Когда погасло солнце

Блум припала к большому панорамному окну и тихо, почти бесшумно вздохнула, глазами, полные необъяснимой печали, выискивая того, кто покинул её на позапрошлом закате и до сих пор не соизволил объявиться. Уходя, он не проронил ни слова, лишь сухо и как-то грубо оттолкнул от себя на первый взгляд хрупкую девушку, не обращая внимания ни на грустный взгляд, ни на пытающиеся удержать его на месте тонкие пальчики. А теперь, рыжеволосая хозяйка Дворца Тьмы, не позволяя ни сон, ни пищу, подобно верной собаке ждала собственного возлюбленного, не отлипая от запотевшего от её неспокойного дыхания стекла. За всем этим с долей грусти в обычных карих глазах наблюдала преданная фрейлина — Селина, служившая своей госпоже не телом, а душой. Она же и пыталась вразумить её, но, не помнящая даже родителей и считающая себя фэйри девушка не слушала её, находя своим единственным лучиком света всадника, что отталкивал её, казалось бы, беспричинно. — Моя госпожа... — подала голос полный сожаления Селина. — Он не придёт. Блум вздрогнула и перевела на неё светлые, безумно красивые голубые глаза. В них как кадры эмоции сменялись одна за другой — сначала непонимание, после грусть и боль, а дальше последовали смирение и необъятная тоска. Селина долгое время наблюдала за той, которой суждено было стать её хозяйкой — господин позволял ей знакомиться с феей через магический шар, через волшебную плазму, а иногда и вживую, в виде невидимого духа. Селина не была слепой и четко видела различия в прежней Блум и нынешней — прежняя никогда бы не стала столь верно ждать прихода всадника. У нынешней в глазах нет пламени, что присуще обладательнице этой силы — это вызывало у Селины лишь немое разочарование. — Он придёт... Придёт... Я знаю это! Не смей лгать мне, Селина, — отрицательно мотая головой, судорожно шепчет рыжеволосая девушка и медленно оседает на мягкую софу, вжимаясь пальцами в упругий материал. Волосы от подступившего пота слиплись на лбу, а губы, прежде насыщенно малиновые, теперь вечно сухие и потрескавшиеся. В этом её состоянии был виноват всадник, столь неправильно игнорирующий собственный выбор. — Властелин и сегодня останется во Дворце Крови, — тихо оповестила её Селина. — Прошу вас, не смотрите на меня так, я узнала это от Каденс. — Он сказал это слуге и не нашёл нужным сообщить о своем здравии собственной любимой? — подняв на дрогнувшую фрейлину болезненный взгляд уставших голубых глаз, неверяще прошептала Блум. Селина нашла в себе силы кратко кивнуть и поджала губы, чуть было не спросив: «Что с тобой стало, Блум?». К счастью, фея не умела читать чужие мысли, она лишь потупила взгляд и тихо поинтересовалась. — Что я делаю не так, Селина? Почему он несправедлив ко мне? — Дело одновременно вас и не в вас, миледи, — Селина подвинула небольшую софу ближе к своей госпоже и заключила её ладони в свои, пронзительно заглядывая в печальные глаза. — Он любит прежнюю вас, но не ту, кем вы стали. Поверьте мне на слово, прежняя вы и нынешняя отличаетесь, как небо и земля. Даже я до сих пор не могу привыкнуть к вашей новой личности полностью, не говоря уже о господине. Он никогда не выделялся особым милосердием, и, как стало известно, не будет любить вас любой, и это правильно, ведь нынешняя вы — не настоящая, а приобретенная личность, — постаралась объяснить ей Селина как можно мягче и доходчивее. — Но в чем моя вина, Селина? — безысходно прошептала Блум. — Разве это зависит от меня? Я не помню своё прошлое, не помню, кем была, кто мои родители, какие случаи со мной произошли, с какими людьми в жизни я сталкивалась. Я не знаю своего детства и порой не узнаю саму себя в зеркале. Подолгу смотря на свое отражение, я ловлю себя на мысли, что совершенно не знаю девушку перед собой. Разве это моя оплошность, Селина? Я ведь даже не помню, как потеряла собственную память, и мне больно от этого, — Блум не сдержалась и всхлипнула, одинокая слеза покатилась по её щеке. На это Селина лишь бесшумно вздохнула и покачала головой, сильнее сжимая чужие ладони своими. Фея перед ней выглядела такой уязвимой, такой слабой, что Селина не могла поверить, действительно ли это Блум, не её ли это двойник случайно. Валтор хотел, чтобы прежняя Блум вернулась, и Селина в свое время предлагала использовать её подруг, чтобы те помогли ей всё вспомнить, но всадник, опасаясь, что те будут негативно на неё влиять, отказался, решив, что фея справится и без них. Бедная девушка даже не могла понять, за что любимый её так сильно отталкивал. — Быть может, в один прекрасный день властелин полюбит вас такой... — Но тем не менее, я хочу всё вспомнить, — стерев с лица мокрые дорожки, неожиданно твёрдо произнесла Блум. — Я хочу знать себя полностью, хочу полностью разобраться в себе и не забывать о родных, если те имеются. Это не повлияет на мою любовь к Валтору. — Повлияет, — переборов сомнения, Селина решила открыть своей госпоже правду. Та недоуменно на неё посмотрела, хлопая округлившимися глазами и не понимая, почему фрейлина так считает. — Понимаете, госпожа, до потери памяти вы... откровенно говоря... не выносили его и это, пожалуй, даже мягко сказано. — Не выносила? — Блум нахмурилась. — Ненавидели, — правильно выразилась Селина, невольно шокировав свою госпожу. — Терпеть не могли. — Но почему? — голос Блум сорвался, глаза вновь наполнились слезами. Селина даже невольно поразилась, что при потере памяти человек способен настолько сильно измениться. Из боевой и отважной феи она превратилась в мягкую и невероятно нежную девушку, став, пожалуй, чувствительнее Флоры. — Я не могла его ненавидеть! — Я не обманываю вас, госпожа, — Селина поджала губы, не обратив внимание на то, что девушка вырвала ладони из её несильной хватки. — Он... Он украл вас. Вернее, не украл, а забрал. Разлучил с родными, с вашим домом. Вы горели желанием отомстить, победить любой ценой. В ваши планы не входила любовь к нему, но разве сердцу прикажешь? — Невозможно, — отрицательно замотала головой Блум. — Не поверю! Мой Валтор не мог отлучить меня от дома и семьи, он, быть может, не слишком мягкий и добрый, но и не варвар тоже! — Полагаете, я лгунья? — Полагаю, что ты всё неправильно поняла! — Госпожа... — Нет! — Блум внезапно подскочила с места, тем самым выражая желание избежать разговора и показывая намерение, что она больше не будет слушать фрейлину. Селина, сдавшись, покорилась её воле, не имея никакого желания наседать на неё. — Я не верю тебе, я доверяю Валтору, но тем не менее хочу всё вспомнить, вернуть свои воспоминания. Это мое окончательное решение! — Даже если они болезненные? — Селина поднялась за ней следом, внимательно наблюдая за действиями госпожи. — Даже если окажется, что все мои слова касательно властелина – правда? — Даже если так, — Блум судорожно вздохнула и сглотнула, сжав пальцами ткань платья и посмотрев на фрейлину небывало серьезно. — Посмотрим, что сильнее: моя к нему любовь или моя к нему ненависть, о существование которой ты мне поведала. — И как вы собираетесь вернуть память? — Не знаю, — шепотом призналась Блум. — Но я обязательно её верну.

