Карта без имени

And I'm a goddamn coward, but then again so are you And the lion's roar, the lion's roar Has me evading and hollering for you And I never really knew what to do

«The Lion's Roar» — First Aid Kit

Проблемность «мандалорского вопроса» состояла в том, что он имел бесчисленное количество нюансов, поэтому в Ордене ни одна банта на нём по-настоящему не специализировалась. Сама Обелия тоже не рисковала называть себя знатоком, хотя ведала об опальном народе Тарра Визслы существенно больше, чем рядовой джедай. На подобную скромность имелось несколько существенных причин. Во-первых, многие мандалорцы при бескар’гаме (то есть, в броне) до сих пор активно вели клановый образ жизни, соответственно, их мировоззрение, мировосприятие и знания (в том числе, собственной истории) крутились вокруг принципов и философии конкретного племени, непосредственного лидера конкретного племени или лидера духовного; следовательно, если тот или иной лидер был чокнутым, представители племени тоже здравомыслием не отличались. Во-вторых, мандалорцы переживали антропологический кризис (экзистенциальный, политический и экономический) и поэтому за свои убеждения держались, как утопающие за бревно; следовательно, вести с представителями их народа конструктивный диалог о судьбе нации в объективном ключе никак не получалось. В-третьих, всем мандалорцам, к какой бы фракции ни принадлежали, какой бы философии ни придерживались, было свойственно парадоксальное упрямство. В-четвёртых, у них были неоднородные отношения с деньгами; значит, и в ведении бизнеса с ними имелись нюансы. Обелия для самой себя, ещё во время приключения с Сатин, молча составила своё собственное представление о «мандалорском вопросе». К сожалению, она не знала, насколько её анализ ситуации был правильным, но, по крайней мере, общая картина будто бы претендовала на некоторую правдоподобность, вне зависимости от того, что формулировка звучала в голове отнюдь не академично (мысль пришла на нетрезвую голову). В общем, если утрировать и не маяться витиеватым языком со сложными терминами, получалось следующее: жил-был рыцарь-джедай Тарр Визсла. История умалчивает, что было раньше — ранг при Ордене или боевой мандалорский дух, но одно другому вполне могло не мешать. Времена были тёмными, а магистр Визсла был преисполнен сострадания, и он принялся учить свой народ, не чувствительный к Силе, как не погибнуть в опасную эпоху, а ещё семью защитить. Поскольку он был всячески невероятен, задумка реализовалась; затем он умер, потом дети и дети его детей умерли, и с течением времени благороднейшие его принципы, имевшие очень и очень много общего с джедайским кодексом того времени, отчасти выветрились, отчасти преобразовались, и на почве искушений жизни и греховного начала всех смертных произошли изменения в менталитете мандалорцев в худшую сторону. И следующие тысячелетия их мотало то в одну сторону, то в другую, как маятник. После проведения Руусанской реформации много веков на Мандалоре было сравнительно «скучно», а скука — идеальная почва для философского кризиса. И народ задумался: «а мы, собственно, кто?» — и ответа было, непосредственно, три. «Мы — мудаки. Что поделать, так получилось исторически. Кто сильнее, тот и прав. Мы творим, что хотим», — сказали одни. — «И нам это нравится». «Мы не мудаки», — провозгласили другие. — «Это не означает, что мы не сильны, но слабого, не боеспособного, вообще ни в чём не виновного, мы не тронем. И вам, мудакам, не позволим, нечего порочить наш народ». «Мы тоже не мудаки», — заявили третьи. — «Кровопролитное прошлое мешает нам культурно развиваться и вести международную торговлю, так что мы совсем не мудаки, и в знак этого мы отказываемся от бескар’гама». «Ишь ты, какие богатенькие», — примерно такой была реакция первых на последних. — «Ну, мы тогда на вас будем нападать по расписанию». «Кости переломаем», — предупредили вторые. «Финансово задушим», — ощерились третьи. «Кости мы вам сами переломаем», — оскорбились первые. — «Не хай ваши предки сами разбойничали». «Так мы поумнели», — заметили вторые. — «И Дарксейбер при нас». «Ну вот мы вас истребим, меч отнимем и наведём порядок в галактике». «Через наши трупы». «Договорились». «Вам, может, деньгами помочь?» — спросили третьи у вторых. — «В численности вы поменьше первых будете, и мы вам солдат дать не можем, но хоть финансово спину прикроем». «Вы предали анафеме солидную часть нашей истории и нашу веру, так что мы вас не уважаем», — возмутились вторые. — «Вы нам не друзья!» «Ну и ладно», — не стали настаивать третьи. Обелия понимала, разумеется, что её умозаключение если и претендовало на правду, то лишь в