Танец Хаоса. Новое время

Торвин стоял у окна, заложив руки за спину и глядя сквозь узкую бойницу вниз. Темнело. На стенах зажглись первые факелы. С этой точки обзора он видел длинное русло Дионина, стиснутого с двух сторон двумя мощными гранитными стенами, перетянутого тяжеленными цепями поперек, чтобы ни одно вражеское судно не могло спуститься по его течению свободно. Он походил на вену с буро-красной старой кровью, медленно и вязко, с огромным трудом текущей мимо крепости на запад, на старую рану, так до конца и не зажившую, несмотря на все усилия ее залатать. Эта кровь, дурная и грязная, сочилась из-за Черной Стены на востоке, где лежала смерть, и его взгляд все чаще и чаще обращался туда. Все они, словно листья сорванные ветром, стремились туда, все, кто родился в этой горькой земле, был вскормлен ее пылью, ее ветром, ее памятью. Все они смотрели на восток с самого первого своего вздоха и до вздоха последнего, не отводя глаз, не отворачиваясь, не отступая. Они не умели жить иначе, в мирном, в тихом, в счастливом, и он тоже не умел. Никто не учил его этому, да и сам он так и не выучился, не нашел на то времени. Время никогда не ждало его, не жалело и не щадило, да он и не просил того у него. Отца он лишился, когда был еще совсем ребенком, и тогда это время и началось для него – взросление слишком раннее, неотвратимое и безжалостное. Но эта история не была необычной, она была почти такой же, как и у всех остальных. Мальчики Бреготта становились мужчинами, когда погибали их отцы, поднимая их мечи и занимая их место, чтобы однажды уступить его своим сыновьям. Чтобы питать эту землю, вскармливать ее и защищать, чтобы кровью своей поить ее во имя того, чтобы жизнь продолжалась. Он не был исключением, он был лишь подтверждением правила и демонстрацией закона великой шатары, он нес на своих плечах неотвратимость своей судьбы и никогда не роптал. Пока судьба не ударила его наотмашь. Торвин вскинул голову, наблюдая за тем, как сменяются часовые на каменных стенах, заступая на дежурство в ночь. Бордовые туники, бордовые плащи, покрытые пылью, вахра на лицах – и у тех, кто выходил на вахту, и у тех, кто ее покидал. Старики говорили, что бернардинцы первее молока матери пробуют пыль Хмурых Земель на вкус, некоторые смеялись, что она нравится им больше. Здесь все было просто. Здесь все было очень понятно. Куда понятнее тех земель мира и процветания, ради защиты которых он жил. Он никогда не любил Озерстраж так, как эту крепость – мрачный оплот камня и силы, поднимающийся из пыли на краю кровавой реки и бездонного рва. Остол Офаль был его судьбой, его дорогой, его роком и его долгом. А в последние месяцы – стал еще и спасением, последним местом, в котором он чувствовал себя в безопасности, в котором у него была опора – камень держал его. А потом она приехала сюда и просто… отодвинула его в сторону. Будто вещь, которой перестали пользоваться, но которую было жалко выбросить, и как память ее поставили на каминную полку – собирать пыль и радовать глаз своей никчемностью. Он смотрел вниз, на скалы, укрытые ровным слоем бурой пыли. На широкую крепостную стену, добротную, надежную, способную удержать даже самый страшный удар вражеской армии. В последние годы он много времени потратил на то, чтобы укрепить эту и без того неприступную твердыню. Выторговал листы валмара у ильтонцев, чтобы обшить стены с внешней стороны, углубил ров, расчистил берега Дионина от мелей, чтобы там невозможно было пришвартоваться, укомплектовал гарнизон, под завязку набил закрома провизией и всем необходимым, чтобы выдержать даже многомесячную осаду. Он создал безупречную твердыню, чтобы служить ей, а она разрушила его изнутри. Так легко, одним ногтем толкнула камушек с края, и все разлетелось вдребезги, разбилось на осколки в пыль, которую он все пытался собрать своими окровавленными ладонями, запихнуть обратно в свое нутро. И не мог. В груди перехватило, заболело, заставляя скрючиться, заставляя скомкать судорожной ладонью ткань в попытке изменить то, над чем он был не властен. Торвин глухо закашлялся, чувствуя, как от непроходящего в легкие дыхания жжет внутри. Такое случалось в последние дни, случалось все чаще, и он пока не понял, что именно ему с этим делать. Возможно, кто-то из жрецов или Говорящих-с-Тенями мог бы помочь ему. Но сам он для себя еще не решил, обращаться ли к ним за помощью или просто оставить все, как есть. После нескольких судорожных вздохов стало легче, хватка в груди отступила, разжимая ледяные сухие когти. Он провел ладонью по губам, чувствуя под пальцами шершавую облупившуюся кожу, вновь выглянул в окно, блуждая бессмысленным взглядом по крепостной стене, огонькам дежурных костров, кровавым водам реки, сочащимся из укрытого бурой дымкой горизонта. Эта крепость всегда была для него убежищем, а теперь становилась клеткой. Карающая Длань Трона Бреготта – красивые слова, огромная власть, прощальный поцелуй. Это злило его, это приводило его в бешенство, и он видел в отражении темного стекла свою кривую ухмылку. Боль выдавливала ее из сведенных судорогой бессонницы мышц. Когда он оставался один, он скалился самому себе, скалился часами, смеясь и смеясь над жестокой шуткой, над этой последней неуклюжей попыткой Гаярвион