Карта без имени

I wanna show you my secret place Where I can show my real face This mask is hard to keep glued down I need to let the curtains down The edges peel, the gristle shows It looks undone from the front row

«The Crying Room» — The Yagas

Он почти не изменился с их последней встречи — всё такой же невысокий, коренастый, крепкий, c сединой на висках. Горя в нём поубавилось за пять лет. С лица оно сошло, спрятавшись в резких и тонких морщинах, перекрывая следы былых улыбок, былого веселья. Но из глаз не исчезло. — Раэль, — прохрипел Ян Дуку. — Прости меня, если сможешь. Никого, кроме них, не было в тёмной комнате медитаций, лишь две чёрные фигуры перед огнями живого Корусанта. И хотя густая синева залы держала в своих объятиях, пряча друг от друга, прозрачность встречи нельзя было изменить. — Йода уже покаялся, мастер, — тихо ответил Эверросс, глядя в окно. Руки он держал за спиной. — Но вина и моя, Раэль. Его самый старший падаван еле слышно вздохнул. Когда-то, всего пять-шесть лет назад, в другой жизни, Раэль был самым громким из всех его детей. Он был скор на улыбки, смеялся над каждой дурацкой шуткой, понимая чувство юмора самых несмешных людей, даже нелепые попытки своего мастера. Словно костёр, собирал одним своим присутствием вокруг себя толпу с холодными руками и грел, никого нарочно не привлекая и никого не прося задержаться подольше. Легко знакомился, легко прощался — ни у кого другого из джедайского рода так не получалось. К Йоде шли, как паломники; к Яну обычно приближались, словно соперники; Квай-Гон появлялся и исчезал беглым солнечным зайчиком; Комари настаивала на своём свете, будто лампа в операционной; Фимор таял в руках, стоило его поймать; Ксанатос светил с претензией, будто бросая вызов; огню Оби-Ван слишком долго не доверяли правильные люди, хотя его владелица и оказалась самой стойкой. Один только Раэль располагал к себе так, чтобы к нему тянулись сердцами, а не разумом. Но потом не стало маленькой Ним, и дрова кончились. — Орден виноват больше, чем вы, — произнёс Раэль, всё ещё держа руки за спиной. — Это, впрочем, ничего не меняет. — Это я привлёк внимание к тебе моей нелепой гордостью, — резко парировал Ян. Эверросс еле слышно усмехнулся. — Умер бы другой ребёнок от рук своего защитника. По Дуку эта фраза ударила. Раэль искоса взглянул на своего мастера. В его глазах не было осуждения, лишь усталое принятие. — Все мы берём начало от Йоды, — произнёс он. — Мы — его последний, самый младший в долгом списке, джедайский род. И мы же — олицетворения всех кризисов слишком старой системы, которой довольно давно пора было дать сбой. Мы были обречены с самого начала, мастер. Фимор почувствовал это раньше всех, после падения Ксанатоса. Странно, что вы так и не поняли, — и снова перевёл взгляд на огни ночного Корусанта. — Мы не безгрешны, но расплачиваемся не за свои грехи. И даже не за грехи Йоды. Но за всю его эпоху. Ян молчал. — Если бы мы, как система, не отрекались столетиями от идеи существования ситхов, моими руками не убили бы Ним. Это не значит, что я не мог бы избежать её смерти, — голос Раэля всё ещё оставался спокойным, — я просто был самонадеян и глуп, меня воспитали реагировать инстинктивно. Ситхи, может, действительно подвели за руку Ксанатоса к падению. Но он мог бы не пасть, если бы не тосковал по своей семье и не строил воздушных замков на её счёт; он мог бы не пасть, если бы Квай-Гон его, плачущего, с кровью родных на руках, прижал вовремя к сердцу. Но Квай-Гон не смог, поскольку в Руусанской системе не принято открыто любить своих детей. И Ксанатос не смог противостоять искушению, ослеплённый горем и крушением иллюзий. Комари