рудиментарном ключе; естественно, что не хватало огромного количества деталей и нюансов. Но, по крайней мере, подобное осмысление «мандалорского вопроса» давало почву, от который можно было отталкиваться, как в практическом смысле, так и в теоретическом. Например, она предполагала, что конфликт мандалорского «треугольника» был связан с естественными конфликтами разных социальных классов. Дозорные Смерти на бумаге выглядели, как террористическая группировка радикальных псевдоанархистов; «псевдо», потому что настоящие анархисты, если собирались толпой, первым делом организовывали себе закрытую коммуну с одними и теми же правилами и мировоззрениями для всех участников и, как минимум, заводили общий огород солидного масштаба. У Дозорных Смерти было достаточно «разночтений» внутри своей организации, поэтому у них случались междоусобицы и кровопролитные клановые распри, и они, ко всему прочему, вели кочевой образ жизни — грабили место, оставались в нём, пока было, чем поживиться, потом искали себе новое. Относиться к ним, как к максимально опасным подонкам, было более, чем справедливо. Конечно, не все они поголовно ими являлись, но не жестокие из их числа отличались такой зашоренностью взглядов, что диалога с ними нельзя было выстроить. Что с них взять, традиционалистов и сектантов. Новые Мандалорцы, отрекшиеся от бескар’гама и, соответственно, от Резол’наре, пошли по пути развития Внутреннего Кольца и переняли от него социальные классы, связанные со «светской жизнью». У них появилась своя аристократия и свои нувориши; с ними же были торговцы и ремесленники (большой и малый бизнес), учёные, а также люди, которые обслуживали вышеперечисленных. Не любили Новых Мандалорцев, впрочем, не столько из-за денег, сколько из-за свойственного представителям этих классов атеизма; «старые» мандалорцы были или религиозными, или верующими, или и теми, и другими одновременно, и за обвинение в атеизме вызывали на очень серьёзную дуэль. Истинные Мандалорцы были скорее верующими, чем религиозными. Поскольку Джастер Мерил был очень умён, он смог донести до своих последователей, что вера Мандо и вера в Силу — почти одно и тоже, поскольку и самому Тарру Визсле не нужно было ничего придумывать. Разница заключалась в том, что Мерил не стал даже пытаться никого разуверять в том, что мандалорцы попадают после смерти именно в мандалорское коллективное сознание — и был в этом прав, иначе его казнили бы собственные же люди. В общем, если подумать, получалось, что Истинные Мандалорцы являлись представителями воинского сословия. Объективность мысли была им не чужда, они отличались принципиальностью и благородством, не отрекались от философского саморазвития, держались куда больше за веру, чем за религию, и были, в той или иной мере, образованны. Они тоже кочевали, но без грабежа и разбоя, зарабатывая на свой хлеб честным трудом наёмников разных категорий. Единственным минусом Истинных Мандалорцев являлась их же самая главная слабость — постоянная нехватка денег. Так они и попали в ловушку на Галидраане. Оказаться лицом к лицу с их непосредственном лидером было… неожиданно. Тем более, что Обелия прежде его никогда не видела. Ходили самые разные слухи о Джанго Фетте, одни страшнее других — что он был способен убить несколько джедаев в течение считанных минут голыми руками, что сам, в одиночку, выкосил чуть ли не половину Дозора Смерти, а то и больше, в качестве страшной мести, что от него невозможно было спрятаться и в самом укромном уголке галактики, если решил прийти за тобой, что являлся самым успешным «охотником за головами» столетия… И все эти слухи имели долю правды, а то и вовсе являлись правдой, согласно Силе. Джанго Фетт… не принадлежал к тому типу мужчин, ради которых можно было бы, без очень хорошей на то причины, по-женски страдать. Его нельзя было назвать красивым, или чрезвычайно привлекательным, и всё же, если бы человечеству предстояло следующим днём вымереть, именно его фотографию в полный рост поместили бы во все учебники и справочники о том, как должны выглядеть мужчины человеческой расы. Всё в нём выглядело как-то очень… правдоподобно. И надёжно. Кого-то такая внешность наверняка очень даже привлекала, кого-то, наоборот, должно быть, сильно отталкивала. Обелия, впрочем, не могла себя причислить ни к одной категории, ни к другой. Оби-Ван, к сожалению, в жизни парадоксально не везло с надёжными мужчинами, и это касалось каких угодно отношений, да и мандалорцев она повидала на своём веку разных, так что Обелия отнеслась к Джанго Фетту с истинно женским недоверием, пусть и без какой-либо предвзятости. К сожалению, он это каким-то образом, пусть и смутно, но чувствовал.