протянуть ему руку так, чтобы не уронить собственное лицо. И самое страшное было в том, что он понимал ее. Слишком хорошо знал, выучил до последнего дрожания ресниц за прошедшие двенадцать лет. Их учили убивать, их учили оплакивать умерших, но их не учили уходить, и она тоже не умела. А еще – боялась посмотреть ему в глаза после всего этого, так боялась, что надевала на себя свой непробиваемый ледяной панцирь каждый раз, как оказывалась в его присутствии, надевала на себя Королеву, и пряталась за ней, за своей непоколебимой гордостью, считая, что это поможет. Сколько он раз он со смехом говорил ей, что для него эта ее гордость – что ветер для пыли Хмурых Земель. Сколько раз она обижалась и смотрела из-под бровей, а потом расплывалась в улыбке поднимающимся солнцем, смеющимся над собственной излишней серьезностью. Но не в этот раз. Гаярвион была трудной. Замкнутой, вспыльчивой, самолюбивой. Он полюбил ее так давно, еще будучи ребенком, и за все эти годы выучил, будто книгу, священную книгу своей души. Он знал, как ей больно сейчас. Знал, как она страдает. Знал, как мучает ее стыд и вина. Знал, сколько она хочет ему сказать. И кривая ухмылка из быстро темнеющего стекла становилась все шире и шире. Потому что он знал, что она не придет к нему говорить и будет ждать, что первым придет к ней он – добиваться ее голоса для себя. Как и все эти годы. - Прости меня, - прошептал он ее глазам, отпечатавшимся на внутренней стороне его век раскаленным ярмом, как шептал все эти дни и ночи напролет глубоко в тишине Хмурых Земель своего сердца. – Прости меня, моя орлица. За все. Он ждал ее всю свою жизнь, он ждал все время этих долгих невыносимых дней, но больше он ждать не мог. Она не отпускала его и ничего не говорила, потому что не могла сказать. Она подарила ему бумажный титул взамен реальной власти над этой крепостью, в которой воцарилась теперь со своей Волчицей. Она отодвинула его в сторону, из страха перед правдой жмуря глаза, надеясь, что он просто исчезнет сам, сам решит, что ему делать дальше и куда идти. И он решил. Ночь упала на Хмурые Земли, будто черное полотно набросили на невидимое солнце. Он отвернулся от окна и начал методично одеваться, находя в простоте столь знакомых движений правду и опору для самого себя. Он был сыном Бреготта, рожденным для того, чтобы защищать эту землю. Его судьбой было служение своему народу, его кровью – пыль Хмурых Земель, и эту дорогу он знал и принимал, этой дороге он и служил всю свою жизнь, и ничто не смогло бы изменить этого. Пальцы ловко затягивали ремни на боках чешуйчатого доспеха в полутьме освещенной свечами комнаты, закалывали пряжку плаща, шнуровали сапоги. Перед внутренним взором смеялась Гаярвион, и в глазах ее танцевали солнечные искры. И волосы ее струились сквозь пальцы Торвина, отливая золотом, питая его запахом наступающей весны. Ты дала мне титул, но не дала дела. Ты хотела, чтобы я сам выбрал, и я выбрал, Гаярвион. Я буду там, где мне и положено быть, - со своим народом. Магара дель Лаэрт не слишком нравилась ему. Она напоминала голодного волка, почуявшего добычу, вцепляющегося насмерть и не отпускающего до тех пор, пока враг не истечет кровью. Она была опасна, гораздо опаснее всех женщин и мужчин, которых он знал, потому что качества и тех, и других сливались в ней в невообразимый узел из хитрости и напористости, из мертвой хватки и умения вывернуться в любой миг, как кто-то попытается ухватить ее саму. Но сейчас у нее была цель, и эта цель горела в глазах Магары неистовым пламенем. Она ненавидела Сета и желала отомстить ему, и Торвин не питал иллюзий – он ей нужен был лишь для того, чтобы свою месть свершить. И это как раз и успокаивало его превыше всего остального – Магаре было плевать на власть, она жила лишь жаждой мести, а это означало, что до Бреготта ей сейчас не было ровным счетом никакого дела, кроме того, что Бреготт помогал ей эту месть свершить. Но дело было Гаярвион, конечно же. Никуда это из нее не делось и не ушло, как бы она ни пыталась это скрыть, - Гаярвион не доверяла никому. Гаярвион была помешана на собственной судьбе и предназначении, переданном ей кровью предков, и всех, кто не носил в себе эту кровь, воспринимала как чужаков и возможных врагов, таящих намерения навредить Бреготту. Слишком много покушений пережила в своей жизни, слишком многое потеряла – Торвин прекрасно ее понимал. Как понимал и чудовищный груз ответственности, лежащий на ее плечах все эти годы, изменивший ее, закаливший ее, превративший в то, чем она являлась сейчас, как бы ни пыталась скрыть это и спрятать, как бы ни пыталась это преодолеть. Некоторые раны никогда не заживали. Некоторые шрамы никуда не исчезали, да им и не надо было позволять исчезать. История судьбы и силы писалась кровью и болью потерь, история будущего росла из костей прошлого, ничто не меняло этого. Гаярвион была рождена для того, чтобы стать королевой Бреготта, и она стала ею сейчас от кончиков ногтей до кончиков волос. Но у этого была и обратная сторона. Гаярвион не доверяла анай, вельдам, Аватарам, да вообще всем, кто сейчас так назойливо предлагал ей помощь. И, разумеется, она не могла позволить Магаре целиком забрать в свои руки штурм Остол Минтиль, пусть даже это решение в сложившейся ситуации