Туз

— Шевели ногами! Своей крепкой рукой высокий мужчина толкнул исхудавшее и измученное тело ребёнка, и он, не удержавшись на ногах, упал на колени, содрав их о дощатый пол. Давно привыкнув к боли, мальчишка поднял голову и устремил свои карие глазки на человека, сидящего за игральным столом, закинув одну ногу на другую. Дорогой костюм, сшитый на заказ, отлично сидел на тонких изгибах тела, а змеиные глаза, напоминающие драгоценные аметисты, зачаровывали, словно принадлежали настоящему змею. Карма впервые видел такого красивого человека, привыкнув к виду грубых, рослых мужиков. Мужчина перед ним совсем не был похож на мужчину, скорее, на женщину. Но мальчик сидел близко и мог отличить одно от другого, к собственному счастью. Недовольно цокнув языком, мужчина постучал пальцами по столу и презрительно посмотрел на человека, который привёл раба сюда. Карма покорно опустил голову, имитируя дрожь от страха и удерживая приготовленные слёзы. Этот взгляд будто был обращён на него. — Чего же ты ждёшь, поощрения? — холодно вопрошал красивый человек, и ребёнка прошиб пот от стали в певучем голосе. Такой жёсткий контраст. — Я не Энрико-кун и имею совесть, — сухо отозвался мужчина. — Мои помыслы чисты. — Избавь меня от своих сказок и убирайся прочь, — фыркнул мафиози. Подчинённый, судя по звукам, молча покинул комнату, и Карма заволновался ещё больше. Ему было некомфортно оставаться рядом с таким властным и сильным душой человеком, знающем себе цену. Но как только это произошло, ребёнок внезапно ощутил колебание в воздухе, но так и не осмелился поднять головы. Мужчина встал со стула и подошёл ближе к мальчишке, затем присел на корточки, закинув его голову назад. Карма почувствовал, как острый взгляд прошёлся по давнему шраму, похожий на крест, на щеке, и задрожал. Мафиози нахмурился и убрал руку, поднявшись. — Ирландец, — произнёс он, глядя на ребёнка странно печальным взглядом. — Имя, возраст. От резкой перемены настроения Карма замер, крепко сжимая руками старую, потрёпанную одежду. Он пребывал в недоумении, так как ни на это рассчитывал, когда шëл сюда. — Ты немой или глухой? — в нетерпении бросил мужчина, тем самым приводя раба в чувства. — К-карма… — поспешно выпалил мальчик, едва шевеля губами. — Мн-не двен-на-надцать. Ребёнок сильно заикался, с трудом проговаривал слова, явно плохо зная язык, и имел невыносимый ирландский акцент. Нет, он не боялся, делал вид, что боится. Мафиози удручённо вздохнул. — Отвратительная речь. Ничего, исправить будет несложно. И на кой мне всучили ребёнка? Карма поджал губы, вот-вот готовый разрыдаться на всякий случай. Мужчина это заметил и снова вздохнул. — Ладно, здесь мы уже ничего с тобой не поделаем, — и сел на колени, склонив голову. — Меня зовут Эйс, и с этого дня я твой босс. Запомни это раз и навсегда, Карма. Теперь ты мой подчинённый и должен выполнять любое моё требование. Понял? Ребёнок активно закивал головой, боясь реакции Эйса. От него исходило что-то чертовски знакомое и оттого болезненное. — Не тряси так головой — отвалится, — строго сказал мужчина, схватив Карму за подбородок. — Но для начала тебя стоит привести в должный вид. На тебя тошно смотреть. Дети не должны так выглядеть. Последние слова прозвучали с такой ненавистью, что мальчика перекосило от этой злобы. Но она была направлена не на него. — Вставай, нельзя сидеть на холодном полу, — приказным тоном произнёс Эйс, вставая и поднимая ребёнка следом за собой за руку. — Не