191

01

How can I be lost, If I’ve got nowhere to go?

Липкая, горячая, отчасти живая, она жирным потоком, словно магистраль, выступала из берегов, заливая сальный, аспидный, уже мутный булыжник. Перемешивалась с пурпурными, горько-солёными дорожками, затекала в уши. Слипала пуховые ресницы, и тусклые волосы, вместе с пучками пыльной крошки налипала на лоб. Болезненный ком сдавил горло, грудь забилась с терзающими перебоями. Жестокий спазм накрыл череп, по грязной шее, словно свежие грозди винограда, скользили, нежно перекатывались капли пота. Ноги свело судорагами, невидимый обруч смерти затягивался всё сильнее и сильнее. Тело брыкалось, извивалось, треснувшие ногти заглатывали мясо и каменный пол. В голове был густой, непроглядный туман. Слова не вязались, лишь животные стоны и слабое мычание, пробивалось и билось о стены, вдоль и поперёк покрытые шершавым мхом. — А... А-э... О-а... И... — зубы смешались с чёрной жидкостью, отливали белёсым светом при луне, что редко мелькала среди тонких щелей в камнях. Хриплый кашель прошёлся вибрацией, а туловище согнулось в конвульсиях. Его щёки стёрлись и покрылись клочковатой гнилью. Изо рта послышался булькующий звук, и тёмно-красная, кипучая кровь вылезла наружу. Она опоясала пухлые, бледно-зелёные губы и лилась на пол. — Кх-кха! — глаза закатились, ноги перестали глухо стучать, сиплое дыхание раздавалось всё реже и реже. Тонкая корочка пробежалась по алым лужам и лицу, мягко огибая горбинку носа. Бывшая синева и чёткость взора, обратилась в стекло, так и застыла. Пальцы больше не дрожали, мелкая сыпь прошла, ладонь опустилась, она никогда не поднимится. Стук увесистых башмаков, шмыганье носа, и непрерывное шуршание камушков о воду, заставили очнуться. Резко вскочить и понестись дальше, петляя в бетонных лабиринтах и хромая на одну ногу. Ниже послышался жуткий вой и крайне бедный, утробный смех. Шквальный ветер бил лицо, уши наполнены болотной водой и укрыты ряской. Нога не выдерживала, всё время прогинаясь и скрипя. Ещё чуть-чуть и будет апрельская лунная даль. Немного быстрее и огромные просторы влажной травы, переливающие серебром света. Слёзы безысходности жгли глаза, в лёгкие всё меньше поступало воздуха, но в голове долбилось, скреблось и кричало. Просто бежать, ползти, двигаться вперёд, ни шагу назад! Свист. Рывок. Череп расплавился. Кровь текла, топила аккуратное отверстие в голове. От пули. Режущий удар в гробовой тишине опалил слух. Минус два. — Как убого, — снова шмыгнула тень, вдыхая спертый воздух и теребя свой грязный карман. Её жуткий взгляд проскользил по пальцам, лицу, ногам трупа, словно стараясь запечатлить этот миг, а потом извлечь из воспоминаний и приклеить его в приторно-розовую, мармеладную рамку. — Скоро? Тут холодно, — передергивая плечами, кивнул ещё один синий силуэт. — Ага. Тень окинула чернющими глазищами каменный лабиринт и побрела назад. Только холод. Горячее дыхание уже слишком давно не опаляло до дури бледные щёки. Стужа пробралась в самый центр. Сердце остановило свою работу. — Ещё один остался? — Да. Резкий вдох и безмолвный крик. Зябкий пот залил футболку, пальцы вздрагивали, но взгляд был прозрачным, пустым. Тусклый свет электронных часов совершенно точно, ежеминутно мигал малохитовым отливом. Три часа ночи. Сон расплавился, утерялся. В висках неприятно зудело, глазные капиляры полопались. Грозная темнота с могильными стенами сжимала сознание, нервировала, заставляя сомневаться в реальности. Такая же гробовая тишина, нарушаемая сиплым дыханием, мешалась со страхом и выплевывала животный ужас, напрягала мышцы. Кошмары. Они заставляли вспоминать всё то, недопустимо немыслимое, всё то безнадёжно призрачное прошлое, которое хотелось забыть. Рико проглотил твёрдый ком, застрявший в горле, проморгался, медленно встал с кровати и, стуча босыми ногами прошёл в ванну. Синяки и ссадины зудели. Шея с длинным диагональным шрамом, предплечья рук, спина с уродливыми узорами, живот и грудь были крепко зашиты медицинской ниткой и оставили огромные следы на белоснежном теле. После недавней кончины матери Рико, Тэцуджи взъелся, из его глаз вечно искрились мириады чёрных огней, а трость стала грубее и бесстыднее. Рико облокотился о раковину. Тонкие, детские пальцы начинали снова дрожать, живот скрутило. Он опустил голову и начал жадно глотать морозную воду. Зубы заскрипели. Со дня пожара прошло порядком более двадцати дней, но похороны так и не устроили. Мать была заживо погребена в серые ошмётки дома, но от неё до сих пор веет шлейфом сладковатых духов и бархатистым серебром... Ничего уже не имеет смысла — в чёрном, тесном пространстве руки сами тянутся к ушам, прижимая их крепче к голове. Ужасный свист давно скипевшего чайника. Кровь. Очень много крови. Мама. Вишня. Жарко. Красное