было единственно верным. Она просто не могла дать кому-то право решать за себя. - Моя орлица, - прошептал он, тихо улыбаясь и чувствуя, как горит в окровавленном сердце любовь. Она была что Огонь Глубин, который не могло потушить ничто. Среди дыма и копоти боли горел этот огонь, несмотря ни на что, пылал, будто вечный факел, неугасимое пламя в ночи. И Торвин тихо смеялся, сдаваясь этой великой силе, единственной, что победила его единожды и навсегда. Он ощутил приближение Ньявана Шифу еще за мгновения до того, как раздался тихий стук в дверь. Это случалось теперь все чаще, несмотря на грызущую его ребра боль, забивающую все остальные ощущения. Клятва Спутника постепенно меняла его, привнося в его жизнь удивительные вещи. Хотя бы вот эти маленькие осознания того, кто приближался к нему, появляющееся из ниоткуда молчаливое знание о том, что намеревались делать окружающие его люди, предчувствование вещей. Так он понял и Магару и был благодарен за то дару, который сделала ему проклятая Волчица. Он убил бы ее своими руками, если бы мог, но она научила его тому, что он должен был узнать. И она говорила с ним в отличие от Гаярвион, и она смотрела ему в глаза без страха. Губы вновь растянулись в кривую усмешку, которой он и встретил просунувшего голову в дверь Ньявана Шифу. - Все готово, милорд, - пробубнил тот, ударив себя кулаком по лбу вместо приветствия. - Идем, - кивнул Торвин. Он затянул ременную петлю на ножнах, набросил на голову капюшон и вышел из своей комнаты, не оглядываясь. Пламя дрожало на стенах коридоров Остол Офаль, гулкое эхо его шагов гуляло среди дикого камня. Ночь ярилась за стенами – вновь поднялся ветер, и пылевые вихри гудели в оконных щелях. Он чувствовал, как покидает свой дом, каждым шагом прощаясь с ней, каждым шагом впечатывая в камень свое прошлое, золотую осень дней, прожитых в последних лучах ее любви. Так много было горечи в этом, так много любви. Ночь встретила его по ту сторону стен, отсалютовали стражники, с которыми он лил кровь и сражался много лет. Торвин не оборачивался, широко шагал вперед, вдыхая всей грудью пыль Бурых Земель. Его путь звал его, его дорога лежала во тьму, что хранила ее сон даже сейчас. - Ты нашел ведуна? – спросил Торвин, не поворачивая головы. - Да, милорд. Шакал Гайрен поведет нас, - отрывисто сообщил Ньяван Шифу. – Он ждет у мастерской. - Хорошо. План Магары был хорош, Торвин чуял это своим нутром. Они с Неварном часами сидели над планами Остол Минтиль, ломая головы над тем, как взять манор, и ничего кроме прямого штурма так и не надумали. Узкие коридоры, Псари, способные перемещаться сквозь пространство, путаница переходов – все это сулило кровь, а с учетом нынешних обстоятельств каждая капля крови становилась на вес золота. Возможность выкурить дермаков из-под земли и ждать их на выходах из манора давала огромное преимущество и превращала почти безнадежный штурм в возможность сокрушительной победы. Вот только Неварн всегда-то был упрям и абсолютно уверен в своем превосходстве. Бернард доверял его мнению и на протяжении долгих лет полагался на его планы, ему принадлежало право окончательного слова в разработке всех битв, которые велись за последние три десятилетия. А старого боевого коня очень сложно было переучить подчиняться. К тому же, после Кьяр Гивир Неварн изменился. Там он едва не погиб и не потерял собственную армию только благодаря чуду, сотворенному Волчицей и ее спутниками. С тех пор что-то в нем неуловимо поменялось, и с каждым днем изменения эти все ярче являли себя, прорываясь наружу сквозь его вечно сжатые узкие губы. Да и гибель короля и последовавшее за ней пленение и возвращение Гаярвион из-за Черной Стены повлияло на его отношение. Он увидел в ней великую Хаянэ, Орудие Богов, спасительницу Бреготта, устами которой говорила сама шатара, и он не смел больше ослушаться ее. И когда она доверила ему штурм Остол Минтиль, только укрепился в своей вере. И теперь выходило, что Торвин разыгрывал партию против своего старого друга. Неварн ни за что не согласился бы на изменение плана, потому Магара предпочла просто не ставить его в известность об этом изменении. Он увел войска из Рва на запад, разворачивая их перед развалинами крепости для штурма, и пока они отвлекали на себя внимание врага, Магара планировала протащить дымовые бомбы под манор и всей мощью анай обрушиться на выбирающихся из-под земли врагов. Неварну можно было и не знать о том, его задача состояла в другом. И со стороны все выглядело весьма легко и просто, только вот Торвину еще никогда не доводилось в жизни участвовать в операции, у которой было бы два полководца, да еще и играть на стороне одного из них, не ставя в известность другого. Только какие варианты у него еще оставались сейчас? Он вновь криво оскалился во тьму, чувствуя, как болят от натуги мышцы лица. Сколько битв прошлого было проиграно, потому что великие сердца преисполнялись веры в свое предназначение и переставали видеть реальность перед собственными глазами! Вера вела сквозь смерть, но точно так же вера и ослепляла, а они не могли позволить себе слепоту сейчас. Не в этой битве, не в этом времени. Ты подарила мне бумажный титул и дала право решать. Я решил, Гаярвион. Я принимаю твой дар и я сделаю то, ради