Когда погасло солнце

Дворец Крови — Вы должны заставить господина пожалеть о том, что он накричал на вас из-за каких-то растений, моя госпожа, — задумчиво говорит Хейзел, обращая на себя недоуменные взгляды Флоры и Офелии. Фрейлина внезапно расплывается в широкой улыбке, чем повергает двух девушек в ещё большее непонимание. — Господин должен научиться ценить вас и беречь. Лишь так вы добьетесь хорошего отношения к себе. — И что ты предлагаешь, Хейзел? — вскинув бровь вверх, интересуется Офелия. — У меня есть план и вы, миледи, обязаны придерживаться его! — воодушевленно восклицает фрейлина, чем весьма настораживает Флору. Но, поняв, что другого выхода нет, ей волей-неволей пришлось согласиться с авантюрой, предложенной умной и заботливой фрейлиной. Даже Офелия загорается идеей подруги, довольно улыбнувшись. Всю следующую неделю Флора с ужасом наблюдала за ярко выраженным актерским мастерством двух своих фрейлин. Она, даже не представляя такую их сторону, видела, как те мастерски обводят вокруг пальца своего Создателя, умело притворяясь перед ним и эмоционально жестикулируя. Они с грустью, притворной печалью в голосе качают головами и ложно информируют всадника о том, что их госпожа, видите-ли, затаила на него такую обиду, что отказалась от питья, еды и здорового сна, приняв всё близко к сердцу. На огромное удивление Флоры, план её хитроумных фрейлин действует. Этот день не предвещал беды, Флора спокойно сидела перед зеркалом и расчесывала волосы, как неожиданно в её покои вырываются Хейзел и Офелия, явно чем-то воодушевленные, взбудораженные, прыгающие на одном месте и хлопающие в ладони. Фея природы с недоумением поднимается с места и спрашивает, что случилось, как Офелия на эмоциях оповещает девушку о том, что их властелин направляется к ней. Не объявив подробности и озадачив Флору, фэйри звонко хихикают и убегают, не желая мешать и прихватив вместе Чатту. Флора не успевает ничего осознать, как в её покои медленным, спокойным шагом, сменив шустрых фрейлин, входит всадник апокалипсиса, смотря на нее внимательно и сложив руки сзади. Фея природы замирает на месте, мнётся под его пристальным взглядом и пытается успокоить сбившееся дыхание, неловко переступая с ноги на ногу. Длинная юбка до ступней колышется из-за ветра, дующего из открытого окна, также развевая волосы Флоры, что делает её вид волшебнее, милее. Огрон улыбается краями губ и негромко произносит: — Ты не похожа на голодающего и потерявшего сон человека. — Я... Я... Ты всё не так понял, они... — Флора мысленно обещает себе отчитать фрейлин за такой поступок, ибо за это краснеет она, а не они. Она сожалеет, что вообще допустила такую ложь. — Не оправдывайся, тебе это не к лицу, — одном жестом останавливает её Огрон. — Временами мои поданные забывают, что они имеют дело с властителем их душ. Твои милые фрейлины думали меня обмануть, не подозревая, что я вижу их насквозь, — Огрон широко усмехается, на что Флора сглатывает шумно и вздрагивает, боясь, что теперь мужчина их накажет. Но её к удивлению, он лишь пожимает плечами и улыбается. Не ухмыляется, а нешироко улыбается, таким он, по мнению феи, выглядит гораздо милее и добрее. — Но я не стану применять к ним наказание. Ради тебя они пошли на такой рисковый поступок, следовательно, я не ошибся в выборе. Лишь потому, что они верны тебе душами и телами, я смилуюсь над ними. Тебя это устраивает, моя дорогая? Флора неуверенно кивает и хочет открыть рот чтобы поблагодарить, но быстро и вовремя отказывается от этой идеи, опасаясь, что это лишь вызовет раздражение всадника. Словно считав её эмоции, выраженные на лице, Огрон подходит к ней почти вплотную и чувствует, как напрягается фея, как она пытается отстраниться, но не решается, здраво понимая, с кем имеет дело. — Ты сторонишься меня, фея, и я нахожу это вполне уместным, — елейно начинает Огрон, заправив карамельного оттенка прядь за ухо Флоры. Та вздрагивает от неожиданности и поднимает на всадника стойкий взгляд, сталкиваясь с чужими глубокими глазами, в которых мелькала хитринка, пылал огонёк. — Я слишком груб, ты слишком мягка. Это надо исправлять, не находишь? — Что именно? — тихо спрашивает Флора, не узнавая свой голос. Рядом с ним она чувствует себя беспомощной, беззащитной, несмотря на свои большой потенциал и огромные силы. Всадник заставлял ее своей аурой трепетать, рядом с ним коленки невольно подкашивались, а руки обхватывали плечи в попытке защититься. Его тёмная, манящая аура одновременно пугала и привлекала, что приводило Флору в ужас – почему ее душа, феи добра и света, так тянется к нему, к кровавому, жестокому, настоящему деспоту? — Может я открою тебе секрет, но у нас всех есть тёмная сторона, у меня она слишком ярко выражена. Иногда нужно действовать не только чувствами, но и логикой, ты меня понимаешь? По твоим глазам вижу, что нет. Ты растеряна, не знаешь, что думать, что делать. Позволь мне, цветок, объяснить, — Огрон отстраняется от нее совершенно внезапно, позволив Флоре свободно вдохнуть. Та, действительно не понимая его слов, не отводит от него недоуменного взгляда. — Ты – воплощение очарования и доброты. Мягкости и ранимости. Это плохо, по крайней мере, для меня. Ты, как природа, чувствительна, ты – её стихия, она – твоя натура. Я знаю, что тебя тянет это ко мне, я вижу это, чувствую. А знаешь, почему? Не потому, что это твоя инициатива, а потому, что твоя душа, не слушая тебя, тянется ко мне, к плохому, к тёмному. Твою чёрную сторону погасила светлая и даже я не могу это изменить. Ты можешь избавиться от этого, лишь приняв меня и свои чувства. Точнее, желания твоей натуры, души, природы и стороны, — расхаживая вальяжно по комнате, объясняет ей наглядно Огрон, заставив Флору невольно задуматься. — Я говорю тебе это как всадник, как Бог, как Создатель. Мне даже не нужно быть всемогущей силой, чтобы читать тебя как открытую книгу. — Это... Это бред, — отрицательно качая головой, шепчет Флора. — Я... Я ничего такого не чувствую, это твои манипуляции и игры. Ты хочешь завладеть мной, поэтому пытаешься вбить мне в голову несуществующее. Я тебе не верю, это ложь, неправда! Пожалуйста, прекрати, — Флора не верила собственным словам, пыталась опровергнуть сказанное Огроном, но в глубине души понимала, что не могла. Это не было ложью – её действительно к нему неестественно, необъяснимо тянуло. Её резкий порыв сделать ему приятно и хорошо, поставив в его комнату растения, желание позаботиться о нем, приготовив чай, и услышать от него похвалу. Флора ощущала, что ею руководило неведомая ей сила, но ей абсолютно не хотелось противиться, отрицать её. Всё ухудшало то, что она, фактически, свободна – Гелия бросил её. Она даже при большом желании не может забыть этот поступок, несмотря на то, что до сих пор испытывала к нему тёплые чувства. — Ты можешь пытаться обмануть всадника, милая, но саму себя ты как обманешь? Это не под силу тебе, фея, — Огрон легко хмыкает и складывает руки на груди, с удовольствием наблюдая за озадаченностью, замешательством Флоры. — Вернёмся к изначальной теме. Я слишком груб, ты слишком мягка. Что мы должны изменить? На мой взгляд, возлюбленная всадника должна быть более уверенной в себе, решительной, амбициозной. Ты так, милая, не думаешь? — А... А давай заключим пари? — с неожиданной даже для Огрона излишней уверенностью вскидывает голову Флора и впервые за их разговор широко улыбается. — Если мне удастся сделать тебя более мягким, снисходительным и добрым, то ты исполнишь любое мое желание... — А если я окажусь быстрее и сотворю из мягкотелой цветочной феи уверенную в себе и целеустремленную диву, то ты примешь меня в качестве любовника, любимого или мужа, не имеет значения. Ты дашь мне ту страсть, на которую я тебя подтолкну, идёт? — сощурив глаза, с хитринкой в голосе интересуется Огрон, подойдя ближе к фее и пронзительно вглядываясь в её лицо. Было видно, что девушка находилась в глубоких раздумьях и размышлениях, взвешивая все плюсы и минусы, вероятно, оценивая свои возможности и принимая решение. Огрон же, от природы нетерпеливый, подталкивает её к этому. — Твой милый, на первый взгляд весь хороший, приторно-сладкий специалист предал тебя. Он посвящал тебе портреты и стихи, романтично признавался в любви, но в конце бросил тебя из-за собственного эгоизма, желания побыть одному, собраться с мыслями, отвергая твою помощь. Да что там, ты сама и послужила началу этих отношений, но что сделал этот жалкий, чтобы их сохранить, укрепить, продлить? Ты ведь верила ему, и что случилось в итоге? — Огрон видит, что его слова возымели нужный, желаемый эффект. По изменившемуся выражению лица феи он понял, что попал в самую точку, в эпицентр больного. Он затронул сокровенную тему, покусился на личное. Он дёргал её за верёвки, как марионетку, нажал на необходимые точки. Флора выпрямилась и посмотрела ему прямо в глаза, явно не желая проигрывать и получить то самое желание. — Если Гелия меня предал, то ты и подавно не посмотришь на мои чувства, — со стальной уверенностью выдает она. Огрон со смешком изгибает бровь. — Почему ты столь убеждена? Не думаю, что я давал весомых поводов так считать. — Это ведь очевидно! — всплеснула руками Флора. — Но я разбужу, пробью, покажу всему свету твою хорошую сторону ради желания, которое ты мне, будь уверен, проиграешь. Слово феи! — Иногда хороший может оказаться плохим, а плохой – хорошим. Я это не про себя, лишь нахожу эти слова подходящими, — Огрон вдруг расплылся в широчайшей то ли улыбке, то ли ухмылке, с довольством выдав неожиданное. — Глупая, глупая фея. Ты не знаешь, на что я способен, недооцениваешь меня и мою тактику. Не веришь? — всадник подходит к девушке почти вплотную, добавив. — Прямо сейчас я уже выигрываю, провоцируя тебя и приняв пари. Ты, протестуя только что, уже наглядно продемонстрировала свою уверенность и амбициозность. Этим я застрелю сразу трёх зайцев: сделаю тебя жёстче, заставлю забыть того жалкого щенка, подтолкну тебя к чувствам ко мне, — Огрон с огромным удовольствием наблюдает, как Флора медленно, но верно осознаёт сказанное, но упорно ничего не показывает, поджав губы и сложив руки на груди. — Один ноль, цветочная фея. Единственное, что успевает разглядеть фея природы перед тем, как всадник испарился — его ехидная улыбка. — Миледи! — опомниться Флоре не дают её преданные фрейлины и влетевшая с ними любопытная пикси. Они окружают девушку и смотрят на нее с поистине детским интересом в горящих, светящихся глазах. — Вы помирились? — почти прыгая на месте и хлопая в ладони, спрашивает Офелия. — О Боги, наш план сработал? Что он вам сказал, миледи, ну же, скажите! — Мне конец, девочки, — Флора оседает на кровать под резко изменившиеся взгляды фрейлин и только сейчас осознаёт, в какую безумную игру саму себя подтолкнула.

***

Лейла поняла одно — заявления о том, что ты забудешь всю боль и обиду, лишь увидев личико своего ребёнка, чистого рода ложь и заблуждение. Проснувшись, придя в себя, умывшись и восстановив силы, она не выразила никакого желания увидеть дочь, хоть и поинтересовалась, где она и как она. И Набу, и родители, и все окружающие люди пытались вразумить её, но Лейла даже при возникшем желании не могла перебороть себя, переступить через свои чувства, принять невинную малышку. О Кайлани заботилась Ламия, и, создавалось ощущение, малышка считала матерью её — плакала на руках семьи, успокаивалась лишь почувствовав её тепло. Лейлу это не тревожило, не смущало, она лишь жаждала придти в форму побыстрее и принять участие в войне, совершив легендарное возмездие, на которое была внутренне настроена. — У вас закончилась смесь, принцесса, — к фее волн подошла Ламия, закусив нижнюю губу взволнованно. Кайлани, выдавшаяся чрезвычайно спокойной девочкой, лежала в своей кроватке и смотрела на неё большими глубокими глазками. — Может вы покормите её... естественным путём? — с надеждой предложила она, заламывая пальцы. Лейла с лёгким изумлением приподняла брови. — Я не умею. Но больше не хочу, — фея волн бвла настроена решительно, отрицательно мотая головой. Ламии было жаль Кайлани, совершенно чистую и безвинную, но и осуждать принцессу она не имела права. К Лейле подлетает Пифф, которую фея немедля заключает в объятия и ласково гладит по головке. — Вы милее и добрее к своей пикси больше, чем к своему ребёнку, — осторожно заметила Ламия, поджимая губы. — Чтобы раздобыть смесь в такое время, я должна обратиться к Детям Милосердия. Это займёт много времени, принцесса Кайлани ослабнет, если останется голодной. Ваши родители и жених не поддерживают ваше решение кормить её искусственно, собственно, как и я. Принцесса Лейла, прошу вас, проявите хоть каплю любви и ласки к своей дочери, она ведь не виновата, что вы пострадали, — взмолилась почти Ламия, а на её глазах выступили слёзы. Лейла не была извергом, и большинство в лагере, знакомые с ней лично, придерживались мнения, что такие отречение и изменившееся поведение фея приобрела из-за дополнительного эффекта и последствий магического сна. Они верили, что со временем Лейла придёт в себя и станет той матерью, которой она была не впав в почти что кому. — Буря в моей души стихла, я чувствую лишь облегчение, избавившись от этого большого живота, — Лейла кратко усмехается, грустно посмотрев на дочь. — Я не умею быть мамой, Ламия. — Я помогу вам, принцесса, — целительница довольно улыбается, добившись того, чего хотела. Она осторожно берёт на руки вполне нелегкую малышку и не менее аккуратно передаёт её опешившей Лейле, что, хлопая глазами, словно зачарованно прижимает малышку к груди. Это был первый раз, когда она прикасается собственному ребёнку. Она впервые чувствует её тепло и вес. Ненависть сменяется боязнью навредить ей, но Лейла упрямо этого не показывает Ламии. Фея не может поверить, что держит на руках своего собственного ребёнка, что стала для него самой настоящей матерью. Малышка же завоевала её расположение тогда, когда в первый раз посмотрела на неё отцовскими глазами и улыбнулась беззубой улыбкой, протянув к ней крохотные пальчики. В этот момент у Лейлы вспыхнули материнские чувства, которые уже не погаснут никогда. Но воспоминания цены этого ребёнка и то, на какую жертву она пошла ради него по-прежнему не дают Лейле в полной мере стать для Кайлани любящей матерью и принять её полноценно. Она любила это дитя, пожалуй, любит больше жизни и себя, но надобность заботиться о ней тяготит её лишь потому, что в такое непростое время она хочет воевать. Кайлани — её дочь, частичка её души и сердца, но Лейла умом понимала, что в данный момент она не готова быть для нее матерью и делать то, что обычные мамы делают на постоянной основе. — Малышка любит вас и тянется к вашему теплому, принцесса, ведь мать никто не может заменить, — заботливо заявляет Ламия и широко улыбается, подходя к фее и правильно располагая девочку на её руках так, чтобы матери было удобно её кормить. — А теперь... Ламия оказывается хорошим учителем и уже через несколько минут Лейла, затаив дыхание, кормила свою дочь. По словам королевы Ниобе, это было особое единение матери и ребёнка, и фея волн невольно с этим согласилась, хоть и кормление больше приносило ей дискомфорт, чем удовольствие и радость. — Знаешь, мои друзья верили, что это будет мальчик, — тихо шепчет Лейла, зная, что целительница её внимательно слушает. — Честно говоря, я тоже так думала, а в итоге она носит модные детские вещи из гардероба, подготовленного одной из моих лучших подруг, близких людей. Я смеялась, когда она говорила разговаривала с ней, как с девочкой, в то время как я общалась с ним, как с мальчиком, — фея волн усмехается, а её пальцы остаются поджатыми в воздухе, не прикоснувшись к малышке. — Стелла называла её крошкой, а сейчас она даже не знает, что она уже родилась. Они не знают её. Это... приносит мне боль и моя душа винит в этом Кайлани, хотя я разумом понимаю, что это неправильно и я не только самая ужасная мать, но и самый кошмарный человек в на свете. Когда Кайлани наедается и отказывается от груди, Лейла спешно передает младенца Ламии, не имея желания подольше обнимать её и приласкать. Она не видит, или делает вид, что не видит, как расстроенно Ламия поджимает губы и как опускаются их края, как та смотрит на дитя с печалью и грустью в больших глазах, как прижимает к груди и делится той заботой, теплом и лаской, которые должны давать мать. — Она не заслуживает этого, принцесса... — Ламия считает нужным сказать это, мягко укладывая малышку в кроватку и покачивая её. — Я тоже не заслуживаю ту боль в своем сердце, о которой вам неведомо, — негромко отвечает на это Лейла, и, оставив Пифф, покидает помещение, видимо, решая принять участие хоть в каких-то действиях, разворачивающихся вокруг. И то, что она родила только недавно, никак её не останавливали. Ламия вздрагивает, когда дубовые двери с силой захлопываются, что также провоцируют испуганный плач Кайлани. Пифф немедля к ней подлетает и обнимает, даруя спокойствие. — Я хочу избавить тебя от боли, малышка, — тихо проговаривает Ламия, и шепот её подобен грому в воцарившейся тишине. Дитя смотрело на неё большими, чистыми глазками, и Ламия невольно улыбнулась, ласково поглаживая крохотные ладошки. — И спасти своё сердце. Ты должна понять меня, золотце, думаю, ты тоже будешь счастлива. Ламия принимает одно из самых важных решений в своей жизни.