***

Первое, что испытала Блум после пробуждения, был страх. Дикий, животный, необузданный, заставляющий еле бьющееся сердце замереть — он, вкупе с объяснимым испугом, завладели душой и сознанием феи, что не могла разобраться в себе и в своих же чувствах, испытываемых эмоциях. В какой-то момент она поняла, что, кроме имени, ничего о себе и о мире не помнит — она не могла вспомнить, кем, элементарно, является, что из себя представляет. Девушка, лихорадочно дыша и дрожа, отголосками памяти знала, что имя ей — Блум, но другого, дополнительного и важного вспомнить не могла, чем пришла в ужас, была готова рвать на себе волосы и кричать во всю глотку. Она не имела ни малейшего представления о своей семье, хотя знала, что один плюс один было равно двум. Она не помнила о своих друзьях и товарищах, но знала элементарное расположение созвездий на небосводе. Блум имела представление о многом и оказалась довольно образованной, но вот о себе и своих близких, если они имелись вообще, не помнила ровным счётом ничего, как и то, в какой комнате она оказалась и каким образом. К счастью, тогда на помощь к ней пришла незнакомая девушка, представившаяся её личной служанкой и помощницей — Селиной. — Я – ваша фрейлина, госпожа, — сказала она таким мягким тоном, будто бы разговаривала с маленьким малышом. Блум непонимающе нахмурилась, приподнялась на локтях и мгновенно прошипела от боли, стрельнувшей в области затылка. — Осторожнее, прошу вас, вы пока ещё не полностью выздоровели. — Что со мной случилось,... Селина? — охрипшим от долгого сна словно не своим голосом спросила девушка и позволила фрейлине помочь себе, удобно расположив на кровати. — Вы получили травму и потеряли память, моя госпожа. Вы обязательно всё вспомните, но не сейчас, потребуется много времени на полное оздоровление. Наберитесь терпения и не пугайтесь, моя госпожа, всё хорошо, я рядом, — Селина мягко улыбнулась и вновь столкнулась с непониманием на лице потерпевшей. — Я знаю, у вас много вопросов и нет на них ответов, это нормально. Вы – фэйри, находитесь во Дворце Тьмы и принадлежите вашему возлюбленному, Богу этой вселенной — всаднику с именем Чума или Завоеватель, Валтору. — У меня есть возлюбленный? — спросила Блум с лёгким интересом, отложив в сторону панику и испуг. Заметив это, Селина позволила себе расслабиться и вздохнуть спокойно. — Да, миледи, — ответила она со слабой улыбкой. — Он прибудет с минуты на минуту. Валтор, узнав о том, что его избранница лишилась всех воспоминаний, не скрывая это, расстроился, но предпринимать что-то не стал. Несмотря на сущность всадника, многое ему было неподвластно, например, он не мог вернуть память Блум из-за её силы пламени дракона, оставшейся глубоко внутри и оттуда же её охраняющей, спасающей от повторной боли и тьмы. Словно бы защищаясь, мозг принял новую личность — из бойкой и яркой феи Блум превратилась в тихую, покорную, милую девушку, искренне верящую в светлое добро и волшебство. Она влюбилась в своего возлюбленного с того момента, как он переступил порог её комнаты — она почувствовала, как где-то внутри загорелось нечто похожее на любовь, которое она сама объяснить была не в состоянии. Блум всего лишь увидела его и поняла, что влюблена, а, быть может, уже и любит — чисто, безоговорочно, искренне. Но, её к сожалению и разочарованию, Валтор не проявил к ней ту любовь, о которой ей говорили и которую она с таким трепетом ожидала. Селина после пояснила — он испытывал чувства и влечения к той личности, что у нее была, которую уничтожил мозг, чтобы защититься. Это лишь добило и без того подавленную девушку — не помня о себе ничего, она ощутила, словно лишилась последней ниточки здравомыслия и света в виде капли любви и нежности всадника, к которому привязалась всем сердцем и душой. Блум же теперь стала совсем другим человеком — ей внушили, что она какая-то фэйри, хоть она и не могла понять, кто такие эти существа. Она, отчего-то, ощущала себя кем-то другим, кем-то иным, но вновь стала, как по иронии судьбы, обычным человеком, таким, каким была в Гардении, на родной Земле, что она никаким образом не могла знать и вспомнить. Когда её в один прекрасный день оповестили, что прибыли её якобы подруги, Валтор ясно дал ей понять, что кроме него, никому не стоит доверять — потерявшая и свой характер, Блум слепо ему доверяла, посчитав девушек, представивших перед ней, чужими, незнакомками. Этим днём она всеми силами пыталась произвести на Валтора впечатление, чтобы понравится ему, чтобы вернуть его былую, хоть и не знакомую любовь — старалась держать себя подобающе, говорить жёстко и хладнокровно вопреки своей новой мягкой и нежной натуре. И у неё это, судя по ошарашенным лицам девушек, получилось, она добилась желаемого эффекта и долгожданную одобрительную, гордую ухмылку всадника. Но так себя вести долго она всё же не смогла — под конец сдавшись, Блум подлетела к светловолосой девице чтобы искренне поинтересоваться о её самочувствии после атаки любимого. И тогда это произошло — первый щелчок, первый маленький шаг, первый невесомый удар. Она почувствовала некое притяжение к этой незнакомке, возникло ощущение, словно они давно знакомы, словно они когда-то были близки. Они звали себя её подругами и Блум действительно допустила мысль, что такое возможно, только вот Валтор, достаточно быстро спохватившись, выбил из неё эту «глупую мысль». Блум быстро освоила этот урок и больше докучать не стала, что ещё больше разочаровало всадника — прежняя Блум не сдалась бы так быстро, более того, она не бы допустила того, чтобы кто-то ею попрекал. — Расскажи мне, какой я была, — одним вечером спросила Блум, забавно болтая ногами в воздухе. Селина, принесшая Блум чай, резко остановилась, а после удивлённо на неё посмотрела. — Что, простите? — прижав к себе поднос, переспросила Селина. Блум нахмурилась и требовательно сложила руки на груди, чем-то напоминая ребёнка. Фрейлина знала, такой тип девушек Валтору отнюдь не по вкусу. — Кажется, ты многое обо мне знаешь. С самого первого дня ты даёшь мне большое количество информации и знаний, что у меня возникает ощущение, будто бы ты превосходно знала меня до потери памяти, — задумчиво произнесла Блум и переняла от рук фрейлины свой чай. Селина внимательно наблюдала за тем, как та с удовольствием отпивает немного клюквенного чая, которого терпеть не могла, предпочитая больше обычный, фруктовый, или простой травяной. — Так вот, расскажи мне о себе. Я хочу знать себя и помнить. По твоим глазам вижу, что ты хранишь в себе многое. Не тяни, Селина, прошу тебя. — Вы, миледи... — Селина закусила нижнюю губу и присела на кресло напротив кровати. Блум заинтересованно на нее уставилась. — Были яркой личностью. Яркой не характером, а подвигами, добрыми делами, героизмом. У вас было обострённое чувство справедливости и огромная тяга к приключениям. Любой мог на вас положиться, будучи уверенным, что вы его не подведете. Вы были ответственны как никто другой, невероятно добры к окружающим. Вы были настоящей главной героиней своей истории, неповторимой легенды, быть может, потому огонь дракона... — Селина осеклась и вовремя поджала губы, поняв, что ляпнула лишнего. Господин строго дал ей понять не рассказывать ничего о прошлой жизни, но она ненароком нарушила запрет. К её счастью, Блум не расслышала последнее слово, оттого нахмурилась, не понимая, из-за чего вдруг остановилась Селина и закусила губу так, словно выдала нечто ненужное. — Огонь чего? — переспросила она. — Огонь души, — выкрутилась Селина, сильно сжав пальцами платье. — Я имею в виду, что вы были огненной личностью. В вас полыхало пламя, что одновременно согревало и обжигало. Такие люди одни на миллион, — под конец она улыбнулась, чуть неловко, но искренне, словно предавшись воспоминаниям. — Судя по твоим описаниям, я была довольно таки уникальной личностью, — уголки губ Блум слегка приподнялись. — Только жаль, я этого совсем не вспомню, совсем не ощущаю, — с видимым сожалением вздохнула она, а после, неожиданно подняв на неё вопросительный взгляд, свела брови к переносице. — А ты... Откуда обо мне столько знаешь? Ты прислуживала мне и до потери памяти? — Вообще... — Селина, поняв, что её застали врасплох, невольно замялась, поджимая губы и пряча взгляд, в котором можно было найти ответы на все вопросы. Блум выжидающе на неё уставилась, медленно сгорая от нетерпения и любопытства. — Помимо этого мира, в котором мы живём, существует и другой. Я родом оттуда, конкретно из места или планеты, называемое Земля, — увидев, как удивила и заинтересовала девушку, фрейлина негромко продолжила. — Я знала вас и до потери памяти, и довольно хорошо. Мы были кем-то вроде... подругами... — Поэтому ты последовала за мной из одного мира в другой? — тихо поинтересовалась Блум, не сдержав слабую улыбку. Почему-то она совсем не испугалась наличия другого мира, всё это казалось ей лишь одной большой интересной вещью, которую хотелось изучить, но которое испуга и страха не вызывало. Будто бы что-то у неё внутри... грело душу, тело, разум, защищая и создавая уверенность и убеждённость в сохранности. Это ли тот самый огонь, о котором проговорилась Селина? — У меня не было ничего, за что я могла зацепиться, — продолжила Селина, задумчиво уставившись в одну точку. — Ни родителей, ни друзей... Была одна наставница, правда, только после её пропажи я потеряла желание к чему-либо от слова вообще. Не волшебница и не обычный человек, я не могла понять, что из себя я представляю. Единственным близким человеком для меня остались вы, что я незамедлительно последовала за вами в совершенно другой мир. Терять было нечего, а особой любовью к родному дому я не отличалась. Это, в действительности, очень долгая и изнуряющая история. Селина не нашла в себе храбрости сказать, что она когда-то потратила много времени на то, чтобы научиться обращаться к давней и близкой подруге формально, почитая её и поклоняясь подобно богине. Она не осмелилась сказать, что скучает по своему родному человеку, что ей больно смотреть на то, что, вроде бы, её близкий представляет из себя совсем другое. Словно кто-то другой говорил голосом Блум, кто-то другой глядел на неё глазами рыжеволосой феи и улыбался её улыбкой. Селина не имела права говорить Блум о её сущности феи, но знала, что огонь дракона, полыхающий в груди беспрерывно, единственное, что осталось у девушки от прежней себя. — У меня предостаточно времени, всё равно мне нечем занять себя в стенах этого скучного дворца, — махнула рукой пренебрежительно Блум. — Расскажи, как ты попала сюда, Селина. — В другой раз, миледи, — Селина чуть виновато улыбнулась, наблюдая, как хозяйка этого дворца растроенно поджала губы и тяжело вздохнула с уловимой досадой. — Ты только не забывай, ты обязательно мне всё о себе расскажешь, — Блум попыталась улыбнуться, но вышло это у неё паршиво. Селина кивнула, будто бы разговаривая с малолетним дитя. — А... А мои родители? Мои друзья? Есть у меня хоть какие-то близкие? — Родители? — Селина не заметила, как еле видимо улыбнулась. — Они чудесные. Девушка мгновенно вспомнила, с какими добротой и теплом относились к ней Майк и Ванесса. После того, как они с маленькой Блум целый день проводили на улице за играми и весельем, Ванесса, как самая настоящая добродушная мать, звала их домой подкрепиться — родную же мать Селины не волновало, где она была и с кем вообще шлялась. Девушка помнила лишь то, как Ванесса, словно её родная мама, гладила её по волосам и смотрела так же, как и на Блум — мягко, ласково, с присущей лишь матерям теплотой. Она заботилась о ней так искренне и безоговорочно, что Селина порой завидовала Блум белой завистью. А после, прибыв с работы, детей занимал Майк, устраивая всегда разные и всегда увлекательные игры — зачастую, они играли в пожарных, и Селина помнит, она всегда была занимала роль пострадавшего. Иногда Селина оставалась у подруги на ночь, если родная мать так и не звала её обратно — тогда Майк читал им интересные сказки на ночь, которые они слушали с особым энтузиазмом параллельно попивая теплое молоко, заботливо принесенное Ванессой. Селина чувствовала себя частью этой семьи и была им безмерно благодарна за счастливое детство, удачное даже при таких раскладе и обстоятельствах — это, пожалуй, её самые лучшие и тёплые воспоминания. И последовала она за Блум ведомая этими воспоминаниями, ведь, как и в детстве, не могла оставить её одну. Селина не могла бросить ту, с которой провела счастливые годы, которая стала ей больше, чем подругой. Мысленно она пообещала Майку и Ванессе заботиться о ней и всегда быть рядом, считая это некой благодарностью за то, что они, в своё время, относились к маленькой Селине как к родной дочери. Фрейлина никогда не забывала адресованное ей добро, поэтому вовсе не жалела, а наоборот была рада, что сейчас вот так вот защищает и оберегает ту, которую безмерно любила. — Ты знала моих родителей? — воодушевившись, резво поинтересовалась Блум. — Нет, — просто ответила Селина. — Но ты только что... — Я уверена в том, что они чудесные, — фрейлина терпеть не могла лгать подруге, хоть так, несомненно, было нужно. — Но лично с ними я не знакома. — А друзья? — попытала вновь удачу Блум. — О них ты что-то знаешь? — Послушайте, миледи... — Селина слегка приблизилась к девушке и пронзительно вгляделась в её голубые, полные непонимания, глаза. — Здесь вы сам себе друг. И я тоже. Запомните это. — Но, почему... Не успела Блум завершить вопрос, как резко раздался приглушённый звук, такой, что будто бы кто-то нетерпеливо бьёт пальцы о дубовую дверь. Озадаченная и погруженная в собственные мысли Блум невольно пропустила его мимо ушей, не обратив на это никакого внимания. Селине пришлось прибывшего пригласить внутрь, немедля поднявшись с места. Блум по-прежнему не смотрела в сторону двери, в замешательстве и глубоких раздумьях сверля равнодушным взглядом точку перед собой. — Моя госпожа, — в покои зашла очередная служанка девушки, которую она не запоминала и запомнить не могла. Впрочем, сами служанки услужливо подсказывали ей свои имена. — Вы просили меня оповестить, когда прибудет наш драгоценный властелин. Он сейчас в своих покоях, я принесла ему вина и поспешила к вам... — Хорошо, свободна, Лола, — махнула рукой Блум, не дослушав до конца. Улыбка от услышанной новости всё же растянулась на всё лицо. — Я Элия, госпожа, — снисходительно улыбнувшись и глубоко поклонившись, тихо поправила девушка и покинула апартаменты. Лишь имя Селины, отчего-то так знакомой, она смогла запомнить, смахнув неустойчивость памяти на недавнюю травму. — Мне сопроводить вас, миледи? — учтиво поинтересовалась Селина. — Нет, спасибо, я сама, — отложив в сторону опустошенную чашку, Блум поднялась на ноги, отряхнула с платья невидимую пыль и, выпрямившись, поспешила на выход. * — Валтор! Рыжеволосая хозяйка дворца подлетела к непоколебимой высокой фигуре, спокойно стоящей на балконе самой высшей башни, и обняла его с крепкой спины, прижавшись всем телом и с наслаждением выдыхая столь родной, знакомый аромат. Всадник не отреагировал, даже не шелохнулся, оставившись стоять и невозмутимо не проронив ни слова, уже вскоре ясно дав понять Блум, что и на этот раз он не предрасположен ко всяким рода нежностям, к которым девушка так падка. Но это не помешало Блум просто стоять и прижиматься к нему щекой, обвив длинными руками мощный торс и крепкое тело — первым отстраняется от неё Валтор, взяв её за ладони и разочарования к себе, мгновенно столкнувшись с любовным взглядом ярких голубых глазах. Он еле видно приподнял уголки губ в жалком подобии улыбки, сделав это, видимо, по большей части по привычке, а не по собственному желанию. — Моя милая Блум, — басом прошептал он, властно смотря на неё сверху вниз. Девушка очаровательно ему улыбнулась. — Сколько раз я говорил тебе быть сдержаннее? Улыбка мигом спала с лица рыжеволосой. Та, потупив взгляд, посмотрела на него виновато, замявшись и неловко теребя пальцами нежную ткань одеяния. — Но... Селина говорила, что я была яркой личностью. Я пытаюсь стать той, которой была, тебе это не нравится? — эту девушку хотелось пожалеть, ибо сказала она это тоном провинившегося котенка. Валтор хотел заныть и зарычать от досады, но еле сдержал себя в руках, терпеливо стиснув зубы и глубоко вздохнув через нос, что не укрылось от внимательных глаз Блум. — Не пытайся, если тебе это не под силу, моя дорогая, — Валтор снисходительно улыбался, не взирая на то, как уголки губ рыжеволосой растроенно опустились вниз. — Ты разлучил меня с домом, полюбил меня и не посмотрел ни на чьи мольбы, — шепотом начала Блум, еле сдерживая подступающие слёзы. Голос предательски дрогнул, ладони, как спасительный маяк державшие руки мужчины, теперь свисают будто бы бездушно. — А теперь, когда я потеряла память, ты решил отвернуться от меня, начал отталкивать и избегать. Разве любовь это не то, что человек принимает своего любимого любым? Разве влюбленный не старается помочь возлюбленному с его проблемами? Вместо того, чтобы направлять меня и терпеливо помогать, ты отталкиваешь меня. Разве ты не должен принимать меня любой? — рыжеволосая девушка не сдерживалась и выплескивала всё то, что долго копила в душе. Валтор всё внимательно выслушал, а после, тихо вздохнув, беззлобно покачал головой. — Я без ума от твоей прежней личности, — максимально спокойно произнес Валтор. — И если мне понравится новая, то это будет расцениваться как измена, по-крайней мере, для меня. — Допустим, — тяжело сглотнула девушка. — Но ты ведь... — Должен помочь тебе всё вспомнить? — перебив Блум, определил её Валтор. Девушка на это слабо кивнула. — Нет, справишься сама. На то есть причина, о которой мне тебе пока рано рассказывать. Придёт время, я тебе обо всём поведаю – о своих мотивах и причине поступков. А пока ты должна сама всё вспомнить, ибо ты, на самом деле, не нуждаешься в моей помощи, — легко проговорил всадник как ни в чем не бывало, а после, игнорируя удивленный взгляд Блум, неспеша садится на свое просторное кресло и наливает в хрустальный бокал красную жидкость, немедля поднося её к губам и блаженно откидываясь назад, прикрыв очи. — Это ты так снова избавляешься от меня, но более вежливо и тактично? — интересуется Блум, игнорируя вспыхнувшую в груди боль и грусть. Она поджимает губы до побеления и подушечками пальцев безболезненно впивается в нежную кожу ладони. — И да, и нет, — Валтор непринужденно пожимает плечами, даже не соизволив открыть глаза и вновь отпивая немного вина. — Но скорее нет. — Тебе совсем наплевать, что я люблю тебя больше жизни? Потеряй ты память, я никогда бы не отталкивала тебя! — почти безысходно воскликнула Блум, еле удержавшись от пронзительного жалкого крика, но зато довольно громко топнув ногой. — Вот такое бы моя возлюбленная не сказала, по-крайней мере, не сейчас, — Валтор кратко усмехнулся, бесшумно вздохнув. — Слышать это, знаешь, даже непривычно, как-то странно, хоть это и моя цель. Да и не уверен я, что, потеряй я память, ты бы не воспользовались этим. Ох, забыл, прежняя Блум не воспользовалась бы этим, — растянув губы в издевательской ухмылке, подметил мужчина. — И ругаешься ты со мной будто то бы моя жена. Мы не семейная пара и тебе не дозволено пререкаться со мной, мне каждый раз это напоминать? Не люблю, когда кто-то с внешностью моей Блум заявляет на меня права и отчитывает как маленького ребёнка. Тебе бы стоило ещё дать совсем другое имя, язык не поворачивается называть тебя той, которой ты больше не являешься. — Ты очень груб со мной, Валтор, жесток и безжалостен. Ты не допускаешь мысли, что причиняешь мне огромную боль? Я и без того мучаюсь, пытаясь вспомнить, кто я такая. Ты не думаешь, что мне тяжелее всего? Каждый говорит мне одно и то же – ты и прежняя Блум совсем разные люди. Тебе неведомо, как я страдаю, ты ведь избегаешь меня, более того, никогда не был на моём месте! Я бы посмотрела, как бы ты не сошел с ума от того, что не узнаешь человека в зеркале, собственную себя! — перешла на отчаянный крик Блум, готовая вот вот рвать на себе волосы клочьями. Её возмущала и гневала абсолютная невозмутимость Валтора, его непоколебимое спокойствие, неправильная сдержанность. А ещё больше она злилась на саму себя, ибо даже при таком раскладе не могла его разлюбить, не могла заставить себя смотреть на него глазами, в которых нет любви и преданности. Валтор видел это и ощущал, поэтому знал, что никуда девушка от него не денется. — Ты справишься с этой болью и без моего вмешательства, милая, — жеманно произнёс Валтор, осушая бокал. — Прежняя Блум не позволила бы самой себе даже придти ко мне, не то что просить о помощи. — Но ты забыл, — со слезами на глазах тихо шипит фея. — Я ведь не твоя прежняя Блум, — с этими словами она, гневно задрав подол платья, разворачивается и размашистыми шагами покидает покои, не замечая долгого, пронзительного взгляда за собой, принадлежащего полного тайн мужчине. * Эта была совсем не та Блум, к которой он испытывал жгучее притяжение, огненную страсть. Его Блум, настоящая пламенная фея самой могущественной силы после его, яркая, уверенная в себе и своих силах, отважная и обладающая выдающимися лидерскими качества. Его Блум милая душой и волевая характером, она — огонь, уничтожающая всё тёмное на своем пути, она — пламя, не угасающее, полыхающее в бешеном ритме героизма, доброты и света. Блум, за которой он наблюдал на протяжении всей её жизни, Блум, о которой он грезил днями и ночами, прекрасный, особенный человек — запоминающаяся, весёлая, невероятно умная и искренняя, она могла произвести хорошее впечатление на каждого и оставить свой след на его памяти. Его Блум не боится зла и тяжестей, она не стесняется смеяться звонко и искренне, она обязательно была бы для всадника достойным соперником во многих категориях. Его Блум — настоящая, такая, какая есть. Эта Блум, новая, потерявшая память