Карта без имени

Now I guess sometimes I wish you were a little more predictable That I could read you just like a book For now I can only guess what's coming next By examining your timid smile And the ways of the old, old winds blowing you back 'round

«The Lion's Roar» — First Aid Kit

К концу второй недели после встречи с Феттом Обелия успела раздобыть ещё денег; тогда же на Мелидаан начали «стекаться» первые Истинные Мандалорцы. Несколькими днями позже, примерно в пятнадцати минутах на дешёвом спидере от города, начал ставиться лагерь с шатрами, палатками и кораблями. Сераси и Нильд, согласовав своё решение со старейшинами и Обелией, провели по случаю приезда гостей небольшой праздник, как и планировали ранее — город, ещё не до конца восстановившийся, был украшен бумажными фонарями ручной работы и бумажными украшениями; организовали скромный оркестр из музыкантов-любителей на главной площади; и лотки с едой и напитками были поставлены, и местные сами проследили, чтобы цены на угощения были низкими, или даже очень низкими. Мандалорцы на праздник пришли, пусть и далеко не всем составом. Держались они неловко, и многие отказались снимать шлемы; и всё-таки, кое-кто рискнул немного расслабиться. На организованной сцене, когда уже занялся закат, Нильд и Сераси вдвоём выступили с речью. И многое было сказано о прошлом, и помянули павших. Но, что самое главное, многое было сказано и о будущем. — И после каждой ночи наступает рассвет, — проговорила Сераси в свой микрофон, глядя на публику. — Мы боролись против тьмы в собственных же сердцах, и та борьба находила лишь страшные кровопролитные жертвы. Но сегодня — новая эра! И нам больше не нужно так часто хоронить близких! Сегодня мы готовы к тому, чтобы начать всё сначала! И нам не страшно! Мы рискнём! И не дрогнем! И наши первые, спустя столько лет, союзники на международной арене, благородные воины, знающие, каково это, бороться за правду, бороться за мир, защищать невинных и невиновных, помогут нам в этом! Так, пожалуйста, поприветствуйте овациями Истинных Мандалорцев и их лидера Джанго Фетта! И толпа взорвалась искренними аплодисментами; и многие радостно закричали и весело засвистели. Мандалорцы, явно не ожидавшие личного обращения Сераси, не знали, куда себя деть от знаков искреннего гостеприимства. — Слава Истинным Мандалорцам! — крикнула сама Обелия, хлопая в ладони. И ей отозвались многие мелидаанцы ответными: «слава!». Вскоре выступление Нильда и Сераси было кончено, и оркестр музыкантов-любителей вернулся на сцену. Едва сгустившуюся тьму сумерек разорвали залпы самодельных фейерверков. Сила была светла, как и сердца людей, и на Обелию опустилось, словно одеяло, ощущение умиротворения. Радость вокруг даже увлажнила глаза. Впрочем, многие местные не скрывали и собственных слёз. Давно на этой планете не позволяли себе ни праздника, ни искренней надежды. — Ты знала о том, что на нас обратят внимание речью? — спросил откуда-то из-за спины знакомый голос. Обелия, занятая собственными мыслями, чуть не поперхнулась горячим сидром. — Ну да, — сказала, кашлянув. — В порядке вещей, разве нет? И, не дожидаясь ответа Джанго, спросила: — А чего это ты без напитка? Погоди-ка, — и метнулась к ближайшему лотку. — Нарси? Нарси! Налей мандалорцу за мой счёт! И, быстро расплатившись, вернулась и протянула ему стакан. Джанго, свободной от шлема рукой, принял его. Несмотря на нечитаемое выражение лица и закрытый наглухо язык тела, в лидере Истинных Мандалорцев всё-таки угадывалось что-то — то ли неловкость, то ли некоторая ошарашенность. — Последний урожай яблок был очень хорошим, щедрым, — прокомментировала