пламя съедает белые стены и мокрые азалии. Пульса нет. Кривые руки обхватывают плечи, бёдра, живот, дергуют за волосы. Ахроматический дым клубами валит из дома. Каскад звёзд и шквальный ветер, раздувающий огонь. Салют. Рико расчёсывает горло, вцепившись в него белыми пальцами намертво, раздирает до мяса, до самой сути. Его сиплое дыхание, как гром, в пустом пространстве. Сил больше нет. — Р-рико? — гомерический всхлип и сизый отблеск стеклянных слёз Кевина. Оливковые глаза покраснели, искусанные губы нервно дёргаются, а ладошки сжимают желтоватую ткань ночной рубашки. Рико обернулся, хватаясь за дверцу душевой, поднимая тряпичное тело. Петли вызывали зависимость — они не были властны контролю, каждый необдуманный шаг, каждое новое решение, отзывались лишь неистовой болью, ментальными травмами и проблемами с желудком. Эффект бабочки — не просто термин в естественных науках — это страдание и мука. — Рико, прости... я... пожалуйста, прости! Мне так жаль, — Кевин прикусил губу, зажимая рот рукой, рыдания, похожие на ночной вой, становились всё громче. Его ноги дрожали, а грудная клетка беспокойно металась. Слёзы лезли в нос и перемешивались с соплями. Нелепые оранжевые носки, смотрелись нелепо гармонично. Колени звонко стукнулись о кафель — разбиваяясь, Кевин потянулся вперёд, хватая пальцами воздух. — Можно тебя... обнять? — задыхаясь, спросил он. Тёмные ресницы трепетали, а глаза уставились прямо, с томительным ожиданием. Нет. Рико боялся. Прикосновения к коже вызывали жгучий пожар, тело начинало трясти. Кевин был похож на первый снег — по-детски невинный, хрупкий и запоминающийся, до смерти тёплый, но холодный. Он единственный кто плакал в чёрной комнате, укрытой ледяной землёй. — Прости... — бесконечные извинения Кевина, фейерверки в ушах, безбожный холод и вселенская тьма, а ведь он не виноват, зачем поминать пустые слова? Отвернись. Молчи. Я в порядке. Я не реву. Ты тоже не плачь. Смерти не существует, посмотри на меня, разве я мёртв? Разве моё сердце не бьётся? Разве не чувствуешь моё дыхание? Ладони Кевина скользят вниз, звёзды из его глаз падают на чёрный пол, лоб прижимается к рёбрам Рико — он вздрагивает, отступая назад. — Твоя мама... с ней всё хорошо, она в лучшем месте, — прошептал Кевин, опуская голову, его волосы слиплись от пота, а горло пересохло. — Я рад, что ты... жив. Спасибо, — тихие всхлипы и дрожь маленького тела, казались неправильными, его хрупкость и мягкость колошили, разбивали сознание, поэтому Рико стало страшно. — Идём спать, — сухо, но это всё, что он мог сказать. Рико прошлёпал криво, держась за левый бок и грузно вздыхая, терпкий огонь покусал кожу при пожаре, сделав её мятой, до ужаса неказистой, но всё лучше, чем сгореть заживо, как мама. — Угу, — буркнул Кевин, смахивая пухлыми ладошками, выстапающие слёзы, и хвостиком плёлся за Рико. Махровые носочки мягенько ступали по ледяному полу. Лицо покраснело, глаза опухли. Залезая в чёрные простыни, что уже не отдавали человеческим теплом, Кевин сложился кругляшком, медленно моргая и шмыгая носом. Рико поступил также — расплостался на кровати, раскинув руки и ноги так, чтобы можно было заснуть с минимальной болью в ребрах, однако сон не шёл. Глаза закрыты, но разум до сих пор чувствует стужу комнаты, её замкнутое чёрное пространство — очень давяще, Рико не выдерживает, Гнездо ломает, сжимает внутренности. Ему опять восемь, сколько ещё будет повторяться этот цикл? Рико понял, он осознал очень многое за всю эту тяжёлую лавину времени, что выделили ему. Трудно. Рико хочет вернуться назад, всего лишь на несколько месяцев, чтобы снова увидеть живую маму и расслабиться, почувствовать жизнь, где не нужно оборачиваться и смотреть сквозь глаза, где можно просто наблюдать за рыжим, совершенно недавно покрашенным закатом, что уходит за огромные серо-зелёные горы, а в ушах вечно звенит бирюзовая вода, и в растрепаных волосах застревают кремовые песчинки. Смех мамы и её тягучая тёплая улыбка, покрытая кишемировым шарфом, однако такого уже больше не будет, Рико не умеет возвращаться в прошлое, он просто проживает свою жизнь снова и снова, раз за разом — ничего не бывает дважды, как и такого будущего, но разве Рико когда-то сможет стереть это из своих воспоминаний? Жизнь, такую живую и настоящую, настолько трепещущию, словно она отдельна, словно у неё есть сердце и лёгкие, словно в неё вдохнули все запахи и чувства этого мира. Никогда. — Доброй ночи, — Кевин улыбался, пронизывая своими сонными глазами, словно первый луч солнца — гремящие натяжные тучи, разгонял непогоду, призывал свет и радужные отливы. Рико выдохнул, натягивая лёгкое одеяло выше. Уже сегодня пройдёт первая тренировка экси, потом ещё пару штук и отбор — решающее событие в жизни некоторых людей.

