Туз

Добрая тётушка сделала свой последний вздох, и я поправила плед, который укрывал её. Поклонившись перед старой женщиной, которая спасла меня неделю назад, быстренько собралась и покинула квартиру. Нужно было вернуться на улицу и, по-хорошему, сообщить кому-нибудь о том, что добрая тётушка больше не с нами. Мне не хотелось уходить, но так было нужно. Я не могла задержаться здесь. Улица встретила меня своим шумом, исходящим от дороги, по которой неслись машины и мотоциклы. С ним мешались голоса людей. Крепко сжав свой рюкзачок, я вышла со двора и направилась туда, где смогут помочь. Сколько времени уйдёт на поиски — не знала, но это не было поводом ничего не делать. Возможно, мне предстояло совсем остаться на улице. Это страшило, я не хотела жить, как бездомные, но другого выбора будто и не подворачивалось. Было очень страшно остаться одной, слоняться в поисках еды и места ночлега. Если бы не добрая тётушка, я бы умерла. Она спасла меня, взяв к себе, но вскоре после этого умерла. Тётушка была очень старой, не имела родственников и всё ждала своего последнего дня. И он наступил сегодня, поэтому я лишилась крыши над головой. Снова. Слёзы скатились по моим щекам, но я легко их смахнула и сорвалась на бег. Глупые мысли морочили голову сильнее с каждым разом, не позволяя забыть то, что от меня избавились, потому что я была плохой. Обида комом застряла в горле, стало труднее дышать, ноги заболели. Мир вокруг превратился в настоящий кошмар наяву. Ведь я осталась совсем одна.

