Карта без имени

Everyone's got somethin' to hold on to In strange times and dark days It's hard to Make up it as we go along Who's to blame when nobody's wrong

Just a smokescreen away Just a ghost in your eye A feeling that won't shake Until you burn it into flames

«Strange Times, Dark Days» — Isla June

В узких рядах его знали за способность относится к происходящему с иронией; более того, это качество многие считали некоторой визитной карточкой. Разумеется, кто-то комментировал конкретную черту характера с презрением, неодобрением или снобизмом, но находились и действительно умные люди, успевшие осознать, что без философии абсурдизма в его профессии и призвании попросту нельзя было долго прослыть адекватным специалистом. Даже в самых тяжёлых ситуациях порой имелась необходимость оставаться «лёгким на подъём», в конце концов; но также нужно было и твёрдо стоять на ногах. Кит Фисто свою личную дихотомию любил и уважал. Большинство Новых Мандалорцев являлось, тем не менее, его полной противоположностью. «Лёгкими на подъём» они отнюдь не были, и в каждом маленьком разногласии готовы были стоять не на жизнь, а на смерть за свою точку зрения, даже понимая, что она ошибочна — просто из принципа. Признавали неправоту они со скрипом, стараясь ни в коем случае не извиняться, если перегибали с напором; если извинялись, то только потому, что сочли своего словесного оппонента близким другом, которого, в теории, можно было бы ввести в семью. При этом они всё же несли ответственность за свои слова и с большим удовольствием, потому что в этом имелась честь. Нельзя было также сказать, что Новые Мандалорцы «твёрдо стояли на ногах» как в своей философии, так и в своих аргументах; они охотнее опирались на эмоции, описывая свои точки зрения, а не на логику. Так или иначе, большинство рядовых рыцарей попросило бы отпуск для восстановления нервов после подобной миссии. Но не Кит. Его Новые Мандалорцы, пожалуй, забавляли. Совет правильно решил послать именно его к Адонаю Крайзу; подошёл бы ещё и Тиин, но у того голова бы не переставала болеть. Чувствительным к Силе наутоланам не приходилось чрезмерно упорствовать, чтобы докапываться до истины — помогал генетический фактор. Отростки на голове улавливали феромоны животных, и хотя по поводу существования феромонов человеческой расы продолжались многовековые дискуссии, лично у Кита имелось своё мнение на этот счёт, пускай он сам с трудом мог бы его обосновать. Наутоланы ведь, ко всему прочему, отличались специфическим обонянием. Да, Кит не знал порой, как описать свои ощущения, ведь ему было не с чем сравнивать, он родился со своей способностью, но отростки и нюх всё же помогали понять истинные намерения других. Именно в этом и заключался его успех на дипломатическом поприще. Даже если политик отменно держался, играя на публику, Кит, находясь рядом с ним, мог распознать и «раскусить» его. Это его качество осталось незамеченным всеми, кроме Адоная. Среди Новых Мандалорцев было мало представителей каких-либо других рас, кроме человеческой; «в верхах» и вовсе не имелось никого из «не совсем людей-людей». Как бы фракция ни ратовала за разнообразие в своих рядах, вспоминая таунгов, национализм внутри неё всё ещё цвёл и здравствовал, и происходил он из очень простого исторического факта — на какие-либо другие головы, кроме как человеческие, с трудом налезал стандартный бескаровый шлем. Киту от своего наблюдения и последовавшего за ним умозаключения стало очень смешно — можно физически снять броню, но сам менталитет ношения бескар’гама всё равно останется. Адонай ему заметил, впрочем, что Оружейники могли изготовить шлемы и для тви’леков, и для наутоланов, и что среди Истинных некоторое расовое разнообразие, например, имелось. Конечно, бескара требовалось больше. Поскольку с его добычей было связано очень много трудностей, сплавы уже несколько тысячелетий не были чистыми — восемьдесят или восемьдесят пять процентов бескара могли себе позволить только лучшие из лучших, как сам Адонай, Джанго Фетт или Тор Визсла. Но можно было изготовить шлем и попроще. Пятьдесят пять процентов священного металла являлось базовой нормой для новых членов. В основном, шлемы и броня переходили по наследству. У чужих мёртвых её тоже забирали; и или оставляли, как есть, снимая краску, или отдавали Оружейникам, чтобы те «разобрали» приобретённое и сохранили материал для будущего поколения. Повышением качества сплава бескар’гама тоже занимались пресловутые Оружейники. Иначе говоря, те же Истинные Мандалорцы расистами не были, поскольку прекрасно знали, откуда могла взяться почва для неприязни к другим расам — в шлемах и броне; но у них имелись свои Оружейники, так что всё решалось быстро и справедливо. Но поскольку очень многие Новые Мандалорцы боялись своего прошлого и чурались его, то многие исторические тонкости существования их нации превратились сначала в «изюминки», а потом в будущие источники проблем. К счастью, до самих проблем пока не дошло — народ не успел окончательно позабыть свою историю, как бы ни старался. И совсем скоро ему предстояло кое-что основательно вспомнить. Фетта ждали с минуты на минуту в личном доке клана Крайз. Сандари, как и Корусант, никогда не спал, но сердце Республики всё же нравилось Киту гораздо больше, чем последний крупно населённый город Мандалора. Корусант за долгие тысячелетия, конечно, давно потерял свою природу, но трансформация планеты была однородной, логичной. Разумеется, икуменополис являлся для многих урбанистов ночным кошмаром, но жизнь в нём, парадоксальным образом, не казалось чем-то искусственным. Планета вобрала в себя нужды своих жителей, новых и старых, и на базе этих нужд сформировала устои и правила существования; какие-то были лёгкими и понятными, какие-то — довольно жестокими; тем не менее, и в тех, и в других присутствовал элемент едва ли понятной смертным справедливости. Кит прекрасно ориентировался на Корусанте, и бесконечный свет не мешал его чувствительным глазам, и тело не смущало обилие городских запахов. Сандари же отдавал искусственностью. Нет, город был, несомненно, красив, по-своему. Он являлся своего рода символом противостояния природе, но в этом и крылся его самый главный минус. Не было нужды строить его в пустыне, на Мандалоре оставались степи, и их можно было облагородить за те же деньги, не отрывая людей от солнца, ветра и земли. Но Новые Мандалорцы построили его, гонясь за ощущением Корусанта — и проиграли. Сердце Республики было податливо, оно ничего никому не навязывало, и в том числе поэтому на него до сих пор стремились. Сандари, наоборот. И, наверное, поэтому на него не торопились туристы, несмотря на все старания. Не хотелось в нём задерживаться — уж слишком сильно чувствовался отрыв от реальности. А реальность была такой — стоит пустыня, а в ней огромный шар, а в нём люди, позабывшие и запах ветра, и закаты, и рассветы, и родные созвездия, даже самые яркие. В док наконец залетел корабль. Кит, стоявший