***

— Вы так и не ответили на мой вопрос, — в какой-то момент заговорил он. Нильд и Сераси безо всяких зазрений совести повесили на Оби честь показать Джанго Фетту местные достопримечательности. Проблема состояла в том, что они почти все ремонтировались, или вовсе были разрушены, так что экскурсия была сравнительно недолгой и закончилась в пустынном парке возле симпатичных ворот у въезда в город. — Почему же нет, я ответила, — возразила Обелия. Взгляд у Джанго был достаточно закрытый, чтобы наличие шлема на голове или отсутствие такового не меняло дела совершенно. — Ваш аргумент был полон академических расшаркиваний, это я заметил. Но истины в нём не услышал. Он говорил на основном галактическом языке с небольшим акцентом — согласные звуки казались звонче, поэтому его слова не «текли», а «чеканились». В принципе, ему шло. У той же Сатин говор был немного другой, ей было свойственно чуть растягивать гласные. — Вы, видимо, застудили уши, — сухо парировала Обелия. — А? — А? Джанго, осуждающе вскинув брови, поставил руку на бок. Обелия отразила его позу. — Вы надо мной пытаетесь издеваться? — опасно нахмурился. — Нет, это вы надо мной издеваетесь уже целых полчаса. Сколько можно? Он моргнул. — Мне нужен ответ на мой вопрос, — проговорил вкрадчиво. — Сераси и Нильд вам всё объяснили! — Но ведь именно вы порекомендовали им моих людей! Он резко выдохнул. Затем одним порывом схватил её за плечо и, видимо, стараясь акцентировать важность своего требования, основательно потряс, как голодный чужую яблоню. — Да поймите же вы, чёрт побер-ри! — рявкнул. — Рекомендации с неба не па-да-ют! По крайней мере, не моей фракции! Если… Обелия с силой боднула его в лоб. Фетт отскочил, но недалёко. Центр смуглого лба налился краской. — Я вам не дерево, — прошипела Оби на мандалорском, нарочно, недовольно потирая темечко. И продолжила на том же языке. — И не надо меня трясти! То же мне, кочевники! И я вам всё сказала на совещании, как на духу! Всем, кто хоть что-то понимает во вставшем «мандалорском вопросе», ясно, что Дозорные Смерти — мудаки. А вы, Истинные Мандалорцы, их антитеза с большими пушками. И закончила свой тезис, обругав последователей Тора Визслы и его самого солидной трёхъярусной конструкцией с певучим прононсом. — У вас есть ещё ко мне личные вопросы? — потребовала уже на основном галактическом, поставив руки в боки. И добавила, — я вас не боюсь, и не надо мне действовать на моё умиротворение. Я — женщина нервная. — Так вы келдабийка? — невпопад спросил Фетт на мандалорском. Пыл с него сошёл одним махом. К сожалению, казалось, что он пришёл к категорически неправильным выводам. Обелия запоздало поняла, что комбинация её акцента, вызванная продолжительным общением с Сатин, с солидным таким ков’нином, то есть ударом головой, не оставила Фетту шанса прийти к какому-либо другому умозаключению. — Нет. — Сандарийка? — прищурился он. «Так, понятно, Новых Мандалорцев мы действительно не любим» — мысленно отметила Обелия. Впрочем, пока она защищала Сатин, довольно много удалось выслушать касательно пацифистов и их мнений. — Нет. — Значит, келдабийка. — Я — никто. Слова вырвались сами. Джанго Фетт замер, и она тоже, потому что, в какой-то степени, сказала чистую правду. — Никто, — повторила уже мягче. — Вы не найдёте следов моего прошлого, как бы ни искали. Я верю в ваш талант. Но нельзя найти того, чего нет. — Так не бывает, — немедленно возразил Джанго. — Это невозможно. Она хмыкнула. — Возможно, — ответила сардонически, — просто очень маловероятно. — И посерьёзнела, — если фракция Истинных Мандалорцев проведёт этот год здесь, на Мелидаане, ей удастся избежать худшего. И я хочу, чтобы ваши люди выжили. Вот моя мотивация. Что случится после этого года, мне неведомо. Делайте с этой информацией, что хотите. Жители Мелидаана равнодушно относятся к мандалорцам. Можете мне не верить по поводу опасности, ведь доказательств у меня нет, но если будете следовать контракту, заработаете за год достаточно денег для своей борьбы, дух переведёте… Да и Дозорные Смерти не сразу вас найдут. Мелидаан слишком долго вёл изоляционистскую политику, и до сих пор не возобновил международную торговлю. Она развернулась, чтобы уйти, но её поймали за локоть. — Молодой человек, — строго проговорила Обелия. Хватка