не обезумела бы, если бы и вам разрешило общество относиться к ней, как к внучке. Фимор испугался, почувствовав приближение своей очереди. У Оби-Ван не было шанса, и она расплатилась за нашу мнимую беспристрастность, которой обманываемся. Всё очень просто, видите? Вы любили нас, как могли, и продолжаете любить, как можете. Но и вас обделили, сильно. Йода за свою долгую жизнь слишком устал привязываться и прощаться. И большинство членов Руусанской системы тоже. И гордость брала от слов Раэля, и щемящая душу тоска. Дуку предпочёл бы видеть его беспечным и радостным, нежели мудрым и тихим. У него был заразительный смех прежде, громкий, искренний, шутки в рукавах. Порой это раздражало, когда хотелось серьёзности, или когда она требовалась. Но Ян отдал бы правую руку без лишних сожалений, лишь бы прежний Раэль вернулся к жизни. — Не сожалейте, — проговорил Эверросс, будто угадывая мысли своего мастера. — Мне дали повод, и я выбрал свет. Ян, не удержавшись, всё же положил ему руку на плечо, осторожно и неловко. Раэль замер под прикосновением, но силой воли вынудил себя расслабиться. Ян убрал руку. — Квай-Гон восстановится, — произнёс Эверросс. — Когда переварит свои грехи. Я сказал Йоде, что нужно дать ему время… пересобрать себя заново. — А Комари? — Йода собирается с ней на Дагобу. Пока ему что-то мешает в Силе помочь; не исключено, что энергетическая загрязнённость Корусанта. Кто знает, может быть, ситхи каким-то образом повлияли на её безумие. В любом случае, «проветрить» её разум — дело полезное. Какое-то время молчали. — Никто не спросил тебя, сможешь ли ты побыть на Серенно, — признал Ян. — Улики существования ситхов перевернули всё с ног на голову. События развиваются стремительно, мы вешаем друг на друга ответственность, чтобы ничего не упустить… и если кто-то не готов, тот выбывает из игры. — Я так и понял. Нет, послать меня на Серенно — разумный вариант. Более того, так выйдет, что все живые члены нашего джедайского рода спрятаны, каждый в своём углу. Йода не подпустит ситха к Комари, да и на Дагобе вряд ли их будут искать. Фимор под маской стражника Храма уже несколько лет, сами знаете скрытность этого подразделения. Вы в позиции Грандмастера, до вас теперь не дотянуться без весомой причины. Квай-Гон в лазарете под наблюдением, а мимо магистра Че ни одна робомышь не проскользнет. Оби-Ван пока успешно прячется Сила знает где, защищая непонятно кого… Но, по словам, леди Джензы, спина у неё прикрыта. А вот вашей сестре надо помочь. — Ещё бы знать, на кого полагается Оби-Ван, — не без толики раздражения подумал вслух Ян. Сестра была уверена, что у его грандпадавана появился любовник. Ян ничего не имел против того, чтобы члены джедайского рода жили, как нормальные люди, но кандидатура молодого человека не была одобрена мужчинами джедайской семьи, и это… да. Было не по джентльменскому кодексу. Совсем. И, соответственно, раздражало. Очень. — Ну, леди Дженза сочла его, на данный момент, сносным, — пожал плечами Раэль. — Он ведь выдал свой голос, несмотря на предосторожность. — Мне этого для спокойствия недостаточно. Если уж любовник, надо удостовериться, что действительно любит её, — и уточнил, — что любит достаточно, чтобы не только оградить от какой угодно твари, но и чтобы пойти против всего мира за свою женщину, если потребуется. Иначе, Раэль, это несерьёзно. Эверросс неожиданно рассмеялся. — Вы всех судите по себе, мастер, — и покачал головой. И посерьёзнел, — у вас всегда было лишь две слабости: любовь к Ордену и любовь к нам. Думаю, именно поэтому ситх решил капитализироваться в вашем отношении и на том, и на другом. И потом, вы ведь единственный джедай Ордена, на