***

Месяц без Стеллы — он устал. Он устал жить без нее и даже представить не мог, в какое состояние он попадёт, потеряй её. Он не должным образом ценил драгоценность в своих руках, не окружил её достаточной любовью, не смог сполна насладиться тем, что она просто есть, за что теперь сожалел и винил самого себя. В каждую минуту он ожидал, что сейчас из поворота покажется светловолосая макушка, засияет как солнце июльским днём, блеснёт яркими, родными глазами и засмеётся звонко, своим светом согревая душу солдата и бывшего специалиста. Знает ли она, каким стал её возлюбленный, дрогнет ли её сердце, увидев вместо родного Брендона его жалкое подобие? Теперь он — солдат, лидер лучшего отряда, смелый и доблестный воин, больше не специалист и главное не парень Стеллы. В её отсутствие он научился справляться со своей болью и залечивать те раны, что она невольно оставила своим уходом. Брендон нашёл себе тихое и спокойное место на окраине лагеря, так, чтобы его никто не потревожил, сделав его тайным. Здесь он мог предаваться воспоминаниям и анализу, сопоставив, как кто изменился после жертвы фей. Скай, к примеру, стал более твёрдым и дисциплинированным, этому дополнительно поспособствовала смерть Диаспоры, которая умерла на его руках и которую он не смог защитить. Тимми стал дерзким и нахальным, таким образом скрывая свои чувства и боль от потери Текны. Не изменился разве что Ривен — ему же Брендон поражался. Он вел себя так, словно не потерял любимую, ему, словно, было всё равно. Брендон знает — он бы так не смог себя свести. Стелла слишком дорога ему, его любовь к ней не описать словами — он чувствовал, что ради нее готов противостоять всему миру, да жаль, что сил у него на такое не хватает. Беспомощность — вот что его убивает. — Я не помешаю? Брендон не оборачивается, но узнает этот голос. Его молчание незваный гость принимает за согласие и устраивается рядом с ним, обращая взгляд на ясную луну, в которой солдат видел отчётливый, теплый и родной облик его любимой. Ту боль, что он испытывал, никто не мог понять, ведь никто и не знал, что примерно в то время Брендон, воодушевившись смелостью Набу, хотел сделать фее солнца предложение, достойно приняв испытание в виде её отца. Но судьба, безжалостная и непонятная, изменила его планы, и теперь вместо того, чтобы целовать несостоявшуюся невесту под лунным светом, он сидел и разделял компанию с инсургентом Ниной. — Вы всегда выглядите таким сильным, твёрдым и отважным, солдат, что я в лёгком изумлении, увидев вас столь подавленным, — инсургент Нина решила заговорить. На ней не её строгая униформа, а довольно привлекательная повседневная одежда. — — А вы создаёте впечатление строгого и уверенного лидера, но сейчас вы пытаетесь завести со мной разговор, хотя, в отличии от вас, я молчу, — Брендон всё же поворачивает к ней голову и усмехается. Отчего-то не хотелось прогонять девушку и оставаться в наедине, да и, было видно, сама она не спешила покидать его общество. — Знаете, солдат, по природе своей я – человек нелюдимый, немногословный. Меня мучила бессонница и я решила прогуляться, завидев вас в такой тишине, в таком спокойствии, я не могла пройти мимо. Я не в восторге от перспективы здесь оставаться, но эта атмосфера, знаете ли, вынуждает меня говорить. Такое у меня бывает нечасто, — Нина давит усмешку, приподнимает края губ. Она вновь устремляет взгляд на луну и не смущается пристального взгляда на себе. — Кстати, я хотела поблагодарить за то, что вы спасли меня. — Не стоит, — Брендон переводит взгляд на небо. — Это обязанность специа... солдата, — он поджимает губы, прикрывает глаза. Солдат, специалист, сквайр – никто из них хоть умри, но не может показывать слабость, уязвимость, бессилие. — Она в порядке. Брендон опешил от столь резкого заявления и перевел на собеседницу лёгкий удивлённый взгляд. Нина слабо улыбается краями губ — и это первый раз, когда Брендон видит сурового лидера таким предрасположенным к нему, обычным человеком, а не стальным агентом со своей позицией. Это добавляет ей некого очарования — несмотря на роль и впечатление уверенного инсургента, Нина была, в первую очередь, девушкой способной на чувства. — Я не понял вас, агент. — Она в порядке, Брендон, — она обращается к нему как к давнему другу, товарищу, а не как к солдату, что не ускользает от внимания бывшего специалиста, всё ещё ничего не понимающего. — Твоя девушка, — инсургент резко отбрасывает формальности, взглянув в чужие глаза пронзительно. — Она в порядке. Я уверена, с ней всё хорошо. В войне выживают лишь сильнейшие, а судя по её жертве, она и её подруги вовсе не слабые. — Я не волнуюсь за нее, моя принцесса справится с чем угодно, осилит всадника, не даст себя в обиду, — от упоминания Стеллы Брендон горечно усмехается и несильно сжимает переносицу, не допуская слёзы. — Я не такой сильный, как она. Она непобедима, а я уязвим. Меня считают лучшим воином лагеря и достойным лидером полноценного отряда, но оправдывают ли себя эти звания, если я не могу справиться с болью в своем сердце? — Боль от потери не утихнет, если ты не отпустишь её, — выдаёт Нина и с печалью улыбается, поджимая губы. — Я знаю, о чем говорю. — Я не смогу отпустить её, это не в моих силах. Мне кажется, я буду любить её до последнего своего вздоха и мучиться от той мысли, что она больше не моя, — Брендон отворачивается, не показывая тоску в своих глазах. Не желая больше разговаривать о любимой и сыпать себе на рану соль, солдат поднимается на ноги, намереваясь уйти. Он набирает в грудь побольше воздуха, сжимает руки в слабые кулаки и решает бесцеременно покинуть инсургента, как его неожиданно останавливают слова, произнесенные спокойным женским голосом. — Стелла бы хотела, чтобы ты отпустил её. — Даже если я и отпущу её, то ничего не смогу поделать с любовью, которую буду испытывать к ней всю жизнь. Брендон, не смотря на инсургента, оставляет её в одиночестве, скрываясь за большими деревьями. Нина глубоко вздыхает и вновь переводит взгляд на сверкающую луну, мысленно загадывая, чтобы тот, кто привлёк её внимание, смог отпустить своё прошлое. До поры до времени она считала, что её работа и должность превышено всего на свете — любви, друзей, собственного здоровья и безопасности. Но все её понятия испарились ровно в тот момент, когда солдат спас её и поднял на руки, делясь своим теплом, перевернув весь мир инсургента и напомнив, что она — женщина. Вечером, ближе к ночи, лагерь, как правило, становится тихим и безлюдным. Солдаты, не отобранные на ночное патрулирование, набирались сил, каждой возможностью на отдых и сон пытались максимально воспользоваться — пятая всадница могла в любой момент найти их и напасть. Брендон же в такое время не спал и всё время чувствовал бодрость — источник сил у него не пища или сон, а мысль о возлюбленной и воспоминания о её уходе. Время, когда он не хотел отдыхать, солдат проводил в тренировочном зале, где он всегда находил своих друзей. Они также, как и он, отводили сну меньше времени и занимались над собой при помощью тренировок. Ночью была своя атмосфера, бесценная и особенная. Брендон, прибыв в тренировочный зал, лишь вздохнул и покачал головой. Прямо посреди помещения Тимми, ранее мягкотелый и менее слабый, яростно бил грушу, не щадя её и собственные кулаки. Рядом стоял Скай, время от времени призывая друга к спокойствию. Неподалёку тренировалась Гелия с Ривеном, был даже Набу, который посещал вместе с ними зал не часто. — Тимми вновь вымещает злость на бедной груше? — изогнув бровь, с усмешкой поинтересовался Брендон. Все они своеобразно справлялись с болью, и если сквайр проводил время в своем больше не тайном месте, Тимми не оставлял в покое порядком избитую грушу. — Хочет, чтобы по прибытию Текна восхитились его мускулами, которых ранее не было, — пропускает смешок Ривен, отбивая удар Гелии, который тоже усовершенствовал свои навыки борьбы и рукопашного боя. Они решили забыть о своих ссоре и недопониманиях, ибо общая потеря и одно горе на всех них связывали их и скрепляли души самыми прочными узами. — Не произноси её имя, Ривен, заткнись, — со злостью и грубостью прошипел Тимми и чуть не заехал кулаком по носу Ская. Брендон же с удивлением переглянулся с Набу, подперевшим ногу под себя и сложившим руки на груди. — Я хочу надрать зад тому красноволосому ублюдку, что превратил её в животное и забрал вместе с собой в свой грязный мир. Уничтожу чёртового наездника! — выплюнул он и вновь ударил грушу, имея видные проблемы с контролем агрессии. — Не наездника, а всадника, — поучительно произнес Ривен, хмыкнул и отмахнулся от неизменных жёлтых верёвок Гелии. — Ты переоценил себя, приятель, это он надерет тебе зад. Не спорю, ты себя знатно прокачал, но этот грязный подлый тип и глазом не моргнув раздавит тебя как мошку. Будь реалистом, Тим, гляди правде в глаза, поверь, жить станет проще. — Я хоть что-то делаю, чтобы защитить честь Текны! Я не забываю, что она моя любовь и что я её парень, — сверкнув глазами недоброжелательно, едко проговорил Тимми. Остальные же напряглись, понимая, что между ними может вспыхнуть драка, ибо хоть и Тимми стал походить на Ривена, Ривен свой характер не менял. Но под их же изумление бывший специалист лишь как ни в чем не бывало усмехается. — Ты не сможешь меня спровоцировать, дружище, я не сделаю то, что ты ожидаешь. Ривен не менялся, но он стал более спокойным, как того и хотела Муза. Ты стал сильным, чувак, но я прежний и даже при таком раскладе мне не составит труда разбить тебе нос, — Ривен не проявлял агрессию, раздражительность, не шёл на ругань или драку, получив в ответ одобрительный взгляд Набу. Тимми скрипит зубами, но останавливает себя, поддавшись самоконтролю. — Я должен вернуть Текну, — не унимается Тимми, решительно сжав кулаки. — Если ты поймёшь как, что маловероятно, поделись со мной тоже, договорились? — не выдержав, рассмеялся Ривен. — Ривен! — осаждает его Скай предупреждающе. — Я не думаю, что это хорошая затея... — с лёгкой неуверенностью начинает Набу, его Тимми его грубо перебивает. — Ты бы не говорил так, забери они и Лейлу. Поэтому стой тихо и молчи, будь добр, — он зло блеснул глазами, сжав челюсть, и Набу, не разозлившись, лишь понимающе кивнул и поджал губы. — Ладно Ривен, но что с вами, ребята? Они забрали наших фей, так почему вы столь спокойны? Надо ведь найти выход! Будь они на нашем месте, они бы обязательно что-нибудь придумали! Брендон, Гелия... Скай! Вам всё равно? — в его голосе больше не слышится агрессия, лишь сжимающее сердце беспомощность. — Посмотри на меня, Тимми, — Скай перехватил солдата за плечи и заглянул в его глаза настойчиво, но мягко. — Я понимаю тебя, друг, мы все понимаем твою боль и желание всё исправить. Но ты должен открыть глаза. Они тоже самое, что и Боги, в тот мир без их ведома невозможно попасть. Не смей думать, что нам не больно, что мы не волнуемся. Но мы с ребятами принимаем эту реальность, осознаем собственное бессилие и знаем истину. Ты тоже должен понять, что ты ничего не сможешь сделать, всё вновь в руках девочек. И как быстро ты это примешь, тем лучше и для тебя. — Но мы ведь даже не пытались... — А что пытаться?! — неожиданно вскрикнул Гелия и всё удивлённо перевели на него взгляд. Тот смотрел яростно, сжимая руки в кулаки. — Ты бы попёр против Великого Дракона? Ты, чёрт возьми, даже уродливому монстру всадницы противостоять не можешь, не то что её братья, что сильнее самого Создателя нашего мира! Текна превращена в птицу, тебе под силу её расколдовать? Ты сможешь спасти Флору и избавить её от того мерзавца?! Нет, чёрт подери, нет! Так что закрой рот и продолжай избивать грушу, ведь это всё, на что мы способны! — зло выплюнул Гелия и источая гнев, размашистыми шагами покидает зал. — Умереть и не встать! Один научился пользоваться кулаками и держать в руках нечто потяжелее бластера, у другого прорезались зубки и вместо стихов он разбрасывается ругательствами. Я не знаю, кто первой откинется, Текна или Флора, но я опеределенно хочу на это посмотреть, — как всегда вставил свои пять копеек Ривен, покачав головой и широко усмехнувшись. — Если они это вообще увидят, — заключил Брендон, позволив мёртвой тишине воцарить в полупустом помещении.