ослабла, но не соскользнула. — Откуда вы? — повторил Джанго. Вздохнув, Обелия покачала головой, невесело усмехнувшись. Всё равно он не принял бы ответ «в какой-то степени, ниоткуда». Рука на локте снова сжалась. И Обелия встретила тёмный, нечитаемый взгляд Фетта чуть изменившимся выражением лица. — Я предполагала, что наследник Джастера Мерила будет отличаться воспитанностью, — проговорила тихо, вкрадчиво, медленно. Его рука еле заметно дрогнула. — Я не хочу подставлять моих людей, — не менее тихо, не менее вкрадчиво, не менее медленно ответил он. — На моей совести жизни, Обелия Валь Кад’ла. — На Мелидаане местные их не тронут, — не прерывая визуального контакта, ответила она на незаданный вопрос. — Народ утомлён войной и пресыщен ей. Если какие-то волнения и начнутся, то не сегодня, не завтра и не в следующий год, поскольку потенциальные зачинщики уже мертвы. Время есть, пока новые не сойдут с ума. Что же касается Дозорных Смерти, то люди здесь скорее угробят планету, чем отдадут то, что не успели разрушить сами. И моя личность не должна никого беспокоить, я не отношусь к Новым Мандалорцам. И я не мандалорка. — Ты говоришь на нашем языке. — У меня на них талант. — Ты не можешь быть не из наших. Она неверяще рассмеялась. — Какой бред, — и высвободила свой локоть из его хватки. — Сказать по правде, и зашоренность я считала прерогативой Дозорных Смерти. Что ж, возможно, я ошибалась на твой счёт, — и в миг посерьёзнела. — Только попробуй на меня замахнуться. Будет надо — утащу в могилу за собой. Ты меня не пугаешь. Фетт отпрянул, как от пощёчины. — Жаль, что я только вашей фракции и могу доверить работу на Мелидаане, — сухо продолжила. — Впрочем, по крайней мере, люди вы — очень честные. Даже слишком. Она собиралась было уйти, но Фетт удивил её. Неожиданно он накрыл свободной от шлема ладонью сердце и степенно, уважительно поклонился. — Приношу глубочайшие извинения, — произнёс, опустив взгляд. Затем выпрямил спину. — Я переборщил. Обелия ошарашенно на него моргнула. — Мне надо было удостовериться, — добавил Джанго. «Ебала я твои проверки и тебя тоже», — совершенно искренне подумалось где-то через секунду. Пока Обелия решала, озвучивать эту мысль или нет, Фетт снова открыл рот: — Я угощу тебя кафом. Она моргнула. — Нет. — Почему? Взглядом Обелия окинула собеседника весьма многозначительным. Джанго Фетт, с этим своим закрытым наглухо выражением лица, стоял перед ней, как столб, как скала, как башня Сената, как на смерть. Подзабылось, что самым лучшим и худшим качеством мандалорцев было упрямство. Теперь вспомнилось. — Если не будете мне надоедать расспросами про моё прошлое, — сдалась Обелия. Порой в переговорах самое главное — выгодно капитулировать. — Идёт, — кивнул он. — Я здесь не местный, выбор заведения за вами. — Спасибо. — Обсудим детали контракта. Кажется, Фетт её теперь будто умасливал. — Как угодно будет достопочтенному лидеру фракции. Он на неё на этот раз посмотрел чуть осуждающе. — Женщинам свойственно после извинений прощать быстро, но помнить долго, — со вздохом и не без нравоучения сообщила ему Обелия. — Ладно, проехали, — и приглашающе обернулась в сторону ближайшего кафе. — Только ради всего святого, мистер Фетт, если женитесь, не надо так с супругой. А то она вам устроит мандалорскую головомойку по всем многовековым традициям. Он усмехнулся. — Мы уже перешли на «ты», — сообщил Обелии. — И с будущей супругой я как-нибудь сам разберусь. Какой смысл в жене, если она не сможет остудить мой пыл? — Темперамент планеты Хот не так часто встречается в людях. — Я и сам не Мустафар. — Хм. — И потом, мне всего двадцать два, — добавил он. — Успеется. — Да? — искренне удивилась Обелия, обернувшись на него. — Что? — нахмурился он. — Да нет, ничего, — и отвернулась. Становилось понятно, откуда бралась его… сумбурность. — Я старше. — Сколько вам? — Двадцать пять. — Не выглядите, — и это был абсолютно правильный ответ. — Тогда лучше нам перекусить, — подумала вслух Обелия. — Подростковый голод у мужчин проходит долго. — Я не обедал, — признался Фетт. «Заниматься дипломатией на голодный желудок — всё равно, что стрелять себе в ногу» — чуть не прокомментировала Обелия. Стоило, всё-таки, отнестись к человеку с пониманием, поэтому она только пожала плечами: — Тогда накормим.

