Туз

В портовом городе гораздо холоднее, чем в пустыне, находящейся под палящим солнцем Бога Ра. Блуждающий странник вдохнул солёный запах моря и с облегчением осознал, что добрался до цели вовремя, пока не стало слишком поздно. Некоторые обстоятельства сильно задержали его, но вот он здесь. Холодная ночь Йокогамы не могла сравниться с ночным холодом пустынь Египта. Странник передвигался по чистым дорогам без песка слишком легко и свободно, быстрее обычного. Ткань на лице не скрывала только серо-зелёных глаз с бурым венчиком, медной кожи вокруг них и чёрных густых бровей. Несколько прямых прядей таких чёрных волос выбивались из-за под ткани, но не мешали. Странник прикоснулся к ткани на лице и одёрнул её вниз. Холодный воздух ласкал открывшиеся участки кожи. Приятно. Ему любая погода в радость, не считая дождя. Странник мокнуть не любил, несмотря на то, что на родине воды не хватало. Здесь её было с избытком, но сплошь и рядом — морская. Наверное, за исключением некоторых водоёмов. — Мы на месте, — раздался голос над самым ухом, хотя мужчина с точностью знал — он один на всей этой безлюдной улице. — Осталось недолго. — Как давно ты решил выйти из моей головы, незримой тенью идя по пятам? — голос Странника был спокоен, как вода в оазисе, рассыпчат и сух, как раскалённый песок бархан, и певуч, как ветер пустыни, раздувающий крупицы пыли и песка. Манера речи могла сбить с толку незатейливого прохожего, но поблизости не ощущалось даже людского духа. — Я не являюсь заложником твоей черепной коробки, — раздражённо прорычал некто, скрывающийся в самой тени человека. — Кажется, внимание Богов сделало тебя непроходимым тупицей, чья душа пленилась высокомерием. — Ты излишне остро отреагировал на мой вопрос, — Странник не менял тона голоса и выражения лица, прекрасно осознавая своё положение. — Ты пленник моего тела, которое сам сделал своей тюрьмой. Будь добр не забывать. Ответа не прозвучало. Странник прикрыл глаза и сделал глубокий вдох, напрягая ноги. Вот он сорвался с места и побежал в направлении центра города. Ветер свистел в ушах, ноги легко отрывались от земли и пружинили, словно на батуте. Бег был лёгок и наполнен морской свежестью. И всё-таки пустыни были ему роднее.

***

Испорченное настроение было привычной чертой Накахары Чуи, члена исполнительного комитета Портовой мафии. Его злило абсолютно всё, кроме хорошего вина, модных шляп и наставницы. В остальном Чуя злился по любому поводу, особенно если это касалось Дазая Осаму. Слава Богу, что тот когда-то покинул мафию. Единственный плюс после смерти Одасаку. Накахара до определённого дня не подозревал, что существует придурок в тысячу раз надоедливее Осаму. Хайд, мнящий себя Богом, с самого момента своего появления не понравился эсперу, но в дальнейшем это переросло в ненависть, более сильную, чем ненависть к Дазаю. Потому что Хайд был отвратителен. Он кусал Чую, издевался над ним, никогда не звал по имени, так ещё и решил, что он его сын. Чёртов доктор не пытался угомонить свою способность, оправдываясь тем, что это невозможно, но Накахара сам прекрасно видел, как Стивенсон прочёсывал Хайда и заставлял его сидеть смирно час-другой! Чуе не нравилось то, что творилось с мафией. Смерть Оды, уход Осаму. Анго оказался шпионом, потом ушла и Кёка. После всего этого ещё и Эйс сбежал, ограбив мафию на приличную сумму и важные бумаги, упорхав с Достоевским в прекрасные дали. И чёрт же знает, что сейчас с этой сладкой парочкой творится. Складывалось впечатление, что Мори не умеет управлять людьми. Все его предают, обманывают и ни во что не ставят. Он собственными руками закопал свою репутацию, а теперь злится попусту. Как же это было сме… — Чуя, а вот и ты! — растягивая слога, воскликнул ненавистный голос позади. Накахара остановился, с раздражением стиснув челюсть и сжав руки в кулаки. Сегодняшний день был не на редкость паршивее некуда. — Я как раз думал встретиться с тобой, чтобы кое о чём поговорить, — неторопливым шагом поравнявшись с бывшим напарником, размеренным тоном заговорил Дазай, и парни двинулись вперёд. — Какое ж совпадение, — процедил Чуя, стараясь держать себя в руках, как бы тяжело это не было. — Мне тоже есть, что тебе сказать. У них не было цели, они просто шли, обсуждая важные вопросы, как будто состояли в одной организации, а не враждовали. Некоторые привычки