чего ты мне его дала, пусть даже ты сама пока не понимаешь этого. Торвин смотрел сквозь ночь, щуря глаза от секущей их пыли. Быть может, сейчас она подарила ему куда больше того, что отняла. Он больше не был вторым, и он был свободен и волен решать теперь, даже поперек ее воли. Они добрались до мастерской Ниити Бахтум, обогнули ее, направляясь к грузовому ходу. При их приближении ночные тени шевельнулись, поднялись с земли им навстречу. Двое гномов поперек себя шире в половину роста Торвина и один человек, завернутые в бурые плащи и прячущие лица от ветра под глубокими капюшонами. - Светлого вечера, милорд! – еще издали приветствовала его Ниити Бахтум, неуклюже кланяясь под массивным для нее плащом. – Готово все, как вы и приказали. Все сделано быстро и в секретности, можете сердце себе не рвать, никто лишний не узнал ни о чем. - Хорошо, госпожа Бахтум, - кивнул он. – Корона не забудет вашей помощи. - Так мы это, рады стараться-то для ее величества, - забормотала гномиха, неловко ткнув себя кулаком в лоб. – А на днях еще и пугачи будут. Новая партия, еще сто штук отгрузим, и горючки к ним. Спешим, как можем, милорд. - Благодарю вас, - Торвин повернулся к мужчине в плаще. – Говорящий, открывай переход. Будем грузить. Лица ведуна под капюшоном видно не было, но Ньяван Шифу уверял, что это верный человек, не склонный болтать лишнего, и Торвину того было достаточно. Бригады Копателей состояли из людей отчаянных и бесстрашных, трезво видящих действительность вокруг себя и умеющих принимать быстрые решения. К тому же, они держались вместе и предпочитали не болтать в присутствии регулярных войск. Именно это Торвину и нужно сейчас было больше всего остального. Гаярвион не должна была узнать о штурме как можно дольше, чтобы у нее не было возможности остановить его. Они начинали завтра на рассвете, и если Боги будут на их стороне, и о его исчезновении из крепости она узнает уже тогда, когда войска разместятся на занятых развалинах Остол Минтиль. Ведун прошептал что-то себе под нос, и спираль перехода закрутилась в воздухе перед ними, втягивая в себя пространство. - Где груз? – спросил Торвин. - Вот, милорд, вот тут все. Только аккуратно, рядом с огнем не кладите их, чтобы не взорвались, не приведи Каменоступый. Ниити указала на четыре покрытых пылью ящика, стоящих подле стены. Торвин с некоторым сомнением взглянул на них. - Этого хватит? - Более чем, - кивнула Ниити с гордостью. – Вам и двух хватило бы на вашу ямищу, но на всякий случай я побольше завернула. В каждой коробке по пятьдесят банок. Просто вырвите шнур и кидайте ее спокойно вниз, вони будет достаточно, чтобы протравить всю крепость насквозь. - Долго они будут дымиться? – спросил ее Торвин. - Да, - твердо кивнула гномиха. – Мы вчера вечером щепоть только попробовали, так она до сих пор воняет. Пришлось закапывать. – Она вдруг спохватилась и добавила. – И вот еще, милорд. Пусть те, кто будет кидать их, лица замотают, чтобы самим не угореть. Больно вонючая штука, еще и воздух выжигает. В закрытом помещении дышать будет совсем нечем, так что поосторожней с ней. - Спасибо, госпожа Бахтум, - кивнул он, протягивая ей ладонь. Гномиха деловито потрясла ее своей маленькой квадратной ручкой. – Бреготт помнит. - Честь и слава, Бреготт! – довольно отозвалась та. Торвин кивнул Ньявану и первым подхватил один из ящиков. Тот оказался удивительно легким, он ожидал большего веса, потому добавил к нему и второй, поставив один на другой. Наемник рядом забрал оставшиеся два. - И не трясите их сильно, милорд! – крикнула им вдогонку гномиха. – А то мало ли там все рассыплется еще, весь ров протравите. - Ты никого не видел и никого никуда не проводил, - тихо сказал Торвин, поравнявшись с ведуном. - Я никого не видел, милорд, - глухо отозвался тот из-под капюшона. – Спал себе в казарме, отсыпался. Можете быть спокойны. - Завтра пополудни иду к моему стражнику Бергену, он передаст мою благодарность, - добавил Торвин. Ведун поклонился ему, и Торвин ступил в спираль перехода. Мир вокруг него сделал стремительный кульбит, пространство подкинуло его, будто мяч на ладони, и Торвин покрепче прижал к себе свой груз, чтобы не оставить один ящик здесь, в теле проводящей его на ту сторону Тени. В следующий миг он выступил по ту сторону перехода, судорожно вдыхая ледяной ночной воздух. Здесь было гораздо холоднее и пахло мокрой землей, и Торвин, еще не успев восстановить зрение, уже знал, что он во рве. Две огромные черные стены поднимались вверх до неба, алые отблески пламени освещали все вокруг. В первый миг он моргнул – пламя горело само по себе, сгустки огня лежали на земле или были прикреплены неведомой силой к стенам рва, их ничто не поддерживало и ничто не питало. Потом поблизости раздался знакомый голос с хрипотцой, и он запоздало вспомнил про способности анай. - А вот и ты, первый. Рада тебе. И подарочкам твоим тоже. Магара дель Лаэрт поднялась на ноги от огромного костра в человеческий рост высотой, горящего также без дров, и анай, сидящие вокруг нее, тоже вставали, приветствуя его кивками. Царица Лаэрт была некрасивой женщиной, впрочем, как большая часть анай, которых он видел. С тяжелыми чертами лица, грубыми костями черепа, отрывистыми и чересчур энергичными для женщины движениями