данный момент, кто может почти спокойно поднять армию, в связи с происхождением. Не перейди Ксанатос на Тёмную сторону, вас было бы двое с такой возможностью… Согласитесь, будь ситхи очевиднее, вы бы уже эвакуировали Храм на Серенно и шли бы под флагом своей фамилии. Дуку оторопел. Дело было в том, что… да. Именно так он бы и сделал. — К счастью, — благостно улыбнулся Раэль, — ситхи не настолько умны, чтобы догадаться… И я, и Квай-Гон тоже можем это устроить. Просто иначе, — его взгляд, несмотря на годы, горе и усталость, вдруг снова приобрёл озорство. — И им неведомо, что и Оби-Ван способна. Более того, из всех нас у неё у единственной есть опыт командования вооружёнными силами. Детскими, хаотичными, не организованными и взрослыми. Партизанскими, пожалуй. Ободряет, не так ли? — Что ты предлагаешь? — вытаращился на своего ученика Ян. — Пока ничего, — улыбка Раэля переросла в оскал. — Но Квай-Гон дружен с главным кандидатом в следующие канцлеры, и нет никаких сомнений в том, что именно Валорум возьмёт бразды правления Республикой. Его ещё и переизберут не раз. Было бы неплохо Ордену получить место в Сенате, мы ведь заслужили за семьсот с лишним лет, не так ли? А я на Пиджале освоился, да и мне много кто должен из весьма влиятельных лиц на других планетах. Что же касается Оби-Ван, если обстоятельства принудят её снова заняться партизанской войной, вряд ли она проиграет. Ведь уже выиграла, в свои тринадцать, против куда более сильных соперников, куда более опытных и богатых, сытых и одетых… без светового меча и падаванской косички. Ситхи не хотят возвращения лордов-джедаев, так мне кажется. И тем не менее, совершить откат к временам Старой Республики мы можем, если понадобится. И могли. Всегда. Осталось лишь незаметно подготовить выгодные нам условия. Раз вы теперь Грандмастер Ордена, никто не удивится, если Валорум даст Ордену официальное место в Сенате. Я предлагаю начать с этого. Пусть ситх порадуется вашей предсказуемости, а потом, — глаза Раэля опасно блеснули, — пусть эта тварь подавится.

***

Сераси и Нильд, узнав обстоятельства последней поездки за пределы планеты, как последние предатели, согласились с Феттом касательно безопасности Обелии. Так она и обнаружила себя в лагере мандалорцев, почти под руку с их лидером, с сумкой вещей для нескольких ночёвок. Обелия всё ещё считала, что Джанго перенервничал насчёт ситхов, но его было никак не переубедить. Он решил, что её надо, в какой-то степени, «прописать» среди своих, и от возражений отмахивался, как воспитанный диктатор от демократии. В принципе, было даже приятно, что Джанго так волновала безопасность подруги и союзницы, но что с этим делать, Обелия не знала. Лагерь в триста с небольшим человек раскинулся на нескольких холмах. Места было достаточно, палатки и шатры друг к другу не жались. Казалось, будто люди, привыкшие к жизни в тесных пространствах своих кораблей, наслаждались изо всех сил открытым горизонтом. И землёй тоже — Обелия приметила свежие грядки, на которых даже что-то взошло. Мирно у них было, не шумно и не тихо. То тут, то там сохла одежда на растянутых верёвках. Дети запускали самодельных воздушных змеев, и взрослые, кто в шлеме, кто без него, но при бескар’гаме, наблюдали за ними с заметным умиротворением. Откуда-то слышалась тихая музыка, и ей подпевали. В походных мастерских что-то чинили, звеня железом. Пахло специями. И становилось ясно, почему Джанго зациклился на мыслях о Галидраане, ведь ему, в отличие от Обелии, приходилось каждый день иметь дело с теми, кого в другой жизни вырезали, принеся в жертву небытию. И грустно становилось, и горько от этого. Истинные Мандалорцы были такими же