Обелия, чтобы Джанго не нужно было, хотя бы вслух, отвечать на её жест. — На Мелидаане любят сидр, но пьют его, в отличие от многих в галактике, горячим, с пряностями. Так градус меньше, но напиток согревает лучше. А сейчас уже почти ночь, самое время. — Вкусно, — признал Фетт, пригубив. — Не приторно. — А я о чём? — просияла Обелия. — На здоровье, угощайся. От горячего мелидаанского сидра едва ли захмелеешь, если только совсем не пьёшь. И спится после него хорошо. Джанго смотрел на неё. Уличные огни отражались светлыми бликами в тёмных глазах; и снова он выглядел на свой возраст. — Заявление Сераси было неожиданным, — проговорил Джанго тихо, только чтобы собеседница услышала. Его взгляд упёрся в праздную, весёлую, но совсем не буйную толпу. — Праздник давно планировался, не буду скрывать, — пожала плечами Обелия. — Война длилась так долго, что молодые только по голофильмам и знают, как они должны выглядеть. И решили в итоге приурочить его к прибытию вашей фракции — и чтобы самим отметить, и чтобы вас уважить… поприветствовать. В голофильмах и так ведь бывает. Она не хотела спрашивать, как давно и сам Джанго был участником подобного торжества. Не случайно Фетт и его люди, несмотря на военную подготовку и броню, держались почти робко в толпе. — Мелидаан начинает новую веху своей истории, — проговорила Обелия уже серьёзнее. — Я не солгала тебе, сказав, что не доверила бы защиту планеты кому бы то ни было другому, кроме вас. Здешние люди, боровшиеся за право на счастье, заслуживают честного шанса. Они понимают, как скоро на них могут наброситься жадные до наживы подонки… не нужно считать местных за дураков. У каждого здесь свой долгий маршрут по кладбищу. — Я и не считаю, — Джанго отхлебнул горячего сидра. Вид у него был задумчивый. — Странно всё же. — М-м? — Вы обернули всё так, будто мы заслуживаем находиться здесь. Тем не менее, мы ещё ничего не сделали. — Ты согласился на контракт и привёл сюда своих людей. Этого на данный момент достаточно. — Надеждой сыт не будешь. — А мы пока и не голодаем. — Изоляционистская политика вам бы и не позволила, — справедливо заметил он. — Какой толк прятаться? В галактике неспокойно. Если закрыться ото всех и начать процветать, беда всё равно придёт. А вот помощь — вряд ли. — Если не найдётся совестливого человека, — и проницательно посмотрел на Обелию. Ему не нужно было ничего объяснять, она и так всё поняла. И лишь робко, немного виновато, ему улыбнулась.

***

После праздника начались многочисленные совещания о возобновлении межпланетной торговли. Вместе с этим и мандалорцы замелькали на улицах, выстраивая патрули из тех воинов, которым было поручено оставаться на Мелидаане. И всё бы ничего, но Джанго Фетт маячил везде, то тут, то там. Когда Обелия находилась в публичном месте, казалось, стоило лишь задуматься минут на десять, как Фетт возникал из ниоткуда метрах в пяти-пятнадцати. В то же время он очевидно был занят разговором с кем-нибудь другим. Обелия не обращала на него внимания. Поначалу она думала: «ну, хороший организатор на то и хороший организатор, чтобы быть везде». И всё-таки, Джанго Фетт будто нарочно старался оказываться в зоне её бокового зрения. Пять совпадений подряд — это не случайно; а больше пяти — закономерность. Тем не менее, поскольку Обелия не отличалась склонностью к словесным конфронтациям, она убедительно делала вид, что ничего не замечает. Было, пожалуй, ошибкой, пожаловаться на это Сераси и Нильду. — Наверное, ты просто ему интересна, — таковой оказалась женская перспектива. — Территорию метит, — беспристрастно заметил Нильд. — Какую такую «территорию»? — искренне