***

Маяковский шёл следом за Эйсом, как собака на привязи, непривычно сокращая ширину своих шагов. Со стороны он был похож на личного телохранителя важного человека, а на деле… всё почти что оставалось также. Владимир должен был охранять, именно, охранять вечно попадающего в неприятности британца, и на сей раз без выкрутасов. Не сводить глаз, идти прямо следом, шаг за шагом, и не выпускать из виду. И всë из-за того, что Вицин был занят очередным поручением Достоевского. А он даже не знал, что Эйсу понадобилось в этой части города. Владимир привык, конечно, оставаться в незнании, ведь не раз работал с Фёдором, а природное любопытство душило до посинения. Но на любые расспросы Моррисон загадочно улыбался и молчал, щуря свои змеиные глаза. Оставалось лишь повиноваться. Погодка сегодня была, как и всегда, жаркой. Проживший большую часть своей жизни в Питере, Владимир так и не привык к местному климату и постоянно потел. Это «постоянно» доставляло ему дискомфорт, но ничего нельзя было поделать. Только вздыхать и терпеть. В конце каждого дня Маяковский вырубался, и сон его был крепким. Тургенев часто жаловался на храп сожителя, на что Вова пожимал плечами и беззаботно улыбался. Антон Павлович спал в берушах, поэтому ничего не слышал. Иногда Владимир уставал и в середине рабочего дня, и сегодня был тот случай. Мужчина не выспался, вспотел и жутко устал, отчего раздражался, пускай и скрывал это. Всё вокруг его напрягало, шум слишком остро действовал на сознание, тело сжималось в напряжении. Тем временем идущий впереди Эйс был весел и свеж, и на лице проступал здоровый румянец, скрашивая бледную кожу. Глаза прямо-таки сияли в преддверии чего-то грандиозного. Нет, это не злило. Наоборот, успокаивало. Маяковский соврёт, если скажет, что не получает эстетического удовольствия от вида красивых людей. Обычно красивыми людьми увлекался его товарищ Пушкин, но и за Володей имелся такой грешок. А Эйс был красивым. Фёдору повезло. Ему просто повезло, что рядом с ним находилось такое чудо. Находилось добровольно, то бишь по доброй воли. И не просто находилось, но и активно взаимодействовало со всеми. Безусловно, Маяковский в какой-то мере завидовал. Не сильно, но момент был. Когда Эйс остановился, Владимир по привычке ступил слишком широко, отчего чуть не врезался в парня. Тот никак не отреагировал на это, повернув голову куда-то в сторону. — Подождёшь меня здесь? — словно находясь не в этом мире, спросил Моррисон, на что Маяковский справедливо выгнул бровь. — Ты слишком бедовый, чтобы оставлять тебя одного, — произнёс мужчина, вспомнив наказ Фёдора и его пугающий взгляд. — Мне же по тыкве получать. — В прошлый раз ты и Толя меня без лишних слов оставили одного, — нахмурился Эйс и посмотрел на Вову. — Я быстро и недалеко. Поверь, в этой части города со мной ничего не поизойдёт: влияние мафии здесь не распространяется, а члены агентства редко сюда захаживают. По крайней мере, Кан сказал, что эта территория под его влиянием. Вздохнув, Владимир махнул рукой, и Эйс довольно улыбнулся, после чего миновал дорогу и скрылся в серой массе одинаковых лиц. Наёмник покачал головой и стал ждать, надеясь, что это не продлится долго. Уж очень хотелось вернуться в квартиру и завалиться спать. Желательно до следующего дня. Чтобы размять затёкшие ноги, Маяковский решил пройтись, но стоило только сделать шаг, как он кого-то сбил. Резко затормозив, чтобы не сделать хуже, мужчина опустил голову и наткнулся на недовольный взгляд рубиновых глаз, принадлежащих маленькой девочке, которой на вид казалось не больше двенадцати. Та, вроде как, не упала, но толчок всё равно был существенным. — Месье, смотрите себе под ноги, иначе затопчите людей поменьше, — бойко высказалась девчонка, с первых слов поражая Владимира. — Стоит знать, что не все люди такие большие, как вы. Ошалев, Вова присел на корточки, чтобы поравняться с девочкой. — Где твои родители, девочка? — поинтересовался он, говоря слишком серьёзно. — Разве они тебя не учили, что разговаривать с незнакомцами на улице небезопасно? — А где ваши манеры? — нравоучительно произнесла девочка и насупилась. — Разве вас не учили извиняться? Это начало раздражать. — И откуда ты такая наглая взялась? — сквозь зубы процедил Маяковский, нервно улыбаясь. — Прошу вас, месье, не говорить столь фамильярно. Кажется, назревал легендарный спор между взрослым мужчиной и маленькой девочкой… Который тут же был прерван подзатыльником. Владимир ойкнул и потёр ушибленное место, вставая и недовольно смотря на внезапно появившегося Эйса, чей взгляд тут же заставил молиться Богу. — Ты что, ругаешься с ней? — в надежде, что это не так, спросил британец, но стыдливое молчание убило и её. — Володя, скажи честно, в какой период своей жизни ты остановился в развитии? Хотя нет, можешь не отвечать, не хочу ничего слышать. Сделав пару вдохов и выдохов, Эйс повернулся к девочке, и его взгляд тут же стал невероятно нежным и ласковым, а лицо разгладилось. Юную особу эта перемена поразила, и она неуверенно сцепила руки. — Как тебя зовут? — тёплым и располагающим к себе голосом спросил Моррисон, улыбаясь. — Ф-франсуаза, — опустив голову и покраснев, ответила девочка, явно не ожидавшая такого исхода. — Франсуаза, — повторил Эйс, будто бы пробуя новое слово на вкус. — Очень красивое имя. Тебе идёт. — Спасибо. Франсуаза очень смутилась, словно впервые услышав комплимент в свою сторону. В один миг она сделалась робкой и скромной, и Маяковский в очередной раз не мог определиться: это дети такие коварные актёры, или Эйс настолько располагает к себе? Возможно, и то, и другое. Присев на одно колено, Моррисон протянул свою руку, выставляя раскрытую ладонь. Немного замешкавшись, девочка вложила свою ладошку в руку парню и подняла голову. — Где твои родители, Франсуаза? — те же слова, но абсолютно другое настроение. Эйс знал, как нужно общаться с детьми. — У меня нет родителей… — тихо, под нос, пробормотала Франсуаза и отвела взгляд, поджав губы. Но Эйс всё услышал, и выражение его лица стало сострадательным. Он сжал детскую руку, но не переборщил. Мягко, не настойчиво. — Возможно, ты живёшь в приюте? — осторожно предположил британец. — Нет, — уже громче произнесла Франсуаза и дёрнулась. — У меня нет дома. Больше нет. Владимир пускай и не видел лица Эйса, но точно знал, как тому больно слышать нечто подобное. У него и самого сердце сжалось от услышанного. — Это грустно, — кивнул Моррисон. — Можно мне угостить тебя чем-нибудь? А ты расскажешь, как оказалась на улице, хорошо? Красные глазки девочки загорелись, пускай она всё ещё вела себя осторожно. — Зачем вам это? — недоверчиво спросила она. — Разве вам не должно быть всё равно? — Ни одному нормальному взрослому не должно быть всё равно на ребёнка, попавшего в беду, — поучительно сказал Эйс, улыбаясь. — Если я могу тебе помочь, то почему бы этого не сделать? Франсуаза задумалась. Было ощущение, что она чего-то боялась. Её движения казались скованными, взгляд чересчур осторожным для ребёнка. Что-то было явно хуже того, что они могли себе представить. Тем не менее, она согласилась.