людьми, как и все; их существование было тихим и скромным. И хотелось взять Джанго за руку, чтобы выразить своё понимание его страху, но Обелия не смела, чувствуя на себе взгляды, любопытные и настороженные, пусть и не злые. Шатёр, к которому шли, располагался в самом центре лагеря. Он был просторным, как и другие, но всё же несколько отличался внешне. Его очевидно мастерили вручную, но не из одной материи, а из нескольких, разноцветных. Шатёр походил со стороны на старое лоскутное одеяло, и от него веяло уютом. Несмотря на это, нелепым он не казался. Наоборот, от созерцания шатра, как и от созерцания его хозяина, возникало ощущение надёжности. Не столько даже физической, сколько психологической. Обелия вполне признавала свою предвзятость, впрочем. — Чувствуй себя, как дома, — почти церемониально произнёс Джанго перед своим домом. Потом, наплевав на всякие прочие вежливости, взял за руку, сам зашёл внутрь и гостью затащил. Фетт быстро объяснил где что находится, потом повёл подбородком в сторону второй раскладушки, стоявшей довольно далеко от собственной, и встал в самом центре помещения, перед гостьей, спрятав руки в карманы. — У тебя здесь уютно, — честно отметила Обелия, скользя взглядом по сторонам. Вещей было мало, но все отличались качеством. — И очень интересный шатёр. — Мы с Джастером смастерили, — сообщил Джанго, еле заметно приосанившись. — Формально я принадлежу к его клану. Когда-то у него были братья, но их задолго до меня не осталось… Джастер ночевал какое-то время то с одним кланом, то с другим, кочуя с места на место. Но потом появился я, и мы смастерили новый шатёр клана Мерил, — и подошёл к мягкой стене. Провёл пальцами по материи. — Лоскуты разных цветов связаны с кланами нашей фракции. — Вы правда сами его сделали? Вдвоём? — Обелия совершенно другим взглядом осмотрела стены. — Да, а что? — Джанго скрестил руки на груди. — Очень красиво, — честно ответила она. — Я ещё на подходе, когда ты мне сказал, что он твой, подумала… очень уютно выглядит. И надёжно. В психологическом смысле. — Правда? — он моргнул. — Что ж, — и сменил тему. — Раскладывай вещи. Как закончишь, поведу тебя знакомиться. Я ввёл в краткий курс дела моих бероя. Где-то четверть на месте, остальные в торговых рейсах сейчас… Если будут чрезмерно любопытствовать, пресеку, можешь не волноваться. Если предложат выпить, имеешь полное право отказываться до последних лучей заката, потом каждый сам за себя. Подожду тебя снаружи, — и стремительно вышел, не оглядываясь. Обелия задумчиво почесала затылок, глядя ему вслед. Затем пожала плечами и послушно пошла раскладывать принесённые с собой вещи. Потом они с Джанго пошли к одному из костров. — О, какие люди, — сидевший у огня белокурый мандалорец с обгоревшим от солнца носом немедленно встал, заметив приближавшихся. Говорил он, естественно, на мандо'a. — Ты всё-таки заманил к нам свою загадочную женщину, а? — Спасибо за комплимент, — ничуть не обиделась Обелия, ответив на том же языке. — Майлз, — Джанго со вздохом махнул рукой в его сторону. — Будет досаждать, жалуйся мне. — Никто никому не будет ничем досаждать, — миролюбиво осклабился тот. — Но у нас давно не было гостей. Никаких. А тут сам лидер привел, да ещё и целую энигму. И даму. Тут из ниоткуда появился другой мандалорец, в шлеме, и больно пихнул Майлза локтем под рёбра. Тот охнул. — Прошу прощения за него, — констатировал новоприбывший. И склонился в лёгком поклоне. — Хинкс Лозла, из клана Лозла. А этот, — и махнул в сторону Майлза, — из клана Скигг. Представляться надо женщинам. — Ну, извини, — чрезмерно драматично развёл руками Майлз. — Кто ж знал, что надо соблюдать столько