому, как не мне, знать, — она слабо, кратко улыбается. — Просто отпусти эраклионского принца. Да, поплачет немного, но, тем не менее, ты будешь свободной. Это совершенно естественно, если ты больше не любишь человека. Блум, не сдержавшись, падает в объятия Селины, прижимаясь к ней всем телом и таким образом немо благодаря за такие нужные слова, за те тепло, заботу и поддержку, которые она даёт безвозмездно, искренне, прямо как в детстве. Селина сама всё понимает, знает, что Блум действительно в ней нуждается, поэтому лишь прижимает её ближе, поглаживает по волосам, так же немо говорит, что все будет хорошо. Отстранившись, она с улыбкой заглядывает ей в глаза и оповещает: — Давай немного передохнем. Я принесу нам ромашковый чай, а ты иди в покои, хорошо? Блум кивает несколько раз слабо, а после, улыбнувшись краями губ, наблюдает пару минут, как удаляется Селина стремительным ходом. Сделав глубокие вдох и выдох, она приглаживает рыжие волосы ладонями размашисто и еле удерживается от желания залечь на пол, прикрыть глаза навеки и больше никогда и ничего не чувствовать. Не хотелось ощущать ни любовь, ни боль, ни что-либо ещё, если была бы возможность, как отключение чувств, Блум бы без раздумий ею воспользовалась. Но больший контроль над ней имело чувство вины — непосредственно перед родителями и своей страной, за что, не смогла стать достойной принцессой и отдалась тому, кто и сделал эту страшную чуму. Но, в первую очередь, она чувствовала себя виноватой перед Скаем — она предала их любовь, нарушила их мечты и общие планы, открыла свое сердце другому, мало того, самому настоящему врагу, злу во плоти. Магический мир её не простит. Орител и Марион, Домино, Фарагонда, Алфея, сообщество фей, ведьм и специалист её не простят. Они будут презирать её, ненавидеть, считать предательницей, а не героиней. Одна её оплошность, всего одна ошибка обернётся для неё проклятьем, затмив собой все её благие деяния, подвиги, жертвы. Скай будет чувствовать к ней лишь жгучую ненависть, но что делать, если она больше не находит успокоение и спокойствие в его глазах? Что делать, если сердце ничего к нему не чувствует, тело не дрожит волнительно, а душа больше не тянется к нему от слова совсем? Презрение её мира — меньшее, что её волнует. Гораздо важнее то, что она сама не вынесет это бремя. Не вынесет свою собственную ненависть к самой себе. Как она могла полюбить врага, всадника, причастного к смерти её близких, её народа? Блум, являясь и феей-хранительницей, и героиней, и принцессой, разрывается между любовью и ненавистью. Что делать, как поступить? Блум никогда раньше не ощущала себя настолько беспомощной. Любовь к Валтору, которую вряд ли можно было так назвать, была необычной. Блум не была уверена, что то, что она чувствует, можно назвать нечто великим, тем, что именуется любовью. Это было скорее... притяжение. Её тянуло к нему, словно магнит, словно две истинные противоположности рвались друг другу, нуждались в друг друге. Она была невольно к нему привязана — без памяти проходила Блум довольно долго, за это время она успела полностью к нему привыкнуть. В ней сидела вторая Блум, та, что без памяти, та, что питала к Валтору самую чистую любовь на свете, и эта же вторая Блум пыталась диктовать первой, подчинить её, взять над ней контроль, дать волю собственным чувствам, но оставшимся разумом она понимала, что так нельзя. Что не сердце должно иметь над ней власть, а разум — как раз таки в данной ситуации. Она невольно находила различия между ним и Скаем — безусловно, последний был более чутким и «простым», но Валтор... С ним было непросто, а Блум как раз и нужно было именно это. Фея пламени дракона знала, что Валтора любит её образовавшаяся вторая личность, с которой она боролась каждый день, каждую секунду, к Валтору тянулась её душа, почувствовавшая свою противоположность, но сама Блум, настоящая, сидящая в глубине души, никогда бы не полюбила врага-всадника — но как теперь объяснит это своему миру, близким, Скаю? Они посчитают её сумасшедшей. Впрочем, никто из четверых девушек не мог остаться