не поняла Обелия. — В смысле «какую»? — недоумённо почесал затылок Нильд. — Ну, я же не местный авторитет, — попыталась объясниться Обелия. — Тю, да дело разве в этом! — А в чём? Сераси и Нильд оба на неё уставились. — Что? — совершенно искренне не поняла Обелия. — Он ведь прекрасно понимает, что лидеры Мелидаана — это вы двое. И Истинным Мандалорцам претит мафия. Сераси и Нильд переглянулись. — Он так с тобой… общается. Ну, мы считаем, — осторожно заметила Сераси. — Откуда вы знаете? — нахмурилась Обелия. — А это… логично, — нашёлся Нильд. — Очень многие так делают. Даже я. Иногда. И уже нет. — Зачем? — Чтобы сблизиться. — Разве для этого нужно находиться на периферии другого? — Про это не было ничего написано в учебниках по коммуникациям. — То есть мне надо вернуть ему жест? — Э-э-э, не знаю, — Нильд отвёл взгляд. — В этом плане сама с Феттом и разбирайся. — Но разве нормальные люди не ищут обычно повода, чтобы пообщаться? — Так у него же времени почти нет, — заметила Сераси, но как-то осторожно. — А-а-а, — протянула Обелия. — Ага. — И задумалась. — Значит… если мы хотим поддерживать с ним в будущем позитивные дипломатические отношения… мне надо тоже помелькать у него на периферии. Нильд, не вовремя решивший отпить сок, поперхнулся и закашлялся. — Это как сочтёшь нужным, — нашлась Сераси, хлопая своего самого верного соратника по спине. — Если я буду метрах в пяти-пятнадцати, как он от меня, кто же в чём-либо уличит? — Обелии казалось, что она что-то неправильно поняла, но подвоха найти не получалось. — А вдруг Фетт неправильно тебя поймёт? — спросил Нильд, откашлявшись. — Что тут не понимать? Он же первый начал! К сожалению, как выяснилось, Фетт был впереди планеты всей, поскольку стоило Обелии подумать: «хм, что-то давно его не видно», — как он оказывался в сравнительной близости. На конфронтацию всё ещё идти не хотелось. Пришлось залезть в голонет, чтобы найти, что непосредственные действия Фетта значат. В конце концов, требовалась контратака. Тем не менее, голонет, видимо, сошёл с ума, поскольку счёл вышеупомянутую стратегию поведения как алгоритм ухаживаний. «Какая глупость», — раздражённо подумала Обелия, отложив от себя голопланшет. Не стоило искать информацию перед сном, она её разозлила. — «Мандалорцы сходятся с мандалорцами, причём им куда предпочтительнее вступать в брак с непосредственными соплеменниками, чем просто с соотечественниками. В выборе супруги или супруга иерархия происхождения — не последнее дело. И все их, так сказать, ухаживания, имеют только одну цель — свадьбу. Ради секса они себя всякими лишними усилиями не утруждают. И почему нет статей о дружбе с мандалорцами?! И почему так много порнографических ролевых игр?!» В общем, исследование никаких плодов не дало. И ровно после него, ночью, Обелия поняла, что если на следующий день опять застанет Джанго Фетта за своим, видимо, новым хобби, то она явно потребует некоторой ясности в сильных выражениях. Но если и не хотелось с чем-то в жизни расставаться, так это с чувством достоинства. Джедай скорее умудрится укусить собственный локоть, чем ненамеренно потерять терпение на почве дипломатической поляны. Она проворочалась до трёх часов ночи, думая о парадоксальной иррациональности контента на просторах голонета. Потом вспомнила, что имеет не только свободомыслие, но свободную волю. Осознание ободрило и успокоило — Обелия наскоро собралась, отписалась Сераси и Нильду и в половину пятого благополучно сбежала от непонятной и неловкой ситуации, покинув атмосферу планеты на своём звездолёте. Это был, она самокритично признавала, психологически сугубо джедайский поступок.