Блум не тот человек, к которому он испытывает чувства. Эта Блум любит его до безумия, до дрожи в коленях — Валтор знает, с настоящей не было бы так легко и просто. Эта Блум тиха и молчалива, она отнюдь не отважна, больше походит на холод, чем на огонь. Эта Блум редко улыбается, ещё реже — смеётся, и практически никогда не веселится. Она очень сдержанна, спокойна и её трудно вывести из душевного равновесия. С ней скучно, с ней неуютно. Она стала чужой, его одержимой любовницей, Валтор смотрел на нее и ясно понимал: эта Блум — не дракон. — Как прошел твой день, моя милая? Валтор задаёт такие вопросы лишь из-за напускной вежливости, только потому, что у этой незнакомки внешность его любимой. Улыбка, мимика, жесты, взгляды — перед ним совсем другой человек с лицом и телом его огненной феи. Сидящая напротив него рыжеволосая девушка сдержанно улыбается, хотя Валтор уверен, что на такой вопрос его Блум ответила бы колкостью, ядом, но никак не любовной улыбкой и любовным взглядом. Быть может в том, что она стала столь холодной есть и его вина — правильно она говорила, Валтор всегда её отталкивает, часто избегает. А после их ссоры в тот день она вообще стала более замкнутой и тихой, хотя, казалось бы, куда больше. — Довольно нудно, — размеренным тоном отвечает Блум и складывает руки на пышном фиолетовом платье. Она смотрит на Валтора с нежностью, с лаской, с теплотой. Всадник бы хотел получить такие взгляды лишь от прежней феи пламени дракона, но ему остаётся довольствоваться лишь этим. — А как твой, любимый? Фридрих не сильно утомил тебя? — она поддерживает светскую беседу, знает, что неинтересна Валтору, только не понимает полностью причину и вновь спросить это не решается. У нее остался прежний ум, и не только им она видела, знала, ощущала, что Валтор любви к ней не испытывает. Даже несмотря на их перепалки, Блум не перестаёт идти ему навстречу. Она нежно, ласково улыбается, скрывая за этой улыбкой боль и печаль. Она смотрит на него мягко, вновь закрыв глаза на его холод и забыв о их разговоре в тот злополучный день. Она вновь и вновь возвращается к нему не переставая, ведь знает, что без него не может, не проживет и день. Она преданно прощает его и выбрасывает из памяти все его болезненные слова и действия, оставаясь всё такой же верной и послушной. Блум ведь прекрасно понимает, что, вероятно, прежняя она предпочла бы умереть, чем поступать так, но заставить себя делать обратное она не в силах, вновь наглядно демонстрируя свою слабость. У них — болезненная любовь, приносящая муки и страдания одной лишь девушке, слепо следующей за всадником. — Мне приятно знать, что ты заботишься о моих чувствах, милая, — Валтор растягивает края губ слабо и снисходительно, а после бесшумно втягивает носом воздух. — С тобой проводить время, несомненно, доставляет мне удовольствие, но дела мира и минуту не ждут. Боюсь, я вынужден оставить тебя. Блум еле сдерживает усмешку — она знает, что всадник, не любящий разбираться в проблемах простых людей, идёт абсолютные любые поводы, чтобы избежать общения с ней. Все его слова о любви и страсти, по её мнению, фальшивые, и всё потому, что она — совсем чужой человек. А влюбиться в другую личность требует сколько времени, столько же и желания. Ни первого, ни последнего у Валтора не было. И всё равно Блум очередной раз закрывает на все его недостатки глаза, пропуская через себя всё видимое и невидимое унижение. В этой истории она была первой жертвой, заслуживающей хоть капли хорошего, хоть немного облегчения. — Я останусь у... Морона на ночь, ложись спать, не дожидаясь меня, — сообщает ей Валтор, а Блум понимает, что это скорее приказ, сказанный мягким тоном. Она не слепая, и видит, как всадник замялся, упоминув имя брата. От этого у нее назревает вопрос – действительно ли ютится Валтор во дворцах своих братьев, избегая её? — Валтор... — Блум кажется, что этот голос не принадлежит ей, таким чужим и посторонним он слышится. — Мне иногда кажется, что ты, игнорируя меня, завел себе любовницу... — Вполне возможно, — даже не пытаясь успокоить девушку, пожимает плечами Валтор и наблюдает, как поджимаются губы Блум. Не желая тратить свое время впустую, он поднимается на ноги и собирается, обойдя сидящую фею, уйти, как чувствует некую преграду на своей руке, не позволяющую ему сдвинуться с места. Тело прошибает лёгким током, который даже и не ощутился, и, опустив глаза, он видит маленькую ладонь на своем предплечье и сталкивается с почти жалобным взглядом голубых глаз. — Останься со мной, — шепотом просит Блум, не представляя, насколько жалкой выглядит в глазах всадника. — Хотя бы на пару минут. Пожалуйста. Валтор долго смотрит в её глаза, полные немой мольбы, и, в конце концов, сдаётся, работающими мозгами понимая, что перед ним — его Блум, неважно, какая, главное, что его. — Может быть, прогуляемся в саду? Или пойдем в библиотеку? — осторожно спросила Блум, отпуская руку всадника. Тот поправляет свой воротник и прочищает горло. — Я не против проветриться, — монотонно отвечает Валтор. — Чтение мне быстро докучает. — А мне нет, — легко улыбнулась Блум. — Со скуки я перечитала половину твоей библиотеки. — За несколько дней ты прочитала половину книг из моей библиотеки, считающейся одной из самых масштабных? — изогнув бровь, уточнил Валтор. — Да, — кивнула Блум. — Ты не уделяешь мне внимания и мне приходится чем-то себя занимать. Валтор, опустив её ненавязчивую колкость, сквозь зубы процедил нечто вроде «Идём?». Рыжеволосая фея, заулыбавшись во все зубы, закивала быстро-быстро, как болванчик, а после, стремительно вскочив с места, схватилась за предплечье Валтора, прижимаясь к нему всем телом и с удовольствием подмечая, что тот не отстраняется, наверное, смиловавшись, или, что более вероятно, испытав к ней жалость. Ей было наплевать на то, зачем всадник стал к ней снисходителен, она лишь всеми силами хваталась за любую возможность получить хрть немного любви от того, к кому была полностью расположена. Валтор, не глядя на неё, ведёт девушку прямиком в сад, а мимо проходящие слуги, в том числе и Селина, удивляются, но не решаются проводить их открытым взглядом. В такие минуты ласки и мягкости Блум чувствовала себя поистине счастливой, радуясь тому, что может без скованности прижиматься виском к плечу мужчины. — Погода сегодня прекрасна, не правда ли? — подняв на мужчину светящиеся глаза, пытается разговорить его Блум. — Погодой управляет Морон, — не посмотрев на нее, отвечает Валтор. — А у него всегда хорошее настроение. Сад Дворца Тьмы значительно уступал по красоте, роскоши и богатству Дворцу Власти и Дворцу Ночи, но, тем не менее, внимание несомненно приковывал да знатно впечатлял. Это было это вызвано тем, что его хозяин к подобного рада прелестям страсти не питал, в отличии от Морона, что воссоздал для своей любимой огромный розарий, хоть и Муза не была цветочной феей и к цветам была в принципе равнодушна. Однако во Дворце Тьмы имелась целая псарня, в которой специальные обученные этому маги растили адских псов, составляющих полноценную армию. Блум туда не сувалась, да и дорога туда выдавалась утомительной — псарня находилась в задней части площади, и специалисты туда никого, кроме всадника, не пускали, держа адских псов под строгим контролем. Блум, наконец отлипнув от Валтора, присела на корточки и вдохнула прекрасный аромат жёлтых роз — её самых любимых. Валтор, не проявляя тот же интерес, что и девушки, устроился на широкой витиеватой скамье, без особого воодушевления наблюдая за девушкой. Та, неожиданно вскинув голову вверх и устремив взгляд на небо, не поворачиваясь к мужчине, спросила: — Интересно, прекрасен ли другой мир так же, как и этот? Всадник на это промолчал, оставив вопрос без ответа. Он тяжело вздохнул, но, занятая своими размышлениями, Блум это не слушала. В какой-то момент поняв, что она, возможно, никогда об этом не узнает, девушка вернула взгляд на жёлтые розы в своих ладонях и слабо улыбнулась, прикрывая глаза. — Знаешь, я бы хотела посетить другую вселенную, познакомиться с совершенно иной цивилизацией. Хотя, мне бы сначала этот мир полноценно изучить... — продолжала она тихо щебетать под нос, не адресовывая свои слова конкретно Валтору. Она, не смущаясь пристального взгляда в свою спину, не переставала поочередно нюхать сначала розы, а после – пионы, в один момент поняв, что те ей нравятся чуть больше. — Иногда мне кажется, что я из совсем другого мира, — вдруг признается она и Валтор, до этого сидевший с закрытыми глазами, удивлённо приоткрывает один. — Ну, понимаешь, моя душа словно тянется куда-то в небо, в совсем другое место, непохожее на это. Быть может, я родилась не здесь? — она задумчиво закусывает губу, а после как-то мечтательно вздыхает, осознавая, что вряд ли получит ответы на свои вопросы. — Почему ты так думаешь? — наконец подаёт охрипший голос Валтор, слегка приподнимаясь. — Не знаю, просто чувствую, — отвечает легко Блум, пожимая плечами. — У меня такое ощущение, словно мое сознание с чем-то борется, а душа тянется куда-то в неизвестность. В такие моменты сердце, будто бы, бьётся по-особенному... — доверившись всаднику, делится своими мыслями и ощущениями Блум. — Ты не говорила мне этого. — А ты разве спрашивал? — Блум хмыкает с ноткой горечи. — Тебя ведь я не интересую. Если бы ты не отталкивал меня, то знал бы об этом с самого начала. Спасибо, что слушаешь меня хоть сейчас. — Хватит попрекать меня, я этого не выношу, — осадил её мгновенно Валтор властно не терпящим никакого возражения тоном. Блум послушно промолчала, немного опустив голову, делая это всегда неосознанно. — Что ты знаешь о своей прошлой жизни? — Мало чего, ты не разрешаешь Селине рассказывать мне об этом, — логично рассуждает Блум, наконец поднимаясь на ноги и проходя вглубь сада. Валтор, стиснув зубы, был вынужден последовать за ней. — И меня всегда интересовало, почему. Боишься, что я узнаю что-то запретное? — это прозвучало скорее как шутка, но всадник вмиг изменился в лице. Взгляд его похолодал, он немного напрягся, но Блум, не потерявшая игривое настроение, не заметила этого. Да и в целом утеряв память, она утеряла и природную проницательность и внимательность. — А что, если так? — отдалённо спросил Валтор, садясь на очередную скамью и пронзительно вглядываясь в блестящие глаза напротив. — Я уже люблю тебя, — мягко произнесла Блум, нешироко улыбнувшись. — Даже если я что-то вспомню или узнаю, вряд ли уже смогу разлюбить тебя. — Ты столь легко говоришь о своих чувствах, но на деле всё обстоит немного труднее, — как бы невзначай подметил Валтор, наблюдая, как Блум, абсолютно не изменившись в лице, лишь еле заметно усмехнулась. — А если я, например, разлучил тебя с твоими родителями? Друзьями? Быть может, возлюбленным? — Это не имеет значения, я хочу жить настоящим, — пожав плечами, словно ей отношения ничего не стоят, ответила со всей искренностью Блум, знатно удивив Валтора. Он не мог поверить, что в незнакомой девице, стоящей перед ним, теплится душа его настоящей возлюбленной. — Неужто тебе совсем наплевать на родных? — Я ведь не бросаю их, не разрываю с ними отношения, — не понимая, в чем дело, хмурится Блум. Создавалось ощущение, что она до конца не осознавала, что её действительно забрали, в какой-то степени похитили. — Ты поможешь мне видеться с ними, наладить взаимотношения, установить, если потребуется, новые. Всё встанет на круги своя, я вернусь к ним и всё будет просто прекрасно! Ты ведь не настолько жестокий, чтобы отлучать друзей друг от друга, мать от ребёнка... — В тот день ты говорила иначе, — подметил Валтор с ехидно изогнутой бровью. — Считала меня жестоким, обзывала безжалостным тираном... — Я так не считаю, — отрицательно покачала головой Блум. — Правда. Просто ты тогда сделал мне больно одними лишь словами, и я хотела ответить тебе тем же чтобы одной не страдать, — в конец пошутила она, а после, приблизившись к мужчине, взяла его лицо в свои руки под его же удивленный взгляд. Всадник мог поклясться, никто в жизни не смотрел на него таким любовным взглядом. — В моих глазах ты чист, как новорожденное дитя. В моиз глазах ты прекрасен, как падший ангел. Чтобы ты не сделал, ты не сможешь убить в моей душе мою любовь к тебе. Она искренняя, большая и безоговорочная, не подлежащая объяснению и здравому смыслу. Я не знаю, почему так сильно тебя люблю, но разве от сердца вытянешь ответы? — По моему мнению, это зависимость, — убрав со своего лица маленькие ладони, проговорил Валтор. Блум на это нежно, тепло улыбнулась. — Тогда, мне нравится быть зависимой тобой. — Ты отшибла себе не только память, но и личность, — сквозь стиснутые зубы процедил Валтор. Слишком смиренная и столь нежная Блум ему не по вкусу, не по душе. — Я уверена, когда я верну себе все воспоминания и стану прежней, ты ещё будешь скучать по той милой и покладистой Блум, — расплывшись в широкой улыбке, качает головой девушка и смотрит на мужчину, как на несмышленного ребёнка. — Не забывай, что всё в мире временно. Валтор ничего не ответил, посчитав, что в чем-то девушка права — всё в мире, неважно, каком, временно. — А если я, допустим, убил твоего близкого? — интерес, сверкнувший в всепоглощающих глазах, ничуть не испугал Блум, наоборот он будоражил кровь в жилах и заставлял тихо трепетать. — А ты сделал это? — спокойно уточнила рыжеволосая фея, обняв саму себя. — Я же говорю, допустим, — теряя терпение, наседает всадник. Блум задумчиво закусила нижнюю губу, недолго пожевала её, а после, неглубоко вздохнув, переводит взгляд на нежного оттенка лилии. — Я бы не простила тебя, — тихо ответила ему фея, поджимая губы и понимая, что раз всадник интересуется у неё о подобном, но весомая причина на то имеется. — Но не переставала бы любить. Сознанием бы ненавидела, но сердцем... Это сложно. Нельзя одновременно любить и ненавидеть кого-то, но, думаю, я бы испытывала точно такое. — Ты настолько верна мне, как красноречиво говоришь? — недоверчиво изогнул бровь Валтор, пропустив краткую усмешку. — Не могу тебе поверить в полной мере. В тебе нет ни капли самоуважения и достоинства, это печально. — Пусть, — пожимает плечами Блум. — Любовь, а не достоинство, согревает мою душу. — Безумная, — заключил Валтор, покачав головой. Со скучной девушкой, которую, быть может, сам не понимал, время проводить не хотелось, но, вспомнив о своём же согласии, всадник был вынужден перетерпеть временную компанию феи. Блум внезапно, ведомая чем-то неожиданным, по-настоящему странным и сверхъестественным, поднялась на ноги и бесшумно побрела прочь от Валтора, что с замешательством и удивлением стал за ней наблюдать. Далеко девушка не ушла, она, не изучившая сад полностью, не могла знать все его прелести, но тем не менее, находясь, будто бы, под каким-то порывом, она осторожно приблизилась к фонтану, расположенному неподалеку от клумб с розами и лилиями. Ступала девушка изящно и на удивление тихо, наслаждаясь лёгким дуновением ветерка, приятно обволакивающим лицо. Фонтан, к которому она подошла, выдался достаточно большим — кристально чистая вода с успокаивающими всплесками притягивала внимание, но поистине восхищала совсем не она, а окаменелый дракон, как раз таки из которого бесконечно двигались потоки воды. Статуя существа выглядела настолько реалистичной, что Блум на мгновенье показалось, будто полноценного и живого дракона превратили камень и поставили посреди фонтана. Подушечками пальцев, слегка подрагивающими, фея прикоснулась к холодному камню и в то же мгновение её тело прошибли сотни мурашек — глаза каменного дракона словно на один миг засветились ярче солнца, сверкнув подобно падающей звезде. Валтор, не издавая абсолютно никаких звуков, пронзительно за ней наблюдал — Блум, проведя пальцами по туловищу дракона, опустила их в воду, совершенно не обратив внимание на то, что прохладная вода стала немного теплой. — Что ты делаешь, милая? — подав голос, поинтересовался Валтор. Означало ли это, что память потихоньку возвращается к Блум? Неужели для того, чтобы вернуть все воспоминания, Блум требуется восстановить связь со своим источником сил? — Я не знаю, — честно ответила девушка. — Просто... Будто бы что-то повело меня к этой статуе. Что-то тянет меня, манит, подобно магниту, но я не понимаю, что. Мое сердце начинает так бешено биться, а голова – болеть, что мне начинает казаться, что всё это неспроста, — поделилась своими ощущениями Блум, вновь заглядывая в безжизненные глаза существа. — Я чувствую, что меня притягивает к драконам. Могу ли я быть фэйри драконов? — по-детски невинно спрашивает Блум, хлопая глазами. — Нет, невозможно, фэйри не настолько сильны и могущественны, — на автомате отвечает Валтор, погруженный больше в свои мысли. — Но... Я ведь чувствую! — воскликнув, возразила Блум. — Да, я не могу это как-либо объяснить, но ведь я чувствую это! Почему ты открываешь мне правду о моем прошлом? Что связывает меня с этими существами? — девушка быстро подавила в себе крик, рвущейся наружу. В груди горело пламя от всей несправедливости, с которой она пытается изо всех сил смириться. — Ты должна сама всё понять, — грубым, не терпящим возражение тоном, отрезал Валтор, злобно сверкнув глазами. — Сколько мне ещё это повторять? Любое вмешательство только навредит тебе, ибо твои силы, твой потенциал сами должны вырваться наружу. Иначе ты так и останешься слабой и ни на что не годной девицей, коих в Тессерисе полно и даже больше, — прошипев последнее сквозь зубы, Валтор приблизился к Блум и жёстко отдернул ее за руку. От обиды девушке лишь хотелось зареветь, но она упрямо подавила в себе эти позывы, не желая выглядеть в чужих глазах «слабой и ни на что не годной девицей». — Я обладала большим могуществом, ты ведь признаешь это? Душа твоей любимой по-прежнему живёт во мне? — тихо, пытаясь не гневать всадника сильнее, уточнила Блум. От раздражения Валтор глухо зарычал и вновь дернул хрупкую девушку за ладонь, причиняя тем самым мелкую, но ощутимую боль. — Живёт, разумеется, — процедил он. — Иначе в этом дворце и духу твоего не было. Развернувшись, всадник покидает девушку размашистыми шагами, даже не глядя на неё. Не замечая внимательные взгляды на себе где-то на балконе одной высокой башни, Блум бесшумно вздыхает, садится на мягкую зелёную траву и опускает ладонь в спокойную водную гладь, задумавшись о своём. — Величайший властелин всегда отличался особым хладнокровием, терпеливостью и гордостью, ума не приложу, что с ним стало, — ровным тоном рассуждает управляющая Каденс, выпрямившись и сложив руки позади подобно королевской особе. Сзади нее находились девушка и молодой мужчина, также наблюдающие за одинокой рыжеволосой феей. — Сейчас он стал более вспыльчивым, взрывным, злобным и грубым. В последнее время он больше поддается эмоциям, нежели самообладанию. Любопытно, в чем причина? Негоже нашему господину вести себя подобно смертным мужчинам. — Только ты можешь публично и при всех рассуждать о нашем властелине и осуждать его в какой-то степени, — произнесла Селина, приподняв немного уголки губ. — Но меня больше волнует то, как он относится к своей фее, нашей госпоже. Все мы были свидетелями, как он днями и ночами грезил о завоевании хозяйки. Неужели он так быстро утратил к ней интерес, стоило ей потерять память? — задала она вопрос, скорее, самой себе. — Дело не в господине и не в госпоже, — вдруг подал голос молодой мужчина, единственный слуга мужского пола, которому позволено контактировать с управляющей и фрейлиной по своей инициативе. — Запертые в этом дворце, вы много о чем не догадываетесь, я же, как посыльный, знаю достаточное. Даже лично познакомился с её окружением... — он указал на Блум. — когда передавал послание властелинов в ту ночь. — Если что-то знаешь – говори, да не тяни, — медленно теряя терпение, настойчиво требует Каденс, но на мужчину не поворачивается. — Ты ведь почти всегда находишься в самой гуще событий, Тень, от тебя мало что укроешь. — Ты права, Каденс, — кивнув, ответил тот, кого назвали Тенью. — Причина чрезмерной раздражительности властелина не в потери памяти госпожи, а в том, что Потрошитель и Леди Смерть вновь объявились. И управляющая, и фрейлина тихо, мгновенно вздрагивают, но этого не показывают. Каденс, поджав губы, впивает пальцы в свою же кожу на ладонях, стеклянными глазами уставившись на свою госпожу, в то же время как Селина, более открытая в проявлении чувств, сдерживаться не стала — невольно сильно ахнув, она почувствовала, как сердце пропустило бешеный кульбит. Тень, отчего-то совсем ни чем не обеспокоенный, как ни в чем не бывало продолжил: — Все четыре всадника стали в последнее время нервными от того, что не могут поймать собственную сестру и её союзника, — Тень позволил себе пропустить усмешку. — Представляете, какое это унижение – не можешь поймать своего близкого человека, которого так хорошо знаешь, будучи настоящим Богом в своём же мире, созданном своими же руками... Властелины чувствуют себя, мягко сказать, паршиво, не удивительно, что наш господин срывается на хозяйке, так ещё и потерявшей память. — Почему ты уверен, что Леди Смерть это пятая всадница, их потерянная сестра? — напрягаясь, спросила Селина. Каденс же ничего не говорила, лишь задумчиво молчала, пропадая в своих раздумьях. — А кто же ещё, Селина? — посмотрев на фрейлину, как на глупую дуру, усмехнулся Тень. — Кто ещё, помимо нее, обладает равным всадникам могуществом? Кто ещё, кроме нее, творит злодейства из собственных мотивов, из своей же мести? Так ещё и даровала силы своему союзнику, любовнику, небось. Братья уверены, что это их сестра, которая, хочу тебя поправить, не потерянная, а сбежавшая и скрывающаяся. — Что думаешь, Каденс? — обратилась к управляющей Селина, проигнорировав Тень, который говорил логичные вещи. — Оба мира сильно пострадают, — серьёзно произнесла она полушепотом. — ибо Леди Смерть не остановится ни перед чем.