***

С счастливым видом Франсуаза уплетала мороженое, пока Эйс и Владимир сидели напротив. Они решили, для начала, позволить девочке успокоиться и понять, что всё нормально, и только потом начать расспрос. Ладно, решил Эйс. Володе общаться с ребёнком не позволили, и не то чтобы он сильно расстроился. Ему явно не хотелось сталкиваться с этой острячкой в разговоре снова. Единственное, что волновало Маяковского, — взгляд Эйса, обращённый на девочку. Материнский. Это ведь не заразно? — Как мороженое? — спросил британец, словно только это его и волновало. — Офень фкушно, — с набитым ртом произнесла Франсуаза, но тут же поспешила всё проглотить. — Простите. Очень вкусно, спасибо. — Готова к разговору? Опустив плечи, Френ поскребла по дну креманки, не решаясь дать точного согласия. Но она была вежливой и приличной девочкой, держащей своё слово, поэтому кротко кивнула. Всё же даже приличные девочки могут бояться. — Сколько тебе лет и откуда ты? — с простого начал Эйс. — Мне должно исполниться одиннадцать этим летом, — смущённо сказала девочка, теребя косичку. — Два года назад мы с папой переехали из Парижа, после того как они с мамой развелись. — Получается, ты сейчас живёшь с папой? — Ну… — Франсуаза сгорбилась, не поднимая глаз. Никто её не торопил, не подталкивал, чтобы не давить. — Примерно год назад… папа начал приглашать домой сначала одну женщину, потом — другую. Наверное, он искал мне новую маму. Но ни с кем его отношения не складывались. Из-за меня. Эйс удивлённо вскинул брови, пока не спеша с выводами. Но как маленькая девочка могла помешать папе иметь отношения с женщинами? — Почему из-за тебя? — тут же спросил он, подозревая, что мог услышать. Франсуаза вздохнула, совсем по-взрослому, будто успела устать от жизни. — Дело в том, что примерно в тот момент, когда с нами стала жить папина… подруга, у меня появилась способность. — Ты — эспер? — К сожалению, да, — слабо кивнула девочка, поджав губы. — Я называю её «Здравствуй, грусть!», потому что она заставила папу грустить. И меня тоже. Просто из-за этой способности отношения людей могут оборваться. Знаете, будто красные ниточки судьбы, которые можно порвать. Я не умею контролировать способность, поэтому… все женщины уходили от папы. А может, они уходили, потому что твой отец был так себе? Эйс очень хотел верить, что девочка сама решила уйти из дома, потому что чувствовала несуществующую вину. Но, чёрт возьми, чтобы чувствовать несуществующую вину, её нужно навязать! — А твой папа?.. — Сначала он просто выпивал, а потом стал кричать на меня, говоря, что это моя вина, — с комом в горле произнесла Франсуаза, едва находя силы продолжать. — Говорил, что я — маленький монстр, и это из-за меня они тогда развелись с мамой. И после седьмой женщины, которая была первой, кто защитил меня от обвинений, он выгнал меня. — Что? Маяковский и Моррисон переглянулись, глубоко потрясённые этой историей. На Франсуазе уже не было лица, и ей явно было непросто это говорить. Поэтому взрослые переживали. Помассировав переносицу, Эйс сделал глубокий вдох и выдох, скрывая тяжёлый взгляд от ребёнка. Сейчас девочке нужна была поддержка, забота, не мнение о ситуации со стороны. Комментарии и так были излишне. — А что с твоей мамой? — очень осторожно, как только мог, спросил Эйс. — Она умерла до того, как папа стал искать новую, поэтому у меня никого не осталось, если вы об этом, — дрожащим голоском совсем тихо ответила Френ. — Неделю назад меня приютила старая женщина, очень добрая тётушка, но сегодня она умерла. Я сказала об этом незнакомой женщине и ушла… Теперь всё было понятно. Эйс поднялся и подошёл к Франсуазе, которая наконец подняла голову, смотря прямо в глаза. Она уже не боялась его, ведь чувствовала заботу и переживание. Эйс был хорошим человеком. — Франсуаза, хочешь пойти со мной? — очень мягко спросил Моррисон, протягивая девочке руку. — Зачем я вам нужна? — с грустью усмехнулась француженка. — От меня только одни проблемы… — Поверь мне, вряд ли ты доставишь мне больше проблем, чем остальные. Ты можешь пожить у нас, пока мы не поговорим с твоим отцом. Как тебе? Франсуаза думала долго, потому что боялась. Эти люди хотели ей помочь, а она не хотела приносить им несчастья. Это был трудный выбор. Но девочка не хотела оставаться на улице. Нет-нет, сама мысль об этом ужасала и пугала. Поэтому она с уверенностью вложила свою руку в чужую и с благодарностью посмотрела Эйсу в глаза. — Спасибо вам.