тела, сухого как забытая на солнцепеке вяленая рыба, Магара была немолода, очень умна и очень опасна – он видел это в ее расслабленно прищуренных змеиных глазах, в наиграно самодовольном наклоне головы, в приклеенной к губам улыбке превосходства. Все они походили куда сильнее на диких зверей – агрессивные женщины с далеких гор, не признающие чужой власти, умеющие убивать так же легко, как иные - протягивать руку в приветствии. Нам всем очень повезло, что они оказались на нашей стороне, а не на противоположной, подумал Торвин, кивая Магаре. - Здравствуй, Магара. Это нужно поставить подальше от огня. - Тогда это не мой шатер! – расхохоталась царица, а потом приказала: - Давайте, милые, заберите у лорда Торвина и друга Ньявана наши гостинцы, отнесите в арсенал. Килия, постережешь их, чтобы какая молодая дура не решила рядом с Роксаной баловаться. – Без единого слова анай направились к Торвину и Ньявану, забирая из их рук ящики, а Магара широко довольно улыбнулась: - Ты, Ньяван, отдохни да поспи перед завтрашним. Ну а тебя, первый, зову к ужину. Отведаешь нашей стряпни, посидишь в тепле. Кажется, тебе не помешало бы общение после стольких дней затворничества. - Не откажусь, - кивнул Торвин. Общение с Магарой не было предметом его интереса, но он хотел узнать об анай больше. Сегодня они были его соратниками и союзниками в борьбе против общего врага, но слишком много злой силы пряталось в тенях на скулах стоящей напротив него Магары. Однажды мог прийти день, когда соратники обернулись бы противниками, и к этому дню у него для Гаярвион должно было иметься решение проблемы. Любовь была Огнем Глубин, и она не могла потухнуть просто потому, что кто-то желал того. Торвин криво усмехнулся и пошел следом за Магарой к ее шатру. Огромный лагерь анай раскинулся на две рва, и здесь было непривычно ярко, куда светлее обычного. Ровные ряды палаток освещали огни, так много огней, горящих ни на чем, что Торвин только поглядывал вокруг, да хмурился. Анай утверждали, что эта их способность – создавать огни и прочее – не имела отношения к ведовству, и его собственные жрецы да ведуны подтверждали их слова. Вот только это делало их еще более опасными противниками в случае войны, едва ли не такими же мощными, как эльфы, и Торвин подумал о том, что понимает Гаярвион. Он и сам сухопарой Магаре доверял лишь ровно настолько, насколько она помогала ему. Как ему весьма красноречиво продемонстрировала его собственная судьба, доверие слову анай было обоюдоострым мечом, который ранил так же жестоко, как и защищал. Идущая впереди Магара обернулась к одной из своих охранниц и попросила: - Милая, сбегай-ка, позови к нам Бьерна Мхарона. Поговорим с ним о том, о сем. Поужинаем. Анай легко сорвалась с места, раскрывая светящиеся голубым крылья и взлетая в воздух. Торвин проводил взглядом ее удаляющуюся фигуру. Магара не болтала лишнего, и, кажется, даже в ее лагере мало кто знал об изменении плана штурма крепости. Анай держались вместе, будто пчелиный рой, и вряд ли стали бы рассказывать посторонним о планах своей царицы, но она все равно перестраховывалась. Торвин отметил это в памяти на будущее. Впереди из темноты показался большой просторный шатер, вход в который охраняли две высокие опасные женщины с тяжелыми ножами на поясах. - Добро пожаловать, первый, - Магара картинно откинула перед ним входной клапан, посмеиваясь. – Будь как дома. - Благодарю тебя, - кивнул Торвин, пригибаясь и заходя внутрь. Жила Магара скромно, по-походному, и это импонировало Торвину. В отличие от шатров Гаярвион, вечно набитых всяким барахлом, здесь не было ничего лишнего, а статус царицы демонстрировал разве что складной стол и две жаровни с пламенем внутри вместо одной. Глаз не нашел привычной стойки с доспехами, вот, пожалуй, и все, чем шатер Магары отличался от его собственного. За столом, накрытом к ужину, сидела, просматривая какую-то книгу, жена Магары – Держащая Щит Ая. Вот эта женщина была красивой, одной из немногих по-настоящему красивых анай, и Торвин задержал на ней взгляд, любуясь. Короткие черные волосы спускались на ее спину хвостом, как и у всех анай, черная повязка закрывала глаз, а второй оставшийся горел во тьме, будто пламя. В ней тоже было много дикого, звериного, как и в Магаре, но она казалась Торвину более плавной и текучей, а еще – куда более опасной. Изящно поднявшись ему навстречу своим гибким телом, обтянутым черной формой с глубоким узким вырезом, Ая подала ему руку и оскалила острые, почти звериные клыки. - Светлого вечера, первый! Радостно видеть, что ты присоединился к нашей трапезе и нашему столу. - Магара умеет уговаривать, - коротко улыбнулся Торвин, пожимая ее руку, а затем отодвинул себе стул и уселся подле нее. - О да, - промурлыкала Ая. – В этом она хороша. - Я во всем хороша, кошечка, - доверительно сообщила ей Магара, усаживаясь рядом с Торвином на стул и забирая пустую кружку. Подхватив стоящий на столе кубок, она наклонила его над кружкой, и Торвин слегка удивился, когда в нее полилась кристально-чистая вода. Бросив на него короткий взгляд, Магара хмыкнула: - Нет ничего лучше воздержания перед битвой, первый. Ревнивая чтит тех, кто ярь свою дарит Ее очам в танце смерти. Так что раздели со мной Милость Аленны, дабы завтра мы