***

— Ну что? — Сераси выскочила из дверей своих апартаментов, стоило Обелии показаться в коридоре. Солнце уже село, и страшно хотелось кружку-две душистого чая перед сном — общение с мандалорцами поначалу всегда выматывало. — А? — моргнула на неё Обелия. — Чаю? У меня есть! Пирожные хочешь? «Настоящие подруги, несмотря на возраст, тоже все между собой похожи», — мысленно заключила Обелия. — «Дела делами, сплетни сплетнями». — Хочу, — вздохнула. — Тогда заходи! «Фетт, наверное, тоже будет сплетничать со своими друзьями», — подумалось, пока Обелия устраивалась поудобнее на выцветшем диване в гостиной. Квартира Сераси имела обжитой, опрятный и очень уютный вид. На подоконнике стояли горшки с суккулентами. «Даже хотелось бы верить, что будет сплетничать. Уж кому-кому, а ему точно друзья не помешают». — Ну? — Сераси, организовав поднос со сладостями, чайником и чашками, плюхнулась рядом. — Как? — Думаю, что согласится, — Обелия разлила на двоих. В воздухе запахло успокаивающим ароматом душистых местных трав. И спать захотелось. — На контракт? — Ну да. Нет оснований думать обратное. Сераси одними губами повторила второе предложение и вдруг улыбнулась: — Даже сейчас, знаешь… когда ты устаёшь, у тебя речь становится более изысканной. — Правда? — Ага. Так мы с Нильдом знали, когда тебя надо было сменять на посту во время войны. А меня вы караулили, когда я начинала часто моргать. — И то верно, — усмехнулась Обелия. — Давно это было, — и осеклась. — Ты знаешь, для нас тоже будто давно, — Сераси задумчиво повертела в руках пирожное. — Словно в другой жизни. Иногда и вовсе кажется, что война была страшным сном. Но потом встретишь кого-нибудь на улице, и разом вспомнишь, что всё действительно было. Наверное, это потому что планета меняется, и люди тоже. Я всё думаю, — она вздохнула, — что… может быть… если бы ты осталась с нами… то тебе было бы легче. И маленькая «ты» не погибла бы. — Может быть, — Обелия отвела в сторону взгляд. И вдруг спросила, — ты скучаешь по ней? По Оби-Ван? — Так ведь есть ты. — Я сейчас на десять-одиннадцать лет тебя старше. — И это неважно, — в глазах Сераси отражалась её прекрасная, светлая душа. — Ты ведь всё та же. Да, в этом мире нет больше нашей ровесницы, но в том, откуда ты… рядом с тобой не было нас. И это так… грустно. Даже больно. — Нет смысла оборачиваться назад, — слабо улыбнулась Обелия. — Я уже не «Оби-Ван». Знаешь, — вспомнилось вдруг. — Когда-то давно одна гадалка предрекла мне бесконечную тоску… Но гадание — занятие… можно сказать, тонкое. Имя меняет человеческую судьбу. Как ни странно, потеряв всё, кроме самой себя, и вернувшись назад, я чувствую себя не так плохо, как могла бы. Мне хорошо здесь. И несмотря на долгие периоды уединения в открытом пространстве, мне не так одиноко. Парадокс, правда? — Я рада, — улыбнулась Сераси. Её присутствие расслабляло, навевая дрёму. Обелия всё же вымоталась за день, сначала с перелётом, потом с переговорами и разговорами. — Как он тебе? — М-м? — Оби сонно моргнула. — Джанго Фетт? Он… своеобразный, — призналась. — Но у мандалорцев в порядке вещей тяжело сходиться с другими народностями и расами. Характер у них обычно сильный, «пробивной», да и манера общаться… лаконичная, но интенсивная. Поначалу, по крайней мере. Некоторые потом расслабляются в своих коммуникациях. Они отталкивают от себя чужаков, поскольку опасаются предубеждений. — Почему? — с любопытством наклонила голову вбок Сераси. — Их принято бояться, не принимать. От того они замкнутые. — Мне тоже показалось, что Джанго Фетт замкнутый… Но в этом нет ничего удивительного. Он сказал нам с Нильдом, пока тебя не было, что перенял бразды правления в четырнадцать, когда Джастера Мерила не стало. Когда на тебе одном так много ответственности, очень тяжело… — Так он ведёт Истинных с четырнадцати? — Да-а, ты не знала? Обелия покачала головой. — Что ж, это кое-что объясняет, — и вздохнула. А сама подумала: «хорошо, что мы с ним в итоге замяли что-то вроде допроса за обедом». Это означало, что выказанное сочувствие было справедливым, и что Обелия правильно поступила, решив не обижаться. Даже если в самом обеде присутствовал явный элемент неловкости. — Мне кажется, у его фракции совсем беда с деньгами, — тихо добавила Сераси. — Надеюсь, он правда согласится на наше предложение. А то, знаешь… — Было бы неплохо, чтобы он решился. Иначе я представления не имею, как спасать его народ. — Выход ты найдёшь, — Сераси похлопала её по плечу. — Проблема с мандалорцами, — мрачно заметила Обелия, — заключается в том, что выход с ними найти просто, а вот «вход» к ним, точнее, подход… мне кажется, проще приручить нексу, — и это она имела в виду пацифистски настроенную Сатин. Темперамент у подруги юности был не сахар и не дёготь, то есть жить было можно, но он периодически превращался в какой-то кошмар. Конечно, дружба с джедаем её отчасти обтесала, но, если Обелия была совсем честна перед собой, не получалось сильно сожалеть о прерванных платонических отношениях с Крайз, и за это даже не было совестно. Слишком они отличались мировоззрениями и характерами. Самая главная разница между ними, впрочем, лежала в подходе к собственным психологическим травмам. ПТСР, например, они разделяли; но Обелия не давала ему над собой власти, вцепившись, что было сил, в свои «корни». Сатин же выбрала нравственно более лёгкий путь — и какая-то потаённая часть её сознания не могла не завидовать подруге. Они ведь были ровесницами. — Мне кажется, ты подружишься с Джанго Феттом, — неожиданно заявила Сераси. Обелию резко дёрнуло из собственных мыслей обратно в реальность. — Я? С ним? — она неверяще усмехнулась. — Товарищами мы можем стать, но не более. — Хм-м. А мне кажется, ты ему, как человек, понравилась. Обелия вспомнила что-то вроде допроса и невольно скривилась. — Он испытывает моё терпение, — пожаловалась. — А по-моему, он просто не знает, как общаться с обычными людьми. Нильд в его положении тоже был бы, ну, — и Сераси хихикнула. — Но это не значит, что мы подружимся. — Ну, вы же вместе пообедали! — Да, — раздражённо признала Обелия. — Но он действует мне на нервы. — Мужчины, — со всей своей четырнадцатилетней мудростью развела руками Сераси.