рядом с Адонаем, чуть приободрился. Их было всего двое, не стоило звать большее количество людей, даже телохранителей клана Крайз, для личной встречи с Феттом. По крайней мере, конкретно для этой. В конце концов, изначально планировалось, что Истинные прилетят одним махом, но план пришлось изменить. — Джанго, спасибо, — едва корабль закрылся, Адонай почти подбежал к Фетту. Они крепко пожали друг другу руки. — Извини, что пришлось изменить план, но на это имелись очень хорошие причины. Фетт спокойно снял шлем — и Кит удивился его молодости. Держался лидер Истинных старше своего возраста, на деле же ему нельзя было дать больше двадцати пяти. Смуглое волевое лицо было молодым и свежим, но собранным и серьёзным не по годам, и цинизм успел оставить свой след в первых, еле заметных, морщинках. — Я так полагаю, вы что-то нашли, и вопрос стратегии нужно решать уже сейчас, — проговорил Фетт на базовом. Мог бы и на мандо’а, но явно решил не утруждать третьего участника беседы. И приветственно кивнул в сторону Фисто, подтверждая чужие мысли. — Есть стол на троих, пройдёмте, он здесь же, — Адонай стремительно зашагал от корабля в нужном направлении. Кит и Джанго последовали за ним. — Закуски, напитки… Но безалкогольные. — Правильно, — кивнул Джанго. — На алкоголь в текущих обстоятельствах я бы не согласился, — и сел. — Так что случилось? — Я беспокоюсь, — честно ответил Адонай, разливая на троих сок. Он щедро смочил горло и отставил в сторону стакан. Тяжело выдохнул. Встретился взглядами с Джанго. — Есть все основания полагать, — очень серьёзно проговорил, — что за моей спиной и за спинами тех, кто симпатизирует мне в умеренности, была заключена сделка. С Торговой Федерацией. Фетт чуть не поперхнулся. — И я о том же, — Адонай нервно побарабанил пальцами по столу. — Послушай. Мандалор не состоит в Республике, и у нас нет представителей в Сенате. В последние годы я активно пытался ввести нас, потому что членство даёт добротную почву для международной торговли. Да, Мандалор сейчас мало может предложить, но колонии — да. Хотя бы моя родная Калевала. Тем более, что наша валюта — те же кредиты. — Да. И? — Фетт, скрестив руки на груди, сосредоточил всё внимание на собеседнике. — Есть опасения, что мои политические противники, те самые, которых мы вскоре покараем, не только вступили в контакт с Торговой Федерации, но уже им что-то обещали. — Плохо, — констатировал Фетт. — Они как-то связаны с ситхами. — Да. И рыцарь Фисто, — Адонай кивнул в сторону Кита, — рассказал мне некоторые подробности истории твоей возлюбленной, Обелии, о блокаде Набу. И о том, что случилось после неё. — Так, — медленно кивнул Фетт. И нахмурился. — Ты полагаешь, что у Торговой Федерации будет повод напасть на нас? — Именно, — мрачно ответил Адонай. — И не имеет значения, обещали ли заговорщики что-либо в официальной документации. Даже словесный договор, если он был снят на камеру, а он скорее всего был снят на камеру, будет являться достаточным поводом, если цель — прижать нас. — Допустим, я тебе верю. Но почему ты всё же считаешь, что сделка имела место быть? — На одной из попоек кое-кто прокололся, — заговорил Кит. — Не в лицо Адонаю и не совсем мне, мы удачно подслушали. Заговорщики, в погоне за деньгами и влиянием, потеряли терпение. Решили, что вступать в Республику необязательно, если есть другие варианты. — Он выдержал паузу. — Совет предполагал, что на вас нападут после нового союза фракций, оставалось под вопросом кто и как. Ответ не заставил себя ждать. — Вы уверены? — настойчиво спросил Фетт. — Да, — поджал губы Адонай. — Чтобы ты понимал степень моей серьёзности… после массовой казни заговорщиков я планирую эвакуировать горожан Сандари на Калевалу. Город блокады не выдержит. Планета — да. За столом возникла напряжённая тишина. Фетт неторопливо сделал несколько глотков из своего стакана. — Убийством займёмся я и рыцарь Фисто, — продолжил Адонай. — Ты и твои бероя нужны для зачистки домов заговорщиков. Необходимо найти все их девайсы, устройства и документы, потом прислать моим доверенным секретарям — они быстро обработают информацию. Чем раньше мы поймём повод, которым воспользуется Торговая Федерация, чтобы напасть на нас, тем лучше. — Улик может не быть, — спокойно заметил Фетт. — Попробовать стоит. Нас всё равно попытаются обвинить в несоблюдении договора, даже если сами мы ничего не подписывали, и обвинения будут выдвинуты оружием. Пойми, — Адонай устало потёр лицо, — у нас нет официальных политических союзников, чтобы те прикрыли нам спину. Но если на руках окажется документ сделки или видео с соглашением или обещанием, по крайней мере, нас не смогут обвинить в чём-то крупном. — Это понятно. Но ты чрезмерно паникуешь, — Фетт скосил взгляд на Кита. — У нас есть союзники в виде джедаев. Более того, у Ордена с недавнего времени имеется кое-что на Торговую Федерацию. — Телос IV не входит в состав Республики, а Орден едва получил право голоса, — отрезал Адонай. — Нет. Но есть Серенно, — Фетт позволил себе лёгкую улыбку. — Мне звонила сегодня Обелия. Леди Дженза, с поддержкой Раэля Эверросса, устроила государственный переворот и успешно сместила своего брата. Кит удивлённо вытаращился. «Четыре дня не участвовал в собраниях», — не без восхищения подумал он. — «Ну и дела! А на предыдущих сессиях магистр Дуку молчал, как дроид-мышь». — И ты полагаешь, что Серенно нам поможет? — скептически вскинул бровь Адонай. — И солдатами, и голосом в Сенате, — лёгкая улыбка Джанго переросла в оскал. — Угадай, какую планету пытались незаметно подмять под себя ситхи через Торговую Федерацию. — Серенно не так далеко от нас, — задумался Адонай. — Но они сами себя подставят под удар, если… — Не подставят. Рамиля, бывшего графа, в народе не любили, в отличие от его сестры. А у неё есть ещё один брат. Грандмастер Ордена, к твоему сведению. И джедайский дедушка моей возлюбленной. Адонай смерил Джанго неоднозначным взглядом. — Удачно ты, — с уважением произнёс наконец. — О, я знаю, — Фетт, несмотря на закрытость своего лица, так и излучал гордость. Но не за себя. За неё. Кит решил, что Обелии тоже очень повезло. Его бы кто так полюбил. — Что с Келдабе? — посерьёзнел Фетт. — Ты думаешь… — Да, — подхватил Адонай, мрачнея. — Торговая Федерация вполне могла бы стоять за геноцидом его жителей. Мы ведь обсуждали… — Но у нас нет никаких доказательств. — Если только Тор официально не выступит, предоставив алиби Дозора. Джанго издал неверящий и невесёлый смешок. — Можешь себе представить? — спросил он. — А что ему ещё будет оставаться делать? — развёл руками Адонай. — Тор хотел этот город себе, лично он точно не стоит за трагедией Келдабе. — Если привлечём его, то пригласим к себе не только проблемы, но и беды. — Это да, — признал Крайз. — Именно поэтому вмешивать Дозор Смерти стоит только в худшем случае. Но если нас поддержит Серенно в стычке с Торговой Федерацией… — Не стоит вмешивать Дозор, откажись от этой мысли, — твёрдо произнёс Фетт. — Не