***

— Рико! Посмотри! Какая классная форма! Что это? Клюшка! Ну! Посмотри же! — Кевин прыгал от радости, натягивая новую форму, теребил ракетки и ходил из угла в угол бормоча слова восторга. Рико невнятно хмыкнул, обувая кроссовки и зная, что будет, когда Кевин увидит сам корт. Он взорвётся от переизбытка эмоций, его глаза будут сиять, а колени дрожать от нетерпения. Так было всегда. Практически всегда. Быстрое топонье и тихие разговоры доносятся из чёрного коридора прикрытого стеклянной дверью. Рико отчётливо вспоминает, как Натан разрубает плоть, как ошмётки крови падают на хрустально чистый пол, как слёзы ужаса наполняют фисташковые глаза Кевина, как пусто смотрит Нил, как Тэцуджи отворачивает голову, скривив морщинистое лицо — если бы раньше Рико вырвало, то сейчас он был абсолютно спокоен, словно находился в коме десятилетиями, словно Натан просто очередная картонка, нужная для продвижения сюжета. Дверь открылась, обнажая Тэцуджи с призрительно-недовольным взглядом, чёрной тростью и свежевыглаженном костюме, Лолу с красными губами, новым маникюром и высокими, толстыми каблуками. Её юбка облегала тело, выделяя подтянутый живот и накаченные бёдра. Рядом с ней стоял Нил, его глаза были похожи на пустыню, в которой не было дождей слишком долго. Палящая жара искривляла пространство, стирая границу времени. Рико моргал, закрываяясь от жгучих лучей и бездонного песка. — Боже, как жарко, — Лола достала веер и интенсивно начала им махать, смотря на Нила, цокнула, — чего стоишь? Вперёд. Её накрашенные глаза сверкнули, она зыркнула на Кевина быстро сметя его внутренний запал и на Рико, анализируя каждый вдох и выдох, но немного смутилась, встретевшись с таким же взглядом в ответ, потом кротко улыбнулась, пряча усмешку за веером. — Ах, удачи, — гремя золотыми браслетами и кольцами, Лола открыла дверь, гордо поправляя волосы, ушла. Кевин громко сглотнул, схватившись за красные щёки. — Ч-чего это она? — возмутился он, потирая потные ладошки о новую форму. — Она — гость, как и другие, они будут наблюдать за вашими достижениями, поэтому выкладывайтесь на максимум. Ожидаем вас через пять минут на стадионе, — бросил Тэцуджи, громко стуча металлической тростью. Снежный обвал набросился на Кевина, его плечи согнулись, а во взгляде проглядывалась паника, но она вскоре прошла, как он увидел Нила. — Ой, привет. Ты такой тихий, я не заметил. Как тебя зовут? Я Кевин, — Кевин мило улыбнулся, но с прошествии минуты, когда ему никто не ответил, он украдкой посмотрел на Рико с надеждой, ожидая спасательной шлюпки, однако Рико всё ещё метадично завязывал шнурки. — Э... Нил подошёл к шкафчику, вытаскивая свою форму, начал быстро переодеваться, но цепкий взгляд Кевина не опустил огромный ожог от утюга. Зрачки расширились, рот невольно открылся, пытаясь связать внятное предложение, но ладонь Рико, что мягко легла на плечо Кевина, заткнула его. Он с сочувствием посмотрел на Нила, тяжело вздохнул и побрёл на выход, прихватив с собой выданную клюшку. Кевин волновался, по странным движениям и учащённому пульсу, словно превратился в клочок оголённых нервов. Рико же был спокойным, игра в экси больше не приносила маниакального удовольствия, она стала потребностью, как вода и сон, она не волновала и не будоражила сознание, в отличие от Кевина и Нила — в их сверкающих глаза горела жизнь, она таяла, пульсировала и мерцала, как тысячи янтарный огней разбивающихся о бескрайние моря. Рико видел их восторженные лица и трясущиеся колени, когда на стадионе с протяжным звуком включился свет, как чистый пол блестел, а они забивали свои первые мячи в ворота. Рико этого больше не почувствовать. Клюшка в руках лежала, как влитая, словно он с ней и родился, но Рико умирал, его всегда мутило от этой игры, от противного свистка и глухих ударов о плексиглас. Миллионы картинок заполняли сознание, державшееся на последних полупрозрачных нитках. Тэцуджи. Его чернюшные глаза смотрели всегда сквозь, неотрывно, не мигая. Губы изогнутые в мерзкой, ядовитой усмешке, грубые, очень холодные слова. И выстрел. Экси — это хуйня. Рико ненавидит его. Сотни лет практики выматывали до рвоты, до постыдных слёз. Тысячи придуманных тактик — Рико раскромсал их ножом, разбил битой, залил бензином и поджёг. Горите. — Рико, это не честно! Ты уже играл до этого? — Кевин надул пухлые губы, вытирая потное лицо тыльной стороной руки. Нил, стоящий рядом тяжело дышал, его глаза переливались жизнью, словно в пустыне пошёл дождь, а по бурлящим дюнам бежала вода. — Он хорош, — кивнул Нил. Кевин возмущённо фыркнул. — О, ты не немой, — пытаясь вложить в свой звонкий голос весь годовой запас сарказма прошипел Кевин, но его выдал нетерпеливый взгляд познакомится поближе. Нил выдавил скомканую усмешку, щуря глаза. Кевин ахнул. Рико знал, что Бог играет с ним в кости, и прекрасно осознавал то, что он жульничает. — Я Но... — Нил осёкся, резко прикусив губу, его ресницы встрепетались, — Натаниэль. Моё имя. Рико медленно перевёл взгляд на Нила, мальчик находился в какой-то прострации, словно постигал дзен, но Кевин, не замечая его смущения, вспыхнул, подбегая к новому другу и начиная без умолку болтать, рассказывая про всё и вся. Рико было бы всё равно, но громада годов, давящая на плечи — бесила, хотелось почувствовать что-то новое, такое забытое чувство волнения, что щекотило живот, заставляя видеть и слышать, поиграть в детектива и на время стать спасателем или последней тварью. Рико не мог ничего не сделать.