***

Под покровом ночи совершаются многие поступки — хорошие или плохие, добрые или злые. Ночь всё это скрывает своим мраком и темнотой, позволяет открываться запертым и скованным душам, дарует окрыляющую свободу, волю действий и мыслей. В комнате Лейлы, уже более благополучно обустроенной, сегодня особенно тихо. Фея волн, несмотря на убеждения и неодобрение родителей, принимала активное участие в делах лагеря против политики всадницы вместе с Дафной и Фарагондой, познакомившись инсургентами и разобрав с ними совместно дальнейшие планы и тактику объединённых сил Ордена и лагеря. Это помогло ей отвлечься от посторонних мыслей, придти себя и норму, стать сильнее хоть на каплю — любые попытки поговорить о Кайлани она обрубала с корнем, твердым тоном прося не вмешиваться в её дела и не упоминать о её ребенке и прошедшей беременности под сочувствующие взгляды бывшей директрисы и сестры Блум. Впрочем, то, что Лейла пополнила их ряды, оказалось эффективным — как никак, она была частью знаменитой шестёрки. Перед сном её проведали родители и Набу — первые упрекали Лейлу в равнодушии, в халатности по отношению к своему ребёнку и чрезмерному вниманию к борьбе. Маг же, более понимающий и ситуацию, и невесту, ничего не говорил, лишь проводил время с дочерью и попытался завести беседу с феей. По-прежнему хранящая обиду, Лейла не выражала желание открываться им, что их опечалило. Всё это время за Кайлани смотрела и заботилась Ламия, что Лейла с изумлением обнаружила, что на её руках малышка стала плакать. Это было неудивительно — по поджатым губам Ламия видела, что принцесса расстроилась, но попыталась забыть обо всём этом с помощью хорошего сна и отдыха. В три часа ночи не спала лишь Ламия, при светлом лунном свете наблюдая за спящей Кайлани. — Взгляни, малышка, — уставшая Лейла не слышит мягкий шепот целительницы. — Это полная луна. Особенное время, особая пора. Милая, теперь никто не сделает тебе больно. Теперь никто не сделает больно мне, — тихо говорит и слабо улыбается Ламия. Чуткая Кайлани просыпается, открывает особенно прекрасные при лунном свете глазки и дёргает пальчиками, но не плачет. Она знает Ламию, она любит её, она привязана к ней больше, чем к родной матери, поэтому лишь улыбается беззубой улыбкой. Целительница смотрит на неё мягко, а после осторожно поднимает её на руки, укутав в тёплое одеяльце. Кайлани прижимается к её груди и посасывает больший палец, в то время как Ламия бросает последний взгляд на спящую, ничего не подозревающую Лейлу, а после вновь обращает на малышку внимание. — Милая Кайлани, попрощайся с мамочкой. Но ты не хочешь, я понимаю. Она не заботится о тебе, не видит в тебе своего ребёнка, поэтому, я полагаю, разлука не будет для тебя болезненной. Ламия, приложив все усилия, выходит из помещения осторожно и практически бесшумно. Кайлани ей в этом здраво помогает — не плачет, не издает громких звуков, смотря на няню доверительно. Ламия по уже знакомым коридорам ступает не создавая никакого шума, с грацией кошки, прижимая девочку к себе. В три часа ночи мало кто разгуливает по лагерю, но Ламия не учла то, что в полнолуние может не спать только один человек — принцесса Лунной Долины. Целительница еле как успевает среагировать вовремя и спрятаться за стену. Из поворота выходит бывшая королева Солярии — как обладательница лунной силы, она в такое особенное время не могла позволить себе уснуть. Но чуткая женщина, всё же уловив еле слышный шорох, останавливается и анализирует взглядом пустой, на первый вид, коридор — война научила их быть особенно бдительными. Быть может, молитвы Ламии подействовали — Луна, не заподозрив ничего, уходит по своим делам, позволив Ламии с Кайлани на руках продолжить путь. Периодически поглядывая на малышку и качая её, Ламия при помощи магии создаёт себе бесформенное накидку, скрывающую лицо и тело. Посчитав задний выход из лагеря вместо основного более безопасным, Ламия уловкой отвлекает стражников, сама же проскальзывает на выход, чувствуя, как ночной ветер обдувает её лицо, колышет одежду, не затрагивая спрятанные волосы. На улице она замечает незнакомые лица, которые, к её счастью, не замечают проскальзнувшую в лес тень. Адреналин в жилах бьёт с каждой минутой всё слабее, а страх попасться больше не заставляет сердце учащенно колотится, а дыхание сбиваться. В лесу бодрствует ночной патруль, состоящий из трёх отрядов, и Ламия обязательно бы попалась, если бы не спряталась в небольшой, сырой пещере на левом берегу Мёртвой реки. Почувствовав, как задрожала Кайлани, Ламия прижала её к себе сильнее в попытках согреть. А после, ощутив негативную энергию от этого места и лишившись тепла, малышка заплакала, и целительница принялась её покачивать, шепча утешения. — Ты прекрасно ладишь с детьми, Ламия. Она крупно вздрагивает от резкого мужского голоса, которого не слышала так долго. От напряжения в воздухе даже малышка затихает и принимается с любопытством разглядывать возникших в сырой пещере с густым дымом незнакомцев. Ламия мгновенно кланяется глубоко, склонив голову и рвано вздыхая. — Приветствую вас, мои властелины. — Рад, что ты не забыла об уважении к вам в совсем другом мире, Ламия, — ехидно произнес темноволосый мужчина, толкнув язык за щеку. — И как, тебе нравится? Этот мир лучше Тессериса? — Этот мир хорош, живописен и удивителен, но Тессерис – моя родина, и для меня он всегда будет самым лучшим, — уверенно и непоколебимо ответила Ламия и, было видно, её ответ понравился всадникам. — Ты принадлежишь нашему миру, и, как не старайся, этот не сможет заменить тебе свой. Мы знали это и решили это хорошим для тебя наказанием, — четвёртый всадник усмехнулся, сложив руки на груди. — Разумеется, эти мои слова не затрагивают наших фей и твоих госпожей, ребёнка подруги которых ты нам принесла в качестве жертвы. — В качестве искупления вины и прощения, а не жертвы, мой господин. Не называйте эту славную малышку этим ужасным словом, я прошу вас, — Ламия, словно могла что-то изменить, сильнее прижала к себе затихшую Кайлани, что хлопала глазами и с интересом изучала мужчин. — Я вижу, ты привязалась к ней, — первый всадник сделал шаг ближе, изогнув бровь. — Ещё одна твоя ошибка. Ты фактически приносишь нам жертву, чтобы эгоистически спасти себя и своего возлюбленного – ещё одного предателя, которого мы бы убили, если бы ты не искупила вину в срок. Я поражен твоей пунктуальностью, верностью и жертвенностью. — Тень – не предатель, он ни в чем не виноват! Он лишь помогал мне, пожалуйста, будьте к нему снисходительны... — А мы не достаточно снисходительны? — бесцеременно перебив девушку, рявкнул на неё второй всадник. — Вы были нашими лучшими людьми, любимыми слугами. Но вы позволили себе дорогостоящую ошибку, забылись, не оправдали свою значимость. А теперь ты изгнанная с позором в этот пустой мир обычная смертная , а он – всего лишь посыльный и исполнитель грязной работы, — ядовито прошипел красноволосый мужчина и едко добавил. — Какого это, стать жалкой целительницей другого мира после того, как ты была высокопоставленным доверенным лицом Создателей своего мира? Ты была нашим приближенным человеком, а в итоге стала первой и единственной изгнанницей Тессериса. А что самое интересное, никто из вашего пристанища не подозревает, что служанка знаменитой феи волн это бывшая служница всадников, имевшая с ними связь и в конце их предавшая. А что касается того посыльного, то он... — Молю вас, не трогайте Тень! — вскрикнула с отчаянием Ламия, пустив горячие слёзы. — Я ведь выполнила ваше условие, поплатилась сполна, поняла свою ошибку! Вы изгнали меня в этот мир, разлучили меня с домом, поставили ультиматум. Но я ведь сделала всё правильно: жизнь, — она указала взглядом на ребёнка. — за жизнь, — имеет в виду посыльного и своего возлюбленного. — Заберите в качестве прощения малышку и сохраните жизнь Тени, который ни в чем не виноват. Я наломала дров и теперь должна понести всё достойно, разве не так? Вы хотели нечто весомое и важное за жизнь Тени, и вот оно, — Ламия шагнула вперёд и со слезами на глазах посмотрела на девочку. — Её зовут... Кайлани. Она дочь принцессы Лейлы и выдающегося мага. Я не нашла никого более подходящего, кроме как первенца подруги правительниц Тессериса и героинь этого мира. — Я удивлен твоему уму, Ламия, — хмыкнул первый всадник. — Ты втерлась в их доверие, показала себя с лучшей стороны, заботилась об этом ребёнке так, что отвела от себя все подозрения. Этот ребёнок – лучшее, что ты могла принести в жертву, Ламия, хорошая работа. Мы довольны тобой и пощадим Тень так, как и обещали. — Но, прошу вас, — голос Ламии задрожал и она, не выдержав, всхлипнула. — Пожалуйста, не делайте больно этому дитя. Я молю вас, позаботьтесь о нём, сберегите его, не заставляйте плакать и страдать. Она такая хрупкая, чистая, невинная... Я... Я готова на коленях молить вас – не относитесь к ней плохо, она ведь ещё совсем малышка... Мое сердце не выдержит, если она будет страдать и мучиться, я действительно совершила ошибку и полюбила её сильнее, чем нужно... — Но жизнь возлюбленного для тебя важнее, — изогнув бровь, выдает четвертый всадник. — Я делаю это не только из-за любви к нему, — отрицательно качает головой Ламия. — Я втянула его в это, он пал и стал низким лишь из-за любви ко мне. Поэтому, я обязана успокоить свою совесть и искупить свою вину перед ним, — шмыгнула носом Ламия и перевела взгляд на Кайлани. — Прости меня, малышка, прошу тебя, прости... Я разлучаю тебя с домом, с родителями, со своим миром. Но ты ещё совсем кроха, я надеюсь, ты не вспомнишь это и мой мир станет твоим миром. Я надеюсь, что ты будешь в порядке, — целительница заплакала с новой силой, пытаясь унять дрожь в теле. — Прости меня, милая Кайлани, прости, но у меня нет выбора, нет выхода, — Ламия приближается к своим господинам и трясущимися руками передает дитя самому лояльному из них, Морону. — Не делайте ей плохо, прошу вас... Хотя бы за мою верность и преданность вам в свое время. Как только целительница передаёт ребёнка всаднику и её ладони пустеют, Кайлани, поняв, что она в чужих объятиях, начинает истошно плакать и извиваться, ища Ламию и не понимая, куда она, её тепло и ласка резко подевались. Она не представляет, как своим громким плачем делает Ламии больно, как наносит её сердцу безжалостные порезы острым ножом, заставляя её кровоточить. Ламия прижимает ладонь ко рту и давит глухие всхлипы, слёзы не перестают течь по её лицу. Она удерживает себя от желания броситься к малышке и изменить всё — на мгновенье Ламия ставит Кайлани превыше себя и своего возлюбленного. Всадники, переглянувшись, исчезают из пещеры с не перестающей плакать и кричать Кайлани, а с их уходом Ламия оседает на холодную землю и даёт волю эмоциям. Она сдерживает болезненный вопль и лишь приглушённо рыдает, держась за сердце и не зная, что после этого она вернётся в лагерь, проплачет всю ночь в подушку, а наутро будет вынуждена притвориться испуганной и шокированной тому, что принцессы Кайлани не окажется в её кроватке.

***

Целительница из Андроса с сжатыми в кулак ладонями и поджатыми губами наблюдала, как, не найдя дочь в пустой и прохладной кроватке, принцесса Лейла замерла на месте и посмотрела на неё непонимающим, вопросительным взглядом. Тогда и ей пришлось включить все актерское мастерство, которое в ней имелось — она нахмурилась и нагло соврала, что не знает, где малышка, в то время как она собственными руками передала её кошмару всеэ жителей магического измерения. Лейла как ни в чем не бывало предположила, что её забрали Набу или Тередор с Ниобе, и Ламия вызвалась проверить. Этим поступком она подтолкнула всех, и в особенности молодую мать, панике, сказав, что Кайлани нет ни у кого. Лейла как обезумевшая начала искать и расспрашивать всех, кто попадется ей на пути, о том, не брали ли они её дочь и у всех был ответ един — нет. Прибыли Фарагонда с Дафной и Командой Света — Лейла с небывалым ранее испугом поведала им, что её Кайлани нигде нет. Что она пропала, что они не могут найти её. Ламия в сторонке наблюдала за эмоциями всех — как сначала они не верят Лейле, после удивляются, а затем и пугаются. Она видит, как прихватило сердце у бабушки малышки, как друзья Набу стараются его утешить, как Дафна и Рокси окружили Лейлу и как Фарагонда с Командой Света и директорами пытаются разобраться в том, что случилось. Ламия стоит в стороне и понимает, что никто из них не знает правду — что исчезнованию Кайлани поспособствовала она и что они, по большей вероятности, никогда её больше не увидят. А после, будто бы осознав ужас всего происходящего, фея дрожит, плачет, криком требует вернуть ей малышку. Внезапная пропажа маленькой Кайлани ошеломила их, это был неожиданный удар нижего пояса, к которому никто из них не был готов. Они не думали, что война так скоро коснется дитя, а Лейла же требовала отпустить её к пятой всаднице, которую она самолично уничтожит — клятвы и проклятия потерявшей ребёнка матери. Все считали пятую всадницу виновной и ответственной за исчезновение Кайлани, не подозревая, что настоящий виновник у них под носом. — Тише, Набу, тише... — Скай и Брендон придерживают мага за плечи, не позволяя ему упасть. Ривен подаёт ему стакан воды, но тот отбрасывает его сторону. Гелия успевает поймать стакан веревками, не дав тому разбиться, даже Тимми задумчиво размышлял и немо поддерживал Набу. — Моя дочь, моя маленькая дочь, она ведь такая крохотная, такая хрупкая и совершенно беззащитная... Кто забрал её у меня, кто посмел притронуться к ней своими грязными руками?! Я уничтожу ее, самолично прикончу, она ответит за то, что прикоснулась к моей дочери! Я умру, но верну свою Кайлани, отпусти меня, Дафна! — душераздирающие крики и плач феи волн не оставляли никого равнодушным, но даже так Дафна и Рокси не отпускали Лейлу, позволив ей совершить глупость. — Моя малышка, она наверное боится... Ей наверняка страшно, она плачет и зовёт маму, одному Дракону известно, что с ней хотят сделать... Отпустите меня, я хочу к своей дочери, я нужна ей, она нуждается во мне, отпусти! Кайлани нуждается во мне, я чувствую её боль, её страх... — Профессора, — тихо зовёт преподавателей Фарагонда. — Успокойте Лейлу и королевскую семью Андроса. — Что?! Вы не смеете вновь усыпить меня, не в этот раз! Нет, я не позволю, я нужна своей дочери! — кричит и вырывается Лейла, думая, что её ребенок остался в лапах врага. — Набу, сделай что-нибудь! Мама и папа, пожалуйста, позвольте мне найти мою дочь самостоятельно! — Набу! — останавливает мага Фарагонда властным, требовательным голосом, и маг, впившись в неё пронзительным взглядом, решает ослушаться лидера и подходит к фее, садясь с ней рядом и заключая ее в объятия. Лейла тихо плачет на его груди и беспомощно к нему прижимается, и Набу кивком даёт понять профессорам приступать. Некоторые жмурятся, некоторые вздыхают, когда Палладиум одним рывком выливает зелёную жидкость в фиолетовом флаконе в рот Лейлы насильно, крепко держа её за подбородок. — Мы не звери, а вы не подопытная, Лейла, — слабо улыбается Палладиум. — Это не снотворное, просто успокоительное. Всё будет хорошо. Успокоительное действует мгновенно — фея волн перестает кричать, плакать и вырываться, лишь обмякает в руках Набу и смотрит на стену безжизненным, бесцветным взглядом. Королева Ниобе обязательно бы утешила дочь, если бы не была беспомощна сама. — Мы с более взрослым поколением решим, что делать с этой проблемой, — сложив руки сзади, невозмутимо произнесла Фарагонда. — Это дело о похищении Кайлани возьмём на себя мы с вами, Дафна, возглавим её поиски. Надеюсь, вы, как младший лидер, поможете мне. Дафна, вы с солдатами и Рокси расспросите весь лагерь, не видели ли они что-нибудь. Все остальные, в мой кабинет, — война сделала из Фарагонды более строгую, не терпящую возражений женщину. — Ламия, вы тоже. Целительница вздрагивает, но, быстро взяв себя в руки, кивает и бесшумно вздыхает. В кабинете Фарагонды царствуют преимущественное тёмные, нежели светлые тона — даже в этом, по мнению многих, мрак их затронул. Фарагонда располагается на своем рабочем месте, садятся на противоположные кресла Лейла и королева Ниобе. Директора встаёт по правую сторону, профессора по левой. Алисса отлучается, чтобы заварить успокаивающий травяной чай не только для присутствующих, но и для себя — значит ли исчезнование Кайлани, что и её спящая в их с мужем спальне дочь, Миели, тоже в опасности? Отбросив посторонние мысли в сторону, Алисса подаёт чай всем желающим, дождавшись чего, Фарагонда начинает. — Дочь Лейлы и наше общее маленькое сокровище Кайлани пропала прошлой ночью, и, судя по тому, что докладывает мне Дафна, никто ничего не видел и не слышал, — лидер сделала небольшую паузу, а после серьёзно предложила. — Это недопустимый кошмар, показатель того, насколько наша сила слабо действует. Наглядное доказательство того, что наша защита не так мощна, как нам кажется. В лагере полно выдающихся магов и волшебниц, ведьм и солдатов всех возрастов, окружающий нас лес тщательно патрулируют. Так как, возникает вопрос, столь бесследно исчез крохотный младенец? Делитесь мнениями, мы обязаны решить эту проблему и вернуть Кайлани. — Принцесса Андроса, не стоит забывать, новорождённый ребёнок, — задумчиво проговорила Марион. — Им свойственно плакать, если их берут на руки незнакомые люди. Кайлани бы обязательно заплакала, если бы её решил похитить кто-то посторонний. Ламия вновь вздрогнула — и ведь вправду. Целительница судорожно вздохнула, прокляв действующую королеву Домино за её излишний ум и логику. — То есть, вы считаете, что Кайлани похитил кто-то из близких, из своих? Кто-то... из лагеря? — уточнила Фарагонда, а Лейла, Набу и королевская семья на мгновенье задумались. — Именно так, Фарагонда, — качнула головой в подтверждении Марион. — Но похититель мог забрать младенца, когда она спала, и, вполне вероятно, что она могла не проснуться, ничего не почувствовав. А ещё он мог применить на ней усыпляющее заклинание, — предложила свое мнение Гриффин, оставаясь внешне полностью невозмутимой. — Это в стиле пятой всадницы, нашего врага, — сквозь стиснутые зубы прошипел Саладин. — Но... Почему вы считаете, что за всем стоит пятая всадница? Несколько удивлённых взглядов переметнулись на Набу. Тот был напряжен всём телом, с силой сжимая челюсть и вот вот готовясь лопнуть от переполняющих его эмоции. Несмотря на всю злость, боль и страх, он держал себя на публике превосходно, и не сказать, что это отец, потерявший дочь. — Не понимаю вас, Набу... — Тут нечего понимать, Фарагонда, — Набу оттолкнулся от дверного проема и на пару шагов приблизился. — Уничтожающая наши ряды как фарфоровые статуэтки и захватившая абсолютно все планеты пятая всадница не стала бы действовать столь низко, столь... неподобающе. Это не похоже на неё, на её манеру действий, на её характер и темперамент. Если бы она хотела, она забрала бы Кайлани в открытую и с боем, кровопролитным и громким. Эта женщина дикая и безумная, для неё важна гордость, из-за чего она не стала бы красть Кайлани под покровом ночи. Помяните мое слово, это не она, — высказался Набу и все присутствующие призадумались. За это время подошли и Дафна с солдатами и Рокси с Кико на плечах. — Мы разбираемся и ищем синхронику действий не там, где надо, — вдруг произносит Дафна. — Неважно, кто похитил Кайлани, неважно, как он её похитил. Гораздо важнее то, зачем ему вообще новорождённый малыш Лейлы. Ради чего? Какие у него мотивы, цели, желания? Может быть, месть, или демонстрация своей власти, превосходства? — рассуждает она логически. — Я вспомнила! — неожиданно восклицает Луна, обращая на себя изумлённый взгляд Радиуса. — Вчера было полнолуние, особо важный календарный день, по-крайней мере, для меня. И я вышла в коридор, желая отправиться на улицу ради более эффективной медитации, как услышала шум, который, как я тогда подумала, мне показался... — Это был похититель! — вскрикнула королева Ниобе, вскочив с места. Её глаза пылали гневом и страхом. — Это был он, а вы, королева Луна, его упустили! Если бы вы вовремя среагировали, Кайлани была бы с нами, в безопасности... — Понизьте тон, королева Ниобе, немедленно, — вступившись за принцессу Лунной Долины, сурово произнес Радиус и спиной закрыл опешившую женщину. — Не забывайте, что разговариваете с моей бывшей женой и королевой Солярии. Я не позволю, чтобы вы все передали всю вину на неё. Не уйди оттуда Луна вовремя, она бы тоже пострадала, поэтому попрошу вас не ухудшать деловые отношения между Андросом и Солярией и наши личные между собой, — не терпящим возражения тоном чеканит король, и Тередор, сочтя его слова правильными, берёт жену за плечи, успокаивает её и взглядом просит у Радиуса прощения. — Вот мы нашли ответ на свой вопрос, — неожиданно глубоко вздыхает Фарагонда и поднимает на всех присутствующих обречённый взгляд. — Вчера светила полная луна, как мы узнали от королевы Луны. В эту фазу родились четыре всадника апокалипсиса, а это вполне может значить то, что именно они забрали Кайлани. При упоминании всадников бывшие специалисты вздрагивают и переглядываются, сжимая кулаки и челюсти — забравшие их фей и возлюбленных, они добрались и до маленькой невинной Кайлани. — Но ради чего им это? — с удивлением спрашивает Набу. — А то, что именно в это время всадникам апокалипсиса принято приносить жертву, как делала их мать Афина, даруя им свои дары. Абсолютно возможно то, что кто-то принес Кайлани в жертву, — как приговор заявляет Фарагонда на одном вздохе, с печалью наблюдая, как меняются эмоции на лицах присутствующих, в особенности семьи дитя. — А также это значит то, что мы не сможем вернуть её без инициативы всадников. Я действительно не хочу это осознавать, но в нашем лагере завелся предатель, действующий на всадников. Лейла, всё это время ни на что не реагирующая, поднимает на Фарагонду болезненный взгляд испуганный глаз, незамедлительно слышатся отчаянные крики и слёзы королевской семьи Андроса. Чувствуется боль и горечь, исходящие от солдатов, директоров, профессоров, близких фей, не выдерживает всей тяжести информации Набу, с грохотом покинув душный кабинет. Из-за успокоительного в своем организме Лейла до сих пор не может принять всё узнанное, эффект зелья заглушает её эмоции и чувства. Дафна и Рокси поддерживающе окружают Лейлу, а солдаты отправляются за Набу, боясь, что тот что-нибудь натворит. Всего лишь на мгновенье взгляды Фарагонды и Ламии сталкиваются, и лидер лагеря добра и правосудия узнает всё то, что ей требуется.