забывай, у тебя ещё и внутренние волнения будут после зачистки заговорщиков. И мне распри среди моих людей не нужны. — В худшем случае привлечём Тора. Нельзя исключать такой вариант. Мы не можем проиграть ситхам. Сейчас стоит вопрос о выживании нации, а не о дележе планеты. Джанго смерил Адоная тяжёлым и нечитаемым взглядом. — Ты знаешь моё отношение к Сандари, — серьёзно проговорил Фетт. — Но он остаётся последним крупным населённым пунктом на Мандалоре. Если эвакуировать жителей, планета станет почти пустой. — Если взять Мандалор в блокаду, Сандари не выживет. Город очень неудобно оборонять без Келдабе. И даже если в бывшей столице успеть организовать базу, этого будет мало. Мы понесём огромные жертвы. — Возможно они будут того стоить. По крайней мере, мы не предадим планету. — Джанго, — сардонически улыбнулся Адонай. Глаза у него стали печальными, жуткими. — Как ты не понимаешь? Мы предали Мандалор столетия, даже тысячелетия, назад, когда отреклись от возделывания земли. И снова за столом встала напряжённая тишина. — Грешники, — продолжил Адонай, медленно вертя в руках пустой стакан. — Все мы — предатели планеты Мандалор… за некоторыми исключениями. Твои родители, например, ими не были, хоть и жили не здесь, а на Конкордии. Они ведь возделывали почву. Создавали, не разрушали. Пускали корни… А мы, Новые Мандалорцы, не лучше ни вас, ни Дозорных Смерти, — он задумчиво подпёр ладонью щёку. — Всё те же грешники. Посмотри на Сандари. Не разрушение, не бегство, но отречение. Лицемерное отречение. И борются все три фракции не столько за землю, сколько за собственную гордость. Джанго испытующе смотрел на Адоная. — Во времена Джастера Истинные действительно в какой-то степени боролись за гордость, — наконец произнёс он. — Но моя совесть чиста. Я отстаивал право на жизнь моих людей. — Знаю, — печально улыбнулся Адонай. — Возможно… именно поэтому ситхи и решили убрать тебя первым. — Не забывай, что за тобой пришли следом. Так что не унижайся, — и голос Фетта окреп. — И прекращай, чёрт возьми, упиваться грехами нашей культуры. За былое уже без тебя расплатились. Адонай устало потёр лицо. — Я знаю, — проговорил он. — Но тяжело. Сам понимаешь. — Давай эвакуируем Сандари на Конкордию. Потом разберёмся, кто полетит на Калевалу, а кто останется. Крайз моргнул: — Конкордия находится под властью одного из моих заговорщиков. В теории, ты сможешь почти беспрепятственно занять её… Но там вполне могут оказаться кланы Дозорных Смерти. — Прекрасно. Обратим их в бегство или вырежем — всё равно. Но Мандалор, — Джанго строго посмотрел на Адоная, — эта земля борцов. Наша национальная вина в том, что мы слишком долго бились за неё, как идиоты. Если разобрать тот же Сандари, готов поспорить, что денег хватит лет на десять Агрокорпусу Ордена, чтобы они занялись экологическим восстановлением планеты, — и резко посмотрел на Фисто. — Прав я или нет? — Прав, — согласился Кит, ничуть не удивившись тому, что Фетту в подробностях рассказали о деятельности Корпусов. — Тогда, — Джанго снова посмотрел на Адоная, — можно будет, по истечении этих лет, осторожно начать заселять Мандалор снова. И пускать сюда фермеров, в первую очередь. На Конкордии есть бескаровые шахты, нам хватит. — Луну сначала надо проверить на наличие Дозорных Смерти. Более того, как ты видишь наше совместное управление Мандалором, если… — С твоей политической поддержкой, я займу Конкордию, даже если на ней горстка людей Дозора Смерти, — спокойно констатировал