полностью здоровым в ментальном плане. Неожиданно Блум вздрагивает, когда чувствует всем телом неизвестный, резкий жар, вспыхнувший в мгновенье ока и исходящий, казалось бы, со всех сторон. Он окутывает не только тело, но и душу, вовлекая за собой и туманя разум. Блум, как загипнотизированная, вертит головой, пытаясь найти источник будто бы пламени — оно возникло совсем внезапно, и девушка не могла понять, от чего. В мыслях воцарилась мгла, внутри играет вихрь — жар зовёт её, манит, вовлекает, тянет магнитом, будто бы просит её прийти к нему. Блум повинуется не потому, что чувствует давление, а потому, что сама хочет поближе ощутить это пламя. Она, практически не моргая, вздыхает и идёт по тихому зову в неизвестном направлении, не обращая внимание на попавшихся на пути слуг. Некоторые кланяются и убегают по своим делам, некоторые останавливаются и замечают странное поведение госпожи. Блум больше не удивляется странностям, решив в данной ситуации плыть по течению — раз её зовут, то почему бы не пойти, поддавшись любопытству? Блум не знает, куда она идёт, но, по медленно изменяющим локациям, она могла понять, что забрела в совершенно незнакомое место. Она могла поклясться, что этот коридор она не узнает, несмотря на то, что они с Селиной не ленясь обошли весь громадный дворец. Путь казался ей до ужаса странным, но от этого более интересным — даже факелы на стенах по сторонам зажглись несмотря на то, что стоял день. Дворец будто бы сам услужливо подсказывал ей дорогу, проведя до незнакомых массивных деревянных дверей. Блум обернулась — еле освещаемая темнота и пустота. Куда делись знакомые очертания коридоров и стен? Если бы пламя не звало её, Блум обязательно бы напряглась — жар словно отвлекал её от других мыслей и чувств. Фея вот было уже начинает изучать двери, пытаясь открыть их, как те сами, опередив её, распахиваются, приглашая внутрь. Блум стоит на месте в нерешительности несколько минут, но всё же интерес берёт над ней контроль — она медленно входит внутрь, ахнув от того, что с первым её шагом в помещении вспыхивает свет. Блум не сдерживает удивлённого вдоха и восторженного выдоха, осторожно ступая внутрь. Помещение, которое её звало, очень тёплое, нет ни намёка на холод. По сторонам на стенах и потолке кипела жизнь на золотых картинах — изображенные на них всадники словно были живые, в одном месте смеясь и разговаривая, в другом участвуя в войне против Дракона. Блум не успела это увидеть в полной мере, те сменялись друг за другом в бесконечном потоке. Однако внимание её обратило на себя совсем другое — женщина невероятной красоты, изображенная на одной из последних картин. Блум подошла поближе и затаила дыхание из-за тепла, которую почувствовала, прикоснувшись пальцами к коричневой рамке. На картине был изображён сочный, зелёный луг, с самыми разнообразными и красивыми на нём цветами, с открытым девственным небосводом, с кристально чистой рекой и яркими лучами солнца, что словно спадали прямо на женщину, сидящую посреди этого великолепия. На ней греческое платье нежного розового оттенка, расшитое золотыми нитями, на пышных, отливающих благодаря солнечным лучам золотом волосах венок из белых цветов, на локтях и руках мирно покоится длинная шаль из белого бархата, из украшений — браслеты на руках и ногах. Такую любовь, с которой смотрела женщина на малыша в своих руках, Блум никогда не довелось увидеть — она несильно качала ребёнка и по шевелению губ было ясно, что напевала колыбельную. Женщина периодически похлопывала нежно по четырем младенцам, лежащим на траве возле неё — на них сидели маленькие певчие птички, что своим пением дополняли колыбельную, и разного цвета бабочки, которые так же путались в волосах мягко улыбающейся женщины. Посмотрев на эту картину, она почувствовала невообразимый уют, о котором она здесь успела забыть. Вся эта картина и жизнь на ней излучали тепло, свет и комфорт — Блум захотелось стать его частью, прикоснуться к этой женщине, почему-то обнять её. Вся суть материнской любви была запечатлена на этой картине — то, с какими