победили. - За победу, - кивнул Торвин, поднимая предложенную Магарой кружку с водой. - За победу, - отсалютовала своей кружкой Ая, а Магара добавила что-то, напоминающее ритуальную фразу: - И да очисти Ты нас, Милосердная, чтобы мы могли очистить землю Твою. Ледяная вода обожгла нутро не хуже ашвила, и Торвин с наслаждением допил все до дна. Он не помнил уже, когда ел в последний раз, и ел ли сегодня вообще, потому черпак горячей каши с мясом, который Ая выложила в его тарелку, заставил желудок болезненно сжаться от голода. Подхватив ложку, Торвин принялся за еду. А Магара, посмеиваясь, заметила: - Отощал ты, первый. Ну это и хорошо. Тощие и злые дерутся спорее сытых. – Торвин вскинул на нее взгляд, и Магара улыбнулась еще шире. – Где бы ты хотел этим заняться завтра? - Я пойду под манор, - ответил ей Торвин, загребая каши. Он для себя уже все решил. Ярость требовала выхода, а там завтра будет опаснее всего. – Ты говорила, туда ведет тоннель. Что он собой представляет? - Весьма странное это место, - пожала плечами Магара, ковыряясь в своей тарелке. – Создан явно при помощи ведовства, но только твои зрячие говорят, что никакого отношения к тому не имеют, и сила эта им незнакома. Завален всяким гнилым барахлом, явно наворованным, причем давно. Выглядит так, будто им не пользовались веками, однако не обвалился нигде и не прохудился. - Замурован со стороны крепости? – уточнил Торвин. - Ага, - кивнула Магара. – Завален гранитной скалой. Дочери Земли обещали сдвинуть ее, чтобы открыть ход. Ведовства не будет, и дермаки не почуют. - Кажется, я знаю, что это за тоннель, - заметил Торвин, и Магара встрепенулась, с интересом глядя на него. Торвин доскреб свою миску до дна и с благодарностью кивнул Айе, когда она положила ему добавки. – Много столетий тому назад в этих землях орудовал один мародер, легендарный вор по имени Редлог. Говорили, что он то ли ведун, то ли эльф, потому что ему удалось украсть казну Бреготта и вынести ее по подземным ходам с территории страны. – Ая довольно рассмеялась, и Торвин добавил. – Ходы замуровали после того, а история превратилась в сказку, но я слышал от людей, слову которых верю, что она правдива. - Ну, если казна Бреготта была набита старыми стульями, горшками да мешками с зерном, то это вполне может быть правдой, - хмыкнула Магара. – Золота мы в этих коридорах не нашли. Торвин кивнул, не став вдаваться в подробности. Он ни мгновения не верил в то, что Магара скажет обратное, но само наличие скрытых ходов под Хмурыми Землями к западу от рва его беспокоило. - Этот ход нужно будет разрушить после того, как мы возьмем крепость, - проговорил он. – Я не буду упрощать дермакам их задачу. Захотят подкопаться под крепости, пусть роют сами. - Я не уверена, что его вообще можно разрушить, первый, но мы можем попробовать, - пожала плечами Магара. – Твоя земля – твои правила. Мне он послужит завтра, а потом можешь делать с ним, что угодно. - Скольких ты пошлешь туда? – спросил ее Торвин. - Думаю, пары дюжин Дочерей Рощи хватит, - Магара взглянула над столом на Айю, и та кивнула ей в ответ. – Драться там неудобно, от большого отряда прока не будет. Нужно будет сделать все быстро и тихо и так же быстро уйти. Так что если ты решил там героически погибнуть во время невыполнимой миссии, лучше оставайся наверху. Там шансов больше будет. - Я не намерен погибать, Магара, - тяжело взглянул на нее Торвин. - Я хочу посмотреть на яму. - Вот видишь, кошечка? – Магара ухмыльнулась, глядя на Айю. – Я вот тоже не собираюсь там умирать и просто хочу посмотреть на яму, как и первый. - Твое место на передовой, Магара, - очень мягко сообщила ей жена, и Торвин ухмыльнулся в тарелку. О, он очень хорошо знал этот тон! Гаярвион тоже умела вот так мурчать, мягко-мягко, вкрадчиво, но сомнений в том, что она в следующую секунду вцепится ему в глотку, после такого мурчания не оставалось. - Мое место везде, - осклабилась Магара, но сразу же добавила, когда бровь Айи взлетела вверх. – Но завтра я буду в небе, конечно же. Хочу посмотреть, как будет дымиться манор. Зрелище должно быть занятное. - Разумеется, - улыбнулась ей Ая. Сердце кольнуло, и Торвин занялся своей едой, не глядя на них. Сейчас он чувствовал себя плакальщиком, случайно забредшим в дом чужого счастья, и в этом счастье ему было стыло и не было места. Странная холодная легкость гуляла внутри, ероша душу, будто зимний ветер волосы. Жизнь его опустела, как пустели покинутые людьми дома, и он чувствовал онемение освобождения под горелым пепелищем своего сердца. - Я еще хотела спросить тебя кое о чем, первый. – Торвин вскинул взгляд, Магара слегка прищурилась, рассматривая его, будто зверь добычу. – О связи с Аватарой, которая у тебя есть, о силе Спутника. - Спрашивай, - равнодушно разрешил он. - Что она дает? – подалась вперед Магара, сцепляя пальцы в замок. – Мне тут многие поговаривают про какие-то дивные чудеса, но я не больно-то верю восторженным дуракам. У тебя голова на месте, и ты, как все говорят, Спутник. Что это тебе дало? Торвин не сдержал кривую усмешку – сама вырвалась из перекопанной болью души, - но собрался с мыслями, подбирая слова. - Я начал знать вещи до того, как они случились, - сообщил он ей, и глаза Магары сощурились еще чуть больше. – Кто