***

— Вчера путем обезглавливания убили главную фэйри восточного государства прямо на глазах её девятилетней дочери... — Два дня назад юного мага выпотрошили и повесили на крючок у входа в Дом Чести... — Неделю назад взорвали целую группу выдающихся фэйри всего света, проводивших совет по истреблению политики Леди Смерть и Потрошителя... — Сегодня утром маленькую девочку-нефэйри, принцессу южного побережья, задушили и оставили труп на обозрение королевской чете... — Трёх магов в возрасте сорока лет похитили четырьмя днями ранее на северном полуострове, а сегодня днём отправили их мертвые тела с высосанными душами и пустыми глазницами... — Хватит, Фридрих, можешь не продолжать. Мужчина, повинуясь приказы, отложил на рядом стоящую тумбу жёлтый свёрток и с бесшумным вздохом посмотрел на четырех всадников, напряжение и раздражение от которых почувствовал бы каждый за сотню миль. По природе своей вспыльчивый и имеющий неконтролируемую агрессию, Огрон ещё не раскрушил всё в этом кабинете лишь благодаря Ризанду, который учтиво его сдерживал. В отличии от него, Валтор и Морон превосходно держали себя в руках, но даже они медленно теряли терпение от того, что своевольная сестра и её очередной любовник терроризируют мир, ставших ныне только их и принадлежащий только им. Пятая всадница Страх, именуемая Джастиндой, потеряла все права на Тессерис, когда предала братьев и была наказана ими — теперь же, униженная и обозленная, она лишь мстила и делала это просто на высшем уровне. — Не дави меня своей аурой, Ризанд, я хочу самолично найти эту предательницу и открутить ей голову, — процедил сквозь стиснутые зубы Огрон, крепко сжимая руки в кулаки. — А её любовника убить и оживить вновь, чтобы он не переставал чувствовать боль и муки. Моя душа рвётся, безумеет от того, насколько сильно мое желание услышать их крики и мольбы, окунуть руки в их тёплую кровь и вырвать одним рывком их жалкие сердца. А особенно сильно я хочу выпотрошить эту суку так, чтобы она молила о пощаде... — Эта сука наша часть, — хмуро заметил Морон. Из всех братьев он являлся самым чувствительным, хоть и всячески старался этого не показывать, позволяя божьей сущности заглушать его сторону, натуру и чувства, присущие лишь смертным. А ещё из всех братьев он был наиболее привязан к сестре. Между ним и Джастиндой всегда была особенная связь, Страх больше всех остальных любила и заботилась о Голоде. Даже вынося приговор, Морон пытался смягчить его, оставаясь самым лояльным даже тогда, когда Джастинда напала на них и оставила на нем уродливый шрам. Пусть женщина и забыла о их взаимоотношениях, Морон всё хранил в памяти, тем самым вызывая негодование и злость братьев. Неспроста Морона называли самым милостивым и милосердным, хоть порой и его одолевала ненависть к сестре, вызванная её поступками, преступлениями и поганым предательством. — Не смей хоть как-то оправдывать её, брат, я тебе это запрещаю, — Ризанд, как главный из братьев, бросил на мужчину холодный взгляд. — Эта подлая мерзавка без зазрения совести убила малолетнее дитя. Богам нет разрешения на чувства и эмоции, но это не значит, что они не думают о своих созданиях. Джастинда убила наше прекрасное творчество и непременно за это заплатит. — Только поймать её мы не можем, что выводит меня из духовного равновесия, — низко произнес Валтор, сжимая пальцами толстый стакан с виски. — Чёртова шлюха как была проворливой, такой и осталась. Она знает о нас всё и при этом не позволяла нам знать о себе. Променяла родных братьев на жалкого, поганого ублюдка и теперь идёт против своих. Клянусь, я убью её очередного любовника так же безжалостно, как и её предыдущего по одному и тому же сценарию — вырву голову на её глазах и выброшу к её ногам. — Её надо выманить, — еле держа себя в руках, прошипел Огрон, злобно сверкнув глазами. — Заманить в ловушку и с удовольствием наблюдать, как будет корчится её рожа в адском огне... — Осмелюсь прервать ваши мечтания, мой господин, — подал голос Фридрих, мгновенно получив недовольный взгляд всадника. — Но в этом нет необходимости. Пятая всадница сама придёт к нам. — И каким же образом, позволь поинтересоваться? — ядовито усмехнулся Огрон. — Леди Джастинда проливает кровь на этой священной земле неспроста, властелин, — разумно подмечает Фридрих. — Это что-то вроде предупреждения, тревожного сигнала. Она будто бы говорит, что она здесь, кричит, что готова к нападению. Вы и она находились наравне, на одной ступени по могуществу. Леди Джастинда потеряла половину сил в качестве приговора и была вынуждена сбежать из-за того, что вы, объединив силы, лишили её могущества, поглатив в себя. По моему скромному мнению, ей нужны, в первую очередь, свои утерянные силы, после всякие войны да битвы. Каждый политик, стратег и тактик хочет вести войну, будучи уверенный в своих силах и способностях. Она лишь хочет вернуть то, что принадлежит ей по праву, сгорая от несправедливости, она возвращается из возмездия. — Чёрт, Фридрих, — ухмыляется Огрон, пропустив смешок. — А ведь я считал тебя бесполезным глупцом. — Рад, что вы изменили свое мнение, мой господин, — качнув головой, снисходительно улыбнулся Фридрих. — Сейчас бесполезным глупцом себя чувствую я, — недовольно проговорил Морон, обращая на себя внимание. — Ты растолковал мотивы, Фридрих, но не предложил свою идею по поимке Джастинды. — Её не нужно ловить, — жеманно подметил Фридрих. — Она сама придёт к нам. Леди Джастинда проследует цель, пусть и путём убийств, но она объявится. — Предлагаешь ждать? — изогнул бровь Ризанд. — Огрон уже не справляется, — со смешком заметил он, наблюдая, как раздражённо осушает стакан мужчина. — Сколько голов она ещё возьмет, пока мы будем сидеть и бездействовать? — со свистом, вырвавшимся из груди, спросил Валтор и с грохотом поставил пустой стакан на столешницу. — Неужто совесть заиграла, брат? — нервно поинтересовался Морон. — Из нас всех ты менее лоялен к смертным, тебя ведь не заботит их сохранность и здоровье. — Я не равнодушен к этому, — сузив похолодавшие глаза, строго произнес Валтор. — Прекрати делать меня чудовищем во плоти только из-за моего умения держать себя в руках, ведь это гораздо полезнее ненужного милосердия, которое ты проявляешь даже к суке-предательнице. — Эта сука-предательница является пятой всадницей, на мой взгляд, мы должны называть её только так, — от слов Морона Ризанд и Огрон переглянувшись, протяжно вздохнули. Фридрих неодобрительно покачал головой. — Что-то не был этого мнения, когда она оставила вечный уродливый шарм на твоем теле, — ядовито прошипел Валтор. — Хаос напал на хаос, всадник напал на всадника. Не испытываешь от этого унижение, не чувствуешь ли ты себя оскорбленным? Создаётся ощущение, что ты до сих пор не свыкся с тем, что нас теперь четверо и что одна из нас оказалась предательницей, пошедшая по поводу первого встречного щенка. Или ты хочешь присоединиться к Джастинде и встать против нас, дорогой брат? — Валтор! — рявкнул Морон, поднявшись на ноги мгновенно и всем существом излучая открытый гнев. — Хватит! — громом прозвучал тяжёлый голос Ризанда. — Успокойтесь, немедленно. — Я спокоен, брат, не возвышайся надо мной, — Валтор сверкнул глазами, но все же сжал руки в кулаки и остался сидеть на своем месте, невозмутимо уставившись на брата. Морон прожигал в нём большую дуру, ноздри его яростно раздувались, а на предплечьях выступили вены. — Ни черта вы не спокойны, — рычит на них Ризанд, устало протирая переносицу двумя пальцами. Самый агрессивный из них, Огрон, на удивление в открытые конфликты не вступал, а Фридрих боялся даже лишний раз вздохнуть и пошевелиться. — Брат идёт против брата, всадник повысил голос на всадника. Такими темпами, Джастинде не понадобится много сил, чтобы одержать над нами победу. Раздор между нами, раскол в наших взаимотношениях – вот, что ей нужно, вот её цель. В нас всех есть частицы хаоса и тьмы, что и связывает нас, делая родными и близкими, и я не позволю Джастинде все разрушить. А вы, — он угрюмо оглядел двух мужчин. — просто раздражены терроризмом Джастинды и её любовника. Грызть друг другу глотки необязательно, чтобы утихомирить пыл и успокоиться. В конце концов, мы – Боги, и обязаны держать чувства, которые мы называем людскими, под контролем. Это делает нас выше них, это делает нас могущественными и великими. Поддаваясь чувствам, мы ничего не добьемся, не заставляйте меня каждый раз напоминать об этом. — И если так приспичило, срывайтесь на Фридрихе, а не на друг друге, — как вариант предложил Огрон и усмехнулся, незамедлительно получив благодарно-язвительный кивок мужчины. — Я бы с огромной радостью отключил эту гадскую человеческую сущность, если бы не то... — Валтора слишком резко перебили. — Что без этой созданной нами самолично сущности мы не сможем любить и чувствовать, — закончил за него Морон и посмотрел на брата, понимая, что гнев отступил у них обоих. Извинения не требовались, они всё решили взглядами. — А также испытывать и проживать проблемы этого мира. У Дракона нет человеческой сущности, он безразличен к проблемам своего мира, поэтому его создания столь несчастны. — Даже при таком раскладе наши создания счастливы не больше, — Ризанд откинулся на спинку кресла и приподнес к губам стакан с коньяком. — Мы обязаны поймать Джастинду и заставить её заплатить за всё. Дворец Крови содрогнулся в тихой ярости.