***

— Ты слышала, что новорожденная малышка Лейлы, подруги жертвенниц, пропала? Говорят, её похитили, — расчесывая тусклые рыжие волосы, интересуется Дидим сидя на кровати. Нина, бьющая грушу прямо посреди комнаты, не повела и бровью, вновь и вновь печатая кулак в твердую вещь. — Слышала, — кивнув, отвечает инсургент. — Они и меня расспросили. Клянусь, мы с тобой стали бы первыми подозреваемыми, если бы Палладиум не засвидетельствовал о том, что ночью мы были у него и разрабатывали новую сыворотку для Ордена. Эта Дафна смотрела на меня так подозрительно, что я не секунду засомневалась, не украла ли я случайно этого ребёнка. — Мне жалко эту девушку, представь, какого это, если твою крохотную малышку крадут. Она лишилась подруг и абсолютно беспомощна, судьба явно неблагосклонна к ней, — рассуждает Дидим задумчиво. — Не жалей её, ты ведь знаешь, как это неприятно и мерзко, когда тебя жалеют, — проговорила Нина, чередуя кулаки. — Она не беспомощна, просто должна взять себя в руки и прекратить сокрушаться. Но, в любом случае, не нам это всё обсуждать, — заключила девушка и глубоко вздохнула, пытаясь выравнить дыхание и оставив грушу в покое. — Нам лучше надо обдумать, как мы попадём обратно в Орден, хочу поскорее покинуть это место. К тому же, на моей должности кто-то другой, эта мысль не даёт мне покоя. — Ты хочешь покинуть это место несмотря на то, что здесь очаровательный солдат из второго отряда? — заиграв бровями, ехидно интересуется Дидим и видит, как впадает в замешательство Нина. — Да брось, я видела вас вместе той ночью, он определенно тебе нравится, да и сам ничего такой. В этом нет ничего постыдного, Нина, мы не только солдаты-инсургенты, но и девушки, в конце концов. Мы тоже можем любить, просто из-за войны нам совсем нет на это времени. — Он влюблен в свою девушку, а я в свою работу, — категорически отрезает Нина под смешок Дидим. — Не отрицаю, он меня заинтересовал, но мы должны в первую очередь вспоминать о том, что мы с тобой – инсургенты, а они из лагеря, то есть из разных параллельных миров. Девушка я или нет, не знаю, но я лидер группы Ордена и это всё, что я должна помнить. Но если у нас всё же что-нибудь получится или мое сердце хоть как-то ёкнет, то... — она на мгновенье предалась мыслям, даже улыбнулась, но, быстро придя в события, помотала головой. — То нет, ничего не выйдет. Ничего не может получится. Я не оставлю место и должность в Ордене ради любви, он не покинет лагерь ради меня. Между нами ничего нет и не будет, к тому же его бывшая девушка, к которой он хранит верность, героиня мира. Он не разлюбит её, а не я разлюблю свою работу. Поэтому не забивай свою голову ненужными мыслями и ложись спать, Ди, нас всегда ждут тяжёлые дни. — А ты куда? — спрашивает Дидим, зарываясь под одеяло и потянувшись к светильнику. — В душ, — отвечает Нина и хватает полотенце, мирно лежащее на стуле. Дидим засыпает под негромкий, в какой-то мере успокаивающий шум воды. Выйдя из душа и вытирая мокрые волосы полотенцем, Нина улыбается тому, как сладко и беззаботно спит Дидим, которую не разбудит даже решившая устроить терракт всадница в отличии от той же Нины, чей сон до безобразия чуток. Переводя взгляд с девушки на тумбу, Нина с досадой замечает, что стеклянный графин пустой, а в её рту пересохло до нетерпения и невозможности, особенно после интенсивных тренировок. Пить хотелось до безумия, но Нину останавливало то, что ее, высококлассного, стального и сурового агента, не должны были увидеть в пижаме и с мокрыми волосами. Недолго поразмыслив и приняв во внимание то, что уже за полночь, Нина глубоко вздыхает, берёт графин в руки и решает получить воду быстро, так, чтобы её не заметили. Коридоры, как правило, пустуют в это время по двум причинам — комендантский час ради безопасности и тот факт, что Фарагонда не любит шляющихся ночью и чересчур любопытных особ. В коридорах, в принципе, темно и мрачно, но в одном из них, ведущий на улицу, всегда светло и ярко благодаря искусственному волшебному свету, что сделано ради того, чтобы уставшие и еле стоящие на ногах солдаты, вернувшись с патруля, нашли путь до своих комнат. Через него Нина и должна пройти, чтобы добраться на кухню — только там она могла получить чистую воду. И планы её обязательно бы осуществились, если бы не странный, подозрительный шум, возникший, когда Нина преодолела уже половину пути. Инсургент напряглась мгновенно и инстинктивно. Она остановилась, чуть крепче сжала в руках стекло и затаила дыхание, прислушиваясь и пытаясь уловить боковым зрением какое-либо мельтешение, любое, что может угрожать опасность — силуэты, тени, пятна. Особенно осторожными они все стали против исчезновения Кайлани, и, вполне возможно, её похититель вернулся и Нине же суждено его поймать. Нина всегда настроена к бою, различным испытаниям и почти никогда не бывает слабой, мысленно готовясь к нападению. Инсургент слышит усилие шороха и размашистых шагов, чувствует приближение и вот было бьёт стеклянным графином прямо в голову незнакомца, как вовремя себя останавливает, с удивлением обнаружив знакомого солдата. — Брендон? — опустив графин, изумлённо вздыхает Нина и следом морщится, прикрыв нос рукой. Посреди ночи она встретила солдата, так ещё и пьяного, с полупустой бутылкой в руках. — Я не узнаю тебя, солдат. — Стелла... Нина вздрогнула и поморщилась — Брендон смотрел на неё любовным взглядом, так нежно и ласково, что никогда бы не взглянул на неё саму, на инсургента. Она поняла, что из-за градуса в организме солдат принял её за возлюбленную, что неудивительно — светлые волосы, глаза на оттенок темнее. Почти один рост, одно строение тела, один цвет кожи. Ночная сорочка лишь ухудшает ситуацию — Брендон не отводит от нее взгляда, медленно к ней приближаясь и вскинув руки в воздух в приглашающем жесте. Не привыкшая отступать, Нина, чей вид и выражение лица мгновенно посуровели, не пошевелилась с места. — Стелла, любовь моя, т-ты вернулась... Я знал, что ты не оставишь м-меня и ты пришла ко мне! Стелла, люб-бимая, как я по тебе с-скучал... — Брендон поровится обнять Нину, как она, скрипнув зубами, оттолкнула пьяного от себя и влепила ему звонкую, отрезвляющую пощёчину. — Придите в себя, солдат, не забывайтесь, — игнорируя расползающиеся неприятные колящие ощущения в груди, стальным голосом отрезала Нина, небывало холодным взглядом впившись в, казалось бы, опомнившегося Брендона. Тот спешно протирает глаза и несколько раз бьёт себя по щекам, а на его лице отчётливо появляется сожаление и искреннее раскаяние. — П-прошу, простите м-меня, агент, — бывший специалист встаёт в стойку смирно, подставив руку к голову и не замечая, каким сочувствующим взглядом смотрит на него Нина. — Я-то прощу тебя, солдат... Брендон, — смягчившись на малую долю, говорит инсургент. — Но зачем ты доводишь себя до такого состояния? Ты ведь казался мне сильным и смелым воином, так что теперь случился? Не поверю, что ты пьёшь, ты не пьяница, Брендон, а один из лучших солдатов лагеря... — Я не п-пью, но сегодня не удержался. Да и я всё ещё сознании, не напился до потери памяти, — он виновато улыбается и отпивает прямо из горлышка. — Я хотел отпраздновать... — икнул Брендон. — нашу годовщину. Именно в этот день мы признались друг другу и начали отношения, — он, предавшись воспоминаниям, мечтательно улыбается. — Я честно не удержался. Стелла бы не п-поддержала мой поступок, — в противовес своим словам Брендон почти осушает бутылку и пьяно усмехается. — Но её нет и я один! Будь она здесь, она бы подарила мне подарок, который стал бы м-мне самым дорогим, впрочем, как и всегда. Любой мой ответный подарок, б-богатый или не очень, она бы посчитала самым лучшим. Мы бы открыли шампанского и п-пьяным был бы не я один... — Ты очень любишь её, Брендон, я вижу, насколько, что таким образом празднуешь вашу годовщину, — покачав головой, шумно вздыхает Нина. — Ты просто нашёл повод забыться и забыть о боли. Это норма в нынешнее время, но именно тебе это не идёт, Брендон, я надеюсь, после этого ты не возьмёшь и каплю этой поганой жидкости. — Я не нашёл повод напиться, Нина, ты ошибаешься, — Брендон пошатнулся, но отмахнулся небрежно от помощи девушки. Он еле стоял на ногах, но всё ещё связывал слова. — Лишь так мне кажется, что Стелла рядом. Лишь т-так я чувствую себя счастливым и свободным. Лишь так я могу вспоминать о нашем прошлом и совершать наши совместные т-традиции. Всё это ухудшило нынешняя об.. об... обстановка в этом месте. Набу ушёл из лагеря, Лей... Лейла на успокоительных, все ищут Кайлани. А я просто пьян, — он рассмеялся громко, вновь присосавшись к бутылке. — Ты не знаешь, каким я стал. Видела бы ты меня раньше – весёлый, популярный и неотразимый – я не был таким, какой я сейчас. Если бы ты з-знала меня прежнего, то бы ужаснулась, до какого состояния меня довела п-проклятая война. — До такого состояния ты довел себя сам... — Стелла бы тоже так сказала. А нет, она бы меня пожалела, — помахав пальцем в воздухе, широко улыбается Брендон и вновь пошатывается. — Ты не представляешь, Нина, как я по ней скучаю, — и небрежно отбрасывает пустую бутылку в сторону. — Зато я представляю. Бутылка катится и останавливается от преграды в виде ног светловолосого солдата — бывшего принца Эраклиона. Скай, сложив руки на груди, недовольным взглядом смотрит на лучшего друга и неодобрительно качает головой, явно не поддерживая решение Брендона путём алкоголя забыть о своих проблемах в такой нужный, важный и ответственный момент. Завидев хмурого Ская, Брендон расплывается в широченной улыбке и, шатаясь, подходит к нему, еле удержав равновесие. Скай на это даже бровью не повёл, всем телом и видом он источал лишь осуждение. — Ты ведёшь себя неприемлемо перед дамой, Брендон, — строго отрезал с ощутимым упрёком в голосе солдат. — Я даже представить не мог, что ты так слаб. Мы все потеряли своих любимых, но только ты, Брендон, нашел утешение в выпивке. — Один раз не сдержался, дал слабину, признаю, — икнув, отвечает бывший сквайр. — Но такое б-больше не повторится. В день, когда я узнал, что Стелла тоже любит меня, я м-могу быть слабым, ты понял м-меня, Скай? — Дружище... — смягчился Скай, обречённо вздохнув и положив руки на плечи лучшего друга. Ему он желал лишь добра и не мог видеть его таким подавленным. Скай не был бы таким строгим, не заботься он о солдате. — Я понимаю тебя потому, что сейчас испытываю тоже самое. Но в это время мы должны быть сильными и выносливыми, ты слышишь меня? Блум не понравится, если я превращусь в пьяницу, тоже самое я могу с уверенностью сказать о Стелле. Мы обязаны подставлять друг другу плечи и говорю я это сейчас только потому, что ты мне дорог, — Скай слабо улыбается и заключает Брендона в объятия, сталкиваясь взглядами с Ниной. — Всё будет хорошо, дружище. Тьма не может вечно царствовать, в один прекрасный день свет озарит всех тех, кто бьётся на стороне правды, добра и справедливости. Общение не принца, а солдата. — Я должен проветриться, — улыбается бывший специалист и взамен получает то же. Скай хлопает его по плечу, и Брендон, уже более менее трезвый, покидает компанию друга и инсургента. — Прошу прощения у вас от его имени, агент, — в голосе нет былой мягкости, лишь серьезность как перед командиром. Нина вздыхает и качает головой, улыбнувшись. — Всё хорошо, — заверяет она, и Скай, кивнув, разворачивается и скрывается за поворотом. Нина, по-прежнему держа в руках графин, вот было удаляется, как замечает некий блеск на полу. Прищурившись, она приседает на корточки и тянется к сверкающей вещице, с удивлением обнаруживая небольшое кольцо, на вид богатое и очень дорогое. Оно сияло, как самое светлое солнце Солярии, и Нина с особой внимательностью изучает его, отложив графин в сторону. Не испытывая любви к подобным вещам и к украшениям в целом, Нина понимает, что кольцо принадлежит либо Брендону, либо Скаю — вполне вероятно, что кто-то из них его уронил. Нина не допустила мысли, что это может быть кого-то другого, посчитав, что никто не станет терять такую драгоценность в два часа ночи. — Солдат! — окликает она Ская. Блондин оборачивается и смотрит на инсургента вопросительно. — Это случаем не ваша драгоценность? Я подобрала его в коридоре, подумала, вы потеряли, — она демонстрирует кольцо, которое Скай задумчиво оглядывает. — Это не моё, а Брендона, — отвечает бывший специалист. — Эта вещь очень ему дорога, она передана ему от Стеллы. Давайте мне кольцо, я отдам его Брендону... — Не стоит, я сама, — Нина отдергивает руку и сжимает вещицу в ладони под удивлённый взгляд Ская. — Вы, наверное, переутомились, — спешно добавила она. — Я передам ему кольцо сама, не волнуйтесь, — с этими словами Нина разворачивается и уходит стремительным шагом, чувствуя, как недоумевающе уставился на неё ничего не понявший принц. Почесав затылок и так и не разобравшись, что только что произошло, Скай ещё пару минут смотрит Нине вслед, а после, развернувшись, замирает, столкнувшись, как ужасающее совпадение, в одном корпусе с девушкой, которую он спас, с первоклассным инсургентом с, как будто назло и специально, рыжими волосами и глазами, как два ярко сияющих жёлтых звёзд. Заметив преграду в виде бывшего специалиста, Дидим останавливается и приветственно кивает. — Добрая ночь, солдат, — девушка улыбается нешироко, но очаровательно, и