оставались привычками. — Босс сказал, что Эйса больше не стоит ловить, — первым начал Накахара. — Но также сказал, что тот в любой момент может вернуться или попросить о помощи мафию. Что только творится у него в голове? Почему он так зациклился на этом предателе? — Знаешь, меня давно уже мучают мысли об этом Эйсе, — Осаму завёл руки за голову, задумчиво смотря перед собой. — Наверное, с того момента, когда Фитцджеральд отказал мне в помощи вычислить местоположение Достоевского. Чуя в удивлении скосил глаза в сторону бывшего мафиози, приготовившись внимательно слушать. — Как-то быстро Гильдия восстановилась, учитывая множество факторов. И также быстро они вернулись в Америку. Такое чувство, что им кто-то помог. — К чему ты клонишь? — Эх, а я думал, что компания Рампо-куна хоть немного поднимет твой интеллект… — Издеваешься?! Осаму вздохнул, устало прикрыв глаза. — Я считаю, — медленно произнёс он, специально делая такую паузу, — что Гильдии помогли с финансированием и другими вещами. Вот ты знал, что Маргарет Митчелл полностью восстановилась всего за одну ночь? И что Натаниэль Готорн вернулся обратно? Мало того, так ещё и Фрэнсис заявил, что не держит зла на Фёдора, и вообще это не его дело, разбирайтесь сами. — На его месте я бы тоже не влезал от греха подальше, — буркнул Чуя. — Неужели ты думаешь, что это мог быть Эйс? Нет, он, конечно, с деньгами всегда на «ты» был, не зря ж занимался экономическими вопросами у нас, но не слишком ли это умно для него? — Не суди всех по себе, Чиби. Только чудом Накахара в кое-то веки решил не вестись на очередную провокацию Осаму. Он задумался над тем, что, кажется, никогда не знал настоящего Эйса. Напыщенный индюк с непомерным эго за один день превратился в осторожного и расчётливого стратега, передвигающего шахматные фигуры на доске. В какие-то моменты казалось, что он способен управлять даже такой независимой фигурой как Достоевский. Фёдор слишком чисто провернул свой план с заражением глав. Его так и не удалось найти, пострадало значительное количество людей, Куникида с тех пор стал подавленным, а Ацуши ещё более странным. Несмотря на то, что Огай и Юкичи остались живы, Демону удалось добиться своего: посеять страх и сомнения в их сердца. Неужто Эйс и правда подсобил ему в этом? Бесит. Внезапно синие глаза зацепились за странного человека, сидящего на скамейке с закрытыми глазами и опущенной головой, а его смуглые руки лежали на коленях крест-накрест. Казалось, он пребывал в трансе или спал на ходу, но Чую привлекло вовсе не это. Чёрные густые волосы ниспадали на плечи, струились по лопаткам, не уходя дальше них. Медная кожа словно светилась на солнце. Всё его тело, кроме ладоней, шеи, головы и голеней, было закрыто дишдашей с золотым узором, на коленях лежала куфия, что отсылало к арабской культуре. При всём при этом, мужчина выглядел свежо и явно моложе своих лет. Он имел высокий рост и крепкое телосложение, внушающее опасения. Накахара остановился и в каком-то бреду направился к мужчине. Дазай что-то крикнул ему вслед, но он не обратил внимание. Чуя уже стоял рядом с иностранцем, не в силах оторвать взгляд. Почувствовав на себе пристальный взор, мужчина поднял голову, открывая серо-зелённые, с бурым венчиком, глаза, направляя их точно на японца. В этот момент Чуя активно заморгал и потряс головой. — Вот какого чёрта ты так внезапно пошёл в другую сторону, — недовольно простонал Осаму, подошедший только сейчас. Он с интересом посмотрел на араба. — Твой знакомый? Иностранец поднялся, выпрямляясь во весь рост, и рядом с ним Накахара ещё больше возненавидел свою «маленькость». — Приветствую вас, поглощённые Хаосом души, — необычно поклонившись, произнёс мужчина. — Меня зовут Юсуф Зейдан. Должно быть, я привлёк ваше внимание своим выделяющимся внешним видом. — Пиздец, — выдохнул Чуя, чувствуя раздражение от сказанного. — Прошу вас не сквернословить в Его присутствии. Его это злит. — Чё? Ситуация становилась донельзя абсурдной. Чуя до конца не понимал, что заставило его так бездумно подойти к незнакомому иностранцу и заговорить с ним. — Скумбрия, тебе не кажется, что в наш город съехалось слишком много чужаков? — сжав руки в кулаки, Накахара безотрывно смотрел на спокойного Зейдана, на чьём лице не дрогнул ни один мускул. Неведомое чувство, зародившееся глубоко внутри, разверзлось сильнее