хватало мне того, чтобы ты ещё и простыл до кучи. Сначала тебя нужно отмыть и переодеть, а потом отвести к врачу. Мало ли какие болячки ты притащил. В резких и небрежных действиях странного человека чувствовалась чужеродная рабу забота, на которую он не знал, как реагировать. С одной стороны ему хотелось брыкаться и не позволять трогать себя, а с другой — принять всё, что новый босс приготовит для него. «Эйс… странный», — решил для себя Карма тогда, но продолжал хвататься за тёплую, тонкую руку, испещрённую шрамами. Их не было видно, но мальчик ощущал их всякий раз, стоило ему безнаказанно коснуться тонкой белой кожи, обычно скрытой под плотной тканью перчаток. В рабстве научили притворству и умению вовремя подстроиться, заручиться нужной поддержкой нужного человека. «Эйс странный», — продолжал убеждать себя в этом Карма, наблюдая, как босс снова устраивает истерику своим подчинённым, наносит им повреждения, шлёт их прочь, но всё ещё продолжает цепляться за ту крохотную частичку тепла, которое получал только он. Эйс не хотел и не умел показывать свои слабости, словно ëж, выпуская острые иголки, наполненные смертельным ядом змеи. Карма всë больше сомневался, а стоит ли играть перед ним невинного ребëнка. «Эйс странный?» — с сомнением спрашивал себя Карма, наблюдая, как его босс, склонившись над столом, безвучно плачет. Ему оставалось только крепко сжать содрогающиеся плечи Эйса и прижаться к его спине, желая понять причину этих внезапных слёз. Его словно не замечали, или просто делали вид, но он продолжал находиться рядом в моменты слабостей босса. Желание понять, утешить, защитить — вот, что двигало им. Карму этому не учили, но он хотел научиться. Будто это имело смысл. «Эйс…» — Карма уже не решался называть мужчину странным, не чувствуя на шее ошейника и сидя на мягкой постели. Ему не верилось, что он находился дома у Эйса и получал слишком, слишком много заботы. Что-то случилось, что-то изменилось. Теперь Карма видел каждый шрам на теле своего опекуна и продолжал волноваться об этом. Все чувства перемешались между собой, и подросток запутался в них. Эйс открылся перед ним, показал своë истиное лицо, а он, а что он? Продолжил обманывать. «Эйс самый лучший, — прижимаясь к спящему парню, Карма желал уберечь его от любой боли, от всех неприятностей и плохих людей. — И заслуживает только самого лучшего». Подросток закрыл глаза, вслушиваясь в стук сердца и частоту дыхания Эйса. Никто не смел доводить его родителя до слёз. Карма стремился стать настолько сильным, чтобы иметь возможность показать всем, кто обидит его опекуна, что с ними станет после этого. Эйс поднял его на ноги. Эйс никогда не бил его. Эйс никогда не кричал на него. Эйс заботился о нём, даже когда не показывал этого. Эйс был единственным, кто разделил с ним всю боль, прошёл путь реабилитации, научил его любить, защищать, заботиться и верить. Эйс сделал его свободным. По-настоящему свободным. Карма не видел ничего, кроме этого. Тем не менее, он понимал, что должен принимать это как должное и жить вне зависимости от опекуна. Но он продолжал идти за ним следом, чтобы успеть спасти от неприятностей. Если весь мир отвернётся от Эйса, Карма останется с ним до конца. Он не бросит его, ведь благодарен ему. Подросток любит его так, словно с самого рождения был рядом. Ничто не имеет значения, если Эйса нет. Всё обретает смысл, стоит Эйсу появиться. И Карма готов защищать свой смысл жизни, чтобы продолжить жить счастливо.