её Скай невольно находит более приятнее и дружелюбнее, чем лидер и её подруга Нина. — Не подскажите, куда направилась лидер моего отряда? Мне кажется, вы знаете, ибо она с вами, я уверена, разговаривала. — Откуда вы это узнали, агент... — Дидим. — Дидим, — неслыханное ранее и необычное имя кажется для Ская очень красивым и приятным на слух. Инсургент приближается к нему и складывает руки на груди, от энергии, что исходит от девушки непроизвольно, у любого, кроме, конечно, принца, подкосились бы ноги, ибо, в отличии от Нины, Дидим считала ещё одним своим беспроигрышным оружием свою красоту. — С помощью датчика, — Дидим показывает Скаю устройство, которое, на первый взгляд, смахивает на обычный браслет, ведь, быть может, в этом и его фишка. — Оно отследило местоположение Нины, здесь же, кроме вас, никого нет, поэтому я убеждена, что она с вами столкнулась. Так не подскажите мне, солдат, куда она направилась, чтобы сэкономить мне время? — Я думаю, отправляться к ней не самая лучшая идея, — замявшись и теребя волосы на затылке, заявляет Скай. — Она отправилась к моему другу, чтобы вернуть ему его кольцо. — Кольцо? — брови Дидим удивлённо взметнулись вверх. — Да, кольцо. Драгоценность такая, — пояснил солдат под усмешку агента. — Мой друг, Брендон, уронил его, когда... ну... немного перебрал. Поэтому, мне кажется, вам не стоит тревожить его, не сочтите это за мою грубость. — Всё в порядке, солдат, благодарю вас за информацию, — кивнула Дидим, еле сдержав глупую, широкую улыбку, так и рвущуюся наружу. Её подруга всё таки послушала свое сердце и отправилась к Брендону несмотря на то, что он, по словам Ская, «немного перебрал». — До утра, солдат. Спокойной вам ночи, — и, не дождавшись ответных слов и пожеланий, Дидим разворачивается и, закусив губу, уходит в противоположном направлении. Единственное, что неожиданно остановило Ская и помешало ему продолжить путь, так это сияющие перед глазами рыжие волосы, так похожие на другие и родные. Ему на мгновенье показалось, что Дидим это Блум, только в другом облике, с другими лицом, внешностью и одеждой. Скай неестественно вздрогнул, почувствовав, как ёкнуло его на жалкий миг сердце, истосковавшееся по своей любимой — точно такой же рыжеволосой воительнице. Нина выходит на улицу, приветствует кивком бодрствующих бойцов и на минуту прикрывает глаза, наслаждаясь тем, как игривый ночной ветерок теребит её волосы. Неполная луна светит небывало ярко, свежий прохладный воздух столь приятен, что Нине не хочется возвращаться обратно в комнату. Решив прогуляться и найти Брендона, она отправляется в то место, которое воин считает своим личным, тайным. Нина крайне редко ошибается и этот случай не исключение — она действительно находит его в излюбленном, светлом месте, в обнимку с новой, полной бутылкой. Брендон больше не смеялся, прислушивались, Нина поняла, что он плачет, выплескивая всю боль. Не допустив мысли, что она может помешать, инсургент прокашлялась, чтобы дать понять о своем присутствии — Брендон спешно вытирает слёзы, выпрямляется и с кривой усмешкой смотрит на присевшую рядом с ним девушку. — Ты не оставляешь меня в покое, Нина. — А ты снова пьёшь, — замечает она, ничуть не смутившись. — Мне Скай разрешил, он ведь мой принц, а я его сквайр. Бывший, — исправляется он и улыбается, Нина знает, что фальшиво. — И вообще, что ты ко мне прицепилась? Ты будто бы не хочешь оставлять меня, делаешь замечания, выносишь мое неуважение. Насколько я знаю, это даже близко не входит в обязанности инсургента. Если это благодарность за твоё спасение, то сказал же, не стоит... — Ты высокого о себе мнения, Брендон, — фыркнула на это несдержанно Нина, закатив глаза. На мгновенье парень зависает, на долю секунды ему кажется, что инсургент посмотрела на него тёплым взглядом знакомых янтарных глаз. Градус в организме никуда не делся, но кружил и дурманил голову, заставлял здравый смысл отступить и даровал абсолютную свободу. — Я пришла, чтобы отдать тебе это... — Нина раскрывает ладонь и не ожидает такую реакцию солдата. Брендон поражённо хлопает глазами, а после выхватывает кольцо и крепко-крепко его сжимает. Девушка смотрит на него удивлённо, изогнув бровь, а Брендон шипит и бьёт себя по колену, видимо, таким образом себя наказывая. — Это кольцо моей Стеллы, единственное, что она оставила мне перед тем, как уйти, — чуть успокоившись, говорит тихо Брендон и приподнимает уголки губ. — Это реликвия её семьи, драгоценность ценного и богатого происхождения, важный, сильный артефакт, переданный ей по наследству и оставленный мне ею так легко и беспечно. Она верит, что он сохранит меня, а для меня нет ничего ценнее этой вещицы, — Брендон суёт кольцо в карман и размашисто тянет за молнию. — Это кольцо Соляриса. Король Радиус считает, что он утерян, и если он узнаёт, что кольцо и память его дочери у меня, то он не оставит на мне живого места, самолично убьёт. Я ему ничего не сделал, но он всегда считал меня недостойным. Он никогда не сможет взглянуть на меня глазами Стеллы — она любила меня даже тогда, когда узнала, что я просто паж. Я бы хотел переродиться принцем, чтобы стать ей достойной ровней, но Стелла никогда в этом не нуждалась. Временами я забываю, что не заслуживаю её не только статусом, но и душой. — Я тоже забываю, как неприятно мне о ней слышать, — совсем тихо шепчет Нина, зная, что солдат её не услышал. Она поднимает на парня глаза, полные искренности, уже более громче спрашивает. — Почему ты не прогоняешь меня, Брендон? — А почему ты не уходишь? — Мой вопрос был первым, — напоминает ему Нина. Брендон же задумывается. — Ты нашла мое кольцо и я терплю тебя. Но тем самым ты хорошая собеседница, но ещё больший хороший слушатель. С тобой я хочу говорить, поделиться с болью в своем сердце. Все заняты своими проблемами и страданиями, никто не стал бы слушать меня и понимать, но ты делаешь это безвозмездно, отчего-то искренне. Быть может, это и тянет меня. Привлекает, — рассуждает логически Брендон и усмехается. — Увидела бы меня Стелла, не пощадила бы. Она не верит, что между мной и другими девушками может быть дружба, а я никогда не пререкался и делал всё, чтобы она была спокойна, довольна и счастлива. Но сейчас её нет и я не могу познакомить её со своим новым другом, с тобой. Ты бы ей понравилась, она бы восхитились твоими навыками лидера и агента. Друг. Нина рвано вздыхает, впивает ногти в кожу и с силой закусывает нижнюю губу — как ей именно сказать, что её тянет к Брендону не как к другу, приятелю, спасителю, товарищу по общим проблемам. Как она донесет до него лёгкую, глупую влюбленность в своём сердце, сильное, но контролируемое влечение? Её всегда учили, что лидер группы Ордена должен быть сильным, стальным и смелым, не позволять эмоциям одерживать вверх и доминировать над собой, иметь превосходное самообладание? Её годами воспитывали не как девушку, а как воина, её обучали строгости и твердости, войне и крови. Да что там, благодаря её силе воли, выдержке, уму и самоконтролю она и стала лидером, так как теперь она оправдает своё звание? Её учили быть лучшим бойцом, но не рассказали, что чувства могут вспыхнуть в любой момент, совершенно неожиданно, к различным людям. Именно поэтому чувства в Ордене под запретом — но что теперь делать Нине со своим сердцем, которое уже дало слабину? Разум, которым она всегда предпочитала руководствоваться, учтиво подсказывал уничтожить с корнем эти ещё слабые чувства, называемые любовью, пока не стало слишком поздно — но вместо того, чтобы в очередной раз сделать так, как надо, она продолжала оставаться с Брендоном, на этот раз поддавшись уговорам своего сердца и его зову. — Выпей со мной, ну же, — солдат протягивает Нине бутылку. — Так веселей и легче. Ты забудешь этот кошмар всего на один ничтожный день, хоть немного. — Давай сюда, мне нужно расслабиться, — инсургент резко, но не грубо выхватывает из рук Брендона бутылку и присасывания к ней губами, чувствуя, как огненная жидкость опаляет горло и внутренности. Она морщится и смакует вкус во рту. — Давно я не пила нечто подобное, мне противопоказан алкоголь. Из-за него я становлюсь крайне разговорчивой и могу творить всякую дичь. — Брось, на одну ночь позволительно, — небрежно машет рукой Брендон и перенимает из рук девушки выпивку. — Тем более, у нас есть повод – наша годовщина со Стеллой. — Она бы не одобрила то, что ты празднуешь ваш праздник алкоголем в компании девушки, так и знай, — икнув, усмехается Нина. Инсургент всегда быстро пьянела, теряя здравый рассудок, что и являлось её тайной слабостью. — Не одобрила – мягко сказано, — смеётся слегка истерично солдат, качая головой. — Она бы убила меня, а я был бы не против. Но на данный момент она с поганым всадником, поэтому, твоя компания по сравнению с этим довольно привлекательная. Цветочки, если быть точнее. Нина не сдерживается и подхватывает смех, открываясь Брендону с новой стороны. Они сидят так несколько долгих минут, почти что час, говоря обо всём на свете — о детстве, о семье, отношениях, чувствах. Вообще, об этом говорил лишь Брендон, а Нина, даже под градусом не сказав ни слова о своём прошлом и настоящем, слушала и лишь изредка говорила о себе в целом. Брендон не умолкал ни на минуту, много шутил и вёл себя открыто, непринуждённо, а Нина на его выходки и слова смеялась, отпивая из бутылки и вставляя свои комментария. Вся атмосфера располагала к себе — ясный лунный свет, полный покой, лёгкая прохлада, приятные звуки, издаваемые насекомыми, еле слышный шум воды, слабый, но ласковый ветерок. Волосы Нины не могли оставаться в спокойствии, что делало её образ привлекательнее — сейчас она напоминала не бесполового агента, а настоящую девушку. Ситуацию ухудшала её, несомненно, внешность — она была похожа на Стеллу, а пьяный Брендон и то подавно не мог найти между ними различие, в какой-то миг приняв инсургента за свою фею света. Всё происходит за мгновенье ока. Брендон, в одну долю минуты резко замолчав, недолго всматривается в лицо Нины и отчётливо видит Стеллу — улыбающуюся, манящую, ласково к себе зовущую. Она смотрела на него своими тёплыми янтарными глазами, улыбалась яркой светлой улыбкой, теребила насыщенно-золотистые волосы, что мерцали в темноте подобно тысячу звёздам. Брендон растягивает губы в улыбке — градус бьёт в голову, тоска, боль и любовь к фее берут над ним контроль. Он, забыв, что перед ним Нина, резко подаётся вперёд и мгновенно находит тонкие малиновые губы инсургента, впившись в них с особым желанием и страстью. Нина замирает, цепенеет, хлопая округлившимися глазами поражённо и не понимая, как на это реагировать. Более того, она ничего не понимает, как и то, что сейчас происходит. Приняв замешательство агента за согласие, Брендон кладёт руку на её затылок и притягивает ближе к себе за предплечье, телом к телу впритык. Нина потеряла ориентир во времени и пространстве, весь её мир сузился до губ Брендона — сухих, требовательно и настойчиво сжимающих её. Она ловит себя на мысли, что ей нравится это ранее неизведанное, но желанное чувство — и, сдавшись под напором жидкости в своих венах, Нина отвечает и льнёт сама, ближе, не замечая, как огоньки между ними начинают полыхать сильнее, а страсть — увеличиваться. Подул из ниоткуда сильный ветер — Брендон, сам не поняв, отстраняется, словно его что-то заставило, вынудило. Он рвано вздыхает и с любовью заправляет светлую прядь за ухо Нины, что пытается восстановить дыхание и не решается открыть глаза. Такой сильный агент оказался таким слабым любовником, а слабее его делает внезапный, ударивший ниже пояса шепот солдата. — Стелла... Нина осознаёт всё за долю секунды, крупно вздрагивает и отшатывается от Брендона, как от огня. Лишь тогда она трезвеет и замечает, как нежно смотрит на неё солдат. Нина быстро всё понимает и от этого понимания на её глазах наворачиваются слёзы — он принял её за свою возлюбленную из-за внешнего сходства. Долго Нина не ощущала такую горечь в сердце, такую боль в груди — её словно выпотрошили, истерзали острейшим ножом. Вытирая слёзы, Нина не понимает, как её тяжёлая рука поднимается и опечатывается на лице солдата. Тот дёргается и хватается за щёку, а инсургент, не сожалея о своем поступке, всхлипывает и, поднявшись на ноги, убегает. Оставив Брендона одного, Нина истерично, лихорадочно бьёт себя по щекам, пытаясь успокоить душу, не дать слабину и волю слезам — она вновь обожглась, вновь так глупо допустила ещё одну ошибку. Внутри распирало от такого неуважения к себя, от боли того, что её поцеловали лишь потому, что мечтали на её месте о другой. Пытаясь восстановить дыхание, Нина выпрямилась и стёрла с лица мокрые дорожки — ей вообще не стоило связываться с Брендоном и игнорировать правила Ордена. Этот опыт сделал ей хоть на каплю сильнее и выносливее — заглушив печаль в груди, она сжала руки в кулаки. Боль сменилась гневом и злостью, которых она заглушает тоже — лидер инсургентов не должен поддаваться эмоциям. Вздохнув несколько раз, Нина, не оборачиваясь, возвращается в свою комнату, обнаружив спящую как ни в чем не бывало и ничего не подозревающую Дидим. Нина старается не думать о Брендоне, но губы по-прежнему обжигает, а внутри что-то будто колышется, доставляя одновременно приятные и неприятные ощущения. Тихо выдохнув, Нина понимает — дядя будет ею недоволен.