и выплеснулось наружу. Непонятная злость затуманила разум. Чуя не понимал, что его злит и почему. Он впервые видел этого незнакомца. — Извините его, он абсолютно невоспитанный и грубый, — Осаму вмешался, чтобы не разжечь межнациональный конфликт. — Просто ситуация в нашей стране сложилась так, что… — Дьявол, — выплюнул Чуя, вцепившись в одежду Юсуфа. — Что ты замышляешь? Отвечай! — Арахабаки, — проурчал Зейдан, и на лице появилась несвойственная ему дьявольская усмешка. — Сын Хаоса. Значит, Хайд где-то рядом. Хватка ослабела, и Чуя, будучи ошарашенным, опустил голову. Дазай подумал приободрить его и пропустил момент, когда Юсуф совершил манёвр. Он рванулся и тут же сорвался на бег. Накахара пришёл в себя в ту же секунду и поспешил за ним, используя гравитацию. Осаму только и мог, что посмотреть им вслед и протяжно вздохнуть. Не догонит.

***

Ветер свистел в ушах, пока Юсуф целеустремлённо нёсся вперёд, не чувствуя и намёка на погоню. Он не планировал привлекать к себе внимание каких-либо важных персон, но сын Хайда сам на него вышел. Мужчина был уверен, если бы не Арахабаки, те двое его и не заметили бы. Тем не менее, рыжеволосый не собирался отпускать Зейдана так просто. Мужчина посчитал это весьма утомительным и лишним, но проявлял должное уважение к чужим стараниям. Только ему нельзя было поддаваться. Конечно, Юсуф не знал, к чему это может привести, но собирался быстрее покончить с этим цирком. У него и без того было много дел, гораздо более важных, нежели тёрки с местными. Это по части Густава. Юсуф остановился и развернулся, тут же выставляя руку перед собой. Кулак Чуи ударился об раскрытую ладонь, и… способность будто бы развеялась. Прозвучал странный треск, и Накахара выругался, приземлившись на обе ноги. Он не мог управлять гравитацией. Ошеломлённо посмотрев на свою руку, Чуя не заметил, как Зейдан побежал ещё быстрее, запрыгнув на крышу здания. — Он… только что разбил гравитацию? — вслух спросил мафиози, и способность вернулась к нему, словно и не исчезала. — Как?.. Сжав руку в кулак и стиснув челюсть, Чуя вновь ринулся догонять странного мужчину. Тот не убежал слишком далеко. Юсуф вздохнул, когда заметил, что рыжеволосый продолжал его преследовать. Видимо, мирных действий недостаточно. Спрыгнув с крыши на землю, Зейдан огляделся вокруг: трущобы. Сердце неприятно отозвалось внутри, но мужчина проигнорировал его и обеими руками ухватился за обломок здания. Весил он много. Очень много. Как только Накахара появился в поле зрения, Юсуф швырнул обломок в его сторону, и пока тот удерживал обломок гравитацией, скрылся. Чуя опустился на крышу и огляделся: его нигде не было. Раздражённо цокнув, он встал на землю и сложил руки в карманы. Ужасный день. Каким-то образом рядом оказался запыхавшийся Дазай. Он тяжело дышал и выглядел жалко, на что Накахара только фыркнул. — Как ты догадался, что он остановится именно тут? — всё, что спросил мафиози, скидывая руку бывшего напарника с плеча. Всё ещё приводя дыхание в порядок, Осаму не стал торопиться с ответом. — Он как-то разбил гравитацию и поднял огромный кусок стены голыми руками, — так и не дождавшись ответа, Чуя от досады пнул камень, и тот отлетел в разбитое окно здания. — И откуда-то знает Арахабаки, и… Накахара задумался, отчего Дазай удивлённо вытянул лицо, не веря своим глазам. Он уже и не помнил, когда его бывший напарник спокойно рассуждал и думал. Обычно этим занимался Осаму, а Чуе нужно было только повиноваться и исполнять приказы. — Этот придурок Хайд с какого-то ляду стал называть меня своим сыном, а тот придурок назвал Арахабаки сыном Хайда, а Хайд — это способность Стивенсона… — Ну давай же, ты почти достиг истины, — шутливо подбодрил товарища Осаму, не получив желаемой реакции. Его это огорчило. — Неужели Хайд и вправду Бог Хаоса, а Арахабаки — его сын? Чуя не хотел в это верить. Он предпочитал оставаться с мыслью, что Хайд — дурацкая способность Стивенсона, зазнавшаяся способность, мнящая себя Богом. Но исходя из не имеющих, на первый взгляд, смысл слов Зейдана, всё получалось именно так. И это было самое ужасное умозаключение, к которому пришёл Накахара. Дазай потряс мафиози, выводя его из транса. — Что у вас вообще в последнее время в мафии творится? — спросил детектив, запутавшись в потоке имён и происходящем в целом. Чуя вздохнул. — Всё самое худшее.