***

Последние несколько раз Сила приводила Обелию в систему Суарби-7. Вокруг одноимённого газового гиганта крутилось целых тринадцать спутников, и практически на каждом из них имелась жизнь; как известно, где была жизнь, там были и люди, а им, к сожалению, не избежать было ни греха, ни зла. Разумеется, на некоторых территориях галактики преступность контролировалась строго, но система Суарби-7 не входила в их число — слишком большой они владели землёй, и слишком мало имелось честных рук высоко в иерархии, чтобы за всем уследить. Обелия никогда не выбирала место назначения сама. Она позволяла себе снова и снова уходить в глубокую медитацию, вверяясь Силе, становясь продолжением её воли, и потому для неё самой, каждый раз, и курс, и ситуация оказывались неким подобием сюрприза. Состояние, в которое Обелия уходила, предполагало покорность в служении, в следовании незримого течения. К сожалению, оно чаще несло разрушение, пусть и во благо. Легче от этого не становилось, но раз имелась нужда — требовалось повиновение. Обелия не хотела думать о том, сколько опустошённых душ её руки уносили в великое всё и ничего, и сколько живых сердец, способных на добро, она таким образом спасала. Она не находила героизма в своих действиях, ведь тело становилось куклой на нитях; и не её разум свершал суд; великая же воля, вечная, не входила в рамки смертного понимания. Одной Силе было дано знать, кто стоил спасения, а кто заслуживал бесконечный покой в незримых тёплых ладонях — и тех, и других она любила одинаково. Вот чего не получалось понять. И хотелось до слёз, по-человечески, радоваться, когда Сила не назначала палачом, поскольку сама Обелия по характеру не была ни судьёй, ни убийцей. Но не в этот раз. В этот раз Обелия обнаружила себя на планете Шадда-Би-Боран, недалеко от Набу. Туман отступил от головы. Руки были чистыми. Не пахло ни кровью, ни железом, ни гарью. В заброшенном особняке, незначительно отличавшемся внешне от других таких же, поодаль, в большой зале, пыльной, затхлой, равнодушно стоял массивный стол из чистого дерева, дорогого, как паркет под ногами, как лепнина на стенах. Обелия осознала себя перед выдвинутым верхним ящиком, широким, во всю длину стола. Что-то в Силе выло, как буря. Она моргнула. Взгляд её, наконец, сосредоточился. Пальцы в перчатках замерли над пустыми от кибер-кристаллов световыми мечами, осквернёнными. Над каждым равнодушными печатными буквами, чёрным по белому — имя, фамилия, год. Обелия сглотнула, не чувствуя себя от побежавших по коже мурашек. Всё в ней хотело пятиться назад, но ноги будто вросли в паркет. Она взяла свой страх в руки и отложила его подальше, на потом, на потом, не сейчас, не сейчас… В следующем ящике были свалены в кучу дорогие перьевые ручки и высохшие чернильницы. И ещё там темнел блокнот. Ладони не дрогнули. Осторожно, бережно, Обелия подняла его — шорох страниц наполнил комнату. …«Магистр Громм Дриет оказался слишком слаб. Я ожидал большего от Нимана». …«Эксплоракорпусу не свойственно владеть мечом на достойном уважения уровне. Жаль. По крайней мере, исчезают они быстрее всех. Ещё два кристалла». …«Раэль Эверосс ничтожен, право. Триста тысяч кредитов — минус один ребёнок, магистр обездвижен. Квай-Гон Джинн внимательнее. Но и его мальчик интересен. Переманить на Тёмную сторону Ду Криона будет делом любопытным. Есть прелесть в неочевидности. Если воспользоваться методом моего Мастера, Ксанатос, вне всяких сомнений, озлобится, и это будет полезно». …«Приглядись, Дуку. Я отниму их у тебя один за одним, и не останется у тебя выбора, кроме как покориться мне и моей воле. Кто ты без своих детей? Кто ты без своей любви к Ордену? Лишь самонадеянный глупец. Ты найдёшь во мне друга и не усомнишься, и тогда я поставлю тебя на