***

— И сколько она уже так стоит? — Не спрашивай, я давным давно сбилась со счёта. Софи и Одетт стояли у дверного проема, прижавшись друг к другу, и внимательным, изучающим взглядом осторожно уставившись на тёмный силуэт у поодаль стоящего окна, принадлежащий их хозяйке. Рядом с ними выравнивается подошедшая совсем неожиданно Лианна, которая, изогнув бровь, недоуменно смотрит на светловолосую фею и переводит вопросительный, требующий ответа взгляд на двух фрейлин. — Почему она стоит возле окна неподвижно, как стоячий труп? — тихо спрашивает она, не понимая, что происходит и оттого нахмурившись. — Не говори чепухи, Лианна, и говори тише, она услышит тебя, — шикнув на темноволосую аристократку, недовольно сверкнула глазами Софи. — Если она вообще услышит, — поморщившись, отвечает Лианна. — Проверь, есть ли у нее пульс, Одетт, она даже не дышит. Если она хочет таким образом избавиться от Риза, то это плохая идея. — А с чего это ты забеспокоилась о ней, Лианна? — сложив руки на груди, пытливо смотрит на нее Одетт. — С того, что я теперь низшая, как вы, и в мои обязанности входит присмотр за этой феей. С ней что-то случилось и за это Риз открутит мне голову как пробку, — Лианна говорила правду, а фрейлины получают ответ на свой вопрос. — К тому же, я не самоубийца, как она. Иди проверь её, Одетт, ступай и спроси, не произошло ли ничего. — Извини? — развернувшись к ней корпусом, изгибает бровь вопросительно Одетт. — Ты больше не госпожа этого дворца, поэтому не можешь нами командовать и бросаться приказами... — Но я по-прежнему дворянка, а ты – низшая фрейлина, — сузив глаза, холодно произносит Лианна. — Я стою выше тебя, гораздо выше, в моих жилах течёт благородная кровь, не забывайся. Поэтому делай, что говорят, ты знаешь, какой я бываю в гневе, и даже твоя новая госпожа не спасет тебя. — Неудивительно, что господин променял тебя на фею из другого мира, — недовольно скрипнув зубами, замечает Одетт и не видит, как вздрагивает, потупляет взгляд и еле сдерживает себя от слабины Лианна. — И я иду к своей настоящей госпоже не потому, что ты приказала, а потому, что я искренне беспокоюсь за неё. Идём, Софи. Фрейлины, вскинув головы и вздернув подбородки, достаточно осторожно, тихими и мелкими шагами подходят к принцессе Солярии, чей волшебный вид больше пугал, а не восхищал — сегодня она нарядилась сама, предпочтя обычным тонам яркий изумруд, такую же тиару и другую, более роскошную причёску. Лёгкие, ненавязчивые украшения блестели при свете дня, пикси с лютиком, переглянувшись с фрейлинами, кивают на фею. Локетт и Амур, к слову, довольно быстро на собственное удивление поладили с Дейзи — милая и весёлая, она завоевала сердца всего дворца. Сама же Дейзи стала более открытой, почувствовав свободу и любовь, из застенчивого лютика она в миг превратилась в озорное, игривое и вечно улыбающееся существо. — Миледи, — тихо и неуверенно начинает Одетт. Она поджимает пальцы, не решаясь прикоснуться к девушке, что, словно, никого вокруг не замечала. — Миледи, с вами всё в порядке? Вы... Вы стоите так с самого утра. Мы можем вам чем-то помочь? И... простите мне мое любопытство, почему вы сегодня так отличились? — Или властелин обидел вас, моя леди? — предлагает Софи, не замечая, как позади закатывает глаза Лианна, сложившаяся руки на груди. — Твой властелин уже обидел меня настолько сильно, насколько мог. Из-за него я сейчас не с... — Стелла запинается, вовремя себя останавливает, прикоснувшись кончиками пальцев к губам. Она прикрывает глаза и несколько раз глубоко вздыхает, то ли сдерживая слёзы, то ли успокаивая бешено бьющееся сердце. — Неважно. Вы... не можете мне помочь. Спасибо за вашу заботу, но я правда хотела бы остаться одна... — Миледи, — непроизвольно Стеллу нечаянно перебивает Сейли, которая, обратив на себя все внимание, стушевалась, спешно поклонилась и забегала глазами по полу. — Я не хотела вас прерывать, но... К вам гости, моя леди. Прибыли госпожи Дворцов Ночи и Крови. Стелла, услышав упоминание о подругах, резко разворачивается и меняется на глазах, оживляется и больше не напоминает, как говорила Лианна, стоячего трупа. Она расправляет плечи, пытаясь этим показаться более стойкой и сдержанной, натягивает на лицо улыбку и, было видно, игнорирует ту боль, что пульсирует в её сердце, что возникла от причины, непонятной Софи с Одетт. Кивнув Сейли и обойдя Лианну, она в сопровождении фрейлин и пикси покидает комнату навстречу своим подругам. Стража и дворецкий уже свободно их впускают, успев с ними познакомиться и подружиться — особенно по душе им пришлась милая Флора, которая никогда не приходила с пустыми руками. Стиль фей, как подмечает Стелла, достаточно изменяется — Муза не изменяет брюкам, которые теперь стали гораздо элегантнее и роскошнее, а Флора надевает всегда либо платье, либо, по большей части, свободные блузки и юбки до пят, нежные и ангельские. На плече Музы, заметила Стелла, сидит мирно розовая птица — Текна, находящаяся в сознании. Она подлетает к солнечной фее в качестве приветствия, и Стелла, улыбнувшись, глядит на птицу ласково и заключает в свои объятия. Текна садится на её плечо и Стелла заботливо поглаживает её по крылу. — Ты выглядишь превосходно, Стелла, — заметив светловолосую хозяйку дворца, Флора тепло улыбается. Фрейлины подруг отходят подальше от них, завязав беседу меж собой. — Это тебе, — она вручает ей горшок с прекрасными розовыми цветами и неловко улыбается. — С вашей годовщиной... Надеюсь, тебя не обидел мой подарок, не подумай, что я сыплю соль на рану, просто я хотела сделать тебе... — Всё хорошо, Флора, — мягко останавливает подругу Стелла и смотрит на неё с видимой благодарностью. — Спасибо тебе. Эти цветы чудесны. — Прости, что пришла без подарка, — подаёт голос Муза, сдерживая печальную усмешку. Они помнили о важном для Стеллы дне, ибо именно тогда она не оставляла их в покое и заставляла помогать устроить свой праздник, а сейчас это лишь хорошее, тёплое воспоминание. — Просто не посчитала этот день уместным для торжества, что не скажешь о нашем божьем одуванчике. Ладно хорошо, проехали. Выглядишь действительно изумительно, Брендон бы оцен... — фея вмиг запинается и округляет глаза от осознания, того что чуть не сказала, если бы не толчок от Флоры в бок. — Всё в порядке, девочки, спасибо за внимание, — Стелла с теплотой улыбается и передаёт подарок от цветочной феи Одетт. Они располагаются на миниатюрных диванчиках, подоспела и Сейли с чаем на широком золотом подносе. — Ну рассказывайте, девочки, как у вас дела, мне безумно интересно. Особенно ты, Флора, мне не терпится узнать, как ты выживаешь с тем извергом. — Он не изверг, Стелла, — гуманно отрицает Флора. Прижимая ладони к чашке, она вздыхает и тихо шепчет. — Мы... Мы с ним затеяли игру. — Игру? — Муза удивлённо вскидывает брови, неправильно всё поняв и переглянувшись со Стеллой, что тактично промолчала, заглушив смешок ладонью. — Я неправильно выразилась, — поспешно исправляется смутившаяся фея природы. — У нас с ним идёт соперничество, некая борьба. Мы с ним заключили пари: если победит он, то я приму его, а если я, то он исполнит мое желание. Я пошла на этот поступок лишь из-за Лейлы и своей семьи, я бы сейчас всё отдала, чтобы хоть раз увидеть его, — Флора потупила взгляд и печально улыбнулась, ей удалось донести, что сделала на это вынужденно. — И какие именно правила вашей игры? — Стелла выглядела заинтересованной, забыв, на мгновенье, о собственной любви. — Я сделаю его мягче, а он меня увереннее в себе, — отвечает Флора, и фея музыки, не сдержавшись, тихо смеётся. — Он победит, несомненно, — убеждённо говорит она, усмехнувшись под недоуменный взгляд Флоры. — Не смотри на меня так, глупышка. Ты хочешь сделать самого злого и жестокого среди братьев всадника плюшевым мишкой, в то время как ему для победы требуется лишь сотворить из тебя уверенную девушку, которой ты, по сути, и являешься. Он обвёл тебя вокруг пальца, чтобы заставить полюбить, а ты повелась на это и после будешь вынуждена забыть о Гелии, — Муза пожимает плечами под тихое негодование Флоры. — Отнесись с пониманием и состраданием, Муза, — шикает на нее Стелла, беззлобно засмеявшись. — Не всем же повезло с всадником как тебе, милая. Морон относится к тебе так, словно ты какое-то чудо света, ценный артефакт. Даже позволяет видеться с Блум, даёт свободу... — Ризанд не такой? — Ризанд другой, — Стелла поджимает губы и ими же улыбается слабо. — Не такой, как Брендон. И как мне полюбить его, чтобы он вернул меня обратно домой? — Это их беспроигрышная тактика, — как самую очевидную вещь говорит Муза. — Я не полюблю Морона, останусь с ним и не вижу дом. Я его полюблю – уже не смогу от него отказаться и опять же останусь рядом с ним. В обоих случаях нет выхода. Они говорят, что у нас есть выбор, но его, на самом деле, нет. Они очень умны, их стратегия тонка и грандиозна. Я боюсь, мы не выстоим против них. — И что нам теперь делать? — тихо интересуется Флора. — Слушать свое сердце, — цитирует Стелла слова матери перед уходом. — А тебе, — Муза обращается к Флоре. — Не идти на поводу красноволосого тирана и попробовать сделать его божьим благословением, если такое вообще возможно. Попытка не пытка, как говорится. — Оставь меня, я волнуюсь за Блум, — сжав пальцами юбку, вздыхает Флора. — Мы-то вместе, а она совсем одна, не помнит ничего, наедине с Валтором. Я лишь молюсь, чтобы у неё всё было хорошо, чтобы она нас вспомнила и мы вместе решили, как быть. — Мало молиться, надо действовать! — Муза воинственно сжимает руки в кулаки, однако её боевого настроя никто не подхватывает. — Тебе легко говорить, твой всадник самый милосердный и безобидный, — усмехается Стелла. — Ривен-то не такой. На твоем месте, я бы к нему пригляделась. Тебя с Ривеном ничего не связывает, а вот с доброй душой Мороном может ещё что-то получится. — Не говори чепухи, Стелла, — отмахивается от неё Муза. — Я не хочу никаких отношений, особенно с Мороном. Я ещё не забыла, какие страдания он мне причинил, даже Ривен никогда бы не поступил так со мной. Мы ведь должны бороться с ними, а не пытаться полюбить... — Но мы должны, если хотим увидеть наши семьи и вернуться, хоть ненадолго, домой, — отрезает категорически Стелла, будто бы заняв пост лидера в отсутствие Блум. — Если мы сделаем что-то не так, то всадники могут разозлиться и сокрушить наш мир, не забывайте, что сила реликса даёт им преимущество над Драконом. Подождем и понаблюдаем, быть может, всё же есть какой-то выход, за это время и Блум вполне способна вернуться к нам, — задумчиво размышляет Стелла, поглаживая большим пальцем чашку. — А пока нам остаётся лишь играть по их правилам. Вычислять их сильные и слабые места, то что они любят или нет. Это может пригодится нам в будущем. — Игра против Богов слишком опасна, — тихо шепчет Муза, а после расплывается в широкой улыбке. — Но кто мы такие, чтобы от этого отказываться. Лёгкую, тёплую беседу между подругами разрушает вдребезги резкий, совершенно неожиданный детский плач, взявшийся будто бы иж ниоткуда. Феи поражённо замирают, переглядываются, стремительно поднимаются на ноги, прислушиваясь и пытаясь понять, откуда доносится этот звук, такой странный и незнакомый, от которого они совсем отвыкли. Пикси щебечут как безумные, чувствуя притяжение к возникшей в стенах этого дворца энергии, совсем слабой, еле ощутимой, но уже мощной и приятной до кончиков пальцев. Это ощущают и фрейлины, изумляясь не меньше, но действовать без разрешения фей не решаются. — Вы чувствуете эту энергию, девочки? — с придыханием молвит Флора и подруги замедленно качают головами. — Она исходит из улицы, — сконцентрировавшись, догадывается Стелла и резко распахивает глаза. — Нам надо проверить, быстрее! Феи с толпой фрейлин и порхающих над ними пикси с лютиком поспевают за впереди почти бегущей Стеллой, что, подобрав под себя платье, без труда ориентируется в своем изученном, знакомом дворце. Они чуть не сбивают ничего не понимающего дворецкого, игнорируют нескольких служанок и пухлую экономку, направляются лишь в одну точку ни на что не отвлекаясь быстрым, резвым шагом. Для фей коридоры и стены кажутся бесконечными, но тем не менее они уверенно следуют за Стеллой и в конце концов добираются до главных парадных дверей — стража сдержанным кивком приветствует госпожу и приглашает их на выход. Снаружи их обдает лёгким, прохладным ветерком, солнечные лучи ласкают их лица. Прямо перед Дворцом Власти стояли собственной персоной четыре всадника апокалипсиса — и, ужасающее и подвергающее в шок зрелище — на руках третьего ребёнок, ещё младенец. — Твой внебрачный ребёнок, Морон? — сузив глаза и сверкнув ими при свете дня, изгибает бровь Стелла и вместе с феями, оставив фрейлин и пикси позади, подходит к ним. — Несчастная безвинная, которую нам принесли в жертву, дорогая фея моего любимого брата, — усмехнувшись, колкостью на колкость отвечает Морон, с удовольствием наблюдая, как округляются рты и глаза фей. — И что вы собираетесь с ней делать? — с ощутимым беспокойством спрашивает фея природы. Огрон на её мягкость лишь качает головой. — Боишься, что пустим её кровь? — заранее зная ответ, интересуется Огрон. — Была бы она постарше, мы бы так и сделали. Но жертва невинного и чистого создания нам ни к чему, мы передадим её Фридриху, а дальше он сам знает, что с ней делать – отдаст в приют или вырастит сам. С любовью или насилием, для нас это не имеет значения. Но скорее всего он не станет с ней возиться и передаст приюту, а там, как правило, свои жесточайшие законы. — И его ты хочешь сделать мягким, — шепчет на ухо Флоры Музы, мгновенно получив лёгкий удар в бок. — Можешь отдать ее мне? — негромко и чуть неуверенно начинает Флора, заломив пальцы. — Она будет расти при дворе, обещаю, я буду хорошо о ней заботиться и любить... — Я не вытерплю ребенка в своем дворце, в особенности чужого и забирающего твое внимание к себе, — предельно понятно отказывается, не давая разрешение, Огрон, с некой неприязнью взглянув на затихшую от воздействия энергии фей девочку. — Тогда я заберу эту малышку, — внезапно выпрямившись, подаёт стойкий голос Муза. — Я знаю, какого это расти без матери, и не позволю, чтобы она стала вашей жертвой и мучилась в безжалостном приюте. Я хочу забрать её с собой, Мелани, Роуз и Тереза обязательно мне помогут. Как ты на это смотришь, Морон? — лишь ради приличия интересуется она, мысленно решив всё для себя. Морон же, в отличии от брата, решает поступить более разумно, расплывшись в широкой улыбке и понимая, что согласием лишь впечатлит фею и оставит более хорошее мнение о себе. — Ты можешь распоряжаться своим дворцом и приводить туда, кого хочешь, разумеется, зная меру, — под лёгкое удивление братьев соглашается он и с невидимой хитринкой усмехается. — Раз ты того желаешь, то почему я должен быть против? — Я ведь говорила, лучший из всадников твой, — как бы невзначай бросает Стелла так, чтобы её услышала лишь Муза. — Не мой он, — рявкнула она в ответ. — Они могут услышать, больше ничего не говори! — отмахнувшись от феи солнца как от назойливой мухи, фея музыки благодарно улыбается всаднику и осторожно берёт из его рук малышку, желая, получше разглядеть её и познакомится. К ней подключаются и Флора со Стеллой, но, как только малышка устремляет на них фиолетовые очи, сердца фей моментально замирают, а глаза их ошарашенно распахиваются, которым, они, собственно и не верят. Флора шумно ахает, прикрыв рот рукой, а Стелла быстро-быстро хлопает глазами, округлив рот и чуть было не уронив челюсть. — Я ведь не одна это вижу, дамы?... — шепчет с придыханием Муза, не отрывая поражённого взгляда от улыбающегося дитя. Всадники с любопытством наблюдали за их реакцией, мысленно гадая, догадаются ли феи обо всём или нет. — Она... Она... — Флора от переполняющих ее чувств не может подобрать слова, связать их и выдать нечто членораздельное. — Она похожа на Лейлу, — за неё отвечает Стелла на одном выдохе, с замедлением закивав. — А глаза... Глаза Набу! И энергия... Энергия, которая от нее исходит... Я ощущаю её, я чувствую её, она соединена с морским царством, она принадлежит ей. Это дочь Лейлы, это её ребёнок! Это крошка, моя милая крошка... — Стелла прикрывает рот рукой и смотрит на девочку с выступившимися слезами на глазах, даже не зная, как реагировать. Не так она представляла свою первую встречу с ребёнком одной из них, с первенцем следующего поколения их дружбы. — Нет, — вдруг опомнившись, отрицательно качает головой Муза. — Невозможно. Когда мы уходили, Лейла была всего лишь на первом месяце беременности. Прошло совсем мало времени, она не могла за это время родить ребёнка, нет. Это не их с Набу малыш, к тому же, у них, с большей вероятностью, мальчик, — Муза твердо верила в свои же предположения, пытаясь не смотреть в глаза девочки, ибо понимала, что если поступит так, то и сама поверит в то, что малышка принадлежит её лучшей подруге. — Но энергия... Энергия, что исходит от нее... — Стелла запинается, не представляя, как объяснить то, что хочет поведать, но подруги сами ее понимают. — Это обычная энергия, Стелла, — стараясь убедить подругу в правдивость своих слов, чеканит Муза. — Малыш Лейлы должен родиться через семь месяцев, к тому же, она не может сюда попасть. Это совсем другой ребёнок, и такой цвет глаз имеет не только Набу. Морон, — она обращается к всаднику. — Скажи, откуда вы подобрали эту малышку? — феи мгновенно переводят на него вопросительный взгляд. Братья переглядываются и читают что-то лишь им известное по глазам. — Этот ребёнок принадлежит этому миру, а не вашей подруге, — окончательно убедив фей и развеяв их сомнения как прах по ветру, заявляет всадник. — Мы действуем по договору и больше не вмешиваемся в дела вашего мира. — Неважно, чей этот малыш, — Флора мягко гладит девочку по головке и ласково ей улыбается. — Главное, чтобы ты хорошо о ней позаботилась, Муза. Я буду навещать вас и помогать всем тем, чем смогу. Надеюсь, этот ребёнок быстро к тебе привыкнет и ты заменишь ему родителей. — А вернуть их её им не является возможным? — внезапно спрашивает настойчиво Стелла. — Они провинились и принесли нам в качестве извинений в жертву свое дитя. На мой взгляд, в моем дворце ей будете лучше, нежели в их окружении, — гуманно замечает Морон, чем вызывает широкую улыбку феи музыки. — Если мы всё решили, то пора возвращаться, — всадник вскидывает ладонь и жестом приглашает с собой Музу, которая, нежно поглядывая на малышку, подходит к мужчине и встаёт рядом с ним. Фея музыки никогда не испытывала особой любви и привязанности к детям, но было у этой девочки нечто такое, за которое с безумием и остервенением хотелось цепляться — от неё исходила такая тёплая и родная энергетика, такая знакомая и содрогающая, что Муза уже не смогла от нее отказаться, чувствуя себя как дома рядом с ней, держа её. Она чувствовала в ней свою частичку и не понимала, из-за чего именно, да и разбираться особо не хотела, решив отдавать заботу и ласку столь милейшему созданию безвозмездно. Флора, замявшись, подходит к Огрону, не переставая поглядывать на девочку. — Подождите, — останавливает их Стелла. — Я хочу узнать, как её зовут... — Кайя, — приподняв уголки губ, отвечает Морон. — Её зовут Кайя. Всадники с её подругами растворяются в мгновенье ока, и Стелла, не обращая внимание на Ризанда, возвращается обратно во дворец чтобы отметить годовщину их с Брендоном отношений в одиночестве, не замечая, как о чем-то переговариваться сзади фрейлины и всадник.