***

Густав прогуливался по порту, изучая окрестности, чтобы перестать плутать в городе и регулярно пользоваться способностью, позволяющей без лишних препятствий передвигаться через миры. Видеться с Всадником десять раз на дню — худшее наказание, какое только можно выдумать. Это ужасное существо всякий раз наровило испугать Беккера до остановки сердца. Испанец давно почувствовал что-то дурное, преследующее его от кафе, в котором он обедал. Знакомые ощущения не позволяли расслабиться, отчего Густав находился в постоянном напряжении, прикидывая, с какой стороны могут напасть. Но это не спасло его. Чья-то крепкая и горячая рука схватила Беккера за шиворот и отвела в сторону, подальше от людских глаз. Мужчина извернулся и вырвался из чужого захвата, разворачиваясь лицом к нарушителю личных границ. Паника, до этого момента охватившая сознание, мгновенно затихла, стоило только увидеть того, кто стоял перед ним. Цокнув языком, Беккер сунул руки в карманы плаща и самодовольно улыбнулся. — Принц Персии наконец-то объявился, — обнажая белые зубы, Густав рассмеялся. — Я думал, ты не придёшь. — Я должен кое-что забрать, поэтому здесь, — без лишних эмоций на лице и в голосе произнёс Юсуф, спокойно наблюдая, как его коллега расслабился. — Что тебя привело в это место? Густав улыбнулся и пожал плечами. — Я не знаю. Вздох. Тяжёлый, протяжный, но спокойный и снисходительный. Зейдан не злился. Он просто недоумевал, как можно быть настолько беззаботным по отношению к собственной жизни. Но был честен с собой: эта черта Густава привлекала больше всего и невероятно заводила. Иногда в голове мужчины проступала мысль увидеть его беззаботность в других обстоятельствах. И плоскости. — А что ты вообще должен забрать, амиго? — Густав решил сменить тон и поведение, считая вздыхание плохим знаком. — Гроб с Брэмом Стокером. Беккера передёнуло от услышанного. Ему только вампиров не хватало для полной комплектации, чтобы желание пользоваться способностью отбило напрочь. — Он в этом городе? — с сомнением спросил мужчина и нервно огляделся. — В этом, — коротко кивнул Зейдан, и на его лице промелькнуло озарение. — Что-то мне подсказывает, что у нас есть общая цель. Губы Густава снова растянулись в усмешке, и глаза цвета рубина ярко блеснули. — Он, — в голос произнесли мужчины, ни капли этому не удивившись. Просто Юсуф знал, что это была единственная причина, из-за которой Густав мог остановиться здесь. Но ему это категорически не нравилось. В Йокогаме назревало что-то очень серьёзное, раз четверо из пяти Хранителей земного порядка находились здесь. Помимо этого, Юсуф чувствовал, что книга-таки достигла нужного человека, но в этом нужно было убедиться. И он знал как. Посмотрев на Беккера заинтересованным взглядом, Зейдан слабо улыбнулся и склонил голову. — Расскажи мне, пожалуйста, о том, что ты успел узнать. Густав знал, что ни к чему хорошему это не приведёт, но сопротивляться не мог. Не его поле боя. Главное не сболтнуть лишего.