***

— Я могу понять старых и одиноких женщин, которые окружают себя полчищем котов, — задумчиво произнёс Тургенев, глядя на испуганную девочку сверху вниз. — Но мне очень трудно понять тебя, который окружает себя детьми. Ты стремишься собрать футбольную команду? Батальон? Целую армию? Федь, тебя вообще это не напрягает? — Я уверен, что у Эйса есть объяснение этому, — спокойно сказал Фёдор, чей взгляд бесконечно пугал ребёнка. — Так ведь, Эйс? — Да, есть, но не здесь, — Эйс потрепал девочку по голове. — Папа, можешь пока присмотреть за ней? Франсуаза перевела взгляд на очень взрослого мужчину, который кивнул на просьбу парня. Страшный дядя Ваня ушёл вместе с грубым дядей Вовой, а добрый Эйс куда-то увёл мрачного Фёдора. В итоге Френ осталась вместе с уютным дедушкой и странным мальчиком. — Меня зовут Антон Павлович, — представился дедушка и улыбнулся. — А этого славного парнишку — Карма. Как зовут тебя? — Франсуаза, — скромно представилась девочка и смутилась. — Приятно познакомиться. Карма фыркнул, придирчиво оглядывая Франсуазу. От него не исходило и капли дружелюбия, словно он был напряжëн от одного лишь присутствия девочки в доме. А Антон Павлович наоборот — излучал тепло и был рад. Это успокоило Френ, и она смелее подошла к дедушке и подростку, готовая к общению. — Не бойся, дочка, мы не кусаемся, — по-доброму усмехнулся Антон Павлович. — Ну-с, рассказывай, как с нашим Эйсом пересеклась, кем сама будешь? И Франсуаза рассказала всё в общих чертах, упуская детали и лишние подробности. По крайней мере, она думала, что ничего лишнего не сказала. Её выслушали очень внимательно, не перебивая и не смущая юную особу неуместными вопросами. К концу рассказа что Карма, что Антон Павлович были несколько озадачены. Им не терпелось узнать больше от Эйса, который очень скоро появился в гостиной вместе с Фёдором. — Что ж, ладно, придётся оставить наше свидание и заняться этим вопросом, — без тени сожаления произнёс Эйс, улыбаясь. — Так, Фра… — Нет, нет, нет и ещё раз нет! — тут же подскочил Антон Павлович и приобнял за плечи Моррисона и Достоевского, разворачивая их к коридору. — Это же ваше второе, да простит меня Бог, свидание! Так, вы немедленно собираетесь, покидаете эти четыре стены и не возвращаетесь до самой ночи, а я посижу с детками, накормлю их, прочту сказку на ночь и присмотрю за домом. И это не обсуждается. Шагом марш! Пара не стала спорить с Чеховым и сделала всё так, как тот и сказал. Карма был немного огорчён тем, что Эйс уйдёт вместе с Фёдором на долгое время, но не стал протестовать. Он учился справляться со своими приступами ревности и старался принять Фёдора. Хотя бы ради Эйса. Благополучно вытолкав парочку из дома, Антон Павлович с улыбкой на лице занялся детьми. Франсуаза старалась слушаться доброго дедушку, хотя всё ещё переживала и волновалась. Карма же ушëл в комнату, желая остаться наедине. Франсуаза впервые за долгое время ощутила спокойствие и надежду.