нежностью, лаской и заботой смотрела, прикасалась женщина к малышам невозможно описать словами. Блум слабо улыбнулась. — Это моя мать. Привыкшая к тишине Блум вздрагивает и, обернувшись, натыкается на возникшего словно из ниоткуда Валтора, сцепившего руки позади. Девушка вмиг ощутила себя маленьким ребенком, которого поймали с поличным при краже, например, конфет. Но всадник не выглядел так, словно мог осудить её, напротив, приподняв уголки губ, он сделал твердый шаг вперёд и произнёс: — Никто не любил нас так сильно, как наша мать. Лишь ей мы были по-настоящему нужны, — Валтор горечно усмехнулся, качнув головой. Блум же видела, что и для Богов любовь имеет значение – они ценят это чувство, знают его смысл и хотят ощутить это вновь. — Это нимфа Афина? — вдруг спросила Блум и мгновенно столкнулась с озадаченным взглядом всадника, ибо раньше он о ней никогда не упоминал. — Моя сестра, Дафна, была нимфой, хотя ты наверное об этом знаешь. Вот она и поведала мне о нимфах всех времен, уделив особое внимание самой величайшей из них – Афине, — проговорила она и вновь повернулась к картине. — Только Дафна не знала, что она была матерью всадников апокалипсиса, — её голос дрогнул и предательски сел, глаза наполнились еле ощутимой влагой. Блум невероятно сильно скучала по близким, а особенно по сестре, которую только-только обрела. Разлука с ней и родителями для неё самая настоящая пытка, которую она пыталась не показывать ни живой душе. Но могла ли она хоть что-то скрыть от самого всадника? — Где сейчас нимфа Афина? — поинтересовалась она, чтобы отвлечься и убежать от навязчивых мыслей. — Я не знаю. Блум резко обернулась и посмотрела на мужчину округлившимися от удивления глазами. Как всадник, что, в первую очередь, являлся сыном, не знает, где и в каком состоянии его мать, жива ли она вообще? Валтор, заметив замешательство на её лице, тихо вздохнул. Было видно, что эта тема не давалась ему легко, но отчего-то он ощутил острую потребность ответить на вопрос феи. — После... одного инцидента... — отдалённо и крайне скрытно начал он, явно не желая, чтобы Блум знала об этом. — Она приняла решение покинуть нас. Не бросить, не оставить, а покинуть. Матушка говорила, что её связь с Драконом угасает, и, чтобы наладить её и улучшить, она должна отправиться в своё собственное путешествие. Мы, братья, пытались отговорить её, но она была непреклонна. В конце концов, мы не были детьми и больше в ней не нуждались, — в последних словах в её голосе отчётливо проскочили сомнения. — Как ты можешь так говорить? — без доли упрека спросила Блум. — Все нуждаются в материнской любви и заботе, будь они обычными людьми или самими всадниками. По этой картине можно понять, как нежно и одновременно горячо Афина вас любила, — она улыбнулась краями губ. — Я же вижу, что ты по ней скучаешь. — Толкуешь мне свои моральные ценности? — Валтор усмехнулся и изогнул бровь. — Из всех братьев я был наименее к ней привязан, мне же было легче её отпустить. — Здесь она смотрит на тебя с невероятной любовью, — указала Блум на картину. — А ты так легко её отпустил. Для тебя чувства ничего не стоят, видимо, Афина так и не смогла научить тебя любить, — сверкнула она глазами. — Это понятно даже по примеру со мной. — Хочешь поразмышлять над тем, что я могу и нет? — Валтор посуровел. — Мать для меня одна из ценнейших созданий на свете, не тебе говорить о моей любви к ней. Ты вообще не должна была найти эту комнату, позволь мне поинтересоваться, что сподвигло тебя на этот поступок? — Я... — Блум отвернулась, чтобы Валтор не смог прочитать правду в её глазах. — Лишь прогуливалась. Селина и слуги могут это подтвердить. На её удивление, Валтор отвечает ей одним лишь молчанием. Блум не решается несколько минут вновь повернуться к нему, а после её напрягает тишина, воцарившаяся в помещении. Нахмурившись, она неуверенно оборачивается и с изумлением понимает, что находится совсем одна. От Валтора не осталось и следа, не было ни намёка на то, что он здесь присутствовал. Если бы он исчез, Блум бы это, с большой вероятностью, почувствовала. Неужто