***

Одна из малых несправедливостей жизни заключается в тех моментах, когда долго хочется спать, веки слипаются, зевается, но потом, когда укладываешься, жажда сна проходит, будто её никогда и не было. Обелия, рассчитывавшая лечь пораньше, и оказалась в такой ситуации. Что было самым обидным, её даже не мучили тяжёлые мысли. Не получалось уснуть — и всё. Сдаваться, тем не менее, не хотелось, и потому вспомнилось, что аптечка с успокоительным, как и бутылка виски (в качестве альтернативы), остались на корабле. В своей новой по-детски мешковатой пижаме, глубоко красной, с альдераанскими кроликами, без макияжа, с сияющим от ночного крема лицом, растрёпанная, с бластером под поясом и кинжалом в рукаве, Обелия Валь Кад’ла, замотавшись в плед, побрела на парковку, рассчитывая забрать с корабля оба вида воздействия на перевозбуждённую психику, чтобы потом уже спокойно выбрать. Она, естественно, не ожидала увидеть Джанго Фетта, при полном параде, как днём, только в шлеме, спокойно сидевшего на рампе собственного судна, с голопланшетом. То ли он что-то читал, то ли занимался бюрократическими вопросами. В это время суток. Обелия почему-то думала, что он уже улетел. — Это ты здесь, — констатировал Фетт вместо приветствия. Шлем менял его голос, от того слова на основном галактическом казались чеканнее, холоднее. Ловким движением он куда-то спрятал свой голопланшет и поднялся на ноги. — Где же мне ещё быть? — чуть улыбнулась в жесте простого приветствия Обелия. Впрочем, да, она могла бы быть и в кровати, смотреть десятый сон. — Всё ещё принимаешь решение? — Уже принял, — сообщил Фетт, скрестив руки на груди. Несмотря на логичную «закрытость» позы, тело его было расслабленно; и хотя в Силе он всё равно ощущался с большим трудом, не сложно было догадаться, что настроение у него было не таким, как при знакомстве. Обелия подошла к нему чуть ближе. — Нас немногим больше трёхсот, — заговорил Джанго на мандалорском. — Зарплату по контракту будут получать наши добытчики, опытные воины кланов, как и я сам. Нас устраивает это, поскольку мы не только сможем содержать остальных, но нам также предоставят на выбор территорию для лагеря. Пропитание на Мелидаане дешёвое, и в местном госпитале нас обязались обслуживать, при необходимости, на равных правах с гражданами. Лучшей сделки сложно представить в обстоятельствах, когда весь мир против нас. И замолчал, чуть повернув голову вбок, давая таким образом понять причину своего полуденного скепсиса, до крайности осторожного, на грани враждебного. — Не весь мир против вас, — тихо ответила ему Обелия на том же языке. Лёгкий шум, раздавшийся из-под шлема, мог бы быть или неверящим выдохом, или сардоническим смешком, или ничем, обычной помехой микрофонов устройства — невозможно было догадаться. Но и не имело смысла пытаться. — Когда ты в открытом космосе, в кресле пилота или у иллюминатора, — продолжила вдруг Обелия, отворачиваясь от собеседника, поднимая голову вверх, к небу, — кажется, что тьма повсюду, а звёзды так далеко, будто бы их и нет. В жизни бывает также. Смотришь вокруг и всё — мрак. В намерениях, словах, поступках… Сплошное лицемерие, ложь, жажда наживы… жестокость… Но, — она чуть улыбнулась самой себе, — бывает, нам везёт. На миг или надолго. Главное, не отчаяться настолько, чтобы этого не заметить. — И добавила, — мне тоже порой везёт. Я рада, что наконец повезло и тебе. Она еле услышала, застигнутая порывом ветра, как с лёгким шорохом был снят шлем, как тихие шаги остановились совсем близко. — Чудеса с неба не падают, — в его голосе слышалась горечь. — Я всё ещё не хочу за них расплачиваться. — Ты стал лидером своей фракции в четырнадцать, потеряв приёмного отца, но и до этого пережив трагедию, — не глядя него, проговорила Обелия. — Горя хлебнул с лихвой. Хочется верить, что уже расплатился. — Вряд ли, — спокойно возразил он, не став спрашивать, откуда ей было известно. — Тогда, — Обелия тяжело вздохнула, — тебе делает честь тот факт, что всё же решил попробовать. — Какая разница? — вдруг спросил он. Обелия повернулась к нему. В глухом свете отдалённых фонарей он выглядел на свой возраст. Днём усталость не по годам и взятое на себя бремя вынуждали его казаться старше. Она медленно моргнула раз, другой. — Я считаю, что страдания Истинных Мандалорцев не заслужены. — Ты ничего о нас не знаешь. — Мне и не нужно знать, — и снова отвернулась. — Воинов света не так уж и много в галактике. И не все джедаи ими являются, к сожалению. Ты не плохой человек, Джанго Фетт. Плохой не стал бы искренне извиняться, перегнув палку. И среди твоих людей, да, наверное, не все