***

— Тебе некомфортно? Фёдор поднял голову, и на первый взгляд могло показаться, что он всё так же спокоен и держит ситуацию под контролем, но я-то видел его растерянный взгляд и скованность движений. И дело было не в обстановке ресторана и окружения. — Скорее неловко, — тише обычного произнёс мужчина, улыбаясь. — В любом случае, мне не о чем переживать. Всё равно платишь ты. — Осталось не так много до того момента, когда у нас будет общий семейный бюджет, так что сильно не радуйся, — хихикнул я. — И сильно не привыкай. Трудно было сказать, зачем я затеял это свидание, да ещё и в ресторане. Наверное, мне хотелось выйти из зоны комфорта и разнообразить наши с Фёдором отношения. Домашний уют мне нравился, но иногда хотелось больше романтики и какой-то смены обстановки. И так как это была моя идея, все организационные вопросы и расходы я взял на себя. Хотелось отметить, что Фёдору очень шёл тот костюм, который я давно заприметил в шкафу. Он сказал, что это на случай, если нужно будет попасть на мероприятие с дресс-кодом. Миссии, всё же, бывают всякие, поэтому в этом деле не было лишней одежды. К нам подошёл официант и дал меню, после чего удалился на время, чтобы мы успели принять заказ. — Сегодня у меня в планах тебя споить, — уткнувшись в меню, пробубнил я. Послышался тихий смешок. — Тогда у меня в планах помешать твоим планам, — с хитрой улыбкой парировал Достоевский. — Ещё не тот уровень доверия, чтобы позволять видеть себя в пьяном состоянии? Фёдор ничего не ответил, но ответ был и так очевиден. Всё это казалось странной игрой на доверие, и пока мы делали семимильные шаги. Любовь любовью, а ухо востро держать нужно. К нам вернулся наш официант и принял заказ, после чего удалился. Я впервые за долгое время получал удовольствие от ничегонеделания, и это казалось сказкой. Сидящий напротив парень, кажется, тоже начал расслабляться. — Твоя кожа приобрела здоровый оттенок, и мешков уже нет, — улыбнулся я, рассматривая посвежевшее лицо любимого. — Всё благодаря тебе, — томно произнёс Федя, прикрыв глаза. — Горжусь собой. Мне не из-за чего было переживать. Детей я спокойно доверял Антону Павловичу, а нас вряд ли кто-то здесь узнает. Японское правительство не стало распространяться о том, что сейчас на территории страны находится самый опасный преступник, чтобы не поднимать шумиху и не делать себе проблем. Легче искать чайку в штиль, чем орла в непогоду. Правда, пока хреново у них это выходило. В любом случае, вечер прошёл на редкость спокойно и удачно. После ресторана мы какое-то время прогулялись по парку, после чего вернулись домой. На часах уже было около двенадцати, все дети и Антон Павлович спали. Постаравшись никого не разбудить, мы поправили одеяло папы и сами приготовились ко сну. — Что ты собираешься делать с отцом девочки? — уже лёжа в постели спросил Фёдор. Я закрыл глаза. — Для начала поговорить с ним, — выдохнул я. — В случае отрицательного исхода? — Смерть. Фëдор удивился и приподнял бровь. Я рассмеялся. — Шучу. — А ещё меня излишне кровожадным называешь. На этих словах мы закончили разговор и уснули в объятиях друг друга.