войдет в комнату, где я нахожусь, в следующий момент, что за человек передо мной стоит, о чем его мысли. Я начал видеть многое вокруг себя, чего раньше не видел, многое понимать. Говорят, так это начинается, когда связь встраивается, и со временем будет больше. - Что именно? – допытывалась Магара. - Говорят, Спутники начинают видеть потоки энергии, как ведуны, хотя силы у них никакой нет. И чуют Рабов задолго до их появления, хоть я в жизни видел лишь одного. – Торвин отложил ложку и отрицательно покачал головой, когда Ая приподняла половник, чтобы начерпать ему еще каши. – В наших землях пока нет Танца, и я думаю, это оттого, что многие присягнули им. Пусть так дальше и остается. - Значит, знание, - задумчиво проговорила Магара. – Знание вещей, людей и будущего. А что про возможность связываться с Аватарами и брать у них силу на действие? - Я слышал, такое тоже бывает, и таким образом Спутники победили хасатру Предательства, - внутри резануло, Торвин не хотел говорить об этом. – Но сам пока не ощущал подобного. Говорят, нужно время для того, чтобы связь окрепла, и ею станет можно пользоваться свободно. - Сколько времени? – уточнила Магара. - Не знаю, - пожал он плечами. А затем спросил: - А ты что же, хочешь присягнуть им? - Коли есть сила, способная помочь в битве, только дурак не будет ее использовать, - оскалилась Магара, и Торвин кивнул ей. Они не могли выбрать время, в котором родились, и хоть он и проклинал Танец за то, что тот привел в его жизнь отнявшую Гаярвион Милану, однако о клятве Спутника не жалел. Он служил своей стране и должен был провести ее через Танец. И если ценой этому становилась его любовь и его душа, он готов был эту цену платить. Для того и родился на свет. Снаружи послышались шаги, голоса, а затем в шатер шагнул, пригибая голову под низким входом, огромный как медведь предводитель вельдов Бьерн Мхарон. Торвин поднялся навстречу ему, протягивая руку, и облаченный в кожаную куртку наездник на драконах крепко пожал ее, прогудев: - Иртан да осияет вас всех. - Заходи, Мхарон, заходи, - разулыбалась в ответ Магара. – Мы как раз собирались начать обсуждение завтрашнего танца. Ты как раз вовремя. Складной стул протестующе заскрипел, когда огромный вельд уселся на него к столу, положив здоровенные ручищи на столешницу. Ая и ему поднесла каши, и тот взялся за ложку, едва не утонувшую в его кулаке. Торвин вдруг подумал о том, как странно сложилась его судьба. Еще пару месяцев тому назад он стоял за спиной Гаярвион, охраняя ее жизнь и власть ради будущего их общей страны. А теперь сидел в шатре с этими дикими людьми с обратной стороны мира и фактически сговаривался на бунт против своего старого друга и уж точно против воли своей королевы. Шатара неумолима. Торвин вновь оскалился, чувствуя, как болят от улыбки щеки, и прислушался к словам Магары, принявшейся излагать свой план атаки. *** Входной клапан шатра за ушедшими мужчинами закрылся, и Магара устало выдохнула, глядя на него. Бесшумно танцевало пламя Роксаны, наполняя воздух ароматом цветов – Ая добавила щепотку сушеных трав в жаровни. И где только взяла их посреди рва? Все шло ровно так, как она и планировала – Милосердная сейчас была на ее стороне, улыбаясь ей покровительственно из темноты за плечом. Вещи складывались с первого раза и складывались мягко, что означало поддержку свыше, и Магара благодарила за то, утверждаясь в своей правоте. С другой стороны, когда они брали Натэль, все тоже шло гладко, мягче некуда, а стоило битве завершиться, стоило им начать праздновать, как пришла весть о падении Рощи. Негоже было забывать и про второй лик Милосердной, искаженную гримасу мстительной ярости, обещавшую поражение любому, кто дерзал покуситься на то, чего не мог выдержать. Никогда не стоило об этом забывать. - И что это было насчет присяги? – раздался не обещающий ничего хорошего, но при этом чрезмерно равнодушный вопрос жены. Магара вздохнула – она ждала вопроса, ждала и бури, когда Ая узнает, что решение она уже приняла, просто ее в известность не поставила. А еще ждала подходящего момента и подтверждения собственным мыслям, чтобы окончательно утвердиться в своем решении. Загадала, что если завтра возьмет Остол Минтиль легко, то и клятву принесет сразу же, попросила у Милосердной дороги в ту сторону и одобрения своих действий. Синеокая ох как не любила клятвы попусту и принесенные не Ей, да и Магара клясться ненавидела, ибо и без обещаний да подтверждений делала невозможные вещи и жила из преданности. Но сейчас обстоятельства менялись и менялись так стремительно, что ей нужно было бежать куда быстрее себя самой, чтобы поспевать за собственным временем. Она повернулась к жене – Ая сидела напротив и рассматривала ее, вздернув бровь. Взгляд ее не предвещал ничего хорошего. Что ж, она была в своем праве. Огненная жрица Ревнивой, если не по судьбе, то по сердцу, не терпящая ничего, что напоминало бы окостеневшие, тормозящие бег оковы. Клятва и была оковами и ничем кроме того, Магара и сама это знала. Только клятва Аватарам, если Магара все правильно чуяла, была оковами, приковывающими ее к будущему, что поволокут ее вперед куда быстрее, чем она могла бы бежать сама. Только не сочти это тем, что я не верю Твоей воле, Милосердная. Только