***

Вернулся Валтор в свой дворец ближе к ночи, когда часовая стрелка перевалила за двенадцать. Без удивления заметив, что в его покоях стоял приглушённый свет, Валтор еле удержался от грудного уставшего рыка — вновь назойливая девица с внешностью его возлюбленной ожидает его муча саму себя. Он даже приказал Каденс лично проконтролировать то, чтобы она заснула ровно до одиннадцати, ибо не хотел с ней пересекаться. Видимо, девушка всё же убедила управляющую или добилась своего, раз преданно и терпеливо ждала его прихода в его личных апартаментах. Пообещав себе открутить голову Каденс, Валтор неспеша входит в покои. Его догадки подтвердились — рыжеволосая девушка действительно проводила время на его территории. Однако то, что удивило всадника, так это бутылка вина, которую она держала в руках вместо того, чтобы поставить на столешницу рядом возле уже загрязненного бокала. Невооружённым взглядом заметив, что вино опустошено наполовину, Валтор обратил на себя внимание феи и вопросительно изогнул бровь, требуя ответа и объяснения. — Кто позволил тебе пьянеть в моих покоях, милая? — лживо спокойно поинтересовался Валтор, не сдвигаясь с места. Увидев любимого посреди комнаты, Блум растянула мокрые губы в пьяной улыбке и лишь небрежно махнула рукой. — Мне не нужно ничье позволение чтобы заглушать невыносимую боль в своей груди, любимый, — непринужденно ответила Блум, всё же отложив бутылку на твердую деревянную поверхность. Она предприняла попытки встать, но порядком опьяневшая, фея поняла, что ничего не выйдет и обречённо опустилась на место. — Будь добра пить до безумства в своих покоях, дорогая, не тревожа мой покой, — с холодом в голосе произнес Валтор, сложив руки на груди. Будто бы не ожидая от него ничего другого, Блум горько усмехнулась. — Тебе плевать на меня, моё состояние, — как факт заявила девушка. — Назревает вопрос: зачем ты вообще меня здесь держишь? Никто, наверное, не предан тебе так, как я. Я ждала тебя несколько часов именно в твоих покоях, ведь здесь витает твой запах, твоя аура, твое тепло... Ты даже не ценишь это, неблагодарный, — нервно рассмеялась она, покачав головой и давно потеряв контроль над языком. — Но я ни на минуту не подумала покинуть эти стены, упрямо ожидая твоего прихода. Я знала, что тебе это, скорее всего, не понравится, отчего моя душа болезненно заныла. Душа действительно может болеть, ты это знаешь? — принцесса Домино изогнула бровь, смотря на него вопросительно, а после, не получив ответа, махнула рукой. — Когда боль стала совсем нестерпимой, я пошла на крайние меры. Правда, поначалу я искренне пыталась отвлечься: прочитать книгу, подышать свежим воздухом, побеседовать с Селиной... Ничего из этого, чёрт возьми, не помогло, а после я вспомнила, что при горе люди забываются плотскими утехами. Ни коньяк, ни виски из твоего великолепного арсенала я осилить не смогла, а вот вино, как видишь, пришлось в самый раз! — Ты пьяна и не ведаешь, что говоришь. Это тебе не к лицу, милая, брось бутылку и ступай к себе, — лишь на каплю смягчавшимся тоном говорит Валтор. — Не то... — Не то что? — заиграв бровями, вызывающе поинтересовалась Блум. — Снова начнёшь избегать меня, словно жертва здесь ты? — высказалась девушка, смотря на всадника затуманенными глазами. — Но, чёрт возьми, даже так я не могу ненавидеть тебя. Ты ведь Бог, сотри мне память о себе, прошу тебя. — Я ведь уже говорил, — медленно теряя терпение, сквозь стиснутые зубы процедил Валтор. — Я, даже будучи всадником, не могу вмешиваться в то, что происходит с тобой. Мне приходится отталкивать тебя, чтобы в твоей душе появился хоть какой-то стимул. — Но почему ты не можешь ничего предпринять? — требующим ответа тоном проговорила Блум. — Разве вы не всесильны? Почему ты не можешь сделать так, чтобы я всё вспомнила, или, наоборот, забыла о тебе? — Потому что, в тебе... — Валтор, вовремя спохватившись, осекся. «Живет душа самого Дракона, нашей прямой противоположности» осталось недосказанным. — Во мне?... — наседает Блум. — Выбрось из головы, — никак не просьба, один приказ. — Ступай, выйди из моих покоев и позволь мне остаться наедине. Да и свои плотские утехи не забудь, — кивнул он подбородком на бутылку, насмешливо передразнив выражение девушки, что совсем её не оскорбило. Наоборот, она даже улыбнулась с ноткой безумия, не без труда поднялась на ноги и осторожно, со всей грацией, позволяющей градус внутри, подошла к мужчине под его внимательный, пристальный взгляд. — Кстати о плотских утехах... — растянула она эти слова, расплываясь в широкой, не предвещающей ничего хорошего улыбке. — Я ведь совсем не знаю тебя, любимый. Не хочешь продемонстрировать мне свою совершенно другую сторону? — казалось, от пережитых за все это время ощущений Блум будто бы обезумела. Валтор на мгновенье допустил мысль, что стала она такой лишь по его вине и ошибке. — На что ты намекаешь? — сурово произнес всадник, что совершенно не оттолкнуло девушку. Напротив, она, забавляясь, пустила в ход действия. — На то... — Блум плотоядно усмехнулась. — что я настолько устала от твоего дрянного характера, что просто хочу расслабиться, — тонкими пальцами она начала играть с пуговицами на жилете мужчины, не позволяя себе прикасаться к его телу. Валтор, понимая, что движет ею не разум, а один лишь алкоголь, свёл брови к переносице и покачал головой. — Ты творишь то, за что на завтра тебе будет стыдно, — как бы невзначай напомнил всадник. — Пускай, — небрежно заявила рыжеволосая фея. — Сейчас я даже не вспомню дорогу до своих покоев, что там, я свое имя едва ли помню. Единственное, чего я хочу... — Блум подержала интригующую паузу, а после с лукавой ухмылкой добавила. — ты. — Хранительница пламени дракона опустилась столь низко, какая жалость. Но, если посудить, в этом нет твоей вины. Если бы тебя бы видели твои родные, то вмиг потеряли бы образ воинственной феи-героини. Передо мною другой человек, настоящая Блум теплится где-то далеко внутри тебя. Требуется время, чтобы эта жалкая незнакомка покинула твое тело, моя любовь, — бесконечно шептал Валтор, зная и видя, что пьяная и увлеченная его одеждой девушка попросту его не услышит и не поймёт. Тяжело вздохнув, он, прикоснувшись к её лбу, усыпил фею за мгновенье ока, следом подхватив обмякшее бессознательное тело. Неизвестно, было ли это ленью или неким неизвестным порывом, однако Валтор, недолго думая, уложил лёгкое, как пушинка, тело феи на собственную роскошную кровать и подложил под её голову подушку. Не мешкаясь и не испытывая ни капли стыда, он самостоятельно раздел её до нижнего белья в виде тонкого белого подобия платьица, сохранно укрывающее всё интимное. Более того, он даже не испытал ничего, хоть как-то напоминающее желание или возбуждение — прекрасное тело любимой, несомненно, притягивало внимание и в какой-то степени манило, но осознание, что это происходит без осведомления самой Блум, останавливало всадника. Задержав на ней недолгий взгляд, он отвернулся и, поднявшись, больше на нее не обернулся — взяв виски, всегда находящееся в его покоях, он последовал на балкон, чувствуя, как воздуха становится катастрофически мало. На балконе одной из самых высоких башен дворца Валтору открывались их владения как на ладони, за которыми он любил наблюдать сидя на небольшом темно-красного цвета диванчике со столешницей рядом. Откинувшись на приспособление, он налил себе немного выпивки и, покачивая жидкость в стакане, устремил задумчивый взгляд вдаль, больше не обращая внимание на спящую позади девушку. — Где же ты, Джастинда? — тихо спросил он у самого себя с ненавистью в голосе, но не получил никакого ответа. Вспомнив, что ночь — самое любимое время сестры, Валтор кратко усмехнулся. В далёком небосводе сверкнула маленькая звезда — нутром всадник чувствовал, что совсем скоро встретится со своим самым страшным кошмаром, даже будучи богом не представляя, насколько скоро.