всадник оказался лишь её больной иллюзией? — Может быть это воздействие этой комнаты, — тихо прошептала она под нос. — Странно всё это. Блум было легче поверить, что она сошла с ума, нежели в то, что Валтор действительно здесь был, ибо они с Каденс должны были возвратиться не скоро. Сморгав с глаз видимую серую пелену, Блум потратила пару минут на то, чтобы выровнить сбившееся дыхание. Решив не зациклить на других картинах внимание, Блум намеревается покинуть комнату, пока Валтор действительно не вернулся, но вновь вспыхнувший жар отменяет всё её планы. Он, словно живой, имеющий душу, на другом уровне зовёт её собой мягким шепотом, еле слышимым колыханием. Блум не может воспротивиться этому зову, этому пламени, ноги сами ведут её в правильном направлении — вглубь помещения, где было гораздо темнее, жарче, притягательнее. Блум не может сдержать восторженного выдоха, когда окружаемое одними стенами пространство в мгновенье ока озаряет вспыхнувшее пламя. В стеклянной ловушке играли ярчайшие языки пламени, горел высокий, словно яростный и спокойный одновременно огонь, такой, которой полыхал в её душе, жил у неё внутри. Блум не могла отвести от огня ошарашенного взгляда, пальцы сами потянулись к стеклу — от жара, которую огонь обдавал стекло, тело покрылось мурашками, а сердце на минуту замерло. Это был её огонь, огонь Дракона. Это была сила Великого Дракона, это была её мощь. Откуда в этом дворце огонь Дракона, зачем он хранится, кто его сюда поместил? Блум сама не поняла, как слёзы, горячие и солёные, покатились по её щекам. Девушка не сдержалась — ноги стали ватными, предательски пошатнулись, в конце концов уронив тело на пол. Приземлившись на колени, Блум опустила голову перед собственной силой и, не сдержавшись, громко и горько заревела, позволив боли на душе выплеснуться. Огонь загорелся сильнее, стал выше и мощнее, не понятно, согревая или обжигая своим жаром. — Прости меня, Дракон... — прошептала она краями губ искренне, со всем сожалением, на которое было способна. Слёзы катились по подбородку, обжигая горящие щеки. — Прошу тебя, прости, — повторила она, всхлипывая. — Я не смогла оправдать твои надежды, не сумела стать достойной твоей силы. Ты, как мой покровитель, доверил мне огромную мощь, но я не смогла использовать её против Валтора, потому что я... Я... даже при желании не могу навредить ему. «Влюбившийся во Всадницу Апокалипсиса Хранитель пламени Дракона не смог стать достойным, но влюбившаяся во Всадника Апокалипсиса и повторившая часть судьбы своего родственника Хранительница пламени Дракона не была похожа на него, сумев стать достойной. Так считал он, так считал Великий Огненный Дракон». — Я предала свой мир, — продолжила Блум, глотая слёзы. Никто не мог понять её лучше, чем свой собственный Создатель. — Я предала своих родных, близких, страну, народ, семью! Я изменила Скаю, я не сумела выполнить миссию. Они возненавидят меня за мою слабость, но разве я виновата в том, что потеряла память? Я честно пыталась оставаться для своего мира героиней и феей-хранительницей, но что если они все во мне разочаруются? Что мне делать, Дракон, как мне быть? Почему ты вернул мне память так поздно, почему позволил этой несправедливости свершиться? Я ничего не значу для тебя? Ты тоже во мне разочаровался? — она подняла на пылающий огонь заплаканные, покрасневшие глаза, и шмыгает носом. — Мне больно, мне невообразимо больно. Я скучаю по своему дому, по всем своим близким людям... Почему ты так сильно меня мучаешь? Я недостаточно настрадалась? — Блум несдержанно всхлипывает, опуская плечи. — Прости меня, Дракон, я не должна жаловаться, я не имею на это право. Ты выбрал меня своей избранницей, я должна все это вытерпеть. Только тебе ведомо, как я устала, но ты не дал бы мне эти испытания, если бы не был уверен в том, что я выдержу, не так ли? Ты не сомневаешься в моих силах, я чувствую твою любовь, покровительство. Чтобы не случилось, ты всегда остаёшься рядом со мной, ты живёшь во мне, ты – часть моей души... — она сжимает сердце, которое невыносимо сильно ноет, и не может