Джанго. — Стану её губернатором. Мои люди будут защищать луну, а также сам Мандалор от Дозора, пиратов и прочей швали. Ты, с моей поддержкой, станешь политическим лидером колоний. И Мандалора. — Логично, — встрял Кит. — Орден одобрит такой подход. — А люди? — нахмурился Адонай. — Сандарийцы? — Дай им существенный повод для экзистенциального кризиса, — посоветовал Кит. Джанго кивнул. — Адонай, ваши с Феттом люди куда быстрее найдут общий язык при наличии одного врага, — продолжил Фисто. — Оно всегда так работает. Новые Мандалорцы поймут, что им нужны свои же соотечественники для защиты земли. А Истинные легче примут тот факт, что многие не носят бескар’гам, покуда соотечественники их кормят неотравленной пищей и снаряжают в бой. Так у вас выйдет общество с классами… По крайней мере, на Конкордии. — Мы уже воины, но будем и фермерами, — кивнул Джанго. — Остальные ниши тогда за нами, — согласился Адонай. И вздохнул. — Я согласен. Но сначала надо проверить Конкордию… И казнь заговорщиков, поиск улик… Затем эвакуация Сандари… Чёрт возьми, — Крайз устало потёр лицо. — Времени в обрез. — Давайте я свистну Ордену, и нам пришлют Теней? — не выдержал Кит. Мандалорские лидеры смерили его недоумевающими взглядами. — Тени помогут с обыском домов будущих жертв, но рук не замарают, — объяснил Фисто. — А Истинные, между тем, займут Конкордию. Кроме того, джедаи могут остаться на какое-то время. Всяко лучше иметь нас по близости, когда нападёт Торговая Федерация. — А как это объяснит Орден Сенату? — вскинул бровь Адонай. — И по какому контракту вызвать ваших Теней? У моей фракции достаточно денег, но нам ещё, возможно, воевать. Бесплатные услуги Ордена или со скидкой — это для членов Республики. — Ну так, а мы не попадёмся, чтобы Сенат нам выдвигал претензии, — осклабился Кит. — Тени используют световой меч только в редких случаях. Их основные специализации — шпионаж, саботаж и прочие закулисные игры. А деньги можете потом выплатить. — И откуда мы их возьмём? — возразил Адонай. — Сейчас нельзя ими сыпать на ветер. Мы фактически собираемся основать новую столицу на Конкордии! И воевать! — Сандари вы один чёрт оставите, — цинично возразил Джанго. — Сделай ставку на продаже металла. — Точно, — опомнился Адонай. Вздохнул, покачав головой. — Обидно, конечно, но, видимо, придётся. — Тогда что мне сказать Совету? — Кит поднялся. — Вы прекрасно договорите и без меня. Лучше позвонить магистру Дуку как можно скорее. Заодно и узнать про Серенно. Хотя, раз мадам Обелия вас, господин Фетт, уведомила, на том фронте всё спокойно и под контролем. Джанго и Адонай обменялись долгими взглядами. Повернулись к Киту. — Планируется эвакуация на Конкордию, — твёрдо произнёс Крайз. — Скажи им, что ждём Теней для помощи на Сандари, — и обернулся к своему союзнику. — И для консолидации власти на Конкордии, — закончил Фетт. — Луну сами займём, это будет не трудно. Основной лагерь Дозорных не там. Если на Конкордии и есть кто-то из них, то немного, но было бы неплохо иметь поддержку, чтобы удержать место. — Когда планируете занимать? — осведомился Кит. Адонай и Джанго снова переглянулись. — Дам всю информацию, какая есть, когда рыцарь Фисто уйдёт звонить, — произнёс Крайз. — Чем раньше приступим, тем лучше. — Тогда начнём завтра-послезавтра, — заявил Джанго. И обернулся к Фисто. — Попроси Орден выслать Обелию. Её присутствие в наших делах обосновать так же легко, как и твоё. — Понял, — хмыкнул Кит. — Тогда я пошёл. Удачных переговоров, господа.