колени. И ты отречёшься». Обелия судорожно выдохнула, закрыв блокнот. Сознание было чистым, как слеза, и потому реальность навалилась на неё, как стена, как водопад, как потоп, ужас. «Планета Шадда-Би-Боран умирает», — подумалось. — «Землетрясения, буйная погода, изменения в радиации… Ей предрекают взрыв через какие-нибудь пару-тройку лет… И населения мало осталось… Конечно», — она усмехнулась, невесело, влажно, почти истерично. — «Конечно, ситх не стал забирать отсюда ненужное. Конечно, он не озаботился ни камерами, ни сигнализацией. Никто бы не нашёл. Никто не должен был найти». Механическими движениями от еле сдерживаемого ужаса, она перелистывала страницы, пытаясь зацепиться за личность хозяина — и не могла. Почерк был слишком печатным, неестественным, каллиграфичным, и сам блокнот содержал в себе записи, да, но не являлся при этом дневником, скорее, учётной книгой успешных злодеяний, после которых не оставалось ни следов, ни свидетелей. Не исключено, что можно было бы попробовать вычислить его по чернилам, бумаге, мебели, но Обелия не обладала ни соответствовавшими знаниями, ни инструментами. По отпечаткам не получилось бы найти ситха, его руки не были обнажены при письме, он соблюдал осторожность даже наедине с собой. Богатый и властолюбивый, он упивался своим могуществом, своей незаметностью. Вспомнились холодные молнии и белые руки под чёрным балахоном. Обелию так передёрнуло, что она едва не выронила блокнот. Не хватало силы духа исследовать дальше. Не хватало храбрости с неприкрытой спиной оставаться дольше. За широкими светлыми окнами поднимался ветер, и скрипели деревья, грозясь упасть на корабль. Внезапное осознание одиночества настигло невовремя. Обелия почувствовала себя совсем маленькой в этом доме, наверняка купленном под фальшивым именем; совсем слабой перед густой тенью страшной опасности — грязной от того, что, в поисках волка, пришлось стать волкодавом, то есть тем, кого ситх не верил, что может найти среди джедаев. И никто из Храма не прикрыл бы ей спину, если бы только знал, как она пришла к своему открытию. Никто бы не успокоил. Никто бы не приласкал. Обелия, прикрыв глаза, попросила у Силы смирения. Она не собиралась плакать.

***

На негнущихся ногах, бледная и растрёпанная, закрыв за собой корабль, не замечая ни времени дня, ни погоды, она зашагала вперёд чеканной походкой, намеренно твёрдой. Довольно скоро возник из ниоткуда Фетт в полном бескар’гаме и приблизился, явно желая сказать что-то. — Не сейчас, — отрезала Обелия на мандалорском. И продолжила свой путь, не оборачиваясь. Необходимо было срочно посоветоваться с Нильдом и Сераси. Требовалась их трезвость мысли, их непричастность к судьбе Ордена и сравнительная непредвзятость к джедаям. У Обелии имелся план, один, и нужно было понять, насколько он претендовал на успех. Несмотря на всю свою решительность, она не собиралась «сдаваться» Ордену. На данный момент это было бы не только не разумно, но и контрпродуктивно. Не имелось никакой гарантии, что Совет воспримет всерьёз путешествие во времени; более того, Обелию могли поставить на учёт и вынудить осесть в Храме. Ко всему прочему, пришлось бы покаяться в самосуде над самыми разными негодяями, а поскольку Сила хоть и говорила со всеми одинаково, воспринималась каждым по-разному, значит, не было никакой гарантии избежать определённой отдачи, наказания. Ко всему прочему, Совет мог снова не поверить в существование ситхов и счесть не только историю Обелии, но и обнаруженные доказательства недостаточно весомыми для смены точки зрения — голоса Дуку и Сайфо-Диаса снова могли потонуть в общем шуме. Обелия не хотела обращаться к Храму и его лидерам по личной причине в том числе; и причина эта заключалась в одном субъективном статистическом