***

Вечерело. Позднее обычного я возвращался в место, которое привык называть своим домом, хотя время от времени не мог свыкнуться с этой мыслью. Тем не менее, я возвращался домой, где меня ждали дети и Фёдор. Думая об этом, мне мерещилось что-то странное и причудливое, гнетущее и мрачное. Уже начало темнеть, и я стал нервничать. Мне казалось, что позади слышались шаги, а ветер доносил незнакомый запах восточных пряностей, горячего песка и обжаренных кофейных зёрен. Приятный аромат внушал умиротворение, но я всё никак не мог отделаться от мысли, что меня кто-то преследовал, и этого человека я точно не знал. Мурашки прошлись по коже, когда шаги стали отчётливее, а присутствие за спиной — более явным. Я не собирался останавливаться, пускай передвигать ногами было тяжело. Человек, идущий по пятам, не отставал и приближался с завидной скоростью, но шаги оставались неторопливыми. Паника медленно заволокла сознание, и я думал, чем буду отбиваться, если нападение всё же произойдёт. Как назло, у меня не было ни пистолета, ни подаренного Виктором шокера. Опрометчиво. Неведомая сила заставила меня остановиться и прирасти к земле. В ту же секунду шаги затихли — преследователь встал в паре метрах от меня. Вопреки собственной воли, я повернул голову и узрел мужчину восточной внешности, чьи серо-зелёные глаза, словно орлиные, безотрывно смотрели на меня. Страх разлился по всему телу. Я отшатнулся, но незнакомец в одно мгновение оказался прямо передо мной, схватив меня за руку и удержав от падения. Тело внезапно ослабло, но тут же нашло новые силы, чтобы вырвать руку и отойти на безопасный метр. Больше мужчина не предпринимал попыток подойти. — Извините, что напугал, — приятный бархатный голос сбил с толку, и я напрягся сильнее. Нельзя терять бдительность. — Я не причиню вреда. Клянусь своим предназначением. Я молчал, не в силах пошевелиться. Что-то сковывало движения. Что-то внутри меня. Почему-то лицо мужчины показалось мне смутно знакомым, оттого родным и внушающим доверие. — Возможно, вам кажется, что мы когда-то виделись, — произнёс незнакомец в спокойной манере, продолжая очаровывать своим тёплым голосом. — Мне тоже так кажется. Скорее всего, в одной из наших жизней мы были знакомы продолжительное время, и у нас образовалась сильная связь, иначе бы я ни за что не почувствовал этого. — «Одной из жизней»… что? — голос осип от волнения и страха от непонимания происходящего. То, что говорил этот мужчина, не имело никакого смысла. — Позвольте объяснить: наши души, в отличие от плоти, бессмертны и проходят цикл перерождений в одной и той же оболочке, но в другой реальности. Бывает так, что душа вырывается из бесконечного цикла и перерождается в новом теле, доселе невиданном ею. Обычно, она не хранит воспоминания прошлых жизней, но порой происходят аномалии, когда память возвращается в новой жизни. Такие случаи редки, но они происходят. Мужчина замолчал, ожидая мою реакцию. А я стоял неподвижно, ошеломлённо переваривая услышанное. Внутри всё перемешалось, давя на стенки тела и пытаясь вырваться наружу, потому что… им было слишком тесно. — Как это вообще связано со мной? — на губах появилась нервная улыбка, глаза расширились. — Кто вы, чёрт возьми, такой? Что вам нужно? Незнакомец спокойно отреагировал на медленно подступающую истерику. Его взгляд был понимающим и сочувствующим. — Азазель почувствовал знакомую ауру и вывел меня к вам, — объяснил мужчина. — Дело в том, что когда-то я сопровождал вашу мать через пустыню в город Каир, откуда она должна была вернуться домой. Но произошли некоторые обстоятельства, и ей пришлось… — он осёкся, словно понял, что сболтнул лишнее. — Теперь я вижу, что книга у нужного человека. Но мне стоило представиться, простите мою невоспитанность. Меня зовут Юсуф Зейдан, я дитя пустыни и проводник караванов. В голове перемкнуло. Азазель, цикл перерождений, мама, Юсуф Зейдан, караваны… Я нервно усмехнулся, не в силах принять полученную информацию. Это было невозможно. Невозможно! — Я не понимаю… — словно в бреду, произнёс я. — Как вы поняли, что книга у нужного человека? Какое отношение она имеет