***

Тихие всхлипы, раздававшиеся из покоев покинувшего дворец на рассвете властелина, казалось бы, слышали все обитатели. Даже похмелье, сильное и безжалостно мучащее, заботило проснувшуюся поздно девушку меньше, чем осознание того, что ею воспользовались — обнаружив себя почти обнаженной в чужой кровати, она заплакала, обняв колени и уткнувшись в них. Посчитав, что всадник не упустил её пьяное состояние, Блум ощутила себя донельзя униженной и оскорбленной, несмотря на то, как страстно и нежно его любила. Она не помнила ничего, но была уверена, что это произошло между ними. Её мутило от того, что самое сокровенное, что может быть у пары, произошло без её ведома, согласия, осознания и желания. Прижимая согнутые ноги к груди, она долго и непрерывно плакала, чувствуя себя ничем не лучше девиц из местных борделей. Блум не имела никаких сомнений — Валтор способен на такой гнилой поступок — но ужасало её то, что она по-прежнему готова возвратиться к нему даже после случившегося. Неужели её любовь и преданность настолько сильны, что она готова смириться и с таким унижением? От собственной слабости Блум горько рыдала, отчаянно не принимая то, во что невольно верила. А ещё больнее делало то, что после всего случившегося Валтор столь беспечно бросил её, оставив одну. Первой, кто пришёл ей на помочь, была неизменная Селина — обескураженная появлением пятой всадницы, Каденс была занята другими, более важными делами своего господина, которые стали превыше проблематичной госпожи этого дворца. Никто другой больше не решился ступать в покои самого властелина, других фрейлин у Блум не было, да и не нужны они были — девушка доверяла только Селине, которую вполне хватало. С помощью магии избавив её от головной боли и паршивого физического состояния, фрейлина, как и ожидалось, проявила к Блум большое сочувствие — поборов удивление от услышанного и увиденного, Селина одела госпожа во вчерашнее платье и вывела из злосчастной комнаты. Блум не заботило, как смотрели на неё слуги, которые в общем-то и головы поднимать не имели права — единственное, о чем она думала, так это потеря собственной чести и утрата гордости. Приказав на ходу молодой служанке принести успокаивающий ромашковый чай, Селина осторожно завела свою госпожу в знакомые апартаменты. Напоминая живой труп, Блум потеряла ориентир во времени и пространстве — хлопая опухшими глазами, она неотрывно смотрела лишь в одну точку. Вся покрасневшая и обессиленная, Блум держалась лишь благодаря верной фрейлине, у которой сердце сжималось от такого вида своей госпожи. Молодая служанка появилась довольно быстро. Глубоко поклонившись, она оставила поднос с ароматным дымящимся чаем на столешнице. — Спасибо, Лола, — поблагодарила служанку фрейлина. Девушка, улыбнувшись и кивнув, вышла из покоев не забыв поклониться. Селина, взяв в руки чашку чая, аккуратно поднесла её к губам Блум. Та, не имея никакого желания к сопротивлению, покорно поддалась и отпила немного горячего напитка, чувствуя себя хоть немного лучше. Обжигая язык и невзирая на протесты фрейлины, она допила свой чай достаточно быстро, пытаясь тем самым заглушить бурю в своей души. — Он воспользовался мной, Селина... — со слезами на глазах, возникшими вновь, тихо шепнула Блум. — Вы уверены в этом, моя госпожа? — рационально рассуждает фрейлина. — Быть может, вы неправильно поняли... — Я знаю это, — перебила её Блум. — Я была обнажена не только телом, но и душой. Его утренний побег говорит об этом тоже. Не выдержав, Блум всхлипывает и мгновенно оказывается прижатой к груди фрейлины. Проплакав на коленях Селины несколько часов, а спустя немного времени – благополучно уснув, Блум не могла знать, что во Дворец Тьмы прибыл сначала сам всадник, а после — пожаловали и гости, одна из которых её собственная подруга. В принципе, Валтор никогда и ни при каких обстоятельствах не изменял устоям и правилам, которых сам же и создал, но в этот раз не помог отказать собственному брату, пожелавшему, чтобы его фея встретилась со своей подругой. Светловолосую принцессу, к счастью, усмирившую свой пыл за месяцы прибывания в этом мире, Валтор на дух не переносил, как и всех её остальных подруг, желавших лишь одно — помочь его любимой путем ущерба самому всаднику. Одна среди них всех фея Ризанда была самой боевой и своевольной, эти качества он никак не выносил и согласился на небольшую встречу лишь под влиянием брата. Светловолосая принцесса, ранее мило улыбавшаяся четвертому всаднику, окинула его надменным, злобным и полным ненависти взглядом, а после, демонстративно задрав полы платья, шепнула что-то Ризанду и в сопровождении двух фрейлин побрела за Каденс, больше не смотря на всадников. Дворец Тьмы Стелле никогда не нравился, она считала, что он полностью лишён уюта и комфорта — лишь фея пламени дракона, не помнящая даже собственный любимый цвет, могла привнести в эти сырые серые стены капли тепла и света. Здешние обитатели ей тоже не нравились — Каденс казалась слишком хладнокровной и равнодушной, остальные слуги чересчур немыми и пугливыми. Стелла в этих стенах слишком сильно выделялась — ставшая хозяйкой в своем дворце, она, пусть и ненадолго, но принесла в этот дворец собственный свет и тепло. В покои Блум Каденс провела их молча, а после, почтительно поклонившись, оставила принцессу и её фрейлин возле дверей личных апартаментов её подруги. Стража, точно дрессированные псы, механическими движениями распахнули перед ней дубовые двери, приглашая внутрь. Не ожидавшая ничего подобного, Селина осторожно уложила хозяйку на кровать и сама поднялась на ноги, приседая в глубоком поклоне и опущенной головой приветствуя избранницу четвертого всадника. Стелла, не зациклив на ней внимания, обратила мгновенно внимание на Блум — та спала, но, было видно, сон её был неспокойным, словно даже там её что-то беспокоило, не давало покоя, лишь утомляло и забирало жизненные силы, энергию. Стелла моментально к ней подлетела, еле сдерживая слёзы на глазах — она аккуратно, но ласково провела ладонью по рыжим волосам, что на какое-то мгновенье успокоило спящую девушку. Не было слов, способных описать, насколько сильно скучала по подруге солнечная фея — беспокойства грызли её изнутри, а осознание того, что она бессильна, съедали заживо. — Её щеки мокрые, — констатирует факт фея солнца. — Она плакала. Почему она плакала? — подняв взгляд на Селину, требует ответа Стелла. — Властелин, — тихо отвечает Селина. — Могла бы и догадаться, — шипит девушка и вновь переводит взгляд на Блум. — Она сильно страдает, а я не в силах ей помочь... — прошептала она виноватым тоном, прикрывая глаза. Вдохнув и выдохнул, фея солнца и луны выпрямляется, а после поднимает на Селину требующий ответа и объяснения взгляд. — Что сделал Валтор? Будь на месте Стеллы любой другой человек, Селина обязательно поправила бы его с одним из основных правил — никогда не называть всадников именами, которые, впрочем-то, знали единицы. — Он... — она замялась, переглянувшись с Софи, единственной фрейлиной, с которой она была знакома. Та, прочитав в её взгляде смятение, немо пожалела удачи, прекрасно зная свою хозяйку в гневе. — Он... — Не тяни, Селина, — сурово отрезала Стелла, поднявшись на ноги и нависнув над сжавшейся девушкой грозно и устрашающе. — Госпожа больше не могла терпеть боль, — отдалённо начала Селина с сожалением в голосе. — И выпила немного вина. Она отправилась в покои господина и на ночь не возвратилась, а наутро я нашла её... не в самом приличном виде, — попыталась мягко выразиться фрейлина, видя, как удивлённо округляются чужие янтарные глаза. — Госпожа утверждает, что он воспользовался ею, хотя она этого не помнит... — Что?! В покоях повисла мёртвая тишина. Хозяйка Дворца Власти шокировано хлопала глазами как монеты и чуть было не столкнулась с полом челюстью, которую непроизвольно уронила — ожидавшая примерно похожую реакцию, Селина опустила голову вниз и мысленно готовилась попасть под горячую руку, ведь она тоже имела своеобразную вину, позволив напившейся госпоже остаться в чужих покоях. Софи и Одетт, стоящие поодаль, удивлённо переглянулись, а после перевели взгляды на собственную госпожу, которая отшатнулась от фрейлины как от огня, всё ещё не время своим ушам. Стелла не могла признать то, что, по словам Селины, всадник столь низко воспользовался её подругой, что, возможно, она потеряла свою невинность так грязно и неправильно. Принцесса Солярии перевела взгляд на фею, заплаканной уснувшей на кровати, и ощутила, как каждую клеточку тела наполняет всепоглощающая ярость, а разум застилает пелена нездорового безумия. Кипя и напоминая стихийное бедствие во плоти, Стелла сильно впила ногти в нежную кожу ладони и громко скрипнула зубами, чувствуя силу внутри, способную уничтожить подлого всадника, посмевшего прикоснуться к не её лучшей подруге, а настоящей сестре. — Я сравняю этого ублюдка с землёй, — прошипела Стелла злобно, чувствуя, как кровь приливает в голову. Бросив последний взгляд на беспокойную Блум и оставив фрейлин в покоях, она вихрем вышла из комнаты, тем самым испугав стражников. Пылающая ненавистью и яростью, Стелла не помнит, как преодолела большую часть пути и оказалась в кабинете Валтора, откуда раздавались приглушенные голосы. Обескураженные резкой сменой настроения феи, стража, не рискуя, услужливо пропустила её внутрь, где пришел черед удивляться двум братьям, с непониманием на лицах уставившись на солнечную фею, которая испепеляющим взглядом смотрела лишь на одного. — Что случилось, свет мой, ты выглядишь... — не успел подошедший к ней обеспокоенный Ризанд закончить речь, как Стелла, отмахнувшись от него и обойдя, подлетела к спокойно стоящему Валтору и неожиданно влепила ему пощечину. — Какого чёрта ты творишь?! Время, казалось бы, замерло на мгновенье. Пылая от переполняющей её злобы, Стелла не побоялась накричать на всадника и поднять на него руку, прожигая в нем дыру светящимися от чрезмерных эмоций глаз. Ризанд пораженно замер на месте, ничего не понимая, а Валтор, осознав, что случилось, и прикоснувшись пальцами к отдающей жаром щеке, взревел на глазах. — Как ты смеешь, дрянная... — Даже не думай! — оборвала его Стелла, оттолкнув его руку, опасно повисшую в воздухе. Ризанд, который был вполне способен разузнать всё сам, решил дождаться объяснения от своей возлюбленной, ударившей брата, и от него самого, который, видимо, дал для этого весомую причину. — Какое имеешь ты право хоть пальцем прикасаться к Блум без её согласия?! — закричала она так, что весь дворец невольно содрогнулся. Было непонятно, кто сейчас выглядел более устрашающе: фея солнца, всем своим нутром излучающая сокрушительную ярость, или сам всадник, у которого глаза наливаются кровью. — Что ты о себе возомнил, подлец?! Как ты смеешь заставлять плакать мою Блум?! Она тебе не игрушка и не шлюха, ты слышишь меня?! — Заткнись, чёртова фея! — Валтор, не контролируя самого себя, замахнулся на принцессу Солярии, но не успел нанести смертоносный удар, как его отталкивает внезапный поток воздуха, ударивший прямо в грудь. Это не было атакой, скорее, защитой, ибо удар пришелся несильным, лишь предупреждающим. — Я всё ещё здесь, Валтор, — стальным тоном произнес Ризанд, закрывая собственным телом на мгновенье удивившуюся фею. Его удар стал для всадника отрезвляющим, он, крепко сжав руки в кулаки, выпрямился и взглянул в глаза родного брата с видимым вызовом. — Успокой свою фею, брат, не то это сделаю я, — сурово прорычал он, горящими глазами посмотрев на принцессу. — Рука, поднятая на меня, должна отсохнуть. — Посмотрим, как ты сделаешь это при своем живом брате, — Ризанд знал, что Валтор не пойдет против него, а если даже и пойдёт, то не выстоит – они оба умрут, ибо по силе являлись почти что равными, не считая небольшое преимущество четвертого всадника в силе и способностях. — А что касается тебя... — он обернулся на возлюбленную и смирил её строгим, в какой-то степени разочарованным взглядом. Стелла невольно вздрогнула – Ризанд смотрел на нее так впервые. — ты поступила неправильно, подняв руку на всадника. Впредь такое не должно повторится, это идёт против правил и законов. Что послужило причиной твоему столь безрассудному поступку, Стелла? — то, что он называл её по имени, указывало на то, что он не поддерживал её в этой ситуации, но своеобразно защищал. — Он подло поступил с Блум, он выпотрошил её душу, — с ненавистью прошипела Стелла. — В любом случае, это дело между ними, это касается только их отношений, — не терпящим возражения тоном оборвал её Ризанд. — Ты не имеешь права вмешиваться. — Не имею права? — брови Стеллы взметнулись вверх, она не могла поверить, что это говорил ей мужчина, которому она только начала доверять. — Он морально уничтожил мою подругу, ставшую мне сестрой, а ты говоришь мне не вмешиваться? Я защищаю Блум так же, как ты защищаешь своих братьев, поэтому не смей меня наставлять и поучать, — проговорила она с открытым предупреждением, сверкнув глазами. — То, что я однажды улыбнулась тебе и доверилась, не значит, что ты можешь повелевать мною и возвышаться. Я такое не терплю, как и то, что кто-то причиняет боль и вред моим близким, — сделала акцент Стелла на Валтора, стойко выдержав его пронзительный тяжёлый взгляд. — Ты перегибаешь палку, Стелла, остановись и знай меру, — с внезапным холодом в голосе произнёс Ризанд. Стелла не повела и бровью. — А то что? — с вызовом вскинула она голову. — Сотворишь со мной тоже самое? — Стелла! — Не повышай на меня голос, Ризанд! Некогда прежде смотревшие друг на друга с мягкостью и теплотой пара глаз испепеляли друг друга живьём. Валтор, усмехнувшись, наблюдал за этим бесподобным зрелищем, сложив руки на груди. Вновь назревающий конфликт прервала появившаяся неожиданно Каденс, которая, буквально вывалившись в кабинет, посмотрела на всех присутствующих с откровенным испугом в больших глазах. — Не хочу вас прерывать, — отдышавшись, с дрожью подала голос управляющая. — Но Леди Смерть и Потрошитель здесь.