факте — лично её Орден не спас ни разу. Никто не удосужился проверить факты, предоставленные Квай-Гоном, когда он вернулся с тяжело раненной Талой, но без ребёнка; и никто не послал подмогу на Мелида/Даан. Никого не взволновало и то, что Оби-Ван целый год денно и нощно оберегала Сатин Крайз в пределах территорий, которые бдели Дозорные Смерти — две девочки, даже не девушки, оказались вдвоём против целого мира, и это никого не смутило; а ведь тоже могли бы прислать помощь. Она, Оби-Ван, прошла пробацию, вернувшись после своей первой войны, и поскольку Квай-Гон решил, что у неё не могло быть пост-травматического расстройства, ей его и не диагностировали. Сколько раз она задумывалась в то время о смерти? А сколько раз, скитаясь с Сатин, думала бросить всё, «пропасть без вести» и начать жизнь сначала, если никого не беспокоило её существование? Что же касалось не такого далёкого прошлого, кто-нибудь из советников за неё заступился, когда Квай-Гон снова отказался от своего падавана? Незадолго до экзаменов на повышение в ранге? Нет. Нет. И все необходимые отговорки Обелия уже знала. Она даже в них верила. И тем не менее… полагаться на Орден не получалось даже мысленно. Следовательно, и Истинных Мандалорцев категорически не хотелось доверять Совету. Уведомить джедаев Храма об опасности, тем не менее, стоило; далее они могли поступать по собственному рассмотрению. Лучше всего было бы связаться напрямую с магистром Дуку и или встретиться с ним, или просто оставить найденное в условленном месте. Но Обелия не знала номера его комлинка; значит, подобный вариант требовал непосредственных коммуникаций с Орденом. И пока она чуть по потолку своего корабля не ходила от нервов, заламывая руки, ей пришла в голову мысль — из всех кровных родственников грандмастер поддерживал отношения с сестрой. И все его падаваны были с ней знакомы; Квай-Гон хорошо отзывался о леди Джензе, считая её женщиной рассудительной, порядочной, принципиальной и, что самое главное, доброй. Разумеется, запланировать личную встречу с представительницей благородного дома не являлось возможным. Тем не менее, поскольку леди Дженза (Обелия проверила) занималась некоторыми административными делами родной столицы и координировала, как минимум, одну сереннианскую благотворительную организацию, у неё имелась приёмная, а также часы посещения. Конечно, чтобы добиться личной встречи, для начала следовало пройти через секретаря, а то и секретарей, но каждый рыцарь-джедай был специально обучен ставить важные вопросы перед лицом бюрократии сначала ребром, а потом и «раком», чтобы ничего не вышло «боком», если требовалось. Квай-Гон был на это большим мастером; в среднем, у него уходило на процесс около десяти минут. Посоветоваться с Нильдом и Сераси, впрочем, нужно было не касательно решения лететь на Серенно, а по поводу степени открытости с леди Джензой. Стоило говорить ей о путешествии во времени? Само собой разумеется, Обелия собиралась молчать о Галидраане. Но вот о своих столкновениях с ситхами, возможно, поговорить не было лишним. — А-а-а, данк фаррик! — выругалась она на мандалорском, осознав, что ни Нильда, ни Сераси не оказалось на месте. Кабинет был закрыт и пуст. — Хаар’чак! Ну вот так всегда! В самый нужный момент — и никого! — Вообще-то я здесь, — несколько иронично заметил голос. Обелия чуть не подпрыгнула от неожиданности, к своему стыду. И резко обернулась. — Да ты везде в последнее время! — и обвинительно ткнула в мандалорца пальцем. Джанго Фетт, с шлемом под рукой, смотрел на неё с плохо скрываемым весельем. Чужой экзистенциальный кризис, видимо, его забавлял. — Это действительно так, — не без некоторого самодовольства констатировал он. Обелия насупилась. — Я понимаю, что ты мне не доверяешь и потому