***

На следующей тренировки Нил появился с огромной гематомой на голени: тёплая кожа покрылась ярко-фиолетовым, с алыми крапинками и полосками, но он лишь прятал хрустальные глаза за рыжеватой чёлкой волнистых волос, неловко передеваясь в форму для экси. Кевин обомлел, однако побоялся спросить на прямую, неловко мялся в чистом, чёрном углу, а Рико просто наблюдал, бросая мимолётные взгляды под разными градусами. Насилие для таких как Натан, Лола или Ромеро не было чем-то новым, они жили жестокостью, как и Рико когда-то, вкус крови вечно оседал на языке, становясь неотъемлемым пазлом. Бегая по корту, Нил похрамывал, он старался правильно распределить вес его тела, но получилось это не очень хорошо. Кевин беспокойно оглядывался, а также пытался заставить себя сосредоточиться на экси, но терзающие душу переживания за новоиспечённого друга были сильнее. Кевина душил стыд и подступающий комок волнения, поэтому его клюшка часто выскальзывала из рук ударяясь о пол. Недовольный взгляд Тэцуджи бил ещё сильнее, заставляя Кевина спотыкаться и совершать примитивные ошибки. Под конец тренировки он не выдержал. — Больно? — прохрипел Кевин, смотря сквозь Нила. Нил остановился, тяжело дыша, его взгляд потемнел, словно небо в момент грозы. Рот открылся, но быстро закрылся, будто он хотел что-то сказать, но в конце передумал. Нил разворачивается и нервно шагает в раздевалку, его тело трясёт, как при сильной лихорадке. Сердце Кевина сжимается, он понимает: что-то не так, в голове долбится красным шрифтом: это не правильно, поэтому он кричит. — Ты в порядке?! Нил замерзает, его тело напряжено до предела, до точки не возврата. Он глубоко втягивает воздух, пытаясь успокоиться. Белая кожа Рико засияла, ресницы встрепенулись, он наблюдал, плавно обводя глазами тонкую фигуру Нила. — Я в порядке, — Нил стиснул челюсть, — в отличие от кое-кого другого... Последняя фраза была тихой, но настолько обожгла слух, что первое о чём мог подумать Рико — Мэри. Это было очень на неё похоже — изо всех сил защищать своего сына, пусть и радикальными методами, но Рико знал из вечерних разговоров Тэцуджи с его коллегами, что Мэри не в штате, поэтому на тренировки, Нила водила Лола. Возможно горничные, хотя Нил никогда не упоминал про них в тех жизнях, где он с Рико был в довольно близких отношениях, однако всё можно оправдать уникальностью этой петли, те события, которых не было раньше, появились сейчас. Но Рико просто чувствует, что ошибается, чувствует огромный, непроглатываемый ком в горле, наверное, это всего лишь проблемы с головой, но сотни мурашек на его коже, не хотят верить в это. — Нилу грустно, — Кевин уныло опускает голову, перебирая потные волосы. Рико думает, что Кевин — капитан очевидность. Тренировка закончилась больше десяти минут назад, но фантомный голос Лолы преследует до сих пор. — Фу, ты весь мокрый, — визжит она, закрывая нос при виде Нила. Её красные ногти поломались, а на руке, сквозь голубую блузку, виднелся медицинский бинт.