***

Идти под землёй, держа руку на кобуре, было не настолько волнительным событием, как представлял себе Карма. Он радовался, что на своём первом задании был не один, а с дядей Ваней. Мужчина держался уверенно и тем самым внушал спокойствие ребёнку. Помешать двум членам Детективного агентства. Карма никогда не сталкивался с вражеской организацией, но помнил, что Эйс уже встречался с человеком из неё. Среди целей его не было, так как стараниями Фёдора Дазая Осаму подстрелили, и сейчас он лежал в больнице. Всё же Маяковский хорошо знал своё дело, точно прицелившись туда, куда указал Достоевский. «Причинить вред, но не убить», — эту фразу Карма слышал очень часто, работая в мафии. И он знал, что за ней обычно крылось. Мастерству же Маяковского мог только позавидовать. Наëмники такое ценят! Не так давно у него пробудилась способность, которую мальчику помог усмирить Антон Павлович, хотя и советы того странного человека по имени Льюис тоже пригодились. Способность оказалась на удивление полезной и работала по принципу телекинеза. Нужно было только знать расположение предметов в ближайшем радиусе, чтобы уметь правильно подменять их. Карме пришлось усердно учить карту бункера, так как Фёдор очень хотел испытать новую способность мальца. Конечно, Эйс не позволял ему сильно увлекаться. Карма немного переживал. По словам родителя, ни один ребёнок не должен пострадать. Фёдор пообещал, что так и будет, но подросток не доверял ему. Достоевский — страшный человек, каждый это знал. И почему Эйс позволяет ему целовать себя, обнимать? Демон этого не заслуживает. Рубин на ошейнике, обновлённом ранее Энрико, загорелся, и прозвучали короткие помехи. Карма прислушался. — Солнце, как ты? — это был Эйс. Улыбка сама собой нарисовалась на лице. Тургенев покосился на ребёнка. — Хорошо, — выдохнул Карма, заметно успокоившись. — Я уже отсюда слышу выстрелы. — Пожалуйста, поторопитесь. Я не могу быть уверен, что дети не пострадают. — Не волнуйся, — вмешался Иван, наклонившись, чтобы его было лучше слышно. — Если кто-то и пострадает, я с этим разберусь. — Запомните, — перешёл на серьёзный тон британец, — самый опасный — Накаджима Ацуши. Он ещё мальчишка, но у него сильная способность. — Мы поняли тебя. Отбой. Рубин потух. Карма заметно приободрился после разговора с Эйсом и зашагал быстрее. Скоро звуки выстрелов стали ещё громче, и впереди показалась дымовая завеса. — Держись позади, пацан, — Тургенев вытащил пистолет и нацепил на лицо маску, прикрывающую рот и нос. — Я за тебя головой отвечаю. Кивнув, Карма повторил за мужчиной и тоже достал пистолет. Он помнил план действий и не собирался от него отклоняться. Как бы Фёдор ему не нравился, самодеятельность устраивать нельзя ни в коем случае. Наëмники его этому не учили. Этому он научился в мафии. Уж очень Эйсу не нравился кружок очумелые ручки среди своих подчинëнных. Техника безопасности проводилась каждую неделю. Тургенев первым ворвался в перестрелку, поочерёдно защищая детишек и приказывая им бежать. Карма ринулся следом, взяв на себя мальчика-тигра, который на вид выглядел чуть старше него, но эспер помнил слова Эйса о том, что у него сильная способность. Ацуши удивился, когда напротив него встал подросток, очень умело обращающийся с оружием. Он почти не уступал профессиональным снайперам, и Тигру едва удавалось уклоняться от стремительно летящих пуль. Накаджима пропустил тот момент, когда появились другие люди. Тем временем детишек стало меньше, и скоро они вовсе исчезли. Осталось четверо человек. — Шкет, немедленно займись преследованием! — крикнул Куникида, схватив свой блокнот, но в него тут же попала пуля, продырявив его