всячески пасёшь, — она к этому выводу пришла только что, но осталась им крайне довольна, поскольку логика была железной. — Но я всё-таки не банта. Джанго моргнул, застанный врасплох обвинением. Было видно, как тасовались в его голове контраргументы. Обелия поставила руки в боки. «Ну давай, возражай». — Я, — Фетт запнулся. Запинаться он, видимо, не планировал. — Ничего страшного, в общем-то, — Обелии стало за него неловко. — Но очевидность жеста не может не смутить. — Дело не в этом, — возразил он. — А в чём? И Джанго Фетт, к её удивлению, отвернулся. Не прижимай он к себе шлем, ещё бы и руки на груди скрестил. — В какой-то степени, вы заслуживаете моего доверия, — бросил, категорически не глядя в сторону собеседницы. Обелия вскинула бровь. — Если нужно больше поводов, зови на каф, — она постаралась своим тоном не съязвить, но иронии в голосе всё равно было хоть отбавляй. — У меня у самой большие проблемы с пониманием всяких неофициальных коммуникационных тонкостей, но вот этот приём мне известен. — У меня нет на это времени. Обелия вскинула вторую бровь. С минуту они друг на друга таращились. — Несолидно. А вот это понять было можно. — Ну ладно, — Обелия опустила руки и сняла с лица иронию. — Тогда ничего страшного. Джанго на неё нахмурился. — Тебе, полагаю, необходимо держать некоторый имидж перед своими людьми, — объяснила она. — Можешь не верить, но я понимаю. — Я бы не стал это считать аргументом, — самокритично заметил он. — В таком случае, мы расходимся во мнениях, — развела руками Обелия. — Впрочем… случайного кафа никто не отменял. Если запишешь мой комлинк, можно будет организовать при желании. — Ты дашь мне свой номер? — искренне удивился Фетт. Несмотря на довольно не эмоциональное лицо, в нём всё равно читался вопрос: «просто так?!». — А что? — не поняла Обелия. — Да нет, — лицо Фетта снова приобрело беспристрастность. — Ничего. Диктуй. Она продиктовала. Джанго ей на него позвонил. Обелия сохранила номер. — Так зачем ты понеслась сюда стремглав? — задал он, наконец, вопрос, который его интересовал. — Совет нужен. — Я тоже могу его дать. — И добавил почему-то, — бесплатно. — Мне нужен конкретный совет от конкретных людей, — покачала головой Обелия. — В таком случае, ты нуждаешься во мнении, а не в совете. — В перспективе, если быть точнее. Вопрос деликатного характера. Общее решение я уже приняла, но необходимо обсудить один тонкий нюанс. Я не могу тебя в него посвятить, не воспринимай, пожалуйста, близко к сердцу. Ко всему прочему, у Нильда и Сераси, — она прикусила губу. — У них… незамутнённые головы. И сердца очень, очень чистые. Так у многих детей. Я уже сама не ребёнок, поэтому могу ошибиться, а не хотелось бы. У моих действий ведь есть последствия. — Понимаю, — согласился Джанго. — Тебе не нужно передо мной объясняться. — Нет же ничего плохого в желании не обидеть, правда? — слабо улыбнулась Обелия. — А я не хочу тебя обижать. Фетт явно не ожидал подобной искренности. Когда джедаям понятно, что они чувствуют, им свойственно об этом говорить — и заставать своей честностью врасплох; но это касалось чувств простых, не комплексных. Со сложными дела обстояли… печально. — Мне надо идти, — изрёк он. — Конечно. — Но могу и остаться. — У тебя, наверное, дел невпроворот. Не стоит идти ради меня на жертвы. Джанго и бровью не повёл. — Как будет угодно, — и ушёл. Когда стало очевидно, что Фетт покинул здание, Обелия задумчиво почесала себя за ухом: — Мне кажется, — заметила вслух, — произошёл какой-то сложный эмоциональный момент. — Пауза. — И, в лучших джедайских традициях, я его, чёрт возьми, не поняла и упустила. И помотала головой. Джанго отвлёк от насущной проблемы, а Обелии, между прочим, некогда было думать о странном поведении некоторых мандалорцев.