***

Мэри вернулась в первый день отборочных. Она походила на смесь волка и лисы, с холодным, уверенным взглядом и клыками во рту. Рико был уверен: и в этой жизни Мэри не будет рисковать неудачей Нила, она сбежит до начала второго испытания и объявления результатов, прихватив с собой пять миллионов долларов, может больше. В воздухе парило стеклянное напряжение, Кевин кусал ногти и дёргал ногой, но удивляло то, что Нил был спокойным. Его лицо излучало громадные потоки невозмутимости, словно он не знал, что произойдёт, если он не пройдёт. Нил просто горел, лёгкие подрагивания губой и ряд белоснежных зубов выдавали его нетерпение. За Кевином стоит ещё живая Кейли, поэтому с ним всё будет хорошо при любом развитии событий. За Рико многовековой опыт и практика, будет странно, если его не возьмут. А Нил был Нилом, живущий моментом, нетерпеливым и настоящим, возможно, Рико завидовал тому, что Нил видел закатов и рассветов больше, чем он сам за все свои года. Рико нисколько не смущала боль, что Нил чувствовал за время бега, если бы ему сказали выбрать между бесконечной паникой и чёрными стенами, он выбрал бы первое. Играть в экси — это не мечта Рико. Мечта — это сделать что-нибудь помимо экси: побывать в других странах, пусть даже бегом, пусть даже пряча глаза и голову за капюшон драной кофты. Рико смог бы наконец-то присутствовать на похоронах собственной матери, закапывая её кости в жёсткий песок калифорнийского пляжа. Увидел бы бескрайние просторы желейного неба, бисквитные облака и протянул руки в горизонт с амарантовым отливом, но именно сейчас, Рико — это мальчик, что будет приносить доход клану, у него нет прав и привелегий, поэтому Рико хочется что-то изменить, хочется искупаться в пене моря, побывать в заснеженных горах и слопать килограмм всякой вредной ерунды, не соблюдая строгую диету Гнезда. Поэтому, когда Кевин снова суёт свой любопытный нос за дверь раздевалки с нетерпением ожидая отборочного испытания, Рико подходит к Нилу, ловя его удивлённый взгляд: между ними не было ни одного диалога за все тренировки. Он смотрит прямо в безжизненные глаза Рико, но не отворачивается и не смущается, Нил становится более собранным и серьёзным, однако его мышшы не напрягаются, а руки всё ещё засунуты в карманы шорт. Рико не медлит, протягивает аккуратно сложенный, маленький, лист бумаги. Нил выгибает бровь и нелепо смотрит на белый квадратик. — Что это... — На выход, — стальной голос дяди отдаётся где-то в далеке, чуть успевший отскочить от проёма Кевин нервно выдыхает, Нил всё ещё не пошевелился (мелко вздрогнул, когда открылась дверь, но не более). Рико разочарованно отводит руку, но резко отступает, когда Нил выхватывает клочок бумаги, распахивая дверцу шкафчика и, кладя записку в карман коричневых шорт. Рико кажется, что ему стало легче. Нил просто кивает и идёт вперёд, опережая застывшего Кевина. Сотни ламп далеко горят под потолком, гул в ушах и быстрое сердцебиение, ватные и в тоже время железные конечности хватают клюшку, ноги несутся вперёд по покрытому