насквозь. Накаджима немедленно рванул вперёд, уклонился от пуль и проскользнул мимо оппонента, намеренно толкнув его вбок. Карма стиснул зубы и бросился следом, на ходу прикидывая план бункера. Иван и Доппо остались один на один. Первым сдался японец: пуля попала ему прямо в плечо, потом в колено. Пистолет выпал из руки, и его тут же прижали ногой, а Куникиду откинули назад другой. Тургенев наставил пистолет на противника, целясь прямо в сердце. — Ты сильный человек, раз смог выстрелить в ребёнка, — громко произнёс мужчина, поднимая чужое оружие. — Поступился своим моральным принципам, Доппо? Стиснув челюсть, Куникида смог опереться о здоровые колено и руку, чтобы сесть. Он со злобой смотрел на русского эспера, в чьих глазах было лишь порицание. — Я бы так не смог, — голос Ивана эхом отражался от стен, режа по ушам. — Даже если бы дети стреляли в меня. Ты предпочёл свою жизнь, вместо их? Как эгоистично. — Я не собираюсь выслушивать нотации от шестёрки Фёдора! — в сердцах воскликнул Доппо, и выражение лица оппонента резко переменилось: на нём отразилась самая настоящая злость. — Тебя волнует только это?! Знаешь ли, я отец двух детей! Думаешь я стал бы работать на человека, который позволит страдать другим детям?! Я не терплю страдание малышей! Тургенев производил настоящее психологическое давление: своими словами, голосом, эмоциями. Он никогда не замечал, что способен морально давить, пока об этом ему не сказал Эйс. — Именно поэтому я прошу тебя не кричать, — спокойно объяснял Эйс, склонившись над бумагами. — Потому что ты сразу начинаешь звучать, как человек, давящий на своего собеседника. И именно по этой причине я был удивлён, что у тебя есть жена, с которой вы прожили уже пятнадцать лет вместе. — Никогда не замечал подобного… — пробурчал Ваня, недовольный этим замечанием. — Фёдор хочет пошатнуть психику Куникиды, — проигнорировал недовольства мужчины Моррисон и поднял голову. — Чтобы не пришлось использовать для этого детей, ты должен будешь намеренно надавить на него. — Я не умею. — Поверь, тебе не придётся из-за этого волноваться. Я уверен, что найдётся причина, из-за которой ты разразишься страшнее грома. Тургенев промолчал, глубоко уйдя в себя. По всей видимости, ему нужно пересмотреть некоторые вещи насчёт себя.

***

Карма продолжал преследовать Ацуши, в отличие от него, зная каждый угол бункера. И хоть Накаджима был значительно быстрее подростка, тому не составило труда использовать один из едва заметных проходов, чтобы срезать путь и оказаться прямо на пути у противника, выстрелив в него. Ацуши среагировал быстро и уклонился от пули, припав к земле. Он остановился в метре от Кармы, не двигаясь и почти не моргая. — Ты работаешь на Фёдора? Почему? — медленно выпрямляясь, чтобы не спровоцировать мальчишку, спросил Ацуши, глядя ему в карие глаза, в которых была заметна одна лишь решимость. Взгляд зацепился за металлический ошейник, и Накаджима широко распахнул глаза, ощутив неприятное давление на собственной шее. Для верности он прикоснулся к ней и с облегчением обнаружил отсутствие чего-либо. — Я не работаю на Фёдора, — сквозь зубы процедил Карма, нахмурившись. — В этом мире существует только один человек, который смеет управлять мной. — И кто же он? — без промедления решил уточнить Тигр, подняв глаза. Подросток ответил не сразу, продолжая хмуро глядеть на оппонента. Ацуши заволновался. — Божий посланник, — на одном дыхании выпалил Карма, и глаза его показались Накаджиме дикими, а появившаяся на лице улыбка — пугающей. Парень явно был не в себе и продолжительное время. — Он — мой смысл существования. Самый настоящий Святой, ниспосланный мне Богом. И пока жив он, пока