отвести взгляд от полыхающих языков пламени. — Я должна быть сильной, смелой и выносливой, должна оправдать ожидания своего мира и свершить правосудие за него, за тебя. Я должна сделать это и... — Ты никому ничего не должна. Блум машинально вздрагивает и цепенеет. Из глаз больше не льются слёзы как по щелчку пальцев, сердце замирает, переставая биться, а тело покрывается сразу несколькими табунами мурашек. К горлу подкатывает противный ком, а живот неестественно сильно скручивает — глаза широко распахнуты от удивления и ужаса, а внутренности будто бы проваливаются вниз. Огонь не затихает, он полыхает всё больше, Блум же, всё ещё не верящая ушам, пошатываясь поднимается на ватные ноги и не решается обернуться. Вдруг и это её очередная иллюзия? Блум очень хочет верить в это, не желая признавать то, что она во всем призналась своему источнику сил в присутствии всадника. По его словам он слышал достаточно многое, но Блум упрямо верила в то, что он — плод её воображения. — Ты... — она оборачивается и замирает, хлопая большими голубыми глазами. Валтор смотрел на неё из-под ресниц и не сдерживал усмешку, выпрямив и без того прямую спину и наслаждаясь шоком и страхом на лице рыжеволосой феи. — Ты наверное думаешь, милая, что я – твоя иллюзия, но, спешу тебя разочаровать, это не так. И несколько минут назад я не был твоей больной фантазией, а просто решил ненадолго тебя покинуть, увидев, как не справляется с порученным мною делом Каденс. Я поспешил к тебе вернуться, зная, что ты что-то замышляешь, и, как оказалось, не был не прав, — он ухмыльнулся, покачал головой и тихо вздохнул. Неожиданно он за долю секунды создаёт в ладони слабую сферу и метает её в Блум, наблюдая за тем, как та скорее рефлекторно отбивает её своим огненным щитом. Это становится апогеем к довольству Валтора и ужасу Блум, осознавшей, что она только что сделала. — Ты – обладательница сил моей противоположности, фактически, и есть моя противоположность, поэтому я не могу читать тебя как читаю других. Я сомневался в том, что ты возвратила память, но сейчас ты своим признанием и на живом примере развеяла мои сомнения. Дух Дракона спас тебя и вернул тебе память после падения из башни, я прав? — ему не требовался положительный ответ, он и без того знал, что абсолютно верно всё рассудил. — Я не... Не... — Блум запнулась, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Из-за своей минутной слабости и глупости она была разоблачена перед Валтором и теперь достать силу реликса стало задачей трудной в тысячу раз. Обманывать всадника – одно, обманывать его при раскрытых картах – другое. Ныне Блум понадобится большая хитрость и большее остроумие, ибо лишь одним неверным поступком она загубила всю свою миссию. — Не лги мне, милая, тебе это крайне тяжело дается, — усмехнулся Валтор, прервав её. — Хотя нет, не прав, ты прекрасно изображала наивную дуру и обводила меня вокруг пальца, пользуясь своей беспомощностью и моей занятостью. Какую цель ты преследовала, милая, что забрела в эту комнату? И я сглупил, прервав тебя, быть может, узнал бы ещё больше, — змеиным шепотом говорил он, заставив Блум поджать губы и поежиться. — Какую правду ты хочешь знать? — девушка осмелела, возможно, почувствовав пламя, полыхающее сзади. Валтор на это лишь изогнул бровь, внутренне безмерно радуясь тому, что его истинная любовь вернулась. — Что ты от меня требуешь? Истину? Как глупо, — она покачала головой и выпрямилась, еле удержавшись от того, чтобы превратиться. Так она хотя бы чувствовала себя чуточку увереннее. — Ты позволил чуме властвовать над моим миром, стал причастным к смерти тысячи невинных людей, разлучил меня с моим домом, с семьей! — Блум медленно переходила на крик, выплескивая то, что накопилось на душе. — Я услышала твое признание в том, что ты убил моего дядю, которого я никогда не знала, и после этого хочешь, чтобы я была честна с тобой?! — Твой дядя – поганый и подлый трус, что окрутил мою сестру и заставил её плясать под свою дудку, — сквозь стиснутые зубы прошипел Валтор. — Именно он разжег между нами огонь войны, он