блёстками полу. Звонкие удары мяча о плексиглас, свист ракетки и мигающее табло. Улыбка Кевина и хищный оскал Нила, превращаются в бетонную статуэтку. Шматки мяса падают на паркет. Отрубленные пальцы оставляют бордовый след, а вытекший глаз пусто смотрит на корт. Раскатистый хохот Натана оглушает всех присутствующих, только Тэцуджи недовольно цокоет. Всё повторилось вновь: Кевин, хватающийся за рот в рвотных позывах и с катящимися по щекам слезами, Нил, что дрожит, отводя глаза, только ещё живая Кейли бежит к своему сыну, закрывая своей спиной от совершенно не детской ситуации. Мэри же стоит прямо, плавно переводя взгляд с Нила на Натана. Четыре высокие смотровые башни, тянутся к небу, Рико спокойно оборачивается к восточной, что предназначена для деловых партнёров Морияма. Стекло затонировано, поэтому ничего не видно, но Рико смотрит сквозь. Пустота его глаз и лица пугала, как минимум это казалось странным, что ребёнок совершенно собран и готов рационально мыслить. Рико давно не ребёнок. Он думает, что там нет Кенго, возможно пришёл Ичиро. Рико долго пялится в окна, но видя, как Нила и Кевина уводят в раздевалку, следует за ними.

***

Нилу страшно, его мама сказала собирать вещи, Нила трясёт, мама сказала, что они убегут, Нилу кажется, что он плачет, мама сказала — они бегут вдвоём. Замки сумки заедают, пальцы Нила дрожат, а странные звуки, доносящиеся с первого этажа, пугают. — Прости, — шепчет Нил. — Всё нормально, я буду в порядке, — тихо отвечает ему. — Мне жа... — Тс-с... Не говори так, — хмыкая, перебивает Нила. Темнота комнаты пугает, из приоткрытых окон доносится шелест листвы и прохлада ночи. Нил чувствует, как горло немеет, а дышать становится всё сложнее. — Давай, мама уже заждалась, — спокойно говорит ему, стирая слёзы паники и мягко гладя за кудрявые волосы. Нил прижимается крепче, обхватывая руками такие же худые плечи, как и у него. Пробивает полночь. Нил выходит из комнаты, прощаясь. — До встречи, брат, — потому что понимает, что возможно больше никогда не скажет этих слов лично, лицом к лицу. — Ага, до встречи, — кивает Нилу и долго смотрит в след. Двое покинули этот дом. Разгоняя машину, Мэри ругается на Нила за то, что не переоделся, за то, что опоздал. Она кивает на сиденье, где лежит мешок со сменной одеждой, и Нил быстро разбирает вещи, но квадратный листок — белый, он не сливается с чёрным салоном машины, Нил разворачивает его ничего не понимая, но запоминая написанное, словно оно хранило какие-то слишком важные моменты о Кевине, о... Рико и экси. Нил прогоняет кривые слова сотни раз, пока Мэри не бросает машину около аэропорта. После Нил попадает в сон, очень искривлённую реальность, словно он давно мёртв, но просто бежит за мамой, садится в самолёт и летит. Ему страшно, уши забиты землёй, а сознание ушло глубоко под воду, но Нил хочет жить, его разум проясняется, когда он думает о брате, о улыбки его мамы, возможно о Кевине и Рико, думает о записки и совсем ничего не понимает. 1998. Эндрю Джозеф Спир. Калифорния. Окленд.