ко мне? Объясните уже! Юсуф прикрыл глаза и сделал шаг вперёд, потом ещё. На сей раз я остался на месте, не боясь. Когда мужчина подошёл ближе, наши взгляды пересеклись. — Ваша душа… переродилась не менее пяти раз, отчего и выглядит такой избитой и потрёпанной, — он поджал губы. — Ваши прошлые жизни были полны предательства и скорой смерти. Но затем душа вырвалась из цикла, причём именно в этой реальности. Вы умерли, и душа переродилась в ком-то ином. Тот, кто использовал книгу, знал о вашей смерти, или предвидел её, поэтому он использовал книгу, чтобы не позволить вам умереть. Таким образом душа вернулась обратно в цикл и продолжила на том месте, где закончила. И таким образом сохранились воспоминания… вы не помните других жизней? — Только предыдущую и частично эту. — Странно, впервые сталкиваюсь с выборочной памятью, — Юсуф слабо нахмурился. — Хотя, кажется, я вижу причину. Скажите, вам порой не кажется, что это тело не принадлежит вам? Я моргнул. Откуда он знает всё это? Кто он такой, чёрт побери?! — Я… думал, что переродился в теле Эйса, но никогда не считал это тело своим, — я поджал губы. — Теперь ясно: ваша душа разделилась надвое, поэтому вы помните только часть из положенного, — кивнул Зейдан и мягко обхватил мою шею. Эм… — Значит, только предыдущую жизнь и часть этой? Да, ваша душа раскололась на предыдущую жизнь и эту. Занятно. Половина из этой жизни не может смириться с тем, что происходит с телом. Она мешает вам срастись с ним обратно. Вот, что бывает, когда так бездумно пользуешься книгой. Шею обволокло странное тепло, и дышать будто бы стало легче. Рука исчезла, и я прикоснулся к коже. Приятно? — Это всё, чем я могу помочь. Как только ваша жизнь будет находиться на грани со смертью, вы сможете погрузиться в собственное сознание и встретиться с половиной души. Только тогда вы сольётесь воедино, и тело станет родным, а остальные воспоминания — доступными. Я всё ещё не верил в то, что слышал, но всё же находил ответы на все вопросы. — Мои попытки покончить жизнь самоубийством — это не проделки мира, а дело рук… половины души? — с ужасом осознал я, смотря Юсуфу в глаза. — Конечно, — сказал он. — Я не знаю причин и знать их не должен. Вы должны сами с этим разобраться. Я буду молиться за вас. Юсуф собирался развернуться и уйти, но я вцепился в его руку, желая знать ответы на все вопросы. — Подождите, вы сказали, что знаете мою маму и… пожалуйста, скажите, что вообще за чертовщина с этим циклом перерождений? Я… — Всему своё время, — снисходительно ответил Зейдан, склонив голову. — И я не могу знать всего. На некоторые вопросы вам нужно найти ответы самостоятельно. А мне стоит забыть о том, что вы помните свои прошлые жизни. Это только ваша тайна, которую вы должны унести с собой в могилу. Я и так много сказал, чего не стоило. Отпустив руку Юсуфа, я застыл, ощущая жгучую досаду внутри. Казалось, что сейчас всё станет понятно, но всё стало только хуже. Было невыносимо обидно и тошно. Я всегда был Эйсом? С самого начала? И жизнь Филиппа — это всего лишь единичный случай? Но это ведь… нечестно. Когда я поднял голову, Юсуфа уже не было рядом. Он исчез также внезапно, как появился, оставив после себя лёгкий шлейф кардамона, гвоздики, песка и кофейных зёрен…

***

Тиканье часов заставляло Фёдора нервничать, и он никак не мог найти применения своим рукам, то сцепляя их в замок перед собой, то постукивая тонкими пальцами по столешнице в такт хода стрелок. Навязчивое ощущение недосказанности прошедших дней, ушедшее тепло и запустение — вот как он чувствовал себя без Эйса, и это досаждало, невыносимо душило и скребло по сердцу. Каждая лишняя минута, проведённая не рядом с британцем, приносила с собой тоску и дарила пустоту душе. Фёдор хотел верить, что у него её давно нет, но что-то всё же болело в груди, так невыносимо жгуче. Без пяти два ночи. Эйс исчез почти на восемь часов. От осознания этого становилось не по себе, и Фёдора передёргивало всякий раз, стоило ему только подумать о том, что с парнем могло что-то произойти. Он и так последнее время ходил сам не свой, переживать было из-за чего. Не выдержав, Достоевский