формальностей. — Ты чем слушал вчера? — А ты мне не это самое, а то шлем надену… Обелия, не удержавшись, бросила взгляд на Джанго. Вид он имел стоический. — Где Джоррамо? — спросил. — Бодяжит фирменный компот, — прокряхтел Майлз, продолжая несерьёзно тягаться с Хинксом. — Зачем? — Гостеприимство! — Безалкогольный? — Нет, конечно! Хинкс, да отпусти ты, ё-моё. — Отставить баловство. Двое мандалорцев послушно отставили баловство. — Самые адекватные в торговых рейсах Мелидаана, — сухо заметил Джанго. — Но эти двое, и ещё третий, который отсутствует, приличные люди. В основном. Если меня рядом нет, а я очень нужен, можно пойти к ним. Хинкс снял шлем. Волосы у него были рыжими-рыжими. И нос тоже обгорел. — Вообще-то мы тоже адекватные, — возразил он. — Но у нас действительно редко бывают гости. — И добавил, — Джанго никогда никого не приводит. Фетт, скрестив руки на груди, уставился на него, как скала на корабль. Обелии почему-то стало немного смешно. Она не знала, почему. Сила была светлой, спокойной, радостной… но что-то в ней отливало игривое, словно пузырьки в шампанском. — Рада знакомству, — улыбнулась она искреннее, чем ожидала. — Признаться честно, Джанго долго меня убеждал, и мне до сих пор совестно, что позволила себя уговорить. — А чего совестно-то? — не понял Майлз. — Народ мы приличный. — Просто бывают очень воспитанные люди, — с намёком посмотрел на него Хинкс. — С соответствующим образованием. — Так ведь разве это распространяется на хождение по гостям? — Меня редко приглашают, — решила вмешаться Обелия. — И ненадолго. Джанго обернулся к ней. — Неужели? — и вскинул бровь. — А что в этом удивительного? Несмотря на демонизацию, общество хотя бы вас за людей считает, — она неловко рассмеялась. — Что касается таких, как я, вопрос нашей человечности поднимается философами каждые несколько сотен лет, а потом — борьба диссертаций и какая-нибудь пропаганда. Шутка, видимо, вышла неудачной, поскольку на Обелию вытаращились все три мандалорца. — Не понял, — заметил Джанго. — Ну, сам знаешь, — она неловко отмахнулась. — Неважно, впрочем. — Нет, не знаю, — и в один шаг оказался у неё под боком. — Об этом ты не говорила. — Каноничный джедайский момент, один из многих, мы над такими иронизируем. — А у нас есть каноничные мандалорские моменты? — посмотрел на Джанго Майлз, решив, видимо, благородно выручить гостью. — Свадьбы, — ответил за Фетта Хинкс, дипломатично не упомянув склонность к захвату галактики. — Празднуем всей толпой. Джанго смерил обоих бероя совсем мрачным взглядом. — Джедаи не вступают в браки, — отрезал. — Нечего давить человеку на больное. — Раньше женились, ничего страшного, — поспешила разрядить совершенно непонятную ей ситуацию Обелия. Вроде бы говорили все на одном языке, и текст был понятен, а вот подтекст как начал ускользать от неё, так и продолжил, и от этого становилось всё более неловко. — А почему перестали? — немедленно спросил Хинкс. — Сенат запретил. До Руусанской реформации можно было. Сейчас требуется очень хорошая причина… вырождаемость расы, например. — Может тогда нахрен эту вашу реформацию? — совершенно искренне предложил Майлз. — Ну-у, — на Обелию опять уставились все три пары глаз, каждый со своими эмоциями под внезапно беспристрастными лицами. — Это надо договариваться с Сенатом. Если мы заслужили доверие галактики за последние семьсот с лишним лет, то можно было бы выбить некоторую концессию. Но мы и голосовать не можем. — Даже мы можем, — удивился Майлз. — А нас некоторые за террористов считают. — Такая жизнь, — равнодушно развела руками Обелия. — Нейтралитет, он как вазектомия. Есть плюсы, есть минусы. А вот эта шутка двум бероя понравилась.