***

— Бедная госпожа... — с грустью в голосе шепчет Одетт, вместе с фрейлиной и пикси наблюдая, как светловолосая фея в скорбном одиночестве ест торт, который ей готовили несколько часов повара. Все знали, что что-то с ней случилось – с самого утра она вела себя странно, приказав дворецкому раздобыть ей какой-то подарок, умоляя Джона попробовать отправиться в другой мир и проверить, всё ли хорошо с одним парнем, попросив у поваров одну бутылку шампанского. Ближе к вечеру она, будто бы, перестала сдерживать эмоции, с красными глазами запивая торт алкоголем и не осознавая, какую боль причиняет ничего не понимающим фрейлинам. К счастью, на помощь к ним приходит пикси любви. — Она, наверное, скучает по Брендону, — тихо, боясь что её услышать, произнесла Амур. — По кому? — хмурится Софи. — По её парню, — заместо Амур отвечает Локетт достаточно звонко, отчего мгновенно получает ударом в бок от другой пикси. — Все наши феи нашли свою любовь, но ваши наездники разлучили их с ними. Это ведь ужасно! — Ужаснее то, что этот страшный наездник заставляет мою бедную Стеллу полюбить его, — качая головой, щебечет Амур. — Так ведь нельзя, это против природы! Любовь это чудесное, прекрасное, великое чувство, и его нельзя насильно вызвать, надо прочувствовать, ощутить связь и... — Мы поняли, Амур, — обрывает её Одетт осторожно. — Тем не менее, мы должны пойти и поддержать её. Что ты стоишь как лиловый дуб, Софи, идём! — шикает она на подругу и вместе с ними аккуратно подходят к принцессе. — Лиловый дуб? — не понимает Амур. — Магическое дерево, живущее вечность, — объясняет мило Дейзи. — Кстати, там и живут лютики. Пикси понятливо кивают и вместе с лютиком подлетают к Стелле. Софи и Одетт садятся рядом с ней, Амур и Локетт прямо на стол, Дейзи – на плечо. От такого большого количества внимания к себе Стелла еле сдерживает слёзы и поочередно суёт в рты пикси и лютика ложку с тортом, однако попить шампанское не даёт. Останавливается она тогда, когда Софи внезапно кладёт ладонь поверх её, вынуждая госпожу посмотреть на себя. — Что происходит с вами, миледи? — с искренним волнением спрашивает Софи, чуть подавшись вперёд и пронзительно заглядывая в глаза феи. — Амур упоминала о каком-то Брендоне, это связано с ним? — осторожно углубляется Софи, чувствуя, как вздрагивает принцесса. Они замечают, как Стелла бросает взгляд полный упрека и недовольства на маленькую пикси, которая безмолвно извиняется и опускает голову. — Она беспокоится за вас, миледи, — вмешивается Одетт, выгораживая пикси. — Как и мы. Прошу вас, моя леди, не замыкайтесь в себе. Мы ведь для вас не чужие, то, что вы скрываете свои чувства от нас, доставляет нам боль. Вы до сих пор не поняли, что мы готовы в любой момент поддержать вас и помочь с чем угодно? — её слова всё же действуют на Стеллу, которая тяжело вздыхает и поглаживает Дейзи по щеке. — Амур права, это связано с Брендоном, моим бывшим парнем, — это осознание даётся ей с трудом, Стелла сглатывает и тихо, бесшумно вздыхает, моргая и этим самым пытаясь отогнать слёзы. — Это наша первая годовщина, которую мы провели не вместе. Я знаю, что он страдает. Вы не видели, как он отчаянно цеплялся за меня, был готов противостоять моему тирану. Я... Я хотела облегчить его потерю, поэтому усыпила его, но он все равно проснулся и погнался за мной. Я велела ему найти другую, но он, наверняка, не послушает меня и продолжит хранить тоску в своём сердце, как и я. А ещё труднее сделать выбор между ним и моим миром. Ризанд поставил мне условие, не понимая, какую ненависть во мне он зажёг, — Стелла на мгновенье замолкает, видя, с какой внимательностью слушают её Софи с Одетт. От правды они не удивляются, их сочувствие и сожаление лишь возрастает в несколько раз. — Я не хочу смешивать эту вселенную и свою, поэтому ничего вам не говорила. Не подумай, Одетт, я доверяю вам, но... Просто я из другого мира. Мы должны это помнить, — светловолосая фея смотрит на двух пикси и ласково гладит Локетт по голове. Та, благодаря постоянному вниманию Амур и Стеллы, реже скучает по Блум и больше не тоскует так сильно, как раньше. — Вы очень сильная, миледи, — зная, что и когда говорить, улыбается Одетт. — Я бы не вынесла, разлучи меня и мой дом. Но вы справитесь, я верю в это. Вы обязательно справитесь и не потеряете себя. — Но как мне кажется, вы должны отпустить его, — негромко, но неуверенно произносит Софи, слабо улыбаясь. — Вам больно, моя леди, так устраните источник этой боли. Мне легко говорить, я знаю, но вы просто попробуйте и знайте, что мы всегда с вами, — не сентиментальная, но достаточно чувствительная Софи порывается и обнимает госпожу, ощутив, как слёзы брызнули из её глаз. Одетт, не оставшись в стороне, тоже к ним присоединяется, как и пикси с лютиком. Они пытаются утешить и успокоить госпожу, в то время как она просто дала себе слабину, плача и выпуская всю боль, тоску, печаль. Их идиллию разрушает появившаяся в покоях Сейли, которая, несколько минут наблюдая за зрелищем и тоже пустив слезу, шмыгает носом и подаёт дрогнувший голос. — Моя леди, — Сейли стушевалась под таким количеством внимания. — Властелин вызывает вас к себе... одну. Стелла вздыхает несколько раз и кивает, поблагодарив. Софи и Одетт с улыбкой приводят ее в порядок, смотрят поддерживающе, ободряюще сжимают плечо и ладони. Стелла поднимается с места, выпрямляет плечи и возвращает былой стат, словно не она только что проливала горькие слёзы. Покидая покои, она не замечает печальные взгляды фрейлин и пикси. Несмотря на вечер, медленно пересекающую в глубокую ночь, во Дворце Власти довольно светло. Коридоры освещены ярким светом, приятным и тёплым. Стелла мысленно решила, что этот дворец гораздо красивее и величественнее её дворца в Солярии — здесь, как ни странно, уютно и хорошо, тут непроизвольно возникало чувство безопасности, чувство родного дома. Малая роскошь в коридорах лишь дополняла эту красоту, как и добродушные люди в нём — Дворец Власти был идеальным, настоящей мечтой и поистине одним из самых прекрасных мест, который ей довелось увидеть. Во дворце имелся даже её личный, собственный портрет, висящий рядом с портретом всадника как символ господства и величия, как власть над дворцом и сила над целой вселенной. Стелла призналась, что на нём она выдалась удачно — настоящая богиня Тессериса. Стража, завидев её, почтительно кланяются и распахивают перед ней дубовые двери. Своим светом и внутренним сиянием она, кажись, озаряет всё помещение, дополнял всё великолепный образ. Пройдя вовнутрь, она натыкается на, непосредственно, всадника и двух мужчин — один Джон, другой Грэхем и именно он первым опускает взгляд, не смея разглядывать её. Выглядел он под все стандарты красоты своего времени — темно-каштановые волосы, тёмные, добрые глаза, средний, ближе к высокому рост и крепкое, подтянутое тело. Грэхем — последний из двух лучших и верных приближенных Ризанда. В отличии от весёлого и улыбчивого Джона, Грэхем тих, спокоен и немногословен. Он всегда знает, как себя вести и что сказать, за что и получил свою должность и расположение всадника. Учтивый, чуткий и вежливый — он отличался особой внимательностью к мелочам, природной пронзительностью, чистотой души и характера. Всегда готовый поддержать и помочь, он понимал юмор и давал дельные советы. Грэхем мог быть и добродушным наставником, и сильным воином – он быстро нашел общий язык со Стеллой и относился к ней с большим почтением, с большой любовью. Он был одним из лучших людей в окружении Стеллы наряду с Джоном, который, в свою очередь, был чуть близок к Ризанда, чем Грэхем. Мужчина, особенно верный, любил и любит лишь одну женщину – прелестную Лианну. Узнав это, Ризанд был готов свести их, но Лианна наотрез отказалась, любя и оставаясь преданной лишь всаднику. Грэхем наседать не стал и по-прежнему относился к Лианне с должным уважением, втайне сгорая от любви к ней, безмолвно мучаясь от своих чувств и на людях оставаясь сдержанным, улыбчивым мужчиной. — Принцесса, — Джон широко улыбается и кланяется. — Ваше великолепие, — Грэхем же, больший джентльмен, сдержанно целует тыльную сторону ладони госпожи. — И вам привет, мальчики, — она улыбается им искренне, смотря с теплотой и делая вид, что не замечает Ризанда. — Оставьте нас, — приказывает всадник и его подчинённые повинуются. Оставшись наедине, Ризанд, как ни в чём не бывало, садится на просторное кресло с дорогой красной обшивкой и наливает в себе стакан жгучей золото-оранжевой жидкости, этим же желая расслабиться и приглашая свою фею сесть напротив него. Он предлагает ей выпить с ним, но Стелла, из алкоголя предпочитающая только вино и шампанское, тактично отказывается. Какое-то время между ними царит молчание, отчасти из-за того, что Ризанд наслаждался алкоголем. Стелла терпеливо его ждёт, пока всадник, поняв, что тишина между ними затянулась, слегка хриплым голосом начинает: — Мне не нравится, что тебя отодвигают на задний план, любовь моя. Стелла от резкого заявления опешила, непонимающе нахмурившись. — Извини? — Ты всегда на втором плане, лунная любовь, — как очевидное говорит Ризанд, покачивая стаканом в руках. — Я долго наблюдал за тобой, достаточно долго. Я знаю, что ты способна на большее, что в тебе потенциала и умелости гораздо больше, чем ты того представляешь. Тебя держат как запасной вариант, недооценивают, считают недостаточно сильной, не воспринимают всерьёз, не знают масштабы, которые тебе под силу. В этом, отчасти, есть и твоя вина. Моя яркая звезда, ты сама не понимаешь всю грандиозность собственных сил, собственной мощи. Солнце это жизнь, луна как смерть, звёзды – связующее их звено. Вместе с ними или раздельно – твоя сила способна возродить и погубить вселенную, они и мир, и хаос в одном воплощении. Как жаль, что ты этого не осознаешь, — Ризанд знал, что говорил, качая головой и вздыхая под недоумение Стеллы. — Они не сделали тебя злодеем только потому, что будь им, ты была бы непобедима. Злодеи больше героев осознают свои силы и потенциал. А ты... Ты живёшь в неведении, в тени своей героической подруги. Я же хочу, чтобы ты стала гораздо сильней, чем являешься на данный момент, открыла в себе все способности и перешла на более продвинутый уровень. — Я искренне не понимаю, о чем ты говоришь и что хочешь донести, Ризанд, — в открытую признается Стелла. — Мои силы... Какое тебе до них дело? Все знают, что я не слабая фея, и нет, ты ошибаешься, я не запасной вариант и не второй план. — Разве? — брови всадника удивлённо приподнимаются. — Не тебя ли считают заносчивой и высокомерной принцессой, помешанной на моде, а не на саморазвитии? — Они неправильно меня понимают, — Стелла всячески выгораживает всех тех, о которых упоминает Ризанд. — Я сама складываю такое впечатление о себе. О моих силах и способностях прекрасно знают и их ценят, поэтому я не понимаю, в чем твоя проблема. — К тебе относятся так, словно у тебя нет сердца, любовь моя. Стелла замирает от столь резкого и точного заявления, а после, потупив взгляд, закусывает нижнюю губу и сжимает пальцами изумрудную ткань. — Я с тобой, мое солнце, а не кто-либо другой. Я помогу тебе, я поддержу тебя и сделаю всё ради твоего счастья, твоей безопасности, силы и могущества. Ты можешь доверять мне, ибо я желаю тебе лишь самое хорошее, что может быть, и, заметь, я не только желаю, я собственными руками подарю тебе это, создам, если потребуется, из ничего, — чистосердечно признается всадник, пристально всматриваясь в сверкающие при здешнем свете янтарные глаза. — Я помогу тебе развить твои силы и способности, я сделаю из тебя абсолютно могущественную фею и великую воительницу. Они пожалеют, что плохо о тебе думали, неподобающе относились, они, я обещаю, станут абсолютно ничтожными и слабыми по сравнению с тобой. Они будут уважать тебя и бояться, почитать и восхищаться. Я приложу для этого максимум усилий и даже больше. Тебя не отодвинут на второй план, не сделают второй и запасной. Ты будешь стоять на равне с Блум, твое имя прославится лишь в хорошем ключе на оба мира. Благодаря нам, ты и твои подруги превратитесь в легенды. Я сделаю всё ради тебя, если ты попросишь, и помогу полностью понять силы в тебе, только, прошу, вложи свою руку в мою и доверься мне. — Я не могу, — отрицательно качая головой, шепчет Стелла. Ризанд был готов к такому ответу больше, чем к положительному. — Это предательство. Я предаю не только их и его, но и саму себя... — Их? Они не относятся к тебе как ты к ним, мой солнечный луч, — Ризанд мягко улыбается. — Только ты думаешь о них, о своем предательстве, которого на самом деле нет. Как ты можешь быть убеждена, что тот, которому ты по-прежнему верна, отвечает тебе тем же? Он не знает, что ты здесь думаешь о своей ему преданности, но зато сам он волен делать всё то, что хочет, в том числе – завести новую пассию. — Не говори чепухи! — вдруг восклицает фея солнца, скрипнув зубами под спокойную усмешку всадника. — Я сама попросила Брендона начать новую жизнь без меня, не жить с пустыми воспоминаниями обо мне и желанием исправить то, что невозможно. Я сама дала ему разрешение, поэтому ты не можешь манипулировать мною им! — Быть может, ты и разрешила, — компромиссно замечает Ризанд. — Но это аморально. Твоему уходу нет и года, я не говорю уже о нескольких месяцах. Неужели его любовь к тебе настолько слаба, что он за несколько недель забыл о тебе и променял на другую? — изогнув бровь, осторожно спрашивает он и слабо, но довольно ухмыляется. — С чего ты взял, что он вообще завел себе отношения? — с раздражением прошипела Стелла, метнув в него недовольным взглядом. — Я уверена, мой Брендон не может найти мне замену так быстро! Он думает обо мне, пытается найти выход, я это чувствую. Но если он хочет найти себе в будущем девушку и обречь повторную любовь, я не буду против, у меня попросту нет на это права. В конце концов, на мне свет клином не сошёлся. — В тебе есть поистине детская наивность, мой лунный свет, — тихо засмеявшись, мужчина качает головой и допивает жидкость в своём стакане, после чего, поднявшись на ноги, даёт ладонь сидящей фее, предлагая ей встать. Стелла неуверенно кладёт свою в его и позволяет всаднику вести себя. Ризанд останавливается возле деревянного стола, на которым покоился небольшого размера шар, который, Стелла уверена, имеет способность видеть всё то, что хозяин пожелает в настоящем времени — такой же имелся у Гриффин и Фарагонды. Всадник взмахивает рукой и шар мгновенно загорается ярким фиолетовым светом под тихий вдох солнечной феи. — Ты хранишь ему верность, даже нарядилась на вашу годовщину, — будто бы не своим, шипящим, дурманящим, кружащим голову голосом шепчет Ризанд, указывая на предмет, в котором моментально возникает картина. — А что делает он, мой свет? Весь мир, казалось бы, сужается до этого момента, до этого пространства и времени. В помещении словно вспыхивает ядовитый, невидимый дым, в голове, напоминающей пчелиный улей, звенит на повторе тихий и сбивающий с пути голос всадника, голос настоящего дьявола, искусителя, кукловода. Стелла цепенеет, чувствуя, как всё тело покрывается дрожью, а сердце, совершив резкий и болезненный кульбит, затихает и замирает, остановившись и не подавая больше признаки жизни. Шар показывает ей, как приговор, её любимого, родного Брендона в окружении какой-то девицы, до боли напоминающей её — идеальная, на первый вид, замена, её жалкий двойник и ничего не стоящая копия. Стелла не замечает и не ощущает, как глаза наполняются слезами, а грудь болезненно сдавливает что-то очень тяжелое — Ризанд, наблюдая за этим зрелищем, не сочувствует, нет. Он едко, удовлетворенно улыбается, но, охваченная своей болью, Стелла этого не замечает. — Твоя верность сильнее моих способностей и возможностей, — окружая Стеллу со всех сторон и пользуясь её бесполезностью, тихо произносит Ризанд. — Ты чуть было не поставила свою преданность выше своего мира, своего дома, а чем отплатил тебе этот лжец? Девушкой, похожей на тебя. Не унижение ли это для любящей, а особенно для принцессы? Моя милая, ты достойна лучшего. Тебя не было всего-то пару недель, а он уже забавляется алкоголем и прекрасной дивой. За эту любовь ты так отчаянно цепляешься, свет мой? Эта любовь так тебе дорога? — Нет... Нет, невозможно... — Стелла отшатывается и изображение в магическом шаре гаснет как по щелчку пальцев. Ризанд молча наблюдает за тем, как фея моргает, пытаясь отогнать слёзы, и судорожно дышит, стараясь успокоить трясущиеся руки. Она поднимает на него неверящий взгляд и голосом, болезненным и дрогнувшим, отвечает. — Это не правда, твой шар лжёт! Он не мог поступить так быстро, я думала, я ведь думала... Нет, это ложь, я не верю! — Ты предсказуема, моя любовь, я ожидал, что ты выдашь нечто подобное, — вздыхает Ризанд и неожиданно подаёт ей ладонь. — Ты хочешь ненадолго вернуться домой и убедиться во всём сама? — выдаёт он резко, видя, как удивлённо расширяются глаза феи. Та шмыгает носом и часто-часто кивает, мгновенно вложив свою ладонь в его без раздумий. — Ты вызовешь водоворот? — тихо спрашивает Стелла, в ответ получая отрицательный кивок. — Мы можем перемещаться и без водоворота, милая, — мягко поясняет он. — А прибыли мы в первый раз с ним для пущего эффекта. Полагаю, у нас получилось создать стоящее впечатление. Ризанд тепло ей улыбается и прижимает фею ближе к себе, опечаленная и обеспокоенная, она совсем не придает этому значения, не смущается тепла чужого тела и еле удерживается от того, чтобы найти в нём утешение и успокоение. Перемещение проходит в мгновенье ока — Стелла даже этого не почувствовала. Её ослепила яркая вспышка света, внутренности будто бы перевернулись, а разум на долю секунды отключился. Резко распахнув глаза и восстановив сбившееся дыхание, она поражённо понимает, что светлые апартаменты всадника сменились открытой, живой площадью, зелёной и слегка прохладной, а главное — родной и знакомой. Стелла невольно улыбнулась, почти что радостно засмеялась — она узнает, ощущает здешнюю