подорвался со стула и вылетел из кухни. Схватив куртку, он обхватил ручку двери, но та резко повернулась, ускользая из руки. Отойдя, Фёдор настороженно пригляделся и ни капли не успокоился, узнав в вошедшем Эйса. Рука крепко сжала куртку, глаза наполнились кровью, а ноздри раздулись. Эйс был пьян. Беззаботно улыбаясь, Эйс не прятал стеклянных глаз, смотря на Фёдора без зазрения совести. Это разозлило мужчину ещё сильнее, но он сохранял молчание. Пусть британец начнёт первым. Эйс не спешил что-то говорить. Повесив ветровку, он приблизился к Фёдору и намеревался обнять его за шею, потянувшись за поцелуем, но Достоевский убрал чужие руки и отступил, едва сдерживая ярость. Моррисон обиженно надул губы. — Какой же ты бессердечный, Федя, — наигранно пробубнил он и опустил взгляд, словно пристыжённый. — Совсем меня не любишь. — Где ты был? — Фёдор правда старался сохранять беспристрастность в голосе, но тот предательски сквозил нервозностью и злостью. Эйс скрестил руки и прошёл мимо партнёра, будто бы игнорируя его существование. Это окончательно вывело Достоевского из себя, и он схватил Эйса за руку, бросив куртку на пол. Британец вскрикнул и вцепился в кисть русского, и на глазах у него проступили слёзы. — Больно! — с дрожью прикрикнул он, и Фёдор моментально разжал руку. На секунду рассудок помутился, и мужчина позволил себе применить силу. Ему бы и самому не понравилось, схвати его так за руку, сильно сдавливая кожу. На запястье Эйса остался след. Фёдор не успел ничего сказать, как Моррисон скрылся в направлении кухни, смахивая выступившие солёные капли. Это было слишком даже для него. Эйс копошился на кухне, что-то ища, и Фёдор незаметно подошёл ближе. На сей раз аккуратно взяв возлюбленного за руку, он потянул его на себя. — Почему ты пьяный? — подрагивающим от волнения голосом спросил Достоевский, осторожно прикоснувшись к щеке британца. Эйс прижался к нему, кладя руки на лопатки, а голову — на плечо. Фёдор мысленно выдохнул, боясь, что совершил что-то непоправимое. — Федечка, прости меня, пожалуйста, я немного выпил с Кэрроллом, потому что мне было очень плохо, а его дом просто оказался ближе, — тоненьким голоском произнёс Эйс. — Он даже не пил, потому что собирался отвезти меня домой. Прости, что я тебе не сообщил. «Федечка»… наверное, это смягчило сердце русского, заставив проигнорировать всё прочее. — Не надо извиняться, всё нормально, — вздохнул Фёдор, гладя парня по спине. — Но только сегодня. Пожалуйста, не делай так больше. Я едва заставил Карму лечь спать: он всё порывался отправиться на твои поиски. Всё нормально, у всех бывают плохие дни, и ты… Внезапно Эйс отстранился и посмотрел любимому в глаза. Достоевского это напугало. — Скажи, ты ведь правда меня любишь, Федь? И на что готов пойти ради меня? — Что?.. — эти вопросы ввели Фёдора в тупик. Во-первых, он их просто не ожидал. Во-вторых, он не знал, как на это стоит реагировать. И в-третьих, а что он должен ответить? Почему-то в голову пришла сцена из старого мультфильма по мотивам известного балета, где парень на вопрос девушки о том, за что он её полюбил, не нашёлся с ответом и был отвергнут. Сердце ёкнуло. — Если бы я тебя не любил, никогда бы не стал спать с тобой, — ответил Фёдор, обнимая Эйса. — И не стал бы притворяться, что люблю. Мне такое неинтересно. Это слишком подло даже для меня. Откуда ты вообще взял в голову, что я тебя не люблю? — Ты охладел ко мне, стал груб и резок, — чуть ли не плача, произнёс британец, пальцами цепляя складки на одежде парня. — Перестал быть таким нежным, как раньше. Я только сейчас понял, как меня это обижает, и сам неосознанно стал сторониться тебя. Всё встало на свои места в одно мгновение. Фёдор поджал губы, чувствуя себя подавленным. Ему всегда было тяжело поддерживать тëплые отношения с людьми, поэтому и не замечал за собой чего-то странного. — Тебе стоит принять ванну и успокоиться. Пойдём. Теперь Фёдора пожирали сомнения. Пускай он всё ещё тянулся к Эйсу и не хотел выпускать его из своих рук, что-то отталкивало его и не давало смириться. Эйс, бесконечно прекрасный и созданный будто из