***

Обелию откормили, как на убой, но говядина была очень, очень сочной. Напоили её тоже, будто в последний путь, но это получилось случайно — еда была острой, и воды всё время не хватало, а фирменный компот Джоррамо был вкусным. Но алкогольным. И после заката действительно каждый был сам за себя; Джанго тоже брали «на слабо» остальные бероя — у костра появились ещё двое после короткого рейса. «Слава Силе, что это только за знакомство», — подумала Обелия, старательно не шатаясь в сторону разноцветного шатра. Они очень хорошо посидели у костра после того, как тронулся лёд. Лишние уши, которым не следовало ничего знать о происхождении гостьи, не подслушивали, поскольку им не полагалось. Никто даже не приблизился к ним за вечер. Джанго тоже в какой-то момент позволил себе расслабиться, и Обелия, почувствовав это, расслабилась тоже. Ложились спать в лагере рано, так что когда компания бероя отправилась разбредаться, никого больше не было видно, кроме охраны по периметру. Небо было холодным и звёздным, и ночная прохлада приятно манила ко сну, поэтому, когда вернулись в шатёр, когда Обелия, переодевшись, нырнула под плед на своей раскладушке, она уже знала, что спать будет крепко, сладко. Погас свет. — Эй, Джанго, — громким шёпотом позвала Обелия. — М-м? Он, видимо, относился к тем, кто был способен засыпать почти мгновенно. А ведь только на подушку лёг. — Спасибо за чудесный вечер. — Тебе понравилось? — Ага. У тебя очень добрые друзья. — Шеи бы им намылить, — Джанго недовольно перевернулся на другой бок. — Надеюсь, они тебя ни чем не обидели. — Да что ты, что ты, — Обелия сладко зевнула, прикрыв ладонью рот. — Я же сказала, джедаев редко зовут в гости и ненадолго, — и ещё раз зевнула. — Я не знал, что вас не все считают за людей. — Это нормально, — сонно пробормотала Обелия, уже проваливаясь в мир снов. — Идеализация. — Я тебя не идеализирую, — будто на всякий случай, тихо сказал Джанго. — Я тебя тоже не идеализирую. И не демонизирую. И вообще, — Обелия поудобнее подобралась под пледом. — Знаешь… мне кажется, ты зря к себе так строго относишься… как к личности. — О чём ты? — Да так, — сон был сильнее неё. Она проснулась будто бы совсем скоро. Глаза распахнулись сами собой. Тьма стояла в шатре. Тишина висела в воздухе полная, не считая дыхания. Затем Джанго дёрнулся во сне, но не как засыпающий. Скорее, как утопающий. Обелия осторожно приподнялась на локтях. Потом встала босыми ногами на холодный пол, под которым чувствовалась вытоптанная трава. Джанго всё ещё дёргался во сне, молча, плотно сжав губы. Его плед сполз на пол. Она, не думая, придвинула свою раскладушку ближе к его. Укрыла. Вытянув руку, тронула плечо, но оно не задержалось под прикосновением. Тогда Обелия пододвинула своё спальное место ещё ближе, снова легла обратно. Нашла ладонь Джанго, схватилась за неё и несколько раз мягко сжала. Он дёрнулся, просыпаясь. — Джанго, — прошептала Обелия, — это был просто сон. Хозяин шатра сел, высвободившись из ненавязчивой хватки. Дышал он тяжело, почти судорожно. — Сон, говоришь, — прошептал какое-то время спустя. — Но нет гарантий, что не сбудется. И лёг обратно. Обелия, со вздохом, используя Силу совсем не по назначению, пододвинула свою раскладушку к его почти впритык. Ноги и без того снова приходилось отогревать под одеялом. — Зачем? — спросил шёпотом Джанго, глядя в потолок взбудораженными от кошмара глазами. — Иди сюда, — она, повернувшись на бок, закинула руку куда-то ему на торс. Поудобнее устроилась на подушке. Джанго замер под её прикосновением. — Пока я здесь, мне не сложно, — Обелия прикрыла глаза. Попросила Силу избавить Джанго от следов ночного кошмара, очистить ауру. — Я знаю, что тебе снилось, Джанго. Всё хорошо. Его ладонь почти робко накрыла чужую руку. — Нет, ты не знаешь, — прошептал он. Обелия почувствовала по голосу, как глаза его начали снова смыкаться. Даже если Джанго и хотел противостоять скромной белой джедайской магии, то не мог. Сила забирала его кошмар, и совершенно случайно удалось разглядеть отрывок — пылающий лагерь, безжизненная броня трёхсот с небольшим человек, изрезанные шатры… мёртвая Обелия, с распахнутыми глазами, раскинувшаяся на мятой траве, словно осквернённый цветок. Сам Джанго, в цепях, избитый, поверженный, воющий до потери голоса свои проклятия. Над ним Дозорные и чёрная фигура таинственного ситха. — Всё хорошо, — прошептала она, ощутив, как дрогнуло собственное сердце. — Всё хорошо. Хотелось обнять его, зарыться ладонью в тёмные волосы. Хотелось встать между ним, опасениями и опасностью. Обелия распахнула глаза от осознания, что и поцеловать его тоже хотелось, и не в лоб, не в макушку, а… Сердце забилось в груди, как лапки быстрого зайца. Дыхание Джанго выровнялось — он крепко уснул.