находится рядом с Демоном, я тоже буду с ними. Если он захочет уйти — я уйду следом. Если он умрëт, то и я умру. Ацуши прошиб пот от услышанных слов, он не верил своим ушам. Безумные взгляд и улыбка, вдохновлённая речь, верность и преданность, ошейник на шее — всё это сложилось в одну единую картину. Этот ребёнок всего лишь безвольный раб в руках союзника Достоевского. Бедный… И Ацуши не мог знать, что его только заставили так думать. Карма не сошёл в одно мгновение с ума, не отказался от простой человеческой жизни, от свободы. Это был план Фёдора: подросток должен заставить поверить сироту Накаджиму в то, что он такой же несчастный и брошенный ребёнок, чтобы отвлечь внимание, сбить с толку, вызвать сочувствие в сердце доброго парня. И Карма не был против сыграть небольшую роль сломленного раба. Ему не привыкать. Над ним не раз издевались другие подчинённые Эйса, но сейчас они были мертвы. Остался жив только один человек, который недолюбливал ирландца и часто придирался к нему, но он был полезен и верен Моррисону, поэтому его и оставили в живых. Тот самый мужчина, который приволок его к британцу. Но Карма всё ещё помнил всю боль, полученную им за долгие годы рабства. Только чудом ребёнок, оторванный от родного дома и семьи, смог сохранить рассудок, встать на ноги и продолжить жить дальше без всякого сожаления. Он сильный, он справится со всем, чтобы облегчить ношу родителя. Всё ради Эйса. Сочувствующий взгляд Тигра раздражал, но Карма должен был оставаться в роли до конца. Нельзя замечать что-то, помимо своей покорности хозяину. — Это он надел на тебя ошейник? — дрожащим голосом спросил Накаджима, и подросток захотел выстрелить ему в лоб. Копируя одну из улыбок Гоголя, от которой его часто тошнило, Карма хихикнул. — Этот ошейник — символ моей преданности хозяину, — фанатично пролепетал подросток. — Вместе с ним он подарил мне смысл жить на этой грешной земле с такими отродьями, как ты. Святой, воистину Святой! Ацуши стиснул руки в кулаки. Кажется, и его начало тошнить от происходящего. — Разве ж это жизнь, быть псиной на цепи… — Не смей! — завопил Карма, намереваясь выстрелить. — Я не собираюсь слушать тебя. Меня предупредили, что ты умеешь заговаривать зубы. — Что? — Накаджима был шокирован. Он и заговаривать зубы? — Ради моего спасителя, посланного самим Богом, я готов на всё. Смотри. В свободной руке, всё это время стиснутой в кулак, внезапно появилась… бомба. Ацуши только успел дёрнуться, как подросток бросил её прямо ему под ноги, и дым окутал пространство. Дымовая граната? Зажав рот и нос, Накаджима вырвался из дымовой завесы и дождался, когда она развеется. Как только это произошло, парень увидел лишь пустоту. Подросток пропал. Озираясь по сторонам, Ацуши так и не смог понять, как так вышло. Он может знать это место наизусть! Понимая, что ничем не может помочь бедному ребёнку, Накаджима направился на выход. У него оставалось мало времени на сожаления. Карма выглянул из скрытого прохода, смотря Тигру прямо в спину. Довольно ухмыльнувшись, он коснулся рубина на ошейнике, удерживая палец на нём. Тот загорелся, прозвучали помехи. — Слушаю, — это был Фёдор. Перехватил, зараза! И почему Эйс позволил ему иметь второе средство связи с нами? — Тигрёнок заглотил рыбку, — коротко отчитался Карма, двинувшись назад. — Ты хорошо постарался, — сухо отреагировал Достоевский, и подросток стиснул зубы. — Тургенев? Карма заметил вдалеке знакомую фигуру. Всё подгадал. — Идёт навстречу. — Тогда возвращайтесь. Ваша часть выполнена. Оборвав связь, эспер поспешил навстречу Ивану, который выглядел мрачно и подавленно. Сегодня им обоим пришлось примерить на себе ненавистные им роли.