хрусталя, лежал в ванне и почти засыпал. От этого вида в груди всё сдавило и подтолкнуло к действиям. — Почему?.. — Фёдор крепко стиснул бортик ванны своими пальцами, опустив голову. Он всё никак не мог понять, что чувствует. Действительно ли он любит, или просто так думает? — Почему ты полюбил меня? Почему продолжаешь следовать за мной? Ты так любишь свою жизнь и ценишь чужие, в то время как я эгоистично отношусь ко всему, что дышит, и использую людей, как ресурс. Но почему ты закрываешь глаза на мою жестокость и желание уничтожить таких, как ты? Эспер поднял взгляд и вгляделся в лицо Эйса, чьи глаза были полуприкрыты, а сам он смотрел в другую сторону. Уставший, пьяный и задумчивый, сейчас он казался уязвимым, но… позволял Фёдору видеть себя таким. Неужели так сильно доверял тому, кто с лёгкостью может оборвать его жизнь? Это же так… глупо. — Потому что, — внезапно тихий голос показался громче любого шума, — ты единственный человек, который не пытался использовать меня в своих целях… с самого начала, как только я появился здесь, ты предоставил мне право выбирать. И я всё ещё помню наш уговор: «Если не вынесешь моей жестокости и посчитаешь, что я сошёл с ума, — просто уйди. Я не буду принуждать или лишать тебя жизни. Устанешь от меня, уйди вместе со своим мальчишкой и живи спокойно. Если нужно будет, я помогу скрыться от мафии». Помнишь? Фёдор замер в неверии, будто действительно забыл о том, что говорил нечто подобное. Тем временем, Эйс повернул голову и упёрся подбородком в бортик. — Возможно, мои слова покажутся бредом пьяного человека, но… я люблю тебя, потому что люблю. Для этого не должно быть причин. Слишком мелочно любить кого-то за что-то. У меня нет поводов ненавидеть тебя, я многое о тебе узнал, и меня тянет к тебе. Причины нет. Но ты себя не любишь, и меня это расстраивает. Ты действительно эгоист, каких стоит поискать. Но все люди эгоистичны, особенно когда дело касается чувств. Просто прими, что тебя могут любить. Просто так — в том числе. На устах задержался вздох, и все звуки исчезли. Фёдор, словно молнией поражённый, смотрел прямо перед собой с застывшим шоком на лице. Эти слова произвели настолько сильное впечатление, что он и не знал, как реагировать. И верить в это абсолютно не хотелось.

***

Они долго лежали в постели в попытке уснуть. Пьяный Эйс ластился к Фёдору и пытался зарыться в его объятиях, а тот был безучастен и погружён глубоко в свои мысли. В горле стоял ком, а маджентовые глаза поблёскивали от влаги. В груди всё сдавливало и щемило от неприятия того, что довелось услышать в ванной. Эйс почувствовал, как на голову ему приземлилась мокрая капля, и поднял голову, открыв глаза. Фёдор, сам того не понимая, плакал, и это настолько поразило Моррисона, что он не удержался и обхватил лицо возлюбленного, рассматривая солёные дорожки на щеках. Достоевский застопорился. — Федя, ты плачешь? — бесконечно нежным и тёплым голосом спросил Эйс, тут же целуя парня лоб. — Феденька, ну ты чего, малыш? Кажется, Фёдор захлёбывался в даримой и всё-таки чужеродной ласке, внутренний демон не прекращал бороться с ней: царапался, кусался и рычал. Но против Эйса устоять было невозможно, и Федя крепко стиснул его в своих объятиях, целуя настолько нежно, насколько мог и умел. Слёзы не прекращали идти, но он не обращал на них внимания. Для него существовал только божественный образ Эйса. Его Эйса. Тонкие руки обвились вокруг шеи, слегка пухлые губки приоткрылись и тело поддалось навстречу. Фёдор прервал поцелуй и легко чмокнул Моррисона в нос, ловя его растерянный взгляд. — Утром, когда ты будешь достаточно трезв, чтобы отвечать за свои поступки, — на ухо прошептал Достоевский, мягко целуя за ним. Дыхание Эйса перехватило от хрипловатого тона любимого, от его чарующего голоса, который казался уязвимым сейчас. — Ловлю на слове, котик, — промурлыкал британец и удобнее устроился на чужой руке, закрывая глаза. Фёдор усмехнулся и наконец-то победил в войне с Демоном. Он понял, что не способен лишать себя и Эйса того, что они сейчас имели. Любви. Семьи. Жизни. Веки отяжелели, и Фёдор погрузился в сладкую дрёму. Жизни…