не сочти. Взглянув на жену, Магара ответила – без улыбки и от сердца: - Если правда то, что они все говорят, клятва сделает меня сильнее. Связь с Аватарами дает мощь, способную победить хасатру. Я не хочу пренебрегать такой возможностью. - Неужели ты думаешь, ты сама не сможешь победить хасатру, Магара? – любовь ночным огнем распустилась, проступая сквозь черты Айи, освещая ее лицо изнутри. Глаз ее был подобен пламени, и Магара наслаждалась, видя в нем свое отражение. – Неужели тебе недостаточно силы Милосердной, что кипит в тебе, силы самой Великой Мани? Зачем тебе клятва этим девочкам? Чем она сильнее того, что уже горит в твоей груди? - Мне достаточно того, что Она дарит мне, моя светлоликая, было достаточно раньше, достаточно и сейчас, - тихо проговорила Магара, глядя на жену. – Но вокруг нас Танец, и ты сама знаешь, что ждет впереди. Если я могу взять еще силы, я ее возьму. Несколько мгновений Ая смотрела ей в глаза, не отрываясь, смотрела прямо в ее душу, и Магара не закрывалась, позволяя ей читать свое сердце, как раскрытую книгу. Потом она заговорила: - Ты и так знаешь, что думают и чувствуют другие люди. Ты читаешь будущее и без Аватар. А яри в тебе и на десяток хасатр хватит, Магара. Не ходи чужим путем, который для тебя не предназначен, иди своим. Богини не любят чужих дорог душе человечьей, ты знаешь это и без меня. - Любая дорога сплетена Милосердной, любая дорога моя. Нет путей, на которых Ее не было бы, - отозвалась Магара, глядя на жену. – Неважно, по какой из них я иду и куда, Ей все равно известен каждый мой шаг. Как и тебе, моя милая. Почему же тогда ты сейчас сомневаешься во мне и моем выборе? Ая нахмурила брови, отводя глаза. Давно Магара не видела ее такой, и это вызвало внутри странное замешательство, встревожило ее сейчас, хоть и не должно было тревожить. Она ждала бурю, ждала скандал, ждала ярость, но не вот этот отведенный в сторону взгляд. Он был знаком, который предвещал недоброе, и ей не нравился этот знак. Магара поднялась, подошла к жене, уселась на корточки перед ней, взяв ее ладони в свои руки. Теплые, любимые ладони, хранящие ее сердце надежнее тысяч замков на тысячах дверей. Руки, которым она верила безоговорочно. - Что с тобой? – спросила Магара, и Ая все-таки подняла на нее взгляд, удивительно серьезный и тревожный, будто небо перед бурей. - Этот путь не для тебя, Магара, - Ая выпростала одну ладонь из ее хватки, запустила в волосы, и Магара прикрыла глаза, принимая ее ласку. – Не ходи чужой дорогой. Выбери свою. - Ты чувствуешь что-то? Ты видела что-то в пламени? – спросила у нее Магара. Ая вздохнула, вновь хмуря брови. - В пламени я видела лишь пламя и волю Огненной, и Она дала ответ на мой вопрос, как сберечь твою жизнь. Возьми ответ и довольствуйся им, не проси больше. Танца нет в этих землях, Торвин правильно сказал. И раз нет Танца, нет нужды в клятве. – Магара вздохнула, и Ая мягко взяла ее лицо в ладони, повернула к себе, глядя в глаза. – Верь в свою силу, Магара, в свою собственную. Ее хватило, чтобы отбить Натэль, хватило, чтобы выиграть Великую Войну. Хватит ее и сейчас. И ты знаешь, я всегда поддерживала все, что ты делала, была с тобой на всех твоих путях. Но сейчас, Магара, мне неспокойно. И неспокойно мне из-за твоего желания поклясться без нужды. - Моя нужда – это победа моего народа, это жизни моих дочерей. Моя нужда – это твое будущее. – Магара перехватила ее ладонь, поднесла к губам, покрыла поцелуями танец нитей, выписывающих ее путь, взглянула ей в глаза. – Я знаю, что я делаю, моя светлоликая, я знаю, куда я иду. И я знаю, что поступаю верно. Ая ничего не сказала, лишь смотрела долго, смотрела в самую душу, вглядывалась, и Магара не мешала ей это делать. Все решала Милосердная, и завтра Она явит Свою волю. И как только воля эта прозвучит, будет принято и решение. Ты всегда была со мной, Мани моя Небесная. Всегда была на моей стороне. И я верой и правдой служила Тебе и Твоей воле долгие-долгие годы. Так позволь же послужить еще. И позволь принести будущее в мир, позволь дать будущее моим дочерям. Дать будущее Айе. Она поцеловала руку жены, приложившись губами к холодному запястью, привстала, целуя ее губы, пахнущие травами, ночью и огнем. Она обняла Айю за талию, поднимая ее на ноги, прижимая к себе, целуя ее губы, подбородок и шею, покрывая поцелуями ее кожу, как цветы покрывают поля новой жизнью. - Что ты делаешь? – сквозь прерывистое дыхание спросила жена, пока руки ее стискивали плечи Магары. – Завтра же битва. - Завтра мы победим, светлоликая, - прошептала ей Магара, наслаждаясь запахом ее кожи и волос, ее запахом, пропитавшим всю ее жизнь и наполнявшим ее живительным пламенем. – Я хочу, чтобы ты верила мне и не сомневалась. Завтра мы победим. Скрипнул топчан под ними, соскользнуло на пол шерстяное одеяло. Магара целовала жену, ощущая под собой мягкость и силу ее тела, сладость ее губ и головокружение от ее прикосновений. Дорога длиною в жизнь складывалась из тысяч маленьких шагов, и сегодня она делала этот шаг, еще один шаг навстречу. Сегодня она создавала будущее для Айи, несмотря ни на что, несмотря на завтра, на волю и на судьбу. Что бы ни случилось со мной дальше, ты должна жить. И я выбираю это за тебя, да простит меня Твоя Ревнивая Богиня.