был причиной того, что мы сейчас не вместе. Жалкий глупец возомнил себя всесильным и жестоко за это поплатился, а ты смеешь защищать того, кто предал всю твою семью, весь твой род, страну, народ, — приблизившись к ней на пару шагов, прорычал он. — Даже Дракон его не простил, а ты его и подавно не знаешь. — Не имеет значения, кем он был, ты по-прежнему остаёшься убийцей моего дяди и половины людей моего мира, — борясь со своей внутренней любовью, ответно прошипела Блум, сейчас сама напоминания огонь, что не могло не нравится Валтору. — Я тебя... — она поднимает на неё полный уверенности и твердости взгляд, не дрогнув и не шелохнувшись. — ненавижу. Всей душой, всем сердцем, всем нутром и разумом, слышишь?! Валтор поджал губы в тонкую линию и за один шаг сократил между ними расстояние, больно вцепившись в ладонь девушки и не рассчитав силу. Та зашипела и начала яро выдергивать руку, но каменная хватка мужчины не дал ей и пошевелиться. Валтор грубо встряхнул её, заставив смотреть на себя, в дьявольских омутах Блум увидела то же пламя, что полыхало у неё сзади. — Я не люблю, когда мне врут, и ты об этом прекрасно осведомлена, — он приближается к её лицу, обдавая горячим дыханием. Блум, не выдержав, повернула голову в сторону, плотно сомкнув глаза. — В твоих словах есть правда – я чувствую твою ненависть к себе. Меня это, если ты желаешь знать, вовсе не волнует. Ненависть можно перебить, силой или любовью абсолютно не важно. Гораздо большее внимание мы должны уделить своим внутренним чувствам, ибо лишь ради тебя я отключаю свою божью сущность, — произнес он совсем тихо, с ехидной ухмылкой. — Неужели ты не чувствуешь это пламя, играющее между нами? Эта жгучая страсть, твое пламя, гасящее мой холод. Ты действительно не ощутила этого притяжения? — Наши души, противоположности, тянутся друг к другу... — дыхание сбивается, Блум пытается оправдаться, изменить мнение всадника, но тот лишь покачал головой и смотрел непоколебимо. — Нет, Блум, — тихо шепчет он краями губ. — Это наше притяжение друг другу. Не обманывай себя, не пытайся убедить меня в другом. — Нет! — она с силой вырывает свою руку и освобождается от плена лишь потому, что Валтор ей позволяет. — Меня не тянет к тебе, ты остаёшься моим врагом, убийцей, я ненавижу тебя и... — Любишь? — одно лишь слово, сказанное чужими устами, и Блум замирает. — Нет, это не так! Я не люблю тебя, слышишь, не люблю! — доказывая, скорее, самой себе, кричит фея пламени дракона. — И потому ты просила прощения у огня Дракона? — изгибает он бровь и попадает в яблочко. — Милая, Дракон тебя не осудит. Ему, знаешь ли, и не в первой... — Какое мое «нет» тебе не понятно?! — Блум звереет на глазах и в порыве эмоций запускает огненную сферу в всадника, которую тот запросто поглощает, лишь слегка поморщившись. — Перестань твердить об одном и том же! Что бы я к тебе не испытывала, ты остаёшься моим врагом! Я верна своему миру, а не тебе! — Блум была готова вырывать на себе волосы, кричать от злости и ярости, но единственное, что ей оставалось, сдерживаться, ибо сдавшись, она бы не заполучила силу реликса. — Но ты не отрицаешь того, что между нами, как у противоположностей, притяжение друг другу, более того, ты сама об этом и сказала... — Блум знала и понимала, что он играет с ней, наслаждается её эмоциями. Ему нравилось это главенство, бороться с своенравной и больше не покорной девушкой, являющейся, вдобавок, хранительницей сил Дракона, что не могло не добавлять сладости и красы. — Чёрт бы тебя побрал! — заявила она устало, вплеснув руками эмоционально. — Хватит цепляться к каждому моему слову, ничего от этого не изменится! Я признаю лишь факты, а ты веришь в то, во что ты хочешь верить! — Если бы я верил в то, во что хотел, то моя жизнь, не важно, божья или более менее очеловеченная, превратилась бы в волшебную сказку, — он усмехнулся, сцепив руки сзади. — Ничего не чувствуешь ко мне – дело исключительно твое, насильно мил не будешь, не так ли? Умерь свой пыл, принцесса Домино, ты сейчас ничем не отличаешься от пламени, пылающего сзади тебя, — его