***

Земля, будто бы, испуганно содрогнулась. Одно дело, слышать о её преступлениях и немо сотрясаться в ужасе, другое — встретиться с ней лицом к лицу. И не только встретиться — взглянуть в её дьявольские глаза, получить ответы на свои вопросы, столкнуться с её не менее сильным и опасным союзником, чьё одно имя внушает животный страх. Потрошитель и Леди Смерть — одно лишь то, как их кличут, вгоняет в дикую неуправляемую дрожь, заставляет медленно сходить с ума, ощущать и осознавать собственное жалкое существование. Даже природа, прародительница всего живого, неистово задрожала перед внезапным потоком невообразимо могущественной энергии, подобно лаве растекающейся повсюду — настолько сильной, настолько величественной и пугающей, что мгновенно хотелось закрыть глаза и исчезнуть с лица земли. Власть и та сила, что исходили от обладательницы всего могущества мира, преклоняла на колени каждого и любого, её невозможно описать словами — даже не верилось, что такая смертоносная и всепоглощающая энергия может копиться и теплиться в небольшом теле. Однако оно и не было человеческим, лишь принимало его форму — настоящая божья сущность совсем другая, настолько величественная и бесподобная, что человеческим глазам не дано в полной мере оценить это великолепие. Прародители всего мира, чудо и хаос во плоти — преклоняя колено, люди трепетали, молясь, чтобы выдержка всадников не пошла под откос и их настоящая неудержимая сущность не вырвалась наружу, сокрушив всё вокруг. Леди Смерть прибыла церемониально. Те стражники, нанятые специально для защиты феи, мягко говоря, не справлялись — та, не прилагая особо никаких усилий, раскидывала их из стороны в сторону подобно игрушкам. Но и те, не сдаваясь, воинственно поднимались с мест и вновь нападали, наглядно демонстрируя силу боевой силы первого всадника. Слуги, не дожидаясь приказа, по правилам спустили адских псов — те ненадолго их задержали, ибо животных было много, и даже при удвоенной силе им пришлось нанести визит самому дворцу чуть позже запланированного времени. Спустили не всех псов, дабы не исчерпывать всю силу сразу — одного Потрошителя хватило, чтобы добить последних агрессивных существ. Они, сначала громко рыча с ощутимой угрозой и внушая страх, после, не скуля побежденно, медленно опускались на брюхо, прикрывая пылавшие огнём и преданностью глаза, возможно, навеки. Весь вид прибывших врагов указывал на то, как тщательно они готовились к нападению. Леди Смерть была одета в пышный, постоянно развивающийся плащ в шахматном стиле, на лице — маска, плотно прикрывающая лицо, в руках — нечто вроде посоха, а запястья сковывали золотые звенящие браслеты, напоминающие оковы, будто бы её сдерживающие. На Потрошителе черно-красные одеяния и тоже маска — высокий, довольно стройный и крепкий, он притягивал внимание столько, сколько и немо восхищал. Леди Смерть остановилась перед дворцом, когда Потрошитель разбирался с оставшейся стражей — её губы, насыщенно алые, тронула лёгкая, игривая улыбка, крепче обхватив посох и звеня браслетами, она уверенно последовала внутрь, прекрасно зная эти стены. — Оставь их, — краями губ проговорила она, зная, что мужчина её превосходно услышал. — Нам нужно совсем другое. Не стоит тратить силы на этих бесполезных тварей. Оставив в покое испускающего последний вздох стражника и пнув его ногой в область ребра, Потрошитель хищно усмехнулся и молча последовал за уже прошедшей внутрь союзницей. Стены дворца поприветствовали их холодом и неприязнью, оба чувствовали это — у дворцов имелась душа, и эта была им отнюдь не рада. Леди Смерть не зациклила на этом внимание, посохом отбивая известный лишь ей громкий ритм, в отличии от нее Потрошитель шёл бесшумно. Единственное, что интересовало её, силы, сделавшие бы её ещё сильнее и могущественнее — да и дикое желание увидеть всадников, где-то затерявшихся, будоражило душу. Помимо них она чувствовала ещё и другую энергию, принадлежащую созданиям иной цивилизаций. — Здравствуй, Джастинда. Леди Смерть вздрогнула, а после, расплывшись в плотоядной ухмылке, неспеша обернулась — из величественного тронного зала невообразимых размеров на неё с улыбкой на губах смотрел первый всадник апокалипсиса, сложив руки сзади. Та импульсивно подалась вперёд, но мужчина, предвидев это почти мгновенно, положил руку на её плечо, будто бы чем-то делясь, что-то говоря на ментальном уровне. Леди Смерть, прикрыв дьявольские глаза, глубоко вздохнула, а браслеты её ненадолго загорелись светом — наблюдавший за этим Валтор будто бы впал в транс, если бы не четвёртый всадник апокалипсиса, приведший его в чувства. — Какая приятная встреча, дорогая сестра, — Ризанд, на удивление, говорил искренне, враг это уловил. Он сравнялся с Валтором и кивнул в знак приветствия, ухмыльнувшись. — Какими мотивами ты объявилась спустя несколько месяцев, Джастинда? Жажда сил и крови настолько сильно замучила, что ты, не сдержавшись, явилась прямо во Дворец Тьмы? — Не спеши с вопросами, драгоценный. Прошло так много времени, а это единственное, что ты мне говоришь после долгой разлуки? — Леди Смерть подошла ближе, облизнув губы. — Я тоже безумно рада вновь видеть вас! Ты, как я погляжу, совсем не изменился, — сверкнув горящими глазами, подметила она ехидно. — Ты совершила большую ошибку, явившись сюда, — процедил сквозь стиснутые зубы Валтор. — Загнала саму себя в ловушку, ведь теперь ты не покинешь эти стены, не получив от нас сурового наказания точно так же, как несколько лет назад, — учтиво напомнил он, нервно усмехнувшись. Джастинда на это лишь закатила глаза, громко цокнув. — Слишком много берёшь на себя, Валтор, ты тоже совсем не изменился. Это весьма досадно, — поглаживает она большим пальцем свой посох. — Только ты забыл, что тогда... я была достаточно слабой и снисходительной, а теперь перед тобой стоит обладательница высших сил. Мне ничего не стоит открутить тебе голову или свернуть шею, это уже дело вкуса, — Леди Смерть безумно рассмеялась, переглянувшись с до ужаса довольным Потрошителем. — А где двое других всадников, дорогие Огрон или Морон? Неужто они испугались гнева собственной сестры, которую они когда-то самолично несправедливо изгнали? — злобно сверкнув глазами, ядовито поинтересовалась она. — Всё это исключительно твоя вина, — спокойно отрезал Ризанд. — Последовав за очередным любовником, ты предала собственных братьев и нет тебе прощения. За всё ты должна заплатить: за наше подорванное доверие и за те невинные жизни наших с братьями созданий, которых ты забрала. — Это и мои создания тоже, — с ноткой собственного превосходства ухмыляется Леди Смерть. — И я способна лишить их жизни точно так же, как лишу вас. Всадники апокалипсиса никак не ожидали, что Леди Смерть нападёт на них первая и совершенно неожиданно — размахнувшись деревянным посохом, она невообразимо сильной энергией откинула двух мужчин в сторону, болезненно запечатав их в содрогнувшиеся стены. Потрошитель молча за этим наблюдал с одной лишь ухмылкой на губах — его особенность заключалось в том, что никогда и ни при каких обстоятельствах не открывал рта, не позволяя всадникам услышать его голос или увидеть свое лицо. Переговоры вела исключительно Леди Смерть, а общались они телепатически, что всадники даже при огромном усилий не могли прочитать. Одна лишь женщина одним деревом смогла повалить на ноги двух полноценных всадников — Валтор и Ризанд восприняли это как унижение. — Так это ты – Леди Смерть? — из ниоткуда появилась превращенная светловолосая фея, с неподдельным интересом разглядывая загадочную особу перед собой. Внимание противницы мгновенно переметнулось к ней – в её глазах вспыхнул откровенная заинтересованность, а взгляд, пристальный и изучающий, внимательно прошёлся с ног до головы Стеллы, будто бы сканируя и оценивая. — Избранница четвертого всадника, — смакуя каждое слово, сладко произнесла Леди Смерть и склонила голову чуть вбок. — В жизни ты гораздо милее, чем на словах. Не удивлена, что ты зацепила Ризанда, он падок на всяких красивых женщин. — Джастинда! — рыкнул на неё мужчина, крепко встав на ноги и бросив на свою фею недовольный взгляд. Они договаривались, что Стелла не выйдет из своего укрытия, но всадник забыл, что разговаривал со своевольной и чересчур любопытной феей, которая умерла бы, но не стала бы покорно сидеть и ждать Ризанда не воспользовавшись возможностью увидеться со знаменитой преступницей вживую. Сама принцесса невозмутимо закатила глаза, демонстрируя, какой непредсказуемой может быть. — Сегодня действительно знаменательный день! — с долей сумасшествия протянула Леди Смерть. — Дворец Тьмы будет украшать трое трупов, среди которых милейшее создание самого Великого Дракона! — Нужно покончить с этим, Джастинда, — все присутствующие вздрогнули от совершенно неожиданного мужского голоса, раздавшегося со стороны дверей. Огрон в предвкушении блеснул чёрными глазами, переглянувшись с усмехнувшимся Мороном. — Давно пора лишить тебя головы. Преобразившись на глазах, второй всадник опустил уголки губ и озверел на глазах — он, утробно прорычав, замахнулся на стоящую поодаль противницу, желая сбить её потоком энергии, но Леди Смерть опередила его, двумя руками ударив концом посоха по полу, тем самым содрогнув землю. Моментально всё пространство начали заполнять сгустки темных сил, подобно паутине распространяясь по помещению и заполняя невидимым на глаз ядом. Дрожащая земля, сотрясающая не только дворец, но и весь Тессерис, не позволил всадникам удержаться на ногах — те, оттолкнувшись от пола, возвысились над головой стойко держащейся на ногах Леди Смерть, окружив её с четырёх сторон. Стелла, оставшаяся в стороне, как загипнотизированная смотрела за тем, как всадники, медленно теряя человеческие сущности, переображались на глазах, замыкая противницу в смертельный капкан. Будто бы из ниоткуда полился тёмный, насыщенного алого цвета свет, что, окружив Леди Смерть со всех сторон и обвивая, начал сводить её с ума, подчиняясь лишь своим хозяевам, чьи глаза вмиг стали белыми и безжизненными — Стелла наблюдала за ними с открытым ртом, даже не представляя, что всадники способны на такое, что они настолько могущественны. Леди Смерть пронзительно закричала — она, рассекая воздух посохом, закрутилась вокруг своей оси, уничтожая красный свет и на время остановив льющиеся водородном атаки всадников. Потрошитель, закрыв глаза и сложив руки, загорелся яркой энергией, чувствуя, как его окружает дым, созданный им же — один лишь молниеносный рывок и внезапная атака попадает прямо в Огрона, опустив его на землю. Поглощающий силу всадник не ожидал получить нападение от Потрошителя, занятый собственной сестрой — мужчина, нависнув над ним, потяжелевшей рукой вцепился ему в горло, горя ставшими чёрными, как бездна, глазами. Однако Войне удалось дать отпор сопернику, пылающим сгустком энергии атаковав Потрошителя — тот, зашипев, отпрянул. Тем временем Леди Смерть, прочитав странное заклинание, которое будто бы удвоило её силы, откинула энергетическим шаром сначала Валтора, а после Ризанда. Её внимание пало на Морона, который атаковал сестру со спины — закричав от неожиданности, она припечатала брата посохом к полу и нависла над ним, ногтями впиваясь в чужое горло. — Ты поплатишься за то, что не поддержал пятую всадницу в то важное время будучи её самым любимым братом, — прошипела Леди Смерть подобно змее, пылая полными ненависти глазами. Она, обездвижев Голода, начала медленно высасывать из него всё то, что делало его богом. Взгляд всадника с каждой пройденной минутой стеклянел, а рот распахнулся, жадно втягивая кислород. — Да настанет наше лучшее будущее, возносись и властвуй, — произнесла она у самого уха мужчины, с удовольствием наблюдая, как его глаза медленно закатываются. Если бы не преграда, сбившая её с ног, Леди Смерть выпотрошила бы всё его составляющее. К Морону подлетел Огрон, упав на колени рядом с бессознательным братом. Он начал судорожно тормошить его за плечи, пытался поделиться своей энергией, но единственное, на что наткнулся — безразличие, застывшее выражение лица. Морон не реагировал, будто бы парализованный, что заставило Огрона озвереть — осторожно вернув брата в исходное положение, он поднялся на ноги и как в замедленной съемке перевел на врага нечитаемый взгляд, не сулящий ничего хорошего. — Грязная, поганая сука... — шипит он со всем ядом, на который только способен. Руки опасно сжимаются в кулак. — Я содру с тебя шкуру, гнилая шлюха, ты ответишь за то, что сделала с Мороном! — с этими словами он набросился на неё голыми руками, безжалостно въехав по лицу. От пронзившей вмиг боли Леди Смерть истошно закричала. — Убью суку, убью! — не переставал повторять он, кулаком врезав по щеке. Леди Смерть рухнула на колени, единственное, что защитило её, это Потрошитель, откинувший Огрона в сторону. — Чёрт возьми! — Огрон, поняв, что нужен больше Морону, подхватил его за подмышки и взвесил на себя. Времени терять было нельзя, каждая пройденная минута высасывало из бога каплю энергии. — Помоги ему, Огрон, мы сами разберемся, — кивнул ему Валтор, задержав взгляд на Голоде, на которого смотреть было страшно. Настоящий живой труп, способный видеть и ощущать, но лишающийся души и сознания. Потрошитель, взглянув на то, как кровь Леди Смерть, его союзницы, стекает по его пальцу, будто бы обезумел, сорвался с цепи, больше не видя перед собой красный цвет. Резко оттолкнувшись от земли, он, тяжёлыми и размашистыми шагами, содрогая землю, взмахнул руками и разрушил половину дворца своей сокрушительной силой, что повиновалась ему без каких-либо промедлений. Взгляд его отдающих злом и тьмой глаз пал на самое светлое существо в этом помещении — фею солнца и луны, принадлежащую другому миру — не ведая, что творит, и не контролируя самого себя, он прицелился и атаковал девушку, которая успела создать жёлтого цвета щит, что не спас её от разрушительного удара — вскрикнув от пронзившей её боли, Стелла почувствовала, как спиной припечаталась в стену. В глазах мгновенно стемнело, в ушах зазвенел нестерпимый звон — потеряв ориентир во времени и пространстве, она, поджав губы от невыносимой боли, медленно опустилась на согнутый локоть всем корпусом. Трансформация спала, принцесса Солярии, не выдержав слишком сильного удара, провалилась в спасительную бездну, закрыв светлые янтарные глаза. Оглушительный крик родного голоса в один миг заставил Ризанда остановиться и замереть. Он, вздрогнув всем телом, увидел, как падает его любовь, как опускается её голова и как закрываются любимые глаза. Она еле дышит и бледнеет на глазах — столь сильного страха он никогда в жизни не испытывал. Оказавшись рядом с любимой в одно мгновение, Ризанд осторожно уложил её на спину и взял лицо в собственные руки, чувствуя, как сжимается небьющееся сердце. На виске девушки кровь, а рука безжизненно свисает на пол — аккуратно уложив её на колени, Ризанд опустился к ней лицом и тихо позвал, прижавшись губами к её лбу. — Ты остался один, Валтор, — Леди Смерть безумно рассмеялась. — Братьям нет дела до тебя, до нас, до происходящего, каждый занят чем-то другим, тебе неподвластным. Какого это чувствовать собственную слабость и бессилие? — Заткнись, Джастинда, — процедил Валтор. — Ещё не всё кончено. Пока я жив, тебе не жить спокойно, я не успокоюсь, пока не сотру тебя с лица земли. — Не разбрасывайся обещаниями, если не можешь выполнить их, — сладко пропела она. — Ты клялся лишить меня головы, но, как видишь, она всё ещё на моих плечах. Я ведь могу не воспринимать тебя всерьёз, — Леди Смерть расхохоталась, словно кто-то рассказал ей самую смешную шутку в мире. — Хватит ненужных слов, я предпочитаю уделять большее внимание делу. Так что выбирай, Валтор... — она сделала один лишь шаг, плотоядно облизнувшись. — какой смертью ты хочешь умереть... мучительной или почетной, подобающей богам, или быстрой и жалкой, присущей людям? Выбор за тобой, Валтор. — Ты ещё будешь молить о пощаде, Джастинда, вот увидишь... — Достаточно! — перебила она всадника. — Значит, выбирать придется мне. Я считаю тебя недостойным всадником, поэтому по моему желанию ты исчезнешь с лица этой земли быстрой и жалкой смертью не как Бог, а как никчёмный смертный. Не очень хороший конец, не так ли, Валтор? По-крайней мере, для тебя, — она издевательски усмехнулась, а после, взглянув на него с наигранным сожалением, протяжно вздохнула. — Прощай, первый всадник апокалипсиса, — с этими словами Леди Смерть растянула губы в победной ухмылке и взмахнула посохом, послав последнюю, смертоносную атаку, быструю, как молния. Валтор, готовившийся отбиться, не ожидал того, что нечто очень хрупкое оттолкнет его в сторону — приняв удар на себя и оглушительно вскрикнув, рыжеволосая фея в долю секунды оказалась падающей в неизвестную бездну. Удар пришелся таким сильным, что девушку отшвырнуло сквозь хрупкое стекло в воздух — тронный зал находился на самой высокой башне дворца. — Чёртова фея! — закричала во весь голос Леди Смерть, не замечая, как ошеломленно замер на месте Потрошитель, осознающий, кто только что прикрыл Валтора собой ценой собственного благополучия и, возможно жизни. — Куда собрался, сладкий? — Леди Смерть не позволила Валтору, быстро понявшему что произошло, сдвинуться с места, атакуя по-новому. Видимые оковы кровавого-красного цвета сдерживают рвущегося к любимой всадника под безумный смех Леди Смерть, который такой поворот пришелся по душе больше, чем изначально задуманный. Блум проснулась от того, что земля, будто бы плача и боясь, содрогалась. Спешно надев на себя первое попавшееся фиолетового цвета платье, она, не найдя рядом с собой Селину и даже Каденс, вышла в коридор. От мимо пробегающего слуги Блум узнала, что на её дворец напали, что привело её в откровенный ужас — зачем и, главное, кто? Не смысля ничего и мало что соображая, фея, подобрав под себя полы платья, оббежала весь дворец в попытке найти Валтора, периодически морщась от того, как стены немо, но истошно вопили от боли и причиненного вреда. Услышав звук нечто падающего, исходящий из тронного зала, Блум, не задумываясь ни о чем и игнорируя собственную безопасность, побежала в этом направлении. На ходу успокаивая бешено колотящееся сердце и отгоняя все плохие навязчивые мысли, она не стала обращать внимание на свою же сохранность, на свою жизнь — если потребуется, Блум вступила бы в бой не имея никаких боевых навыков и даже сил. Её это мало заботило, главное — убедиться в безопасности и сохранности всадника. Развернувшаяся в тронном зале картина повергла её, мягко говоря, в шок — некий мужчина, абсолютно ей незнакомый, напал на светловолосую знакомую девушку, когда-то представившуюся её подругой. Та, получив ранение, отключилась, а четвёртый всадник мигом подлетел к ней, пытаясь помочь и привести в чувства. На них она зацикливаться не стала, внимание её привлекло совсем другое — женщина в длинном пышном плаще вот-вот готовилась напасть на её возлюбленного, увлеченная настолько, что не заметила её присутствия. Незнакомка смеётся громко, с ноткой безумия, что испугало Блум до глубин души, но в ещё большую дрожь её вогнала рука, поднявшаяся в намерении атаковать. Блум не думала долго, действуя сердцем, а не разумом — даже не успев понять, что делает, но уверенная в правильности своих чувств и желаний она, не теряя ни минуты, сорвалась с места и сократила между ними расстояние настолько быстро, насколько ей позволило физическое состояние. Благодаря адреналину в своей крови она успела оттолкнуть крепкого мужчину в сторону и подставить саму себя на его место — в тот же момент вскрикнув, она поняла, что больше не чувствует твердую почву под ногами, а в грудь ударило нечто тяжёлое, сильное, принесшее огромную боль. Большое и длинное стекло не стало ей преградой, как и особо не навредило — уже падая вниз из башни, Блум осознала, что возлюбенный ей дороже жизни, а в груди, потерпевшей ранение, нет ни капли сожаления и страха. Словно так должно было случиться, словно так надо и задумано — губы её тронула совсем лёгкая улыбка. — Валтор... — тихо шепнула она вечно сухими губами и прикрыла глаза, готовясь к неизбежному. Напавшая женщина не позволит ему спасти её, а Ризанду более важно благополучие своей светловолосой принцессы. Не боясь загробного мира и с достоинством готовящаяся принять смерть Блум понимала, что потерпит огромную невыносимую боль, разбившись, перед тем как обретёт вечный покой. Однако проходит минута, одна, две — ничего не происходит. Она не сталкивается спиной с холодной землёй, не чувствует последнего, сокрушительного удара. Напротив, девушке невольно кажется, что в воздухе она замедляется, падая медленно, бесконечно, плавно, а смертельного столкновения и не будет. Внезапно Блум окутывают ярчайшие потоки оранжевой энергии, они мягко, словно помогая и излечивая, обволакивают её, с каждой пройденной минутой становясь всё больше и гуще, пока полностью не заполняют собой весь окружающий мир. Блум, будто бы находясь в трансе, вздыхает от неожиданности и оглядывается, не находя взглядом ни деревья, ни землю, ни голубое небо — лишь тёплая, мягкая энергия, плавно, подобно речной воде окружая её и спасая от верной смерти. В какой-то момент принцесса Домино понимает, что больше не чувствует собственное падение — что-то необъятное, сверхъестественное нежно заставляет её принять вертикальное положение. Ахнув, она оглядывается по сторонам и чувствует нечто знакомое, родное, которое сама не в силах объяснить. По ощущениям, Блум будто бы находилась в каком-то другом мире, порхая самостоятельно над землёй — всё вокруг настолько светлое, яркое, светящееся, с успокаивающим оранжевым цветом, напоминающем пламя, что Блум невольно улыбается, чувствуя возникшее тепло в груди. — Блум... Девушка вздрагивает, но не чувствует ни страха, ни беспокойства. Она вслушивается в раздавшийся странный голос, принадлежащий ни то мужчине, ни то женщине. Лёгкое дуновение ветра, появившееся из ниоткуда, развивает полы её платья и рыжие волосы — она, непонимающе оглядываясь, пытается найти обладателя голос. — Кто вы? — Блум произнесла это тихо, но прозвучал вопрос эхом. Не заставляя её долго ждать, перед нею возник обладатель голоса, который, по всей видимости, является ещё и её спасителем. Она ожидала всё — от мужчины и женщины до малого ребёнка, но никак не думала предстать перед... самым настоящим драконом. Появившееся перед ней существо поистине завораживало. Он, явившись со светом и искрами, напоминает Блум самое настоящее божество, самое великолепное создание в мире, истинное чудо во плоти. Тёплого оранжевого оттенка, но тем самым полыхая, дракон имел длинное туловище и добрый взгляд светящихся глаз, которые притягивали Блум, манили, завораживали. Она неосознанно подалась вперёд, желая приблизиться к дракону и не испытывая страха перед неизвестным — отчего-то Блум чувствовала нечто родное в этом существе, словно он был её частью. — Я Великий Огненный Дракон, дитя, — заговорило человеческим голосом существо. — Прародитель всего живого, Создатель волшебного мира. Источник твоих сил и твой защитник. — Каких сил? — непонимающе нахмурилась девушка. Великий Огненный Дракон неожиданно посмотрел на неё так ласково, что Блум неосознанно вздрогнула – так на неё никто и никогда не мог посмотреть. — Величайших сил, которых Я тебе дарую, — ответил Огненный Дракон мягко. — Вспомни Меня, дитя, вспомни себя. Мое пламя никогда не погаснет в твоей груди, оно даровано тебе для великих дел и подвигов. Мы с тобой связаны до последнего твоего вздоха, дитя, вспомни Меня, — бесконечно твердил он. — Вспомнить? — голос Блум предательски дрогнул, она поморщилась и обняла себя зв плечи. — Но я... Я ведь фэйри... Я не связана с тобой, я не знаю, кто ты! Пожалуйста... — Они могут лишить тебя памяти, но не могут лишить тебя Меня, — голос Великого Огненного Дракона прозвучал эхом столь сильно и могущественно, что девушке невольно захотелось зажать уши. — Ведь Я не только источник твоих сил. Я – это Ты. Вспомни Меня, дитя, и твори великие дела во имя Нашей связи, — прошептав это, дракон начал медленно рассасываться в воздухе, задержав на рыжеволосой девушке последний, долгий взгляд, толкающий на действия, способные изменить всю её жизнь. Как только дракон полностью исчезает, испаряется и яркая энергия, окружившая Блум. Силуэты деревьев вновь стремительно вырисовываются, над головой не оранжевое пространство, а чистое голубое небо. Блум всё же сталкивается спиной с землёй, но более мягче и нежнее, чем она ожидала, словно Дракон ласково уложил её на землю. Единственное, что видит перед собой проваливающаяся в бездну Блум, так это силуэт возлюбленного, стремительно к ней приближающееся, единственное, что она слышит, это последние слова Великого Огненного Дракона, помогшего ей понять себя и наконец вернуть память. Блум закрывает глаза, уже не чувствуя ладонь Валтора на своей щеке.