хорошие, как и в любой организации… Но у вас, по крайней мере, принципы воинов света. Чернь пытается поглотить вас. И если вы канете в лету, галактика станет темнее. Кого-то не спасут, кому-то не помогут… чьи-то молитвы останутся неуслышанными. И тем более будет несправедливо, если учесть тот факт, что наибольшая часть вас точно не заслуживает такой страшной участи. — Это идеализм, — покачал головой Джанго. — На него нельзя рассчитывать, и сыт им не будешь. Времена, когда высоко ценились честь и вера, канули в лету. Сейчас, — он помрачнел, — эпоха смуты. В моде враньё, предательство, вседозволенность и неприкаянность. Бесхарактерные, слепые и глупые сбиваются в одно стадо, накормленные выгодной им иллюзией, и губят своей массой тех, кто отказывается погибать душой. — Но и эти смельчаки, бывает, приходят к власти и не сдаются, — заметила Обелия. — Сераси и Нильд, ты сам. — У принципиальности тоже своя цена. И её можно уничтожить. Вопрос лишь во времени и инструментах, как с допросами или пытками. Неожиданный холодок пробежал по коже; и вспомнилось, она слышала, что сделали с Джанго Феттом после геноцида Истинных Мандалорцев на Галидраане. — Она есть у всего, — сглотнув внезапно вставший ком в горле, согласилась Обелия. — Но ты не сломлен. И… лидеры Мелидаана не позволят тебя сломить на этой планете. — Почему? — В чём-то ты такой же, как Нильд и Сераси. Они знают цену и отчаянию, и везению, и последствиям. — А ты? Он, конечно, знал ответ на этот вопрос, иначе не стал бы говорить с ней на такую тему. — Да, — ответила Обелия очень просто. — Я знаю. И ты знаешь, что я знаю. — Ты говорила, что у тебя нет прошлого, — Джанго, видимо, не собирался мириться со своим любопытством. — В бюрократическом и цифровом смысле его действительно нет. — Обелия даже не удивилась, что он проверил. — Но у каждого живого существа оно есть. — Это не значит, что я возьму и поделюсь им. — Сейчас это было бы неразумно. Но потом? — Зачем тебе? — неверяще рассмеялась Обелия, заглянув к нему в глаза, тёмные, нечитаемые, слабо блестящие. — Неужели это всё из-за моей фамилии? Или из-за моего мандалорского акцента? — Ты одна из нас, — серьёзно произнёс Фетт. — Нет! — всё ещё смеясь, возразила она. — Моё чутьё меня в этом не подводит. — У меня была близкая подруга с Мандалора, — позволила себе признаться Обелия. — Её ты тоже не найдёшь. Некого и негде. — Если бы дело было только в знании языка, диалекте и фамилии, не было бы вопросов, — он раздражённо потёр лицо свободной рукой. — Это из-за того, что я порекомендовала фракцию новому правительству Мелидаана? — у неё полезли брови на лоб. — И только? — Нет, чёрт возьми. — Тогда в чём дело? — Я знаю, что ты одна из нас. — Но я не… — Нет, — перебил он её. И упрямо поджал губы. — Не могу объяснить. — Некоторым явлениям и не нужны объяснения. — Хм. Возможно. Но люди, в большинстве случаев, ими не являются. Всеми что-то движет, и это «что-то» обычно имеет корыстное начало. — Пожалуй, — позволила Обелия. — С другой стороны, если бы это было очевидно, то в мире было бы куда меньше недопониманий… Тебя интересует, почему я, имея предположения о ситуации Истинных Мандалорцев, вашу фракцию и предложила Нильду и Сераси? Что ж, — она пожала плечами, — наверное, потому что… Джанго молчал, выжидающе глядя на неё. — Искренняя доброта обычно почти ничего не стоит, — наконец проговорила Обелия, снова отворачиваясь от Фетта. — То есть, в какой-то степени стоит, да… Но не так уж и много, если задуматься. Мне не лень её оказывать. Да и чистая совесть бесценна. Пожалуй, именно она и движет многими моими поступками. В общем, я и сама корыстна. Но мой эгоизм нарочно выстроен так, чтобы совесть не мучила. И другим от него легче. Жест, ничего для тебя не стоящий, может быть очень и очень значительным для другого человека. Для тебя мелочь, для другого — спасение… жизни, или души, или отвратительного дня… И проще живётся, зная, что и ты кому-то оказался необходим в определённый момент. — Альтруизм, иначе говоря, — заключил Джанго. — М-м, не думаю, — покачала головой Обелия. — Не совсем. Люди, называющие себя альтруистами, нередко оказываются на деле лицемерами, поскольку упиваются своей полезностью, мнимой или фактической. А я не упиваюсь. Мне вообще предпочтительнее оказывать помощь без публичности. И снова посмотрела на Фетта. Выглядел он задумчиво. — Я ответила на твой вопрос? — спросила мягко. Джанго медленно кивнул, всё ещё о чём-то размышляя. — В таком случае, сейчас я заберу кое-что с моего корабля и иду спать, — констатировала Обелия. — И тебе тоже советую отдохнуть. Доброй ночи. Он долго смотрел ей вслед.