брови поползли вверх, Валтор выбрал тактику закончить спор, как не крути, в свою пользу. — Ты не задавалась вопросом, откуда в моем дворце есть и живёт этот огонь? Блум промолчала, жуя губу, но Валтор и без того прекрасно знал, как интересно и любопытно на самом деле девушке. — Мы были довольно таки молодыми, когда одержали победу над Драконом и овладели силой реликса, — видимо, начал свой рассказ размеренным тоном мужчина, обходя Блум и направляясь к огню. — В нас пылал такой же огонь, как и этот. Наверняка вам запудрили мозги, сказав, что Дракон якобы устал и решил передохнуть на Домино, если бы не одно «но»... — фее действительно стало интересно и она, позабыв о недавней ссоре, выровнялась с всадником и взглянула на языки пламени. — Боги не устают. Не устают, не извиняются и не благодарят. Это логично, но почему-то все его создания дружно поверили в то, что их Создатель якобы устал. Это было сделано для того, чтобы сокрыть наше превосходство, преуменьшить наше могущество и возвысить собственного Бога. Поверженный Дракон обессиленно рухнул на Домино и эта планета автоматически стала домом пламени, — он выдержал лёгкую паузу, а после продолжил. — Мы были недовольны тем, что нас, победителей, выставили вторым планом и я, как месть, забрал немного огня от Дракона, который даже не смог дать должного сопротивления. Я заключил этот огонь в своем дворце, чтобы смотреть на него и вспоминать тот великий день, когда молодые всадники апокалипсиса оказались гораздо сильнее и могущественнее основного Создателя. Из-за твоего драгоценного дядюшки в то время нас было четверо, а не пятеро... — Он не заслуживал смерти, — прошептала Блум краями губ. Хоть она и не чувствовала любви и привязанности к нему, тот факт, что он являлся её родственником делал все дела. — Твой отец, ставший королём, так не считал, — усмехнулся Валтор кратко. — Орител пожелал смерти тому, кто опозорил их род, по той же причине не говорил о нём тебе. Ты можешь считать, что я просто исполнил его желание. Блум не ответила, поняв, что это бесполезно. Она не могла вернуться в прошлое и предотвратить смерть своего дяди, так что теперь и спорить нет смысла. — Через какое-то время мне подарили одну очень интересную вещь, — вдруг продолжил Валтор. — Тебе не нужно знать, кто это был и при каких обстоятельствах это произошло, — Блум на это лишь усмехнулась. — То, что предлагают искренне, положено взять и, по ситуации, смиловаться над этим созданием. Преподнесли мне яйцо, — Блум удивлённо на него посмотрела. — Драконье яйцо, — уточнил он и кивнул на огонь. Лишь тогда оно, будто бы услышав безмолвный приказ, демонстрирует пораженной Блум небольшое чёрное овальное яйцо с красными полосами, греющееся в созидательном огне. — Это очень священное, необычное, единственное в своем роде яйцо. Я расскажу тебе о нем спустя неопределенное количество времени, ибо сейчас мне необходимо посетить своего брата. Видишь, как ты дорога мне, раз я рассказываю тебе о своем дальнейшем плане? — Ты даришь мне это яйцо? — все ещё не веря своим ушам, ошарашенно спрашивает Блум. — Это яйцо теплится несколько лет, через пару недель дракон должен вылупиться, — осведомляет её Валтор. — Это мой тебе подарок. Воспитай себе подобного, ведь огня огнём не обжечь, — он приподнимает края губ в еле видимой усмешке. — Огонь погаснет сам, когда дракон должен будет вылупиться, дав жизнь полноценному существу и горя уже в нём. Каденс тебе поможет, я её наставил в случае моего отсутствия, — всадник задержал на ней продолжительный взгляд, а после, развернувшись, произнес. — Не буду до завтра. Не скучай по мне, — с этими словами он запросто исчезает, словно всадника и не было. Блум переводит взгляд на пылающее пламя и прикасается к тёплому стеклу — теперь для неё награждением и компаньоном станет маленькое существо, которого она будет безвозмездно любит, о котором она будет искренне заботится. Блум улыбнулась ещё шире и счастливее от того осознания, что после того, как Валтор узнал о том, что её память вернулась, можно рассказать обо всём подругам и встретиться с ними.