***

Маленькая рыжеволосая девочка бежит по зелёному лугу и звонко смеётся, раскидывая ручки в стороны, готовая объять весь мир. Сзади неё резвится зеленоволосая девочка чуть поменьше, пытающаяся поймать белую и очень быструю бабочку. Рыжеволосая девочка вскидывает большие голубые глазки к такому же голубому небу и мечтает, чтобы у нее выросли крылья, сделавшие её полноценной феей-принцессой как из тех сказок, которые читает ей папа на ночь. На её макушку ложится материнская тёплая ладонь, а после незамедлительно прилетает лёгкий поцелуй — девочка смеётся, извивается, оборачивается и видит маму с папой, смотрящих на неё с любовью в светящихся глазах. — Когда я вырасту, я стану феей! — щебечет она, настойчиво топнув ногой. Её подружка, всё ещё не поймавшая бабочку, неожиданно падает и готовится залится слезами, как мужчина, моментально среагировав, подлетает к ней и рывком поднимает на руки, не позволяя детским слезам покатится по пухлым щечкам. — Ты и сейчас наша маленькая милая фея, — ласково улыбается ей Ванесса, с материнской теплотой погладив по рыжим волосам любознательной дочери. Та качает головой отрицательно и складывает руки на груди. — Нет! — заявляет она упрямо. — Феи летают, а я не умею летать! — Почему же? — слышится смех отца сзади. Майк, неожиданно подхватив дочь свободной рукой под её радостный визг, усаживает легкое тельце себе на плечо, удерживая на месте пальцами. На другой стороне сидела Селина, довольная и ярко улыбающаяся. — Видишь, какой высокой ты стала, даже выше папы! Я, как король, обещаю защитить моих маленьких принцесс от злобного чудовища с щупальцами! — вызвав искренний громкий смех девочек, Майк поудобнее усаживает их на плечах и переглядывается с женой. — Ну что, маленькие сильные феи, кто хочет вкусного мороженого для поднятия настроения?! Девочки хором кричат согласие, а Майк и Ванесса, улыбаясь, качают головой. Мужчина издавая звуки, имитирующие самолёт, вдруг срывается с места и бежит по знакомому направлению до ближайшего прилавка со сладостями, а девочки, вцепившись в его голову, громко смеются и криком просят ускориться. Ванесса, качая головой, мягко улыбается и следует за ними, зная, что сейчас они обязательно испачкаются и она, как родная мать Селины, умоет девочек и с трудом заставит их съесть ужин. А после они, утомившись, отправятся спать — Майк прочитает им сказку, а Ванесса принесёт теплое молоко и шоколадное печенье. О детстве Блум можно было только мечтать — она, видя все воспоминания как кадры, вспоминает всё до мельчайших деталей. Как впервые пошла в школу вместе с Селиной и влюбилась первой детской любовью. Как вместе с папой они устраивали шуточные бои на импровизированных кораблях и вместе придумывали, что подарить Ванессе на день матери. Как Ванесса с особым трепетом учила её готовить любимую пиццу, которую она освоила лишь с третьей попытки, а предыдущие подгоревшие родители съели без единой отрицательной эмоции на лице. Как впервые она завела маленького хомячка, который умер спустя несколько месяцев, и как в знак утешения ей подарили первый в её жизни велосипед. Блум вспомнила даже то, как отец побил подростка, отвергнувшего её, и то, как она помогала открыть маме её цветочный магазин. Первая встреча со Стеллой в лесу, знакомство с Алфеей, дружба с замечательными пятерьмя девушками, приключения в виде побед над злодеями и её отношения со Скаем — она вернула все эти воспоминания до мельчайших подробностей, чувствуя, будто бы вновь пришла на этот свет, обрела новую жизнь. Она вспомнила и то, как первый всадник апокалипсиса разлучил её с домом и семьёй, а теперь из-за него Блум лежала на койке у целителя. Рыжеволосая фея распахнула глаза и жадно втянула ртом воздух — Великий Огненный Дракон вернул ей память.

***

— Чёрт, Морон, напугал же ты нас. Ризанд крепко обнимает брата, который как ни в чем не бывало поднимается с постели и выглядит так, словно не из него почти что высосали всю энергию и душу. Благо, Огрон спохватился вовремя и знал, что необходимо делать — поделился со своей частицей хаоса, благодаря чему он не только не ослаб, но и окрепнул, обретя новые силы и став совсем другим всадником. Валтор и Ризанд, оставив бессознательных Блум и Стеллу с фрейлинами у целителя с Дворца Тьмы, прибыли в закрытую башню, где Огрон и подлатал брата, вернув его в их строй. Морон, продемонстрировав, что с ним всё хорошо, уселся в свое излюбленное место — кресло — и налил братьям по виски, столь необходимым после изнурительной битвы. — Сука окрепла, — краями губ проговорил Валтор, начав тему. — Раньше она была гораздо слабее. — У неё есть свой источник энергии, что нам неведом, она черпает оттуда силы, почти что равные нам, — размышляет Ризанд, обжигая горло жидкостью. — С Потрошителем тоже самое, он пользуется теми же ресурсами, что и у Леди Смерть. Это, чёрт возьми, делает их равными нам. — Мы ведь видели, — усмехнулся Морон. — Как они чуть было не одолели всадников. Но откуда они берут эти силы? Что делает их столь могущественными? Джастинда всегда была слабее нас, а сегодня, я уверен, она бы и без Потрошителя нанесла бы нам ощутимый вред. — Одного я не понимаю, — подал голос, полный раздражения и нервности, Огрон. — Почему Джастинда напялила на себя эту уродливую маску? Скрытность Потрошителя можно хоть как-то понять, но Джастинда... Чего она добивается? Затеяла свою собственную интригу? Видимо, она получает удовольствие, издеваясь над ними и играя в свои правила, в которые входит идиотский плащ и не менее идиотская маска. — Я должен вам кое-что сказать, — вдруг на полном серьёзе произнёс Ризанд, обратив на себя всё внимание в мгновенье ока. Он задумался, прокрутил в голове недавние события, и начал рассказ. Ризанд, так и не сумев привести любимую фею в чувства, поднял на стоящего вдалеке Потрошителя пылающий яростью взгляд глубинных дьявольских глаз. Оставив на лбу принцессы Солярии лёгкий согревающий поцелуй, он уверенно встал на ноги и одним взмахом руки отшвырнул ничего не подозревавшего, застывшего словно в трансе Потрошителя в стену. Тот, застонав от боли, схватился за голову, что обратило внимание Леди Смерть. Воспользовавшись замешательством противницы, Валтор, выдав последний удар, подорвался с места вслед за возлюбленной. Не ожидавшая эту атаку Леди Смерть неудачно рухнула на пол, а золотые браслеты на её руках разбились вдребезги от того, что она упала на них всем своим весом. От подобно хрусталю разбитых браслетов мгновенно начал выходить странный дым и время будто бы замерло — восприятие всего окружающего мира вмиг исказилось. Леди Смерть внезапно истошно закричала и взглядом начала искать союзника — желавший прикончить противницу раз и навсегда, Ризанд внезапно замер на месте, пораженно хлопая глазами. Потрошитель мгновенно подлетел к ней, скрыл всем своим телом и, бросив на застывшего в ошеломлении мужчину последний взгляд, приобнял союзницу, щёлкнул пальцами и в мгновенье ока испарился из помещения, оставив после себя лишь пахучий фиолетовый дым. — И? — вернув Ризанда в реальность, нетерпеливо проговорил Огрон, отбивая ногой лишь ему известный ритм. — Валтор воинственно спрыгнул за своей феей, а ты не прибил шлюху при развернувшейся удачной возможности. Этим ты хотел похвастаться? — Ты только это изрёк из моего рассказа? — недовольно выгнул бровь Ризанд. — Нет, не только это, — Огрон устало потер переносицу, отпив немного виски. — Звенящие браслетики милой сестрички сломались и от них вышел дым. Только я не понимаю, как это взаимосвязано. Факт остаётся фактом: ты не убил суку при прекрасном моменте. — А теперь заткнись, Огрон, и слушай меня внимательно, — не выдержал Ризанд, удивив братьев. Он действительно выглядел каким-то нервным, чем-то озадаченным. — У меня будто бы изменилось восприятие времени, пространства, окружающего мира. Словно ранее что-то ввело нас в транс, а после, как только браслеты разбились, я словно очнулся от какого-то сна. Леди Смерть явно одерживала победу, она вполне могла сразиться со мной. Но, как только её браслеты разбились, она словно потерялась и начала искать Потрошителя. Они сбежали, хотя имели явное преимущество в бою. Почему? — Ризанд немного помедлил, а после, будто бы сложив два плюс два, негромко добавил. — Джастинда никогда не обращалась к нам по именам. — Мы всё ещё не понимаем, дорогой брат, — миролюбиво сообщил Морон. — К чему ты клонишь? — Её браслеты разбились и она начала хаотично искать Потрошителя. Тогда мы на мгновенье встретились взглядами и я увидел её по-настоящему испуганной. Я узна́ю глаза своей сестры из миллион других, чёрт тебя подери, — прошипел Ризанд сквозь стиснутые зубы, а после выдал неожиданное. — Леди Смерть это не Джастинда.