***

Широкие мягкие ладони нежно работали с её волосами. Чувствовалось, как спокойно вздымалась чужая грудь за спиной. Солнце ласково опускалось на лицо, и закрытые глаза застилал оранжевый цвет. Неподалёку звенели осины на сухом ветру, и пахли кусты розмарина, и трава отдавала теплом. И мирно было в Саду Тысячи Фонтанов, и слёзы давно высохли — и на щеках, и в душе. Мастер пытался сплести ей широкую косу, но волосы отросли из длинного каре до лопаток, не ниже, поэтому ему приходилось то и дело начинать всё сначала, меняя стиль. Обелия его не торопила, хоть время и истекало. Оно всегда бежало так быстро в минуты счастья, и тем не менее, самые драгоценные моменты задерживались в памяти ярче всего. В день встречи мастер всё не мог ни выпустить её из рук, ни отпустить; или это она за него цеплялась, не удалось понять и осмыслить. Обелия прежде никогда не видела его плачущим, но и тогда едва ли разглядела, поскольку плакала и сама. В первый час они даже сказать друг другу ничего не могли, два мертвеца, встретившихся не в великой Силе, а в живом мире. «Я думала, я вас потеряла», — он пах зелёным чаем с лимоном, её джедайский отец. «Я думал, я тебя потерял», — а она пахла чёрным с бергамотом, его джедайская дочь. Час разлуки уже близился, он поднимался из-за горизонта, подобно круглой бледной луне, но пока ещё светило солнце, пока ещё можно было никуда не торопиться. Квай-Гон мягко перебирал светлые волосы, пытаясь вплести в них небесно-голубую шёлковую ленту. Она любила этот цвет в детстве; а мастера, своего джедайского отца, любила до сих пор. Он любил все оттенки зелёного, дитя природы, а о своей любви к людям много лет молчал, как было принято, пока тишина не наказала его. В день встречи Квай-Гон до хрипоты всё умолял и умолял о прощении, каясь и каясь, что не пошёл наперекор судьбе, что не оказался достойным для того, чтобы страдать вместо своего последнего падавана, ведь если бы у него был выбор, ведь если бы мог… А Обелия, дрожа от всхлипов, всё гладила и гладила его по широкой спине, слишком сильного слишком долго — его бы кто пожалел, его бы кто утешил, его бы кто успокоил и обнадёжил, что всё было не зря. Сколько лет ушло на то, чтобы родился и вырос тот, кто смог бы его понять. Её мягко тронули за плечо. Глаза встрепенулись, как крылья вспорхнувшей бабочки. Обелия обернулась. — Хочешь… пойдём внутрь, где есть зеркало, посмотришь, — голос Квай-Гона был тихим. Непривычно было видеть мастера таким — измождённым, исхудавшим, бледным. Но в его голубых глазах сияла жизнь, и тёмные длинные волосы успели налиться силой. Ему требовалось ещё немного времени, чтобы окрепнуть. Обелия покачала головой, чуть улыбаясь. — Давайте ещё посидим, мастер. Очень хороший день… И повернулась так, чтобы они смотрели в одном направлении. Вытянула ноги. Один из тысячи фонтанов, маленький, скромный, бил в нескольких шагах от них. — Я не смогу полететь с тобой, — с сожалением, с нотой горечи, тихо проговорил Квай-Гон, задрав голову. — Слишком долго не был в поле. Не отпустят. Не выпустят. Ему не стоило и думать о полёте на Мандалор, но Обелия не стала этого говорить, понимая, что он на самом деле имел в виду. — Ваша лента будет со мной, — тихо ответила она. — Научусь делать косу… Или Джанго буду просить, чтобы плёл. Или повяжу ленту как-либо ещё, но ходить буду с ней. Квай-Гон еле заметно покачал головой. Падаванская косичка Обелии сгорела в его ладонях во время похорон на Набу, и ничто не могло её заменить — оба это знали. Но сейчас в светлых волосах переливалась под солнечными лучами небесно-голубая лента, и символ снимал боль с ещё незаживших душевных ран; и хотя им предстояло затянуться, не зарубцеваться, и на это требовалось время. И шанс, зависящий от великой воли, недоступной к пониманию смертным. — Сегодня всё хорошо, — тихо проговорила Обелия, тоже задрав голову. — Будущее сокрыто туманом, — продолжил ей в тон Квай-Гон. — Но за него ещё поборемся. — И выиграем, — кивнула она. — Ведь смерти нет… — Есть только Сила. Они обменялись многозначительными взглядами, светлыми, серьёзными. — И милосердие есть, — проговорил Квай-Гон, отворачиваясь. — И любовь всё ещё проходит сквозь миры, даруя чудо. И цена веры всё ещё в борьбе. И надежда, порой мучительная, всё ещё самая яркая путеводная звезда.