энергию, ту, которая принадлежит лишь ей миру, ту, с которой она росла и которую она на протяжении всей жизни чувствовала всеми фибрами тела и души. Она лихорадочно оглядывается и видит, что это — её дом, отличающийся от Тессериса; знакомый лес, знакомое небо, знакомые поля, луна и звёзды. Даже воздух здесь был совсем другой, более чистый, приятный и любимый — сущность феи вырывалась наружу, Стелле хотелось расправить крылья и облететь весь свой мир, который она раньше не ценила так, как нужно. Ризанд, за ней наблюдая, улыбается, с какой детской радостью и восторгом Стелла улыбается и как небывало ярко её глаза горят. — Ты скучала по своему миру, ты никогда не сможешь его забыть потому, что тебя будет к нему тянут до конца твоей жизни, — Ризанд говорит тихо, так же, как колышет слабый ветерок. — И я предоставляю тебе эту возможность, я не стану разлучать тебя с этим местом, с этим миром насовсем. Тебе лишь требуется разлюбить того поганого лжеца. Радость снимает как рукой. Улыбка спадает с лица, глаза потухают, тело напрягается. Ризанд качает головой на изменения в фее и, взяв осторожно её руку, уводит её в лишь ему знакомом направлении. Стелла же с удивлением замечает, что это не Алфея, даже близко не похоже на местоположение её школы. Перед феей разворачивается странная картина — немалых размеров пристройка, чем-то напоминающая специализированный лагерь. Она также изумляется тому, что никто её не видит, не ощущает, будто бы проходя сквозь неё. Фея устремляет на всадника вопросительный взгляд и в глазах его всё читает, находят ответы на свой вопрос — он сделал их невидимыми. Не успев зациклить на этом акцент, Стелла, ведомая всадником, не замечает, как и когда испаряются люди и всё её внимание сужается до одного, знакомого объекта. — Брендон... — шепчет она со слезами на глазах, и, вырвав руку из хватки всадника, идёт как зачарованная ему навстречу. Ризанд остаётся стоять на месте и не даёт понять, какую боль ему причиняет такой вид своей избранницы. Стеллу останавливает лишь следующим шагом образованный силуэт девушки, похожей на неё от цвета волос до строения фигуры. Ризанд выравнивается со Стеллой и не хочет видеть катящиеся по её лицу слёзы. — Он променял память о тебе на девицу и выпивку, золотце, — шепчет мягко всадник. — Так ещё и похожую на тебя. Это ли хваленая верность, это ли его к тебе уважение и чувства? — Пожалуйста, прекрати... — задрожавшим голосом просит Стелла. — Ты делаешь мне больно... — Не я делаю тебе больно, а он, — отрезает всадник, качая головой. — Я же лишь открыл тебе глаза. Стелла зажмуривает глаза и шумно вздыхает обжигая лёгкие, когда Брендон, внезапно подавшись вперёд, с особым желанием и рвением прикасается губами к губам незнакомки. Он целует её с неправильной страстью, с, казалось бы, настоящей любовью, а девушка, словно подтверждая отношения между ними, отвечает, подаётся навстречу, прижимается так, как раньше делала солнечная фея. Стелле хочется закричать и окликнуть парня, но к горлу подкатывает противный ком, грудь сжимает нечто тяжёлое, а ноги становятся ватными, совсем слабыми, да и он, с большей вероятностью, не услышит её. Слёзы катятся по щекам — одобряя его следующие отношения, она и представить не могла, что то, что было между ними, стоит лишь пару недель, да и он обещал хранить ей верность и пытаться вызволить из того мира. Помощь приходит совсем из ниоткуда — Ризанд притягивает солнечную фею ближе к себе, прижимает её к груди, делится с ней своим теплом и заботой, утешая и успокаивая, давая понять, что он рядом, что он здесь и обязательно поможет. Всадник мягко поглаживает её по волосам и лопаткам, позволяя фее проливать слёзы на его одежду и выплескивать все эмоции, всю боль. Стелла впервые сама тянется к мужчине как к спасательному маяку, ищет хоть какую-то поддержку и находит её; на данный момент он кажется единственным человеком, способным её понять. Впервые она чувствует искреннюю любовь и ласку, исходящие от него, и сама позволяет им окутать себя, утешить и помочь. Ризанд, со всей мягкостью отодвинув её от себя, большим пальцем стирает её слёзы и, взяв за руку и не позволяя дальше лицезреть акт предательства, уводит в совершенно противоположном направлении, видя и чувствуя, как послушно и слепо следует за ним преданная, подавленная фея с разбитым сердцем. Сильный, словно недовольный, осуждающий ветер проходит по двум телам, останавливая их, как только всадник с феей покидают место, ставшее неправильным. Звук пощёчины, ушедшая на достаточно большое расстояние Стелла, не слышит, как и то, что оставшись один Брендон бредит, зовёт её и просит прощение. Внимание Стеллы привлекает совсем другое — два силуэта под покровом ночи и тенью деревьев. Отдаленные от всех, скрытые заботливо растительностью, оставшиеся в тишине и наедине — Стелла, приглядевшись, ахнула, узнав в силуэтах собственных родителях, и, что важнее, держащихся за руку и смотрящих друг на друга отчётливо с любовью. Лунный свет покровительственно на них падал, и причиной слёз Стеллы стал теперь совсем не Брендон, а её же семья, наконец-то воссоединившаяся. Радиус и Луна, в своих традиционных одеждах, прижимались друг к другу, делясь теплом и любовью. Виском женщина прижималась к плечу бывшего мужа, не оставляя между ними и миллиметр, в то время как он поглаживал её локоть с расслабленной улыбкой на губах. Даже их еле слышно дыхание звучало в унисон — сейчас они были одним целым, наконец-то в мире и согласии спустя столько лет боли, слёз и непонимания. Они обрели ту любовь и то взаимпонимание, которые всегда хотела видеть и маленькая, и взрослая Стелла. — Их сплотила и свела потеря дочери, свет мой, — возникнув сзади, мягко шепчет всадник. — Они поняли, что им нельзя порознь. Вместе они переживают утрату, ты, потеряв одно, обрела другое. Ты свела их, любовь моя. — Это сделал ты, забрав их дитя, — качает отрицательно головой Стелла и внезапно улыбается, слабо, но искренне. — Ты же и разлучил меня с Брендоном, тем самым открыв мне глаза, — фея солнца смотрит на него с неожиданной благодарностью и впервые за столь долгое время улыбается ему без единой колкости. Она отрывает от него взгляд и переводит на родителей, осторожными, но уверенными шагами к ним приблизившись. Стелла несколько минут пронзительно вглядывается в их спокойные, умиротворённые лица, после чего её лицо озаряет неширокая улыбка. — Я давно не видела их... вместе. В смысле, действительно вместе. Раньше они могли провести и десять минут в компании друг друга без ругани и раздражения, а сейчас они обнимаются и, вероятно, думают обо мне, не представляя, что я рядом с ними, — она с горечью усмехается, пальцами потянувшись к лицам родителей. У нее, как и ожидалось, не получилось, пальцы прошли сквозь них – в своём мире она была призраком. — Ты должна быть спокойна, зная, что твои родители не раздельно, — подмечает Ризанд, получая в ответ согласный кивок. — Ты сможешь в будущем увидеть их, я обещаю. И навестить свое родное королевство, сегодня мы не успеем, время поджимает. Идём со мной, любовь моя, — он протягивает ладонь фее в приглашающем жесте. — Ризанд... — с трудом переведя взгляд с родителей, Стелла смотрит на него неожиданно мягко, с еле видимой улыбкой. — Я хочу, чтобы ты мне помог. Если так я смогу видеть свою семью вместе, то я согласна быть тебе другом, — искренне признается она и неловко давит улыбку. Уголки губ Ризанда приподнимаются – это его маленькая победа, небольшой шаг по достижению к своей цели, уже хоть какой-то прорыв. Фея солнца и луны вкладывает свою ладонь в его и прижимается к телу всадника, который, вдыхая прекрасный аромат её волос, наслаждается несколькими секундами перемещения, мгновением близости и единения. Локации изменяются моментально, не дав светловолосой фее опомниться, глазом моргнуть. Растительность и живность сменяются яркими безжизненными апартаментами всадника, вызывая чувство временного непонимания, непринятия. Ризанд, видимо, порядком привыкший к такому, как ни в чем не бывало наливает себе выпить, в то время как Стелла оставалась стоять на месте и хлопать глазами, пытаясь осознать, что она больше не в своём мире, что это мгновенье уже прошло и она не успела вдоволь им насладиться. Хоть как-то придя в себя и посчитав, что делать ей здесь больше нечего, Стелла, не спрашивая разрешения, направляется в сторону выхода, но в то же мгновенье останавливается негромким голосом Ризанда. — Не забывай о том, что увидела и услышала, милая, — он, вероятнее всего, улыбается. — Спокойной ночи и до завтра, мой лунный свет. Стелла решает на это ничего не отвечать, молча и бесшумно покинув покои покачавшего головой мужчины. Весь путь до своей комнаты и, казалось бы, нескончаемые коридоры она преодолевает в состоянии, будто бы, гипноза, чем-то завороженная, задумчивая, витающая в собственных мыслях и размышлениях. Грудь по-прежнему сдавливает, а сердце обливается кровью от одного лишь воспоминания о том, что случилось под простором ночи и присмотром темных деревьев — о том, как Брендон в кротчайшие сроки нашёл ей замену, забыв о своих, на первый взгляд, правдивых обещаниях. Тело, всё понимающее и заботливое, само ведёт её в нужном направлении, в то время как в голове поселился словно рой пчёл, вызывающий хаос, непонимание, смесь самых различных чувств. Стелла больше не контролирует себя — не чувствует, как по щекам катится слёзы от увиденного ужаса или расплывается улыбка от знания того, что с её родителями всё в порядке. А в какой-то момент вообще возникает желание не жить и существовать, заснуть и забыться вечным сном, больше ничего не чувствовать и знать, стереть себя память и стать совсем другим человеком. Стелла сходит с ума от такого количества мыслей, чувств, эмоции в своих разуме, душе и сердце, она ощущает, что на грани погибели, равнодушия, конечного уровня стресса. Она не выдерживает это, её тело и сознание не выдерживают такую резкую нагрузку. Стелла всегда утверждала, что она — далеко не слабая фея, но, в конце концов, оказалось, что её так легко сломить и сломать. Разбить вдребезги, на мелкие кусочки, как хрупкую фарфоровую статуэтку. Такой подавленной, не понимающей саму себя, уязвимой и жалкой она никогда не была, отчего хотелось закрыть лицо руками и зареветь. Ей много чего хотелось, но единственное, на что она способна, так это медленно осесть на пол на половине пути и спрятать лицо в коленях, позволяя себе слабину, а тем, что внутри, — волю и свободу, которых у неё самой нет. — Какова жизнь. Стелла вздрагивает от совершенно резкого женского голоса, принадлежащего той, которую фея хотела бы видеть последней. Она не поднимает заплаканные, красные глаза, не скрывает дрожь, что нещадно её бьёт, больше не волнуется о том, какой она выглядит в чужих глазах — сильной или слабой. Стелла не реагирует, мысленно просит оставить её в покое, но Лианна, возникшая рядом с ней, отступать и уходить не собиралась. — Как ты справилась с этой болью, Лианна? — вдруг спрашивает у нее Стелла, повергнув девушку в лёгкий шок. Осознав её слова, Лианна вздохнула и посмотрела на неё внимательно, со слабым сочувствием и сожалением. — Вы напоминаете мне меня, миледи, — в её голосе проскальзывает смешок, но беззлобный, совсем не издевательский. Лианна садится перед на корточки, невольно вынуждая Стеллу посмотреть на нее – как всегда идеальная, беспристрастная, невозмутимая. Казалось, ей невозможно причинить ей боль, она никогда не бывает слабой и беспомощной. Холодное фиолетовое платье, горящие темные волосы – во всем её виде проскакивает стат, величие, стойкость и выносливость души и тела. Настоящая представительница голубых кровей и богатого происхождения. — Вам больно, миледи, я вижу это по вашим глазам. Что сделал тот, которому принадлежит ваше сердце? То, что сделал по отношению ко мне Ризанд? — создалось ощущение, что Лианна и без того знала ответ на свой вопрос, спрашивая лишь для приличия. — Тебе было так плохо, Лианна? — негромко спрашивает Стелла, шмыгнув носом. — Ты испытывала такое жгучее чувство ненависти, когда впервые увидела меня? Сейчас я вспоминаю, как стойко ты держалась, когда врезалась в меня, я бы так никогда не смогла. Я бы... Я... — Уничтожили её, миледи? Полно, — Лианна слабо усмехается и качает головой, бесшумно втянув носом воздух. — Узнав о том, что Ризанд сходит с ума по другой, я испытала гнев, ужасающее, сильное чувство ненависти. Я разбушевалась, понимала, что могу стереть эту незнакомку в порошок. На меня наплевали, унизили, оскорбили, и тогда я мало держалась, не была такой стойкой и выносливой, как вы думаете. А потом, увидев вас в тот день, я, абсурдно, поняла Ризанда. Вы – благородная принцесса, сильная фея и просить красивая девушка. Меня охватили ревность, зависть, давило ощущение собственного поражения. Я винила во всем вас, пока в какой-то момент не поняла, что ни я жертва, а вы, — Лианна неожиданно улыбнулась. Это был первый раз, когда фея солнца и луны видела улыбку Лианны. — И я больше не могла вас ненавидеть. Злиться, печалиться, завидовать – да, но никак не ненавидеть. Мне хватило ума осознать, что причинили мне боль совсем не вы, — Лианна задумалась, а после добавила. — Только вчера я плакала тому, что Ризанд променял меня на вас, а теперь и вам изменили, моя леди, с другой, в которой вы видите ту, что видела в вас я. Но вы не заслуживаете этого, миледи, я этого не заслуживаю. Судьба поистине странная и непредсказуемая, не так ли? — Ты сильно любила его... Ризанда? — тихо интересуется Стелла. — Я и по сей день люблю его до безумия. До покраснения щек и дрожи в коленях, — она покачала головой и поджала губы. — И, кажись, буду любить его до самой смерти. Моя верность непоколебима, мои чувства неоспоримы. Но, в отличии меня, Ризанд никогда не давал мне обещаний о любви до гроба, не клялся и не признавался мне в чувствах. Я сама себе всё выдумала, знала, но не хотела понимать, что ради него я всего лишь развлечение, способ отвлечься от мыслей о вас. Я сама согласилась стать его любовницей, ушла из дома и последовала за ним, сочинила нам нелепую историю любви, сама же обожглась, разочаровалась и испытала боль. В моём состоянии виновата я сама, а не вы и Ризанд, — она закусила нижнюю губу, на долю минуты прикрыв глаза и предаваясь воспоминаниям. — Я не изверг и не варвар, моя леди. Я не равнодушная и не бесчувственная, просто у меня не было сил относиться к возлюбленной моего возлюбленного хорошо. В какой-то степени, я тоже слабая. — Он обещал мне, Лианна, — вновь на грани истерики, всхлипывает Стелла. — Мы с ним прошли сквозь огонь и воду, вместе преодолели бесчисленное количество преград и трудностей! Он клялся мне в любви и верности, обещал, что вернёт меня! Знаешь, перед своим уходом я сама наказала ему найти другую и вновь стать счастливым, — признается под чужое удивление Стелла и ладонью стирает мокрые дорожки с щек. — Но я и представить не могла, что он способен забыть нашу любовь за несколько недель. Он ещё и завёл отношения с девушкой, похожей на меня. Это унижение, Лианна, скажи мне?! — Это жизнь, моя леди, — успокаивающим тоном отвечает Лианна. — Люди приходят и уходят, самые выдающиеся истории любви гаснут и стираются с памяти. Люди, которых мы знали совсем другими, меняются и преображаются. Это – закон жизни, такова природа, миледи, мы ничего не можем поделать, — фрейлина сочувственно вздыхает и слабо улыбается. — В одно мгновенье, рано или поздно, боль забывается. Она проходит, буря в вашей душе обязательно пройдет. Просто нужно потерпеть и подождать, миледи, боль отступит, вам станет легче и всё вновь будет хорошо. — Все так говорят, — усмехается Стелла. — Но хорошо так и не становится. — Вы устали, миледи, — Лианна заботливо улыбается. — Пойдёмте, я проведу вас до ваших покоев. — Тебя, Лианна, — Стелла смотрит на нее мягко влажными глазами. — После такого разговора формальности между нами неуместны. Лианна помогает солнечной фее подняться на ноги, позволяет ей использовать её в качестве опору. Таким положением они неспеша, медленно и в полной, спокойной тишине добираются до комнаты принцессы — путь не занимает много времени. В покоях Стеллу ждали взволнованные фрейлины, которые, увидев её прижатой к Лианне, чуть не потеряли дар речи, уронив челюсть на пол и выпучив глаза от удивления. Не позволив им себя смутить и игнорируя их, Лианна как ни в чем не бывало помогает Стелле снять с напряжённого тела тяжёлое зелёное платье. Оставшись в приличном нижнем белье, фея самостоятельно укладывается на кровать, давая Лианне распустить собственные волосы и вынуть из них тиару. Сняв в феи украшения, Лианна задирает одеяло ей до подбородка и желает спокойной ночи. Пикси и лютик без слов укладываются рядом с ней, предпочитая её собственным кроватям — Дейзи засыпает на подушке, запутавшись в светлых волосах, Амур прижимается к её груди, а Локетт ложится рядом, обнимая её руку. По-прежнему удивлённых Софи и Одетт уводит наружу Лианна, выключив свет и оставив солнечную фею отдыхать и восстанавливать силы после тяжёлого дня. — Что это было, Лианна? — уже в коридоре поражённо спрашивает Одетт. — Ты, вроде бы, её терпеть не могла, не выносила одно её присутствие, а теперь ты позволяешь ей обнимать себя? Глазам не верю, здесь сокрыт какой-то подвох! Да и твоя эта забота... Тебя, милая, подменили? — на полном серьёзе уточняет фрейлина. — И почему миледи выглядела заплаканной? Ты обидела её, Лианна? — допытывается Софи, сложив руки на груди и недоброжелательно сверкнув глазами. — Если бы я её обидела, она бы не искала у меня поддержку, — зло отвечает Лианна со всем холодом в голосе. — Будет лучше, если миледи сама всё объяснит наутро, собравшись с мыслями и отдохнув. Я же не обязана отчитываться перед вами, поэтому спокойной ночи, фрейлины, — с этими словами она вскидывает голову вверх и, развернувшись, со всей природной грацией покидает компанию фрейлин. Софи и Одетт, переглянувшись, остаются стоять в коридоре с отчётливым непониманием.